Текст книги "Папство и крестовые походы"

Автор книги: Михаил Заборов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

«Тафуры» с нескрываемой враждой относились к рыцарям и знати. Гвиберт Ножанский рассказывает, как «король тафуров» (они сами избирали себе предводителя) производил смотр своего войска: если у кого-нибудь из «тафуров» оказывались найденными деньги или какие-нибудь ценности стоимостью в два солида, то предводитель немедленно удалял его своей властью, приказывал купить оружие и перейти к вооруженным. Тех же, которые «возлюбили свою бедность и совсем ничего не имели», он присоединял к своим.

Эти детали очень характерны: бедняки-крестоносцы не терпели в своем кругу никого, кто по материальному положению в какой-то мере был близок хотя бы к низшим слоям феодалов; его изгоняли прочь и отсылали к рыцарям. В нем словно чувствовали потенциального классового противника. И недаром крестоносные феодалы боялись «тафуров», несмотря на их примитивное вооружение. Судя по некоторым строкам «Песни об Антиохии», вожди рыцарских отрядов осмеливались приближаться к «тафурам», лишь приняв все меры предосторожности.

«Босой и оборванный народ» не склонен был проявлять христианскую любовь к своим ближним – сеньорам. И в критические моменты похода, когда социальные контрасты усиливались больше обычного, а различие целей особенно глубоко разъединяло войска крестоносцев, классовая вражда бедняков и феодалов проявлялась совершенно открыто.

Именно так случилось в Антиохии и затем в аль-Маарре в конце 1098 г. Здесь чисто приобретательские намерения сеньоров сказались настолько отчетливо, что их распри за каждую пядь захваченной земли совсем заслонили мнимо благочестивые цели всего предприятия. А между тем, как читатель знает, освободительные стремления бедняков, составлявшие главнейшую причину их участия в походе, зачастую получали среди рядовых крестоносцев религиозное выражение: освобождение Иерусалима из рук «неверных», – лозунг, брошенный папством, – в глазах многих и многих крестоносцев оставалось заветной целью, с достижением которой связывались смутные надежды на лучшую жизнь в «земле обетованной».

Конфликт Боэмунда Тарентского и Раймунда Тулузского из-за обладания Антиохией, задержавший на несколько месяцев крестовый поход, породил сильное недовольство среди бедняков-крестоносцев. Они стали требовать продолжения похода. По словам одного хрониста, бедняки имели только одно желание: как можно скорее достичь святого гроба. Конечно, дело было не столько в религиозном рвении «босого народа», сколько в том, что захватнические планы вождей оказались в явном несоответствии с антифеодальными настроениями масс, проявлявшимися в религиозной форме.

Ропот против вождей, поднявшийся во время пребывания войска под Антиохией, вылился в прямое возмущение. «Вожди удерживают нас от похода на Иерусалим, – говорили недовольные. – Давайте выберем сами себе храбреца, который с божьей помощью приведет нас к святому гробу». Голос недовольных становился все более угрожающим. Когда в начале ноября 1098 г. в совете крупнейших сеньоров, заседавшем в одном из соборов Антиохии, разгорелась распря между Боэмундом Тарентским и Раймундом Тулузским, на заседание ворвались рядовые воины, которые, выражая настроение массы крестоносцев, заявили, по словам хрониста, следующее: «Пусть, кто хочет, владеет золотом императора и богатствами Антиохии, мы хотим идти дальше под водительством господа... Да погибнет тот, кто желает остаться в Антиохии. Если спор (за Антиохию) будет продолжаться, мы разрушим город... Тогда установится согласие среди вождей»...

Несомненно, когда крестоносцы-бедняки заявляли, что они пойдут вперед «под водительством бога», в этом выражался, хотя и в религиозной оболочке, протест против феодального предводительства, а следовательно, и вообще против феодальных целей крестового похода, чуждых бедноте.

Крестоносцы на подступах к Иерусалиму (С гравюры по рис. Доре)

Сила этого протеста устрашила Раймунда Тулузского, который, боясь народного возмущения, отдал приказ уходить из Антиохии в направлении на аль-Маарру. Новые раздоры вождей из-за аль-Маарры зимой 1098/99 г. вызвали бурное выступление южнофранцузских крестоносцев. Хроника Раймунда Агильерского в следующих выражениях передает их возмущение распрями сеньоров: «Спор из-за Антиохии и из-за Маарры спор; спор из-за всех городов, которые бог передает в наши руки, распри вождей... Это место не должно нам больше мешать...» Здоровые и больные, рассказывает хронист, молодые и старые, и даже слабые и хромые, опираясь на костыли, спешили дать выход своему гневу: они разрушили до основания все стены, башни и укрепления аль-Маарры, чтобы не из-за чего было сеньорам спорить друг с другом.

Бедняки бросили свои очаги, отказались от всего не для того, чтобы Боэмунд стал сеньором Антиохии, а Раймунд – аль-Маарры. В этих стихийных действиях низов крестоносцев их протест против корыстной политики крупных феодалов достиг своей высшей точки. Раймунд Тулузский вынужден был отказаться от мысли наказать мятежников. Он заявил, что столь ревностное желание идти на Иерусалим внушено народу не иначе, как небесами, и 13 января отряды графа Сен-Жилля, Роберта Нормандского, Танкреда и некоторых других вождей крестоносцев оставили аль-Маарру. Отныне Боэмунд мог не опасаться соперника: Антиохия была в его руках.

Таким образом, сопротивление массы рядовых воинов заставило предводителей двинуть ополчения к Иерусалиму. Бедняки настойчиво стремились вперед, в надежде достигнуть «земного рая», обещанного папой в Клермоне.

Крестоносцы у цели. Взятие Иерусалима. Стремясь опередить друг друга, крестоносцы буквально бежали толпами к Иерусалиму. Крестовый поход близился к концу.

В Сирии и Палестине не было внутреннего единства: здесь кипела бесконечная межфеодальная борьба. Поражение Кербоги под Антиохией дезорганизовало силы сельджуков, но распри сельджукских феодалов между собою не прекратились даже при виде врага, наступавшего с Запада. Два крупнейших сельджукских правителя враждовали друг с другом: Рудван Алеппский и Дукак Дамасский. Арабские эмиры портовых городов, в свою очередь, не питали симпатии к своим сельджукским единоверцам: в крестоносцах они видели не столько врагов, сколько возможных союзников в борьбе с этими соперниками у себя дома. Правители Триполи, Бейрута, Сайды (Сидона), Тира посылали крестоносцам подарки, продовольствие, направляли к ним своих послов, чтобы договориться о свободном переходе крестоносной армии через их владения. Зачем было подвергать опасности разорения заморскими завоевателями столько богатых городов? Крестоносцы продвигались вперед почти беспрепятственно. В конце мая они вступили на ливанскую, затем – палестинскую земли, подвластные в тот момент фатымидскому Египту. От Яффы крестоносцы повернули во внутренние области Палестины, взяв направление на Иерусалим.

Осадная башня с тараном (Реконструкция)

7 июня 1099 г., на рассвете крестоносцы подошли к Иерусалиму, который незадолго до того, в августе 1098 г. был отвоеван у сельджуков Египтом. В жаркое летнее время крестоносцы осадили этот город, считавшийся священным не только у христиан, но и у мусульман и иудеев. Иерусалим был отлично укреплен египетским комендантом Ифтикаром. С трех сторон город окружал глубокий ров. Бойницы башен были загорожены тюками с хлопком и сеном. В городских цистернах было достаточно воды, тогда как окрестные колодцы вокруг города были заблаговременно отравлены.

Гарнизон города, правда, был невелик – он насчитывал не более тысячи бойцов, но из Египта уже вышла на подмогу большая армия.

Напрасно охваченные религиозным экстазом крестоносцы надеялись на то, что едва только они приблизятся к Иеусалиму, его укрепления падут сами собой. Осада города затянулась. Начиная с 13 июня, крестоносцы несколько раз предпринимали попытку взять его штурмом, но безуспешно. Для быстрого овладения этой мусульманской твердыней у них самих было слишком мало сил. На первых порах остро сказывалась также нехватка лестниц и осадных машин. На помощь рыцарям явились генуэзцы и англичане, которые привезли на галерах в гавань Яффу хлеб и вино, а также веревки, гвозди и другие материалы для постройки осадных башен, стенобитных орудий и лестниц. Наконец, 15 июля 1099 г. после очередного ожесточенного приступа Иерусалим пал. Потери крестоносцев были огромны. Многие погибли еще во время пятинедельной осады[33]33
  Фульшер Шартрский следующим образом передает один из драматических моментов борьбы за Иерусалим, когда крестоносцы, приготовившись к штурму, приставили к городской стене осадную башню, собранную предшествующей ночью из коротких бревен: «Собрав и защитив ее сырыми кожами, медленно подвигая, ее придвинули к стене. Тут немногие, но храбрые рыцари, воодушевившись, прыгнули на нее. Несмотря на это, сарацины, защищаясь, стали действовать против них и поливали кипящим маслом и жиром и пылающими факелами упомянутую башню и рыцарей, которые в ней находились. И таким образом, для многих, сражавшихся с той и другой стороны, наступала смерть быстрая и преждевременная».


[Закрыть], другие – под градом камней и от пламени снарядов с греческим огнем, которые обрушивали на головы осажденных египетские воины.

Тем с большим ожесточением ринулись «спасители веры» на жителей и богатства захваченного ими города.

В Иерусалиме начались повальные грабежи, перед которыми бледнеет разгром Антиохии. Зверства и жадность крестоносцев не знали предела. Рыцари бросились в мечеть халифа Омара, ища ценности, о которых они наслышались раньше. Была учинена резня мусульман («было зарезано почти десять тысяч человек», – пишет очевидец), а заодно сожгли в синагоге и укрывшихся там евреев. По словам летописца, несколько сгущавшего краски, чтобы произвести большее впечатление на читателей, в мечети Омара «кровь доходила до колен рыцаря, сидящего на коне, и до челюстей самого коня». Первыми проникли туда Танкред и Готфрид Бульонский, овладевшие ценными сокровищами и поспешившие их припрятать. Рыцарский грабеж перемежался с молитвами перед мифическим гробом господним, от молитвы рыцари снова переходили к резне и грабежу. Они убивали всех – и мужчин, и женщин: «Не было места, где сарацины могли избежать убийц». Не щадили даже детей, головы которых разбивали о камни. «После великого кровопролития, – рассказывает хронист Фульшер Шартрский, – крестоносцы разбрелись по домам горожан, захватывая все, что в них находили. При этом устанавливалось обыкновение, что всякий, кто входил в дом первым, был ли он богат или беден, присваивал, получал и владел домом или дворцом и всем, что в нем находилось, как собственным».

Алчность обуяла воинов креста настолько, что они «вспарывали животы умершим, чтобы извлечь из них золотые монеты, которые те проглотили при жизни... Ради этого они (рыцари) через несколько дней сложили трупы в большую кучу и сожгли в пепел, чтобы легче было находить золото», – пишет тот же автор.

Истинный облик крестоносных феодалов – разбойников, поджигателей и убийц, как заклеймил их еще в XVIII в. английский историк Э. Гиббон, проявился как нельзя более ярко при захвате Иерусалима.

Взятие «святого града» крестоносцами отмечено во всех хрониках того времени – латинских, византийских, восточных. Западные летописцы крестового похода описывают это событие пространно, с большими подробностями повествуя о «доблестных» деяниях войска божьего. Восточные хронисты – Ибн аль-Каланизи, Ибн аль-Асир и другие – упоминают о падении Иерусалима кратко и сдержанно, подчеркивая лишь разгул и зверства завоевателей.

Мусульманский мир не забыл ужасов, которые творили в Иерусалиме жестокие западноевропейские захватчики-феодалы.

Поведение крестоносцев в Иерусалиме, как писал К. Маркс, «привело в ярость все магометанское население востока»[34]34
  К. Маркс. Хронологические выписки. «Архив К. Маркса и Ф. Энгельса», т. V, стр. 125.


[Закрыть].

После захвата Иерусалима. Результаты первого крестового похода. Захват Иерусалима означал, что выполнена лишь официальная часть программы крестового похода, составленной папством. Но тотчас после этого всплыли на поверхность реальные интересы участников похода, а в связи с этим возникли серьезные трения между светскими и церковными предводителями крестоносцев.

Высшее духовенство настаивало на том, чтобы Иерусалим стал церковным государством во главе с патриархом. Папа римский направил в Иерусалим своего легата – властолюбивого пизанского архиепископа Даимберта, четыре года назад сопровождавшего Урбана II во время его пребывания в Южной Франции. Ревностный приверженец Урбана II (последний умер, так и не дождавшись вести о падении Иерусалима), он стал рьяно добиваться того, чтобы не светский князь, а патриарх взял в свои руки бразды правления в «святом городе». Новый папа Пасхалий II напомнил крестоносным сеньорам, что собственно католическая церковь явилась инициатором похода, – ее, следовательно, нужно и вознаградить соответствующим образом.

Однако князья, со своей стороны, настаивали на том, чтобы власть над Иерусалимом была вручена одному из них. Страсти разгорелись, и распря достигла такой остроты, что крестоносцы едва не оказались на пороге настоящей междоусобной войны. В конце концов их главари пришли к компромиссному решению. Формально город Иерусалим был передан в управление представителю римского папы – патриарху, а из числа князей был избран фактический государь Иерусалима – Готфрид Бульонский, который присвоил себе пышный титул «защитника гроба господня». Готфрид согласился уступить патриарху четвертую часть Иерусалима и Яффы и даже признать себя вассалом патриарха: не стоило из-за этой формальности ссориться с церковью. Ведь реальная сила все равно была не на стороне духовенства, хотя оно и претендовало на всю полноту власти в Иерусалиме. Претензии апостольского престола на светскую власть здесь, за тысячи километров от Рима, звучали неубедительно для рыцарей и их вождей, тем более, что пришлось снова срочно браться за оружие: с юга прибыли египетские войска, которыми командовал визир аль-Афдаль. Только разбив египтян – сражение с ними произошло 12 августа на равнине к северу от Аскалона, – крестоносцы упрочили свое положение в Палестине. Тем меньше было у них оснований делиться с папой приобретенными землями.

Балдуин Эдесский, унаследовавший Иерусалим после смерти «защитника гроба господня» уже на правах иерусалимского короля Балдуина I (1100—1118), действовал в этом отношении весьма решительно: он ничего и знать не хотел о претензиях католического духовенства на Иерусалим и в своих официальных документах титуловался: «Я, Балдуин, получивший Иерусалимское королевство по воле божьей».

Силы крестоносцев к этому времени значительно убавились. Иерусалима достигло не более 40 тыс. человек. Половина из них сочла свою миссию законченной и вернулась в Европу. Оставшиеся крестоносцы, обосновавшись в Иерусалиме и рассчитывая прочно осесть в «святой земле» (их было около 20 тыс., из них лишь несколько сотен «благородных» сеньоров), продолжили свои завоевания в Палестине и Сирии.

Взоры крестоносцев привлекали богатые прибрежные города-гавани. Здесь было чем поживиться. Ведь эти города являлись средоточием товарообмена Запада и Востока. Тут развертывали свои торговые и ростовщические операции денежные люди из разных стран, близких и далеких. Но овладеть приморскими городами оказалось не так просто: им помогали и Египет, и их собственные богатства. Деньги, которые правители городов предлагали вождям крестоносцев в качестве отступного, охотно принимались последними.

Правда, алчные рыцари довольствовались золотом, полученным таким образом, недолго. Они предпочитали все же захват.

При поддержке венецианского и генуэзского флотов, лишивших прибрежные города помощи египетских кораблей, крестоносцы в ближайшие за взятием Иерусалима годы овладели всем восточносредиземноморским побережьем.

Один за другим они захватывали важные портовые города – Хайфу, Арсуф, Кесарию (1101), Акру (1104), Триполи (1109), осаждавшийся почти семь лет, Сайду, Бейрут (1110), наконец, только в 1124 – Тир.

На захваченной территории были основаны еще два государства крестоносцев: на юге – королевство Иерусалимское, к северу от него – графство Триполийское. Таким образом, к началу XII в. на Востоке образовались четыре государства завоевателей: ведь, кроме только что названных, с 1098 г. существовали графство Эдесское и княжество Антиохийское. Территория этих государств (часто все они объединяются в литературе под одним названием – Латино-Иерусалимское королевство) включала в себя области по верхнему течению реки Евфрата, затем узкую полосу земель западной Сирии и далее – всю Палестину, а также часть Заиорданья и Синайского полуострова. В каждом из государств крестоносцев утвердились государями крупнейшие из их предводителей: в Эдессе – Балдуин, а после того, как он стал иерусалимским королем, – его наследники; Антиохию прибрал к рукам Боэмунд, всячески старавшийся затем расширить свои владения в войнах с соседями; Триполи досталось потомкам его завистливого соперника Раймунда Тулузского (сам он умер при осаде этого города в 1105 г.); корона иерусалимских королей была закреплена за потомками Готфрида Бульонского – Арденнско-Анжуйской династией[35]35
  Вторая составная часть этого условного наименования объясняется тем, что в 1131 г. иерусалимский трон занял зять Балдуина II (1118—1131), видный французский феодал – граф Фульк Анжуйский, наследники которого с этого времени правили в Иерусалиме.


[Закрыть].

Так, в начале XII в. западные феодалы сделали попытку утвердить свое господство в богатых землях Сирии и Палестины.

Своими победами на Востоке крестоносцы были обязаны на столько самим себе, сколько разрозненности мусульманского мира, вследствие чего завоеватели не получили достаточного отпора.

Важнейший практический результат первого крестового похода – овладение западными завоевателями Восточным Средиземноморьем – удовлетворил, в первую очередь, корыстные интересы кучки алчных феодалов, светских и церковных. Результат этот был достигнут дорогой для народов Запада ценой. Огромные жертвы по вине папства были, прежде всего, принесены народными массами Франции, Германии, Италии и других стран Западной Европы. Немалые потери понесло и рыцарство.

Десятки тысяч человек погибли еще во время бедняцкого крестового похода. Новые десятки тысяч людей пали в сраженьях «за веру», а по сути – за интересы феодальных верхов Запада во время большого крестового похода 1096—1099 гг. В этом походе участвовало до 100 тыс. человек, из которых значительная часть – половина или даже больше – не принадлежала к классу феодальных сеньоров. Это были бедняки, главным образом, из крестьян, отправившиеся в неведомые края в поисках лучшей доли; ничтожная часть их добралась до Иерусалима, большинство же пало в боях, умерло от голода и эпидемий.

Но и этим не ограничились человеческие потери первого крестового похода. Непосредственным отзвуком его и продолжением явилась новая волна крестоносного движения, поднявшаяся в 1100 г.

Весть о взятии Иерусалима произвела сильное впечатление на Западе. Рассказы крестоносцев, вернувшихся из Сирии и Палестины, о сказочно богатой добыче, захваченной на Востоке, распалили алчность и возбудили надежды у многих, кто до этого оставался в стороне от движения. К тому же и духовенство, по указанию нового папы – Пасхалия II, развернуло бурную проповедническую деятельность: особенно большое значение имел церковный собор в Пуатье, созванный в пятую годовщину Клермонского собора. Вое это привело к тому, что на Восток отправились новые, огромные массы людей из Ломбардии, Бургундии, Аквитании, Шампани, Германии, т. е. тех областей, которые были сравнительно слабо затронуты крестоносной лихорадкой в 1096 г. Фульшер Шартрский называет даже этот новый поток крестоносцев «вторым крестовым походом». В нем участвовало около 200 тыс. человек. Поход этот был еще менее организованным, чем поход 1096 г., и почти все его участники погибли в Малой Азии летом 1101 г. Лишь несколько сот человек достигло Иерусалима[36]36
  История крестового похода 1100—1101 гг. еще не изучена в научной литературе. Едва ли не единственной работой о событиях этого крестоносного предприятия является статья американской исследовательницы Дж. Л. Кэйт, опубликованная как XI глава упоминавшегося ранее первого тома американской «Истории крестовых походов».


[Закрыть].

Таковы были людские потери первого крестового похода. Таково было гигантское «жертвоприношение» народов Запада, совершенное папством, католической церковью и верхами феодалов в собственных корыстных целях.

Глава третья. Государства крестоносцев и папский престол

Поделив между собой новые владения, западные сеньоры во многом, хотя и не во всем, скопировали общественно-политическую организацию, существовавшую на родине большинства из них – во Франции. Вместе с тем, им пришлось по необходимости принять во внимание некоторые особенности экономики и социальных отношений завоеванных областей. Ведь в странах Ближнего Востока, к моменту завоевания их крестоносцами, также господствовал феодальный строй. Правда, он отличался здесь немалым своеобразием: достаточно уже одного того, что на Востоке давно получила значительное развитие городская жизнь, тогда как на Западе она еще только зарождалась. Иными были и формы поземельных отношений, и организация самих феодалов. Тем не менее, в существе своем эти восточные феодальные порядки были такими же, как и западные. Поэтому общественные отношения, сложившиеся в государствах крестоносцев, или франков, как их называли на Востоке, представляли собой сочетание западноевропейского, в основном французского, феодального устройства с тем, которое укоренилось в Сирии и Палестине еще до появления крестоносцев. При этом преобладали здесь все же установления западного феодализма, а восточные элементы если и сохранялись, то в более или менее измененном виде. Впрочем, и сами феодальные порядки в разных государствах крестоносцев были не совсем одинаковыми. В особенности это относится к политическому устройству, которое в итало-нормандской Антиохии, где к тому же заметны были следы византийского влияния, являлось иным, чем в лотарингском Иерусалимском королевстве, в свою очередь отличавшемся от провансальского графства Триполи и т. п.[37]37
  Вопрос о характере и результатах взаимодействия западноевропейских и восточновизантийских форм феодальных отношений на франкском Востоке получил детальную разработку в исследованиях К. Каэна. См.: C. Cahen. La feodalite et les institutions politiques de l’Orient latin. XII convegno «Volta». Promosso dalla classe di scienze morali, storiche e filologiche. Roma, Academia nazionale dei Lincei, 1957.


[Закрыть] Все же мы можем выделить характерные черты общественно-политической организации франкских государств.

Крестьянство в государствах крестоносцев. Основную массу трудящихся в этих государствах составляло крестьянство. Частью его, совершенно, впрочем, ничтожной, были те европейские хлеборобы, которым удалось добраться до «святой земли». На первых порах кое-кто из них добился некоторого улучшения своего положения. Вскоре, однако, сеньоры стали отнимать у них льготы, которыми те пользовались первоначально, вводить все новые и новые повинности. Только недолговечность существования самих крестоносных государств спасла франкских крестьян от полного закрепощения.

Крестьяне-франки составляли незначительное меньшинство среди пестрого по своему национальному составу туземного населения. Здесь жили греки, армяне, сирийцы, арабы, евреи и другие народности. Все они говорили на разных языках, имели различные религиозные верования. Арабы исповедовали ислам, сирийцы, греки, армяне были христианами: одни – последователями греко-православного направления, другие – грегорианами, третьи – несторианами, четвертые – маронитами и т. д. Как мы видели, крестоносцы отправились в поход под тем предлогом, что нужно освободить единоверцев от ига «неверных». Все эти громкие слова были отброшены в сторону, как только новые господа укрепились на завоеванных землях. И мусульмане и христиане, – среди тех и других до нашествия крестоносцев еще оставались свободные, независимые землепашцы, – были превращены в крепостных сеньоров-пришельцев, которые уничтожили последние остатки личной свободы земледельческого населения покоренных областей. При этом материальное и правовое положение трудолюбивых земледельцев и скотоводов, виноградарей и садоводов Сирии и Палестины, независимо от того, были бы они мусульманами или христианами, оказалось совершенно одинаковым: они должны были работать на новых господ-франков не меньше, а больше, чем на прежних – византийцев, арабов, сельджуков. К тому же сельские и городские труженики-христиане, которые раньше свободно исповедовали свою веру, теперь встретились с нетерпимостью церковников, пытавшихся обратить «еретиков» в католичество.

Масса арабского населения деревень и городов была истреблена крестоносцами в процессе самого завоевания. Часть мусульман – земледельцев и ремесленников – бежала, покинув насиженные места. Многие же из оставшихся в живых и попавших в плен к крестоносцам были проданы завоевателями в рабство. Фульшер Шартрский рассказывает, например, что крестоносцы, захватив Кесарию, пощадили мало мужчин: те из них, кому была сохранена жизнь, а также женщины, красивые и уродливые, были проданы и должны были «вертеть мельничные жернова». В больших городах существовали даже рынки рабов: в Акре венецианские купцы покупали раба за один безант (конь стоил в три раза дороже!). Приобретали рабов и церковные учреждения. Таким образом франкское завоевание сопровождалось обращением в рабство большого числа сарацин.

Уже в первые годы после основания крестоносных государств избиения рабов и насилия над ними стали настолько распространенным явлением, что церковному собору в Набулусе в 1120 г. пришлось вынести специальное постановление о наказании виновных в издевательствах. Это постановление было принято, конечно, не из сострадания католических прелатов к рабам, а из страха перед возможным возмущением с их стороны. Опасения эти не были безосновательными: недаром завоеватели установили такой порядок, что раб, убивший христианина, подлежал повешению, а рабыня, как о том повествует тот же Фульшер Шартрский, – сожжению. Иногда отдельным рабам удавалось освободиться от цепей рабства, перейдя в христианскую веру. Они становились вольноотпущенниками-либертинами. Но либертин вовсе не являлся вполне свободным человеком. Достаточно ему было оскорбить своего вчерашнего хозяина – и он, как это предусматривали законы Иерусалимского королевства, вновь превращался в раба.

Ненамного лучшими по сравнению с рабскими были условия жизни вилланов (этим словом в государствах крестоносцев обозначались крепостные, термин «серв» на Востоке не употреблялся).

Вилланы подвергались жестокой эксплуатации и притеснениям. Их земля рассматривалась как собственность завоевателей, самих вилланов прикрепляли к земельным участкам, вместе с которыми (а иногда и отдельно) их и продавали, и покупали.

Крепостные были обременены многообразными повинностями – в пользу своих сеньоров и налогами – в пользу государства. Правда, барщина в крестоносных государствах, за редкими исключениями, не получила распространения. Франкские сеньоры предпочитали взимать оброк с крестьян, прикрепленных к своим наделам, чем требовать от них работы на господской земле. Барщинная повинность практиковалась довольно широко только там, где феодалы владели плантациями сахарного тростника: например, во владениях иерусалимских королей крестьяне должны были отрабатывать на господской земле от четырех до шести дней в месяц. В остальных случаях барщинные работы ограничивались несколькими днями в году.

Зато всей тяжестью ложились на плечи вилланов натуральные оброки и прочие платежи. В большинстве своем подобные взносы, хотя и под другими названиями, деревня платила и прежним господам. Однако тяжесть повинностей, взимавшихся пришлыми сеньорами, усугублялась тем, что размер этих повинностей не был постоянным и зависел от произвола господина. Лаконичные, но достаточно выразительные сведения о величине вилланских повинностей сохранил в своем описании порядков Иерусалимского королевства мусульманский путешественник Ибн Джубайр, посетивший государство франков в 1184 г. По его данным, сеньоры взимали со своих крепостных от одной трети до половины урожая. Господину шла также определенная часть сбора с фруктовых деревьев, олив, нередко – половина сбора винограда.

Существовали и различные государственные налоги: налог с фруктовых деревьев, всевозможные пошлины – за провоз продуктов на городские рынки и другие. В частности, весьма обременительным для трудового населения явилось западное нововведение – талья, или поголовный налог.

К тому же все это крепостное население было совершенно бесправным, причем западные сеньоры в своем отношении к населению подвластных областей не делали различия по религиозным признакам. С христианами обращались не лучше, чем с мусульманами. Недаром один арабский писатель XII в., рассказывая о правлении в Антиохии князя Боэмунда II (1126—1131), пишет, что «народ перенес от этого дьявола Ибн Маймуна (т. е. Боэмунда) великие бедствия».

Все это лишний раз показывает, какова была действительная цена лозунга освобождения «братьев по вере», выдвигавшегося ранее организаторами крестового похода: крестоносцы лишь надели на местных крестьян новое ярмо.

Крепостные в борьбе с крестоносными феодалами. Вилланы, будь то сирийцы, греки или арабы, ненавидели иноземных захватчиков и не раз оказывали им решительное сопротивление. Вся история франкских государств в Сирии и Палестине заполнена постоянной и непрерывной борьбой местного крестьянства против западных господ. О возмущении трудящихся рассказывают, хотя и очень скупо, отрывочно, многие хронисты и писатели XII—XIII вв. – и западные (латинские), и восточные (арабы, сирийцы, армяне).

Из повествования Фульшера Шартрского мы узнаем, что сельское население Иерусалимского королевства поддерживало мусульманские государства Египта и Сирии в их войнах против франков. Нередко поражения крестоносных феодалов в войнах с Египтом или сельджуками служили поводом для крестьянских выступлений.

В 1113 г. после неудачи рыцарей в битве с египтянами у Син аль-Набра крестьяне из области Самарии напали на один из крупных городов Иерусалимского королевства – Набулус и подвергли его опустошению.

В 1125 г. вспыхнуло большое крестьянское восстание в районе Бейрута и Сайды. «Сарацинские земледельцы, – лаконично сообщает Фульшер Шартрский, – не захотели платить податей». Правитель Бейрута Готье I прибегнул к силе, чтобы принудить их к повиновению. На помощь ему пришел иерусалимский король: чтобы обеспечить сеньору Бейрута подчинение непокорных сарацин, была воздвигнута крепость Монт-Главиен, которая должна была послужить опорой и защитой Готье I против восставших крестьян.

В 1131 г. разразилось восстание в графстве Триполи: во время этого восстания был убит сеньор Понтий Триполийский. Об этом упоминает Вильгельм Тирский, а другой историк, продолжавший в XIII в. его хронику, пишет о новом восстании в Триполи – в 1266 г., когда «сельские вилланы ночью перебили франкских рыцарей».

Имеется много данных косвенного порядка, показывающих, какое упорное сопротивление оказывали закрепощенные поселяне своим сеньорам, отказываясь убирать урожай, нападая на феодалов, убивая их. Не случайно в сборнике законов иерусалимского короля Балдуина II предусматриваются специальные меры на случай восстания вилланов против сеньора. Если кто-нибудь из вассалов этого сеньора поддерживает его восставших вилланов[38]38
  Видимо, такие случаи бывали, что объясняется зачастую враждебными отношениями феодалов друг с другом.


[Закрыть], то сеньор, говорится в «Установлениях» Балдуина II, имеет право лишить вассала его имущества. В более поздних законодательных памятниках Иерусалимского королевства сеньору предоставлялось право преследовать и силой возвращать беглых вилланов. А побеги вилланов были нередкостью. Подчас беглые вилланы образовывали разбойничьи отряды, которые рыскали по стране, расправляясь с ненавистными франками.

В глазах туземного населения все паломники с Запада были завоевателями: поэтому им чинилось немало препон, особенно со стороны мусульманских крестьян. В 1113 г. Палестину посетил русский игумен Даниил. Многие «святые места», рассказывает он в своих записках, не доступны для тех, «кто в мале хощет пройти», «поганых ради»: «туда бо ходят мнози срацины и разбивают в горах тех и в дебрях страшных». Сам Даниил смог благополучно совершить свое путешествие только потому, что присоединился к дружине короля Балдуина I, отправлявшегося на войну с Дамаском. Князь, пишет он, «приряди мя к отроком своим» и «тако проидохом места та страшная с вои царьскими без страха и без пакости». И добавляет: «А без вои путем тем никто не может пройти».