Текст книги "Мечта Дракона"

Автор книги: Мэри Гилганнон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Тупая боль снова зашевелилась в груди. Теперь странно вспоминать, сколь сильно он любил сестру, как зависел от нее в те годы. Это было давно, задолго до того, как она превратилась в алчное, ревнивое чудовище. Но почему это произошло? Что заставило ее предать своего брата и свой парод во имя... да, собственно, во имя чего? Перед этим вопросом он всегда терялся. Почему же все-таки Эсилт сделала то, что она сделала? Иногда Мэлгон допускал, что нее это ради власти, но она должна была понимать, сколь призрачными оставались ее надежды даже после союза с Фердиком и Гивртейрном. Итак, оставалась лишь одна причина – ненависть к Авроре.

При мысли об этом ярость изгоняла из груди Мэлгона все прочие чувства. О нет, он не сможет простить сестру даже после ее смерти. Ее предательство стоило ему слишком дорого. Речь шла не только о королевстве или погибших и борьбе с Гивртейрном людях, но и о нескольких месяцах счастья с Авророй, Не натвори Эсилт столько бед, он, возможно, намного раньше осознал бы, как сильно любит свою жену. И они гораздо скорее познали бы согласие в браке.

Но Эсилт не могла терпеть чужого счастья и всеми силами пыталась помешать ему. Как хорошо, что она не дожила до унизительного, позорного союза своего гордого брата с одним из его старейших врагов. Уж наверняка ее позабавила бы женитьба Мэлгона на дочери Фердика.

Боже правый, как он презирает этого человека! Ну что он может испытывать к его дочери?! А вдруг у нее такое же хитрое, как и у ее родителя, лицо, с такими же неестественно яркими, жадными глазами? Ведь придется всю жизнь смотреть на нее! Оставалось надеяться, что она не наделена той же хитростью и изворотливостью, что и ее отец. Довольно в его жизни было хитрющих баб его собственная мамаша, Эсилт, да и Аврора, хотя от ума последней он не испытывал горя. Но король не желал, чтобы женщины снова плели у него за спиной свои интриги. Мэлгона передергивало при мысли о браке без любви, каким был союз его родителей. Уж лучше вовсе не жениться, чем жить е женщиной, которая нетерпеливо ждет смерти мужа, чтобы привести к власти своих сыновей.

Он поежился. Отец поступил глупо, женившись на его матери, но кто знает, может быть, и у Кадваллона не было иного выбора? Ведь невеста тоже принесла ему ценное приданое. Не в виде войска или новых земель, но в виде мира. Взяв в жены принцессу из горного племени, Кадваллон наконец-то добился союза между обитателями побережья и горцами и положил конец десятилетиям войн. И не важно, как он при этом относился к женщинам, – хотя мать Мэлгона и отличалась необычайной красотой, похоже, для Кадваллона эта женитьба была лишь выгодной сделкой.

Очевидно, такова судьба королей. Они женятся во имя будущего своих народов. Свадьба с иноземной принцессой необходима для его державы. Если б только это было не так тяжко, если б не походило на предательство всего того, что он изведал в браке с Авророй.

Мэлгон опять посмотрел на дальний горизонт и ощутил, как на плечи ему, словно плащ, спустились сумерки. Аврора. Даже теперь ее образ стоял перед его глазами. Гордые черты необычайно утонченного лица напоминали о надменном римском предке. В завитках темных шелковистых волос, таких мягких и густых, казалось, можно было утонуть, как в море. В объятиях мужа ее пышное тело словно расцветало, становилось так отзывчиво... Она нарочно противостояла ему, сопротивлялась, но оказавшись придавленной к постели, становилась тепла и податлива. Она отличалась храбростью, почти бесстрашием, однажды даже рискнула своей жизнью, чтобы спасти его. Но, шепча его имя в ночной темноте, Аврора будила в нем то необычайно нежное и в то же время страстное, яростное желание, которое лишь одна она в состоянии была удовлетворить.

После ее смерти Мэлгон почувствовал себя разбитым и опустошенным. Много лет потребовалось, чтобы притупилась боль, уврачевались раны. Когда умерла Аврора, ему минуло двадцать пять зим, когда он поступил в Колвинскую обитель – двадцать девять, и тридцать одна – когда Бэйлин оказался у ворот монастыря, прося его об аудиенции.

Спасибо, что Господь послал ему такого верного друга. Если бы он не уговорил короля вернуться в мир, снова вкусить свет и жизнь, дружбу и человеческие чувства, он все еще жил бы в монастыре, барахтаясь в собственных страданиях. Бэйлин сумел напомнить ему, что он король и вождь. Вся эта монастырская жизнь с ее ограничениями, молитвами и лишениями не зачеркнула того, что было предначертано судьбой. Гвинедд остался делом его жизни, душа его принадлежала этой земле. И вот почему он стоял теперь тут, наблюдая, как погружаются в ночной мрак вершины гор.

Это его земля, и он не может ее предать. Он сделает все, что нужно для блага королевства: женится на этой иноземке, заставит себя разделить с нею ложе, получит от нее потомство. Он постарается не причинять ей зла только из-за того, что она дочь Фердика, но полюбить ее... на то надежды нет. Время любви уже прошло. Это раньше, будучи молодым и здоровым, он годился для таких чувств.

Теперь же ясно, что единственной его любовью навсегда останется Гвинедд.

Мэлгон направился к крепости, где люди с нетерпением ожидали его решения.

На побережье спустилась дымка, и хотя лето еще не прошло, воздух был холоден. Когда король уже подходил к воротам, облако тумана колыхнулось под дуновением ветра, но вскоре снова сгустилось. На какой-то миг Мэлгону показалось, что его окутало чем-то осязаемым, словно вокруг обвились руки самой Судьбы, чтобы наполнить его новыми силами. Дымка закрутилась вокруг него, а затем расступилась, открывая взору деревянные стены крепости.

Глава 4

Уже почти стемнело, когда часовой оповестил о приближении большого обоза. Услышав об этом, Мэлгон быстро поднялся на надвратную башню. В сгущающейся темноте он мог разглядеть лишь вереницу людей и лошадей, движущуюся по прибрежной дороге. Их поздний приезд внушал королю неприятные ощущения, и он ненадолго задумался, прежде чем отдать приказ отворить ворота. Мэлгона не оставляла мысль о том, что это удобный случай для вероломного нападения. Но, с другой стороны, он понимал, что и так уже очень далеко зашел, доверяясь Фердику, а значит, должен и дальше верить ему, и потому приказал впустить бригантов в крепость.

Даже при свете факелов Мэлгон тотчас же узнал старого знакомого. Король бригантов мало изменился за те восемь зим, что они не виделись. Его длинные рыжие волосы, как и прежде, отливали золотом, надменное лицо было все так же красиво, а самодовольная улыбка незамедлительно вызвала у Мэлгона, подошедшего, чтобы лично встретить гостей, знакомое чувство отвращения. Тем не менее он произнес, как и подобало радушному хозяину:

– Приветствую тебя, Фердик, король бригантов. Рад видеть тебя в Диганви. Надеюсь, ты разделишь с нами трапезу и мы отпразднуем заключение мира.

– Мы рады воспользоваться вашим гостеприимством, – ответил Фердик, все так же мерзко улыбаясь. – Мы отужинаем вместе с вами в знак возобновления дружбы между нашими народами.

Остальные бриганты начали спешиваться, и слуги подошли, чтобы принять лошадей и показать чужеземным рабам, куда нести поклажу. Мэлгон не удержался, чтобы не бросить любопытного взора за спину Фердика, глазами отыскивая среди вновь прибывших свою будущую жену. «Она должна быть где-то здесь», – подумал он с тревогой.

Похоже, Фердик угадал его мысли, потому что тут же указал на обоз за своей спиной и спросил, не желает ли Мэлгон поглядеть на принцессу. И король Гвинедда проследовал за своим гостем туда, где на лохматом сереньком пони сидела крохотная фигурка. Капюшон плаща, предохранявший лицо принцессы от ночной сырости, был низко опущен, так что Мэлгон увидел лишь силуэт девушки и ее тонкие руки, державшие поводья.

– Король Мэлгон, представляю вам мою дочь, принцессу Рианнон.

Хозяин поклонился гостье, затем помог ей слезть с лошади. «Она легкая и хрупкая, как ребенок», – подумал он, опуская ее на землю. Теперь, когда девушка стояла перед ним, ее голова едва доходила ему до середины груди. Король поглядел вниз, на свою невесту, полагая, что теперь она откинет капюшон и покажет свое лицо. К превеликому его удивлению, Рианнон не шелохнулась. Он подождал еще мгновение, и любопытство возобладало над вежливостью: взявшись рукой за широкий капюшон, Мэлгон стянул его с головы девушки.

Бэйлин не обманул, она была красавицей: бледное с тонкими чертами лицо, прямой, чуть веснушчатый нос, маленький рот и огромные яркие глаза. Но, несмотря на свою очевидную юность, принцесса Рианнон не показалась королю по-детски наивной. Пытливые глаза следили за ним с настороженностью. Девушка на мгновение перехватила его взгляд, затем длинные ресницы опустились. Мэлгон пристально рассматривал это узкое лицо, тщетно отыскивая сходство с Фердиком. Слава Богу, так и не отыскал. И все же она напоминала ему кого-то...

Он окинул взглядом ее фигуру, скрытую складками широкого плаща. Будущий тесть, заметив его взгляд, рассмеялся:

– Я и не подозревал, что ты такой нетерпеливый жених. – Тут он кивнул дочери: – Сними-ка плащ, Рианнон. Покажи суженому, что он приобретает в результате нашего соглашения.

Казалось, она еще больше побледнела, но все же сделала быстрое движение, повинуясь отцу и собираясь скинуть плащ.

– Нет! – вдруг резко остановил ее Мэлгон. – Это совсем не обязательно. Я уверен, что буду удовлетворен.

Фердик кивнул:

– Ну, идем же в пиршественный зал. Пора перекусить и побеседовать.

Одна из женщин увела принцессу Рианнон, а Мэлгон проводил знатного гостя в большой зал. Идя рука об руку с беззаботным Фердиком, он чувствовал, что нервы его натянуты, как тетива лука. Много лет назад, когда они впервые встретились, он сильно недооценил этого человека, сочтя его слишком юным, мало похожим на воина. Но всего через несколько месяцев этот юнец увел из-под носа у своего отца половину армии и повел ее в бой за бригантское королевство. Однако на сей раз ему не удастся усыпить бдительность Мэлгона. Владыка Гвинедда помнил, что даже в роли гостя и союзника этот человек оставался опасным.

Трапеза проходила без особого шума. С Фердиком было совсем немного приближенных – остальные бриганты расположилась лагерем под стенами крепости. Оба короля сидели рядом и обсуждали детали своего соглашения: точное количество лучников, пехотинцев и командиров, которые поступали на службу к Мэлгону. Гвинеддским кузнецам предстояло обеспечить объединенное войско доспехами и оружием. Решено было, что, отправляясь осенью домой, бриганты заберут с собой часть вооружения.

Когда с этими делами было покончено, Фердик вернулся к вопросу о женитьбе Мэлгона на своей дочери.

– Тебе понравилась Рианнон? – спросил он. Его зеленовато-голубые глаза блестели от выпитого меда.

– Да.

Фердик приблизил губы к самому уху будущего зятя:

– Это хорошо, что она тебе приятна, потому что есть одна вещь, о которой ты должен узнать, прежде чем вы дадите друг другу брачный обет. Она не девственна.

Мэлгон повернулся и, пораженный, уставился прямо в лицо Фердика. Ему на ум сразу пришла целая дюжина вопросов, но он оставил их при себе и задал лишь один:

– Почему ты мне говоришь об этом сейчас? Или передумал отдавать замуж свою дочь?

– Ах, нет, конечно. – Фердик расплылся в счастливой улыбке. – Я просто полагал, что тебе следует знать наперед. Так для тебя не важно, что ее девственность утрачена?

Мэлгон покачал головой. Некогда его занимали такие мелочи. Теперь это вовсе не имело значения.

– Нет. Совершенно не важно. Если только она не носит в своем чреве ребенка от другого мужчины, я не вижу причин отказываться от этого брака.

– Вот и славно! – искренне обрадовался Фердик. – Я считал делом чести предупредить тебя. Да, вот еще что. Если тебе хочется насладиться ею до свадьбы... – он подмигнул Мэлгону, – то, сам понимаешь, большого греха в том не будет.

– Я лучше подожду, – нахмурился жених. – Но мне хотелось бы поговорить с нею наедине.

Гость приложился к кубку с медом.

– Ты опасаешься, что ее принудили к этому браку?

– Действительно, такая мысль приходила мне на ум. Ты обращаешься с дочерью как с девчонкой-рабыней, которую проигрывают в кости, а не как с принцессой твоей собственной крови.

Фердик расхохотался:

– Да пожалуйста, спроси у нее сам. Ты увидишь, что, несмотря на свою кротость, Рианнон вполне довольна выпавшей на ее долю участью. Она считает тебя выдающимся королем, она даже говорила мне, что ты величественный.

– Да откуда она вообще знает о моем существовании?

Бригант пожал плечами:

– Должно быть, слышала женские байки. Твоя история и впрямь трогательна: король, столь убитый утратой любимой жены, что оставляет свой трон и уходит в монастырь. Такая притча способна покорить сердце мечтательной девицы.

Мэлгон словно окостенел от нахлынувшей злобы: этот самодовольный наглец выбрал неудачный предмет для шуток! Поистине, он перешел все границы.

– Никогда не смей больше упоминать о смерти Авроры! Никогда! – прогремел Дракон.

К его удовлетворению, Фердик вздрогнул, но уже через минуту снова пожал плечами и улыбнулся:

– Я не хотел тебя обидеть. Лучше нам обоим забыть о прошлом. Пожалуйста, спроси Рианнон сам. Только заметь себе: хочет она или не хочет выходить за тебя замуж, но она мне повинуется. Уж по крайней мере послушание входит в число добродетелей твоей будущей жены.

Мэлгон и впрямь задумался над хвастливыми словами Фердика. Бригантский король был из тех мужчин, которые обращают мало внимания на противоположный пол и вследствие этого плохо разбираются в мотивах, движущих женщинами. Поэтому ему хотелось самому поговорить с принцессой Рианнон, чтобы удовлетворить свое любопытство, а заодно и разрешить некоторые свои сомнения.

Однако прошло еще некоторое время, прежде чем он смог покинуть общество. Наконец все положенные тосты были произнесены, и король, выйдя из пиршественной залы, наткнулся на Гвеназет, молодую супругу Элвина. Он ошарашил ее требованием немедленно проводить его к невесте.

Женщина убрала со лба прядь рыжих волос и с сомнением в голосе ответила, что прошло уже довольно много времени с тех пор, как она отвела госпожу в королевскую опочивальню.

– В мою опочивальню? – изумился Мэлгон.

Гвеназет с раздражением в голосе ответила: – А где же вы собирались расположить ее на ночлег? Гостевые покои переполнены свитой Фердика, а принцесса после утомительного путешествия вполне заслужила мягкую постель. Я думала, вы все равно будете, как всегда, спать в комнате совета.

Мэлгон пропустил это саркастическое замечание мимо ушей. В отсутствие королевы Гвеназет исполняла роль неофициальной хозяйки его дома. И хотя она была не намного выше, чем принцесса Рианнон, но правила в Диганви столь решительно, что даже сам король порой не решался ей перечить.

– Я хочу поговорить с нею сегодня же вечером. Это важно. Разбуди ее, если она спит.

– Хорошо. – Женщина задумчиво приподняла бровь. – Но где же вы с ней встретитесь? Не пристало вам входить в спальню невесты до свадьбы.

– Приведи ее в палату совета.

– Там слишком холодно – очень редко топят. Нужно найти место поудобнее. Например, ткацкую мастерскую. Я только что унесла оттуда жаровню с горячими углями. Там все еще тепло и уютно.

– Пусть будет ткацкая, – согласился Мэлгон. – Приведи ее туда.

Мэлгон окинул взглядом маленькую мастерскую, впервые уделяя этому помещению свое высочайшее внимание. То было царство женщин, и король очень редко посещал его. Он обошел комнату, с любопытством трогая руками различные предметы, с помощью которых здесь творилось таинство. Большой ткацкий стан и два станка поменьше, прялка, горшки для окрашивания шерсти, корзина с лоскутками и другая с пушистыми комочками пряжи... Как и обещала Гвеназет, эта комната, в которой ежедневно царила суматоха, имела обжитой и уютный вид. Возможно, при виде всей этой женской утвари юная невеста почувствует себя увереннее.

Мэлгон принялся шагать из угла в угол. Хоть бы Гвеназет не пришло в голову причесывать Рианнон и надевать на нее украшения. Ему больше хотелось увидеть свою будущую жену неприбранной и сонной. Казалось, что от этого их отношения сразу станут более доверительными. Ведь пока что Рианнон оставалась для него чужой.

Мэлгон нахмурился, вспомнив, как странно сообщил ему Фердик об утраченной невинности своей дочери. И чем больше он старался забыть об этом обстоятельстве как не имеющем никакого значения, тем сильнее овладевало им любопытство к ее прошлому. Случилось ли это с нею на одном из религиозных торжеств? Или она вступила в недозволенную связь с одним из молодых красивых воинов? Но, вспоминая скромные, даже робкие манеры Рианнон, он не мог принять ни одну из этих версий. Необычайная застенчивость принцессы делала ее похожей на прекрасное дикое животное, на молоденького олененка или, скорее, на лисичку.

За спиной у него послышался какой-то шорох, и Мэлгон оглянулся. Он увидел Рианнон, стоявшую в темном дверном проеме, и снова изумился хрупкости и миниатюрности своей будущей жены. Король попытался собраться с мыслями, припоминая, был ли он хоть раз в жизни близок с такой субтильной женщиной.

– Рианнон, благодарю тебя за то, что ты пришла. – Мэлгон двинулся к ней. Факел, прикрепленный к стене, мигал и коптил; при свете его пляшущего пламени трепетали тени, отбрасываемые их фигурами. Несмотря на полумрак, Мэлгон сразу же заметил, что она смущена. Он уже готов был обвинять себя за то, что поднял девушку с постели, требуя немедленной встречи с нею, тогда как она, должно быть, изнемогала от усталости после дальней дороги.

– Прошу прощения, если тебя разбудили, – извинился король. – Но мне показалось, что нельзя откладывать этот разговор до утра.

Он взял Рианнон за руку и вывел к свету. Лицо девушки было бледно; темные круги под глазами указывали на то, что ей необходимо как следует выспаться. Поэтому Мэлгон решил поскорее закончить этот разговор и отпустить ее обратно в постель.

– Я хочу, чтобы ты знала, – заговорил он голосом, в который постарался вложить как можно больше мягкости. – Ты не обязана выходить за меня замуж. Я не буду на этом настаивать, а с Фердиком все как-нибудь улажу.

Принцесса уставилась на него, словно пойманная в капкан зверушка.

– Рианнон, прошу, скажи мне, чего хочешь ты сама.

Голос ее был так слаб, так «воздушен», как те комочки шерсти, что летали над полом.

– Я... я поступаю по своей воле.

Но эти слова его не убедили. Он видел страх, написанный на ее лице.

Внезапно он обнял невесту за талию. Казалось, меж ними ударила молния. Мэлгон почувствовал, как она дрожит, он слышал удары ее бешено бьющегося сердца.

– Отчего же ты боишься меня, Рианнон? – прошептал король. – Из-за отца?

Она покачала головой.

– Тогда почему?

С минуту она собиралась с мыслями, подыскивая слова.

Потом проговорила тем же «невесомым» голосом:

– Не знаю.

Мэлгон заглянул ей в лицо. Начертанный на нем испуг казался ему глухой стеной, за которую невозможно заглянуть. Он оглядел ее хрупкую фигурку. Вопрос напрашивался отвратительный, но король вынужден был его задать.

– Дело, случайно, не в ребенке, Рианнон? Ты не могла зачать от другого мужчины?

Глаза ее в ужасе распахнулись, и она вырвалась из его объятий.

– Нет! – сказала она. – Нет!

Мэлгон сжал кулаки. Это просто невыносимо. Здесь явно кроется какая-то тайна, но он лишь обязан убедиться, что первенец будет его крови, ему совершенно не интересны секреты его будущей жены. В конце концов он задал свои вопросы и получил ее ответы. Больше ему ничего не нужно.

Король улыбнулся, пытаясь тем самым ободрить девушку.

– Сожалею, что пришлось побеспокоить тебя в столь поздний час. Отправляйся спать. Завтра тебе предстоит трудный день.

Неожиданно для самого себя Мэлгон наклонился и поцеловал ее в губы. Они были холодны, а сама Рианнон неподвижна как статуя.

Король со вздохом отпустил ее:

– Обожди тут. Я пришлю Гвеназет, чтобы она проводила тебя обратно в спальню.

Рианнон без конца ворочалась на огромной мягкой кровати. Несмотря на смертельную усталость, она не могла заснуть. Ей снова и снова вспоминалась беседа с Мэлгоном в ткацкой мастерской. Он просил, да нет, почти уговаривал ее отказаться от свадьбы. Но почему? Неужели она настолько непривлекательна?

Вспоминая, как он осматривал ее при первой встрече, Рианнон провела рукой по своей маленькой груди, потом по плоскому животу и узким бедрам. Нарана всегда называла ее лишь кусочком настоящей женщины, слишком тощим и костлявым, чтобы доставить удовольствие мужчине. Неужели в этом причина? Может, Мэлгона и впрямь оттолкнула се миниатюрность?

Она встряхнула головой. Не похоже, чтобы короля особо заботило, на ком именно он женится. В конце концов, она приносит прекрасное приданое, к тому же ее не назовешь уродиной. И даже если Мэлгону не понравилась ее внешность, рассудительный человек все равно на ней женился бы и лег бы с нею в постель хотя бы только для того, чтобы получить наследника. Похоже, здесь кроется что-то еще; что-то другое беспокоит короля кимров.

Возможно, дело в утраченной ею девственности. Мэлгон спрашивал о ребенке, значит, Фердик признался ему, что невеста больше не дева. Для бриганток это было не такой уж большой редкостью, многие еще задолго до свадьбы познавали мужчину, но, возможно, у кимров иные обычаи? Не счел ли жених ее ущербной из-за того, что она принадлежала другому?

Эта мысль привела Рианнон в бешенство. В конце концов, она не по доброй воле рассталась со своей невинностью. Алевенон силой отнял ее. И Мэлгон... он ничего не знает о ней!

Рианнон старалась подавить эту вспышку гнева. Мэлгону придется смириться с ее прошлым, каким бы оно ни было. Ах, если б только она сама так не желала понравиться ему! «Хотя, зачем?» – удивлялась Рианнон самой себе. Почему ее беспокоит мнение этого иноземного владыки?

Быть может, потому, что сам он так красив и привлекателен. При воспоминании о своем первом взгляде на будущего супруга у Рианнон перехватило дыхание. Эсилт ничуть не преувеличивала: ее брат действительно был достоин тех легенд, которые слагали вокруг его имени. Необычайно высокий и широкоплечий, с длинными стройными ногами, Мэлгон способен был своей внешностью посрамить любого стоящего рядом мужчину, даже такого, как, например, Фердик. Весь он был словно нарисован теми же волшебными красками, что и Эсилт: густая волнистая шевелюра цвета сырой земли, смуглая кожа, синие глаза, глубоко посаженные под черными густыми бровями. Черты его лица говорили о силе характера, но в то же время были прекрасны. Любая женщина позавидовала бы такому прямому носу, чувственным губам и рельефным скулам. Но ничто в Мэлгоне не говорило о мягкости или слабости. Выдающийся вперед подбородок свидетельствовал об упрямстве, мощная шея – о мужестве. То был настоящий вождь, созданный, чтобы повелевать другими людьми.

Рианнон вздрогнула, припомнив его поцелуй. Ей все еще казалось, что его крепкие руки обнимают ее стан, а губы прильнули к ее губам. Это прикосновение было нежным, но даже оно вызвало страх. Да и как не бояться такого огромного, такого сильного мужчины?

И все же, несмотря на все свои достоинства и привилегии короля, Мэлгон Великий не производил впечатления счастливого человека. Рианнон заметила, что между его бровями залегла морщинка, словно этого человека никогда не покидали заботы, а в глубине его проницательных глаз таилась необъяснимая грусть. Что же делало Мэлгона столь мрачным, невеселым? Тосковал ли он до сих пор по своей жене, романской принцессе, умершей при родах?

Жалость захлестнула Рианнон. Она-то понимала, каково потерять любимого человека – она все еще тосковала, по Эсилт. Но Мэлгон был суровым мужчиной, воином. Трудно представить себе, к примеру, чтобы ее отец горевал о ком-нибудь дольше недели, тем более – о женщине. Кимрский же король являл собой весьма необычный образец преданности и любви.

Эсилт частенько рассказывала о своем брате, но теперь, встретив его наяву, Рианнон подумала, что эти рассказы имели мало общего с живым, осязаемым человеком. Мэлгон Великий действительно внушал благоговейный страх, это так; однако он совершенно не походил ни на богоподобного героя, ни на короля из волшебной сказки. В нем чувствовались душевный мрак, отчаяние и глубокая скорбь, точившая его дух.

Рианнон вздохнула. Какие бы причины ни побуждали его сомневаться в этом браке, теперь уже слишком поздно. Поутру их объявят мужем и женой. Возможно, он будет уделять ей не больше внимания, чем Фердик своим женщинам. Что ж, Рианнон знала, что ей делать, если муж станет пренебрегать ею. Предоставленная самой себе, она сможет заниматься тем, к чему привыкла, вышивать, мечтать и бродить по лесу.

Рианнон перевернулась на другой бок. Ей уже не терпелось выбраться из этих стен и оказаться на воле, вне крепости. Всего через несколько часов, проведенных в Диганви, она ощутила себя пойманной в капкан, задыхающейся в ловушке. Здешние постройки выглядели как-то... неестественно. Их стены были слишком мощными и толстыми, и лишь сквозь немногие отверстия внутрь пробивались воздух и свет. Несмотря на удобство и даже роскошь здешних покоев, в них ей ни за что не почувствовать себя уютно.

На Рианнон нахлынула волна тоски по дому. На глаза навернулись слезы. Она вспомнила уютную суматоху отцовского лагеря, свое привычное место ночлега на подстилке из овечьих шкур в комнате, наполненной людьми и собаками и освещенной мерцающим светом пылающего очага. А эта опочивальня казалась такой чужой, необитаемой, страшной. Точь-в-точь как ее хозяин.

Она вновь вздрогнула. Надо постараться заснуть, отбросить все тревоги и опасения. Зажмурив глаза, Рианнон свернулась калачиком на огромной постели. Глубоко вздохнув раз, другой, она представила себя в укромной лесной колыбели... в безопасности, в уютной тишине.