Текст книги "Каникулы Уморушки (Волшебные каникулы - 2)"
Автор книги: Михаил Каришнев-Лубоцкий
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]
Каришнев-Лубоцкий Михаил
Каникулы Уморушки (Волшебные каникулы – 2)
Михаил Каришнев-Лубоцкий
Каникулы Уморушки
Тетралогия "Волшебные каникулы", книга 2
сказочная повесть
* ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. НЕУДАЧНОЕ ПОХИЩЕНИЕ *
Глава первая,
в которой Маришка становится принцессой
и получает загадочное письмо
Маришка стала принцессой после третьего класса. А случилось это вот как. Однажды на самом-самом последнем уроке, когда учебный год уже заканчивался и начинались летние каникулы, в третий "Б" кто-то тихонько постучался.
– Войдите, – сказала Маришкина учительница Ирина Петровна.
И в класс вошел Игорь Игоревич Башмаков – преподаватель русского языка и литературы. Извинившись за вторжение, он поздоровался и попросил Ирину Петровну разрешить ему сделать небольшое объявление.
– Пожалуйста, Игорь Игоревич, объявляйте, – милостиво разрешила учительница.
И тогда Башмаков повернулся к классу и...
...С этого-то и началась наша история.
– Вы знаете, ребята, – сказал Игорь Игоревич, – что скоро состоится смотр школьных драмкружков. А у нас ЧП: исполнители главных ролей Саша и Даша Сундуковы переехали в другой город на новое местожительство! Мы сделали декорации, сшили костюмы, выучили свои роли назубок, – а главных артистов нет! Может быть, в вашем классе они найдутся?
И Игорь Игоревич со жгучей надеждой посмотрел на третий "Б".
– У нас все артисты! – сказала Ирина Петровна с гордостью за свой класс. – Выбирайте любых!!
Сраженный такой щедростью, Игорь Игоревич на мгновение растерялся, но потом опомнился и бросился выискивать из сорока мастеров сцены двух подходящих для спектакля. Выбор его остановился в конце концов на Маришке Королевой и Пете Брыклине.
– Вот... – сказал он нерешительно, все еще боясь ошибиться. – Эти двое подходят... – И уже с опозданием спросил Маришку и Петю:
– А вы хотите в спектакле участвовать?
– Конечно, хочу! – не раздумывая, ответила Маришка.
А Брыклин сказал:
– Смотря кого играть...
– Ты – Кота в сапогах, а девочка – принцессу. Костюмы уже готовы и словно на вас сшиты. Ну что: согласны?
– А можно я буду не в сапогах, а в кроссовках? – снова полюбопытствовал Брыклин. – В кроссовках бегать удобнее.
– Бегать тебе не придется, у нас маленькая сцена, – ответил Игорь Игоревич. – И, потом, где ты читал про Кота в кроссовках? В мировой литературе такого образа нет. Это твое свежее прочтение классики?
Не дождавшись ответа от Пети, Башмаков объявил:
– Смотр школьных театральных коллективов начнется первого июня и продлится десять дней. У нас мало времени и уйма работы! До встречи, ребята!
И Игорь Игоревич, поблагодарив Ирину Петровну и еще раз перед ней извинившись, ушел. А Ирина Петровна, усмирив лишь одним взглядом из-под черных бровей расшумевшийся класс, сказала:
– Надеюсь, что Маришка и Петя не посрамят третий "Б" и выступят в спектакле достойно. Удачи вам, Брыклин и Королева! После смотра можете разъезжаться по дедушкам, бабушкам и лагерям отдыха, а сейчас – за работу!
И тут прозвенел звонок: последний звонок в этом учебном году.
– Счастливо вам отдохнуть, ребята! – улыбнулась Ирина Петровна. – Все свободны! До встречи в сентябре!
Бывший третий "Б" дружно сорвался с мест и вытек шумящим ручьем на улицу.
А на улице была весна: радуясь теплу и синему небу, кричали, как первоклассники на перемене, воробьи на деревьях, тополиный пух белой метелью кружил по пыльным улочкам Светлогорска, небольшие пестрые компании здешних собачонок деловито перебегали центральную площадь города и пропадали в густых зарослях горпаркового чертополоха, на крышах домов и государственных учреждений коты и кошки принимали солнечные ванны, лениво подставляя целительным лучам свои спины, бока и мохнатые брюшки, где могла, из земли, из-под асфальта лезла трава, тянулись вслед за ней неприхотливые одуванчики. Лето стучалось в ворота Светлогорска – триста семьдесят шестое лето в его жизни.
Маришке хотелось гулять и гулять по тополиной пороше, вспугивая очумевших от майской теплыни воробышков, но нужно было идти домой радовать родителей своими успехами. Папа и мама обещали вырваться к обеду на часок к дочке, но почему-то не вырвались, и квартира была без них тиха, как остановившиеся часы. Тогда Маришка решила позвонить родителям на работу.
– Это ты, Маришка? – спросил в трубке папин-мамин коллега Гейзеровский. – Как дела?
– Отлично, – ответила Маришка.
– А в дневнике?
– Тоже отлично. Дядя Гоша, где родители?
– Порадовать хочешь? – Гейзеровский тяжело вздохнул. – Сейчас не получится: они оба в морозильнике сидят. Срочно потребовалось испытание нового снегообразователя.
– А когда они оттуда вылезут?
– Кто его знает... К ужину будут дома. А ты, Маришка, обедай самостоятельно и здорово не скучай.
И дядя Гоша положил трубку.
Обедать не хотелось, тем более в одиночестве.
– Мало ли чего тебе не хочется! – сказала сама себе Маришка, поставила греться на плиту кастрюлю со щами и отправилась доставать газеты и журналы из почтового ящика.
Кроме обычной корреспонденции она обнаружила в ящике странный конверт, без марки, с какими-то каракулями. Вот такой:
–
Маришке Каралевай
в Свитлагорск
на улицу Гогаля
от У.М.
–
" Странно, – подумала Маришка, – марки нет, адрес кое-как написан, а письмо дошло... Чудеса! "
И она побежала обратно в квартиру, на ходу разрывая конверт и гадая, от кого бы могло быть это послание.
С первых же строчек Маришке стало ясно, кто скрывался за этими загадочными "У.М.". Ну, конечно же, Уморушка! Маришка выключила газовую плиту и погрузилась в чтение. И вот что она прочла:
"Здравствуй мая падрушка Мариша! Горячий привет тибе, Мите и
Иван Иванычу от миня, Шустрика и деда Калины и всех-всех! И всем-всем! Во первых страках своево писма саабчаю тибе што я кончила первый клас и пиришла во второй. Чиво и тибе жалаю! У нас все харашо, все живы и здоровы и никто Чащу не рубит и пусть папробует. Я соскучилась по тибе и вам. А ты соскучилась? Я приеду к тибе пагастить на нидельку обязательно. Можно я приеду? До горада я дабирусь сама а там встричай за околицей где чугунка кончаица и люди вылазят. Буду скоро в перву ночь как народитца месяц. Не проспи! От миня, Шустрика, деда Калины и всех-всех горячий привет тибе и все-всем! Астаюсь твая вечная падрушка Умора Муромская.
Цалую и обнимаю крепка-крепка".
Весь текст Уморушкиного письма был разукрашен красным карандашом Калины Калиныча, а в самом низу письма была сделана приписка: "Ай-ай-ай... Стыдно, Уморушка! Перепиши!"
Под этой припиской синела другая: "Извините за ошипки. Пириписывать некада. У.М.".
Маришка так обрадовалась, что сразу же захотела поделиться своей радостью с кем-нибудь из близких. Но папа и мама еще сидели в морозильнике, Митя находился за много километров от Светлогорска и единственный человек, с которым можно было бы поделиться здесь ТАКОЙ новостью, был, конечно, Иван Иванович Гвоздиков.
– Иван Иванович! – закричала Маришка в трубку, как только старый учитель подошел к телефону. – Уморушка приезжает!
– Здравствуйте, Мария Васильевна, – сказал Гвоздиков, – докладывайте по порядку.
– Ой, простите, здравствуйте... – Маришка помолчала секунды две и снова сообщила: – Уморушка приезжает. Одна. На недельку. Когда месяц народится. Встречать за околицей, где чугунка кончается.
– Очень приятно, я рад, – донесся потеплевший голос Гвоздикова. – А то, признаться, что-то я заскучал...
– Уморушка вас развеселит! – бодро выкрикнула Маришка.
– В этом я не сомневаюсь, – охотно согласился Иван Иванович. – Теперь, главное, не проворонить гостью: не очень точно она определила место встречи и дату приезда.
– А правда, – удивилась Маришка, – где у нас околица? А где чугунка? А когда месяц народится?
Маришка ахнула, ойкнула и затараторила в телефонную трубку: – Иван Иванович, провороним! Чугунку не знаем, околицы нет, с
месяцем тоже ничего не ясно! Провороним, Иван Иванович!
– Погоди, Мария Васильевна, успокойся. Ты что: письмо получила или телеграмму?
– Письмо!
– Обратный адрес есть? Хотя какой так обратный... – Иван Иванович помолчал немного и снова спросил:
– Про деда Калину пишет?
– Пишет! Калина Калиныч приветы шлет!
– Приветы... Спасибо, конечно... А провожатых?
– Ничего про них не написано!
Гвоздков помолчал еще полминуты. Маришка, собрав всю свою волю в кулак, молчала тоже. Наконец Иван Иванович произнес нерешительно:
– Ну что ж, займусь рассчетами. Ночь рождения месяца узнать для нас, Мария Васильевна, пустяки. Околица, как я полагаю, находится там, где чугунка кончается. А кончается она для лешаков там, где для нас начинается. Понятно?
– Почти, – честно призналась Маришка. – А где эта чугунка кончается и где начинается?
– Я так понимаю, – самодовольно хмыкнул в трубку Иван Иванович, гордясь своей сообразительностью, – что начинается и кончается она у вокзала. Ведь чугунка – это железная дорога!
– Правильно, Иван Иванович, правильно! – радостно прокричала в ответ Маришка. – Как я только сама не догадалась!
– Еще успеешь Уморушкины загадки поотгадывать, – успокоил ее Гвоздиков. – У нашей лесовички этого добра впрок заготовлено. Давай лучше подумаем, на каком поезде она приедет. На утреннем или вечернем?
– А мы оба встретим!
– Ну что ж, Александр Македонский вряд ли смог бы лучше тебя ответить на этот вопрос. Встретим оба, – Иван Иванович подумал немного о чем-то и добавил:
– Вот что, Мария Васильевна, пусть твои родители мне вечером позвонят. Мы с ними посоветуемся, как лучше гостью принять.
– Хорошо, – ответила Маришка и, попрощавшись с Гвоздиковым, положила трубку на место.
Глава вторая,
в которой Маришку оставляют на попечение
А вечером Маришка узнала еще одну новость: ее родители едут в срочную командировку! Новая модель снегообразователя, над которой бился весь папин-мамин коллектив целый год, удалась наславу. Но работал он пока только в морозильнике: в теплом помещении из него текла вода, а снег почему-то не лез.
– Опробуем снегообразователь в Заполярье и вернемся, – сказал папа Маришке. – А ты у дедушки с бабушкой погостишь.
– Стране нужен хлеб, а хлебу нужен снег, – сказала мама.
– Я понимаю... – Маришка, и правда, все понимала. – И к дедушке с бабушкой я хочу...
– Так в чем же дело? – удивился папа.
– Сегодня и поедешь, – заявила мама. – Дорога знакомая, не первый раз едешь.
– Я куда хочешь доеду, – скромно призналась Маришка, – дороги я не боюсь. Но у нас в школе смотр драмкружка. Городской смотр! А я участвую.
Папа сел на диван и задумался. Положение было безвыходным: самолет в Заполярье улетал на рассвете, дочку оставлять одну было нельзя ни под каким видом, срывать участие в смотре тоже получалось как-то непорядочно.
– А я еще письмо получила... – подлила масла в огонь Маришка. – Ко мне подружка в гости едет.
И она достала странный конверт и показала его родителям.
– Это еще от кого? – удивилась мама. – Боже, какие каракули!
– Она в первом классе пока. Правда, уже закончила...
– Кто же это такая? – папа повертел конверт в руках. – "У.М." Ульяна? Урсула?
– Уморушка! – улыбнулась Маришка. – Помните, я вам про нее рассказывала?
– Сказку твою мы помним, но верить в такие фантазии отказываемся, ты уж извини, – Мама присела к папе на диван и усадила рядом дочку. – Леших не бывает, это – фольклор, народные предания и легенды.
– А это? – Маришка снова показала родителям кривобокий конверт.
– А это глупые шутки твоих подружек, – мама упорно стояла на своем. Тебя разыграли, а ты поверила. Обыкновенная первоапрельская шутка.
– Май на дворе, без пяти минут июнь, – папа снова взял в руки конверт, снова повертел его перед глазами и, немного смущаясь, спросил:
– Почитать можно?
– Секретов нет, читайте.
Папа и мама склонились над письмом. Минуты три в комнате было тихо. Наконец, кончив читать, мама сказала:
– Конечно, это розыгрыш. Хорошо продуманный оригинальный розыгрыш. Слова-то какие употребляют: "околица", "чугунка"... Нынешние дети таких слов и не слыхали, наверно.
– В книгах зато читали, – папа почему-то не спорил с мамой, скорее, поддакивал. – А вот написали как ловко! Нарочно так не напишешь.
– Ловко это написано или не ловко – для Маришки не имеет уже никакого значения. Вечерним поездом она едет в Апалиху. – Мама поднялась с дивана, готовая к решительным действиям. – В школе найдут замену нашей артистке.
– Смотр через десять дней! Я – принцесса! Все роли уже распределены! Маришка готова была заплакать, но, конечно, плакать не стала. – Через десять дней – пожалуйста! – поеду в Апалиху.
– Десять дней одна в городской квартире? С цветным телевизором, газовой плитой и с английским замком? Ну уж нет!
Мама достала Маришкин чемодан и стала укладывать вещи.
– Может быть, соседи посмотрят? – робко вмешался папа. – Всего-то десять дней...
– А ты их видел когда-нибудь – наших соседей? Ты помнишь, как их зовут?
Папа напряг свою тренированную память ученого, но вспомнить соседей по этажу не смог.
– Вот и познакомимся... Три года рядом живем, а друг дружку не знаем.
– У нас в Заполярье самолет улетает, а ты знакомиться с соседями решил! Поздно спохватился.
– Лучше поздно, чем никогда... – Папа тоже поднялся с дивана, положил конверт на стол и тяжело вздохнул:
– Приедет гостья, а у нас никого нет... Не по-людски это.
– Какая гостья? – ахнула мама и посмотрела на папу так, как будто впервые его увидела. Ты что, Вась?.. Какая гостья?..
– Может, и никакой... А может... – папа махнул рукой и не стал договаривать.
Но мама и Маришка его хорошо поняли.
– А еще ученый человек!.. Кандидат наук!.. В леших верит!
Маришка испугалась, что родители могут впервые в жизни серьезно поссориться, и поспешила вмешаться:
– Ну хорошо-хорошо! Леших нет, а подружка все-таки приезжает! Хоть у Ивана Ивановича спросите!
– У какого Ивана Ивановича? – удивилась мама. – У дедушкиного приятеля?
– Ну да, у него!
– Он тоже хороший фантазер, тебе не уступит, – мама закрыла чемодан, отложила его в сторону. – Ты помнишь, что он наговорил нам тогда? обратилась она к папе.
– Ничего сверх того, что рассказала Маришка. Он просто подтвердил ее слова.
– Он подтвердил ее сказки!
– Веселый старик, что тут плохого?
Маришка подошла к телефону и набрала номер Гвоздикова.
– Иван Иванович? Добрый вечер! Да, передаю трубку папе, – и Маришка протянула трубку отцу.
Пожалуй, ни к чему пересказывать весь длинный и путанный разговор Маришкиных родителей с Иваном Ивановичем: разговор получился не из легких. Но кончился он победой старого учителя. Когда папа положил трубку на место и вытер пот со лба, он устало сказал:
– Ну что ж, Мария... ваша взяла! Оставляем тебя Ивану Ивановичу на попечение. Встречайте свою Уморушку, участвуйте в смотре и – марш в Апалиху! – на летний отдых.
– И чтоб никаких приключений! – строго добавила мама.
– А это уж как получится... – тихо прошептала Маришка и стала готовится к переезду на квартиру Ивана Ивановича.
Глава третья,
в которой Калину Калиныча тянут за язык
Когда Уморушка пошла в школу, то она сделала очень неприятное для себя открытие: оказывается, на уроке нужно сидеть тихо и смирно, а если хочешь что-то сказать, то следует поднять правую руку (левую почему-то нельзя!) и терпеливо ждать, когда тебя спросят. Такие правила были написаны явно не для Уморушки. Как она себя ни сдерживала, но к концу первой четверти у нее в дневнике получилась вот такая картина:
Арифметика – 5 (27 замечаний и 14 серьезных предупреждений).
Пение – 4 (13 замечаний и 26 серьезных предупреждений).
Основы колдовства – 5+ (14 замечаний и 1 серьезное предупреждение).
Основы доброты – 5+ (замечаний нет).
Природоведение – 5+ (28 замечаний и 36 серьезных предупреждений).
Устное народное творчество – 5 (10 замечаний и 8 серьезных предупреждений).
Физкультура – 5+ (замечаний нет).
Поведение – хуже некуда.
Прилежание – так себе.
– Ну и что будем делать, внученька? – спросил Уморушку Калина Калиныч, ставя в дневнике последнюю отметку. Будем продолжать в том же духе или начнем исправляться?
– А чего я сделала? Я ничего не делала... – не глядя в глаза деду, прошептала Уморушка. – Учусь-то я хорошо...
– А на уроках как сидишь?!
– Как? – удивилась Уморушка.
– Как егоза! – рассердился старый лешак.
Уморушка попыталась вспомнить, как выглядит егоза, но не вспомнила.
– А на кого она похожа, дедушка?
– На тебя! – окончательно рассердился Калина Калиныч и пригрозил внучке: – Если до конца учебного года не исправишься – не видать тебе каникул, как своих ушей!
Уморушка тут же скосила до предела глаза: левый – налево, правый направо, но ушей, и правда, не увидела.
– Я же не виновата, что я такой живой ребенок... Я же маленькая еще. Единственная дочка в семье... – выложила она Калине Калинычу свои главные козыри.
Но старый лешак не стал даже слушать внучкины оправдания.
– Заговаривай зубы и отводи глаза своим родителям, а меня на мякине не проведешь! Или хорошее поведение – и в награду каникулы, или... или я лишу тебя чародейной силы!
Уморушка побледнела. Только научилась кое-чему из колдовства и – нате вам! – уже прощайся с чародейной силой!..
– Деда-а-а!.. – заныла Уморушка привычным воем. – Сказала ведь – не буду, значит, не буду!..
– Что не будешь? – попросил уточнить Калина Калиныч.
– Все не буду, – пообещала Уморушка. – Скакать не буду, подсказывать не буду, язык отвечающим показывать... Мало ли чего! Всего не упомнишь.
Калина Калиныч задумался. После долгих колебаний спросил с сомнением:
– Твердо обещаешь?
– Твердо!
Старый лешак посмотрел на внучку чуть ласковее и, после небольшой паузы, сказал:
– Ну вот... Так-то лучше... А то – стыд на всю Чащу... А каникулы у вас будут, я обещаю.
И тут Уморушка вдруг спросила:
– А если я ни одного замечания не получу, ну, ни одногошеньки!.. тогда в Светлогорск к Маришке съезжу?
– Куда?.. – удивился Калина Калиныч. – В Светлогорск?! К людям?!
– А что? Они-то к нам ездили!
Калина Калиныч хотел было произнести громовым голосом привычную фразу: "Ни под каким видом!" и быстренько улетучиться, но в последний миг вдруг передумал и сказал:
– Ну что ж... Если ни одного замечания не получишь, то, пожалуй, и съездишь к подруге в город. Только этому, Уморушка, никогда не бывать – не из того ты теста леплена, чтобы на месте сидеть.
– Я-то? – переспросила Уморушка.
– Ты-то, – подтвердил Калина Калиныч.
– А вот увидишь! – посулила Уморушка.
– Ну-ну... – усмехнулся Калина Калиныч.
– Так по рукам?
– По рукам!
Калина Калиныч, продолжая тихо улыбаться в седые усы, протянул внучке руку, и та не замедлила крепко вцепиться в нее своей ручонкой.
– Федюшк, – крикнула Уморушка вертевшемуся неподалеку подростку-водяному, – а ну-ка, разними.
Федюшка охотно исполнил просьбу, а потом спросил:
– А про что спор?
– Тсс!.. – сказала Уморушка, прижимая указательный палец к губам. Пока тайна!..
Глава четвертая,
в которой Калина Калиныч сдается на милость победителя
Всякая тайна рано или поздно становится явной. Минуло еще три четверти, и всей Муромской Чаще стал известен спор между Уморушкой и ее дедом. А позаботилась об этом сама Уморушка. Еще бы: за все три четверти она не получила ни одногозамечания!
– Не иначе тебе нечистая сила помогла, – удивлялся Калина Калиныч, записывая в дневник любимой внучки одни пятерки. – Без колдовства тут никак не обошлось, ну, никак!
Дедушкины слова очень возмутили Уморушку, и она, пыхтя от негодования и горькой обиды, стала выговаривать деду:
– Всегда так!.. Чуть что – "Нечистая сила помогла!.." Поможет кто жди!.. Сама молчала, сама ниже травы, тише воды сидела. Думаешь, легко, деда, так сидеть? Попробуй! И дня не высидишь. Или подскажешь кому-нибудь, или за ухо дернешь А я помалкивала, за ухи не дергала...
– Знаю, что не дергала, знаю, что помалкивала... Оттого и дивлюсь: не чародейство ли это?
– Не-а... – ответила Уморушка и почему-то покраснела, как рак.
Но дедушка не заметил перемены в окраске внучки, а может быть, сделал вид, что не заметил. Расписавшись в дневнике за учителя, он вручил его Уморушке.
– Держи, отличница. Иди, хвастай перед братьями и родителями!
Но уходить из лесной школы Уморушка не спешила.
– А обещание? – спросила она и уставилась на деда прокурорским взглядом. – Забыл, деданя?
– Какое обещание? – попробовал юлить Калина Калиныч. – Что-то запамятовал...
– К Маришке съездить, в Светлогорск!
Старый лешак прошептал что-то под нос – не то укорил себя за длинный язык, не то пробубнил заклинание – и начал потихоньку растворяться в воздухе.
Но Уморушка была начеку.
– Деда, не крути! Держи слово!
Калина Калиныч нехотя вернулся в прежнее состояние и сердито буркнул:
– Мала еще по городам ездить! Подрасти чуток!
– Ребенки должны получать яркие впечатления с детства! Ты сам родителям так говорил! Держи слово, деда!
Калина Калиныч затравленно покрутил головой, словно бы надеясь найти кого-нибудь, кто бы защитил его от настырной внучки, но никого, кроме водяного Федюшки, свидетеля его злополучного спора, не увидел.
И тогда старый лешак сдался.
– Хорошо, – сказал он, – поедешь в гости к своей Маришке. Но смотри: ежели что...
– Знаю: буду пенять на себя! – Уморушка вспомнила о брате и робко спросила напоследок деда: – А если еще и Шустрика взять? Вдвоем пенять не так обидно, как одной.
Но Калина Калиныч отказался пустить внука, хотя в глубине души понимал, что так бы ему самому было спокойнее за Уморушку.
– Нет, – сказал старый лешак, – Шустрик останется в Муромской Чаще. Лесной Совет принял решение о расчистке этим летом пещеры Змея Горыныча от тысячелетней трухи и мусора, и Шустрик с другими своими товарищами отправится на раскопки. Поедешь в Светлогорск одна, если родители возражать не станут.
– Они не станут! – заверила Уморушка деда. – Они сознательные. Я же не так просто еду, я свой уровень повышать еду.
– Какой уровень? – удивился Калина Калиныч.
– Пока не знаю, какой, – пожала плечами Уморушка. – Какой-нибудь повышу.
И она побежала к Федюшке и другим друзьям хвастаться своей победой в споре с дедом.
– Письмо, письмо напиши! – крикнул ей вслед Калина Калиныч. Маришкиных родителей предупредить нужно!
– Хорошо-о-о!.. Напишу-у!.. – откликнулась Уморушка и, вытянув руки в стороны и сильно оттолкнувшись от земли ногами, взмыла над луговыми травами.
Глава пятая,
в которой Петя Брыклин попадается на крючок
У каждого человека есть второе "я" или иначе "альтер эго". Некоторые люди не знают об этом и живут себе припеваючи. А вот те, кто знает...
Маришкин одноклассник Петя Брыклин был из тех, кто знал. Об Альтер Эго ему рассказала бабушка Виолетта Потаповна, которая, в свою очередь, вычитала все данные о втором "я" из толстенной книги под названием "Этика". Ей очень хотелось, чтобы ее внук вел себя в жизни этично, а не совсем напротив.
– Помни, Петечка, – сказала Виолетта Потаповна, заглядывая внуку в глаза проницательным взглядом, – в человеке сидит еще один как бы человек по имени Альтер Эго и он, этот Альтер Эго, толкает того человека на противоположные поступки.
– Руками толкает? – спросил удивленно Брыклин. – Или ногами пихается?
– Словами. Против слов очень трудно человеку устоять.
– А если уши заткнуть? Заткнуть уши и не слушать его. Нельзя разве?
– Нельзя, – горестно развела руками Виолетта Потаповна, – Альтер Эго внутри сидит, от него не скроешься. Одно спасенье – думать, НА ЧТО толкает Альтер Эго. Если на хороший поступок – нужно прислушаться, если на плохой стой крепче прежнего.
"Вот еще заботы не хватало... – подумал Брыклин, но вслух говорить этого не стал, не хотел расстраивать бабушку. – Мало мне учителей в школе, так еще какой-то Альтер Эго прибавился!"
Петя решил проверить бабушкины слова и прислушался. Но никакого внутреннего голоса он не услышал. Целую неделю Петя ходил с чуть повернутой набок головой и все пытался уловить хоть какое-то бормотание в своем животе. Но второе "я", как видно, впало в длительную спячку и молчало, подобно двоечнику у доски. Наконец, Пете надоело караулить невидимку и он позабыл про него. Но вот однажды...
Однажды Петя Брыклин шел по Большой Собачьей улице и повстречал на свою беду завуча из тринадцатой новокуличанской школы Светлану Николаевну Барабанову.
– Брыклин! Петр! – радостно воскликнула бывшая детсадовская воспитательница Пети. – Тебя-то мне и надо!
– Здравствуйте, Светлана Николаевна... – поздоровался Брыклин. – Рад видеть...
– Ты, Петенька, самый озорной в группе был, так в память и въелся, учительница улыбнулась бывшему воспитаннику и продолжила: – Но я твой актерский талант отметила. Такой талант – на всю жизнь зарубка!
Впервые услышав о своем артистическом таланте, Брыклин, однако, не стал разубеждать Барабанову, а только скромно потупил голову и немного зарделся.
– Все-таки, какое счастье, что я тебя повстречала! – продолжала тем временем завуч новокуличанской школы. – Через три дня городской смотр школьных драмкружков, а у нас нет подходящего артиста на главную роль! Петечка, выручай!
– Я уже занят, Светлана Николаевна... Я Кота в сапогах играю. Мы тоже в смотре участвуем.
– Кота в сапогах любой изобразить сумеет. А вот пушкинских героев зрителю на должном уровне преподнести – не каждому дано!
– Пушкинских и я не смогу, – честно признался Петя. – Вот Кота...
Но Барабанова не пожелала даже дослушать Брыклина.
– Нет! Нет! И нет!.Лучше тебя бесенка никто не сыграет! Ты читал "Сказку о попе и работнике его Балде"?
– Ну, читал...
– Так роль бесенка Пушкин писал прямо для тебя!
Петя немного усомнился в правоте такого утверждения, однако промолчал. А Барабанова, воспользовавшись его замешательством, снова ринулась в атаку:
– У вас призы давать актерам будут?
Брыклин пожал плечами: этого он не знал.
– А у нас будут! – радостно воскликнула предводительница новокуличанской детворы. – Шефы на плейеры расщедрились и еще на "дипломаты".
Петя ахнул: плейеры!.. Предел его мечтаний!..
По обомлевшей физиономии Брыклина учительница догадалась, что рыбка уже на крючке и пора ее вытягивать из реки.
– Тебе что хотелось бы получить? – спросила Светлана Николаевна гения сцены, для которого писал роли сам А.С. Пушкин. – Плейер или "дипломат"?
– Конечно, плейер!
– Ты его получишь, – тут же заверила Петю Барабанова. – Директор школы так и сказала: "Плейеры – в первую очередь приглашенным!"
– Так и сказала? – недоверчиво выдохнул Брыклин.
– Да, так и сказала, – снова подтвердила учительница.
– Ну что ж, я подумаю...
– Думать уже некогда, Брыклин. Послезавтра в десять тридцать репетиция. – Светлана Николаевна сделала небольшую паузу и спросила:
– Где наша школа расположена, знаешь?
– Знаю, – ответил Брыклин. – На трамвае нужно ехать до Новокуличанска, а там пешком метров сто.
– Триста, – поправила Барабанова Петю. – Но это все равно рядышком. Так ты приедешь к нам?
Брыклин пожал плечами:
– Я подумаю...
– Ну, думай, думай. – Барабанова улыбнулась и стала прощаться. – Ладно, Брыклин, уже поздно, я спешу. До скорой встречи! Не забудь: репетиция в десять тридцать!
И Светлана Николаевна быстро зашагала к трамвайной остановке.
Глава шестая,
в которой Альтер Эго подает голос
А Петя Брыклин стал думать. Хотя, если сказать по совести, и думать-то тут было нечего: желанный приз – это, конечно, здорово, но выступать за чужую школу, предавая при этом свою, это, без всякого сомнения, свинство. Петя был смышленый мальчик, и он быстро обо всем догадался.
– Ну уж нет, – сказал он решительно самому себе, как только бывшая воспитательница оставила его в покое. – Предателем я не был и не буду. А плейер мы еще купим!
И он, взбодрив себя довольно зыбкой надеждой, зашагал домой. Но дома, стоило ему только уединиться в своей комнате, дурные мысли снова приползли к нему: "Купят тебе плейер, держи карман шире!.. У мамы сапог зимних нет, у папы шапка старая... А ты – плейер! – И никакое это не предательство, а взаимовыручка. Тебя кто попросил? Твоя бывшая воспитательница. А ты ее за воспитание так благодаришь?"
Петя мотнул головой, и дурные мысли вылетели из нее на некоторое время.
– Не уговорите, не таковский я... – прошептал Брыклин и подошел к окну, чтобы хоть как-то отвлечься.
За окном было уже темно, внизу у второго подъезда тускло светила лампочка в сорок ватт, по-братски делясь освещением с первым – Петиным подъездом. Обычно ее здорово выручала луна, но сегодня на небе висел тоненький месяц и, если он и светился, то не столько светом, сколько худобой и прозрачностью. Черные листья тополей тихо шуршали под окнами, навевая на Петю печаль и тоску.
"За две школы выступать нельзя: все равно одна победит, а другая проиграет... Скажут, нарочно так сделал... Да и не получится за две школы: репетиции тут и там в одно время. Разорваться что ли?"
Подумав о разрывании себя на две части, Брыклин вспомнил об Альтер Эго.
– Ну, что молчишь? – спросил он мысленно второе "я". – Советуй, как поступить!
– По-совести, – ответил вдруг Альтер Эго.
– А это как?
– Не притворяйся, сам хорошо знаешь.
– А если я так не хочу? Если мне хочется плейер получить?
– Тогда потеряй совесть – и никаких проблем!
Брыклин сжал зубы от злости и сердито хмыкнул:
– Молчи, совестливый! Тебе-то плейер не нужен! Тебе вообще ничего не нужно, поэтому и выступаешь!
Он передразнил второе "я":
– "Совесть-совесть!.." А если бы ты с руками-ногами был, не так бы пел!
– Ну что ж, смотри сам, Петька... А меня больше не спрашивай, – и Альтер Эго умолк.
– Выключился, учитель... – проворчал Петя Брыклин уже вслух и отправился на кухню пить чай.
– Ты что, Петенька, не ложишься? – спросила его Виолетта Потаповна. Уже поздно.
– Не спится что-то... – Петя присел за стол рядом с бабушкой и лениво, без всякого аппетита отпивая душистый чай, спросил немного невпопад:
– Когда тебя просят доброе дело сделать, то надо его делать или нет?
– Конечно, нужно! – отозвалась бабушка.
– А если из-за этого других людей подведешь?
– Тогда, конечно, не нужно.
Петя вздохнул: "Ловко получается: и так, и так плохо! Кого-нибудь да обидишь..."
– А в чем дело, Петечка?
Но Брыклин не стал делиться с бабушкой своими проблемами. Допив чай, он пожелал Виолетте Потаповне спокойной ночи и поплелся к себе в комнату, где дурные мысли вновь накинулись на него с особой яростью: "Спи, спи, Петечка!.. А плейера тебе не видать! Светлана Николаевна так на тебя надеется, а ты ей неблагодарностью ответишь? Молодец, хороший воспитанник! Плейеров хороших в продаже может долго не быть, а тут – через неделю, задаром! Плейер пока только у Кузнечикова есть, а тогда и у тебя будет. Кузнечиков от зазнайства враз вылечится! А ты зазнаваться не будешь, ты сам плейер поносить дашь! И друзья тебя поймут и простят. Соглашайся, Петя, соглашайся!.."