Текст книги "Режим гения. Распорядок дня великих людей."

Автор книги: Мейсон Карри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Чак Клоуз (род. 1940)

[50]50
  Американский художник и фотограф. В 1988 г. был почти полностью парализован в результате болезни, однако продолжил творить благодаря специальным приспособлениям.


[Закрыть]

«В идеальном мире я бы работал шесть часов в день – три с утра и три ближе к вечеру», – заявил Чак Клоуз в недавнем интервью.

«Я всегда предпочитал такое расписание, особенно с тех пор, как родились дети. Раньше я работал по ночам, но после рождения детей уже не получалось работать ночью и отсыпаться днем, так что пришлось наладить обычное расписание, примерно с девяти до пяти. Однако, проработав более трех часов подряд, я дурею, поэтому предпочел бы работать три часа, прерваться на обед, вернуться, поработать еще три часа – и хватит. Иногда удается поработать еще и вечером, но чаще это вредно, чем полезно. Наступает момент, когда я делаю столько ошибок, что весь следующий день уходит на их исправление».

К большому сожалению Чака, в его жизни теперь слишком много отвлекающих моментов и придерживаться графика ему почти не удается. Он старается сдвинуть все встречи и телефонные звонки на вечер, после четырех, но это не всегда возможно. Когда же ему удается взяться за кисть, идеи приходят сами собой. «Вдохновение для дилетантов, – приговаривает художник, – а мы, профессионалы, просто начинаем работать».

Он любит рисовать под телепередачи или при включенном радио, особенно если разразится политический скандал.

«Лучшие работы я сделал под “Уотергейт”[51]51
  Уотергейтское дело – расследование противозаконных действий, совершенных во время избирательной кампании 1972 г. в США. В результате разразившегося скандала президент Р. Никсон ушел в отставку в 1974 г.


[Закрыть], “Иран-Контрас”[52]52
  Крупный политический скандал в США. Начался в конце 1986 г., когда стало известно о нарушении оружейного эмбарго в отношении Ирана.


[Закрыть], обсуждение импичмента», – вспоминает он. Хотя теле– и радиоболтовня отвлекает, в целом она идет на пользу. «Немножко отвлечься невредно. Снимает тревогу. Все как бы отодвигается чуть-чуть в сторону, не так давит».

Франсин Проуз (род. 1947)

[53]53
  Автор романов, книг для детей, рассказов и эссе.


[Закрыть]

Американская писательница обнаружила, что успех в литературе препятствует дальнейшей литературной работе. Она пишет:

«В ту пору, когда дети были маленькие и я жила за городом и оставалась никому не известной, у меня было столь строгое расписание, что, наверное, выработались условные рефлексы, и мне это нравилось. Дети садились в школьный автобус, я садилась за письменный стол. Автобус с детьми возвращался, я вставала из-за стола. Теперь я живу в городе, дети выросли, мир готов платить мне за что угодно, КРОМЕ моего творчества (во всяком случае всякая окололитературная деятельность оказывается более прибыльной, а подчас и более соблазнительной, чем творчество). При этом режим мой заметно усложнился. Пишу, когда удается, – несколько дней подряд, неделю, месяц, если удается выкроить время. Удираю за город, работаю за компьютером, который не подключен к Интернету, и молюсь, чтобы мир оставил меня в покое на такой срок, чтобы я успела хоть несколько фраз записать. Если работа идет, я могу сидеть дни напролет, а когда стопорится, я вожусь в саду или тупо стою перед холодильником».

Джон Адамс (род. 1947)

[54]54
  Американский композитор и дирижер, автор опуса «О переселении душ» в память о погибших 11 сентября 2001 г., а также опер «Никсон в Китае», «Смерть Клингхоффера» и других произведений. Лауреат Пулитцеровской премии.


[Закрыть]

«По моему опыту настоящие, серьезные творческие люди подчиняются очень, очень строгому режиму и ничего гламурного в их рабочих привычках не наблюдается, – рассуждал в недавнем интервью Адамс. – Поскольку творчество, тем более такое, как у меня, то есть создание больших музыкальных произведений, симфоний и опер, требует огромного количества труда, тут никакой помощник не выручит – все приходится делать самому».

Почти каждый день Адамс проводит в своей студии в Беркли (Калифорния). Эта студия составляет часть его дома, но есть и другая, обставленная точно так же, в глухом лесу на побережье Калифорнии, куда он порой наведывается.

«Дома я утром встаю и вывожу пса на прогулку. Пес у меня чрезвычайно активный, так что я тащу его в горы позади нашего дома», – рассказывает Адамс. Затем он скрывается в студии и трудится с 9.00 до 16.00 или 17.00 с небольшими перерывами – спускается в кухню и потребляет «немыслимое количество зеленого чая». Других ритуалов или суеверий у Адамса вроде бы нет.

«Я убедился, что, если соблюдать режим, не будет никаких особых кризисов, засухи и застоя в творчестве».

Это, однако, вовсе не означает, что все время в студии посвящено сосредоточенному творческому труду. «Признаться, я отнюдь не так чист и не так близок к дзен, как хотелось бы, – говорит Адамс. – Зачастую после часа работы я поддаюсь искушению проверить электронную почту и тому подобное. Беда в том, что для сосредоточенности нужен запас энергии, и как только эта энергия иссякнет, так и тянет сделать передышку. Но если увязнешь в переписке или общении, то глянешь на часы – и пожалуйста: целый час убит неизвестно на что».

По вечерам Адамс предпочитает «выключиться» – он не слушает музыку. После того как целый день он ее сочинял, с него достаточно. «Вечером я предпочитаю готовить вкусную еду, читать книгу или смотреть вместе с женой какой-нибудь фильм», – поясняет он.

При всей приверженности строгому рабочему графику, Адамс с опаской относится к чересчур амбициозным творческим планам. «Мне потребна свобода, настоящая, без структур и предписаний, – говорит он. – Вредно заранее знать, что я буду делать на следующей неделе, а тем более в следующем году. Нужна свобода, спонтанность, чтобы творчество не утратило свежести. Ради этого я позволяю себе довольно-таки нахальную безответственность».

Разумеется, он вынужден заключать договора, назначать дату премьеры и тому подобное, но, как говорит композитор, «даже в повседневной жизни я оставляю место импровизации, чтобы принять любые идеи, когда им вздумается посетить меня».

Стив Рейч (род. 1936)

[55]55
  Основоположник музыкального минимализма. Награжден Пулитцеровской премией за альбом Double Sextet.


[Закрыть]

«Нет, я не жаворонок, – признавался недавно американский композитор. – Взять все, что я написал в жизни, – 95 % приходится на период от полудня до полуночи».

До полудня Рейч делает зарядку, молится, завтракает, звонит в Лондон обсудить дела со своим европейским агентом. Потом он усаживается за пианино или компьютер и за двенадцать часов ему удается выкроить несколько добрых порций сосредоточенного труда.

«Два часа работы – потом чашка чая или, например, сходить в магазин для передышки, – рассказывает он. – После перерыва я возвращаюсь к работе, но сами перерывы очень плодотворны, особенно если надо попутно решить какую-то задачу. Не стоит пытаться незамедлительно решать проблемы, лучше переключиться на что-то другое – не всегда, но часто решение придет само собой, всплывет, как пузырек в минералке. Если и не готовое решение, то хоть какая-то гипотеза, которая после проверки окажется верной или же нет».

Сверх того у Рейча нет специальных обрядов или суеверий, связанных с работой. Он не ждет вдохновения, но сам видит, что какие-то вещи получились у него более вдохновенными, а какие-то менее, однако при упорной работе вдохновение рано или поздно придет. «Правил нет, – говорит он. – Нужно принять реальность – прекрасную, на мой взгляд, реальность, которая состоит в том, что каждая вещь приносит свои сюрпризы».

Николсон Бейкер (род. 1957)

Романам Бейкера присущ одержимый, едва ли не безумный интерес к самым обыденным деталям повседневной жизни, так что неудивительно, что автор столь пристален к собственной манере работать и к своему расписанию.

«Вот что я выяснил насчет расписания, – поделился он недавно. – Главное – чтобы оно было новым. Каким угодно, произвольным. Можешь сказать себе: отныне я буду писать только на задней веранде, сидя в резиновых тапочках, и начинать буду с четырех часов вечера. Пожалуйста – если это что-то новенькое, сработает эффект плацебо и поможет работать. Даже если это не совсем так, всегда приятно бодрит – выдумать себе новый режим. Мне приходится делать это для каждой книги, всякий раз что-нибудь новенькое».

Первую свою книгу «Бельэтаж» Бейкер сочинял, работая в различных компаниях в Бостоне и Нью-Йорке. Писал он по большей части во время обеденного перерыва, выжимая максимум из «блаженного и чистого часа свободы» посреди дня, набрасывая заметки для романа, весь сюжет которого сводится к тому, как офисный трутень возвращается на галеру после обеденного перерыва. Затем Бейкер устроился на работу в полутора часах езды от Бостона, купил диктофон и наговаривал текст, одновременно управляя своим автомобилем. Потом и эту работу он бросил и пару месяцев занимался исключительно писательским трудом, по восемь-десять часов в день приводя в порядок и соединяя в последовательный текст все заметки, накопившиеся за обеденные перерывы и переезды.

Следующие книги, по словам Бейкера, не требовали от него такой уж строгости к себе. «Я то и дело откладывал, – признается он, – что-то читал, ждал вдохновения и порой начинал писать не ранее половины третьего».

Чтобы принудить Бейкера к более строгому и эффективному режиму, понадобилась «внешняя» работа: в 1999–2004 гг. Бейкер и его жена руководили Американским газетным архивом, некоммерческой организацией, спасающей уникальные собрания газет, которые обречены на уничтожение. (Это стало сюжетом документальной книги «Сгибание – разгибание: Библиотеки и наступление на бумагу» (Double Fold: Libraries and the Assault on Paper), опубликованной Бейкером в 2001 г.) Поскольку весь день он работал, Бейкер решил последовать примеру Фрэнсис Троллоп и писать спозаранку. Сначала он вставал в 3.30, «но это выходило скверно», и он отсрочил момент вставания до 4.30. «Мне понравилось, мне понравилось само ощущение раннего подъема, – рассказывал он. – Разум будто только что промыли, но он все еще смутен, еще хочется спать. В этом состоянии, как оказалось, я пишу совершенно иначе».

Ему так понравились эти утренние ощущения, что в дальнейшем Бейкер всегда придерживался подобного расписания, а недавно разработал стратегию, позволяющую втиснуть два утра в один день. «Обычный мой день начинается с того, что я просыпаюсь в четыре или в полпятого, – рассказывает он. – Я что-то пишу, иногда пью кофе, иногда обхожусь без него. Пишу примерно полтора часа, и тут меня смаривает сон. Тогда я возвращаюсь в постель и просыпаюсь около половины девятого».

Наступает второе утро: Бейкер болтает с женой, снова пьет кофе, съедает бутерброд с арахисовым маслом и джемом и возвращается к работе, но теперь уже к «дневной» – печатает заметки для документальных произведений, расшифровывает интервью или же редактирует то, что успел набросать с утра. Он откладывает тот момент, когда заглянет в электронную почту, ибо, говорит он, «это меняет все. Стоит обнаружить, что тебя ждут письма, и день приобретает иной вкус, так что я предпочитаю отсрочить это, насколько возможно».

Он работает практически весь день, прерываясь на обед с женой и на прогулку с собакой, иногда ему нужно сходить в магазин или по делам. Если утренние часы не приносят плодов, он садится в машину и наговаривает свои мысли на ходу в диктофон или же останавливается на обочине и что-то записывает: по его опыту, даже такой перемены обстановки бывает достаточно, чтобы выйти из тупика. По этой же причине Бейкер предпочитает работать не у себя в кабинете – там, мол, «слишком загромождено», а в гостиной или на свежем воздухе, передвигая с места на место пластмассовый стул, выбирая то одно, то другое местечко у себя в саду. Только если сроки поджимают, писатель засиживается по ночам – обычно же он желает супруге и детям спокойной ночи примерно в 21.30.

Беррес Скиннер (1904–1990)

Основатель психологии бихевиоризма рассматривал свой ежедневный труд скорее как лабораторный эксперимент и каждое утро побуждал себя писать с помощью определенных типов условного и стимулирующего поведения: начинал и заканчивал по звонку будильника, тщательно отмечал количество затраченных часов и количество написанных слов на графике. В дневниковой записи 1963 г. Скиннер дает полный отчет о своем режиме:

«Я встаю между 6.00 и 6.30, обычно послушав новости по радио. Завтрак – тарелка кукурузных хлопьев – ждет на столе. Плита с таймером автоматически подогревает кофе. Завтракаю я в одиночестве. В данный момент я каждое утро читаю по кусочку из “Современного американского словоупотребления” Бергена и Корнелии Эванс. Пару страниц каждый день, подряд, насквозь. Приносят утренние газеты (Boston Globe, N. Y. Times), мальчишка-разносчик бросает их в стену или дверь кухни, где я завтракаю. Я читаю Globe, а Times обычно оставляю на потом. Около семи я спускаюсь в кабинет, в обшитое панелями из ореха подвальное помещение. Рабочий стол – длинный современный стол из Скандинавии, и я сам пристроил к нему полки для папок с файлами, записных книжек и набросков той книги, над которой я в данный момент работаю. Тут же и справочники, словари, слева от меня на подставке Вебстеровский международный словарь, справа – раскрытая папка с текущими и добавляемыми в нее материалами рукописи.

Усевшись, я включаю специальное освещение и запускаю хронометр, который отмеряет время пребывания за столом. Каждые 12 часов я выставляю точку на графике, показывающем мою суммарную продуктивность. Справа от стола – электроорган, на котором я каждый день по несколько минут проигрываю хоралы Баха.

Позже я отправляюсь в офис. Сейчас я выхожу около десяти, чтобы по дороге завести Дебби в ее летний дневной лагерь. Позднее, когда наступит прохладная погода, я буду ходить пешком, около трех километров. В офисе я читаю почту и отвечаю на письма, по мере необходимости принимаю посетителей и стараюсь освободиться поскорее, чтобы попасть домой к обеду. Во второй половине дня я не работаю – вожусь в саду, плаваю в своем бассейне. Летом между пятью и семью или восьмью часами к нам часто заглядывают друзья выпить и искупаться в бассейне. Затем ужин и легкое чтение, немного работы или полной отдых. В постель к 21.30–22.00. Среди ночи я обычно просыпаюсь примерно на час. У меня под рукой доска для письма, блокнот и карандаш, на доске закреплен небольшой фонарик – можно делать ночью заметки. На бессонницу я не жалуюсь, этот час среди ночи идет на пользу, и я получаю от него удовольствие. Сплю я один».

К тому времени как Скиннер в 1974 г. расстался с должностью преподавателя в Гарварде, этот час в ночи сделался неотъемлемой частью его повседневной жизни. Теперь таймер у него срабатывал не два, а четыре раза в сутки: в полночь и в час ночи, в пять и в семь утра, добавляя к двум утренним часам работы еще один ночной. Он соблюдал это расписание изо дня в день, без выходных и каникул, вплоть до последних дней своей жизни.

Маргарет Мид (1901–1978)

Прославленный антрополог[56]56
  М. Мид работала в Полинезии, на Самоа, где исследовала отношения между различными возрастными группами в традиционных обществах.


[Закрыть] работала круглые сутки – оставшись без работы, она чувствовала себя растерянной и раздраженной. Как-то раз во время двухнедельного симпозиума она вдруг узнала, что утренняя сессия переносится, и впала в ярость. «Как они посмели? – вопрошала она. – Они что, не понимают, сколько дел я бы переделала за это время? Да знают ли они, что я каждое утро поднимаюсь в пять утра, чтобы до завтрака написать тысячу слов? Почему людям не хватает элементарной любезности сообщить мне о переносе мероприятия?»

Молодым коллегам Мид бестрепетно назначала встречу за завтраком… в пять утра. «Праздное время тянется бесконечно, – говаривала ученый. – Это невыносимо!»

Джонатан Эдвардс (1703–1758)

Проповедник и богослов XVIII в., ключевая фигура Великого Пробуждения[57]57
  Религиозное движение в Новой Англии во второй четверти XVIII в.


[Закрыть] и автор проповеди «Грешники в руках разгневанного Бога» по 13 часов в день, с четырех или пяти утра, проводил у себя в кабинете. В дневнике он записывает удивительную мысль: «Полагаю, Иисус желает, чтобы мы вставали рано поутру, как и Он спозаранку поднялся из гроба». Чтобы разнообразить долгие часы одиноких занятий, Эдвардс ежедневно занимался также физическим трудом – зимой рубил дрова, в хорошую погоду гулял и ездил верхом, но и на прогулке не расставался с ручкой и чернильницей и записывал свои мысли, а когда ездил верхом, то использовал мнемоническое устройство: на каждую мысль, которую следовало запомнить, прикалывал по клочку бумаги к своей одежде, а вернувшись домой, снимал с себя бумажонки и заносил все идеи в дневник. Представьте себе, в каком виде он возвращался из многодневных поездок – весь в клочках бумаги на булавках, точно ежик в осенних листьях!

Сэмюэл Джонсон (1709–1784)

[58]58
  Английский критик, лексикограф, историк литературы, поэт. Составитель Словаря английского языка.


[Закрыть]

В «Жизни Сэмюэла Джонсона» Джеймс Босуэлл[59]59
  Английский писатель, мемуарист.


[Закрыть] приводит слова своего героя, поведывавшего, что «обычно он покидал дом около четырех часов дня и редко возвращался ранее двух часов ночи». Писал Джонсон, как правило, по возвращении домой, работая при свечах, пока весь Лондон спал. Только в эти часы он чувствовал себя защищенным от многочисленных столичных развлечений. Босуэлл цитирует воспоминания преподобного Максвелла, близкого друга Джонсона:

«На всем протяжении нашего знакомства его образ жизни оставался неизменным. Около полудня я обычно навещал его и заставал его чаще всего в постели или же за чаем, который он пил в огромных количествах. К нему являлось множество утренних посетителей, по большей части литераторы… иногда также образованные леди… Его, как мне кажется, считали чем-то вроде оракула или общественного института, к коему всякий имеет право прибегнуть, и, без сомнения, каждый визитер извлекал из сего немалую пользу. Трудно понять, как он находил время для своих сочинений. Все утро продолжался прием, затем он обедал в таверне и там надолго засиживался, потом пил чай в доме у какого-нибудь друга, и опять-таки не торопясь, хотя и не оставался на ужин. Полагаю, читал и писал он по большей части ночью, ибо не припоминаю, чтобы он хоть раз отказался сопровождать меня в таверну…»

Джонсон и сам признавал, что ему недостает дисциплины, он страдает от собственной медлительности и лени. «Главный мой грех, от которого, думается, и многие другие страдают, это растрата времени и лень», – записывал он в дневнике, а Босуэллу говорил, что «праздность – болезнь, с коей следует бороться». Однако, добавлял Джонсон, его темперамент мало подходит для такой борьбы: «Мне и двух дней не удавалось придерживаться какого-либо плана».

Джеймс Босуэлл (1740–1795)

«Едва проснувшись, я вспоминаю о своем долге и, словно бодрый моряк, отгоняю лень и вскакиваю так резво, словно меня поджидает прелестная девица», – похвалялся Босуэлл в дневнике в 1763 г. На самом деле великий английский биограф и автор дневников с большим трудом выбирался по утрам из постели и нередко оказывался жертвой «дурной привычки растрачивать драгоценные утренние часы в дремоте». Одно время он подумывал даже установить антидремотный механизм: «Я подумывал, не устроить ли мне свою кровать особым образом, так, чтобы потянув за ремень, я приподнимал середину кровати, а затем она плавно опускалась бы вместе со мной на пол. Так негрубой силой я был бы принужден к собственной пользе».

Но порой Босуэлл особо и не стыдился манеры нежиться в постели, прежде чем начать новый день. Самое полное описание его дня обнаружено в дневнике за февраль 1763 г. «Я упорядочил жизнь с величайшей размеренностью и точностью», – пишет он.

«Я живу по часам. В восемь утра Молли [служанка] растапливает камин, подметает и накрывает в столовой. Затем она окликает меня и сообщает, который час. Я еще некоторое время лежу в кровати, наслаждаясь бездельем, которое весьма приятно в такую пору, когда разум празден и радостен. Затем я кое-как, быстро и без труда, натягиваю одежду и направляюсь в столовую. Я звоню в колокольчик, служанка расстилает снежно-белую скатерть и накрывает на стол. Я беру какую-нибудь занимательную книгу и провожу за едой с час, теша одновременно и свой разум, и свою глотку. После этого я чувствую себя веселым и бодрым. Я подхожу к окну и развлекаюсь, глядя на прохожих, которые все спешат по своим делам. Было бы чересчур скучно описывать в дневнике весь мой день подряд, к тому же дни редко похожи друг на друга. В основном я провожу день в чтении и игре на скрипке, работе, общении с друзьями. Даже прием лекарств способствует интересному времяпрепровождению. Я всегда имел склонность к врачебной науке, и мне любопытно наблюдать, какие перемены производят в человеческом теле работа и отдых, смена питания, физическое воздействие…

Поскольку ныне здоровье мое сносно, я не жалуюсь на аппетит и свой необильный ужин съедаю охотно. Я пью много чая. Между одиннадцатью часами и полночью мне согревают постель, и я спокойно укладываюсь спать. Я вполне удовлетворен таким существованием».

Так проходит у Босуэлла хороший день. Когда же он просыпается в дурном настроении, то с утра «угрюмится верблюдом» и все ему кажется «глупым или мрачным». Или же депрессия может ни с того ни с сего обрушиться посреди ясного дня. Босуэлл, по-видимому, не был властен над подобными настроениями. Для успокоения он мыл ноги в теплой воде («это возвращает спокойствие») или же пил зеленый чай, который, по его словам, «бодрит и оживляет, но не вызывает опасных последствий, в отличие от спиртных напитков». И к тому же у него имелся Нерушимый План, который он изложил в сложном, несколько претенциозном заявлении, написанном в свой собственный адрес в октябре 1763 г. Этот план состоит из данных самому себе обещаний, больших и малых: избегать праздности, «помнить о достоинстве человека», регулярно упражняться, – но в том же «манифесте» присутствует и ряд интересных прозрений. «В жизни много неприятностей, – пишет Босуэлл. – Осознайте это, и она больше не застигнет вас врасплох».