Текст книги "Мудаки (СИ)"

Автор книги: Михаэль Бабель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Когда еврей живёт не по-еврейскому Закону, он доказывает каждый раз что-то новое и каждый раз на свою шею. В измы заглядывает, но не в свою Книгу:

"А в седьмой год суббота покоя будет для земли, суббота Б-гу: поля ТВОЕГО не засевай, и виноградника ТВОЕГО не обрезай... И будет суббота земли вам в пищу, ТЕБЕ и рабу ТВОЕМУ, и рабыне ТВОЕЙ, и наёмнику ТВОЕМУ... и скоту ТВОЕМУ". (Ваикра, 25:4,6-7).

И ни слова про киббуц.

Мы счастливое поколение, которое на своём веку видит крушение коммунизма. Очередное? Ведь коммунизм в последний раз был в одиннадцатом веке в восточном государстве и повалился, когда дошли до обобществления жён. Кстати, евреи и повалили – были против обобществления жён, вот такой наш еврейский Закон. И ещё, кстати, повалили бы сегодняшние евреи несостоявшийся сегодняшний коммунизм, если бы дело дошло до обобществления сегодняшних жён? Наверное, нет.

Когда еврей живёт не по еврейскому Закону, то получаются из этого ещё и революции, которые еврея уничтожают. Не только физически, но и духовно, – тех, кто выжил от революции. Как духовно уничтоженное старосоветское еврейство с его духовным достижением – списками. Или как духовно уничтоженное среднесоветское еврейство с его духовным достижением – русскими списками. Или как духовно уничтоженное новосоветское еврейство с его духовным достижением – русскими партиями.

Более серьёзные достижения в области духовного проявятся у новоприбывших через пару поколений.

Если вообще проявятся.

Потому что совращённый коммунизмом легко досовращается демократизмом: что это за Закон, если есть несправедливость – хозяева и рабы? что это за Закон, если есть неравенство – коэн, леви, исраэли, гер, мамзер?

У евреев никогда не было тюрем – бессмысленно и жестоко такое заведение, в котором не работают и обучаются худшему. Суд продавал вора в рабство, самое большее, на шесть лет. На вырученное от продажи покрывались убытки от воровства. Многие, обеднев или кому было трудно, сами продавались в рабство, чтобы пережить трудности и прокормиться. Купивший раба покупал себе хозяина: содержал и кормил всю его семью, а работал только один; если в доме была одна подушка пуховая и остальные соломенные, то пуховую отдавал рабу; если на столе был один кусок белого хлеба и остальной хлеб тёмный, то белый отдавал рабу; если был один стакан старого вина и остальное вино молодое, то старое вино пил раб; если шёл в баню, раб не нёс за ним сменное белье – это считалось унизительным; если выходил из дома, не мог сказать рабу: работай до моего возвращения, – это считалось жестоким; если переехал жить в город, не мог оставить раба в деревне.

Тора (Закон):

"А над братьями вашими, сынами Исраэля, никто да не властвует над братом своим с жестокостью". (Ваикра, 25:46.)

Тора называет раба братом. А разве сегодня не было бы желающих продаться в рабство по Торе, чтобы пережить трудности в справедливейшей несправедливости? Всеобщей справедливости не бывает.

И неравенство: коэн, леви, исраэли, гер, мамзер – справедливейшее из неравенств. Всеобщего равенства не бывает. Чтобы не приходило в голову еврею: "Мы наш, мы новый мир построим. Кто был никем"...

Ни в пустыне. Ни в стране. Ни в галуте. И всё-таки пришло в голову еврею сразу после получения Торы. В пустыне.

Тогда и поднялись в первый раз первые большевики – Корах и двести пятьдесят сообщников против Моше, а значит, против Торы на борьбу за равенство для всех, а на деле, за неравенство для некоторых. Всех их с семьями и малютками поглотила земля.

В который раз поднялись евреи-большевики против Торы в не так далёком семнадцатом?! На борьбу за равенство для всех, а на деле, за неравенство для некоторых. Тора запрещает подниматься в галуте на революцию и требует молиться за существующую власть. Скольких с семьями и малютками поглотила земля – не счесть.

Скольких ещё поглотит земля за борьбу новых большевиков, поднимающихся против Торы?

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Как при коммунизме, так и при миризме цветёт, расцветает и процветает демократия. Про коммунизм известно. А про миризм? Шестьдесят один мудак из мудаков, в том числе и разбойники, против пятидесяти девяти мудак из мудаков, без разбойников.

Демократия – изобретение гоим. У евреев никогда не было демократии. Был Моше, назначенный Всевышним. По указанию же Всевышнего Моше назначил своим преемником Йеошуа. Своих двух сыновей Моше ни на какие посты не назначил. После Йеошуа были судьи. После судей были цари. После царей был галут, который и сейчас продолжается. И на последнем этапе галута – демократия, и в своём доме, и в чужом доме – закон гоим, чужой для еврея закон.

Фюрер, дуче, товарищ сталин вполне демократически пришли и оставались у власти. Такая вот она – нееврейская демократия у неевреев.

А у нас, евреев, президент Санедрина, мудрый старец, отдал президентство другому, совсем безбородому, но который был, по его мнению, более знающим в Законе, отдал совсем недемократически – просто отдал, вот такой наш еврейский Закон.

Поэтому придётся подождать, когда чуждая еврейству демократия повалится у нас и только у нас, а не во всём мире, потому что это не наше изобретение и не для нас. А это очень по-еврейски не возжелать ничего чужого и довольствоваться тем, что есть.

Ничего себе – обладать таким Законом и не довольствоваться?! До чего дошёл бедный, проклятый, опустошённый, несчастный, безродный, ничтожный еврей!

Создатели демократического (?) еврейского (?) государства углубили, расширили, обновили, освежили демократию, изобретя списки – еврейский вклад в демократию, чтобы еврейско-демократическим путем всегда оставаться у власти.

Как коммунизм и миризм доказываются просто и понятно, что это – светлое будущее, так и демократия доказывается просто и понятно: де-мо-кра-тия! де-мо-кра-тия!

А она – эта их демократия – вот такая: саксофонист обыгрывает демократически несаксофониста. А если взять пример из нашей жизни, то высокий и вещающий – обыгрывает демократически маленького, нешумливого.

Политиканство – один из атрибутов демократии. Кто-то пашет, а кто-то ремесленничает, а кто-то политиканствует от лица тех же пахарей и ремесленников. Политиканствуют от левых и правых сил, от центра. Политиканствуют от зелёных, от гомиков. Политиканствуют от новоприбывших. Политиканствуют от чужих. Политиканствуют от мало-мальски реальной силы. Не еврейское дело – политиканствовать.

Партия – один из атрибутов политиканства. На иврите партия – мифлага, в корне этого слова – разделение. Самый точный из всех языков точно обозначает, что партии разделяют, отделяют еврея от еврея. Поэтому не еврейское дело заниматься партиями, не еврейское дело делить евреев на партии.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Как при строительстве коммунизма, так и при строительстве миризма есть внутренний враг: там – крестьяне, здесь – поселенцы; там – реакционные силы, здесь – правые; там – одурманенные религией, здесь – верующие; там – сионисты, здесь – сионисты; там – евреи, здесь – евреи.

Как ради коммунизма, так и ради миризма надо поддерживать другие народы, страны, континенты: народы – палестинский, а если таковой не существует, то будет; страны – всё ещё более отсталые; континенты – все пять, которые на Земле.

Как при коммунизме, так и при миризме не обходится без запугивания: там – капитализмом, здесь – войной.

Как при коммунизме, так и при миризме не размениваются на мелочи жизни: бездомные, безработные, бесперспективные, беззащитные, безысходные, безрадостные, безутешные.

Как при строительстве коммунизма, так и при строительстве миризма требуются жертвы вначале. Потом – тоже.

Как коммунизм начал с притеснения всего еврейского и довёл до полного его уничтожения (смотри на олим семидесятых-девяностых, на меня тоже смотри, да на всех смотри), так и миризм начал с притеснения еврейского (на всех смотри и на кнессет смотри – увидишь в нём и себя).

Как при коммунизме, так и при миризме обещают скорое процветание. Уже сегодня надо запастись солью и мылом. И водой.

Как при коммунизме, так и при миризме, когда всё уже валится, продолжается постоянная борьба за мир.

Советский человек и там и тут – в первых рядах этой борьбы. Про там – известно, а про тут? Корабль мира сдвинулся с места, и сдвинули его голоса советских людей вместе с друзьями-коммунистами, вместе с друзьями-арабами: русский с арабом – братья навек, крепнет единство народов и рас.

А правившая оппозиция "не давала солнцу взойти", как сказал основоположник миризма.

Как при коммунизме, так и при миризме над основоположниками смеются только через годы.

И сторонники мира выбросили оппозицию в оппозицию, то есть на свалку истории, – там её место вместе со всякими реакционерами, правыми, поселенцами, националистами, экстремистами, расистами, религиозными, консерваторами, фанатиками – а корабль мира плывет!

Пусть себе злобно визжат и лают, жалко поджав хвост, на который наступил миролюбивый советский человек, проголосовав за: за новую жизнь вместо шароновских караванов, за мир вместо войны, за местные советы – близкие трудящимся, за профсоюзы – школу миризма, за партию – родную, за транспорт – в субботу, за браки – без раввинов, за свинину – от пуза, за кладбище – братскую могилу, за достойных избранников народа вместо погрязших во взятках, казнокрадстве, расточительстве, кумовстве, вранье, обмане наивных иммигрантов.

А потные, счастливые избранники прыгали, по-бабьи обнимались, стукаясь животами и утирая слёзы радости: как подфартило с "нашим миллионом"; этим мудакам в оппозиции всегда казалось, что "наш миллион" это их миллион, но это наш – кровушка от кровушки – лучшая и передовая часть советского народа; побольше бы таких, с их помощью самым демократическим способом преобразуем страну, погрязшую в религии; да их завозить вагонами и маленькими тележками, приглашать, ловить, хватать, тащить, уговаривать, обещать, обнимать, ласкать, целовать, возить, показывать, кормить, дарить, давать, платить, лелеять до границы самой.

Давно они так не унижали эту ничтожную оппозицию, у которой в этой стране ничего нет, кроме нескольких десятков кресел в оппозиции. И которых терпят-то лишь ради демократии.

А у них всё: киббуцы и мошавы, заводы и концерны, автобусы и пароходы, банки и больничные кассы, искусство и культура, профессура и интеллектула, государственные служащие и служащие государственных предприятий, университеты, пресса, радио, телевидение, Сохнут, органы всякие – внутренние, внешние.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Была война. К середине следующего дня, по началу войны, нас, новеньких мудаков из центра абсорбции, и всяких оставшихся в дневное время в соседних домах вдруг загнали в какой-то каменный сарай, который был одновременно иммигрантским клубом со сломанным телевизором и бомбоубежищем вообще без чего-нибудь.

Самые любопытные из сабр стояли в двери, которая всё время была приоткрыта, но через порог переступать не разрешалось, и было видно, как перед сараем вышагивает вперёд-взад хозяин единственного местного продовольственного магазина в английском колониальном шлеме и с английской колониальной берданкой за спиной – это он следил за порогом. Иногда в небе гудело, и самые смелые гурьбой выбегали посмотреть, а охранник, сам насмотревшись, загонял обратно.

Через пару часов всем это надоело и пошли по домам. А охранник вернулся в свой магазин, в котором продавалось всё: хлеб, молоко, мясо, овощи. Местный торговый центр дополняла покосившаяся деревянная хибара неприличного вида, поэтому стояла она в стороне на пустыре, в ней продавались овощи, тоже не особенно приличного вида, но дешевле, чем в магазине, что нас очень устраивало.

Копаясь и выбирая что-нибудь поприличнее, мы слушали сетования владельца хибары на несправедливость: "Вон тот, – он показывал на магазин, – он – авода, а я – херут". Эмигранты, чтобы поддержать выгодную торговлю, зло смотрели через дверь хибары на магазин гидры-аводы, а она, эта гидра, выходила из магазина, чтобы взглядом устыдить тех, кто продался херуту. И в это счастливое мгновение представительница неизвестно какого народа, не шелохнувшись и глядя только в спину гидре-аводе, быстро закидывала один-другой помидор в глубокую сумку, потому что гидра через спину смотрел и за ней.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Всё у них, и без всяких райкомов, горкомов, обкомов: на каждом месте свой мудак, и каждый мудак на своём месте знает, что требуется, – не хуже главных мудаков знает.

Как славно они врезали оппозиции, когда та чуть выбралась из оппозиционных кресел, – забастовала вся страна – от края и до края.

И с первых мгновений дни той оппозиции были сочтены. Новой больше не будет. Не позволит рядовой советский человек, то есть мудак, который выбирает не между двух зол, а между злом и светлым будущим, а светлое будущее у него не отнять никакой силой. И если потребуется, то завезут ещё "миллион наших", чтоб знали наших, которых ни бездомностью, ни безработностью не проймёшь, и даже слонов не потребуется раздавать перед новой каденцией.

Вся страна, сплочённая и в едином порыве, идёт к своему светлому будущему – миризму под знаменем мира: мир голодным, мир бездомным, мир беззащитным принесут и без какой-то эмигрантской партии мудаков. Ещё надо будет хорошо попроситься, чтобы пристегнули к упряжке вместе с коммунистами, арабами, гомиками – цветом нации, должной заменить евреев. Не сидеть же в оппозиции при неоппозиционном избирателе!

У меня серьёзные подозрения, что всё, что пишется о русской партии, содрано у меня, но, сейчас, через двадцать лет трудно что-либо доказать – не сохранилось ни листочка, написанного на пенёчке у шалаша, тогда мы тоже делали шашлыки, или под светом зелёной настольной лампы, жена спала и просила не мешать, так я накрывал зеленой бумагой, чтобы мне было видно и ей не мешало, – не сохранилось у меня, но, может быть, кто-то нашёл старые газеты, письма единомышленникам, ответы противникам, программы, тезисы, воззвания, листовки, приглашения...

Когда я увидел, с кем меня будут расстреливать (а первый ЦК должно быть расстрелян, рано или поздно, и демократия не гарантия), мне расхотелось.

Но всё-таки удивительно примитивно пишется о партии, как у меня тогда, если говорить откровенно, но виноваты канцеляризмы – не допускают живого слова.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Как коммунизм, так и миризм порождает новочеловека – советского, то есть мудака. А если уже советский – дважды советского, то есть дважды мудака: это когда открывается новая дыхалка или чаще всё-таки старая никогда не закрывается.

Как дважды мудак Мудаков. Который прямо с трапа, без перекура, призывал снова откликнуться на веление эпохи, хотя ещё не было объявлено о новой эпохе миризма, его изучение ещё не было включено в школьные программы, не было миристического манифеста, и классики миризма ещё только мечтали о нобелевке, юнеске, сикстинке, и всё-то только было в полунамёках будущего главного мудака, в его полувещаниях, полутонах, полусловах, полуобещаниях, полуправдах, полунеправдах, в полусвете, в полуповороте изящном к шестиконечной и к бело-голубому в полосочку, в полуразвороте к "широка страна моя родная".

Послушался Мудакова один (не один, конечно) свеженький мудак-мудаком – это единожды мудак, который уже отливреил (не путать с дважды мудаком, который никогда не отливреит). Вспомнил родину-мать, вспомнил родной завод имени "Тысяча девятьсот пятого года", вспомнил, что всегда откликался, побрызгался одеколоном и явился. Ему улыбались, подвели к нужному столу, вынули его паспорт, вложили в руку конверт, подвели к ширмочке и легонько втолкнули внутрь. А там он, не глядя, быстро вытащил бумажку, быстро вложил в конверт и быстро выскочил, чтобы чего не подумали. Его подвели куда надо, поднесли его руку с конвертом к щёлочке. Дома он сказал громко: "Пошёл! Вложил какую-то бумажку! Выполнил свой долг! А вы?!" – и он устроил скандал несознательным домочадцам.

Или как дважды мудак Мудакиш. "Маасэ авот – симан ле-баним" ("Дела отцов – пример для детей"), как сказали наши мудрецы. Это верно как относительно дел патриархов-праотцев, так и дел непосредственных отцов, в нашем конкретном случае побежавших за коммунизмом, вместо того чтобы тихонько писать свои мудацкие книжки или портняжить, как тихонько пасли овец патриархи-праотцы. Ведь сказал же один великий рав, что эта напасть – на семьдесят лет, но мудаки не пошли к раву своего времени, как учит Тора. Миризм – новая напасть – тоже не вечен. Никто не мешает тихонько писать свои мудацкие книжки с гордо поднятой головой и не валяться в ногах главных мудаков, повторяя ошибки непосредственных отцов. А ещё лучше, следуя голосу патриархов-праотцев, выкинуть все сто томов мудацких книжек. Ведь сказано:

"Да будет дом твой сходбищем мудрецов, лежи в прахе у ног их и пей с жадностью слова их". (Пиркей авот).

Или как дважды мудак Муданский. Маленький, лысенький, картавенький, с кепочкой в руке, но пока не на броневичке. И тоже пошёл другим путём. В открытую создавались подпольные структуры подпольной партии. В открытую велась подпольная пропаганда в адрес подпольных партийцев с территории недружественного (враждебного?) государства. В открытую стали русскоязычные газеты подпольными пропагандистскими штабами подпольной партии. В открытую проходили подпольные съезды подпольной партии.

И цепко держась за ненормальное прошлое, – назад, к старой жизни: вперёд – навстречу съездам!

И вечером вернувшийся со съезда делегат, продрогший и промокший, протискивается в гудящую комнату, набитую пятьюдесятью подпольщиками, его рекомендовавшими, трёт руки у потрескивающей печурки, придвигается ближе к лампадке, вынимает окоченевшими руками размокшие резолюции съезда, но вдруг откладывает, счастливо улыбается и начинает свой рассказ со встречи с маленьким, лысеньким, картавеньким, с кепочкой в руке.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

После приезда передо мной встала задача – купить крышу над головой. Задачу поставил дружно взявшийся покупать квартиры коллектив иммигрантов. Осведомился о цене квартиры, как надо, долго не отвечали, а когда цена стала в два раза больше, мне ответили, как надо.

На маленькую семью была у меня маленькая зарплата, которую получал в трудовом коллективе добровольной повинности, где начальник отдела – сабра бен сабра – выстроил в линейку трудовой коллектив иммигрантов и, прохаживаясь перед линейкой, отчитывал меня, неблагодарного, поднявшего людей не на решение сложных технических задач, стоящих перед отделом, а на борьбу за чрезмерные зарплаты. Линейка открыла мне глаза, смотревшие на меня исподлобья. И я пошёл другим путём. По точкам.

В точке сидели один-два еврея и давали беспроцентную ссуду в триста долларов, в пятьсот, а пару раз я отхватил по тысяче.

Есть в мире святые евреи, которые думают о нашей крыше над головой.

А так как я не отвалил в америку-канаду и исправно оплачивал ссуды, то в одной точке стали требовать мою подпись у бравших ссуды.

Самым коротким и честным путём деньги святых евреев достигали святой цели – крыши над головой для евреев, минуя несметные организационные структуры с сидящими в этих структурах дважды мудаками.

И будет много дважды мудаков вести широкие массы мудак-мудаков на прорыв к самым дорогим креслам – в кнессете.

И в день, когда "над Израилем безоблачное небо", власть будет "наша".

Давным-давно, маленьким, в кино, когда на экране ненаши подкрадывались к нашим застать их врасплох, я вцеплялся в ручки сиденья, а потом счастливо плакал, когда в последний момент приходило спасение – летели на конях наши, в бурках, с шашками наперевес, – наши побеждали ненаших. И размазывал слёзы по лицу, чтобы их не было видно, потому что это конец, и зажгут свет.

Я рано узнал, что наши ненаших ставят к стенке.

Миллионы ненаших остались за кадром.

Для наших – все ненаши.

Когда потом у меня был выбор, всегда выбирал ненаших.

Кстати, о партии: "Скажи, кто твой мудак, и я скажу, кто ты".

Или: "Не говори, что не был мудаком там, если уже дважды мудак здесь".

Поэтому лозунг партии мудаков: "Да здравствует иммигрантская партия мудаков!" – не оставит мудакам из оппозиции никакого шанса.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

А им бы, мудакам из оппозиции, развернуть широкую кампанию против правящих – тёмных религиозных, в головах которых не Всевышний, принятый всем цивилизованным, прогрессивным, передовым, научным, компьютерным человечеством, а реакционнейшая религия, – проповедует, что миллиарды лет тому назад случайная клетка разделилась на две, а потом эволюционным путём доросла до обезьяны, которая трудилась и стала человеком. Разве отсталый студент-йешиботник какого-нибудь зачуханного университета – рассадника невежества – спросит профессора-раввина, злобно долдонящего на затхлой кафедре: «А ты там был миллиарды лет назад?»

Государство вкладывает миллиарды из бюджета в ставшую государственной тёмную религию, в профессуру-интеллектулу апологетов закоснелой религии, которые целый год из семи не работают – а работают ли эти паразиты вообще?!

Растят себе подобных дармоедов, фанатиков-харедим, нежатся в хоромах, построенных на деньги простых людей, которые одурманены опиумом для народа, и издеваются из своих капищ над скромными служителями Всевышнего.

Ослеплены, гниют, ничего не читают, кроме своих зловонных талмудов, бормочут, что им вещают ловцы человеческих душ – их раввины, не хотят видеть в своей ненависти простой истины, что совсем недавно, всего каких-то три тысячи триста семь лет назад, когда были хорошие средства связи, коммуникации, информации, шестьсот тысяч евреев (число только мужчин от двадцати лет и старше) стояли у горы Синай в каких-то трёхстах километрах от Иерусалима и слушали Самого Всевышнего: "Я – Б-г, Всесильный твой".

Как они, мракобесы, не понимают, что какая-то клеточка, даже очень из себя симпатичненькая, так вот просто размножилась, без всякого на то сексуального удовольствия?! Ханжи! Первична не клетка, а сексуальное удовольствие!! Оно создано вместе с человеком и животным миром для выполнения заповеди плодиться и размножаться.

Ведь если бы не было сексуального удовольствия, разве стал бы нормальный хареди в районе Мэа Шеарим (не путать с харедим фанатической государственной религии) выполнять заповедь плодиться и размножаться, чтобы только вымараться без всякого удовольствия?!

Ещё раз ханжи! – с кондоавтоматами для старших детских садиков.

Ханжески отрицая дарование Всевышнего – сексуальное удовольствие – и тем самым отрицая Самого Всевышнего (хас вэ-халила!) и дарованные Всевышним заповедь и удовольствие для выполнения заповеди плодиться и размножаться, они, мракобесы, воспитывают молодое поколение на свободе секса, и сексуальное удовольствие становится целью жизни.

Сексуальное удовольствие – последний шанс мудаков из оппозиции против правящих мудаков.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Однажды одному еврею, который натворил много подлых дел евреям, стало жутко, и он пошёл к раву и спросил, как исправить то, что натворил. Сказал ему рав взять подушку, сделать в ней дырку и пройти несколько километров, разбрасывая перья. Сделал так еврей и вернулся к раву. Сказал рав: «А теперь пойди собери».

Убийца лишает человека только этого мира, лучший мир он отнять не может.

Совратитель убивает человека и в этом мире, и лишает его лучшего мира.

Один великий рав всё время учился, писал книги, учил других, а чтобы прокормиться, держал лавку, в которой торговала, в основном, его жена солью и ещё каким-то менее значительным товаром. Покупали крестьяне из соседних деревень. Однажды рав обнаружил, что кому-то из крестьян одной деревни не додали кило соли – но кому? Сразу же запряг лошадь, нагрузил телегу солью, объехал всю ту деревню и в каждом доме оставил кило соли.

На то он и великий рав и пример для других.

И у еврея-вора всегда есть шанс: вернуть украденное, или заплатить за украденное, или сделать хорошие дела, если уже некому вернуть, или на последнем вздохе перед уходом обратиться к Всевышнему.

У совращающего других коммунизмом, миризмом, демократизмом, современизмом, новизмом через газету, радио, телевидение, интернет, кнессет, кино, книгу, партию, лекцию, задушевную беседу – такого шанса, как у вора, нет, и нет ему прощения.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Говорил весёлый еврей в Москве в семидесятые: все – евреи, только одни признались, а другие ещё стесняются признаться.

Но то было в начале семидесятых, и с тех пор много евреев утекло.

И куда же они утекают – эти еврейские морды? Ну не все же делают операции, меняя знаменитый еврейский нос на модную завозную кнопку. А ведь были хорошие времена, когда еврея было видно издалека.

Папа держит наши руки и тянет за собой, а мы тянемся за ним по набитой платформе метро, и вдруг какой-то весельчак, лыка не вяжет, объявляет радостно на всю платформу: а-вот-аб-ра-ша-гу-ля-ет! Папа оставляет наши руки, вцепившиеся в него с двух сторон, и чуть не сбрасывает весельчака на рельсы, только разгневанная толпа спасает: уж и погулять нельзя!

Хорошие были времена – жидовскую морду, настоящую, породистую, было видно издалека, не то что сейчас.

Если взять, для примера, товарища жириновского за одного жида, то всякий настоящий еврей был, как минимум, два жида. А их дети – ну настоящие жидинята.

Серьёзный очень вопрос: а им что, двум жидам, лучше в америках, канадах, австралиях, гвинеях, папуасиях?

Я свидетель жуткой истории, когда три жида уехал прямиком в Америку. За индейцев, что ли, выдаёт себя там?

Слышал или мне так кажется, в Голливуде за индейцев в основном три жида. А куда ещё податься?

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Так кто же он будет «наш миллионный»? По несчётному количеству организаций, объединений, центров, содружеств, сообществ, ассоциаций, форумов, общин, клубов, секций, кружков, семинаров, групп, союзов, движений, организационных структур управления абсорбцией, – можно предположить, что это будет не мудак-мудаком, который отливреил, а мудак, который метит сразу без перекура в дважды мудаки.

И кто же он будет "наш миллионный", которого встретят у трапа самолёта хлебом-солью, по новому обычаю, представители всея Израиля: капелла монахов, представители церковной общественности, представители иммигрантских партий (единственный берег в мире, выбравшись на который иммигранты могут создавать иммигрантские партии, прежде чем ответить на вопросы иммиграционных властей), представители всемирных организаций с центром в Иерусалиме – колдунов, ясновидцев, яснослышцев, магов, чародеев, шептунов, болтунов, гадателей, звездочётов, оракулов, факиров, вампиров, волшебников, шаманов, чревовещателей, академии порчи, академии сглаза, академии проклятий, академии вселения духов.

Мало вероятно, что это будет половинка, возможно – четвертинка, но реально – осьмушка, то есть шкалик, равный ста двадцати пяти граммам – всё из того же ивритского словаря блатняка, но также и из русского словаря Владимира Даля (второе издание, 1880 год). Осьмушка, у которой все-все – от прабабки – любят спать только с гоем – какое-то жуткое половое извращение.

Еврейская женщина ещё совсем недавно, лет сто назад в Вене (не та, которую водили в венскую оперетту или в венскую оперу; в венской компашке Герцля не было еврейских женщин, как положено у сионистов), сильно отличалась от всякой гойки своей маткой, рак шейки которой был в двадцать раз реже.

Так как у необрезанных гоев рак интересного органа составляет до пяти процентов от всех раковых заболеваний необрезанных, а у обрезанного еврея вообще нет этого рака, то понятно, что только в паре с еврейским интересным органом еврейская матка может установить свои рекорды.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

А может, «нашим миллионным» будет «наша стотысячная» мать-одиночка?

Большое это несчастье – разрушенная семья, дети без отца. Каждый такой случай – большая беда для маленького народа. Не делается так у евреев.

В еврейской семье последние три тысячи лет не без урода – всегда были один-другой подлецы, но чтобы один-другой сделали сто тысяч матерей-одиночек? Значит, не в евреях тут дело.

А еврейская женщина ещё и в Египте, ещё до Торы, стояла выше еврейских мужчин и потом в Торе тоже получила особые похвалы от Самого Всевышнего за своё поведение в пустыне. Значит, и не в еврейках тут дело.

А если не в евреях тут дело, то это просто замечательно, потому что в армии богдана хмеля особенно зверствовали полукровки по отцу, которых рожали хохлушки, когда еврей был далеко от дома и заводил себе бабу.

Это, конечно, порождает другую опасность, но двести тысяч гоим больше, двести тысяч гоим меньше – это всё-таки лучше, чем соколы богдана.

Правда, это порождает уже совсем другую опасность, что вслед за легитимными правами несуществующего народа реальный "наш миллион" или следующий "наш миллион" потребуют легитимные права на свои святые места и половину оставшейся прибрежной полосы.

И без всякой каменной интифады диких людей, а с помощью успешно завезённого Сохнутом криминала со справками из домоуправления о проживании рядом с евреями.

Сорванцы, где вы? Ау!

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Под напором миризма и криминала придётся отступать всё ближе к кромке воды с авоськами, полными атомных бомб – в последней надежде сесть на какое-нибудь корыто, чтобы добраться до заветного берега, где вечные насмешники наступают на пальцы, судорожно цепляющиеся за причалы: мы-же-го-во-ри-ли!

Будет ли утешением вытаскивать из очереди, давящейся на корыто, мудаков-основоположников и шлёпать?

Как коммунизм, в конце концов, погубили сами коммунисты, так и миризм уже погубили сами миристы.

И стоя по колено в воде, они дадут последний и решительный бой еврейству с применением атомного оружия, которое, по международным нормам, нельзя применять к окружающим разбойникам, но к евреям – не возбраняется, – бой, на который и целился миризм, в конце-то концов, всё остальное было прелюдией. Но подмокнут атомы в авоськах, и придётся грузиться, не применив, но там, когда выберутся, там подсохнет, и тогда – попробуй попадись жидовская морда!

Как коммунизм, так и миризм обещан нынешним поколениям. Коммунизм ещё хорошо кончил. Пока, правда.

Как коммунистам, так и миристам всегда будет нетерпеться начать всё сначала – у других, мол, ошибочка вышла.

Перед выборами в Израиле (а какое имеет значение – какими?) по радио отвечала на вопросы коммунистка, выпускница высшей партшколы в Москве, а перед выборами – ещё и правящая. На вопрос: что дал коммунизм разваленному сэсэсэр? – вопрос явно юмористический – последовал серьёзный ответ, что коммунизм дал равноправие мужчины и женщины. Не знаю, как кому, но мне в этом месте требуется пауза – про десятки миллионов уничтоженных коммунистка промолчала. И дальше тоже серьёзно отвечала, что там был неудачный эксперимент отдельной партии. Что у нас будет эксперимент более удачный, она не продолжила. Но в её тоне это явно подразумевалось и чувствовалось, что ей не терпится начать.