Текст книги "Дерево, увитое плющом (Девичий виноград) "

Автор книги: Мэри Стюарт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

«Нет. Я днем тебе сказала…»

«Пожалуйста».

«Кон. Для меня хватило трагедий на один день. Не собираюсь биться в твоих руках или изображать что-нибудь подобное. Отпусти и прекрати сцену».

Он и не подумал этого делать. Притянул меня ближе, сказал голосом, который возбудил бы всякую нормальную женщину: «Зачем тратить время на ссоры? Ты разве не знаешь, что я с ума схожу по тебе? Просто с ума схожу…»

«Я догадалась, – ответила я сухо, – что ты имеешь весьма специфический способ выражать это, как правило».

Он ослабил хватку. Я с удовольствием подумала, что слегка нарушила обычный для него ход вещей. Но я вовсе не сбила его с толку. Он тихо рассмеялся, будто мои слова были понятной для двоих шуткой, и опять притянул меня к себе. Зашептал в левое ухо: «Твои волосы при этом освещении, как расплавленное серебро. Точно, и я…»

«Кон, прекрати! – Как остановить его и не проявить жестокости? – Кон, я устала…»

И тут пришло спасение. Серая кобыла, которая тихо и незаметно подходила все ближе к воротам, неожиданно подняла красивую голову и просунула ее между нами, продолжая жевать. Обрывки травы посыпались по белой рубашке Кона. Он жалобно выругался и отскочил.

Кобыла потерлась об меня головой. Пытаясь не смеяться, я провела рукой по ее гриве, другой рукой потрогала ее нос, отвернула от Кона, сказала ему: «Не сердись! Она, должно быть, ревнует. – Он не ответил. Отошел на шаг, поднимал проволоку и инструменты. Я быстро продолжила: – Ну не сердись, Кон. Извини, что я вела себя, как идиотка, но я расстроилась».

Он выпрямился и обернулся ко мне. Он не выглядел сердитым. Его лицо вообще ничего не выражало, пока он рассматривал нас с кобылой. «Похоже на то. И очевидно, что не из-за лошадей».

«Из-за… Ой. – Я оттолкнула голову кобылы. – А я тебе и не говорила, что из-за них. И она очень даже нежная, правда?»

Он стоял и смотрел на меня. Потом сказал очень сухо: «Главное, чтобы ты знала свое место».

«Это да, – ответила я устало. – Я его знаю». Я отвернулась и ушла, он остался стоять, держа проволоку в руке.

Тропинка к Форрест Холлу выглядела так, будто никто по ней не ходил лет сто. Не помню, чтобы я сознательно приняла решение пойти туда. Просто хотела как можно скорее уйти от Кона и какое-то время не сталкиваться с Лизой. Я обнаружила, что с неясной целью быстро удаляюсь от дома по тропинке к Холлу.

Слева за большими деревьями блестела вода. На тропинку наползали тени. Остатки прошлогодних листьев зашуршали под ногами. Вокруг безумствовали, источая ароматы, разросшиеся растения. Я подошла к воротам, ведущим на земли Форреста. Они почти спрятались за кустами и девичьим виноградом, заскрипели, когда я их открыла. В лесу было темнее, но иногда между ветвями обнаруживался кусок залитого лунным светом неба в раме из ветвей. В одном таком окне горела звезда, бело-голубая, будто холодная.

Я легко могла бы пройти мимо летнего домика, если бы не знала точно, где он – в отдалении от дорожки под деревьями. Одичавшие рододендроны оставили от двери только призрак черного провала среди теней. Сова промелькнула, как тень летящего облака, и заставила меня повернуть. Лунный свет освещал край крыши. Пролет ступеней, заросших лишайником, уходил в кусты. Я остановилась на секунду, потом покинула тропу и пошла вверх, отталкивая листья рододендронов. Они были будто кожаные и наркотически пахли осенью и черной водой.

Летний домик построил в восемнадцатом веке какой-то Форрест, склонный к романтике. Маленький прямоугольный павильон, открытый спереди, украшали ионические колонны. (Ионические колонны стройны, их ствол прорезан вертикальными бороздками, сверху они увенчаны двумя завитками. – Прим. пер).

Мраморный пол, с трех сторон – широкие сиденья. В центре – тяжелый стол. Я прикоснулась к нему пальцем. Толстый слой сухой пыли. При солнечном свете, если раздвинуть ветки кустов и положить на сиденья подушки, там должно быть просто очаровательно. Теперь этот дом не годился даже для призраков. Голуби могли бы там гнездиться, и, может, пара черных дроздов, да еще сова на крыше. Я спустилась по ступеням на тропу.

Там я подумала, не вернуться ли. Но события дня еще не улеглись в голове, а в лесу было тихо и свежо. При полном отсутствии комфорта, здесь было вдосталь одиночества. Я решила пойти дальше, до дома. Луна светила ярко, и даже когда тропа скоро повернула от реки, я очень хорошо видела дорогу.

Скоро кусты расступились, и тропа повела вокруг бугра, на котором росли огромные кедры. Я выбежала из тени на лунный свет и совсем близко увидела дом.

Эта поляна когда-то была садом. На бывших клумбах росли одичавшие азалии и барбарис. Все заросло травой, никто не стриг кусты и маленькие декоративные деревья. Но места, где раньше располагались аккуратные дорожки, выделялись. В центре раньше были солнечные часы, теперь они заросли кустами. В дальнем конце сада к террасе дома между балюстрадой и каменными урнами поднимались ступени.

Я остановилась у солнечных часов. Тяжелый запах цветов. Зияющий каркас здания. На фоне высоких деревьев луна четко вычерчивала разрушенные стены. Одно крыло здания, все еще с крышей и трубой, выглядело почти нетронутым, пока не бросались в глаза тени деревьев в окнах. Влажная пружинистая трава. Крикнула сова, пролетела мимо слепых окон и скрылась в лесу. Я неуверенно пошла вверх по ступеням. Наверное, там можно встретить призрака…

Но не встретила. Ни одного обрывка прошлого не нашла я в пустых комнатах. Прошедшие дни… Гостиная. Кусок обуглившейся панели, обломок двери, руины когда-то красивого камина. Библиотека. Сохранились полки на двух стенах, а над разрушенным камином – остатки щита. Длинная столовая. Трава пробивается сквозь разбитые доски пола, вьющиеся растения свисают со стен. На верхнем этаже одно окно ярко блестит сохранившимся стеклом…

Ничего там я не обнаружила. Повернулась и ушла почти бесшумно. Остановилась перед лестницей, обернулась на мертвый дом. Падение Дома Форрестов. Издевательские слова Кона будто прозвучали в воздухе. Разрушился дом преуспевших купцов и искателей приключений, которые построили его полным достоинства и красоты, заботились о нем, а теперь его нет. Красота и достоинство ушли, в этом мире такие явления и понятия бегут меж пальцев, как вода.

Зашелестели кусты у края поляны, зашуршали мертвые листья под ногами, тяжелое тело пропихивается сквозь ветки… Не было причин пугаться, но я замерла, повернувшись лицом к кустам, отчаянно сжала камень балюстрады, сердце забилось сильнее…

Всего-навсего овца с ягненком, почти таким же большим, как она сама, пропихивалась через азалии. Увидела меня и остановилась, луна отражалась в ее глазах. Барашек изумленно вскрикнул, его крик улетел в леса и повис там навсегда, заполняя его барабанную, жаждущую эха пустоту. И они исчезли, как призраки.

Оказалось, что я дрожу. Я быстро спустилась по ступеням, пересекла поляну. Споткнулась о камень, он покатился среди азалий. Черный дрозд вылетел из кустов, громко хлопая крыльями, и зазвенел среди деревьев, как колокол, который дернули за веревку и забыли остановить.

Скоро я подошла к началу тропинки вдоль реки. Закончился час одиночества, вполне достаточно. Пора возвращаться в тот дом, который есть. Я повернула на главную дорогу, быстро прошла мимо рододендронов, мимо разрушенного домика у ворот и дуба, заросшего девичьим виноградом, и так же быстро пошла до самых ворот с белой надписью «Вайтскар», а потом по ухоженной дороге за ними.

Глава седьмая

Alang the Roman Wall, Alang the Roman Wall, The Roman ways in bygone Days were terrible to recall…

Norman Turnbull: Northumberland Song

Юлия появилась прямо перед чаем. День навевал дрему. Пахло сеном. Тарахтение трактора вдали казалось такой же частью жары, как жужжание пчел над розами. Это заглушило шум подъезжающей машины. Мы с Лизой резали хлеб и намазывали его маслом, вдруг она подняла голову и сказала: «У ворот остановилась машина. Это, должно быть, Юлия. – Прикусила губу. – Хотела бы я знать, кто ее привез. Должно быть, Билл Фенвик встретил поезд. – Я осторожно опустила нож. Лиза внимательно посмотрела на меня. – Я бы на вашем месте не беспокоилась. По сравнению со всем остальным, это ерунда».

«Я не беспокоюсь».

Она кивнула, как всегда улыбаясь сжатыми губами. За два дня моего пребывания в Вайтскаре Лиза, похоже, сумела вывести свои нервы из состояния неестественного напряжения. Более того, она горячо последовала моему совету – иногда казалось, что она действительно убедила себя в возвращении настоящей Аннабел. В любом случае, она реагировала на меня соответственно. «Выйду ее встретить, – сказала она. – Пойдете?»

«Лучше вам встретить ее первой. Идите». Я проводила ее до задней двери и ждала в тени, а она вышла на солнечный свет.

Юлия была за рулем открытой машины – разбитой старушки, почти своей ровесницы, аккуратно выкрашенной в туманно-черный цвет и украшенной сияющими хромированными абсолютно новыми и не слишком нужными деталями. Юлия без особого толку дергала ручной тормоз, машина проехала еще четыре ярда, потом девушка, так и не выключив мотора, выскочила наружу. «Лиза! Какой рай! Мы ехали в жуткой духоте! Слава Богу, я наконец-то могу дышать! Как дедушка? Она приехала? Дорогая, надеюсь, тебя не раздражает Дональд? Это его машина, и он не разрешал мне ее вести, говорил, что я самый гнусный водитель, но, в конце концов, ему пришлось, потому что я не хотела вылезать и открывать ворота. Я попросила его погостить, надеюсь, ты не возражаешь? Он может жить в старой детской, а я буду выполнять каждую крупицу работы сама. Она приехала?»

Простота белой блузки и голубой юбки с широким кожаным поясом на тонкой талии ничуть не скрывала того, что все это стоит очень дорого. Светлые густые волосы сияли на солнце. Серо-зеленые, очень светлые глаза, как вода. Золотистый загар. Тяжелый золотой браслет на тонком запястье. Юлия держала Лизу за руки и смеялась, но не поцеловала. Возбужденность встречи не относилась к Лизе лично, а была частью характера Юлии и, похоже, выплескивалась непроизвольно. Слишком интенсивно работающий фонтан. Если поблизости люди, на них попадают брызги.

Она отпустила Лизины руки и развернулась так, что юбка разлетелась, к мужчине, которого я только тогда и увидела. Он закрывал ворота двора, а теперь, отозвавшись на крик: «Дональд! Иди знакомиться с Лизой!» – тихо пошел к машине, которая дрожала от работы мотора и поблескивала колышущимся хромом. Заглушил мотор, вынул ключ, аккуратно положил его в карман и приблизился с застенчивым видом, который поразительно контрастировал с энтузиазмом Юлии.

Позже я узнала, что Дональду Сетону двадцать семь, но выглядел он старше из-за угрюмой самоуглубленности, в которую образование нередко превращает природную сдержанность шотландцев. Глубоко посаженные светло-карие глаза Под не слишком выразительными бровями могут сиять или метать молнии, в зависимости от настроения, а в тот момент только они свидетельствовали о способности Дональда что-то чувствовать. Длинное лицо с высокими скулами почти никогда не меняется, очень редко улыбается, но тогда делается очень привлекательным. Густые прямые волосы, отрицая дисциплину, рвутся вперед темно-коричневой копной, которая отливает красным на солнце. Выбранная им в тот день старомодная одежда никогда, даже в непредставляемом прошлом, не была «хорошей». Она напоминала его машину, только не была украшена до такой степени. Человек наверняка многие весьма скромные предметы считал слишком яркими и безвкусными, но выглядел умным и спокойным, а по степени подвижности напоминал скалу Гибралтар. Он замечательно подходил Юлии.

Она все так же восхитительно импровизировала: «Лиза, это Дональд. Дональд Сетон. Дорогой, это Лиза Дэрмотт, я говорила, вроде кузины и превосходно готовит, представляешь! Лиза, он может остаться, правда? А куда ты поместила ее?»

«Конечно, может, – ответила слегка растерянная Лиза. – Как поживаете? Вы правда везли ее всю дорогу от Лондона? Должно быть, вы оба ужасно устали, но как раз успели к чаю. Теперь, мистер Сетон, кажется так?..»

«Неужели дедушка не сказал? – закричала Юлия. – И это он всегда ворчит, что я легкомысленная! Я ему ведь сказала по телефону, что Дональд меня привезет! Господи, да в этом был весь смысл моего приезда сейчас, а не в августе, ну или почти весь. Дональд ужасный специалист в Римских Останках или как там их называют, и он приехал работать на Западной Гари в римском лагере…»

«Крепости», – сказал мистер Сетон.

«Крепости, но это одно и то же. В любом случае, я решила, что если приеду сейчас, буду здесь одновременно с ним, и на дне рождения, про который дедушка говорил, и вообще июнь – восхитительный месяц, а в августе всегда идет дождь. Она приехала?»

Впервые Лизино невыразительное лицо вместило в себя бурю противоречивых эмоций. Облегчение от того, что известны невинные причины приезда Юлии. Любопытство и размышления по поводу Дональда. Волнения о моей встрече с кузиной. Обычное беспокойство в связи с появлением неожиданного гостя. Гордость от того, что она наверняка его хорошо устроит и накормит. И переживания из-за улыбки, которую Юлия предназначала Дональду – она заслуживала внимания. «Конечно, найдем для всех место, – сказала она. – Никакого беспокойства, места много, и любой друг Юлии…»

«Вы очень добры, во я ни в малейшей мере не хотел бы доставлять вам неудобства, – заговорил мистер Сетон, не делая ударения ни на одном слове, и так и продолжал, пока не замолчал. – Я объяснил Юлии, что предпочитаю остановиться недалеко от места работы. Когда прибудут студенты, мы разобьем лагерь прямо на склоне, а на ночь или две меня ожидают в гостинице».

«Ну, – сказала Лиза, – если вы все уже организовали, может, все-таки останетесь попить чаю?»

«Спасибо большое, с огромным удовольствием».

«Это абсурд! – закричала Юлия. – Дональд, я сказала, что здесь намного лучше! Совсем ни к чему быть вежливым и отказываться просто потому, что дедушка забыл сказать Лизе, что ты приезжаешь, ради Бога! И, между прочим, может, я и забыла сказать дедушке, но я так обрадовалась по поводу Аннабел, да всего за три минуты, я звонила из автомата, а ты знаешь, что дедушка всегда очень противный и не хочет платить за разговор, которого не заказывал. И вообще, Дональд, дорогой, ты не сможешь разбить лагерь на Западной Гари, это просто дыра, и я видела этот твой склон, там коровы. И ты должен иногда убегать от мрачных древних римлян, поэтому очевидно, что ты остановишься здесь. Все решено. Лиза, я больше не могу терпеть ни секунды. Где она?»

Я не выходила из тени, но за секунду до того, как Юлия повернулась, Дональд увидел меня через ее плечо. Я привыкла к удивлению, шоку даже, при встрече со знакомыми Аннабел, но удивленные глаза Дональда Сетона меня смутили. Но я быстро поняла, что для него я – копия Юлии. Глаза его быстро поменяли выражение, но мне стало интересно, что же он увидел – повзрослевшую и похудевшую Юлию, не посеревшую, глупо это звучит, но каким-то образом подкрашенную серым? Восемь лет шуршали в моем горле, как пыль.

Юлия увидела меня, зрачки ее расширились, в глазах появилось то же выражение. Я вышла на солнечный свет. «Аннабел!»

На секунду она замерла между приветствием и чем-то еще. Эта секунда тянулась так долго, будто нависла над головой волна и никак не соберется разбиться, и я подумала, что Лиза неправа. Это самый тяжелый случай. Можно поклясться, что Юлия ненавидит меня, и, может, именно она имеет на это основания.

«Аннабел, дорогая!» – воскликнула Юлия и бросилась ко мне с распростертыми руками. Волна разбилась, соленые брызги залетели в глаза. Юлия смеялась, теребила меня, то отодвигала, то прижимала к себе, что-то беспрерывно болтала, и та секунда исчезла, будто ее и не было.

«Аннабел, ты дьявол, как ты могла, это был просто ад, и мы были такими несчастными. О-у-у, я могла просто убить тебя за это, правда могла. И на самом деле я очень счастлива, что ты не умерла, потому что теперь могу сказать тебе. Это самое плохое в смерти, что люди уходят и больше… О Господи, я не плачу, это, должно быть, те самые слезы радости, которые в книгах все проливают, как ненормальные, только я никогда не верила… О, это просто безумие, правда! Ты вернулась! – Она встряхнула меня. – Ну, пожалуйста, скажи что-нибудь дорогая, пожалей меня, а то я подумаю, что ты призрак!»

Дональд тактично отвернулся и разглядывал стену сарая. Поскольку она сделана из нержавеющей стали, вряд ли она представляет интерес для археолога, но он, похоже, находил ее совершенно захватывающим зрелищем. Лиза стояла за спиной Юлии и бесстыдно за нами наблюдала.

Я смотрела на Юлию и чувствовала себя беспомощной. Что же сказать? Откашлялась, неопределенно улыбнулась и сообщила единственное, что пришло в голову: «Ты… ты выросла».

«Надо полагать», – честно ответила Юлия.

Тут мы обе засмеялись, возможно, несколько нервно. Лиза смотрела, приоткрыв рот, была растеряна и недовольна тем, как я провожу эту сцену, особенно, если сравнивать с моим общением с дедушкой. Насколько я была способна тогда веселиться, мне стало смешно. Конечно, говорить нечего. Лиза – плохой психолог. Что она хотела бы, чтобы я сделала? Устроила милый семейный праздник? Моя роль была намного убедительнее, чем ей казалось.

В следующую секунду Юлия эхом отозвалась на мои мысли. «Слушай, как глупо! Я замечала это раньше, когда встречаешь кого-то после долгой разлуки. Долго ждешь этого момента, как безумный, а потом, когда он наступает, говоришь первые приветствия и больше нечего сказать. Все приходит потом, и «где ты была и как ты там» и весь соответствующий набор. А сейчас совершенно достаточно, что ты здесь. Понимаешь, да?»

«Конечно. Благодарю Господа, что это понимаешь ты. Я… не могу придумать, что сказать, точно так же. – Я улыбнулась ей и терпеливому Дональду. – Я все еще достаточно англичанка, чтобы рассматривать кофе, как лекарство от любого кризиса. Может, войдем и приступим? Как поживаете, мистер Сетон?»

«Ой, Господи, извини! – сказала Юлия и торопливо представила нас друг другу. – Только, ради Христа, зови его Дональд, все так делают, по крайней мере все, кто ему нравится, а если они ему не нравятся, он вообще с ними никогда не разговаривает, так что в конечном итоге получается одно и то же».

Я засмеялась и пожала ему руку. «Это звучит, как замечательный образ жизни».

«Это способствует», – ответил Дональд.

«О-о-у, – сказала Юлия у моего плеча. – Дональд изобрел способ проходить по жизни с минимумом неприятностей для него самого».

Я быстро обернулась. Ничего в выражении лица Дональда не говорило о том, что он воспринял это как оскорбление, впрочем в ее выражении тоже отсутствовало напряжение. Она была очень хорошенькой и веселой и смеялась над ним.

Она ухватила меня под руку. «Ну а где дедушка? Наверняка не в поле в такую погоду? Слишком жарко».

«В постели. Теперь он ложится отдохнуть каждый день».

«Правда? Ему приходится?»

Лиза, так сказать, овладела Дональдом и, издавая обычное вежливое бормотание насчет мытья рук перед тем, как пить чай, погнала его к дому.

Я сказала: «Это просто на всякий случай. Он должен быть осторожным. Есть риск еще одного удара, если он сделает что-нибудь слишком энергично или сильно расстроится. Поэтому, поосторожнее с ним, Юлия. Думаю, мое возвращение уже чересчур, но он воспринял все замечательно».

«А Кон?» – Взгляд искоса оказался весьма пронзительным.

Я ответила легкомысленно: «Он тоже воспринял это хорошо. – Впервые я задумалась, насколько много одиннадцатилетняя Юлия знала об исчезновении кузины. – Увидишь его позже. Думаю, он будет пить чай в поле».

«Хочешь, мы к нему присоединимся? Я помогу, если хочешь, или заставим Дональда все нести, ты вообще-то не выглядишь так, чтобы болтаться по окрестностям в жару, если можно так сказать. Что ты, ради Бога, делала с собой, ты такая тонкая, а у тебя была божественная фигура, по крайней мере, я так думала, что вряд ли что-то значит, потому что в одиннадцать моим идеалом был архангел Гавриил, а у них вообще нет никакой фигуры, не так ли?»

«Юлия! По крайней мере, ты не тарахтела с такой скоростью, когда тебе было одиннадцать, а если ты так и делала, то я этого не помню! Кто тебя этому научил?»

Юлия рассмеялась: «Дональд».

«Вот в это я не верю».

«Ну, он вообще разговаривает только если необходимо, поэтому мне приходится работать за двоих, притом ума у меня только на одного. В результате половина моих слов ерунда, а молчание Дональда представляет собой стопроцентную ценность. Или это будет двести процентов? Никогда не могла вычислить».

«Понятно».

«И еще ты».

«Я?»

«Да. Никто не умел тарахтеть так, как ты. Истории, которые ты выдумывала, я все еще помню, и всякие смешные глупости, многие казались более настоящими, чем ты сама, и в любом случае они составляли твою самую настоящую часть».

«Может, так и было».

Она вдруг схватила меня за руку и сказала: «Когда ты так смотришь, ты разбиваешь мое сердце».

«Почему?»

«У тебя несчастный вид, вот почему. И ты не по-настоящему улыбаешься. Просто такой вид… Ты не похожа на себя. Ты не была такой раньше».

«Я спросила не о том. Не понимаю, почему тебя беспокоят мои чувства?»

«Правда?»

«Почему ты волнуешься из-за того, что со мной случилось? Я исчезла и ни о ком не подумала, правда же? А теперь вернулась как призрак, чтобы мешать всем спать. Почему ты должна беспокоиться?»

Серо-зеленые глаза приобрели совершенно детское выражение. «Потому что я люблю тебя, конечно».

Коридор казался темным после яркого солнца. Я была этому рада. Через секунду я весело спросила: «Больше, чем архангела Гавриила?»

Она засмеялась. «Он потерял популярность много лет назад. Намного больше».

В определенном смысле приезд Юлии домой был не менее напряженным, чем мой.

Миссис Бэйтс не выходила из кухни. «Очень приятно видеть тебя, Юлия, ты такая роскошная, чистый Лондон. Просто стыд и срам, я скажу, что тебя заставляют так работать на «Би-Би-Си», никакой возможности приехать и повидать бедного деда, уж не говоря о других. Могла бы я назвать кое-кого, кому охота видеть тебя чаще, чем раз в году. А кто этот молодой человек, который вошел с мисс Дэрмотт? Неофициально, говоришь? И что бы это значило, хотела бы я понять?»

Потом неожиданно пришел с поля Кон, явно сгорая от желания приветствовать Юлию, полюбопытствовать по поводу ее шофера.

Забавно было наблюдать за его встречей с Дональдом. Мы тихо сидели и ждали миссис Бэйтс с чаем, когда вошел Кон. Он помыл руки, но остался в рабочей одежде – старые бриджи, белая рубашка с короткими рукавами, открытая у шеи. В старомодную очаровательную комнату он внес запах сена и солнца, а также, стоит признать, лошадей и разогретого солнцем пота. Выглядел он великолепно.

Он приветствовал Дональда, ни проявив ни малейшего любопытства. Если он и размышлял о том, насколько новый кавалер Юлии является потенциальной угрозой его положению, беспокойство исчезло немедленно, как только он увидел ненавязчивое существо в кресле у камина. Ему явно было приятно обнаружить, что он выше, по крайней мере, на три дюйма, когда Дональд поднялся, чтобы его приветствовать. Контраст между двумя мужчинами был просто потрясающим, и в глазах Юлии возникло странное выражение. Лиза, казалось, вот-вот гордо захихикает, как мать, восхищенная высиженным лично ею лебедем. Единственным, кто не ощутил физической роскошности Кона, оказался Дональд. Он спокойно приветствовал нового знакомого, сел и продолжил со мной разговаривать.

Вошел дедушка, за которым немедленно последовала миссис Бэйтс с чаем. Старик опирался на палку, я раньше не видела, чтобы он ее использовал, и подумала, что он выглядит по-другому, кожа его блестела, как воск.

«Дедушка, как приятно тебя видеть! – Юлия вскочила и посмотрела на него любящими глазами. – Как ты себя чувствуешь?»

«Хм. Ты отлично скрывала свое беспокойство обо мне, не так ли? Когда ты здесь последний раз была? Двенадцать месяцев прошло?»

«Всего десять. Дедушка, это Дональд Сетон. Он мой друг из Лондона, привез меня сюда и собирается пробыть здесь лето и работать на Западной Гари».

«Как поживаете? Хорошо, что привезли ребенка. Рад, что остались попить чаю. Работать на Западной Гари, да? Что за работа?»

Пока Дональд отвечал, Кон разговаривал с Юлией, но внимательно прислушивался. Миссис Бэйтс вертелась около Лизы и тоже не сводила с Дональда глаз. «Спасибо, миссис Бэйтс, – сказала Лиза, наливая чай. – Это все, я думаю… Аннабел, может, поможешь передавать чашки?»

«Давайте лучше я», – быстро сказал Дональд и встал. Кон лениво на него взглянул и остался на месте.

Лиза проявила величайшую сознательность и налила чаю сначала Юлии и дедушке, а только потом Кону. Но когда дело дошло до его чашки, она не только положила туда сахар, но и размешала, прежде чем отдать Дональду для передачи. Дональд понес ее, не меняя выражения лица, а Кон принял, не отводя взгляда от Юлии, которая рассказывала какую-то историю, обильно приправленную смехом.

Миссис Бэйтс явно не собиралась уходить и нашла себе занятие, перебирая и переставляя с места на место булочки. Маленькие черные глаза ни на секунду не отвлекались от Дональда. Как только он отошел от дедушки, она с ним заговорила: «Вы из Лондона, да? Значит, приехали на север на лето, как я поняла?»

«Да».

«И что вы думаете о севере? – Это было сказано тоном непобедимого дуэлянта, бросающего весьма поношенную перчатку. – Полагаю, вы, лондонцы, думаете, что у нас здесь еще и электричества нет?»

«А что, правда нет?» – спросил Дональд и посмотрел на потолок.

Я быстро заговорила: «Миссис Бэйтс считает всех лондонцев невежественными южанами, которые думают, что полярный круг проходит сразу за пригородами их города».

«А иногда думаешь, – сказала Юлия, – что они совершенно правы. Не в этом году, сейчас рай везде».

«Даже здесь?» – спросил дедушка довольно сухо.

Кон и Лиза быстро обменялись взглядами.

Я сказала быстро: «Бетси, дорогая, мистер Сетон вовсе не южанин, он из Шотландии».

«Да ну? – Похоже, это не сбило ее с толку. – Но живет-то он в Лондоне».

«Да, снимаю комнаты. Но лето провожу где-нибудь, ну… в деревне. В этом году – на Западной Гари».

«На все лето? – Я понадеялась, что ее взгляд, обращенный на Юлию, не привлечет внимания Дональда, но она решила его подчеркнуть. – А ты как долго пробудешь, Юлия?»

«М-м-м? – Юлия смеялась над каким-то высказыванием Кона. – Кто, я? Сколько смогу. У меня три недели».

«Миссис Бэйтс, – сказала Лиза, – по-моему, звонит телефон. Вы не возражаете?.. Извините, мистер Сетон, она так долго – почти член семьи и, конечно, знает Юлию с детства… Думаю, она относит всех друзей Юлии к той же возрастной группе».

«И это, – сказала Юлия жизнерадостно, – что-то около тринадцати. Дональд не сердится, правда, дорогой?»

«Ни капельки». Все время перекрестного допроса Сетон, не теряя чувства юмора, передавал бутерброды и булочки, а теперь сел и взял один себе. Каким-то образом блюдо закончило путешествия ровно посередине между его и моим стулом, так что достать до него легко было нам обоим. «Неслабый стратег», – подумала я, наблюдая, как он доел один бутерброд и тихо взял следующий. Они были вкусные, я делала их сама.

«А теперь, – сказал дедушка, который, как любой Винслоу мужского пола, считал естественным пребывание в центре внимания, – об этом римском лагере на Западной Гари…»

«Вообще-то, это крепость», – сказал Дональд.

«Значит, крепость. Насколько я помню, она называется Хабитанциум?»

«Хабитанкум. – Дональд рассеянно взял еще бутерброд, умудряясь сохранить заинтересованное выражение лица, повернутого в сторону собеседника. – Это название упоминается в различных надписях. Других упоминаний не существует, крепость названа только исходя из них, так что в действительности, – он неожиданно очаровательно улыбнулся, – предложенное вами имя ничуть не хуже».

«О. А. Да. Что бы я хотел знать, так это…»

Но в комнату вошла миссис Бэйтс, нагруженная пирогами и переполненная новостями. «Какие дела происходят в этих местах, просто колдовство, вот и все. Вот Юлия только пробыла дома пять минут, а ее молодой человек уже звонит по телефону. Он ждет». Она опустила тарелку на чайный столик и уставилась на Юлию.

Девушка растерялась и потихонечку начала краснеть. «Мой… молодой человек?»

«Ага, – сказала миссис Бэйтс слегка раздраженно. – Молодой Билл Фенвик. Говорит, видел, как ты проезжала, а они работали у дороги».

«Молодой Фенвик? – спросил дедушка. – Что это? Как это?»

«Не представляю, – ответила Юлия и поставила чашку. – Он точно звал меня?»

«Точно, и ты прекрасно это знаешь. Ни о ком больше говорить не хотел с тех пор, как ты здесь была в прошлом году, и если ты меня спросишь…»

«О-о-у, миссис Бэйтс, пожалуйста!» – Юлия, уже пурпурная, вылетела из комнаты.

Миссис Бэйтс яростно кивнула куда-то в середину между дедушкой и Дональдом: «Он хороший парень, Билл Фенвик, но он ей не нравится, и это правда, а не вранье!»

«Миссис Бэйтс, вы не должны…» – начала Лиза.

«Я говорю, что знаю», – сказала леди сварливо.

«Хм, – подытожил дедушка, – жаль, что ты так много знаешь. Достаточно, Бетси, уходи».

«Ухожу. Наслаждайтесь вашими чаями, я пироги испекла сама. Вы и похожих на них в Лондоне не получите, – кивнула она в сторону Дональда, – ив Шотландии тоже, скажу я вам. Ну ладно, я что ли действительно видела, как сюда вошел кот или нет?»

«Кот? – спросила Лиза. – Томми? Да точно нет, его сюда не пускают».

«Мне показалось, он пробежал мимо меня, когда я открыла дверь».

«Ерунда, Бетси, ты выдумываешь. – Дедушка на пробу тыкнул палкой под диван. – Нет тут никаких кошек. Перестань выдумывать причины, просто уходи и все. Пироги отличные. Может, заставишь Юлию принести горячей воды, когда она закончит говорить по телефону?»

«Хорошо. Никто не может сказать, что я не понимаю намеков. – Но Бетси все-таки остановилась у двери и выпустила последний выстрел. – Мистер Форрест тоже, я вам сказала? Он уже вернулся. Его не ждали до пятницы, но он прилетел. Может, скоро он будет звонить по телефону». И, хихикнув, она удалилась.

Наступила тишина. Кон лениво протянул руку. «В любом случае, пироги стоят того».

«Хм, – сказал дедушка. – С Бетси все в порядке. Ей можно доверить последнее пенни, а такое я мало про кого могу сказать. Итак, Сетон, на чем мы остановились?»

«На Хабитанкуме, как раз приготовились начать раскопки».

«А, да. И что вы собираетесь найти? Скажете? Если здесь есть что-нибудь достойное раскапывания, я бы хотел, чтобы вы выкопали это в Вайтскаре. Нет вероятности этого, полагаю?»