Текст книги "500"

Автор книги: Мэтью Квирк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава восьмая

Таким образом, все мои попытки держаться от тюрьмы как можно дальше привели меня именно туда. И тут, разумеется, встает философский вопрос: когда ты пристраиваешься над очком посреди камеры, даже если никто на тебя при этом не любуется, – это все так же унизительно? Думаю, да. А что уж говорить про нагрузку на квадрицепсы!

Мы оказались в новехоньком полицейском участке близ Пулсвилла: все выдержано в цветах государственного флага, коврик на полу – обстановка больше напоминала начальную школу, нежели тюрягу. Даже решеток не было – металлические двери и окна с армированным стеклом.

И вот когда я пристроился над очком посреди камеры, у меня возникло ощущение, будто сейчас вся моя жизнь спускается в этот убогий, без крышки, клозет. В то же время я не был так перепуган, как в тот первый раз, когда я в девятнадцать лет оказался в тюрьме. Сказывалось, наверное, то, что нынешним моим соучастником был член палаты представителей конгресса Соединенных Штатов, а не придурок-братец.

На задворках мак-особняка меня, Уокера и пожилого дядьку усадили в немаркированный «форд-краун-виктория» – вместо обычной патрульной машины с клеткой позади салона. Каждого водворили в отдельную камеру с полным VIP-пакетом.

После того как я два часа там протомился, в тюремный коридор спустился помощник шерифа.

– Пошли, – сказал он и препроводил меня в свободный кабинет с небольшим лабиринтом столов.

– Могу я сделать пару звонков? – спросил я. – При любом допросе я требую присутствия адвоката.

– Конечно можете, но…

– Я имею право на адвоката.

Помощник шерифа закатил глаза и подвинул ко мне стоявший на столе аппарат. Первым делом я позвонил Маркусу. Ведь именно он, гад, втравил меня в эти неприятности, и для них с Дэвисом лучше вызволить меня отсюда – и чем скорее, тем лучше!

Пока я слушал гудки в телефоне, мне припомнился старый вашингтонский афоризм: единственный скандал, который трудно затереть, – это если тебя застукают в постели с мертвой девочкой или живым мальчиком. [39]39
  Автор афоризма Эдвин Эдвардс: «Я не проиграю [губернаторские выборы], если только меня не застукают в постели с мертвой девочкой или живым мальчиком».


[Закрыть]Вот уж никак не думал, что могу так оскандалиться. Ч-черт! Ну и ночка!

После третьего гудка наконец раздался голос Маркуса:

– Алло!

– Послушай, меня загребли. Я… – Я умолк. Что-то было не так. Голос Маркуса доносился из телефона и одновременно…

Я обернулся. Тот довольно улыбался, прижав к уху мобильник.

– Вы не возражаете? – сказал Маркус помощнику шерифа.

Тот вышел из-за стола. Маркус уселся на его место.

– Что, черт возьми, происходит, Маркус? – вскинулся я.

– Смотри на все проще!

– Небось к утру все газеты растрезвонят! Дэвис в курсе?

– Да успокойся ты, Майк.

– Как ты так быстро здесь оказался? Тебе позвонили?

– Я ж говорил тебе, Майк: фирма не спускает с тебя глаз. Кстати, и как тебе Тина? – расплылся он в широкой улыбке.

Я закрыл глаза, стиснул зубы и мысленно отсчитал от пяти до нуля. Я старательно внушал себе, что если попытаюсь прямо здесь придушить Маркуса, то он, скорее всего, грохнет меня первым, но даже если мне повезет – я как-никак в полицейском участке, не в самом подходящем месте для совершения убийства.

– Вы знали, что затеял Уокер? – Шестеренки в голове у меня закрутились. – Так это была подстава? Это ты вызвал копов?

– Нет, – ухмыльнулся Маркус. – Ты погоди, не забегай впереди паровоза. Мы же следили за Уокером, и у нас появилось предчувствие, что именно сегодня он влипнет в какую-то щекотливую ситуацию. Недавно у него был… ну, скажем, сильный стресс. А еще нам случилось узнать, что полицейские планируют устроить сегодня облаву на этого… как его… – Он щелкнул пальцами, пытаясь вспомнить имя. – Ну, здоровяк такой…

– Сквик?

– Именно. Так что мы глаза разули, уши растопырили, позвонили кому надо – и убедились, что, если что-то сегодня с Уокером, прости господи, стрясется, у нас будет возможность его вытащить. Старое доброе «ты мне – я тебе».

– Зачем же ты меня послал на это долбаное шоу? Меня-то на хрена подставил? Что теперь будет?

Маркус потер ладошки:

– Да ничего не будет, успокойся. Протокола-то нет. А насчет Барни Файфа, – кивнул он в сторону помощника шерифа, – не беспокойся. О полиции мы позаботились. Так что все свободны. Можешь пойти к Уокеру и сказать, что ты связался со своим боссом и ему удалось вызволить вас обоих из этого переплета. – Тут Маркус просиял. – Кстати, тот солидный джентльмен, которого тоже замели на вашей оргии, – не кто иной, как глава Лиги защитников семейных ценностей. Крупная рыбина – да еще и в такой подливке! Невероятная удача, что он оказался в нужном месте и в нужное время.

– Так что теперь? Мы говорим Уокеру: или он дает лазейки и нужную резолюцию для ваших сербских дружбанов, или мы его публично оскандалим? Ты, помнится, говорил, что такое откровенное давление не лучший метод – можно и самим в рыло схлопотать.

– Ну да. Поэтому ты пойдешь к Уокеру и дашь ему понять, что мы оказали ему маленькую услугу. И знаешь, что ты за нее попросишь?

– Что?

– Лучший ти-тайм [40]40
  Ти-тайм(Tee time) – в гольфе: время выхода на лунку и начало первого удара.


[Закрыть]в Загородном клубе конгресса.

– Что?! Ведь это могла бы устроить твоя помощница одним телефонным звонком!

– Вот именно. Попроси его для начала о простенькой услуге, чисто по дружбе – пусть знает, что ты вовсе не собираешься его поиметь. Вы на пару вляпались в историю, так что теперь вы повязаны. Очень жаль, что пришлось тебя через все это пропустить, но теперь ты знаешь, зачем это было надо. Так Уокер ничего не заподозрит. Если мы засветимся в полицейском участке и предложим ему сделку, это будет грубый шантаж. Начнем что-то из него выдавливать – он, наоборот, извернется и, выбрав момент, укусит нас за задницу.

– То есть мы ничего не будем просить – и в итоге он сам нам все поднесет.

Маркус кивнул:

– Это твой звездный час, Майк. Мы будем оказывать Уокеру услугу за услугой, и потихоньку он начнет воздавать нам сторицей – причем из собственных побуждений. Всякий раз запрашивая чуть больше, ты постепенно подомнешь его под себя. В этом-то самая прелесть: он ничего не прорюхает, а потому и сопротивляться никак не будет. Ты ведь не станешь зажимать его в тиски – ты будешь убивать его потихоньку, тысячью маленьких порезов. И когда в один прекрасный день он нечаянно перейдет черту – он твой. А если начнет выворачиваться – ты обмолвишься, что он уже давным-давно продал свою душу и что у тебя есть улики, чтобы его прихлопнуть, если он вздумает увильнуть. Это долгая игра, Майк. Матч высшей лиги!

В такие игры отец любил играть – но никогда меня этому не учил.

– Мог бы, по крайней мере, предупредить. Намекнул бы как-то для дураков.

– Что я тебе говорил о контрразведке?

– Бог ты мой, Маркус, сейчас четыре часа утра! И ночь у меня была… еще та. Можно обойтись без этой викторины?

Он молча ждал ответа.

– Испытываете своих агентов на надежность? – спросил я.

– Умница. Однажды и мы тебе пригодимся.

– Чушь собачья! Вы проверяли меня, макали носом в дерьмо – непонятно для чего.

Маркус поднял ладони: дескать, как знать, как знать…

Великий сфинкс Калорамы сказал все, что мог.

Доставленная из притона компания – психический торчок, Сквик и Уокер – с овечьей робостью ожидала в приемной полицейского участка. Девицы и дядька в летах успели испариться. Я уже объяснил Уокеру, как Маркусу удалось отбить нас у копов.

– Вы хотите… уфф… То есть мы можем вернуться? – спросил Уокер.

– Ну разумеется! – весело ответил Маркус, точно речь шла о том, чтобы досмотреть захватывающий матч по софтболу, а не вернуться в пристанище разврата.

Все вместе мы погрузились к Маркусу в «мерседес AMG» и покатили обратно к наркомовскому притону. Очевидно, у меня начала вырабатываться привычка возвращаться на место преступления.

На мою долю выпало немало несуразных поездок на авто, но эта была вне конкуренции. Уокер был еще слегка под кайфом: под глазами фиолетовые круги, взгляд отсутствующий – хорошо, хоть старался зубами не скрипеть. Маркус включил радио, и стало немного веселее. Но только минут на пятнадцать – потом запустили «Сына проповедника». [41]41
  «Son of a Preacher Man»– песня Дасти Спрингфилд с вышеупомянутого альбома «Dusty in Memphis».


[Закрыть]Этого я уже не вынес, вырубил Дасти, и оставшуюся часть пути мы одолели в тишине.

Когда мы высадили Уокера недалеко от его машины, я отметил, что на сей раз он полностью растерял свой фирменный шарм. Выглядел Эрик совершенно потухшим и разбитым.

– Я даже не знаю, что сказать, – взглянул он на меня. – Спасибо тебе. Если я могу что-то для тебя сделать в знак благодарности – дай мне знать.

– Ммм… – Я сразу и не нашелся что ответить. Он весь сжался, словно его собирались побить, и уже готовился, что его начнут шантажировать. И в самом деле, на Уокера у нас набралось столько всякой грязи: и наркотики, и мальчики, и шлюхи, – что мы уже раза четыре могли бы его уничтожить. – Да, собственно, не за что благодарить. Всего лишь выручил друга. Слушай, а может, возьмешь меня на пару раундов в гольф-клуб конгресса – и будем считать, что мы квиты?

Несколько мгновений Уокер изумленно смотрел на меня с явным облегчением. Потом весь залучился, взял мою руку и, радостно потискав ее, кивнул:

– Ну конечно!

Он пошел к своему авто, открыл дверцу и, когда я уже направился прочь, сказал мне вдогонку:

– Если я что-нибудь могу для тебя сделать – не стесняйся, дай мне знать. Сделаю все, что угодно.

Наблюдавший все это с водительского места Маркус подбадривающе похлопал меня по плечу, когда я, кисломордый, сел обратно в машину. Уокер считал, что он только что выпорхнул из клетки, а силки-то вокруг него еще только расставлялись. Бедняга думал, будто обрел настоящего друга в Вашингтоне!

Пока мы ехали домой, я все думал, почему же Маркус даже не намекнул о том, что произойдет этой ночью в наркопритоне. Этому были, возможно, свои объяснения. Чтобы заставить Уокера поверить, будто мы с ним в этом повязаны? Ну да, логично. Чтобы такой злобной выходкой испытать меня на прочность? Может, и так. Но мысленно я все возвращался к тем четырем пунктам: Деньги, Идеология, Компрометация давление и Самомнение – и припоминал, какой таинственный вид напустил на себя Маркус, когда я спросил насчет третьего пункта: что у него на меня есть? Как дополнительный бонус от моей недальновидности теперь он имел на меня довольно действенный компромат.

Все это, вместе взятое, оставило крайне неприятный осадок. Ведь когда я прижучил Гулда на взятках, заныканных по коричневым пакетам, было однозначно ясно, что попался господин на нехорошем деле, и его вынудили подписать нужный документ, проводя таким образом некую нужную политику… Все ж таки как-то подозрительно легко нынче Маркус обошел закон (хотя, разумеется, я очень рад был тому, что он это сделал). Выглядело так, будто мне не просто намекали не мешать про исходящему, но и подбивали помочь Уокеру самому себя свалить, чтобы потом можно было наброситься на него, разбитого, и получить свое.

И в изложении Маркуса все было вполне убедительно: и что Уокер захочет этой ночью хорошенько оторваться, и что полицейские отправятся накрывать Сквика, и что оба эти факта удачно совместятся на пользу «Группе Дэвиса». Не знаю, Маркус ли вызвал копов, – для меня это лишь звено долгой цепочки совпадений. Но я хорошо понимал, что жесткая игра – часть нашей работы и что, заключая какую-то сделку, нужно всегда быть начеку. И мне уже стало любопытно: как далеко может зайти мое начальство, чтобы получить желаемое? И может, в отцовских предостережениях есть-таки зерно истины?

Маркус предложил подкинуть меня до дома, но я вежливо отказался, попросив высадить меня там, где провела ночь моя машина. И уже спеша к маленькому домику своей мечты, ставшей реальностью благодаря моей работе, я забил на все эти подспудные тревоги. Я был совершенно выжат, мозг еще лихорадила мысль о полном крахе.

Все, что мне говорили об округе Колумбия, подтверждалось: хочешь друга – заведи собаку и никогда не развлекайся на вечеринках. Особенно если рядом рыскает «Группа Дэвиса».

Глава девятая

Однако и теперь я не мог расслабиться: ведь я провинился перед Энни. Еще возвращаясь из штата Мэриленд, я поглядывал на часы, которые, точно тикающее взрывное устройство, отсчитывали время к шести тридцати, когда у Энни зазвонит будильник.

Если я вернусь домой до того, как она проснется, то смогу ополоснуться в душе, нырнуть в постельку – и никто ничего не узнает. Но это было в высшей степени невероятно. В шесть утра трасса 1-270, ведущая в округ Колумбия, уже начинает забиваться транспортом. Забрав свой джип в Джорджтауне, я начал молить Бога, чтобы Энни еще спала.

К шести тридцати Коннектикут-авеню обычно походит на автостоянку. Пока я протолкаюсь через пробку, Энни как минимум уже будет додремывать перед второй трелью будильника, и, понятное дело, ее сон не будет таким крепким, чтобы она не заметила, что я не ночевал дома.

О чем там говорить – я не успел даже к семи! Все было потеряно. Энни в это время уже одной ногой на выходе. Я стал судорожно думать, как спасти ситуацию, но в измученном мозгу не родилось ни одного более или менее удачного объяснения. И я решил не врать, но и не выдавать всей правды: дескать, по работе мне пришлось пасти Уокера, и он продержал меня всю ночь. Мол, признаю свою вину и готов понести наказание. Энни несколько дней подуется – но это ничто по сравнению со всеми заморочками этой ночи. И все будет отлично…

Если не считать того, что помимо встревоженной Энни дома меня поджидало нечто более серьезное. На моей террасе, в моем кресле, с моей газетой в руках сидел не кто иной, как сэр Лоуренс Кларк.

Я поздоровался.

Он не ответил, лишь улыбнулся. Он занял хорошее место, чтобы лицезреть, как меня будут распинать.

– Майк? – послышатся голос Энни из открытого окна в кухне. Вскоре она распахнула дверь: – Где ты был?

– Работал, – отозвался я. – Я тебе потом все объясню.

Я надеялся, она не заметит на моей штанине мерцающих Наташиных блесток.

– Хорошо. – Она, конечно, была расстроена, но не безнадежно. – Папа хотел с нами позавтракать. У тебя есть время?

– Разумеется, – ответил я, еще пытаясь сориентироваться в ситуации. По крайней мере, я хотел поприсутствовать на этом завтраке, чтобы как-то воспрепятствовать тому, что задумал коварный сэр Ларри.

Энни вернулась в дом, чтобы закончить приготовления.

Отец ее все так же улыбался, крайне довольный собой. Судя по всему, он хорошо был осведомлен, чем я занимался минувшей ночью. А учитывая, что этот мужик рвался повесить меня при первой же возможности, игру свою он, наверно, решил вести так: заловить меня у дома с поличным… И что дальше? Разоблачить меня на месте, чтобы Энни немедленно разорвала со мной отношения?

Что ж, неплохая игра, под стать шахматам. У него было немало времени, чтобы подготовить удар. После сумасшедшей ночи я, конечно, туго соображал, но все же не был совсем уж не готов к его ходу.

– С нетерпением этого жду, – добавил я, улыбнувшись сэру Ларри.

Веселость тут же сбежала с его лица – похоже, до него дошло, что ему не удалось зажать меня в угол, как он рассчитывал.

– И что вы намерены ей сказать? – полюбопытствовал я.

– Думаю, тебе первому предоставлю объясниться, где тебя всю ночь носило.

– Можно и так, – сказал я, глядя на горизонт, где пробуждающееся солнце еще скрывалось за рыжеющими облаками. – Или, может быть, вы лучше расскажете ей о пожарах в Барнсбери?

Кларк стиснул челюсти и воззрился на меня свысока:

– Что в Барнсбери?

В его голосе тут же прорезались угрожающие нотки и какой-то плебейский акцент. И я начал понимать, почему сэр Ларри с первой же встречи меня возненавидел: во мне он увидел себя самого – парня, что нечестным путем втерся в респектабельную жизнь.

Барнсбери был рабочей окраиной на севере Лондона, где Кларк сколотил себе первоначальный капитал на операциях с недвижимостью. Барнсбери был и моим козырем, призванным помочь мне избавиться от «опеки» сэра Лоуренса. Я нарыл на этого господина как раз то, что надо. Раньше я не был на сто процентов уверен, что смогу угрожать ему сведениями о Барнсбери, но по его реакции понял, что попал в десятку.

Теперь, когда я почти год проработал на Дэвиса, воздействовать на людей сделалось моей второй натурой. Кларк оказался преинтереснейшим экземпляром, поскольку на первый взгляд был кристально чист. Я со всей страстью взялся за его разоблачение, намотав на ус мудрый совет Генри: любого можно прижать к ногтю, если нащупать верные рычаги.

Как-то раз, просматривая старые судебные дела Соединенного Королевства, я наткнулся на несколько исков, касающихся ранних сделок Кларка по застройке в Северном Лондоне. Все эти дела были закрыты, так что никаких полезных для меня документов там не нашлось, но я связался с парочкой адвокатов, представлявших оппонентов. От их клиентов якобы откупились. Однако юристы в разговоре со мной схитрили: первые сделки Ларри были окутаны дымом. Как нельзя более кстати вспыхнули три пожара, очистившие местечко от жильцов, и очень скоро Барнсбери из рабочей окраины превратился в суперблагоустроенный микрорайон для лондонской элиты. Ларри пятикратно увеличил свои инвестиции и, со временем превратив эти богатства в миллиарды, основал на них хедж-фонд. [42]42
  Хедж-фонд– частный взаимный инвестиционный фонд, занимающийся спекулятивными операциями высокого риска.


[Закрыть]

Подозреваю, что Кларк, как и многие прохвосты, был уверен, что его преступления канули в Лету, не оставив никаких следов – разве что в памяти нескольких престарелых адвокатов, – и никогда уж не всплывут. Оно и к лучшему. Я не собирался валить сэра Ларри с пьедестала – лишь инстинкт самосохранения превратил в оружие всю ту дрянь, что я случайно накопал.

– Не будем делать глупостей, мистер Кларк, – сказал я.

– И что ж ты такое узнал? – прищурился он.

– Более чем достаточно.

– Ты хочешь денег? Так вот зачем все это! Вот зачем ты приволокнулся за моей дочкой! Чтобы подобраться ко мне?!

Судя по столь горячей реакции, он был уже мой. Но любой мошенник вам скажет, что разъяренный лох – опасная штучка. Такие сделают все, лишь бы отомстить.

Так что теперь жертву следовало малость остудить. И отец, и Маркус хорошо знали это правило.

– Нет, – невозмутимо ответил я, – ни в коем случае. Я упомянул об этом исключительно для того, чтобы вы знали: я на вашей стороне и блюду интересы вашей семьи как собственные.

Я знал, что у Ларри чрезвычайно широкие связи в финансовых кругах Нью-Йорка, но с тех пор, как он переехал в округ Колумбия, он слишком много занимался охотой на лис в своем поместье, чтобы должным образом закалиться политически. А значит, он был слабым, малоинформированным субъектом, вполне созревшим для чьего-то блефа.

– Если я знаю о Барнсбери, значит, вы не можете быть уверены, что об этом не узнают и другие. Я упомянул об этом факте, только чтобы дать понять: я смотрю в оба. И чтобы уверить вас: никто – ни органы безопасности, ни Комитет по финансам – не попытается вас очернить. Банкиры нынче не самая популярная братия. Я предлагаю ничью. Мировую.

Такой жест был совершенно в духе Дэвиса: вымогательство, замаскированное под защиту.

– И что ты хочешь взамен? Мою дочь?

– Я ничего не хочу от вас получить. Я хочу только иметь честный шанс доказать, что я достоин Энни.

Она между тем открыла дверь:

– Готовы?

– Абсолютно, – отозвался я.

Выражение лица у Ларри сменилось с гнева на предупредительность.

– Знаешь, Майк, – сказал он, – раз уж ты всю ночь проработал, перенесем-ка это на другой раз.

– Нет, ну что вы, – улыбнулся я.

Кларк ощутимо ворочал извилинами – как минимум он всерьез размышлял над моими словами. Мне удалось отвлечь его от своей оплошности – и в то же время не разъярить настолько, чтобы он очертя голову бросился меня топтать. Это была победа. И как бы ни был я измочален прошедшей ночью, больше всего на свете мне хотелось усесться с сэром Ларри за омлет, доставшийся мне такой дорогой ценой. Но еще больше мне хотелось понаблюдать, как извивается этот самодовольный ублюдок.

После того ушата дерьма, который минувшей ночью опрокинули на меня мои боссы, это было хорошим напоминанием, что работа в «Группе Дэвиса» дает великие преимущества – например, возможность походя, в ожидании завтрака, зажать в кулак крутого миллиардера.

Глава десятая

В Колумбии мне понравилось. В стороне от контролируемых партизанами районов близ Панамы сейчас вполне спокойно – это уже давно не то жуткое стрельбище, как в последние годы Медельинского картеля. [43]43
  Медельинский кокаиновый картель в 1980-е гг. и до своего распада в 1993 г. контролировал 80 % всех наркотиков, ввозимых на территорию США.


[Закрыть]Женщины там невероятно красивы – но главным моим пристрастием был все же кофе. Колумбийцы пьют его постоянно. Даже в полночь, при влажной тропической жаре, на какой-нибудь полупустой городской площади непременно прохаживается парень с термосом, предлагая чашечку «тинто», – и у него нет недостатка в покупателях. Это местечко как раз для меня.

Я пробыл в Колумбии четыре дня. Мы с Генри гостили у Радо Драговича – грозного сербского вожака, который и финансировал «обольщение» конгрессмена Уокера. У него имелся чудный домик в модернистском стиле на карибском берегу, недалеко от национального парка Тайрона. С одной стороны – переливающаяся до самого горизонта мягкая синева Карибского моря. С другой – горы, вздымающиеся на пять с половиной километров. Для сравнения представьте Скалистые горы у Тихого океана или Биг-Сур в Калифорнии, только вчетверо выше, и вы поймете мой восторг.

Все мои сотрудники, включая Энни, с трудом скрывали зависть, когда именно меня выбрали лететь в командировку с Генри Дэвисом в настоящий рай.

Я предположил, что мы едем с целью окончательно подбить с сербами все детали: какие конкретно лазейки им нужно обеспечить в новом законодательстве по международным отношениям, которое вот-вот будет принято. Как и предсказывал Маркус, Уокер оказался наиболее подходящей для этого кандидатурой. Однако, несмотря на свою деловую часть, столь дальняя поездка в основном состояла из отдыха. Мы остановились в гостевых домиках в бывшей рыбацкой гавани, которую богатенькие эмигранты из Европы превратили в городок сплошных удовольствий.

После почти что года работы у Дэвиса по девяносто часов в неделю этот отдых и расслабление показались мне чем-то сверхъестественным. Я уяснил тогда две вещи. Во-первых, после щекотливого случая с Уокером Дэвис держался со мной очень приветливо – еще и подкалывал порой насчет ночной оргии. А во-вторых, это не могло продлиться долго.

Самой трудной для меня задачей в тех далеких краях было избегать дочки Радо, Ирины. Она нарисовалась на следующий день после моего прибытия, и не одна, а с компанией гламурных подружек, таскавшихся за ней везде и всюду. Мне мимолетом уже случилось видеть Ирину – на той злополучной вечеринке у Чипа, когда меня приставили к Уокеру. Как раз с ней конгрессмен и болтал тогда о колледжах. Ей было двадцать—двадцать один. Вероятно, закончив колледж, она на пару лет осела в Джорджтауне, выбирая между Йелем, Брауном и Стэнфордом для завершения образования.

Девочка, конечно, была мозговитая, однако на первый взгляд Ирина и ее подружки казались девицами легкого поведения. Темные очки, фирменные шмотки от известных модельеров, да еще и манера курить с этаким независимым видом, какой нередко свойствен сопливым девахам. Ирина явно верховодила в своей компании. Думаю, выражение «сексапильная малолетка» подходило к ней как нельзя кстати. У нее была потрясающе соблазнительная фигура и темные манящие глаза средиземноморской искусительницы. Не то чтобы она была самой прекрасной девушкой, что я когда-либо встречал, но красота ее сражала настолько, что могла бы кого угодно довести до греха. Самое убийственное в этой девице было сочетание ее облика – конечно, восхитительно-прекрасного, с полными губами и миндалевидным разрезом глаз – и самого взгляда… Представьте лицо человека в финале роскошного ужина, после нескольких стаканчиков вина – этот соблазняюще-томный взгляд, откровенно взывающий: уведи меня отсюда, затащи в постель… Такое выражение лица у нее было постоянно – и приводило меня в замешательство.

Однажды на пляже мне случилось оказаться объектом ее атаки. Она стала расспрашивать меня, чем я занимаюсь и какое дело связывает меня с ее отцом.

– Ты ведь работаешь непосредственно с Генри Дэвисом?

Ирина как будто прощупывала, достаточно ли я крут. В джинсовых шортах и лифчике от купальника-бикини, она подсела ко мне так близко, что, наклоняясь смахнуть какую-нибудь букашку, то и дело задевала грудью мое плечо. В целом представление выглядело вполне убедительно. Глаза этой коварной девицы, можно сказать, плавили мой самоконтроль, испуская гипнотические лучи. Но я столько успел повидать, пока работал у Дэвиса, что сильно остерегался любопытных дамочек с пышными сиськами и теперь сделал все возможное, чтобы от нее отделаться. Судя по всему, мое безразличие к Ирине выглядело недостаточно убедительным. Старательно поизображав несколько минут потаскуху из нуара, она заглянула мне в глаза:

– Тебя запугали плохие девочки?

Ужасно, – ответил я и вновь обратился к моему пляжному чтиву (и впрямь с «Политикой принятия решений» [44]44
  The Politics of Government Decision Making: A Theory of Regulatory Capture (1991).


[Закрыть]Лафонта и Тироля только успевай листать страницы!).

Ирина отошла на несколько шагов, все не сводя с меня призывных глаз, затем отвернулась и ушла прочь, вероятно рассчитывая найти какое-нибудь увеселение в тенистой части пляжа.

Подкупающе забавно было видеть, как девушка упивается своей новоприобретенной властью и пользуется сексапильностью как рычагом воздействия даже на самых хладнокровных мужчин. Вот только не получалось из нее игривой Лолиты: в Ирине ощущалась наработанная уверенность опытной куртизанки… Впрочем, кто я такой, чтобы так говорить? Я вынужден был тихо сидеть с книжечкой на волноломе, изображая саму бесстрастность, в ожидании, пока мой вставший предатель окончательно откажется от своей волнующей надежды.

Двоих подчиненных Радо – Мирослава и Александера – мне тоже довелось встречать в округе Колумбия. Оба были этакими доморощенными головорезами и так называемым евротрэшем – отбросами цивилизованного общества. Так что я был приятно удивлен, обнаружив, что Радо Драгович – субъект совсем другого пошиба. Он всегда носил шитый на заказ костюм, и казалось, его потовые железы не работают даже здесь, в тропической жаре. Изъяснялся он с легким акцентом и обычно вычурными оборотами типа «уж не взыщите» или «кого бы там ни пристало», неизменно добиваясь результата.

Дом его находился в полумиле от того поселка, где остановились мы с Генри. И вот однажды Мирослав, Александер, Радо, Генри и я попивали в саду у Радо игристое «Просекко», наблюдая солнечный закат. Драгович разглагольствовал о разных травках, которые он предполагал присовокупить к нынешнему ужину, и, рассказывая об их тонких различиях, растирал листочки между пальцами и вдыхал эфирные масла.

Дом был весь открыт океанскому бризу. Стало слишком ветрено, а потому Радо увел нас обратно в кухню и принялся разливаться о великолепных особенностях стейка «Тартар», а именно какое там все свеженькое – и зелень, и яйца, а особенно мясо.

Впервые на моих глазах Радо снял пиджак, закатал рукава рубашки до локтей и велел Мирославу вынуть из холодильника говяжий бок.

– Флору забили два часа назад, – сказал Радо, любовно похлопывая по куску туши.

Длинным ножом дамасской стали он единым движением срезал со спины филей и принялся уверенно отделять кожу и жир.

– Я люблю сам разделывать мясо, – плотоядно улыбнулся он.

Мне страшно хотелось чем-нибудь заняться – это ничегонеделание нагоняло беспокойство. Я вообще люблю быть при деле. К тому же, глядя, как Радо ловко орудует ножом, я уже не чувствовал себя так бойко при виде Ирины. Та спустилась в кухню в полупрозрачном одеянии и теперь, грызя яблоко, строила мне глазки через стол.

Радо между тем не умолкал, распространяясь об ужине из шести блюд. И что самым изумительным блюдом из средиземноморских певчих птиц признана сочная, жаренная на гриле славка, и что наиболее язвительным из ранних фильмов Эмира Кустурицы является «Андерграунд», и что для коктейля «Сазерак» лучше всего подходит виски «Фамильный запас Ван Винкля»… Больше я не выдержал. Я решил вернуться к вопросу о воздействии на Уокера – мне хотелось немедленно узнать, чего конкретно хочет Радо и сколько он намерен заплатить.

– Итак, мистер Драгович, чем мы можем помочь вам в Вашингтоне?

Собравшаяся к ужину компания отреагировала на мои слова так, будто я наклал в крюшон. Генри поспешил меня спасти, сменив тему беседы.

– Так кто нынче делает лучший абсент? – спросил он Радо, и хозяин, одарив меня покровительственной улыбкой, переключился на абсенты.

Ох уж эти чертовы южноевропейцы! Они, видите ли, не могут обсуждать дела за столом! Лишь спустя четыре часа наш ужин плавно перетек в десерт и кофе, а те, в свою очередь, – в возлияния. Радо вытянул откуда-то бутылку мерзкого с виду, темного напитка с азиатской вязью на этикетке и принялся разливать по бокалам. Какой у него был вкус, сказать затрудняюсь, поскольку после первого же маленького глотка во рту возникло такое ощущение, будто мне впрыснули туда зараз двойную дозу новокаина. Мне тут же сделалось нехорошо.

Хозяин между тем предложил всем переместиться вместе с выпивкой в библиотеку. Ну наконец-то! Хоть как-то ближе к делу!

Драгович заново наполнил стаканы, и я заметил, что в бутылке с этим дальневосточным зельем что-то плавает.

Генри изложил детали договора – предельно точно, без малейшего словоблудия. Никаких юристов, никаких авансов. Просто дружеская сделка: вы даете нам двадцать миллионов долларов, а мы воплощаем в жизнь нужный вам закон – все как полагается, официальный законодательный акт правительства Соединенных Штатов, пропущенный обеими палатами и подписанный лично президентом. Он, конечно, явится подпунктом более крупного документа – но закон есть закон. Если же «Группе Дэвиса» не удастся его провести, Радо ничего не будет нам должен.

Радо, казалось, был вполне удовлетворен такой постановкой вопроса.

– Высшая законность есть высшее беззаконие, – изрек он чужую мысль и глотнул из стакана.

И они пошли цитировать Цицерона. Черт подери! Я едва сдерживал раздражение.

– Это соджу из Северной Кореи, – кивнул на бутылку Радо, – редкостная штука. Семилетней выдержки, из запасов для партийной элиты.

Он вновь наполнил стаканы – в бутылке, совершенно точно, плавала дохлая черная змея.

– Там гадюка, – пояснил Радо, заметив мой брезгливый взгляд. – Яд сообщает напитку некоторую сладость.

Вот уж порадовал!

– Двадцать миллионов американских долларов, – задумчиво проговорил он и принялся шагать по комнате, поглядывая сквозь окна на качающиеся в Карибском море далекие огоньки.

Это все, что он успел сказать. Подозреваю, у него была своя стратегия ведения переговоров, но в данном случае она не сработала: в дверь постучали, и вошел слуга с запиской для Генри. Дэвис прочитал, показал Радо, и серб распорядился: