Текст книги "ЕВРЕЙСКИЕ ФРАГМЕНТЫ ЖИТИЯ СВЯТИТЕЛЯ НИКИТЫ "

Автор книги: Михаэль Дорфман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Патрон Никиты киевский князь Изяслав старший сын Ярослава Мудрого (1024–1078) известен в русской истории своим неудачным правлением. Его неоднократно свергала киевская толпа, он бежал, возвращался с иностранными наемниками и с польскими войсками, сажавшими его на престол. В 1071–72 гг. ситуация в Киеве опять накалилась и горожане бунтовали. Как раз, когда «пророчествовал» Никита, «Летопись временных лет» сообщает:

Больше же всего через жен бесовские волхвования бывают, ибо искони бес женщину прельстил, она же мужчину, потому и в наши дни много волхвуют женщины чародейством, и отравою, и иными бесовскими кознями.

В 1072 г. в городе появились волхвы, пророчествовавшие о грядущих катаклизмах и беспорядках. Волхвов, по словам летописи «унес дьявол», но народ не успокоился. В 1072 г. Изяслав попытался исправить обстановку и объявил о канонизации князей Бориса и Глеба, погибших в княжеских междоусобицах после смерти Владимира Святославовича. Торжественное открытие мощей не помогло. Летописец сообщает, как гроб Глеба открылся и не хотел проходить в двери церкви.

В 1076 году некий волхв в Новгороде хулил православие и своей проповедью увлек народ от греческой веры. Конфликт разрешился просто. Князь Глеб велел народу разойтись. Те кто за христианство, чтобы отошли к князю, а те, кто за язычество – к волхву. Дружина собралась вокруг князя, а народ вокруг волхва. Князь, спрятав под плащом топор, подошел к волхву поговорить:

– А знаешь ли, что будет с тобою сегодня?

– Чудеса великие сотворю, – ответил ничего не подозревающий жрец.

Князь вынул припрятанный топор и одним ударом посрамил провидческий дар язычника. «И пал он мертвым, и люди разошлись. Так погиб он телом, а душою предался дьяволу», – записывает летописец.

В 1078 г. Никита предсказывает гибель того самого новгородского князя Глеба и советует Изяславу послать на княжения сына Святополка. Скорей всего Никита тогда играл значительную роль при дворе князя Изяслава Ярославовича и пользовался доверием его сына Святополка II Изяславовича с 1078 – князя Новгородского, а с 1093 по 1113 гг. князя Киевского старшего сына Святополка II Изяславовича.

Заметим попутно, что рассказ о еврее, предсказывающем княжескую, королевскую или императорскую корону – это бродячий сюжет, известный как в европейском фольклоре, так и в легендах и сказках народов Кавказа, Передней и Средней Азии. Один из наиболее ранних вариантов этого сюжета – предсказания талмудического мудреца и ученого Йоханана бен Закая императорской короны римскому полководцу Веспасиану.

Святополк II был известен своей веротерпимостью, неоднократно осуждавшейся церковными писателями. В частности, житие святого Прохора–лебедника повествуется, как Святополк продал еврейским купцам монополию на соль, чем вызвал возмущение простых людей. Святой Прохор прославился тем, что чудесным образом превращал пепел в соль и раздавал ее простым людям бесплатно, за что навлек на себя гнев и преследования и принял мученическую смерть. Знаменательно, что со смертью Святополка зимой 1113 г. в Киеве разразилось народное восстание, сопровождавшееся первым известным в истории России еврейским погромом. Русский историк В.Н. Татищев (1686–1750) пишет:

«Киевляне… жидов многих побили, и их домы разграбили, за то, что сии многия обиды и в торгах христианам вред чинили, множество же их собрався к их синагоге, огородясь, оборонялись, елико могли прося времени до прихода Владимирова… Владимир… пришел в Киев в неделю 20 Апреля (1113 года)… Мятеж же престал, однако ж просили его всенародно о управе на жидов, что отняли все промыслы Христианам, а при Святополке имели великую свободу и власть, чрез что многие купцы и ремесленники разорились; они же многих прельстили в их закон, и поселились домами между Христианы, чего прежде не бывало, за что хотели всех побить и домы их разграбить. Владимир же отвечал им: понеже их всюду в разных княжениях много, то мне не пристойно без совета князей, паче же и противно правости, что они допущены прежними князи, ныне на убивство и ограбление их позволить… Когда же князья съехались на совет и у Выдобыча по долгом разсуждении уставили закон таков: «Ныне из всея Русския земли всех жидов выслать и со всем их имением, и впредь не впушать, а есть ли тайно войдут, вольно их грабить и убивать… С сего времени жидов на Руси нет»…

Татищев лукавит, подменяя понятие Русь Великороссией. В XI в. Суздаль, Новгород Великий, Рязань, Галич, Новгород–Северский, Полоцк, Чернигов не считались Русью. Русь была Киевская, Белая, Червоная (Галиция), отошедшие к Великому Княжеству Литовскому, тоже русскому государству, терпимо относившемуся к своему разноплеменному населению. Русью называлось Закарпатье, отошедшее к Венгрии. Во всех этих русских землях еврейское присутствие продолжалось в течение тысячи лет. Нет ничего необычного, если одним из этих «имевших свободу великую и власть» был Никита. Ученые считают, что восстание подготовил сам Мономах, желавший завладеть княжеским столом в русской столице. Но описанные события произошли после смерти Никиты.

Вернемся к нашей истории. В 1078 г. князь Изяслав умирает. Летописец характеризует его «прост умом, не было в нем подлости и не платил злом за зло». На киевском престоле восседают его враги. Как раз на это время и приходится «раскаяние» и «обращение» Никиты. Можно предположить, что он водил знакомство с монахами Печерского монастыря и раньше. Ведь монастырь был основан Изяславом и неизменно пользовался его покровительством. Можно предположить, что монахи укрыли у себя Никиту. В другом месте Патерик рассказывает, что, примерно в тоже время в стенах Киево–Печерского монастыря спасался другой чужеземец – грек, любимый вельможа Изяслава (Патерик называет его боярином), ставший киевским митрополитом Ефремом почти одновременно с получением Никитой епископской кафедры в Новгороде.

Разумеется, если Никита – еврей, некрещеный, и не монах, то никаких разговоров с монастырским аввой Никоном об уходе в затвор не могло быть. История ухода инока Никиты в затвор и прельщения дьяволом невероятна не только с рациональной точки зрения, но и необычна для жанра жития святого. Вероятно житие святого, вслед за рассказом Киевско–Печерского Патерика изменяет последовательность событий. Никита сначала проповедовал из Ветхого Завета, пророчествовал и творил чудеса, был доверенный «князьям и боярам» а лишь потом, после смерти своего покровителя–князя спасался в монастыре.

Если непослушание инока наставлениям монастырского аввы кажутся невероятными, зато вполне возможно, что описанные в житие беседы между игуменом и Никитой передают, отзвук каких–то споров, происходивших на самом деле. Вспомним «рассказ философа» из Повести временных лет. Отметим еще, что духовной пищей для русской теологии неизменно было сравнение Ветхого и Нового заветов, «закона» и «благодати», иудейской и христианской религий. Это один из основных вопросов православной теологии разрабатывался русскими авторами с никогда не ослабевающим вниманием от «Слова о законе и благодати» первого национально–русского митрополита Илариона XI века до «Гонения на Израиль» о. Сергия Булгакова ХХ века. Вероятно, дискуссии между ученым евреем и христианским священником были часты в то время, как и позже. Хотя бы потому, что их неоднократно запрещали христианские каноны, многочисленные постановления церковных соборов и иудейские галахот и респонсы. Юрий Нагибин как–то писал, что мир домонгольской Руси больше напоминал раннее Возрождение, был значительно более открытым, а боровшееся с Константинополем молодое русское православие более терпимым, чем потом, попав в мертвящие объятия московского клерикализма. Как красивые и веселые украинские русалки–мавки отличались от сидящих в ветвях мрачных, лохматых, злобных мертвенно–бледных, лесных русалок русского фольклора.

Похоже, в Печерском монастыре Никита принимает христианство. Вероятно вынужденно, а возможно и искренне. Как и многие евреи после него. Как польский еврей Аарон Лустигер, спасенный в католическом монастыре и ставший кардиналом Жаном–Мари Люстиже, Архиепископом Парижским.

Менее вероятно, что инок Никита мог впасть в какую–то ересь, отрицающую евангельскую традицию. Ереси на Руси XI столетия были распространены – арианство (омиусианство), против которого направлены богословские труды «Изборника Святослава» 1073 г., монофизиты, патарены, кельтская ересь Пелагия, богомилы. Интересно, что в начале рассказа об основании Печерского монастыря говориться, что причиной для создания монастыря стало то, что вернувшемуся с Афона св. Антонию Печерскому не понравился ни один из русских монастырей. Не из–за свободных порядков, а скорей всего, из за различных версий христианства, исповедовавшихся на Руси.

Главная идея ирландской ереси пелагианства – утверждение совершенства человека, отрицание первородного греха, утверждение свободы воли, как главного предназначения человека. Пелагий учил, что первородный грех несправедлив, поскольку делает человека заведомо виноватым. Пелагий отрицал смысл искупительной жертвы Иисуса Христа. Смысл земной жизни Иисуса, пелагиане видели в примере праведного жизненного пути. Все это похоже больше на знаменитое «Поучение» Мономаха или на идеи Кирилла Туровского, чем на произошедшее с Никитой.

Более близко к воззрениям Никиты могло быть монофизитство, распространенное в Александрии, Антиохии и Иерусалиме. Согласно учению основателя учения Евтихия, Иисус Христос не имел человеческой природы и был только Богом, слиянным с Богом–Отцом. Такую идею переняли и исповедуют многие восточные церкви: армянская, коптская, эфиопская, сирийская (ассирийская). Одно из наиболее популярных сочинений в православном каноне до сих пор «Молитва св. Ефрема Сирина (Сирийца)». Заметим, что среди молившихся за Никиту старцев был Агапит–врач. Все житие Агапита состоит из истории борьбы его врачебного искусства, основанного на молитвах и простой растительной пище (зелья) с «земным» искусством врача–армянина. Врач-»лечец» побеждает своего противника чудесами, яростно заявляет:

– почто смел еси внити (войти) и осквернити келию мою и держати за грешную мою руку? Изыде от мене, иноверне и нечестиве!

Кончается все мирно. Врач–армянин, обращается в православие и даже, подобно Никите, постригается в монахи Печерского монастыря.

Заметим, что ни одна ересь не отрицала Евангелий. Да и житие бы не состоялось, если бы речь шла бы о ереси, а не обольщении дьяволом.

Впрочем, история христианства на Руси полна загадок, и нельзя во всем опираться на византийскую традицию. Почему–то первого легендарного киевского митрополита Михаила Никоновская летопись называет Сириным (Сирийцем, из еретической с точки зрения православия Сирийской монофизитской церкви, в других источниках Болгарином). Не говоря о св. Антонии Римлянине, основателе Антониевого монастыря Богоматери в Новгороде, приглашенного епископом Никитой. Или странный для христианства обряд, совершенный князем Ярославом.

Извлечены были из могил два князя – Ярополк и Олег, сыновья Святослава, и окрестили кости их и положили их в церкви святой Богородицы Владимировой.

Откуда взялась совершенная чуждая Византии латинская традиция содержать церковь на десятину от княжеских доходов? На десятину построен первый киевский собор, знаменитая Десятинная церковь, поддержавшая противника Ярослава, «окаянного» князя Святополка I. Еще более удивительно, что о крещении Руси молчат византийские хроники. И зачем понадобилось повторное освящение этой церкви первым греческим митрополитом Киева Феопемтом, назначенным лишь в 1036 г.? Непонятна история крещения Владимира за три года до крещения Руси в окруженной готами–арианами и очевидно имевшей болгарскую (орхидскую) или сирийскую (ассирийскую) церковную иерархию Корсуни (Керчь–Херсонес). Удивительно молчание летописей о крещении западных и южных русских племен. И откуда в русском языке латинские церковные термины «пастор» или «крест»? И откуда на Русь пришла знаменитая колокольная традиция, неизвестная грекам, зато аналогичная ирландской. Даже славянское слово «клакол» – кельтского происхождения. Да и расширяющиеся на концах, вписанные в круг кресты на монетах и древних могильниках Русской земли от вологодского Болтова до Подгорец на Львовщине больше напоминают кельтские, нежели византийские.

Не удивительно, что большое количество православных в Великобритании в середине ХХ в. открыв для себя мир первых кельтских святых и подвижников, с удивлением обнаружили их поразительную близость русским житиям. Даже отличающаяся своим консерватизмом и приверженностью ко всему русскому Русская Православная Церковь Заграницей без особых проблем признала своим св. Патрика. Это позволило православным американским детишкам участвовать в веселых парадах в День св. Патрика, ставшим одним из национальных праздников современной Америки. Впрочем, братия Печерского монастыря, в котором подвизался Никита, неизменно была верна константинопольской патриархии.

Еще менее вероятно, что Никита в монастыре был в заключении, как случилось с монахом Адреяном, «укоряше бо сей церковныя законы, и епископы, и пресвитеры, и иноки…» заключенным митрополитом Леонтом в 1004 г. Или со «злым еретиком Дмитре», попавшем в темницу при митрополите Никите в 1123 г. Ведь святитель Никита считается если не одним из основателей, то одним из первых, принявших обет в новом монастыре. Да и местами заключения монастыри на Руси стали значительно позже. Отметим попутно, что рассказ о длительной схиме Никиты в монастыре может быть данью ангиографическому канону, требовавшему, чтобы святитель провел какую–то часть жизни в условиях сурового послушания, искушаемый Врагом рода человеческого.

По какой–то причине Никита не имел или не носил бороды. Так его запечатлела иконописная традиция. Русские святые, как правило, с бородой. Обычно без бороды на русских иконах лишь ангелы небесные, а из земных, лишь греки: великомученики Пантелеймон, Стефан или Дмитрий Солунский, Георгий–Победоносец и другие. Такой порядок в жестком иконописном каноне – дань греческим традициям. Одной из возможных причин могло быть то, что Никита был скопцом, что и сказано в житие «наложил на себя особенное воздержание». Скопчество было распространено в XI веке в Константинополе, хотя и не поощрялось официальной церковью. Скопцом был упомянутый еретик Адреян. В православии скопчество не получило распространения, хотя греки–евнухи Иоан II и упомянутый уже Ефрем занимали престол Киевской митрополии как раз во время жизни Никиты. Сведения о митрополите Ефреме противоречивы. Тот же Ефрем упоминается при освящении храма св. Михаила в Переяславле в 1091 г., как митрополит Переяславский, хотя на Руси в то время была всего лишь одна митрополия в Киеве. Известны и в то время и епископы–евнухи: видный церковный и государственный деятель смоленский владыка Мануил (1138–1147) прозванный Кастратом, владимиро–волынский и владыка Феодор (1136–1147). Интересно, что все скопцы были не русичами, а пришлыми из Византии

Скопчество также было широко распространено среди болгарских богомилов, учение которых обратило сердца духовенства, но не получило признания в народе. Богомилы верили, что спасение души достигалось путeм постепенного освобождения человека от материальной зависимости посредством максимального воздержания и аскетизма. Некоторые исследователи полагают, что под бунтом волхвов подразумеваются как раз богомильские волнения, сопровождавшиеся жесткой критикой церкви подобные происходившим на Балканах. Похоже, что и «укорение» скопцом Адреяном всей церкви идет от богомилов. На Руси были широко в ходу антибогомильские болгарские сочинения, как «Беседы трех святителей» или «Беседы пресвитера Косьмы». Не похоже, впрочем, что Никита впал в богомильскую ересь, поскольку богомилы не признавали святости большинства книг Ветхого Завета, а в Новом Завете наибольшее значение для богомилов имели Евангелие от Иоанна и Апокалипсис. Впрочем, существует более поздняя икона московского письма «Покровители русского воинства свв. Сергий Радонежский и Никита Новгородский», где Никита с бородой. Наверное, не смог иконописец смириться с таким нарушением – безбородый архиерей.

Так или иначе, но после воцарения в Киеве князя Святополка Изяславовича в 1093 г. Никита вновь вернулся к активной жизни и вошел в ближайший княжеский круг. Отметим, что среди иерархов, молившихся за Никиту, был черниговский владыка Феодосий, вместе с Святополком Изяславовичем, сыгравший решающую роль во время борьбы Мономаха против князя Олега за Чернигов. Наверное, неслучайно, Никита был поставлен епископом Новгородским в 1096 г. в старую вотчину князя, которому он предсказал княжение. Скорей всего Никита принимал участие в съезде в Любече в 1097 г., где уцелевшие в кровавой гражданской войне наследники Ярослава целовали крест и клялись в «устроении мира». Никита проявил себя мудрым государственным мужем, рачительным хозяином и хорошим пастырем. На фоне кровавой истории княжеских междоусобиц он остался в памяти народной светлым образом Богосвята, чудотворца и врачевателя милостью Божией, доброго, милосердного верующего человека. Его почитали святым уже в XII в. О Никите преподобный Поликарп, архимандрит Печерского монастыря (1164 – 1182), в связи с его избранием на кафедру Новгородскую, говорит:

много чудеса сотвори… и ныне со святыми чтут святого и блаженного Никиту.

Вероятно, рассказ о еврейском происхождении святителя Никиты раньше содержался его житии. Уж очень характерные там детали, совершенно не похожие на стандартные подвиги русских православных святых. Да и каноны ангиографического жанра были очень строги и отступления от них, если и делались, то в исключительных случаях. В прологе к житию св. Евфимия, архиепископа Новгородского дословно повторенном и в житии Моисея Новгородского, церковный писатель Пахомий Логофет создал образец жития русского святителя. По канону святители (святые, имевшие епископский чин) «освящены от чрева матери» и «от Бога почтены архиерейством». То есть рассказ о детстве должен присутствовать обязательно.

Возможно, для большей аккуратности и соблюдения правил источниковедения необходимо было бы обратиться прямо к тексту Патерика, а не к позднейшим его русским пересказам. Показать разницу между древнерусским, старославянским и церковнославянским языками. Объяснять по ходу, что слово речь в древнерусском, как и в иврите значило и слово, и вещь. Вещь значило мудрость, отсюда – вещий. Слово трудъ значило война, поэтому «трудныхъ повестий о пълку Игореве», имеются в виду «военные повести». Позорище значило зрелище, представление, как в современном словацком, рота – клятва, юнецъ – бычок, клюка – хитрость, тварь – лицо. Древнерусское «ночь» значило «тьма», «тьма» – «тысяча», а «гроза» – «ужас». «Грозу», по–древнерусски называли «громъ». «Задница» значила «наследство». Пример из «Пространной правды»: «Аже смерд умреть, то задницю князю…» Но один момент необходимо прояснить. До XVI–XVII вв. в русском языке не существовало слова, обозначающего жизнь в современном значении. В ходу было два слова животъ и житие. Живот означало бренную, земную жизнь. «Животъ положить», погибнуть можно было и за благое дело, но обязательно земное, светское. «Житие» – жизнь духовную, духовный подвиг, посвященный Богу. Отсюда и слово «святой».

Лишь позже появилась необходимость в определении общем, более абстрактном определении жизни, как бренной, физической, так и духовной. Понятно, поэтому, что литературный жанр жития ни в коем случае не репортаж или биография, также как икона – не портрет. Житие являло собой описание духовного подвига, посвященного божественному и все факты приводились в соответствие с этой идеей.

Отметим еще, что 25–е Слово в Киево–Печерском Патерике, впервые описавшее духовные подвиги святителя Никиты не является, строго говоря, житием. Житие св. Никиты написано позже. Киево–Печерский Патерик представляет собой сборник рассказов о монахах Киево–Печерского монастыря и включает рассказы о 30–и святых и предания монастырской истории. Патерик написан по образцу распространенных в восточном христианстве патериков – групповых житийных описаний святых. Он сложился в XIII в. на основе переписки епископа Владимиро–Суздальского Симона (ум. 1226) и монаха Печерского монастыря Поликарпа и затем несколько раз, в XIV–XV вв., а затем в 1460–62 гг. выходили различные редакции с включением иных текстов и сказаний из летописи. Рассказы или «слова» Патерика написаны для нравоучения и подтверждения различных теологических доктрин. «Слово» об искушении Никиты, как и другие рассказы о святых, по мнению Г.М. Федотова, выражают страх печерских старцев перед затвором и монашеским уединением, доктрину о невозможности в одиночку преодолеть дьявольский соблазн, о пользе общежития, утверждение древнего монашеского принципа «один за всех и все за одного». К таким рассказам надо относится точно так же, как и к рассказам о чудесах святых. Попутно заметим, что в XII–XIII вв. страх исчез, и в Печерском монастыре появились святые Феофил, Иоанн или Афанасий, сумевшие победить беса.

Вероятно, во время прославления святого во время царя Ивана Грозного, рассказ о детстве Никиты или о его происхождении был изъят и уничтожен, как это было с сотнями документов Киевской Руси и Новгородской республики. Даже знаменитая конституция, «Правда Ярослава», данная Новгороду в 1016 г. за помощь новгородцев, оказанную в критический момент, была уничтожена московскими дьяками. Из сохранившихся цитат и фрагментов известно, что «Правда» распространяет княжескую защиту на весь дружинно–торговый класс вне зависимости от племенной принадлежности «аще изгой будеть, любо словенин». Все это не подходило для угнетенной террором державы царя Ивана Васильевича, где даже знатнейшие люди обращались к царю «бьет челом холоп твой»

Во время канонизации святителя Никиты в 1558 г. еще живы были очевидцы публичного сожжения в Москве так называемых жидовствующих – дьяка Ивана Волка Курицина. В Новгороде тогда были сожжены архимандрит Юрьева монастыря Касьян с братом, помещик Н. Рукавов и другие. Невестку царя Елену спасло лишь то, что она была матерью единственного законного наследника престола царевича Дмитрия. Даже почившему 500 лет назад святому быть евреем в Московской державе становилось неприлично.

Рассказ о непростой судьбе святителя можно закончить фразой из изданного стараниями Союза русской православной молодежи в Мельбурне «Житий святых мужей» предваряющей пересказ жития Никиты:

Более других заслуживают уважения те воины, кто ведет борьбу с врагом не в общем строю, но поодиночке. Их Господь никогда не оставляет без благодатной помощи, но укрепляет их и делает непобедимыми.

Замечание верное для людей любого вероисповедания, для атеистов, агностиков и даже скептиков.

ЗАЧЕМ ЕВРЕЯМ СВЯТИТЕЛЬ НИКИТА?

Послесловие

«Кто такой еврей?», «что такое еврейство?», «что значит – быть евреем?» – вот вечные вопросы в стремительно меняющейся еврейской жизни. Проблемы самоидентификации неизменно занимают еврейский народ, заставляют пытливый еврейский ум выстраивать парадоксальные определения и ставить мысленные эксперименты. Поэтому поставленный историей опыт существования еврейских индивидуумов и групп, вольно или невольно вырванных из еврейской среды и даже отказавшихся от еврейской идентификации, ставшие «отрезанным ломтем» неизменно привлекал интерес евреев. Эти люди оставались своими, продолжали жить, творить и действовать.

Тема «человека не на своем месте» всегда интересна. Целая школа в литературоведении даже считает ее основным мотивом всей мировой литературы.

Интерес к «своим», разумеется, проявляют не только евреи. Греки, итальянцы, армяне, ирландцы, украинцы, русские, белорусы, мордвины – да, собственно, люди любой национальности живо интересуются историями своих соплеменников, заброшенных судьбой в дальние дали и попавших в необычные ситуации. Но, вероятно лишь у евреев такой интерес затрагивает глубины личной и народной сущности.

Через тысячелетия пронесли евреи надежду, что где–то найдутся десять колен Израилевых, уведенных в ассирийский плен. От списка евреев – Героев Советского Союза и частушек «Евреи, евреи, кругом одни евреи» и заканчивая серьезными научными исследованиями, литературными произведениями и даже талмудическими постановлениями, еврейский человек всматривался в судьбы своих братьев. Так, вглядываясь в их лица, отличившиеся серди других, иных, а зачастую – и чужих людей и народов, он пытался подтвердить правильность своего выбора оставаться евреем, понять что–то в самом себе. Сообщение о том, что «Никита, слава Богу, в детстве бегал в синагогу», вызывает не только улыбку и чувство иронической гордости, но и заставляет пытливо вглядываться в портреты и тексты, выискивая «своих» в самых невероятных ситуациях.

Житие святителя Никиты я прочел лет 20 назад, и меня заинтересовали необычные подробности подвига этого святого. Позже мне попался Печерский патерик, поразивший замечательной яркой и живой картиной древнерусской жизни, великим пылом и бурлением страстей. Патерик показывает не только силу житийного подвига, но слабости людские, а зачастую и невозможность противостоять лжи, злу и соблазну. Тогда я еще больше укрепился во мнении, что история со св. Никитой Новгородским таит в себе подтекст совершенно неожиданный. Много там было странного для православия, но обычного, если бы речь шла об иудее.

Я посвятил работу «Еврейские фрагменты жития Святителя Никиты» выдающемуся русскому ученому, одному из крупнейших в специалистов по византийскому и русскому средневековью ХХ века, профессору Александру Каждану (1922–1997). Именно с ним мне повезло поделиться своей гипотезой о иудейском происхождении святителя Никиты, и он признал ее правдоподобной и заслуживающей интереса.

Имя профессора Александра Петровича Каждана было несправедливо выдернуто из российской науки и литературы на 30 лет. В юности работы по истории Александра Каждана, как и популярные книги по лингвистике Льва Успенского, на всю жизнь определили сферу моих интересов. В 1978 г. в связи с эмиграцией Каждана в США, выдающийся ученый, талантливый просветитель был вычеркнут из российской жизни, его имя предано анафеме. Книги Каждана изымались из библиотек, статьи из научного оборота. В издательстве «Искусство» на 30 лет застряла рукопись его замечательной книги «Два дня из жизни Константинополя». Здесь через призму насыщенных событиями двух дней восстания и дворцового переворота в Константинополе Каждан разворачивает полнометражную экспозицию Византийской эпохи. Он рассказывает о топографии великого города, его архитектурных жемчужинах: планировке храма св. Софии, дворце византийских базилевсов, домах знати. И здесь же в ненавязчивых отступлениях от основной линии предстает ожившая картина византийского общества: одежда, прически, социальные, религиозные и этнические группы и особенности жителей Константинополя, рассказывается о византийском монашестве, о принципах внешней политики и управления, о дворцовых нравах. И все объединяет ключевая идея Каждана о византийском обществе, где царит индивидуализм, но нет свободы. Императорами становились даже рабы и конюхи, но спокойствия и стабильности в империи не прибавлялось. Человек в Византии не был защищен от государства родовыми, феодальными и цеховыми структурами, а само существование было менее стабильным, чем в средневековой Западной Европе.

Каждан был сторонником той идеи, что византийский идеал вечности и незыблемости на самом деле прикрывал социально–нестабильную подвижность византийского общества. Эта идея стержневая в фундаментальном шеститомном труде «История византийской литературы», в основном, написанным Кажданом и завершенном его учениками и коллегами¹.

К сожалению, Каждан не успел закончить свой труд, но от этого его ценность не уменьшается. Сегодня ни одна серьезная работа по византийской истории не обходится без ссылок на этот труд. Но речь не идет об академическом или традиционном представлении византийской литературы как неизменного, застывшего на тысячу лет канона. Под пером Каждана возникает живая, полная психологического драматизма, полнокровная литература живых людей. Своими трудами Каждан, по сути, вернул в русскую историю несправедливо осужденный в XVIII–XIX столетиях «византизм», подобно тому, как Лев Гумилев и его предшественники–евразийцы вернули русскому наследию отвергнутую когда–то «татарщину».

Непроста судьба российских ученых, попадающих в эмиграцию, когда им под 60. Особенно, когда речь идет о гуманитариях. Каждан не сдался, не сел на пенсионерскую скамейку в скверике возле дома. Он нашел свою дорогу, и удивительно, сколько он успел сделать в оставшиеся ему годы жизни в Америке. Каждан издал несколько книг, написал множество статей, воспитал целое поколение исследователей. Под редакцией Каждана вышел фундаментальный трехтомный «Оксфордский словарь Византии» ², служащий сегодня основным справочным научным пособием по византийской культуре. Многое сделал Каждан как популяризатор истории. Я был счастлив, найдя в журнале “ History today» замечательные каждановские популярные статьи. По–английски они ничем не уступали знаменитым, памятным с детства русским книгам ученого.

Следует добавить несколько слов и еще об одной стороне деятельности проф. Каждана. На Западе он неизменно популяризовал русскую историю. Помнится, в Принстоне его стараниями студенты–медиевалисты должны были сдавать русский язык, читать старинные русские и славянские тексты. Каждан, по сути, добился того, что древнерусская история стала рассматриваться в Америке, да и во всей мировой науке, как часть европейской истории. Такая постановка вопроса была далеко не тривиальной в 80–е, в эпоху рейгановской «империи зла», да и раньше, когда Древняя Русь рассматривалась как часть «темных земель» – Terra incognita, – находившихся далеко за обочиной мировой истории. Да и сейчас еще кое–где в Америке выходят исторические книги и школьные учебники, где повторяется средневековая байка, якобы создание славянской грамоты Кириллом и Мефодием случилось после большого количества выпитого, чтобы защититься от русских морозов. Даже Вторую Мировую Войну в подобных книгах союзники как то умудряются выигрывать без России. Здесь если и вспоминают русских, то лишь как не расплатившихся по «ленд–лизу» за американскую тушенку, а русскую победу – как победу «генерала Зима».