Текст книги "Булгаков Михаил"

Автор книги: Михаил Булгаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 39 страниц)

Нуте-с, отлично. Ровно в шесть часов встал председатель и объявил собрание открытым, и вышел наш величественный предучкпрофсож, кашлянул и врезал собранию речь. Начал докладывать про дорожный съезд, и докладывал с 6 часов до 9 часов, а по новому стилю до 21-го часа, выпив всего полграфина воды из первого класса. Что было в зале, выразить я не могу, за исключением того, что неожиданно заснул весь первый ряд, а за ним второй, как на поле сражения. И даром председатель звонил и призывал к сознательности. Какая же сознательность у человека, ежели он спит?

Но разразилась, нарушив течение профессиональной жизни собрания, гроза в лице ремонтного рабочего Васи Данилова. Из ряда поднялся Вася и заплакал так, словно утратил дорогого спутника жизни – жену, – обратившись громовым голосом к докладчику, сказал:

– Ежели ты не закроешь задвижку, я удавлюсь! Больше не могу после восьмичасового рабочего дня слышать про твои факты.

И произошло волнение в сплоченных рядах, и исключили Васю из заседания впредь до успокоения.

Тогда Вася, плача до самой двери, вышел, соблазнив многих, говоря:

– Иду, дорогие товарищи, в пивную, потому что без пива второй речи не выдержу.

И с ним ушли некоторые. В смятении по поводу кворума, председатель первого докладчика ликвидировал, а выпустил второго, и второй про работу правления говорил до 23 часов, с лишком 2 часа про разные цифры. Никакие брюки ничего не помогли, и сам Фитилев пал лицом на белые руки и, притворяясь, что слушает, на самом деле заснул. Барышни, любовавшиеся на красавца Фитилева, все ушли, потому что хоть Фитилев холостой, но невозможно.

И наконец около полуночи кончилось все, и лучше всех убил наповал сам Фитилев, оживившись по окончании речи.

Встал Фитилев, прищурился на трибуне и заявил:

– От имени Российской коммунистической партии большевиков…

Весь зал проснулся, потому что думали, что он радио объявит международной важности, а он дальше:

– …ячейки нашей станции и от имени укома предлагается список кандидатов в местком. И чтоб, товарищи, никаких отводов и замен, потому как мне поручено провести и я не допущу.

Вася Данилов вернулся к перевыборам со своими спутниками бодрый, собираясь навести рабочую здоровую критику на кандидатов, и даже открыл рот.

– Вот так клюква! – вскричал Вася и без всякой критики проголосовал рукой. А за ним все.

Но когда разошлись, червь мне сердце источил, и я не вытерпел. Спросил у нашего партийного Назар Назарыча – развитого человека:

– Это правда, что вот, мол, от имени российской и не сметь шевельнуть языком?

А тот и говорит:

– Ничего подобного!.. Жалко, что я больной лежал, а я б его разъяснил. Безобразие! Хлестаков в полосатых штанах. Это не живое дело, а гнусный бюрократизм!

И пошел, и пошел.

Вот оно какие бывают оригинальные заседания у нас в захолустной жизни.

Охотники за черепами

Впервые – газ. «гудок», 1924 г., 18 июня.

_____

Начохраны ст. Москва М.-Б.-Белорусской дороги гр. Линко издал приказ по охране, которым предписывает каждому охраннику обязательно запротоколить четырех злоумышленников. В случае отсутствия таковых нарушители приказа увольняются.

– Ну, мои верные сподвижники, – сказал начальник транспортной охраны ст. Москва-Белорусская, прозванный за свою храбрость Антил Скорохват, – докладайте, что у нас произошло в истекшую ночь?

Верные сподвижники побренчали заржавленным оружием и конфузливо скисли. Выступил вперед знаменитый храбрец – помощник Скорохвата:

– Так что ничего не произошло…

– Как? – загремел Антил. – Опять ничего? Пятая ночь, и ничего! Поч-чему нет злоумышленников?

– Сказывают, сознательность одолела, – извиняющимся тоном доложил помощник.

– Так-с, – заныл зловеще Антил, – одолела! Вагоны с мануфактурой целы? Никакой дьявол не упер вновь отремонтированного паровоза серии Ща? И никто не покушался на кошелек и жизнь начальника славной станции Москва-Белорусская? Дак это же что же. Я, что ли, за них, чертей, воровать буду сам?!

Сподвижники тоскливо молчали.

– Это, братцы, так нельзя. – продолжал ныть Антил. – Ведь это выходит, что вы даром бремените землю. Какого черта вы лопаете белорусско-балтийский хлеб? Кончится все это тем, что вас всех попрут в шею со службы, а вместе с вами и меня. Огромная такая станция, и никаких происшествий! А ежели начальство спросит: сколько, Антил, ты поймал злоумышленников за истекший месяц? Что я ему покажу? Шиш? Вы думаете, меня за шиш по головке погладят?

– Нету их, – тоскливо запел помощник, – откуда же их взять? Не родишь их!

– Роди! – взвыл Антил. – Попирая законы природы. Гляди! Посматривай! Идет человек по путям, ты сейчас к нему. Какие у тебя мысли в голове? Ты не смотри, что у него постная рожа и глаза как у педагога. Может, он только и мечтает, как бы пломбу с вагона сковырнуть. Одним словом, вот что: в советском государстве каждая козявка выполняет норму, и чтоб вы выполняли! Чтоб каждый мне по 4 злоумышленника в месяц представил. Как это может быть, я спрашиваю, без происшествий?

– А ведь было происшествие ночью-то, – захрипел один из транспортных воинов, – мастера Щукина пес чуть штаны не порвал Хлобуеву, когда мы под вагонами лазили.

– Вот! – вскричал предводитель. – Вот! А говорит – нету! А дикие звери на белорусской территории, вверенной нам, – это не происшествие? Поймать и убить! Убить на месте.

– Кого – мастера или пса?

– Мозгами думайте! Пса. И мастера ущемить: покажи мандат на предмет засорения станции хищными зверями. Одним словом – марш!..

_____

У мастера Щукина была счастливая звезда в жизни, и поэтому пуля проскочила у него между коленями.

– Что вы, взбесились, окаянные?! – закричал ошалевший Щукин. – Чего же вы божью собачку обстреливаете?

– Бей его! Заходи. Штыком его! Убег, проклятый! А ты, борода, покажи мандат, какой ты есть человек.

– А ты знаешь, Хлобуев, – засипел, зеленея, Щукин, – допьешься ты до чертей. Ты погляди мне в лицо…

– Нечего мне в лицо глядеть. Достаточно мне твое лицо известно. Показывай удостоверение.

– Отлезь от меня, фиолетовый черт.

– A-а. Отлезь? Ладно. Бикин, бери его. Пущай покажет основание, по которому находится на путях.

– Кара-ул!!

– Поори, поори…

– Кара!..

– Покричи мне…

– Кр… кр…

– Покаркай.

_____

Вторым засыпался член коллегии защитников Ламца-Дрицер, вернувшийся в дачном поезде из подмосковной станции Пшлые Корешки и избравший кратчайший путь через линию.

– Это вопиющее нарушение! – кричал заступник, конвоируемый Антиповым воинством, – я подам заявление в малый Совнарком, а если не поможет, то в большой!

– Хучь в громадный, – пыхтели храбрецы, – Совнарком разбойникам не потатчик.

– Я разбойник?! – вспыхивал и угасал Дрицер, как свеча.

– Ладно, бывают алистократы с портфелями – карманы вырезают…

_____

…Третьей – теща начальника станции с лукошком.

– Отцы родные! Сыночки! Куда ж вы меня тащите?!

_____

…И четвертой – целая артель временных рабочих полностью. С лопатами, с кирками и твердыми краюхами черного хлеба. Артельный староста, похожий на патриарха, стоял на коленях, ослепленный блеском оружия Антиповой гвардии, и бормотал:

– Берите, братцы, все. Лопаты и рубашки. Скидайте штаны, только отпустите христианские душеньки на покаяние.

_____

Неизвестно, чем бы кончились Антиповы подвиги, если бы всевидящее начальство не прислало ему телеграмму:

«Антипу.

Антил! Ты поставлен, чтобы злоумышленников ловить, но, ежели их нету, благодари судьбу и сам их не выдумывай!

Наш идеал именно в том и заключается, чтобы злоумышленников не было. Стыдись, Антил! Любящее тебя начальство».

Получил Антил телеграмму, заплакал и подвиги прекратил. Отчего и наступила на белорусской территории тишь и гладь.

Приключения покойника

Впервые – газ. «Гудок», 1924 г., 27 июня.

_____

– Кашляните, – сказал врач 6-го участка М.-К.-В. ж. д.

Больной исполнил эту нехитрую просьбу.

– Не в глаза, дядя! Вы мне все глаза заплевали. Дыхайте.

Больной задышал, и доктору показалось, что в амбулатории заиграл граммофон.

– Ого! – воскликнул доктор. – Здорово! Температура как?

– Градусов семьдесят, – ответил больной, кашляя доктору на халат.

– Ну, семьдесят не бывает, – задумался доктор, – вот что, друг, у вас ничего особенного – скоротечная чахотка.

– Ишь как! Стало быть, помру?

– Все помрем, – уклончиво отозвался медик. – Вот что, ангелок, напишу я вам записочку, и поедете вы в Москву на специальный рентгеновский снимок.

– Помогает?

– Как сказать, – отозвался служитель медицины, – некоторым очень. Да со снимком как-то приятнее.

– Это верно, – согласился больной, – помирать бут дешь, на снимок поглядишь – утешение. Вдова потом снимок повесит в гостиной, будет гостей занимать: «А вот, мол, снимок моего покойного железнодорожника, Царство ему небесное!» И гостям приятно.

– Вот и прекрасно, что вы присутствия духа не теряете. Берите записочку, топайте к начальнику Зерново-Кочубеевской топливной ветви. Он вам билетик выпишет до Москвы.

– Покорнейше благодарю.

Больной на прощанье наплевал полную плевательницу и затопал к начальнику. Но до начальника он не дотопал, потому что дорогу ему преградил секретарь.

– Вам чего?

– Скоротечная у меня.

– Ito! Чудак! Ты что ж, думаешь, что у начальника санатория в кабинете? Ты, дорогуся, топай к доктору.

– Был. Вот и записка от доктора на билет.

– Билет тебе не полагается.

– А как же снимок? Ты, что ль. будешь делать?

– Я тебе не фотограф. Да ты не кашляй мне на бумаги.

– Без снимка, доктор говорит, непорядок.

– Ну, так и быть, ползи к начальнику.

– Драсьте. Кхе… кх!.. Акха, кха!

– Кашляй в кулак. Чего? Билет? Не полагается. Ты прослужил только два месяца. Потерпи еще месяц.

– Без снимка помру.

– Пойди на бульвар да снимись.

– Не такой снимок. Вот горе в чем.

– Пойди потолкуй с бухгалтером.

– Здрасьте.

– Стань от меня подальше. Чего?

– Билет. За снимком.

– Голова с ухом! У меня касса, что ль? Сыпь к секретарю.

– Здра… тьфу. Кха. Ррр!..

– Ты ж был у меня уже. Мало оплевал? Иди к начальнику.

– Здравия жела… кха… хр…

– Да ты что, смеешься? Курьер, оботри мне штаны. Катись к доктору!

– Драсьти… Не дают!

– Что ж я сделаю, голубчик? Идите к начальнику.

– Не пойду… помру… Урр…

– А я вам капель дам. На пол не падай. Санитар, подними его.

Через две недели

– С нами крестная сила! Ты ж помер?!

– То-то и оно.

– Так чего ты ко мне припер? Ты иди. Царство тебе небесное, прямо на кладбище!

– Без снимка нельзя.

– Экая оказия! Стань подальше, а то дух от тебя тяжелый.

– Дух обыкновенный. Жарко, главное.

– Ты б пива выпил.

– Не подают покойникам.

– Ну, зайди к начальнику.

– Здрав…

– Курьеры! Спасите! Голубчики родненькие!!

– Куда ты с гробом в кабинет лезешь, труп окаянный?!

– Говори, говори скорей! Только не гляди ты на меня, ради Христа.

– Билетик бы в Москву… за снимком…

– Выписать ему! Выписать! Мягкое место в международном. Только чтоб убрался с глаз моих, а то у меня разрыв сердца будет.

– Как же писать?

– Пишите: от станции Зерново до Москвы скелету такому-то.

– А гроб как же?

– Гроб в багажный!

– Готово, получай.

– Покорнейше благодарим. Позвольте руку пожать.

– Нет уж, рукопожатия отменяются!

– Иди, голубчик, умоляю тебя, иди скорей! Курьер, проводи товарища покойника!

Заседание в присутствии члена

Впервые – газ. «Гудок», 1924 г., 17 июля.

_____

Новость в два мгновенья облетела всю станцию Ново-Бахмутовка: будет заседание не простое, а в присутствии члена Авдеевского учкпрофсожа. И в назначенный час зал клуба заполнился пролетарскими лицами членов профсоюза. Возбуждая общее внимание и симпатию, за столом президиума красовался член учкпрофсожа.

Началось честь честью: избрали председателя, и тот, качнувшись, как былинка, и конфузясь, заявил:

– Пл… ТЬперича, стало быть, секретаря надо…

– Верно! – подтвердили мозолистые голоса в зале. – Васю Гузина!

– Васю так Васю, – сказал председатель и обратился к члену: – Васю хочут.

– Ну и что ж, – ответил член. – пускай. Я против Васи ничего не имею.

– Итак, большинством голосов Васю… – начал председатель.

– Товарищи, – раздался Васин голос, – я покорнейше прошу отказаться, в силу причины малограмотности, так как я только что кончил ликбез.

– Вася, не дрефь! – загремел зал. – Неужто, Вася, ты не можешь скребнуть пером раз пять для общего блага?

И под гром рукоплесканий Вася занял место за столом.

– Первым вопросом у нас стоит, на каком основании поперли со службы дорогих товарищей Дзюбу, Душебу и Самиську без всякого ведома профсоюзов? – заявил председатель. – Предлагаю высказывать.

Зал немедленно высказал негодование бурным ропотом.

– Ша. – молвил председатель, – который-нибудь один.

Но встали сразу двое и вперебой высказались:

– Это все мастер!

– ПД-девять, чтоб ему ни дна ни покрышки!

– Он говорит, ваш, говорит, профуполномоченный на шесть месяцев, а я мастер навсегда!

– Ловко загнул! – грянул зал.

– Прочтите акт номер один…

– Правильно! – крикнул кто-то.

– За номер десять уволили!

– Как это так – правильно?!

– Тише! – погибая в волне народного гнева, взвыл председатель. – Кто за? Я голосую – прошу поднять руки! Вася, пиши.

Лес рук поднялся и тотчас же. как подрубленный, опустился.

Вася макнул перо и написал:

«Прочтите акт № 1 заслушали за № 10 воздержавшие 6 человек неправильное сокращение ПД-9 Федоренко».

Потом подумал и приписал:

«Разъяснение подтверждено за № 8 Гавриков и Филонов».

– За что я голосовал?

– Сначала!!

– Объясни, председатель, за что руки поднимать?!

– Ну, сначала, – бледнея, сказал председатель.

– Это что ж такое. – заговорил некто. – разгрузка земли производилась в праздничный день… Сверхурочные, а вместо отдыха шиш с маслом?

– Этого мастера в цистерне утопить!!

– Не допускается убийство! – надрываясь, крикнул председатель.

– Халатный.

– Бузотер!

– Керосин получен, а мы его и в глаза не видали.

– А на перегоне сидели без воды три месяца.

– А где профуполномоченный?

– А мастер говорит – его во взятке уличил пять пудов картофелю!

– Кто кого уличил?!

– Тиш-ше! – кричал председатель, утирая пот. – Вася. пиши.

Бледный Вася начал строчить:

«Слушали: «Получен материал керосин и другие предметы ПД-9 околодка не отказались».

«Постановили: «Керосина не получали недопустимо предъявлено ПД-9 ок. Федоренкова».

– Его из союза надо вышибить?

– Кого?!

– Камыш восемь дней на водокачке косили, а он на месте остался.

– Исплоатация труда!

– Горячие у вас парни. – растерявшись, сказал член председателю, – беда!

– Что ж таперича делать? – спросил председатель.

– Ты голосуй, – посоветовал член, – они, может, заткнутся.

– Голосую, товарищи! – заныл председатель.

– За кого? – гремело в зале.

– Ясное дело. Духу чтоб не было!

– Кого?!

– Кто за – тот руку!

– Наоборот, вон его, к свиньям!

– Которого?

– Федоренкова мастера!

– Ага!

– Кто за то. чтобы его исключить? Раз, два. три. Вася, пиши…

«Исключить за 15 голосов», – написал Вася.

– Ура! Выкинули, – ликовал зал.

– Потрудились, зато очистили союз!

– А теперь что? – спросил председатель у члена.

– Закрывай ты заседание, – ответил тот, – ну их к богу.

– Объявляю закрытым! – облегченно крикнул председатель.

– Правильно, – ответил бахмутовский народ. – ко щам пора.

И с грохотом зал разошелся. Вася подумал и написал «Заседание закрыто 7 часов».

– Молодец, Вася, – сказал председатель и спрятал протокол.

Примечание «Гудка»

В основе фельетона – копия протокола заседания членов профсоюза на ст. Н.-Бахмутовка от 19 июня. Протокол этот – верх бестолковщины.

Совершенно непонятно, как могло идти таким образом заседание, на котором присутствовал член авдеевского учкпрофсожа?

Как школа провалилась в преисподнюю

Транспортный рассказ Макара Девушкина

Впервые – газ. «Гудок», 1924 г., 1 августа.

_____

– Это что! – воскликнул известный московско-белорусско-балтийский железнодорожник Девушкин, сидя в пивной в кругу своих друзей, – а вот у нас на Немчиновском посту было происшествие, так это действительно номер!

Девушкин постучал серебряным двугривенным по мраморному столику, и на стук прикатил член профессионального союза работников народного питания в белом фартуке. Добродушная профессиональная улыбка играла на его лице.

– Дай нам, милый человек, еще две парочки, – попросил его Макар Девушкин.

– Больше чем по парочке не полагается, – ответил нарпитовец с сожалением.

– Друг! – прочувственно воскликнул Макар. – Мало ли что не полагается, а ты как-нибудь сооруди. – И при этом Макар еще раз постучал двугривенным.

Нарпитовец вздохнул, искоса глянул на надпись на стене:

«Берущий на чай не достоин быть членом профессионального союза».

Еще раз вздохнул, порхнул куда-то и представил две парочки.

– Молодец! – воскликнул Макар, приложился к кружке и начал: —Дачу бывшего гражданина Сенет знаете?

– Не слыхали, – ответили друзья.

– Замечательная дачка. Со всеми неудобствами. Ну-с, забрали, стало быть, эту дачку под школу первой ступени. Травное – местоположение приятное: лесочек, то да се… нужник, понятное дело, имеется. Одним словом, совершенно пригодная дача на девяносто персон школьников. Но вот водопровода нету! Вот оказия…

– Колодец можно устроить.

– Именно – пустое дело. Вот из-за колодца-то все и произошло, и пропала дачка, к свиньям собачьим. Был этот колодец под самым крыльцом, и вот о прошлом годе произошло печальное событие – обвалился сруб… Нуте-с, заведующий школой бьет тревогу по всем инстанциям нашего аппарата. Туда-сюда… Пишет ПЧ-первому: так, мол, и так, – чинить надо. ПЧ посылает материал, рабочих. Специальных колодезников пригнали. Ну, те, разумеется, в два момента срубили новый сруб, положили его на венец, и оставалось им, братцы, доделать чистые пустяки – раз плюнуть.

Ан не тут-то было: вместо того чтобы тут же взять и работу закончить, а ее взяли да и оставили до весны. Отлично-с.

Весной, как начала земля таять, поползло все в колодец, а колодец восемнадцать саженей глубины! Поехала в колодец земля и весь новый деревянный сруб. И в общем и целом провалилось все это… Получилась, друзья мои, глубокая яма более чем в три сажени шириной, и под самой стеной школы.

Школьный фундамент подумал-подумал, треснул и полез вслед за срубом в колодец. Дальше – больше: р-раз! – треснула стена. Из школы все, понятное дело, куда глаза глядят. Прошло еще два дня – и до свидания: въехала вся школа в колодец. Приходят добрые люди и видят: стоит в стороне нужник на девяносто персон и на воротах вывеска: «Школа первой ступени», и больше ничего – лысое место!

Так и прекратилось у нас просвещение на Немчиновском посту Московско-Белорусско-Балтийской железной дороги… За ваше здоровье, товарищи!

Как истребляя пьянство,

председатель транспортников истребил

Плачевная история

Впервые – газ. «гудок», 1924 г., 20 августа.

_____

Из комнаты с надписью на дверях «Без доклада не входить» слышался треск.

Это председатель учкпрофсожа ломал себе голову, размышляя о вреде пьянства.

– Ты пойми, – говорил он, крутя за пуговицу секретаря, – что все наши несчастья от пьянства. Оно разрушает союзную дисциплину, угрожает транспорту, в корне подрывает культурно-просветительную работу как таковую и разрушает организм! Верно я сказал?

– Совершенно верно, – подтвердил секретарь и добавил: – До чего вы умны, Амос Федорович, даже неприятно!

– Ну, вот видишь. Стало быть, перед нами задача, как эту гидру пьянства истребить.

– Трудное дело, – вздохнул секретарь, – как ее, проклятую, истребишь?

– Нужно, друг! Не беспокойся: я вырву наших транспортников из когтей пьянства и порока, чего бы мне это ни стоило! Уж я придумаю.

– Вас на это взять, – льстиво сказал секретарь, – вы хитрый.

– Вот то-то.

И, сев думать, председатель подумал каких-нибудь 16 часов, но зато придумал изумительную штуку.

* * *

Через несколько дней во всех погребках, пивных и тому подобных влажных заведениях появилось объявление:

«Хозяева, имейте в виду, что транспортники не кредитоспособны. Так чтоб им ничего не отпускать».

Эффект получился действительно неожиданный.

* * *

– Здравствуй.

– Здравствуй, – хмуро ответил хозяин.

– Чего ж это у тебя такая кислая физия? Ну-ка сооруди нам две парочки.

– Нету парочек.

– Как нету? Ну, ты что, очумел?

– Ничего я не очумел. Деньги покажи.

– Ты смеешься, что ли? Завтра жалованье получу, отдам.

– Нет. Может быть, у тебя никакого жалованья нету.

– Ты спятил?.. У меня нету?! Да ты что. меня не знаешь?

– Очень хорошо знаю. Ты не кредитоспособный.

– А вот я как тебе по уху дам за эти слова…

– Ухо в покое оставь. Читай надпись…

Транспортник прочитал – и окаменел…

* * *

– Бутылочку пива!

– А вы кто?

– Тю! Не узнал. Помощник начальника станции.

– Тогда нету пива.

– Как нету, а это что в корзинах?

– Это касторка.

– Да что ты врешь. Вот двое твоей касторки напились, песни поют.

– Это не такие.

– Какие ж они?

– Они почище. Древообделочники.

– Ах ты, гадюка! Какое же ты имеешь право нас, транспортников, оскорблять…

– Объявление прочитайте

* * *

– Здравствуй, Абрам. Материю принес. Сшей ты, мой друг, мне штаны.

– Деньги вперед.

– Какие деньги? У тебя ж объявление висит: «Членам союза широкий кредит».

– Это не таким членам. Транспортникам – шиш с маслом.

– Пач-чему???

– А вон ваш председатель развесил объявление в пивнушках…

– Манька! Беги в лавочку, возьми керосину на книжку… Ну, что?

– Хи-хи. Не дают.

– Как – не дают?

– Так говорят: транспортникам, говорят, не даем. Они, говорят, не способны…

* * *

– Дай, Федос Петрович, пятерку до среды, в субботу отдам.

– Не дам…

– На каком основании отказываешь лучшему другу?

– Ты не кредитоспособный.

* * *

Через две недели по всей территории учкпрофсожа стоял вой транспортников. И неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы из дорпрофсо-жа не прислали в учкпрофсож письмо:

«Дорогой Амос Федорович! Уберите ваши объявления, к свиньям. Против пьянства они не помогают, а только жизнь портят.

Подпись».

Смутился Амос Федорович и объявления снял.

Три копейки

Впервые – газ. «Гудок», 1924 г., 3 сентября.

_____

Старший стрелочник станции Орехово явился получать свое жалованье.

Плательщик щелкнул на счетах и сказал ему так:

– Жалованье: вам причитается – 25 р. 80 к. (щелк!). Кредит в ТПО с вас 12 р. 50 к. (щелк!), «гудок» – 65 коп. (щелк). Кредит Москвошвей – 12 р. 50 к. На школу– 12 коп.

Итого вам причитается на руки… (щелк! щелк!)

Т-р-и к-о-п-е-й-к-и.

По-лу-чи-те.

Стрелочник покачнулся, но не упал, потому что сзади него вырос хвост.

– Вам чего? – спросил стрелочник, поворачиваясь.

– Я – МОПР^[31], – сказал первый.

– Я – друг детей, – сказал второй.

– Я – касса взаимопомощи, – третий.

– Я – профсоюз, – четвертый.

– Я – Доброхим, – пятый.

– Я – Доброфлот, – шестой.

– Так-с, – сказал стрелочник. – Вот, братцы, три копейки, берите и делите как хотите.

И тут он увидал еще одного.

– Чего? – спросил стрелочник коротко.

– На знамя, – ответил коротко спрошенный.

Стрелочник снял одежу и сказал:

– Только сами сшейте, а сапоги – жене.

И еще один был.

– На бюст! – сказал еще один.

Голый стрелочник немного подумал, потом сказал:

– Берите, братцы, вместо бюста меня. Поставите на подоконник.

– Нельзя, – ответили ему, – вы – непохожий…

– Ну, тогда как хотите, – ответил стрелочник и вышел.

– Куда ты идешь голый? – спросили его.

– К скорому поезду, – ответил стрелочник.

– Куцы ж поедешь в таком виде?

– Никуды я не поеду, – ответил стрелочник, – посижу до следующего месяца. Авось начнут вычитать по-человечески. Как указано в законе.

Египетская мумия

Рассказ члена профсоюза

Впервые – журн. «Смехач». 1924, № 16, 10 сентября.

_____

Приехали мы в Ленинград, в командировку, с председателем нашего месткома.

Когда отбегались по всем делишкам, мне и говорит председатель:

– Знаешь что, Вася? Пойдем в Народный дом.

– А что, – спрашиваю, – я там забыл?

– Чудак ты. – отвечает мне наш председатель месткома, – в Народном доме ты получишь здоровые развлечения и отдохнешь, согласно 98-й статье Кодекса труда (председатель наизусть знает все статьи, так что его даже считают чудом природы).

Ладно. Мы и пошли. Заплатили деньги, как полагается, и начали применять 98-ю статью. Первым долгом мы прибегли к колесу смерти. Обыкновенное громадное колесо, и посредине палка. Причем колесо, от неизвестной причины, начинает вертеться с неимоверной скоростью, сбрасывая с себя, ко всем чертям, каждого члена союза, который на него сядет. Очень смешная штука, в зависимости от того, как вылетишь. Я выскочил чрезвычайно комично через какую-то барышню, разорвав штаны. А председатель оригинально вывихнул себе ногу и сломал одному гражданину палку красного дерева, со страшным криком ужаса. Причем он летел, и все падали на землю, так как наш председатель месткома – человек с громадным весом. Одним словом, когда он упал, я думал, что придется выбирать нового председателя. Но председатель встал бодрый, как статуя Свободы, и, наоборот, кашлял кровью тот гражданин с погибшей палкой.

Затем мы отправились в заколдованную комнату, в которой вращаются потолок и стены. Здесь из меня выскочили бутылки пива «Новая Бавария», выпитые с председателем в буфете. В жизни моей не рвало меня так, как в этой проклятой комнате, председатель же перенес.

Но когда мы вышли, я сказал ему:

– Друг. Отказываюсь от твоей статьи. Будь они прокляты, эти развлечения номер девяносто восемь!

А он сказал:

– Раз мы уже пришли и заплатили, ты должен еще видеть знаменитую египетскую мумию.

И мы пришли в помещение. Появился в голубом свете молодой человек и заявил:

– Сейчас, граждане, вы увидите феномен неслыханного качества – подлинную египетскую мумию, привезенную две тысячи пятьсот лет назад. Эта мумия прорицает прошлое, настоящее и будущее, причем отвечает на вопросы и дает советы в трудных случаях жизни и. секретно, беременным.

Все ахнули от восторга и ужаса, и действительно, вообразите, появилась мумия в виде женской головы, а кругом египетские письмена. Я замер от удивления при виде того, что мумия совершенно молодая, как не может быть человек не только 2500 лет, но и даже в 100 лет.

Молодой человек вежливо пригласил:

– Задавайте ей вопросы. Попроще.

И тут председатель вышел и спросил:

– А на каком же языке задавать? Я египетского языка не знаю.

Молодой человек, не смущаясь, отвечает:

– Спрашивайте по-русски.

Председатель откашлялся и задал вопрос:

– А скажи, дорогая мумия, что ты делала до февральского переворота?

И тут мумия побледнела и сказала:

– Я училась на курсах.

– Так-с. А скажи, дорогая мумия, была ты под судом при советской власти, и если не была, то почему?

Мумия заморгала глазами и молчит. Молодой человек кричит:

– Что ж вы, гражданин, за пятнадцать копеек мучаете мумию?

А председатель начал крыть беглым:

– А, милая мумия, твое отношение к воинской повинности?

Мумия заплакала. Говорит:

– Я была сестрой милосердия.

– А что б ты сделала, если б ты увидела коммунистов в церкви? А кто такой тов. Стачка?^[32] А где теперь живет Карл Маркс?

Молодой человек видит, что мумия засыпалась, сам кричит по поводу Маркса:

– Он умер!

А председатель рявкнул:

– Нет! Он живет в сердцах пролетариата.

И тут свет потух, и мумия с рыданием исчезла в преисподней, а публика крикнула председателю:

– Ура! Спасибо за проверку фальшивой мумии.

И хотела его качать. Но председатель уклонился от почетного качанья, и мы выехали из Народного дома, причем за нами шла толпа пролетариев с криками.

Игра природы

Впервые – газ. «Гудок», 1924 г., 13 сентября.

_____

А у нас есть железнодорожник с фамилией Врангель… Из письма рабкора

Дверь, ведущую в местком станции М., отворил рослый человек с усами, завинченными в штопор. Военная выправка выпирала из человека.

Предместком, сидящий за столом, окинул вошедшего взором и подумал: «Экий бравый…»

– А вам чего, товарищ? – спросил он.

– В союз желаю записаться, – ответил визитер.

– Тэк-с… А вы где же работаете?

– Да я только что приехал, – пояснил гость. – весовщиком сюды назначили…

– Тэк-с. Ваша как фамилия, товарищ?

Лицо гостя немного потемнело.

– Да, фамилия, конечно… – заговорил он, – фамилия у меня… Врангель.

Наступило молчание. Предместком уставился на посетителя, о чем-то подумал и вдруг машинально ощупал документы в левом кармане пиджака.

– А имя и, извините, отчество? – спросил он странным голосом.

Вошедший горько и глубоко вздохнул и вымолвил:

– Да, имя… ну, что имя, ну, Петр Николаевич.

Предместком привстал с кресла, потом сел, потом опять привстал, глянул в окно, с окна на портрет Троцкого, с Троцкого на Врангеля, с Врангеля на дверной ключ, с ключа косо на телефон. Потом вытер пот и спросил сипло:

– А скудова же вы приехали?

Пришелец вздохнул так густо, что у предместкома шевельнулись волосы, и молвил:

– Да вы не думайте… Ну, из Крыма…

Словно пружина развернулась в предместкома. Он вскочил из-за стола и мгновенно исчез.

– Так я и знал! – кисло сказал гость и тяжко сел на стул.

Со звоном хлопнул ключ в дверях. Предместком, с глазами, сияющими как звезды, летел через зал III класса, потом через I класс и прямо к заветной двери. На лице у предместкома играли краски. По дороге он вертел руками и глазами, наткнулся на кого-то в форменной куртке и ему взвыл шепотом:

– Беги, беги в месткоме дверь покарауль! Чтоб не убег!..

– Кто?!

– Врангель!

– Сдурел!!

Предместком ухватил носильщика за фартук и прошипел:

– Беги скорей дверь покарауль!..

– Которую?!

– Дурында… Награду получишь!..

Носильщик выпучил глаза и стрельнул куда-то вбок… За ним – второй.

Через три минуты у двери месткома бушевала густая толпа. В толпу клином врезался предместкома, потный и бледный, а за ним – двое в фуражках с красным верхом и синеватыми околышами. Они бодро пробирались в толпе, и первый звонко покрикивал:

– Ничего интересного, граждане! Прошу вас очистить помещение!.. Вам куда? В Киев? Второй звонок был. Попрошу очистить!

– Кого поймали, родные?

– Кого надо, того и поймали, попрошу пропустить…

– Деникина словил месткомщик!..

– Дурында, это Савинков убег… А его залопали у нас!

– Я обнаружил по усам, – бормотал предместком человеку в фуражке, – глянул… Думаю, батюшки. – он!

Двери открылись, толпа полезла друг на друга, и в щели мелькнул пришелец.

Втянув на входящих, он горько вздохнул, кисло ухмыльнулся и уронил шапку.

– Двери закрыть!.. Ваша фамилия?

– Да Врангель же… да я ж говорю…

– Ага!

Форменные фуражки мгновенно овладели телефоном. Через пять минут перед дверьми было чисто от публики, и по очистившемуся пространству проследовал кортеж из семи фуражек. В середине шел, возведя глаза к небу, пришелец и бормотал:

– Вот, твоя воля… замучился… В Херсоне водили… В Киеве водили… Вот горе-то… В Совнарком подам, пусть хоть какое хочут название дадут…