355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Михаил Энгельгардт » Александр Гумбольдт. Его жизнь, путешествия и научная деятельность » Текст книги (страница 1)
Александр Гумбольдт. Его жизнь, путешествия и научная деятельность
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 03:03

Текст книги "Александр Гумбольдт. Его жизнь, путешествия и научная деятельность"


Автор книги: Михаил Энгельгардт



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Михаил Александрович Энгельгардт
Александр Гумбольдт. Его жизнь, путешествия и научная деятельность

Биографический очерк М. А. Энгельгардта

С портретом Гумбольдта, гравированным в Лейпциге Геданом




Предисловие

В ряду громких имен нашего столетия имя Александра Гумбольдта пользуется едва ли не наибольшею славой. Кто не слыхал о нем даже из людей очень мало знакомых с наукой, – кто не соединяет с этим именем представления о мудрости, славе и величии?!

Различные причины способствовали этой исключительной популярности.

Задачей своей жизни Гумбольдт поставил физическое мироописание. Для этой цели он работал почти 70 лет, ради нее посетил тропические страны Америки и Азии, овладел знаниями, какие не смог бы вместить ни один другой ученый. Физическое мироописание нельзя назвать самостоятельной наукой; это – свод целого ряда наук; оно требует занятий в самых разнообразных отраслях естествознания. Работы Гумбольдта относятся к физике, химии, метеорологии, геологии, ботанике, зоологии, физиологии и сравнительной анатомии, географии, истории, этнографии, археологии и политике. Во всех этих отраслях ему принадлежат более или менее обширные исследования, во многих – блестящие открытия, некоторые, наконец, – как сравнительную климатологию и ботаническую географию, – он впервые возвел в степень науки.

Это изумительное разнообразие занятий, конечно, не могло не отразиться на качественной стороне его трудов. Таких великих открытий, как, например, закон естественного отбора, периодическая система элементов и тому подобное, за ним не числится. Тем не менее остается изумительным и непонятным, как мог он вместить такую массу знаний и не быть ими раздавленным. Как мог он, занимаясь почти всеми отраслями человеческих знаний, не остаться простым собирателем материала, но явиться творцом во всех своих исследованиях и оставить ряд открытий достаточно крупных, чтобы увековечить свое имя в науке.

Но «физическое мироописание» интересовало Гумбольдта не только с отвлеченной, чисто научной стороны, ученый соединялся в нем с художником. Он мечтал о картине мира, о художественном изображении Космоса. Исполнение этой задачи шло рука об руку с чисто научными занятиями. Для того чтобы написать такую картину, требовалось разработать, а частью и создать отрасли знаний, в то время едва затронутые исследованием. Этой стороне дела была посвящена масса специальных работ, которые принесли Гумбольдту громкую славу в собственно ученом мире.

Художественная обработка научных данных разносила эту славу в более широких кругах. «Картины природы» (1808 год), ряд великолепных изображений тропического мира доставили ему известность среди читателей-неспециалистов; публичные лекции 1827–1828 годов были событием, привлекшим, как говорится, «внимание всего образованного мира»; наконец «Космос», прославленный «Космос», венец многолетней научной деятельности, распространил эту славу далеко, во всех странах, где только были люди, интересовавшиеся наукой…

Эта именно сторона деятельности ученого и окружила его имя таким ореолом. Изотермы, химический состав воздуха, открытия в области земного магнетизма и так далее – все это приводило в восторг специалистов; но художественное изображение мира – «от туманных звезд до мхов на гранитных скалах» – было близко сердцу каждого.

Далее, работы Гумбольдта имели огромное возбуждающее значение. Это – неистощимый рудник мыслей, обобщений, широких взглядов. В деле обобщения он превосходил всех других ученых: это его сила, его конек. Не имея возможности детально разработать тот или другой вопрос, он все же бросал ряд общих идей: другие подхватывали и развивали их. Гете уподобил его «источнику с тысячами труб: подставляй только ведра и изо всех получишь живительную влагу». Трудно сказать, что принадлежит Гумбольдту в нашем умственном достоянии: он пустил в оборот такую бездну мыслей, они так переплелись с чужими исследованиями, что теперь часто невозможно разобрать, что принадлежит ему, что другим.

Наконец и другие причины содействовали его славе. Он был лично знаком почти со всеми выдающимися людьми конца прошлого и первой половины нынешнего столетия; он прожил 90 лет, сохранив до конца ясность и силу ума, позволившие ему завершить работы, начатые еще в молодости; он был другом двух королей и ни разу не употребил своего влияния во зло ближнему, но сотни раз пользовался им для поддержки нуждающихся, для защиты гонимых, для поощрения и развития науки…

Все это вместе взятое окружило его имя таким блеском, какого не досталось никому из его современников.

Читатель не должен ждать от нас сколько-нибудь подробного изложения научных трудов Гумбольдта. Наш очерк посвящен главным образом жизни этого любимца Фортуны и Минервы; но мы постараемся рассказать хотя бы вкратце и о важнейших из его открытий.

Глава I. Детство и учебные годы (1769–1792)

Предки Гумбольдта. – Александр-Георг Гумбольдт. – Детство Гумбольдта. – Его малая способность к учению. – Жизнь в Берлине. – Кочеванье по университетам. – Первые работы. – Георг Форстер и его влияние на Гумбольдта. – Общий характер воспитания

Александр фон Гумбольдт происходил из дворянской семьи Нижней Померании. Некоторые из его предков отличались на поприщах военном и гражданском; но особенно выдающихся лиц между ними не было, и только благодаря знаменитому потомку имена их извлечены из пыльных архивов и истлевших родословных и фигурируют теперь в биографиях Гумбольдта. В нашем коротеньком очерке нет надобности перечислять их.

Фамилия Гумбольдтов принадлежала к мелкому провинциальному дворянству и не отличалась ни знатностью, ни богатством. Основа тому и другому была положена отцом нашего героя, Александром-Георгом, – частью благодаря его личным заслугам, частью путем удачного брака.

Александр-Георг Гумбольдт родился в 1720 году; шестнадцати лет поступил на службу в драгунский полк; дослужился до майора и во время семилетней войны состоял адъютантом герцога Фердинанда Брауншвейгского. Насколько можно судить по скудным источникам, это был живой, веселый, любознательный человек, передавший сыну свой счастливый характер. Что он умел ценить преимущества образования, показывает тщательное воспитание, данное им детям.

В 1762 году он оставил военную службу и, получив звание камергера, поселился сначала в Потсдаме, потом в Берлине, где и доживал свой век частью в самой столице, частью в небольшом замке Тегеле, близ Берлина, поддерживая постоянные отношения с двором и аристократией.

Майор Гумбольдт женился в 1766 году на вдове некоего барона Ф. Гольведе, урожденной Коломб. С нею в семью Гумбольдтов явилось и богатство. Ей принадлежал замок Тегель, дом в Берлине и другое имущество.

От этого брака родились двое сыновей: старший, Карл-Вильгельм, впоследствии знаменитый филолог, публицист и государственный деятель – в 1767 году в Потсдаме; младший, Фридрих-Генрих-Александр, будущий «Аристотель XIX века» – 14 сентября 1769 года в Берлине.

Детство свое оба брата провели в Тегеле. условия, при которых они росли и воспитывались, были как нельзя более благоприятны для развития. Правда, сама по себе среда, к которой они принадлежали по рождению, не отличалась высокими идеалами: мелкое провинциальное дворянство, спесивое и чванное, презиравшее «писак» и «аптекарей» (то есть писателей и ученых), могло только заглушать стремление к чему-нибудь повыше служебных отличий и чинов. Но отец Гумбольдта сумел выдвинуться из своей среды и войти в круг высшей аристократии, а эта последняя в XVII столетии могла считаться весьма образованным сословием. Идеи французских вольнодумцев циркулировали в обществе и пользовались тем большим почетом, что сами правители подавали в этом отношении пример своим подданным. То был век и меценатов. Великие, а за ними, как водится, и малые мира сего считали долгом обнаруживать любовь к просвещению и либерализм. Сам Фридрих II принадлежал, как известно, к числу esprits forts[1]1
  вольнодумцев (фр.)


[Закрыть]
восемнадцатого столетия, занимался литературой, поддерживал сношения с Вольтером и так далее.

Самое разнообразное общество посещало Тегель. Дипломаты, военные, придворные, профессора, литераторы – вот пестрый круг, в котором вращались Гумбольдты. Между прочим, в 1778 году Тегель посетил Гете, сопровождавший своего герцога (Веймарского) в Берлин на большие маневры. Александру в то время было девять лет, и очень возможно, что знакомство с великим поэтом-натуралистом оставило след в душе ребенка. Из других посетителей можно упомянуть о наследном принце (впоследствии король Фридрих-Вильгельм III), который навещал Гумбольдта по крайней мере однажды в год.

Оба мальчика получили домашнее воспитание. В то время с легкой руки Ж.-Ж. Руссо педагогические вопросы вошли в моду. Идеи «естественного воспитания» проникли в Германию и нашли здесь горячих приверженцев в лице Базедова, Рохова и других. Первым воспитателем Гумбольдтов был Иоахим-Генрих Кампе, впоследствии прославившийся на педагогическом поприще. Впрочем, он пробыл у них недолго и оставил дом Гумбольдта, когда Александру было всего три года. Ввиду этого вряд ли можно говорить о каком-либо влиянии его на ребенка.

За Кампе следовали несколько других воспитателей, тоже недолго остававшихся в семье Гумбольдта; наконец, в 1777 году он пригласил в качестве гувернера Христиана Кунта, двадцатилетнего молодого человека, который по недостатку средств должен был прервать свое собственное академическое образование.

Кунт оставался в семье Гумбольдта, пока не выросли оба мальчика, да и потом управлял их делами, и на всю жизнь сохранил с ними дружеские, семейные отношения. Это был человек разносторонних знаний, с энциклопедическими устремлениями, знакомый с немецкой, французской и латинской литературой, философией и историей, поклонник Руссо, старавшийся придать воспитанию своих питомцев по возможности универсальный характер.

В 1779 году, когда Александру не исполнилось еще десяти лет, умер его отец – майор Гумбольдт. Смерть его не внесла изменений в воспитание мальчиков. Госпожа Гумбольдт оставила воспитателем Кунта и сохранила прежний строй и порядок жизни. Вообще это была женщина рассудительная, спокойная и неизменная в своих привычках, обязанностях и склонностях. В письме одной из знакомых, госпожи де ла Мотт-Фуке, мы находим следующую характеристику ее: «Все осталось по-старому в доме Гумбольдта. Люди и образ жизни те же, что и раньше. Но мне всегда будет недоставать его (то есть старика Гумбольдта). Его живой, веселый разговор представлял прекрасный контраст с тихим спокойствием и солидностью его жены. Она сегодня выглядит так же, как вчера и как будет выглядеть завтра. Та же прическа, что и десять лет назад – всегда гладкая, скромная, аккуратная. При этом бледное, тонкое лицо, на котором никогда не заметишь признаков хотя бы малейшего волнения; спокойные, уверенные манеры и непоколебимое постоянство в привязанностях. При ней всегда живет ее зять, дочь и старая тетка, вечно лежит на диване старый пес Белькастель; хладнокровие не изменяет ей ни при каких семейных противоречиях и неурядицах. Можно поручиться, что какою вы застанете эту семью сегодня – такою найдете ее и через год».

В 1780 году у Гумбольдтов прибавился еще учитель, доктор Людвиг Гейм, пользовавшийся впоследствии большою известностью как врач и филантроп. Он занимался с детьми ботаникой и ознакомил их с системой Линнея. Занятия сопровождались экскурсиями в окрестностях Берлина и разнообразились рассказами о поездках Гейма по разным странам Европы.

Александру наука давалась туго. Память у него была хорошая, но быстротой соображения он не отличался и далеко отставал в этом отношении от Вильгельма, который легко и быстро схватывал всякий предмет.

Не только в это время, но и значительно позднее мать его и Кунт опасались, что он «вовсе не способен к учению».

Странно звучат эти слова в применении к Гумбольдту, но, как мы знаем, многие из великих людей отличались в детстве неспособностью, или, по крайней мере, казались неспособными окружающим. Назовем хоть Ньютона, или – в совершенно другой области – нашего Пушкина. Должно заметить, однако, что уже в ранней молодости Гумбольдт производил на некоторых иное впечатление, чем на мать и воспитателя. «Вильгельм, – пишет упомянутая уже госпожа де ла Мотт, – при всей своей учености, по-моему, просто педант. Но у него всегда есть острота (le mot pour rire) в запасе и потому его любят в семье как ангела… Александр скорее маленький чертенок; впрочем, он очень талантлив».

Не в этом ли недоверии к способностям мальчика должны мы искать причину его горьких отзывов о своем детстве? «Здесь, в Тегеле, – писал он много позднее, – я жил среди людей, которые любили меня, желали мне добра, но с которыми я не сходился ни в одном впечатлении – вечно одинокий, вечно стесняясь и принуждая себя к притворству, жертвам и прочему. Даже теперь, свободный и независимый, я не могу наслаждаться окружающей меня роскошной природой, так как каждый предмет возбуждает горькие воспоминания о детстве».

Несмотря на доброту и заботу матери, самолюбие ребенка оскорблялось недоверием к его способностям и несколько небрежным отношением к его занятиям.

В 1783 году братья вместе со своим воспитателем переселились в Берлин. Требовалось расширить их образование, для чего были приглашены различные ученые. Проповедник Леффлер, приобретший известность довольно вольнодумным сочинением об отцах церкви и неоплатонизме, преподавал им древние языки; Лебо де Нанс – новые; Энгель, Клейн, Дом – все более или менее известные ученые – читали им философию и юридические науки. Вообще образование имело по преимуществу филологический и юридический характер, который определяли склонности старшего брата, уже тогда обнаруживавшего страсть к изучению языков. Младший интересовался преимущественно естествознанием, но его стремлениям не придавалось особенного значения ввиду его предполагаемой «неспособности к наукам». Со стороны некоторых родственников эта любовь вызывала даже насмешки: какая-то тетенька, жена камергера, спросила его однажды, не собирается ли он сделаться аптекарем. «Да уж лучше аптекарем, чем камергером», – отвечал Гумбольдт, никогда не лазивший в карман за словом.

Братья занимались вместе, и младший изо всех сил тянулся за старшим. Трудолюбие и упорство возмещали недостаток способностей.

Общество, в котором они вращались, было разнообразное и блестящее. В числе их знакомых можно упомянуть об известной Рахили (жене Варнгагена фон Энзе) и Генриетте Герц, считавшейся тогда «самой блестящей женщиной Берлина».

В то время (1785–1787 годы) уже был прочитан гетевский «Вертер» (1774 год) и только что вышел в свет «Дон-Карлос» Шиллера. Среди образованного общества было в моде сентиментальное настроение, восторженность, поэтический экстаз в манерах и разговоре… То, что теперь нам кажется слащавой и приторной чепухой – «дух пылкий и немного странный, всегда восторженная речь» и т. п. – в то время нравилось и трогало сердца.

Этому настроению поддался и старший Гумбольдт, на всю жизнь сохранивший отпечаток сентиментальности, тогда как более холодный, положительный и насмешливый Александр подтрунивал над его чувствительностью и идеальной дружбой с Генриеттой Герц.

Различие характеров, впрочем, не портило отношений между братьями. Они были очень дружны, и дружба эта возрастала с годами. Но с матерью и другими родственниками отношения были довольно сухие, как это видно, например, из следующего письма Г. Герц: «Когда Александру Гумбольдту случалось в эти годы писать мне из Тегеля, он ставил в заголовке „замок скуки“. Разумеется, это бывало по большей части только в письмах, написанных на еврейском языке, первые сведения в котором он и Вильгельм получили от меня… Сообщать в письмах, доступных всякому, что чувствуешь себя лучше в обществе евреек, чем в родовом замке, было бы не совсем благоразумно для молодого дворянина».

Кроме учебных занятий он уделял значительную долю времени и светским развлечениям, посещал салоны, учился танцевать, рисовал – в этом искусстве он достиг больших успехов и даже занимался гравированием. Музыка была ему совершенно чужда; он называл ее общественным бедствием (calamite sociale) и в этом отношении сходился с Вильгельмом, который тоже находил это искусство невыносимым.

Для пополнения картины его образа жизни в это время приведем следующую цитату из письма одной из его знакомых: «Он (Александр) теперь увлечен дамами. Носит две стальные цепочки, танцует, беседует в гостиной матери – короче, начинает играть роль. Он очень напоминает отца».

В это время уже сложился его характер: веселый, общительный, соединявший приветливость и снисходительность к людям с насмешливостью и скептицизмом.

Частные лекции и жизнь в Берлине продолжались до 1787 года, когда оба брата отправились во Франкфурт-на-Одере для поступления в тамошний университет. Вильгельм поступил на юридический факультет, Александр– на камеральный. Франкфуртский университет не принадлежал к числу выдающихся и был выбран ради матери, которой не хотелось отпускать сыновей далеко. Неизменный Кунт отправился вместе с молодыми людьми.

В это время способности Александра, которому уже минуло 18 лет, стали обнаруживаться. В письме его брата мы находим такую заметку: «Вообще люди не знают его, думая, что я превосхожу его талантом и знаниями. Таланта у него гораздо больше, а знаний столько же, только в других областях».

Александр оставался во Франкфуртском университете только год; затем около года провел в Берлине, изучая технологию, греческий язык и ботанику – последнюю под руководством Вильденова; своего приятеля, впоследствии знаменитого ботаника.

Весною 1789 года Вильгельм, также оставил Франкфурт, и братья отправились в Геттингенский университет – один из славнейших в то время. Там читал анатомию Блюменбах, разделявший с Кювье славу основателя сравнительной анатомии, математические науки – Кестнер и Лихтенберг, известные своим остроумием и учеными трудами, историю – Эйхгорн и так далее.

Занятия Александра имели энциклопедический характер. Классическая литература, история, естествознание, математика интересовали его в одинаковой степени. Знаменитый филолог Гейне, ожививший в Германии любовь к классической древности, возбудил в нем охоту к археологии. Под влиянием Гейне Гумбольдт написал свое первое – не напечатанное – сочинение: «О тканях греков».

В Геттингенском университете он познакомился с Георгом Форстером. Этот замечательный человек имел большое влияние на Гумбольдта. Не будучи звездою первой величины в ученом мире, он отличался широтою взглядов, огромными, всесторонними знаниями и пылким воображением. Он сопровождал Кука в его втором кругосветном плавании в качестве натуралиста, и рассказы его о тропических странах оказали большое влияние на Гумбольдта, в котором уже тогда проснулась страсть к путешествиям. Он был гуманистом и сторонником великой революции, человеком свободным от национальных предрассудков и называл себя «гражданином мира». Эти взгляды тоже, конечно, имели значение в становлении молодого Гумбольдта, который никогда не мог назваться рьяным патриотом и всегда оставался верен либеральным идеям 1789 года. Наконец, Форстер стремился к популяризации науки и в этом отношении может быть назван предшественником и, вероятно, учителем Гумбольдта.

В Геттингенском университете Гумбольдт оставался до 1790 года. Здесь начались его самостоятельные занятия естествознанием. Осенью 1789 года, в то время как Вильгельм со своим бывшим воспитателем Кампе отправились в Париж, Александр предпринял экскурсию на Рейн, результатом которой явилось исследование о рейнских базальтах. Вопрос о происхождении базальтов был в то время модным в геологии. Два враждебных учения – плутонистов и нептунистов – искали в нем подтверждения своих взглядов. Гумбольдт в своем исследовании, впрочем, имеющем фактический, описательный характер, склоняется на сторону нептунистов, то есть признает водное происхождение базальтов.

В марте 1790 года он предпринял путешествие вместе с Форстером из Майнца по Рейну в Голландию, оттуда – в Англию и Францию. Значение этого путешествия для Гумбольдта он выражает так: «Сопутствие Форстера, знакомство с сэром Джозефом Банксом (известный путешественник и натуралист того времени), сильная и внезапно пробудившаяся страсть к путешествиям и посещению отдаленных тропических стран имели огромное влияние на планы, которые могли быть исполнены только по смерти матери».

После этой поездки мы видим Гумбольдта как бы в нерешительности – куда ему направиться. На некоторое время он поступил в Торговую академию в Гамбурге, где изучал новые языки, увлекаясь в то же время ботаникой и минералогией. Оттуда отправился в Берлин, где прожил несколько месяцев, занимаясь ботаникой с Вильденовым. Результатом этих занятий явились несколько мелких ботанических работ – и между прочим, открытие ускоряющего действия хлора на прорастание семян.

Желание поближе познакомиться с геологией и слава Фрейбергской горной академии увлекли его в Фрейберг, куда он отправился в 1791 году и где пробыл до 1792 года. Здесь читал геологию знаменитый Вернер, глава школы нептунистов, ученый, за всю жизнь написавший лишь одно небольшое сочинение и, тем не менее, заслуживший огромную славу. Лекции Вернера привлекали учеников со всех концов Европы. Под его влиянием образовались некоторые из знаменитейших геологов Европы, между прочими Леопольд фон Бух, друг и приятель Гумбольдта.

С оставлением Фрейберга окончились учебные годы Гумбольдта, так как с 1792 года началась его служебная деятельность. В это время ему было 23 года. Способности Александра, которые, как мы видели, очень туго проявлялись в детстве, теперь уже обнаружились в полном блеске. Он обладал обширными и разносторонними сведениями не только в естествознании, но и в истории, юридических науках, классической литературе и прочем, владел несколькими языками, напечатал ряд самостоятельных исследований по геологии, ботанике и физиологии и обдумывал планы будущих путешествий.

Только физически он оставался слабым. Болезни преследовали его много лет, и лишь в эпоху американского путешествия в нем совершился перелом, превративший его из хилого, болезненного человека в богатыря, который мог прожить 90 лет, предаваясь до последних дней жизни почти невероятной деятельности и уделяя сну только четыре-пять часов в сутки.

Оглядываясь на учебные годы Гумбольдта, мы видим, что все условия как нельзя более содействовали развитию в нем энциклопедических стремлений. Общество, блестящее и разнообразное – цвет немецкой интеллигенции; воспитание в духе Руссо, лишенное школьной рутины и принуждения, с универсальным характером; друзья и товарищи, вроде Вильденова, Буха, Форстера; многочисленные экскурсии и разъезды; само кочеванье по университетам – то во Франкфурте, то в Гетгингене, то в Гамбурге, то в Фрейберге – и возможность слушать лучших ученых того времени – все это не вязалось с узкой специализацией. В то время как красноречие Вернера увлекало его в область геологии, пылкая фантазия Форстера рисовала ему картины далеких тропических стран, Вильденов тянул его к ботанике и так далее. К этому нужно прибавить полную материальную обеспеченность, возможность пользоваться какими угодно пособиями, – делать что хочешь, ехать куда хочешь, слушать кого хочешь, не думая о заработке, о «куске хлеба» и предаваясь всецело любимым занятиям.

При таких исключительно благоприятных условиях люди обыкновенно балуются и выходят поверхностными всезнайками, а в редких случаях – Дарвинами, Кавендишами и им подобными. В число этих исключений попал и Гумбольдт. По началу его занятий можно было подумать, что ему суждено сделаться поверхностным энциклопедистом. Он разом набрасывается на целый ряд научных областей – от математики до филологии. Но гений его сумел овладеть всеми этими областями настолько, чтобы делать самостоятельные исследования в каждой из них, чтобы возвести в степень науки некоторые из них, находившиеся еще в зачаточном состоянии, чтобы, наконец, объединить их все в одной общей картине «Космоса».


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю