Текст книги "Мой брат Михаэль"

Автор книги: Мэри Стюарт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

12

Когда я вышла на скалу над храмом, солнце стояло прямо над головой. Далеко внизу монументы, портики и священный путь выглядели очень чистым аккуратным макетом из музея. Я немного отошла от обрыва и села на камень. Дорога к стадиону проходила мимо густого куста можжевельника, но силы мои закончились, а здесь прохладный ветерок с моря делал жизнь чуть легче. Я сидела тихо, подперев рукой подбородок, и смотрела вниз на сонный мрамор святых мест, серебряно-голубые глубины долины, огромную скалу, пылающее солнце… Нет, подумала я, не хочу уезжать из Дельф. даже если придется сидеть в студии рядом с невыносимой Даниэль, чтобы сэкономить и вернуть деньги за машину. Завтра, послезавтра, еще день… Сколько нужно времени, чтобы получить все, что можно от Дельф? Я должна остаться. И мое решение, сказала я себе быстро, не имеет никакого отношения к Саймону Лестеру и его делам. Никакого. Но ужасно интересно, что мы будем делать завтра…

– Что вы здесь делаете?

Вопрос раздался прямо за моей спиной. Я резко обернулась, из-за куста вышла Даниэль в алой юбке колоколом и бирюзовой блузке, открывающей шею. Очень открывающей. Неизбежная сигарета висела на нижней губе, бледно-розовые губы и ногти при смуглой коже выглядели странно.

– Здравствуйте, – сказала я очень вежливо.

Я собиралась вечером стать ее соседкой, нельзя было давать ей повода проявлять плохие манеры, и я вежливо поздоровалась. Но Даниэль явно не заботилась о манерах, они не вписывались в ее жизненную схему. Она просто существовала, а если всем другим это не нравилось, им следовало терпеть.

Она повторила резким голосом:

– Что вы здесь делаете?

– Сижу, любуюсь видом, а вы?

Она подошла, как манекенщица, – колени вместе, бедра выбрасываются вперед, и встала картинкой в журнале мод.

– Не далеко ли забрели в такую жару?

– А вы очень устали или шли не так далеко?

Вот уж я не собиралась говорить, где была, не ее дело, хотя ей явно и интересно. Это паломничество Саймона и больше ничье. А если он решил взять меня с собой, это его проблемы, но Даниэль я об этом не скажу.

– А где Саймон?

– Не знаю, вы его искали?

– Да нет, – она села в двух ярдах от меня и улыбнулась.

– Сигарету?

– Спасибо, – сказала я не подумав.

Она молча меня рассматривала, а я курила и старалась не переживать, что теперь неудобно уходить, хотя очень хочется. Совершенно непонятно, с какой стати, когда мы общаемся с такими людьми, мы продолжаем придерживаться собственных табу и привычек. Почему мои хорошие манеры не позволяют мне встать, как наверняка сделала бы Даниэль, сказать: «Ты мне надоела, маленькая невоспитанная потаскушка, и ты мне не нравишься», – и уйти себе по горе? Но нет, я сидела, выглядела доброжелательно безразлично и курила ее сигарету. По сравнению с той, которой угощал меня Нико, ее – нектар и амброзия. Могла бы предложить даже оливковую ветвь, я боюсь данайцев, дары приносящих.

– Вы не были на полднике в гостинице?

– Нет, а вы?

– Где вы ели?

– У меня был пикник.

– С Саймоном?

Я подняла брови и попыталась изобразить холодное удивление этими инквизиторскими допросами. Никакого эффекта.

– С Саймоном? – повторила она.

– Да.

– Я видела, как он выезжал на машине.

– Да ну?

– Он вас где-то подобрал?

– Да.

– Куда, вы поехали?

– На юг.

Она помолчала минуту.

– Почему вы не хотите рассказать, где вы были и что делали?

Я посмотрела на нее довольно беспомощно:

– С какой стати?

– А почему нет?

– Не люблю исповедоваться.

Она это переварила, повернула ко мне большие усталые глаза.

– Почему? Что у вас с Саймоном…

Такой вопрос от Даниэль мог означать только одно.

Я взорвалась:

– Боже мой! Мы доехали на машине до Араховы, оставили ее там и прошли пешком в сторону Дельф. Устроили пикник на горке с красивым видом на Парнас. Потом я пошла домой, а Саймон – за машиной. Скоро он проедет внизу, долго здесь просидите – увидите. Если вы не знаете как выглядит нанятая вами машина, я скажу – большая черная. Не знаю, как называется. Не разбираюсь в машинах. Этого достаточно? И спасибо за компанию, мне пора.

Я бросила сигарету и вскочила.

Она шевельнулась в пыли, как змея, уронила сигарету, улыбнулась, и я увидела ее белые зубы и язык, розовый, как губы и ногти.

– Боитесь меня…

Я почувствовала себя очень взрослой в свои двадцать пять рядом с недоразвитым подростком.

– Дорогая девочка, что вас заставило вообразить такое?

– Я, видите ли, просто ревную Саймона, – сказала она из пыли.

Я страстно хотела повернуться и убежать, но у меня не было красивой реплики на прощание. Мое чувство превосходства растворилось в воздухе, и я сказала:

– Да?

– Все мужчины одинаковые, но он необычный. Даже вы это, наверное, чувствуете. Вообще любовники на меня тоску нагоняют, но Саймона я хочу. Очень.

– Ну правда!

– Да, правда. Знаете, что в нем есть? Это…

Я сказала резко:

– Не надо, Даниэль.

Она бросила на меня взгляд:

– Ты сама в него влюбилась, да?

– Какая чушь! – К моему ужасу мой голос звучал очень драматично. – Я его совсем не знаю! И кроме того, это не…

– Какая разница. Нужно две секунды, чтобы понять, хочешь мужчину или нет.

Я отвернулась.

– Послушайте. Я должна идти. Думаю, увидимся позже. До свидания.

– Увидите его завтра? – Вопрос был сказан лениво, тем же невыразительным голосом, но что-то заставило меня обернуться к ней. Она с притворным безразличием отвернулась и водила пальцем в пыли. – Что он будет делать завтра?

– Откуда я знаю? – ответила я как можно холоднее, а подумала, что мне это известно совершенно точно. Он определенно пойдет искать гипотетическую пещеру Михаэля. И совершенно наверняка, ему не понравится, если она будет за ним подсматривать. Весь разговор указывал на то, что она на это вполне способна.

Я сказала тоном, каким разговаривают с надоедливыми упрямцами:

– Ладно, скажу. Мы поедем в Левадию на весь день. Там конная ярмарка, будем фотографировать цыган.

– Ой. – Она смотрела через долину глазами, сузившимися от солнца. – На что он, дурной, тратит время!

Хотя я к ней уже привыкла, я не смогла удержать вспышку злости, которая пронзила меня насквозь.

– Значит, он не пришел вчера чинить душ?

– Много говорите, да?

– Извините, плохо воспитана. Пойду приму душ перед обедом. Увидимся позже. Знаете, что я вечером переезжаю в студию?

Ее глаза широко раскрылись, в них замелькала странная смесь неприязни, озабоченности и расчета.

– Это будет удобно, нет? – сказала она с известным только ей смыслом. Вдруг взгляд изменился, она смотрела через мое плечо с удивлением и чем-то еще.

Я обернулась. Кудрявый мужчина с усами над тонкогубым, но чувственным ртом, среднего роста в сером костюме, темно-красной рубашке с алым галстуком сказал по-французски:

– Привет, Даниэль, – но прозвучало это, как «все в порядке».

Она расслабилась.

– Привет. Как ты узнал, что я здесь?

Я подумала – потому что вы были вместе за кустами, а я вам помешала. Потом я отбросила эту мысль и подумала – надо же до чего доводит общение с этой девушкой. Пять минут, и воображение совершенно больное. Красотка произнесла лениво, даже слишком лениво, из пыли:

– Это – Камилла Хэвен. Она утром гуляла с Саймоном, а сегодня будет спать в студии. А это – Димитриос, гид, он не говорит по-английски.

– Говорите по-французски?

– Да.

– Вы пришли смотреть заход солнца?

– До этого еще долго…

– Может, не так долго, как вы думаете…

Даниэль повернула голову и посмотрела на него. Ее голова была на уровне моего бедра, и я не видела ее глаз под ресницами. По моей спине будто пробежало насекомое с холодными ногами. От этой парочки мурашки бежали по всему телу.

Я еще раз собралась с силами и сказала:

– Я должна идти. Если я собираюсь принять перед обедом ванну и разобраться с…

– Эти скалы, – сообщил Димитриос, – называются Федриады, или Сияющие. Я всегда рассказываю своим туристам их историю. Внизу между ними бежит Касталийский ручей, в нем лучшая в Греции вода, еще не пробовали?

– Нет еще, я…

Он придвинулся на шаг и оттеснил меня к краю.

– Они стоят здесь, как часовые, не так ли? Они не только защищали святое место, здесь наказывали за кощунство, знаете?

– Нет, но…

Еще шаг. Улыбка, полная очарования, очень приятный голос. Даниэль подняла голову, теперь она смотрела на меня. Она улыбалась, совсем не усталые глаза светились.

Я отодвинулась на пару шагов и встала в четырех футах от края. Димитриос вдруг сказал:

– Осторожнее, – протянул руку и мягко взял меня за плечо. – вы здесь не для казни.

Они смеялись, а я думала – я их ненавижу и боюсь, какого черта я здесь стою, неужели потому, что невежливо уходить, когда человек с тобой разговаривает?

Он продолжал.

– Одного мужчину привели сюда казнить. Двое подошли с ним к краю, как раз здесь, чтобы столкнуть его вниз. Он обернулся… Да, мадмуазель, далеко падать. И он им сказал – не толкайте меня лицом вперед, пусть я лечу вниз спиной. Понимаете, о чем он думал?

Его рука оставалась на моем плече. Ногти обгрызены, указательный палец испачкан кровью. Я попыталась вырваться, но он крепче сжал пальцы и наклонился ко мне.

– И они его столкнули, мадмуазель, и когда он падал…

Я сказала, задыхаясь:

– Разрешите мне уйти. Я боюсь высоты. Пожалуйста, отпустите меня.

Тут Даниэль сказала высоким сухим голосом:

– Это твои туристы, Димитриос?

Он отпустил меня и обернулся. Мужчина и две женщины шли от Араховы рядком, как ангелы. Я отскочила от обрыва как пробка из наилучшего шампанского, не сказала ничего вежливого, даже не попрощалась и понеслась вниз по тропинке. Ни грек, ни девушка не сделали за мной ни шагу, я скоро пошла медленнее, пытаясь привести мысли в порядок.

Если Даниэль и ее чертов любовник (в том, что это – любовник, я ни секунды не сомневалась) по какой-то причине хотели меня напугать, им это удалось. Я чувствовала себя трусливой дурой, крайне неприятное ощущение. Но все-таки что это? Извращенное чувство юмора? Абсурдно думать что-то еще. Я просто устала. Они разозлились, так как я прервала их свидание за можжевельником. А, может, Даниэль еще из-за Саймона…

Я дошла до стадиона. Он лежал на солнце пустой и тихий, окруженный рядами мраморных сидений. Я почти пробежала по пыли между колоннами, через ворота и дальше вниз к театру… Сердце колотилось в груди, горло зажато, как рукой. Тропинка повернула мимо ручейка, выбежала на площадку. Здесь уже появились люди – в театре, на ступенях, в храме Аполлона. Можно было в полной безопасности остановиться под деревьями и дать сердцу успокоиться. Солнце на тихих ветвях, абрикос, пчела у щеки, гранатовое дерево… Саймон подарил мне его плод, ну что же, я остаюсь. Дыхание пришло в норму. Аполлон-целитель сделал свое дело. Я спокойно пошла по ступеням, через сцену, между сосен и по дороге в отель.

Даже когда я умывалась перед обедом и увидела на руке пятно засохшей крови из пальца Димитриоса, я только вздрогнула от отвращения. Я глупо дала разыграться воображению, больше ничего не произошло. Но мне почему-то не очень хотелось спускаться обедать раньше Саймона и очень не хотелось ночевать в студии.

13

Примерно в три утра меня что-то разбудило. Моя комната была второй от конца длинного коридора, рядом обитала Даниэль, а выход располагался в противоположном конце рядом с комнатами мужчин. Датчанин уехал, в студии нас осталось четверо. Какое-то время я балансировала между сном и бодрствованием, было очень тихо, я положила щеку на твердую подушку – они в Греции почему-то всегда напоминают кирпичи – и собралась спать дальше. Но тут в соседней комнате послышалось движение, скрип кровати и тихий мужской голос. Мне стало необыкновенно противно, не желаю замирать за перегородкой и подслушивать любовные игры Даниэль. Я перевернулась с как можно большим шумом и треском, натянула на голову простыню и попыталась полностью отключиться.

Сна не было ни в одном глазу. Не то, чтобы я была пуританкой, но меня достаточно раздражало то, что делала Даниэль публично, чтобы я не хотела лезть в ее личную жизнь. Занимала меня также мысль, как этот гнусный Димитриос проник в помещение. Хоть он и гость Даниэль, нечего ему здесь ходить туда-сюда. Конечно, он мог влезть к ней в окно, тогда он скоро удалится тем же путем и я услышу, как он приземляется на камни двенадцатью футами ниже. И я лежала в абсолютной ярости, ожидая этого события.

Когда я зашевелилась, они затихли, потом опять раздался шепот, а потом шаги. Открылась дверь и кто-то прошел по коридору. Я резко села. Какое право она имеет пускать этого бандита свободно ходить по зданию? Неужели она дала ему ключ? Вдруг из темноты пришла другая мысль, которая меня возмутила не меньше. Может, это вовсе не Димитриос. Может быть, это Нигель. Я сунула ноги в тапочки, натянула легкое летнее пальто, служившее мне халатом, и, не совсем понимая, что делаю, выскользнула наружу. Понятно, я поступила плохо. Получил ли Нигель желаемое – не мое дело. Но когда я думала о нем, я вспоминала, какой он чистый и невинный, его горящие глаза, слабый рот и чистую мальчишескую бородку. И я видела его рисунки, видения деревьев, цветов и камней, которые он выплескивал с таким мастерством. Я убеждала себя, что это – не вульгарное женское любопытство. Нельзя допускать, чтобы Даниэль губила гениального ребенка. А потом я должна все знать, чтобы завтра рассказать Саймону.

Почти в конце коридора, перед дверью Нигеля, он прислушивался или ожидал чего-то. Я прижалась к стене, хотя он и не мог увидеть меня в темноте, было стыдно, и больше всего я хотела бы продолжать спать. Лучше бы вспоминать Нигеля по его работам, а не по гнусным шепоткам в комнате Даниэль. Силуэт, наконец, двинулся, положил руку на дверь и опять замер, склонив голову. Я подумала – наверное, он меня услышал. Слишком он высок для грека. И это не Нигель. Саймон.

Если бы я была способна думать, моя реакция сказала бы мне все о моем отношении к Саймону. Полностью восстали каждый нерв и мускул в моем теле, каждая капли крови в моем мозгу, но прежде, чем я успела что-нибудь сделать, ночь раскололи намного более реальные и шумные события.

Саймон открыл дверь и протянул руку к выключателю. Луч мощного фонаря из мрака как пощечина резко ударил его по лицу, и он пулей бросился вперед. Звук столкновения, ругательство, топот ног по каменному полу, и будто черт там вырвался на свободу. Я побежала по коридору и остановилась в дверях. Маленькая комната была заполнена сильными борющимися телами. В колышущемся неверном свете фонаря мужчины выглядели огромными, их тени громоздились и кривлялись по стенам и потолку. Саймон, вроде, побеждал, он схватил другого за запястье и старался повернуть руку так, чтобы фонарь осветил лицо. Луч дергался, агонизировал, извивался в темноте, обвился вокруг моих ног, засияла рубашка из-под пальто. Неясное греческое бормотание, мужчина вывернулся и с силой опустил фонарь на голову Саймона, тот дернулся, и удар пришелся по шее. На секунду он потерял равновесие, его противник вырвался на свободу, но не надолго. Фонарь взлетел, ударился об пол и погас.

Я опустилась на колени и стала искать фонарь, кажется он упал где-то рядом. Нашла. Кровать бесновалась, как корабль во время шторма, влетела в стену, почти ее проломив, мужчины упали на пол, и пружины завизжали и загудели расслаблено. Пауза, и снова противники на ногах. И тут этот идиотский фонарь включился у меня в руках и засиял прямо Саймону в лицо, в глаза. Грек бросился, Саймон упал так, что пол закачался, и ударился плечом об кровать. Грек не стал его добивать и не попытался расправиться со мной. Луч на мгновение осветил спину, бычьи плечи, темные кудри, раздалось французское рычание:

– Выключи свою дрянь, – и я сильно ударила этого типа по голове. Промазала. Что-то его предупредило. Не оборачиваясь, он быстро выбил из моих рук источник света, толкнул в грудь, так что я полетела через всю комнату и бросился к выходу.

Саймон стремительно прыгнул вслед. А в дверях стояла полностью одетая Даниэль с широко распахнутыми глазами и приоткрытым ртом. Она отшатнулась, чтобы пропустить мужчину, а потом внешне вялым, но по-змеиному быстрым движением остановила бросок Саймона и охнула, когда весь его вес впечатал ее в дверной косяк. Грек побежал по коридору, к ее комнате с открытым окном.

Я видела только смутные очертания в слабом сером свете, но она, наверное, прижалась к нему, потому что он сказал хрипло и придушенно:

– Пустите меня, – а она засмеялась горловым смехом. Где-то хлопнула дверь.

Саймон дернулся и сказал преувеличенно мягко:

– Слышите меня? Уберите руки, а то будет больно.

До сих пор он ни разу не выходил из себя, я поняла, что он очень зол. Но Даниэль это не осадило.

Я услышала, как она бормочет, шумно дыша:

– Сделай так еще, мне нравится…

Секунда тишины, а потом группа у двери взорвалась, девушка отлетела в сторону с пронзительным криком удивления.

Прежде, чем она опомнилась, Саймон бросился к окну и открыл его со стуком. Как эхо на другом конце здания раздался скрип петель, тяжелое тело упало на землю, шаги простучали и замерли в темноте. Саймон вскочил на подоконник и собрался прыгнуть вниз, но Даниэль подлетела к нему стрелой и приникла к руке.

– Саймон… пусть себе идет, ну, дорогой, что шумишь? – Несмотря на его недавнее проявление силы, она была очень ласкова и сексуальна. – Саймон! Нет! Он был со мной! Понимаешь? Со мной!

Он обернулся:

– Что ты имеешь в виду?

– Что говорю. В моей комнате, приходил только ко мне.

Я сказала с пола около кровати, где я так и сидела:

– Это правда. Я слышала их.

Она засмеялась, но не так уверенно, как всегда. Саймон стряхнул ее с себя, будто она не существовала и легко спрыгнул обратно в комнату.

– Понятно. Он ушел, в любом случае… Камилла, все в порядке?

– В полном. Здесь есть свет?

– Думаю, лампочка вывинчена. Полминуты, – он поискал что-то в карманах. – А что вы делаете там внизу? Это животное вас ударило?

– Да, но все нормально. Я просто стараюсь не мешать.

Я немного неуверенно встала и перебралась на кровать. Саймон зажег спичку и посмотрел на меня, я слабо улыбнулась в ответ. Он был без рубашки, пот блестел на груди, и темная полоса крови шла от пореза на шее, где заканчивался треугольник загара. Он дышал чаще, чем обычно, не намного, чуть-чуть, а глаза совсем не казались холодными.

Я спросила:

– А вы?

– Не думайте об этом. Силы были примерно равны… к моему глубочайшему сожалению.

Даниэль сказала раздраженно:

– И чего это вам вздумалось драться?

– Девочка, он напал на меня, что, по-твоему, следовало делать?

Я поинтересовалась:

– Это Димитриос, да?

– Узнала? Конечно.

Саймон посмотрел на меня удивленно, ввинчивая лампочку в ванной. Скоро зажегся свет, он опять спросил:

– Вы уверены, что все в порядке?

– Совершенно, Саймон, где Нигель?

– Ни малейшего понятия. Спать он не ложился, это очевидно.

Несмотря на жуткий беспорядок, простыня была явно нетронутой. Даниэль стояла у двери, прислонившись к стене с ленивой грацией, ее глаза казались длинными и сонными под густыми ресницами. Она закурила и бросила спичку на пол, не отводя взгляда от Саймона, рассматривая его всего.

Он спросил прямо:

– Мужчина был с тобой? Как он вошел?

– Впустила в окно.

– Брось, Даниэль. Это двенадцать футов. Не скажешь же ты, что рвала простыни на полоски или он залез по твоим волосам. Ты отперла ему дверь, или у него есть ключ?

– Непонятно, какого черта ты решил, что это к тебе относится, но да, я ему открыла.

– Прямо относится. Мало того, что он здесь шлялся без надзора, так еще и набросился на меня с очевидными намерениями – маленькая деталь, да? Что он делал в комнате Нигеля?

– Откуда я знаю?

– В конечном итоге он выпрыгнул из твоего окна, мог сделать это и сразу.

– Легче выйти через дверь, ключ в замке.

– Зачем он зашел сюда?

Она пожала плечами.

– Наверное, услышал твои шаги, не знаю. Я сказала ему, что почти все комнаты пусты, он рискнул. Все. Устала от этих инквизиторских пыток и иду спать.

Она выпрямилась, демонстративно потянулась и зевнула, как кошка, показав все свои красивые зубы.

Саймон нащупал в кармане брюк пачку сигарет, дал мне одну и наклонился ее зажечь. Он опять дышал ровно, если бы не ссадина на шее и не засохший пот, никак нельзя было бы и подумать, что несколько минут назад он в темноте боролся за свою жизнь.

Даниэль вдруг спросила язвительно:

– А что ты вообще здесь делаешь, Камилла?

– Услышала шум и вышла.

– И получила нокдаун. Он тебя не повредил?

– Надеюсь, не больше, чем я его.

Она совершенно обалдела, и это неожиданно доставило мне удовлетворение:

– Ты его?.. Как?

– Ударила по шее фонарем. Сильно.

– Ударила его? Не понимаю, какое твое дело… Он мой любовник, и если я хочу впускать его сюда…

– Он пытался убить Саймона, и не притворяйся невинной, мне и лично было за что ему мстить.

Она взглянула на меня почти тупо:

– За что мстить?

– Да. Вспомни, сегодня утром…

Она поняла. Саймон спросил резко:

– О чем вы говорите, что случилось?

– Ничего. У Камиллы воображение разыгралось. Она думает, что Димитриос… Господи, это так глупо, что и говорить не о чем. Это была шутка, надоело, ухожу.

Она бросила на пол недокуренную сигарету. Я встала.

– Минуточку, – сказал Саймон крайне приятным голосом. – Пожалуйста, не уходите, Камилла. Мы забыли о Нигеле. Даниэль, как ты думаешь, где он? Он сказал что-нибудь вечером?

Я сказала:

– Думаю, я знаю, куда он пошел.

Саймон тер рану на шее носовым платком.

– Похоже, вы сегодня очень много знаете.

– А то! – Даниэль остановилась в дверях. – Говори!

– Я просто догадываюсь, но… Саймон, помните, мы говорили с Нигелем про путешествие через горы? На стройке украли мула, мне сказали утром, а я видела, как мальчик уходил и старался, чтобы его не заметили…

– Где? – спросила Даниэль.

– Здесь, рядом со студией.

– В какую сторону он пошел?

– Не видела, куда-то на Парнас.

– Ну, может, и так, – сказал Саймон. – Думаю, что делает Нигель, его личное дело, может, он и ушел на несколько дней. Лучше, наверное, убраться в его комнате и уходить.

– Я уберусь, – сказала я, – можно только я посмотрю вашу шею? Даниэль, может, соберешь с пола осколки стекла?

Она посмотрела на меня с неприязнью, на этот раз вполне обоснованной.

– Сама справишься. Я устала. Ты забыла, я сегодня ночью совсем не спала и, господи, как мне сейчас нужен сон…

Она зевнула, посмотрела на меня узкими глазами и быстро ушла, закрыв за собой дверь. Скоро хлопнула дверь ее комнаты.