Текст книги "Не целуйтесь с незнакомцем"

Автор книги: Мерил Сойер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 28 страниц)

Он усмехнулся про себя, припоминая их последний разговор. Значит, она верит в жизнь в прошлом и полагает, что они с Ником были тогда любовниками. Богатая идея – он имел в виду не жизнь в прошлом, а вторую часть, насчет любви. Это может служить объяснением пылкости, проявленной ею в Мдине. Однако как же быть с его намерением ответить ей взаимностью?

Выпроводив гостей, Джанна присоединилась к беседующим.

– Что это вы тут засели? – спросила она. – Не очень-то вежливо по отношению к остальным.

Ник подвинулся, не оставляя Джанне иного выбора, кроме как сесть с ним рядом.

– Мы разговаривали о Японии.

– Да, я знаю, тебя тревожат их планы относительно активизации деятельности у нас в стране, – сказала Джанна брату.

– Ник очень мне помог. – Уоррен повернулся к Нику. – Через несколько недель мы с Шадоу думаем побывать на Мальте. Давайте вернемся к этому разговору там.

Ник поднялся, чтобы попрощаться. Вопреки его ожиданиям, Уоррен так и не упомянул об акциях.

– Благодарю вас за приглашение. – Он пожал Уоррену руку. – До встречи на Мальте.

– Я еду в Хэмпстед-Хит. Могу подвезти вас до гостиницы, – вежливо предложила Джанна. – Это по пути.

Он проследовал за ней через кухню и заднюю дверь к гаражу, разместившемуся в бывшей конюшне. Там стояли «Рейнджровер» и «Астон-Мартин-Лагонда». Джанна распахнула дверцу шикарного «Астон-Мартина».

– Машина моего брата, – сказала она извиняющимся тоном.

Ник уселся. Все-таки непонятно, почему Уоррен не заговорил об акциях. Видимо, эта проблема оставлена на усмотрение Джанны. Он покосился на нее. В полутьме было трудно разглядеть выражение ее лица. Она поднесла руку к ключу зажигания, но не спешила заводить мотор. Вместо этого она обернулась к нему. Свет фонаря в глубине гаража подчеркивал мягкость ее профиля, полноту губ.

– Ник... Той ночью я...

Он едва не охнул от огорчения.

– Вы опять собираетесь извиняться?

– Да. Я...

Он решительно потянулся к ней, благо что в тесной машине тянуться было недалеко. Ник боялся, что она отпрянет, но этого не случилось. Она смотрела на него со свойственным ей сдержанным выражением, замешательство выдавала только та судорожность, с какой она вцепилась пальцами в кожаный чехол на руле. Он в который раз подумал, что так и не знает, как Джанна к нему относится. До происшествия в Мдине он нисколько не сомневался, что вызывает у нее стойкую антипатию. Его улыбка, заставлявшая всех прочих женщин без особого размышления задирать юбки, не производила на нее должного впечатления. Но так было только до той ночи...

Если бы он не был тогда трезв как стеклышко, то, возможно, счел бы, что ему все померещилось. Ник проигрывал в памяти ту сцену чаще, чем был готов признаться самому себе. Он без устали напоминал себе, что она замужем, а он слишком умудрен в вопросах любви, чтобы его сердце растаяло от объятий, пусть и весьма страстных. И все же Джанна вызывала у него незнакомые прежде чувства. Ему был известен единственный способ противодействия этому наваждению – насмешка.

Впрочем, сейчас он благополучно забыл о своем намерении поиздеваться над ней из-за Марии-Антуанетты. Теперь им владело другое властное желание – поцеловать ее. Он взял Джанну за подбородок и запрокинул ей голову. Потом он прикоснулся губами к ее рту, просто чтобы убедиться, не подводит ли его память и так ли в действительности мягки ее губы. Они оказались еще мягче, чем ему запомнилось, к тому же встретили его весьма охотно. Сжав ее в объятиях, он пустил в ход язык. Немного поколебавшись, она ответила на его поцелуй, обвив руками его шею. От того, как она запустила пальцы в густые волосы у него на затылке, он ощутил прилив вожделения. Кончик ее языка разошелся вовсю.

Не сошел ли ты с ума, ковбой? Приступ совестливости заставил его взяться за ум. Так вести себя с замужней женщиной! Он разжал объятия и сказал:

– Ладно, Коротышка, мы квиты. Можешь расслабиться. Теперь я сам на тебя набросился, мне и смущаться. С извинениями покончено. Согласна?

Ответ прозвучал не сразу, сдавленным шепотом:

– Согласна...

Она отвернулась от него, в одно мгновение завела мотор, и машина пулей вылетела на аллею, едва ли превышавшую по ширине изящный спортивный автомобиль.

Часы показывали без нескольких минут семь, но сумерки еще не настолько сгустились, чтобы Ник не смог разглядеть, какая густая краска заливает лицо Джанны. Он выругался про себя. Дернул же его черт лезть к ней с поцелуями! От этого ситуация еще больше осложнилась.

– До Хэмпстед-Хит далеко? – спросил он как ни в чем не бывало, пытаясь исправить свою оплошность.

– Нет, – ответила она, не разжимая губ. – Это на севере Лондона.

– Ты встречаешься там с мужем?

Она смотрела прямо перед собой; ему уже надоело ждать ответа, когда он наконец услышал негромкое:

– Коллис читает лекции в Америке.

Коллис? Ничего себе имя! Лекции... Он представил себе ее мужа: пигмей в твидовом пиджаке, с трубкой в зубах, в очках с толстыми стеклами на носу.

– Я еду к профессору Кею, специалисту по Второй мировой войне. Он написал о ней дюжину книг. Я познакомилась с ним во время работы над диссертацией о стоимости Французской революции. Я надеюсь, что у него найдется фотография одного человека, с которым моя тетя встретилась во время войны. Хочу преподнести ей сюрприз.

Ника тронула нежность, прозвучавшая в ее голосе. Не вызывало сомнений, что она сильно привязана к тетке. Он даже подумал, что эта привязанность куда сильнее ее чувств к родной матери. Кто-то другой мог бы удивиться этому, но только не Ник. Он вспомнил Прескоттов, которые были ему дороже родной семьи.

Он задумался. Пожалуй, семейная жизнь Джанны не выглядит очень уж счастливой. Ее чувство к брату не вызывало сомнений, но отношения с Одри Атертон явно не безоблачны. Он видел Одри мельком, когда она явилась на Мальту в сопровождении личного врача и избалованной собачонки. Мать Джанны показалась ему настоящей красавицей, почти как его собственная мать, но сходство этим не ограничивалось: обе не отличались уравновешенностью. А что сказать об отце Джанны?

О нем Ник вообще не слышал ни слова. Должно быть, он в могиле, иначе Уоррен не носил бы своего громкого титула.

В душе Ника что-то разжалось. У него появилось чувство, значительно более опасное, чем банальное вожделение. Ему не хотелось разочаровывать Джанну. Она уже нравилась ему, и нравилась не на шутку.

– Ты уточняла у тети, что там за дела с Бредфордами?

У Гайд-парка образовался затор, и Джанна вынуждена была сбавить ход. Посмотрев на него, она ответила:

– Да. Во врется войны Тони хотел жениться на тете Пиф, но она отказала ему, потому что не любила. – Джанна прибавила газу, не позволяя нахальному такси вытеснить ее в соседний ряд. – С тех пор у него на нее зуб. На протяжении многих лет он не давал ей начать строительство «Голубого грота».

По мнению Ника, словечко «зуб» плохо объясняло вендетту, не затихавшую на протяжении полувека.

– Похоже, речь здесь не просто об отвергнутом когда-то чувстве. Скорее всего у Тони Бредфорда не все дома.

Джанна согласно кивнула.

– Ты с ним встречался?

– Нет. Зато обедал с Кертом.

Машина рванулась вперед, повинуясь зеленому сигналу светофора. Ник собирался вернуться в отель, переодеться и совершить пешую прогулку по Лондону, но сейчас его внезапно охватило чувство одиночества, с которым он уже успел распроститься после приезда на Мальту. Объяснялось это, видимо, дружелюбием окружающих и их ласкающим его слух английским. В Японии он, наоборот, стремился остаться один, а соскучившись по компании, ставил кассету с записью какой-нибудь книги. Теперь же этого было совершенно недостаточно.

– Хочешь, я составлю тебе компанию в поездке в Хэмпстед-Хит?

Джанна резко повернулась к нему, потом, смутившись, сосредоточилась на торможении.

– Тебе будет скучно.

– Твой знакомый не станет возражать против моего появления?

– Напротив! Профессор Кей может часами рассказывать о войне. – Она озадаченно взглянула на спутника. – Тебе действительно интересно?

Он преодолел желание ответить колкостью. Дразнить ее значило нарываться на неприятности.

– Еще как!

Они поехали в северном направлении, к Реджентс-парку. Джанна знакомила его с достопримечательностями, как заправский экскурсовод. Чувствуя, что для нее это отдых, он не прерывал ее, а только время от вреени вставлял междометия, призванные продемонстрировать одобрение.

Они проехали мимо Примроз-Хилл – холма, заросшего густой травой, названной Джанной «коровьей петрушкой». По холму носились в весенних сумерках мальчишки, запускавшие разноцветных воздушных змеев. Один из змеев был раскрашен под черепашку-ниндзя, ниже красовалась надпись: «Оседлайте ветер, козлы!»

– Воздушные змеи – опасная забава, – машинально сказал Ник.

– В чем же их опасность? – удивилась Джанна.

– Можно зацепится за линию электропередачи.

– Думаю, мальчишки по большей части избегают высоковольток.

– Все равно, всегда может найтись дурачок... – Ник осекся.

Глядя на выхлоп катящегося впереди «Остина»-мини, Джанна спросила:

– У тебя кто-то пострадал, запуская змеев?

– Да, погиб, – нехотя ответил Ник.

– Какой ужас! – сочувственный взгляд. – Ты был рядом?

– Да.

Господи, ну что ему стоило держать язык за зубами? Ему совершенно не хотелось обсуждать с ней давнюю, но так и не забытую историю.

– Прости, наверное, это был такой кошмар! Сколько тебе было тогда лет?

– Десять. Коди было двенадцать.

– Двенадцать? В таком случае твой приятель должен был лучше знать, что к чему. Ты не должен винить себя.

– Сердцу не прикажешь. Коди был моим родным братом. – Ник сам не верил тому, что ни с того ни с сего заговорил о гибели Коди. Он редко затрагивал эту тему. Даже теперь, почти тридцать лет спустя, он вновь испытал душевную боль и в который раз задал себе вопрос: каким был бы брат сейчас, если бы остался жив? – Я должен был его остановить. – Он услышал собственный крик: «Берегись!» Но Коди, как обычно, решил, что младший братишка ему не указ, и поступил по-своему...

– Какая трагедия для тебя и твоих родителей! – Немного помолчав, она спросила: – Они не обвиняли в этом тебя?

– Мои родители развелись вскоре после моего рождения. Мать растила нас одна. – Ник ограничил свой ответ этим. Мать, конечно, не винила его напрямую за то, что он не остановил Коди. В конце концов, тот был старше и умнее. Но она так и не простила Нику, что на столб полез не он.

Джанна, видимо, уже поняла, что ненароком разбередила старую рану, потому что с ее стороны вдруг последовал оживленный рассказ о том, что раньше все лондонские парки от Хэмпстед-Хит на севере до Темзы на юге соединялись друг с другом.

– Оглянись! – потребовала она.

Лондон мерцал позади на фоне темнеющего неба. Туман становился все гуще. Зрелище было настолько впечатляющим, что Ник задумался, что бы такое сказать, чтобы избежать банальности.

– Так и просится на фотографию.

– Туристы обычно не забираются севернее Парламента, – объяснила Джанна.

Хэмпстед-Хит выглядел куда естественнее, чем подстриженные королевские парки. Многочисленные пруды окружали дуплистые деревья с низко стелющимися ветвями, у воды чистили перышки утки, готовясь к ночлегу. Джанна свернула на узкую улочку и затормозила у дома из красного кирпича, примостившегося с краю парка.

Молча поднявшись на крыльцо, они позвонили.

Дверь немедленно распахнулась, и перед гостями предстал хозяин – старик не менее восьмидесяти лет от роду. Он был высок ростом, худ, сед и бородат – точь-в-точь персонаж Ветхого завета. Он расцеловал Джанну, изрядно исколов ее бородой, и проявил тем самым чувства, традиционно противоречащие британской сдержанности.

– Я захватила с собой знакомого, – сказала Джанна хозяину дома. – Его зовут Ник Дженсен.

– Джералд Кей, – представился старик, сдавливая руку Ника мощным пожатием. – Друзья зовут меня Джерри.

Джерри повел гостей по длинному холлу.

– Я скорблю по вашему отцу, Джанна. Передайте соболезнования вашей матери. Как она перенесла утрату?

– Лучше, чем мы ожидали.

Ник внимательно посмотрел на Джанну. Она слегка нахмурилась. Видимо, она лишилась отца совсем недавно. Неудивительно, что она выглядит несчастной и редко улыбается. Как мог муж оставить ее в такое время, когда ей больше обычного нужна поддержка? Джанна – чувствительная, впечатлительная натура. Как ловко она выудила из него подробности гибели Коди! Догадалась даже, что мать свалила вину на него, Ника. Наверное, смерть отца стала для Джанны ударом. Откуда же возьмется улыбка?

Джерри пригласил их в библиотеку. Две ее стены от пола до потолка были заставлены книгами в кожаных переплетах. Третью стену закрывала карта Европы времен Второй мировой войны, вокруг которой висели восхитительные по четкости фотографии военных самолетов и кораблей того времени.

– Садитесь, садитесь! – Джерри заставил гостей устроиться на диване, а сам примостился в кресле с потертой ситцевой обивкой.

– Джерри, вам удалось раздобыть фотографию Иена Макшейна? – спросила Джанна.

– Нет, зато я знаю о нем все. Макшейн был сиротой, выросшим на задворках Глазго. Обосновавшись в Лондоне, он сперва работал рассыльным на Флит-стрит. Потом он уговорил кого-то на радио дать ему попробовать свои силы в репортаже. У него обнаружился прирожденный талант к этому занятию. Он каким-то образом проник на борт военного самолета и прилетел на Мальту, хотя другим репортерам не удавалось добраться до острова. Оттуда он связался со своей радиостанцией и пообещал ей эксклюзивные репортажи при условии, если его материалы будет перепечатывать «Дейли мейл», в которой он прежде подрабатывал. Получив согласие, он стал знаменитым за одну ночь.

– Неужели даже не сохранилось фотографии из личного дела? Он ведь работал и в газете, и на радио.

Разочарование Джанны было заметно и по ее лицу, и по голосу.

– Из-за нацистских бомбардировок все сгинуло.

– Наверняка, кто-нибудь фотографировал его в Северной Африке. К тому времени он ведь уже был очень известен.

– Я проверил повсюду. Нигде ничего. Я обзвонил нескольких коллег. Фотографии Макшейна ни у кого не оказалось.

– Спасибо зато, что вы сделали. Я, конечно, надеялась...

– У меня есть записи всех его репортажей. Я дам их вам. Вам так нужна именно фотография?

– Не мне, а моей тете. Она была бы счастлива! Она когда-то собиралась замуж за Йена. Когда он утонул вместе с «Нельсоном»...

– Погодите! – перебил ее Джерри. – Вы ошибаетесь. Иена Макшейна на «Нельсоне» не было.

12

Услышанное стало для Джанны полной неожиданностью. Теперь она не знала, что и думать. Тетя Пиф ни секунды не сомневалась, что Йен утонул на подходе к Мальте вместе с «Нельсоном», но, с другой стороны. Джералд Кей слыл непогрешимым авторитетом.

– Вы уверены? Если бы Иен остался жив, он бы наверняка связался с моей тетей.

– Макшейн еще находился в Бардии спустя два дня после падения Тобрука, а потом исчез. Его репортажи перестали поступать.

– Если бы он погиб, то его тело обнаружили бы. Как-никак знаменитость! Би-би-си, наверное, разыскивала его, – сказала Джанна.

Джерри пожал плечами.

– Война – это хаос, в котором может случиться что угодно. Его сочли погибшим.

– А вдруг он был ранен, лишился памяти и до сих пор живет неизвестно где? – предложил свою версию Ник.

– Нет. Макшейн был слишком известен, чтобы его кто-нибудь да не узнал. Я брал интервью у человека, который последним видел Макшейна живым. Я работал тогда над своей книгой «Назад из ада» – о том, что происходило, когда командование британскими силами в Северной Африке было поручено Монтгомери. – Джерри поднялся. – Сейчас я найду свои записи. Они, наверное, в подвале.

Джанна смотрела в окно, не замечая залитого лунным светом прелестного сада, где обсаженные жимолостью и кустами чайных роз дорожки убегали в чащу и высилась сложенная из камней голубятня. Что сказать тете Пифани? Все эти годы тетя прожила в твердой уверенности, что Йен плыл на «Нельсоне».

– Приготовься к тому, что судьба Йена Макшейна так и останется загадкой, – тихо посоветовал ей Ник.

– Ты не понимаешь! Тетя прожила столько лет, не переставая любить человека, которого считала утонувшим вместе со злополучным «Нельсоном». Как я могу теперь взять и уведомить ее, что она все это время ошибалась? Она непременно захочет узнать, что с ним случилось на самом деле, точно так же, как ты стараешься выяснить, как погиб Трейвис Прескотт. – Джанна встретилась с Ником глазами. Он задумчиво кивал. Она поняла, что не вовремя напомнила ему об умершем друге. – Кстати, полиция узнала что-нибудь еще о его смерти?

– В то утро, когда ты улетела в Рим, они явились в «Соколиное логово», допросили Клару и конфисковали запасы муки, чтобы провести анализ на присутствие яда. Только они все равно ничего не найдут.

– Почему? – Она заметила, как посерьезнело его лицо. Это было резким контрастом с его обычной веселостью. Джанна поняла, что Трейвис был ему так же дорог, как ей – тетя Пиф.

– Твоя тетя и Клара съели в тот день больше, чем Трейвис, а потом еще долго пользовались той же мукой и всем остальным, кроме меда. В нем завелись муравьи, и Клара его выбросила.

– Наверное, Трейвиса отравили еще до того, как он явился на чай.

– Иного объяснения я не вижу.

Вернулся Джерри с папкой под мышкой.

– Вот то, что нам нужно. – Он сел и принялся перекладывать листки. – Одиннадцатого марта 1978 года я беседовал с Ралфом Эвансом, который рассказал мне, что он и Макшейн вместе перебрались из Газачы в Бардию. Видимо, Макшейн не поспел к отплытию «Нельсона». В последний раз Эванс видел его в Бардии, в баре на пристани. Оттуда Макшейн отправился встретиться со знакомым военным летчиком.

– Он не назвал фамилию летчика? – спросила Джанна, сразу почему-то подумав о Тони Бредфорде.

– Нет. Судя по моим записям, Эванс не знал его фамилии. Он надеялся встретиться с Макшейном на другой день, но тот так и не появился. Эванс покинул Бардию вместе со своей частью.

– И после той ночи Макшейна никто не видел? – спросил Ник.

– Он исчез. – Джерри уперся локтями в колени и, переплетя пальцы, задумался. – Возможно, он погиб, а тело было неверно опознано. Возможно также, что тело просто осталось лежать в безымянной могиле в Бардии.

– Я надеялась найти для тети Пиф фотографию Йена. Мне так хотелось ее порадовать! – Джанну еще больше удручил собственный испуганный голос. – А вместо этого я сообщу ей весть, которая и подавно погрузит ее в уныние!

Ник взял ее за руку.

– Давай не торопиться с новостями. Лучше продолжим расследование.

«Продолжим»? С каких пор это стало его делом? Она покосилась на его лапу, ласково поглаживающую ее руку. Он был потрясающе красив, что ее только расстраивало, так как пробуждало болезненные воспоминания о Коллисе Пемброке. Но в отличие от ее мужа Ник Дженсен, похоже, не был эгоистом. Он так горевал по своему другу, что это было видно невооруженным глазом. Судьба тети Пиф тоже вызывала у него глубокое сочувствие.

– Ты прав. Нельзя огорчать тетю Пиф. Она всегда была со мной так ласкова – понимала меня лучше, чем мать. – Перехватив проницательный взгляд Ника, она устыдилась: ведь она покинула Рим в таком смятении от рассказа тети Пиф, что даже не позаботилась попрощаться с Одри. – Пойми меня правильно: моя мать – чудесная женщина. Стоило мне или брату чуть чихнуть, она немедленно волокла нас к доктору Осгуду...

– Но ты была более близка с тетей, – продолжил за нее Ник, не выпуская ее руку.

Она кивнула, не в силах оставаться равнодушной к прикосновению его руки, ощущая энергию, перетекающую в нее. Нашлось бы у Коллиса столько же сочувствия? Нет, он скорее недолюбливал тетю Пиф. А что на уме у Ника? Пока что она не поняла, зачем ему вдруг понадобилось ехать с ней к историку. Ему явно доставляло удовольствие держать ее на крючке. Там, в гараже, на одно безумное мгновение она позволила себе насладиться его поцелуем, ответить на него, а уже через секунду оказалось, что он чуть ли не насмехается над ней. Она напряглась, снова почувствовав смущение, и вспыхнула, да так сильно, что краска проступила даже сквозь приобретенный на Мальте загар.

– Эванс все еще жив? – спросил Ник у Джерри. – Может быть, мы могли бы с ним поговорить? Вдруг он еще что-нибудь вспомнит?

Джерри приподнял брови, что выражало сомнение.

– Я обзвоню коллег и попробую все выяснить.

– А я свяжусь с властями в Бардии, – сказал Ник Джанне. – Может быть, удастся узнать, не хоронили ли они неопознанные трупы примерно тогда, когда исчез Йен.

Джерри встал.

– Не знаю, как вы, а я проголодался. Может, перекусим вместе? Холостяки, конечно, никуда не годные повара, но мне вполне удаются гренки с сыром и кровяная колбаса.

– Звучит заманчиво, – отозвался Ник.

– Ник обожает крольчатину[2]2
  Игра слов: гренки с сыром по-английски – «rarebit», кролик – «rabbit». (Прим. пер.)


[Закрыть]. – Джанна не смогла отказать себе в удовольствии подразнить Ника, хотя у нее и было тяжело на душе. Озадаченный Джерри посмотрел сначала на Ника, потом на Джанну, но смолчал. Шагая следом за Джанной в кухню, Ник шепнул ей:

– Я знаю разницу между гренками и крольчатиной. Расплавленный сыр на тосте – это посолидней, чем ваши эфемерные сандвичи.

Джанна улыбнулась. Она уже приняла решение упорядочить свои отношения с Ником. Почему бы им не стать друзьями? Пифани советовала Джанне дать Нику возможность оказать ей помощь. Теперь она понимала, какой мудрый совет получила от тети. Ей, несомненно, требовался такой союзник, как Ник. Во всяком случае, Джанна не могла допустить, чтобы его переманили на свою сторону недруги.

* * *

Коллис Пемброк положил голову на обширную грудь Аннабел и прижал к уху телефонную трубку. Он ждал, пока дворецкий на римской вилле графини ди Бьянчи позовет к телефону Одри.

– Здравствуйте, Одри, – пропел он. – Как прошла выставка собак?

– Кто это? – спросили на том конце провода.

– Коллис, – изумленно представился он. Вот это чудеса: она не узнала его голос! – Я звоню, чтобы узнать, понравилось ли вам на выставке.

– Очень мило с вашей стороны.

Коллис победно улыбнулся: Одри ничего не стоило обвести вокруг пальца.

– Я целый день слушала лекции об особенностях различных пород, – продолжала Одри. – Вам известно, что десять процентов новорожденных далматинов глухи? Для того чтобы исправить им слух, их кладут в корзину и погружают в воду. Представляете, какое варварство – в наше-то время, по отношению к таким малышам! Конечно, у мальтийских собачек этих недостатков нет. Создатели породы были осторожны. Мальтиек не надо специально учить справлять нужду в отведенном месте, как далматинов.

– Любопытно, – отозвался Коллис. Он-то как раз считал, что Ромми справляет нужду где ему вздумается. Он выслушал еще одно измышление в адрес далматинов: якобы из них в отличие от собак других пород течет стопроцентная мочевая кислота – гарантия уничтожения английского сада при первом же поднятии пятнистой лапы.

Раньше Одри не было свойственно такое пристрастие к разнообразной информации. Теперь она напомнила Коллису Джанну. Он не замечал прежде, до чего они похожи. Воспользовавшись передышкой, он спросил:

– Вам удалось переговорить с Джанной?

– Ох, что поделать с такой дочерью...

Коллис сел в кровати.

– Что она сказала?

– Я пыталась внушить ей, что намерение заняться бизнесом недостойно ее, что для Атертонов это не подходит. Но она упрямо стоит на своем.

– А как насчет ребенка?

– Решительный отказ. Я потратила не один час, можете мне поверить, но она твердо решила с вами развестись.

Развод? Уоррен настаивал на том, что угрозу развода надо всеми силами скрывать от Одри. А Джанна все ей выложила! Коллис впервые осознал безнадежность своего положения.

Одри всхлипнула. Ей-то из-за чего проливать слезы?

– Джанну невозможно переубедить. Я пыталась, добросовестно пыталась. Она заглянула в Рим несколько дней назад, и я потратила несколько часов, умоляя ее, но... из этого ничего не вышло.

Коллис повесил трубку, недослушав прощальные пассажи Одри. Ничего удивительного, что его замысел дал осечку. Джанна слишком упряма. С другой стороны, ее любовь к нему всегда была картой, на которую он привык ставить, успешно склоняя ее к поддержке его намерений. Придется еще раз пустить в ход могучее очарование Пемброков.

– В чем дело, Колли? – осведомилась Аннабел.

Коллис что-то небрежно буркнул и нажал кнопку на пульте дистанционного управления. На экране телевизора появилась физиономия Уоррена Атертона. Коллиса кольнула зависть, острая, как нож. Атертон – полный невежда, однако его имя теперь у всех на устах. Все убеждены, что граф самой судьбой предназначен для высокой политики. Уже ходят слухи о его назначении в кабинет министров!

Ну их всех к черту, подумал Коллис. Если они не видят, что не Уоррен, а именно он, Коллис, имеет все основания раздавать поучения, то пускай сгорят в аду. Какое ему до этого дело? Но беда заключалась в том, что на самом деле это было ему далеко не безразлично. Он обожал наставлять – хотя это называлось чтением лекций, обожал находиться в центре внимания и чувствовать ответное обожание аудитории. Он воображал, что в конце концов станет, не слезая с телеэкрана, поучать всю страну.

Вот когда Джанна пожалеет, что развелась с ним! Но как раз тогда она уже не будет ему нужна. У Джанны было три неоспоримых достоинства: титул, умение болтать с незнакомыми людьми, ум. Брак с ней превратил его из нуждающегося лектора в богача. Он с толком использовал ее связи, но статуса финансового гуру Британии добился собственным красноречием.

Разумеется, он никогда не любил Джанну по-настоящему, но неплохо к ней относился. В действительности он предпочитал женщин, не отягощенных излишним интеллектом и не способных с ним соперничать. Их брак не рухнул бы, если бы она осталась той слепо обожающей его женщиной, какой была в самом начале. Но с тех пор она сильно изменилась, значит, она сама виновата, что он увлекся Аннабел.

Он выключил телевизор, мысленно проклиная Атертонов, и стал с наслаждением размышлять, как унизить Джанну и Уоррена. Способ опозорить Атертонов и возвеличить себя наверняка существовал, оставалось только его нащупать. Он придумывал один за другим самые невероятные сценарии и безжалостно браковал их.

– Колли, – шепотом позвала Аннабел, возвращая его к реальности. Он обернулся и увидел ее улыбку и рассыпавшиеся по подушке золотые волосы. Она протягивала ему пузырек с маслом «Кама-Сутра». – Твоя очередь.

Он скользнул взглядом по ее нагому телу, по пышной, упругой груди и плоскому животу. Ее ноги были, как обычно, соблазняюще разведены; нежная глянцевая кожа бедер призывно сияла. Он стал поливать роскошную плоть ароматическим маслом, проведя дорожку по груди и сдобрив курчавые завитки на лобке. Продолжив любовные игры с Аннабел, он надеялся окончательно освободиться от мыслей о проклятых Атертонах.

Он принялся размазывать масло по ее грудям, часто останавливаясь, чтобы возбуждающе массировать и без того набухшие соски. Она выгнулась и негромко застонала, еще шире раскидывая ноги. Какова ненасытность! Вот если бы его увидели сейчас Атертоны! Джанна пришла бы в полное уныние, ей никогда не достигнуть подобных высот сексапильности. Уоррен был бы шокирован, дурочка Одри просто разинула бы рот, не зная, что предпринять. Пускай идут к чертям всем семейством! Если бы не их деньги...

Коллис продолжал растирать кожу Аннабел душистым маслом, все чаще ныряя рукой ей в промежность, но его мысли находились далеко. Сколько денег он потеряет из-за развода? Академический подход возобладал: сперва обозначить проблему, потом искать ее решение, а не наоборот. Сколько оставил Джанне Реджинальд? Старикан был себе на уме; возможно, он завещал ей гораздо меньше, чем ожидалось. Что еще хуже, он мог отписать ей недвижимость – к примеру, дом в Токее. При теперешнем состоянии рынка на продажу такого имущества ушли бы годы – и это при условии, что ему удалось бы уговорить Джанну продать дом.

Первым делом надо ознакомиться с условиями завещания. Коллис подумал, не обратиться ли с просьбой к Одри, однако усомнился, что ей известны подробности. Тем временем стоны Аннабел стали громче и, наконец, привлекли его внимание. Он заглянул в ее синие глаза, излучающие страсть. В следующее мгновение его осенило. Как всегда, посетившая его идея была проста и беспроигрышна. Гениально!

Секунда – и Аннабел ловко оседлала его, приступив к основной части спектакля. Он часто задышал, удивляясь, почему ей удается возбуждать его гораздо сильнее, чем любой другой женщине. Прыгая на нем, она восхитительно вращала тазом.

– Колли, ты женишься на мне, правда?

* * *

– Я не проявил излишней суровости? – спросил Уоррен у Шадоу по пути со студии Би-би-си в Илинге, где вечером снимали его выступление.

– Нет, ты был очень убедителен, – ответила она, не спуская с него глаз. – То, что Италия согласилась на целый ряд совместных проектов с японцами, еще не делает эту политику правильной и для нас.

Ему было трудно сосредоточиться на дороге. Он находился в компании Шадоу уже несколько часов. Oн решил, что самый лучший способ переубедить ее насчет замужества – побольше быть с ней рядом, давая ей возможность лучше узнать его.

Уоррен наслаждался ее обществом. Женщины обычно досаждали ему, так как им был нужен не он сам, его положение в обществе. Они без умолку болтали, выбиваясь из сил в попытках его развлечь. Зачастую это превращалось в откровенное преследование. Подобно своему приятелю, Джеральду Гросвенору, герцогу Becтминстерскому и богатейшему человеку Британии, Уоррен получал многочисленные брачные предложения. После того как ему достался в наследство графский титул, ситуация обострилась.

– Что скажешь о Нике Дженсене? – спросил Уоррен, которому не терпелось узнать мнение Шадоу о красавце техасце. Она еще ни разу не обмолвилась о нем.

– Он мне очень нравится. Никогда не забуду, как он помог нам во время Французской революции. Надеюсь, что на этот раз у него и Джанны будет возможность для расцвета их любви.

– Ник и Джанна были вместе в предшествовавшей жизни? – Уоррен знал, что, по глубокому убеждению Шадоу, она и Джанна были фрейлинами Марии-Антуанетты. Сначала это было фантазией девочки-подростка, потом превратилось в блажь, принимавшую особенно острые формы во время посещений Франции.

– Они неоднократно встречались в прошлой жизни. Не могу сказать точно, сколько раз, потому что я сама присутствовала при этом всего однажды. Но Ник всегда гибнет, прежде чем им удастся побыть вдвоем достаточно долго.

– Понятно. – Уоррен с большой осторожностью относился к истовой вере Шадоу в карму. – Значит, это Ник был с тобой и Джанной, когда вы пытались помочь Марии-Антуанетте совершить побег вместе со шведским дипломатом...