Текст книги "Кошмар Золотой Орды"

Автор книги: Михаил Грачев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Кистень опасливо схватился за крестик и спрятал его за пазуху, поближе к сердцу. Парень слушал волхва раскрыв рот: его чрезвычайно интересовали этот необыкновенный старичок и его фанатичная вера в Перуна. Волхв пытался не единожды направить отрока на «путь истинный». Но это было невозможно – Александр твёрдо стоял на православной вере.

– Вот ты чтишь Христа и на религию предков не променяешь? Чем же тебя Христос-то прельстил? – спросил его главный жрец.

– В Него верил и мой дед, и мой отец, и я буду верить. Я плакал, когда отец мой духовный читал о страданиях Христа, ведь это же Бог Своего единого Сына послал на смерть, чтобы тот искупил грехи человеческие!

– Лучше бы ты, сыне, заставил плакать врагов земли Русской! – с досадой возразил верховный жрец, прекрасно понимая, что в старую веру Кистеня не обратить.

– И я заставлю, отец, ей-Богу заставлю! – горячо поклялся юноша.

– Верю тебе, и какую ты веру принимаешь – такой и держись всю жизнь, но не забывай о воинской славе. А ещё ты должен знать и правду о земле Русской, чтить своих предков.

Поменьше нужно было бы князю Владимиру слушать византийских жрецов! Иноземцы, они и есть иноземцы, как они сами говорят, суть волци в агнцевых шкурах, с пренебрежением относятся к земле Русской, а надо бы – с любовью. Конечно, Русь – не своя земля, чужая! Нас, русичей, с презрением именуют язычниками! Мол, до Христа в грехе все мы были! Вот и письменность они себе присвоили: мы-де осчастливили всё славянство, освятили и осветили его путь! Ну да, как же! Помнишь, какая в Новеграде была фифлиотека? Какие там книги были! И кожаные, и берестяные, и пергаментные, и даже папирусные – всё сжёг жестокосердый Добрыня! А князь Владимир сжёг все древние книги в Киеве по настоянию византийских священнослужителей. Да ошиблись они, думая, что уничтожили религию Ведов, наши тайные знания. Живут они в сердцах наших и головах. А Перун наказал и Добрыню, и князюшку Владимира. Мучает их сейчас в пекле Злебог, и видят они оттоле, как их праправнуки убивают друг друга, да что горше всего – и земля Русская страдает!

Мы не стали тогда доказывать большой кровью, кто прав, а ушли в леса, зная, что ещё вернутся русские боги в умы человеческие, потому что не может русич вот так запросто предать веру своих предков. И зря вам внушают христианские священники, что принесли вам грамотность. Мы уже были в то время, задолго до христианства, грамотными. Вот оно, наше письмо. – Старик показал книги из телячьей кожи. – А вот и самая древняя, книга наших богов, «Велесова книга», – продолжал он, указывая на то, что Кистень принял за простые дощечки. Это действительно были небольшие дощечки, на которых было написано знакомой и в то же время незнакомой азбукой. На них были даже рисунки, но от долгого употребления значительно потёртые. – И прозываем мы русскую письменность сварожицей, в честь создателя всего мира, нашего вседержителя Сварога, а купил болгарин Мефодий-священнослужитель нашу азбуку в Корсуни, добавил что-то от ромейского письма да и выдал за свой труд. Князюшка Андрей Боголюбский уж так боролся против нашей веры, что уничтожил и древние писания, в которых суть закон наш и его, его, князя, предков! Разве можно, чтобы сыновья и внуки растаптывали заветы отцов и дедов?!

Старик с любовью взял деревянные дощечки и торжественно, нараспев прочитал:

– «Это беспокойная совесть наша причиной тому, что мы своими словами обличаем деяния. И так говорим воистину благое о роде нашем и не лжём». Видишь, как писали наши пращуры! – с ликованием воскликнул он. – А вот ещё: «Сотекайтесь и идите, братья наши, племя с племенем, род с родом – как это и надлежит нам – за себя на землях наших. И никогда не должно быть по-иному! Ибо мы – русские...» А ведь таких книг в Новеграде были сотни, по ним учились будущие волхвы да нередко и именитые люди. Наша вера намного древнее, чем вера Рюрика или Володимира. Мы верим в Сварога и Сварожичей, один из них суть Перун. Чужд нам одинаково и Христос – бог ромеев, и Один – бог норманнов. Мы всегда были против греб Морене, Нави, Вию и Бабе-Яге. Сварог наш – главный бог, бог богов, вседержитель. Не только у греков любовь сотворила мир, но и наша славянская любовь Лада создала всё сущее. Русичи никогда не имели богов воровства, которые потакали бы татям да душегубам! Таких, которые были у греков, – Гермес, у ромеев – Меркурий, у норманнов – их поганый Локки. У наших-то ближайших родственников, западных славян, даже есть Злебог – его ещё кликают Злодий, или Худич, – который обрекает на вечное мучение в пекле убийцу, разбойника, вора, насильника и подлеца.

– А и нечистую силу, греческих демонов, – продолжал служитель Перуна, – ваши монахи превратили в бесов. Бесы – невидимые враги богов наших светлых и человека. Да-а-а, – размышлял старец, – кабы не эти бесы захватили умы наших князей, процветала бы Русь! А тут – брат на брата, сын на отца! Не было на Руси такого поругания до Христа! Разозлились наши боги, вот и наслали бесов!

А то ведь и до нас дошло, что написал купленный князьями летописец Нестор. Истинно он не русич, а грек, чай, не о своей, о чужой земле пишет. Думает, слышь ты, всему поверят потомки! Грек Нестор и русский-то язык плохо знал, не мог отличить слово наряд от поряда! «Земля наша обильна и велика, а наряда в ней нет!» – передразнил Великий Волхв летописца. – Не порядка, а наряда, то есть наряд родственный словесам отряд, снаряд, заряд – здесь главная-то часть слова суть ряд. Вот и выходит по-русски: «Земля наша велика, а защищать её некому». Что, неведано тебе? А уж под морем-то грек понимал только море Варяжское, а у нас морем зовут и озеро. Да вот, к примеру, озеро-то Ладога, за которым и был внучок Гостомыслов, варяжец Гюргий, или, как его назвали в Новгороде, – Рюрик, или Юрик. Так варяг-то от слова вара – клятва, которую давали его лихие дружинники-братья друг другу, – учил юношу уму-разуму волхв. – А ещё у слова варяг есть значение «защитник». Вот и позвал их, удальцов, наших защитников-то, Гостомысл-воевода: обезлюдело новгородское войско после того, как прогнали злых норманнов! Да и зачин-то у этой книги как у сказки. Я чаю, – улыбнулся волхв, – любишь ты сказки?

Всё отобрали у нас христиане: и бога, и слово, и единство, и смелость. Мы до Христа – как звери без культуры, а вот они, византийские чужеземцы, – просветители! А ведь Русь-то даже норманны, злые вороги наши, называли Гардарикой – страной городов. Да мыслимо ли иметь народу многие города без письменности?! Да и сейчас в Новегороде обучают грамоте рано, слышь ты, с шести-семи лет. Где, в каких землях с эдаких лет учат несмышлёнышей?..

Великий жрец Перуна видел перед собой родственную душу – защитника земли Русской, будущего богатыря, и решил посвятить его в тайны русского рукопашного боя. Не каждому он открывал тайные приёмы, граничащие с запредельными возможностями человека, приёмы, которые жрецы хранили столетиями в глубокой тайне. А началось учение с любопытного случая.

Александр с любопытством смотрел на волхование жрецов Перуна и заметил, что в их молитвах обязательно звучит любовь к русским воинам!

 
Славься, Перун – Бог Огнекудрый!
Он посылает стрелы в врагов,
Верных сынов ведёт по стезе
Он же русским воинам честь и суд,
Праведен Он, златорунный, и милосерд.
 

Великий Волхв спросил Александра, умеет ли тот драться. На Руси всегда в чести была эта потеха: испокон веков славились кулачные бойцы, уважались борцы, которые нередко использовали приёмы русского боя. Да и самому Кистеню вместе с братьями-скоморохами часто приходилось отбиваться от лихих людей. Он утвердительно кивнул.

– А ну-ка, давай с тобой подерёмся, – предложил Кистеню волхв, отставляя подальше посох.

Александр несказанно удивился и решил было отказаться, взглянув на стоящего перед собой столетнего деда.

– Да я ведь, дедушка, могу тебя зашибить ненароком, – сказал он.

– А ты попробуй, – подзадоривал его волхв. – Победи немощного человека!

Кистень решил пощадить своего спасителя: удар был нанесён вполсилы, но вдруг почувствовал, что летит куда-то в пустоту. Через мгновенье старик уже сидел на спине Кистеня, завернув ему при этом руку.

– Ну как? – участливо спросил кудесник.

– А можно ещё попробовать? – попросил разозлённый Кистень.

– Попробуй, – ответил старик.

«Ну держись, старый хрыч», – зло подумал парень и нанёс страшный удар, от которого наверняка бы повалилась и лошадь. Но кудесник неожиданно резко присел и резко выпрямился: Кистень, несколько раз перевернувшись в воздухе, больно ударился о землю.

– Вставай, не залёживайся, это ведь ты сам себя повалил, а я всего-навсего только нагнулся, – ласково и чуть с насмешкой сказал ему старик. – А теперь я ударю.

«Ну, от тебя-то я сумею увернуться», – подумал Кистень и... упал в третий раз. Старик, казалось, и не думал его бить: это был только тычок, неуловимый, без размаха, но Кистень со страшной болью в боку скорчился на траве. Ему показалось, будто кто-то необычайно сильный ударил его наотмашь железной гирей.

Ой, сынок, тебе нужно ещё учиться нашему ремеслу. А называется оно русским боем. Сейчас, поди, и у Димитрия его забыли, а мы помним и учим. Вот вы привыкли у себя в Новеграде – стенка на стенку, да со всего размаха. Но пока ты размахиваешься, я тебя раз пять ударю, да и уклонюсь раза два от твоих ударов. А то, куда ты хочешь меня ударить, у тебя на лице написано. Вот я и уклонился. Это искусство, – повторил он, – называется русским, или рукопашным боем, и учил ему небесный покровитель Перун – не Христос с его «возлюби ближнего, как самого себя». Князья, предав свою веру, предали и свою землю, ни во что не ставят русичей. А ворогам этого и нужно: чем больше русских князей стравятся между собой, тем лучше, тем слабее будет Русь. А бою русскому мы тебя поучим, будешь настоящим защитником Святой нашей Руси, – внезапно переменил разговор кудесник. – Всякое есть знание: одно ты должен ведать, а другое есть тайное. Но тайному знанию ты должен посвятить всю жизнь, стать одним из нас.

– Дедушка, научи меня русскому бою! – загорелся Кистень. – Я хочу отомстить за мать, отца, за Русь, чтобы не бездолила нас татарва!

– Верно мне подсказали боги: будешь ты Руси защитник, будешь ратиться[7]7
  Ратиться – воевать.


[Закрыть] за неё, и смерть тебе от ворогов будет не писана! А погибнешь ты от брата своего единоутробного.

– Но у меня нет братьев! – удивился Кистень. – Значит, меня никто не убьёт?

Волхв ничего не ответил, замолчал: он не имел права посвящать в тайные подробности непосвящённого. Старик взял клятву с Александра, чтобы тот не применял приёмы русского боя без надобности, против безоружных мирных людей, против тех, кто не нападает.

Иногда к кудесникам приходили новгородские дружинники для заговоров на оружие. Тогда главный жрец Перуна несколько раз окунал меч или копьё, бросая при этом в бочку какую-то траву, и долго шептал. Кистень, прислуживающий при этом, не мог разобрать ни одного слова. Единственно, что запомнилось ему, так это имя Магура.

– Отче, – спросил он жреца, – а кто такой Магура?

– Сын мой, – усмехнулся кудесник, – это прекрасная воинственная дева, дочь самого Перуна (поэтому мы её зовём ещё и Перуницей), она летает вокруг русичей во время битвы, подбадривает их своими криками. Ну а если вой падёт от оружия супротивника, обнимет она его последний раз своими крылами, даст отпить воды из золотой чаши в виде черепа и поцелует. Герой прямёхонько попадает в Ирий. Но и там, в небесных чертогах, он помнит предсмертный поцелуй Магуры!

Кистень целый год провёл у кудесников: сколько он претерпел, только им да Перуну известно. Его морили голодом, жаждой, запирали на три дня в каменный мешок, согнув в три погибели. Заставляли работать с утра до вечера на капище волхвов.

Он исполнял самую грубую работу: колол дрова, носил воду, косил траву, расчищал лес вокруг капища от кореньев и буреломов. Но главным было то, что верховный жрец Перуна заставлял Александра много упражняться: по нескольку часов бегать, лазить на большие деревья, отжиматься, подтягиваться.

Парень быстро овладел азами русского боя и понял, для чего используют посох волхвы. Оказывается, не только для того, чтобы часть сил при дальних походах падала на руки, но и для обороны от дикого зверя и лихих людей.

Искусство владения посохом, или, как его тогда называли, шалыгой, также входило в систему русского боя. Это было страшное оружие в руках мастера – почти как меч, копьё или палица. Не случайно у волхвов любой человек, имеющий посох, считался вооружённым до зубов.

– Посох должен бить, как молния Перуна, – учил Кистеня Великий Волхв, – быстро и насмерть! Смотри на молнию, как она сверкает. Вот и ты за одно мгновение должен поразить своего супротивника!

Кудесники при помощи посоха могли завалить медведя и отбиться от крупной стаи волков. Изготовлялся посох из крепкого дуба, особым образом его отмачивали в настоях разных трав и можжевельника, а затем сушили на солнце, отчего он делался крепким как камень и превращался в умелых руках в очень грозное оружие[8]8
  Основу русского боя составляли удар и бросок, сводящийся в конечном счёте к удару: о землю, дерево и т.д. Далеко не каждый! современный человек знает, что обыкновенный приём «мельница» (подныривание под руку с последующим броском) восходит к седой древности, к русскому бою. Русский бой ведёт своё происхождение от ариев. Именно кудесники сохранили элементы боевого искусства предков и передавали его из поколения в поколение. Бой голыми руками у ариев был неотделим от боя оружием и входил в общую подготовку воина. Русские священнослужители усовершенствовали арийскую систему. Имеются некоторые разновидности русского боя. Так, известен псковский вид борьбы под названием скобарь, тверской вид русского боя борона.


[Закрыть].

Жрецы показали Кистеню основные болевые точки, а также наиболее важные части человеческого тела. Волхвы научили его также бороться и от сглаза. Оказалось, что это просто: не нужно только верить в силу колдунов и вещих жёнок, а если они тебе угрожаю! смейся над ними и верь больше светлым силам («Ну, тому же Христу», – с неудовольствием прибавлял главный кудесник). А ещё учил верховный жрец Перуна терпению и спокойствию, спокойствию в любой обстановке.

– Нет безвыходных положений, – говорил он, – есть только страх и неумение управлять собой. Чем больше врагов, тем для тебя лучше: они будут мешать друг другу в попытке расправиться с тобой. И знай: враги сами боятся тебя. Чем больше человек кричит, тем он больше боится, глушит свой страх криком. Опасайся не кричащих, а молчаливых.

Сами волхвы демонстрировали порой чудеса физической выносливости. Кистень удивлялся, что такие старые на вид люди могли бегать быстрее его или тащить на плечах здоровенное бревно, которое он мог приподнять только с одного конца. Парня удивляло, что они могли удачно ловить рыбу и заниматься бортничеством – лазить на высокие деревья за медом на такую высоту, на какую он сам еле отваживался. Тогда не было ульев, и пчёл приручали к дуплам, которые выделывали в самом дереве. Но кудесники пользовались естественными дуплами. «Нельзя обманывать Божью тварь», – говорили они. Больше всего они любили баловаться каменным мёдом[9]9
  Затвердевший мёд диких пчёл.


[Закрыть]. Но волхвы Перуна не были чревоугодниками и почти не ели мяса, считая, что без него человек дольше проживёт. В пище они были более чем скромными.

Волхвы Перуна могли вдохнуть душу в идола – им был известен способ, как и буддистам, создания своего таинственного двойника. Однажды в новолуние Александр с ужасом увидел, как от идола, которому поклонялись кудесники, вдруг отделился прозрачно-туманный Перун и зашагал прямо на него! Кистень от страха потерял сознание.

– Не бойся, – сказал пришедшему в себя парню главный волхв, – тебя избрал наш бог-громовержец для русской славы! Отныне у тебя нет иной дороги – только бить и бить татар-нелюдей!

В один из вечеров, когда кудесники сидели у костра и говорили о судьбе страны, Великий Волхв Перуна предрёк:

– Великое дело сделает князь Дмитрий. Разрубит он, как древний Александр, гордиев узел, и начнёт Русь овладевать Азией. Вижу, как через два века падут два татарских ханства, а еще через двести – последние поганые будут под рукою Москвы. А ещё через двести лет опять поганые будут грызть Русь Великую, да уже не великой тогда она будет... Вижу я это сквозь пелену времени! И вот вам знак моего пророчества!

Он взмахнул рукой, из костра резко взметнулся вверх столб огненных искр, и огонь заревел, загудел...

Провожать Кистеня вышли все четырнадцать волхвов. Александр поклонился им в пояс:

– Спасибо за хлеб-соль, а более того спасибо за науку русского боя. Да теперь мне никакой ворог не страшен, – сказал он, весело глядя на кудесников. Любого сокрушу!

– Э, сыне, не говори так. Хорошо ты ведаешь русским боем, а всё равно меня не одолеешь, – насмешливо возразил ему сухонький маленький старичок.

И вдруг глаза волхва сделались необыкновенно пронзительными, Кистень почувствовал, что его глаза захлестнула какая-то чёрная пелена, неведомая сила стала валить наземь, как будто скованный, он ничем не смог помочь себе и замертво упал. Между тем старичок до него даже пальцем не дотронулся.

– Да, страшное это знание, – сказал кудесник, делая круговые движения вокруг головы Кистеня. – А сделал я это, старый базыка[10]10
  То же, что и «старый хрыч».


[Закрыть], чтобы тебя, парень, гордыня не обуяла. Иди и никогда не хвастайся, допрежь не одолеешь супротивника!

На прощание жрец подарил Кистеню два ножа, говоря при этом:

– Эго особенные ножи – небесные и заговорённые. Их подарил нам великий Перун. В одну из грозовых ночей рядом с его капищем вдруг упал кусок небесного железа, из которого мы потом и сделали это оружие. Оно не знает промаха и не подведёт, если пользуешься им по справедливости.

Он долго смотрел вслед Кистеню, потом вынул наугад из мешочка дощечку «Велесовой книги» и с удивлением прочитал: «И было так – потомок, чувствуя славу свою, держал в сердце своём Русь, которая есть и пребудет землёй нашей. И её мы обороняли от врагов, и умирали за неё, как день умирает без Солнца и как Солнце гаснет...»

ОРДЕН УШКУЙНИКОВ

...Это был один из тех прекраснейших майских дней, когда солнце ласково светило, зноя ещё не было, несмело дул восходник – восточный ветер, леса и луга были одеты блестящей изумрудной зеленью.

Кистень с посохом-шалыгой легко шёл по дороге, насвистывал весёлую песенку. С одной стороны, ему было и грустно, что уходил от приветливых и интереснейших служителей Перуна, с другой стороны, он был рад испытать себя в жизни. И вот, когда уже вдали зазолотился храм Великой Софии Новгородской, ему вдруг преградили путь пятеро свирепого вида людей, вооружённых мечами и топорами. В них без труда можно было угадать разбойников.

– Ну что будем делать, атаман, с каликой перехожим? Он, верно, во святой Ерусалим направился, по его коряге видно? – спросил один из душегубов, указывая на по сох.

– Одежонка у него не ахти, а вот погалиться-то[11]11
  Погалиться – покуражиться, поиздеваться.


[Закрыть] мы могём. А ну сымай порты да беги отсюда голым! – нарочито грозно сказал атаман.

Разбойники дружно заржали.

– Нет, это вы сымайте, – насмешливо ответил Кистень.

– Ах ты деревенщина-засельщина! Да ты сам вздумал над нами изгаляться?! А ну давай его, ребята, – сказал атаман и резко взмахнул шестопёром[12]12
  Шестопёр – род палицы с шестью чеканными крыльями-лезвиями.


[Закрыть], но опустить не смог. Кистень неожиданным точным ударом посоха попал ему прямо в печень. От страшной боли атаман взвыл и покатился по траве.

– Да ты что сделал?! Да мы тебя за батюшку-атамана на кусочки порушим! – возмутились разбойники и разом бросились на Кистеня. Однако через несколько мгновений все они валялись на траве. Один держался за живот, другой за горло и ногу, двое лежали без сознания. Кистень собрал их оружие и сказал:

– А ну, давайте сами сымайте порты и гуляйте без них по лесу!

– Не трогайте его! – крикнул атаман. – Это сам нечистый, наверное!

– Э, нет! – насмешливо сказал Кистень. – Ты тут теперь не волен указывать! А ну раздевайтесь донага!

– Да что уж, и пошутить нельзя! – плаксиво произнёс один из разбойников.

– Ваши шутки чуть вам жизни не стоили. Скажите спасибо, что я сегодня добрый, – резонно ответил Кистень.

– Ладно, – сказал примиряюще атаман, – давай по-хорошему. Мы тебя накормим-напоим, обуем-оденем, выведем из леса, укажем ближнюю дорогу, но только ты – молчок, что с нами сделал, не позорь нас...

Незадачливый, казалось, атаман Дубина был соглядатаем и языком у князя Дмитрия. Московский боярин, со своими четырьмя воинами-разведчиками он смог поладить с недоверчивой головкой ушкуйников, отдавая им часть награбленного (а грабил он, в основном, заморских гостей, купцов).

Дубина внимательно следил за ушкуйниками, их приёмами подготовки, замыслами и передвижением. Князь Дмитрий искал союзников на Руси и пока не находил.

Рязанский князь Олег был ненадёжен, всегда смотрел в сторону татар, Нижегородско-Суздальское княжество, как и большинство других приволжских княжеств, подкупленные русскими же купцами, смотрели в сторону Твери – злейшего врага Москвы.

Тверь, Тверь – вот что было преградой для объединения Руси! Поэтому нужно искать в союзники то княжество, ту Русскую землю, с которой пока интересы не пересекаются. Московские князья давно уже обратили внимание на Господина Великого Новгорода. С одной стороны, богатейшая феодальная республика, с другой – большие забияки. Завидовали им московские начальные люди и в то же время возмущались, что нашлось ещё место на Руси, куда можно уйти удалому. Но то, что Новгород должен стать им союзником, в этом они не сомневались, иначе одной Москве с Тверью и Рязанью не справиться, а одному Новгороду не отбиться от алчного, жадного Запада.

Боярин Дубина играл с огнём: за убийство гостя или купца полагалась смертная казнь, а уж за роль соглядатая его медленно и с удовольствием бы удавили, предварительно применив пытки неслыханные. Но он хорошо платил ушкуйникам, и те уживались. Когда же разозлённые новгородские купцы попросили Прокопия поймать шайку разбойников, тот возмущённо отказался, ссылаясь на то, что он воин, а не ярыжка. Тем более что атаман был благородным разбойником мало кого убивал, а только грабил богачей да раздевал догола, на потеху своей братии и ушкуйников...

Разбойники, кряхтя и спотыкаясь, повели Кистеня к становищу. Перекусили чем Бог послал. Кистень страшно проголодался и поэтому ел за троих.

– Хорошее дело замыслил: отомстить надо нехристям и за матушку, и за батюшку, да и за всех матерей русских обездоленных, – сказал атаман, выслушав рассказ Кистеня. – Идёшь, значит, в Новеград? Там как раз такие, как ты, нужны. Найдёшь Прокопия, скажешь, мол, от Дубины, он поймёт, Дубина – это я. А мы с тобой ещё свидаемся, – многозначительно добавил он.

Разбойник, подручный Дубины, вывел Кистеня на дорогу, показал на холм и сказал:

– Вон видишь тот елбан, перевалишь его, а там до места и рукой подать.

Пять городских посёлков составляли славный Новегород: Славенский, Неревский, Людин, Плотницкий и Загородский. Между ними была определённая борьба за выделение общих средств, за проход через территорию. На вече происходили выборы республиканских должностных лиц: архиепископов, посадников, тысяцких. Вече было посёлочным и городским.

Выборные придерживались старины и в серьёзных делах опирались на древние обычаи, как они говорили – по старой памяти да по древней грамоте.

Сам Новгород был построен па наивыгоднейшем перекрёстке торговых путей, важных как для Руси, так и для всей Северо-Западной Европы. В Новгородской земле были такие крупные города как Псков Изборск близ Чудского озера, Белоозеро, Ростов. Это был один из самых цивилизованных городов Европы и в целом мира. К сожалению, историки мало обращали внимания на научные достижения новгородцев. Однако известно, что уже в IX веке в нём была богатейшая библиотека. Оплотом науки и культуры были кудесники и христианские монахи. Священнослужители были хранителями не только тайн, старинных рукописей и книг, летописцами, но и выдающимися учёными. Мы почти ничего не знаем о новгородских кудесниках-учёных. Известно только, что именно благодаря им сохранена «Велесова книга». Эта традиция изучать передавалась из поколения в поколение. Не умерла она и со сменой религий. Истинные учёные-христиане не отвергали всех знаний, и если бы не мракобесие и чужебесие византийских священнослужителей, до нас бы дошло множество сведений из истории древних славян. Но и среди христианских священников-новгородцев было много выдающихся учёных. Одного из них, математика, хорошо знала вся просвещённая Восточная Европа. Это знаменитый Кирик-Новгородец, написавший в 1136 году научный трактат, который он посвятил счёту времени для вычисления дня Пасхи. Кроме того, став христианским священником, учёный создал любопытное произведение о нравах Древней Руси – «Вопрошание».

В своих тысячевёрстных путях новгородцы часто ходили на ладьях и ушкуях по рекам и морям. Летопись говорит о «кругосветном» плавании вокруг Европы, через Киев и Новгород, Ла-Манш и Гибралтар, называя балтико-атлантический отрезок «из варяг в греки».

Ушкуйники собирались в Неревском посёлке. Это было их своеобразное место отдыха, а упражнялись они в дремучем лесу, подальше от глаз людских, чтобы никто не видел и не слышал их секреты воинского искусства. Там было огороженное частоколом место, куда и пешему, и конному постороннему попасть было заказано. Даже новгородские бояре на охоте с опаской обходили это место, потому что ушкуйническим охранникам Прокопием был дан строжайший наказ – никого не пускать, а если кто будет противиться, нещадно расправляться, вплоть до смерти. И когда мимо удальцов проходил Кистень, один из родников[13]13
  Ротник – член добровольного отряда, давший роту (клятву) верной службы.


[Закрыть], чернобородый зверовидный мужичина стал смеяться над ним:

– Откуда ты, засельщина, уж не из Загороднего или из Плотницкого? Куда направляешься: вино пить или к волочайкам прелюбодействовать? У нас все здесь за проход мзду платят. Вот молодой ты, а уже с бородой. За эту бородку давай две новгородки да три ладожонки[14]14
  Новгородки, ладожонки – соответственно мелкие серебряные и медные монеты, имевшие хождение в Новгородской республике.


[Закрыть].

– А я не дам, – дерзко ответил Кистень.

– Ну ты, отрок, сам свою судьбу выбрал! – взревел чернобородый и ринулся с кулаками на парня.

– Убьёт ведь, – сказал стоящий близко к Прокопию купец-зажитник[15]15
  Купец-зажитник – человек, занимавшийся заготовкой продовольствия и фуража для войска.


[Закрыть], пришедший к ушкуйникам на переговоры, чтобы подписать ряд[16]16
  Ряд – договор, соглашение.


[Закрыть]. – Опять бояре будут выговаривать, что шалят твои ротники.

– Ты поосторожнее, поосторожнее, Дрегович, смотри, не завали его у меня! – крикнул вдогонку Прокопий. – Помни, что за это бывает!

Дрегович хотел лишь попугать отрока, надрать ему уши, но тот, вдруг отставив посох, сам изготовился к кулачному бою. Это изумило богатыря Дреговича:

– Ну, держись тогда за землю, а не то полетать тебе придётся! – и нанёс Кистеню сокрушительный удар.

Но вдруг сам взлетел вверх и грузно шлёпнулся на землю. Толпа ушкуйников ахнула. Не помня себя от обиды и ярости, Дрегович всерьез налетел на парня и замолотил по нему кулаками, но ни один из ударов не попал ни в туловище, ни в лицо Кистеня.

Зато он сам ударил два раза, и коренастый Дрегович повалился без сознания.

– Вот это паря! Ай да здорово, самого Дреговича! – воскликнули изумлённые ушкуйники, увидев, как натолкнулся их товарищ на силу неодолимую.

– Надо бы его спытать, – сказал озабоченно Прокопий своему податаманью Смольянину, – уж не лазутчик ли из Московии к нам пожаловал? – И подозвал забияку. – Откуда ты, отрок, и куда бредёшь? Только не плети мне небылицы, а то мой меч – твоя голова с плеч.

Для убедительности Прокопий потряс своим здоровенным кинжалом.

– Да я – Кистень, от атамана Дубины к Прокопию с поклоном. Не скажешь, как к нему пройти?

– Кистень? На гулящего не похож! Так кто же ты? – строго спросил его ещё раз Прокопий.

Кистень ему подробно рассказал: и как он жил у скоморохов, и как заболел, и как лечили его волхвы.

– Так-так, – усмехнулся Прокопий, и вдруг его осенило: – А не подлыгаешь[17]17
  Подлыгать – лгать в глаза.


[Закрыть] ли ты, парень? А ну, покажи что-нибудь скоморошное!

Кистень не стал себя упрашивать, встал на руки и вдруг, мелко перебирая ими по земле, побежал, потом, встав на ноги, разогнался и несколько раз перевернулся в воздухе.

– Ну и диво! – молвил Прокопий. – А как же ты с Дубиной-то повстречался?

– Да вот хотели меня без портков пустить по лесу гулять, а я не дался, – потупился было Кистень.

Ответом ему был взрыв хохота.

– Так их ведь пять человек было, – сказал один из ушкуйников с перебитым носом, вытирая выступившие от смеха слёзы.

– Да вот все пятеро у меня землю и ели, – ответил повеселевший Кистень, потом спохватился: – А ребята они хорошие!

– Да уж, – промолвил Прокопий, – только с этими «хорошими» лишний раз не встречаться ни ночью, ни в лесу. – И добавил: – А если ты Прокопа ищешь, так он перед тобой. Если в Бога единого и Троицу веруешь, Русь любишь, давай-ка у меня служить, нам такие удальцы нужны. А учителем тебе будет... – атаман задумался, – твой первый знакомец из наших, – и показал на Дреговича. – Но я думаю, что ты и сам его чему-нибудь научишь!

Богатырь подошёл к парню и сказал:

– Люб ты мне, добрый молодец, хочу, чтобы побратимом мне был, – и протянул руку.

Кистень горячо пожал её. Они обнялись и обменялись крестами.

В то стародавнее время уважались сила, мужество и скромность. Дрегович – широкоплечий дубина с руками, похожими на лопаты, и цепкими пальцами, которыми он свободно разгибал подковы и ломал рублёвики, был человеком честным, не лишённым юмора и разгула. Он всегда остро чувствовал плечо товарища и никогда не подводил.

Они с Кистенём стали неразлейвода. Тридцатилетнему Дреговичу нравилось опекать своего младшего названого брага. Сам старший брат обладал необыкновенной силой.

Однажды он голыми руками убил медведя. Ушкуйники ради смеха щупали медвежью голову и удивлялись, когда ощущали под рукой перекатывавшиеся косточки: кулак Дреговича раздробил зверю голову!

Его не принимала ни одна из сторон кулачных бойцов – боялись, как бы он ненароком кого-нибудь не убил! И названый брат Кистень сам не любил зря драться стенка на стенку, несмотря на то что его часто подзадоривали другие ушкуйники. Но когда однажды славенские парни, сынки именитых людей, бояр и купцов, которые красовались перед девицами, вздумали сначала насмехаться, а потом и задевать, после его свидания с Олёной, он решил дать бой.

Сынков было около десятка. Они окружили Кистеня и начали дёргать за одежду. Главный из них, боярский сын Кудрила, который сам был не прочь погулять с Олёной, дал было команду:

– А ну сымай с него портки да и всыпьте ему понюгальцем[18]18
  Понюгалец – кнут.


[Закрыть] двадцать горячих, чтобы знал, куда ходить да чьих девок любить! А то деревенщина выбирает всё тех, которые получше да покрасивее.

Его дружки тут же попытались выполнить приказ и бросились на Кистеня со всех сторон. Однако юркий юноша вывернулся из толпы, стукнув двух верзил лбами. И началось!

Изумлённые славенские растерялись, не ожидая подобной дерзости от деревенщины. А Кистень успел дать такого сильного подзатыльника Кудриле, что тот полетел вверх тормашками и бросился бежать.

– Догоните его да намните бока хорошенько! – закричал вне себя боярский сынок, потирая ушибленный затылок.

Преследователи растянулись в длинную цепочку. Кистень замедлил ход и, когда ближний из кудрилиных подпевал догнал, неожиданно обернулся и нанёс сильнейший удар под ложечку. Тот упал. Сделав обманное движение, ушкуйник свалил второго боярского прихвостня и бросился на третьего, который не успел затормозить. Удар ногой в солнечное сплетение надолго оставил задиру без сознания.