Текст книги "Корсары Николая Первого"

Автор книги: Михаил Михеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Так, – решение принято, и разом стало легче. Правильное или нет, но теперь хотя бы есть понимание того, что делать дальше. – Собирайте людей, уходить будем вместе.

– Идти?

– А вы ждете, что я вам корабль сюда пригоню? – окрысился Александр. – Сейчас он в надежной бухте, а пока я сюда подтягиваться буду, меня десять раз обнаружат и, если захотят, перехватят. Давайте, давайте, время дорого.

Следующие несколько минут гудел активный спор на тему «а почему это». Все же образ мыслей крестьянина хоть на юге, хоть на севере достаточно схож. Любую власть не любят, и чем она от них дальше – тем лучше. Обжитое место покинуть – кощунство. И вообще им все должны! Где-нибудь в Малороссии или Царстве Польском и вовсе бы не получилось их ломом сдвинуть, притом что выторговать себе что-нибудь, желательно в денежном эквиваленте, они пытались бы до последнего. Здесь же над ними довлели опыт и совсем другие условия жизни. Ну и понимание того, что все, нажитое поколениями предков, сейчас ушло дымом, и никто не поможет. Начинать придется с чистого листа. Так что, поломавшись немного, мужики пошли собирать своих. Ну а Гребешков, воспользовавшись моментом, тронул мичмана за плечо:

– Александр Александрович, можно попросить?

– Иваныч, я ж тебе сказал уже: наедине без чинов.

Откровенно говоря, не вполне наедине, однако же какой смысл теперь цепляться за формальные мелочи. Гребешков кивнул:

– Спасибо. Я попросить хотел. Можем мы к нашей деревне подойти? Если эти… Если не побывали еще там, чтоб хотя бы предупредить. Ну, или хотя бы дайте мне эту ночь, я до них добежать успею и вернуться.

– Не мели чепухи, Егор Иваныч, – Александр досадливо дернул щекой. – Никуда ты среди ночи не пойдешь. На корабле мы туда быстрее доберемся. Корабль к берегу подойти сможет?

– Как не смочь? Места там хорошие, глубокие.

– Ну, вот и решили. Иди лучше, поторопи своих родственников, а то они сейчас всю ночь собираться будут.

Торопи, не торопи, а собирались все равно долго. Неудивительно, что к «Санта-Изабель» они вернулись уже к утру, буквально на руках неся раненых. Мужчин, способных держаться на ногах, а главное, идти самостоятельно и что-то еще нести оказалось совсем немного. Те шестеро, что попытались взять в плен Александра – и все. Так что основная тяжесть перехода, включая перенос жалких остатков чудом сохраненного скарба, раненых, детей, стариков, многих из которых приходилось если не нести, то поддерживать, легла на плечи женщин.

Александр не был ни наивным, ни ребенком. Немалую часть детства он провел в поместье отца, небольшом, но ладном и довольно прибыльном. И видел, как его крепостные, в первую очередь все те же женщины, целыми днями работают в полях. Беременные, не беременные, здоровые, больные – какая разница? Страда ждать не будет. И это притом, что отца Александра считали «добрым барином», не высасывающим из крестьян все соки и не издевающимся над ними почем зря, не мордовал, как некоторые соседи. Но все равно, многие женщины от такой жизни годам к сорока выглядели, как древние старухи, да и мужчины, честно говоря, тоже.

Здесь дело обстояло, конечно, не столь печально, хотя бы потому, что женщины были и ростом выше, и физически сильнее. Александр этому, кстати, не удивлялся ничуть. Все же, было дело, читал новомодную книгу Чарльза Дарвина о происхождении видов и даже кое-что понял. Если кратко, то, когда в одном месте оказываются люди крупные и сильные, то и потомство у них будет таким же. А слабые на Севере просто не выживают. Ну и плюс, здесь питались лучше. Как минимум в рационе присутствовало заметно больше мяса и рыбы. Вот и крепче люди. Но все равно, глядя на то, сколько бабы прут на руках по лесу, причем не только молодые и здоровые, но и совсем еще девочки, и уже изрядно пожившие старухи, мичману поневоле становилось не по себе.

И это притом, что стыдиться ему было, в общем-то, нечего. Всю дорогу тащил носилки с раненым, плюс еще что-то туда навалили, он не разбирался, что, просто тащил наравне с остальными. При этом мичман быстро убедился – женщины явно превосходят его в выносливости. Тащили они груз ничуть не меньший – и не жаловались, а он уже на полдороге был готов бросить все и рухнуть. Гордость не позволила.

На корабле изумились, когда весь этот табор выполз на берег, но, к чести своей, моментально сориентировались. Шлюпки гигантскими сороконожками двинулись к берегу. Им пришлось сделать несколько рейсов, перевозя людей, а Верховцев уже готовил «Санта-Изабель» к отплытию. Испанцы восприняли приказ без воодушевления, но и без ропота. Зато русским морякам ситуация была понятна. Требовалось спасти своих, а именно умением стоять друг за друга русский человек всегда был силен.

– Вот ведь… – пробормотал Матвеев. Александр промолчал, но мысленно полностью разделял мнение купца. Но куда ярче в его голове билось совсем другое: судьба дает ему еще один шанс, и упускать его – преступление!

– К бою! И тихо, тихо! Чем позже они нас заметят – тем лучше.

Народ засновал по палубе, как наскипидаренный. От взгляда Александра не укрылось, как один из поляков, тот самый, что пытался играть в польский гонор и, судя по докладам Гребешкова, никак не мог угомониться в своей ненависти к «москалям», словил в зубы от Диего и грохнулся на палубу. Рука у боцмана тяжелая… Впрочем, поляк тут же вскочил и начал двигаться с удвоенным энтузиазмом. Что он там натворил? Впрочем, плевать. Сейчас у капитана были совсем другие заботы.

Сложно сказать, повезло им или совсем наоборот. Попросту говоря, англичане пришли сюда раньше. Могли вообще не приходить. Могли прийти как раз в момент, когда «Санта-Изабель» стояла бы на якоре, и поймать русских «со спущенными штанами». Но получилось то, что получилось.

Англичане, судя по всему, творили то же самое, что и в прошлый раз. Ну да, понравилось гадам. Знают: самый простой способ что-то приобрести – это у кого-то отнять. Так что повторили тот же манёвр. С одним исключением – людей на время грабежа согнали в кучу и тщательно охраняли. Учитывая вчерашние потери, разумная предосторожность. Тем более что народу здесь было, наверное, поболее, все же и деревня посолидней. Хотя кого-то пристрелили – в подзорную трубу Александр рассмотрел несколько лежащих тут и там человеческих тел. Сволочи!

Он перевел взгляд на свой корабль. Порядок. Женщины с детьми укрылись в трюме, сверху остались лишь те, кто готов драться. С вооружением дела обстоят нормально, все же трофеи на «Бульдоге» взять успели богатые. Что же, вперед!

Англичан, как это уже не раз случалось, подвела самоуверенность. Похоже, они даже предположить не могли, что с моря им кто-то может угрожать, за что и поплатились. Слишком поздно увидели идущий к ним под всеми парусами корабль, высокие борта которого, еще недавно черные, а ныне выцветшие, от чего силуэт «купца» словно размывался, могли стать хорошей мишенью. Но – не срослось.

Первый залп британцы дали чересчур торопливо, издали. Правый борт шлюпа окрасился густым облаком дыма, впрочем, почти сразу рассеявшегося. Никто на борту «Санта-Изабель» даже испугаться не успел, как все началось – и закончилось. Развернутый носом к англичанам, их корабль был не самой лучшей мишенью. В результате из семи орудий четыре благополучно промахнулись, одно ядро зацепило борт и рикошетом ушло в море. Все же хотя на обшивку корабля пошло не славящееся своей прочностью красное дерево[20]20
  Лучшие военные корабли испанцы строили именно из него, благо леса в колониях хватало.


[Закрыть], а более простой дуб[21]21
  Часто были комбинированные конструкции, когда борта выше ватерлинии делали из определенных пород сосны. Встречались и более экзотические варианты, главным образом с использованием пород деревьев, стойких к морскому червю, но все же дуб оставался самым распространенным.


[Закрыть], толщины борта и прочности досок хватило, чтобы выдержать удар по касательной.

Второе ядро ухитрилось скользнуть вдоль палубы, на последних саженях буквально прокатившись по ней, и, проломив фальшборт, вылетело за борт. Лишь последнее смогло пробить обшивку корабля в носовой части, но, слава богу, высоко над ватерлинией. Выбитой щепой ранило двоих укрывшихся в трюме, но это были неприятности, которые можно перетерпеть.

Прежде чем британцы успели перезарядить и вновь навести орудия, для чего им стоило бы вначале сняться с якоря, «Санта-Изабель» уже оказалась рядом. Александр сознательно шел на риск. Идущий со скоростью восемь узлов корабль опередил вражеских артиллеристов, и это позволило избежать залпа в упор. Начни они замедлять ход, могло и не повезти. Но теперь вся громада парусника натурально обрушилась на борт шлюпа. Оставалось надеяться на прочность корпусов. За «Санта-Изабель» Александр практически не боялся – все же испанцы строят крепко, в чем он имел не раз возможность убедиться. А вот шлюп более крупный «купец» мог и раздавить – запредельной прочностью британские суда не отличались. Впрочем, это было бы неприятностью отнюдь не фатальной. Да и минимизировать последствия еще было можно.

В последний момент Александр успел чуть довернуть. С положенным до упора влево рулем корабль ударил своего визави не форштевнем, а под углом, и попер вдоль него. Борта терлись с такой силой, что начал подниматься дымок от содранной и растертой в труху краски. Шлюп накренился так, что, казалось, сейчас зачерпнет противоположным бортом воду, но все же устоял. И в следующий момент с нависшего над ним борта «купца» полетели «кошки», цепляясь за борта, надстройки и ванты. Никто охнуть не успел, как корабли оказались намертво связаны друг с другом.

Дальше все прошло невероятно четко. Все же не в первый раз… Два ружейных залпа сверху по британским морякам позволили сразу же внести панику в их ряды и изрядно уполовинить численность. А потом удивили испанцы…

Когда-то Испания была сильнейшей морской державой мира, да и на суше ее пехоту не зря называли грозной. Бравые идальго тогда способны были на многое, гоняя формально куда более сильных противников. Закончилось это, правда, несколько веков назад, и с тех пор испанцы не слишком блистали, но храбрости им все равно было не занимать. Сейчас они доказали это, буквально посыпавшись на палубу вражеского корабля и увлекая за собой остальных.

Британцев взяли в ножи, и на этот раз Александр принял в абордаже самое деятельное участие. Несмотря на то, что простреленная недавно рука, после ночной прогулки застуженная и уставшая, разболелась, как сволочь. Но в бою это разом отошло на второй план, зато трофейный револьвер пришелся как нельзя кстати. Да и многоствольный пистолет, к слову, тоже. Мичман ни разу не скрестил с кем-либо саблю, зато настрелялся от души и на свой счет мог уверенно записать шестерых. Четверых из револьвера и двоих из «перечницы».

К слову, если первого он застрелил как положено, то на втором уже выстреле произошло самопроизвольное воспламенение зарядов в стволах[22]22
  Весьма распространенная проблема для данного вида оружия.


[Закрыть], и пистолет буквально выплюнул весь боезапас единым залпом. Британскому матросу, вооруженному здоровенным, явно неуставным шотландским палашом, которым он намеревался смахнуть русскому офицеру голову, от неправильного срабатывания оружия пришлось не легче. Эффект получился, как от снопа картечи в живот. Александр запустил разряженным пистолетом в ближайшего англичанина, промахнулся, но не расстроился. Перешагнул через тело умирающего, скорчившегося в луже крови, выхватил саблю, но… бой закончился. Уцелевшие англичане торопливо бросали оружие, явно не желая умирать. Что же, это радовало.

Пока злые, разгоряченные боем испанцы сгоняли пленных в кучу, Александр поспешил к орудиям. На залитой кровью палубе вповалку лежали убитые и раненые, однако мичман не испытывал никаких эмоций. Сознание будто отстранилось от происходящего. До ухоженных, аж блестящих тридцатидвухфунтовых[23]23
  То есть орудие, стреляющее снарядами весом 32 фунта (14,4 кг). На легких кораблях обычно устанавливали облегченные версии таких орудий, рассчитанные на меньшую навеску пороха, что значительно уменьшало эффективность. При формально одинаковом калибре орудия по факту были совершенно разные. Не стоит удивляться существованию подобных нюансов, аналогичная ситуация была во многих флотах и армиях, причем больше всего такая пересортица была распространена в Британии, частично сохранившись даже в двадцатом веке.


[Закрыть] орудий он добрался практически моментально. Здесь уже возился Гребешков – как ни крути, а это была его основная специальность. Торопливо осматривал орудия, заглядывал куда-то. Александр подошел, тронул его за плечо:

– Справишься?

– Выстрелить смогу, а вот попасть…

– Ты уж постарайся, – проникновенно сказал Александр.

– Сам знаю, – огрызнулся унтер. – Только чем они ее зарядили, а? Вот и я хотел бы знать. Вашбродь, отойди, сейчас грохоту будет…

Ну, это он мог бы и не говорить. Александру приходилось слышать грохот орудий не раз. Да что там – сам тоже стрелял, офицер должен уметь если не все, то максимум возможного. Конечно, эти орудия отличались от русских, но ничего принципиального в том не было. Так что пренебрегать мнением подчиненного мичман не стал. Отошел, зажал пальцами уши и даже рот открыл. Плевать, что вид глупый – здоровье дороже.

Стрелять из незнакомого орудия, да еще и с сильно накренившегося корабля, задача не из самых приятных. Неудивительно, что Гребешков промахнулся. И хорошо промахнулся, ядро не долетело до берега саженей десять, если не больше. Впрочем, ничуть не обескураженный артиллерист просто отошел к другому орудию и повторил попытку. На сей раз получился неплохой перелет. В смысле небольшой, ядро прошло над самыми головами морских пехотинцев. Классическая «вилка». Теперь можно было начинать бить на поражение.

Британские солдаты на берегу тоже это понимали и отреагировали быстро и грамотно – отступили. Именно отступили, четко, дисциплинированно и слаженно, а не рванули со всех ног, бросая ружья и теряя амуницию. Оставалось лишь позавидовать их подготовке.

– Егор Иванович, – Верховцев как-то сразу устал. Азарт боя сменился апатией и усталостью. Тяжелый день вчера, бессонная ночь, с утра бой… Но требовалось держаться, и это – тоже одна из обязанностей офицера и командира. – Бери людей, организуй там своих – и гоните англичан. Если получится – убейте всех. Если нет – черт с ними, пускай бегут. Главное, чтобы не нашли дороги обратно. Наших, главное, береги.

– Сделаем, – унтер хищно усмехнулся. – Я эти места знаю.

На берег он отправился буквально через пару минут, прихватив с собой четверых поморов и пообещав, что его односельчане в стороне точно не останутся. Здесь, конечно, не Кавказ, но что такое месть, понимают не хуже. Что же, оставалось пожелать ему удачи.

Самому Верховцеву сейчас больше всего хотелось рухнуть где-нибудь и поспать. Лучше всего, конечно, в постели, но и гладкие, отполированные матросскими ногами доски палубы тоже подойдут. Жаль только, времени на это не было совершенно. Для начала требовалось понять, с чем он остался и что приобрел после этого боя.

Надо признать, схватка обошлась им совсем непросто. Погибших, к счастью, оказалось немного. Двое испанцев – ну, они первыми ринулись на абордаж и рисковали больше всех. Один из поморов, имени которого Александр так и не узнал. Две пули угодили ему в грудь, и он умер уже после окончания рукопашной. Сейчас над ним стояли на коленях жена и две дочери. Не плакали даже – выли, словно волчицы, тоскливо и безнадежно. Надо будет как-то помочь… А как тут поможешь? Разве что денег дать, так, чтоб не пропали. В каюте лежит его доля добычи с «Бульдога», значит, из нее и дать… Но боже, как страшно их слышать!

Если погибших оказалось относительно немного, то ранены были практически все. Даже сам Александр с удивлением обнаружил длинную царапину на щеке. Не заметил даже, когда зацепило и чем. Впрочем, это была мелочь, недостойная внимания, максимум небольшой шрам останется. С остальными же дело обстояло по-разному, но тех, у кого ранения оказались действительно серьезными, было всего двое. Поляк, тот самый, что рвался отомстить за братьев, получил пулю в грудь, навылет, и сын Игната, совсем еще молодой, едва четырнадцать исполнилось, парень, которому под конец боя вырвало кусок мяса из ноги. Выживет поляк или нет – все в руках божьих, а жизни помора ничего не угрожало. Главное, чтобы рана не воспалилась, а так – даже крови потерял немного, вовремя ногу перетянули. Вопрос только, будет ли ходить.

С людьми понятно. Что с кораблем? А ничего страшного. Пробоина в носовой части. Небольшая, расположенная высоко над ватерлинией и ничему особо не угрожающая. Заделают, процедура обычная, еще с петровских времен освоенная. Паруса убрать – это обязательно. Такелаж слегка поврежден и перепутался с английским. Тоже неприятно, однако далеко не смертельно.

Это, как говорила сестра матери, обладательница неуемной энергии, взявшая в свои хрупкие, но крепкие и цепкие руки все хозяйство в фамильном имении, убытки. А что там по прибыли? Для начала – сам корабль. Винтовой шлюп «Миранда», совсем новенький, три года как построен, о четырнадцати пушках. Повреждения такелажа – незначительные. Угля полные ямы. В трюмах все как положено – оружие, припасы, ну и взятые с разграбленных деревень трофеи. Судя по тому, сколько их, занимались грабежом англичане уже не в первый раз и тащили все, что плохо лежит, отличаясь редкостной мелочностью.

Кстати, вытащили из трюма и тех незадачливых девах, которых британцы уволокли вчера. М-да… Не позавидуешь им. Слушая их рассказ, у многих моряков возникало желание тут же добить уцелевших британцев. Удерживали их от этого только дисциплина и понимание того, что без нее они моментально превратятся в сброд, который британцы рано или поздно переловят и перевешают. Так что приказ командира «Отставить!» они, скрипя зубами, выполнили. Александру же оставалось утешать себя мыслью, что случившееся его, в общем-то, не касается. Так себе отговорка, совесть грызть не перестала, но был хотя бы формальный повод не устроить резню. Пленные могли еще пригодиться.

Пленных немного, человек пятнадцать – в момент начала атаки большая часть экипажа была на берегу, а тех, кто остался, вначале изрядно проредили ружейным огнем, а потом добили в рукопашной. Правда, среди пленных тоже хватало раненых, однако Александра их состояние беспокоило сейчас меньше всего.

Правда, офицеров среди пленных практически не было. Английский капитан сражался доблестно, как и подобает настоящему офицеру, и пал на мостике своего корабля. Штурману прострелили голову. Артиллериста ткнули навахой в печень и выкинули за борт. В плен угодили только механик, получивший по голове эфесом абордажного тесака и ныне пребывающий в бессознательном состоянии, и корабельный врач. Тот даже не сопротивлялся, а потому и телесных повреждений не получил. На взгляд Верховцева это была немалая удача.

– Привести.

Двое матросов умчались выполнять приказ. Александр устало сел и отложил трофейный палаш, которым его сегодня пытались зарубить. Отличное оружие, такое не стыдно будет повесить на стену гостиной, чтобы в старости показывать внукам и рассказывать о своих похождениях. Только и до старости, и до внуков надо еще дожить. У него пока и невесты-то нет, да и возраст с чином невелики, Устав жениться запрещает… Э-эх! Верховцев плюнул на неуместные мысли и принялся отстраненно наблюдать за тем, как его люди под командованием боцмана возятся с парусами. Убрать их требовалось максимально быстро – «Санта-Изабель» по-прежнему наваливалась на борт шлюпа, от чего тот изрядно накренился. Пока это было не опасно, однако один хороший шквал – и «Миранда» ляжет на борт. Погода на Севере бывает непредсказуема, и Диего, опытный моряк, понимал это, а потому начал работы, не дожидаясь приказа.

Кстати, вот и он, легок на помине. Увидел, что капитан на него смотрит, и подошел, чуть прихрамывая. В бою ранен не был, но ухитрился скатиться по ступеням в трюм и немного повредить ногу. Само пройдет, не страшно, однако ходить пока что мешает.

– Александр Александрович…

Говорил он с таким акцентом, что Верховцев только рукой махнул:

– Диего, давай уж по-английски.

Боцман кивнул. Уж вражьим языком он владел практически в совершенстве, хотя и весьма специфично. Язык портовых кабаков не провоцирует говорить фразами Шекспира и Байрона.

– Мы практически закончили, но у нас не хватит людей, чтобы нормально управляться с парусами двух кораблей. Случись бой… – тут он развел руками.

– На шлюпе паровая машина.

– Никто из моих людей в ней не разбирается.

– Мои тоже, – вздохнул мичман. – Надо будет уговорить их механика сотрудничать.

– Я это и хотел предложить, – осклабился Диего.

– Только он ведь может и не захотеть.

– У меня захочет.

Похоже, играть в благородство и изображать культурного человека испанец не собирался. Верховцев его, впрочем, понимал и не осуждал. И потом, выбор-то у него был? Ни бросать шлюп, ни топить его он не собирался, слишком ценный это приз. А потому… Что же, пускай Диего поговорит с механиком, рожа у него для этого достаточно разбойничья.

– Хорошо. Да, кстати, – это было не слишком важно, однако же вспомнилось, – ты за что матросу в зубы дал тогда, перед боем?

Диего, вообще-то, на зуботычины был щедр, но о чем речь – понял сразу.

– А он заявил, что не нанимался за москалей в бой идти.

– А сам-то?

– Я не за москалей, а против бритишей. И за своим капитаном. Вы хороший капитан. Молодой только, но это быстро пройдет. Но храбрый. И удачливый. А с хорошим капитаном и деньги всегда в кармане звенеть будут, и сам живым останешься.

– Однако же двое твоих погибли.

– Судьба… – пожал плечами Диего. – Но в бой идут все. Если какой-то против, он получит в зубы и пойдет. Или пойдет за борт.

– Если дурак, может и не понять.

– Помолиться за него, значит, нужно. Он католик, Господь поможет.

– Еще не придумали молитвы, помогающей от глупости.

Их содержательный разговор прервало появление Сафина. Тот, не поняв, кого именно ему надо привести (ну, косноязычный вестовой попался, бывает), логично рассудил: простого матроса не затребуют, и привел офицеров, причем обоих. Что же, получилось как нельзя кстати. Александр кивнул боцману, и тот, сцапав за шиворот механика, молодого еще человека в очках, уволок его за собой. Очень хорошо, они наверняка договорятся. Александр кивнул своим мыслям и повернулся к врачу.

Да, стереотипный англичанин. Не в смысле внешности, она-то как раз самая обычная. Но вот взгляд… За Каналом людей нет, и этим все сказано. Тяжело с таким будет разговаривать. А может, и нет.

– Я – мичман Верховцев, командир «Санта-Изабель», а теперь и вашего корыта. Вы?..

– Я – британский подданный, и…

В другое время Александр, возможно, дослушал бы его. И, скорее всего, вел бы долгие душеспасительные беседы, скорее всего, тщетные. Сейчас он устал. Саднила щека. Рука, не до конца зажившая и растревоженная, отвратительно ныла. Совсем рядом, руку протяни, лежали раненые. И говорить ну совсем не хотелось.

– Мустафа!

Сафин все понял правильно, и в следующий момент англичанин от боли согнулся вдвое. А когда он поднял голову, взгляд его был удивленный. Его, чистокровного британца, ударил какой-то грязный русский…

Александр протянул руку, взял его снизу за челюсть и вдавил щеки так, что они, наверное, размазались о зубы. Сил у потомственного русского дворянина было предостаточно.

– Значит так, британский подданный. У нас тут раненые. Сейчас ты пойдешь и будешь их лечить. Если откажешься, я каждый час буду топить по одному пленному. Если умрет хоть один наш раненый – утоплю тебя. Я доступно объясняю?

– Да как вы смеете! – возмущенно забулькал доктор.

– Мустафа!

От хлесткого удара по почкам британец рухнул на колени. Александр подождал, пока в его глаза вернется осмысленное выражение:

– Неужели мой английский недостаточно хорош, и ты меня не понял? Мустафа!

Увещевания продолжались минуты две или три, после чего англичанин «потек». Его, наверное, никогда не били просто так, чтобы причинить боль. К тому же, если искренне веришь, что имеешь дело с варварами, на многое смотришь иначе. В общем, договорились.

К слову, Диего тоже справился. Правда, не так изящно – у механика появилась изрядная ссадина на левой скуле и заплыл один глаз. Но какая разница? Главное, результат. А к тому моменту, когда готовые сотрудничать офицеры воссоединились, подошел Матвеев. Он, конечно, военным не был, зато житейской сметки хватало на двоих, а потому кое-какие вопросы, очень важные, но о которых усталый и занятый совсем иными мыслями Верховцев забыл, у него появились сразу же. Разговор продолжился в расширенном составе и прояснил многое.

Почему-то Матвеева пленные боялись даже сильнее, чем остальных. Хотя он вроде бы не корчил свирепых рож и кулаки не распускал. Даже ранен не был, оказавшись на удивление хорошим бойцом. Одежду, правда, менять пришлось – кровью оказалась заляпана так, что отстирать уж точно не получится. Во время абордажа Матвеев положил троих, и всех в ближнем бою. Одного из пистолета, во второго через всю палубу метнул плотницкий топор, ну а третьего располовинил от плеча до задницы, причем таким же топором. Вроде бы это не самое удобное оружие – топорище короткое, вес большой, однако владел им Матвеев виртуозно. Как говорится, мог и дом построить, и побриться, и, как сейчас выяснилось, кишки недругу выпустить. Дикий все же народ, староверы эти.

Вопросы Матвеев задавал тоже весьма толковые. И очень скоро прояснились многие расклады. К примеру, выяснилось, что британских кораблей здесь всего-то три – «Миранда», еще один шлюп «Бриск» и аж целый фрегат в качестве усиления.

Правда, «Бриск» выглядел несерьезно. Не по вооружению – орудий на нем изначально было всего десять, что по сравнению с четырнадцатью у русского трофея было вроде как меньше, но аккурат перед войной их число довели до четырнадцати. Вдобавок два орудия тянули аж на восемьдесят семь фунтов. Серьезный аргумент. В общем, с артиллерией у британцев было все в порядке. Зато скорость под парами чуть более семи узлов, тогда как «Миранда», по заверениям механика, уверенно держала почти одиннадцать. В общем, не бегун.

А вот фрегат… Интересный фрегат. Вооружен, правда, так себе, всего-то двадцать шесть пушек калибром все те же тридцать два фунта. Зато очень быстроходный и мелкосидящий. Паровой машины, правда, нет, но в свежий ветер обставит кого угодно, пройдя там, куда другие сунуться не рискнут. В общем, классический колониальный фрегат, мечта любого корсара.

Но сами по себе корабли – ничто. Любому флоту нужны базы, и имеющие богатый опыт в такого рода делах англичане прекрасно это понимали. На острове Сосновец, о котором Александр был уже наслышан, они организовали базу со складом угля и теперь могли шастать по всему побережью. В общем, для того, чтобы испортить торговлю, силы достаточные. Для чего-то более серьезного – непонятно. Если фрегат имел большие возможности, но оставался связан ветром, то шлюпы с осадкой не менее пятнадцати футов[24]24
  Английский фут – 304,8 миллиметра (12 дюймов).


[Закрыть] для серьезной поддержки десанта чаще всего не годились, попросту не имея возможности подойти близко к берегу. Вести же огонь с дальней дистанции… Ну, стрелять-то можно, а вот попадать – это вряд ли.

Вот такие были расклады, и теперь Верховцеву, всего-то мичману, предстояло решать, как противостоять Эрзамусу Омманни, капитану фрегата «Эвридика» и, по совместительству, старшему офицеру британской эскадры. Очень, к слову, опытному моряку, прославившемуся своими географическими достижениями, и храброму офицеру. Имеющему, помимо серьезного преимущества в артиллерии, полностью укомплектованные и хорошо подготовленные команды. Словом, грозный противник. Вдобавок в любой момент могла подойти спешащая на подмогу англичанам французская эскадра, и тогда положение русских стало бы совсем невеселым.

Гребешков вернулся только утром. Уставший, грязный, словно во главе отряда свиней штурмовал болото, и довольный, как кашалот. Рассказывая о своих приключениях, обычно сдержанный, практически невозмутимый помор не скрывал эмоции. Веселье из него просто фонтанировало.

Когда он ушел в погоню за британцами, с ним было два десятка человек. Морских пехотинцев – в два с лишним раза больше. В открытом бою они прошли бы через стихийно организованное ополчение и не заметили. Однако сейчас диспозиция была не на их стороне, бой в лесу, да еще и против тех, кто в этих местах знает каждую ветку, занятие неблагодарное.

Британцев обстреливали, ухитряясь оставаться незамеченными, что для охотников и неудивительно. Равно как и меткость – эти люди хладнокровно выходили один на один с медведем и умели снять с дерева белку, не портя шкуры. Не такой и частый огонь достаточно быстро «нагрузил» англичан убитыми и ранеными. Залповая стрельба в ответ оказалась неэффективной, и морские пехотинцы вынуждены были отступать. Медленно, шаг за шагом, в единственном направлении, откуда не велся обстрел.

Когда англичане поняли, что их загнали в болото, было уже поздно. Единственная тропа, та, по которой они сюда пришли, простреливалась насквозь. Британские нарезные ружья были заметно дальнобойнее русских, гладкоствольных, но здесь, в лесу, это не играло роли. Их хозяев просто убивали…

Кто-то из британцев погиб, словив пулю. Кто-то утонул в болоте, пытаясь хоть как-то вырваться из-под гибельного огня. Не выжил никто, и сегодня поморы отквитались и за гибель родни, и за страх, и за унижение. Трофеи – так, довесок, хотя и приятный.

– Приведите себя в порядок, Егор Иванович, – усмехнулся Александр, выслушав доклад унтера. – Вы же русский моряк.

– Слушаюсь, вашбродь!

– А когда закончите, прошу к нам. Будем решать, что делать дальше.

Обсуждение велось тем же составом, что и в прошлый раз, когда было принято судьбоносное решение о прорыве в Архангельск. На сей раз, впрочем, расклады были намного проще. Все же здесь и сейчас перед ними был не флот, частой сетью перекрывающий невеликую Балтику. Три корабля (ой, пардон, уже два) не та сила, которая способна контролировать Ледовитый океан. Ну, или хотя бы одно море. Правда, базу англичане расположили очень уж грамотно – в горле Белого моря, что позволяло контролировать довольно узкий пролив. Однако возможности двух кораблей, из которых только один паровой, сильно ограничены. В общем, шансы неплохие.

Единственным, кто сомневался в правильности решения, оказался Матвеев, хмуро напомнивший о том, что ночей сейчас нет, и засечь могут. Уклониться же от боя в этом случае можно и не успеть. Все задумались, а Сафин лишь рукой махнул:

– Если б я не видел, как ты сражаешься, подумал бы, что боишься.

Он был немного навеселе. Заполучил в бою неглубокую, но крайне неприятную рану. Клинок одного из британцев чиркнул ему по ребрам. Рану зашили, сверху полили тем же пойлом, что в свое время Верховцева. Заодно влили толику и внутрь. Сафин сначала отбрыкивался, мол, Коран не позволяет. Но потом вспомнил, что он крещеный, а потому все законно. И потом, когда обрабатывали рану, делали это в помещении, а значит, Аллах не видит…

– Боюсь, – хмуро ответил Матвеев и так посмотрел на окружающих, что у тех моментально пропало желание шутить по этому поводу. – А кто не боится, тот первый и умирает.

Философская мысль. Все разом замолчали, обдумывая. Только мичман, дабы разрядить обстановку, брякнул:

– Да брось. Кто не рискует – тот не пьет шампанского.