Текст книги "Шляпка с перьями"
Автор книги: Мэри Бэлоу
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Мэри БЭЛОУ
ШЛЯПКА С ПЕРЬЯМИ
ГЛАВА 1
Она устало брела по обочине узкой дороги где-то к северу от Лондона – очень далеко от Лондона, хотя она и не знала точно где – и плащ цвета фуксии вместе с розовой шляпкой, украшенной розовыми и пурпурными перьями, придавали ей сходство с яркой, экзотической, хоть и слетка потрепанной птицей, случайно присевшей на пыльной дороге. Проезжающие мимо – так редко и, к несчастью, в противоположном направлении – кареты не останавливались возле нее. Старые ботинки были единственной не кричащей деталью ее костюма – такие же серые, как дорога, по которой она шла, почти черные внизу от грязи. В руках она сжимала мятый потертый ридикюль, вмещавший маленькую горстку монет, все ее богатство, – пугающе маленькую, пугающе быстро уменьшавшуюся. В сущности, это уже была не горстка – осталась всего одна монета.
Никто, увидев ее – а благодаря кричащим расцветкам костюма ее легко было заметить на расстоянии пяти миль, какое там увидеть – даже ослепнуть от одного ее вида, – не догадался бы, что она – женщина благородная, к тому же очень богатая. Она рассмеялась, подумав об этом, но звук собственного смеха, вместо того чтобы подбодрить, напугал ее. По ее подсчетам, чтобы дойти до Гэмпшира потребуется много дней, даже недель, – точнее определить она не могла. Но ей точно было известно, что денег в ридикюль хватит на один ломтик хлеба, очень маленькие ломтик.
Сможет ли один ломтик поддержать ее в течение многих дней пути? И что будет, если нет? Она поспешно отогнала эту мысль и ускорила шаг. Ей придется обойтись без еды, вот и все. Вода даст силы – воды на пути попалось достаточно. Ей оставалось надеяться, что погода останется хорошей и что ночью не будет слишком холодно. Ведь уже был май Но мысль о том, что придется провести ночь под открытым небом, заставила ее содрогнуться. Прошлой ночью, еще до того, как появилась настоящая причина бояться, ей вдруг стало не по себе, и она забилась под ограду, отделявшую поля от дороги. Она не подозревала, что ночь может быть такой темной и полной неразличимых звуков, каждый из которых повергал ее в ужас. Она еще не знала, что от настоящего ужаса ее отделяет совсем немного времени.
Не может быть, чтобы это случилось с ней, думала она, остановившись, чтобы оглянуться на дорогу. Только не с ней. Она просто не может в это поверить. Она вела самую спокойную, самую скучную, самую добропорядочную жизнь. Ничего, что самым отдаленным образом заслуживало бы названия «событие», не случалось с ней. Теперь она корила себя за то, что когда-то ей это не нравилось. Кто-то сказал – она не помнила кто – «Остерегайтесь загадывать желания, они могут сбыться». Правда приключения, о которых она мечтала, всегда были веселыми и со счастливым концом. Это, похоже, нет. Ей повезет, если она останется в живых.
Мысль была такой ужасной и вместе с тем такой справедливой, что она снова вздрогнула. Она всегда укоряла детей за излишнюю мелодраматичность и советовала им не слишком увлекаться, рассказывая о своих эскападах.
– Неужели что-то едет по дороге? Это ведь та главная дорога, соединяющая север и юг, но за весь день ей встретился только фермерский воз, груженный навозом. Он двигался немного быстрее, чем она сама, и к тому же от него ужасно пахло, но она все же попросила подвезти ее. Странно, как легко человек учится просить, если его заставляет нужда. Она подумала, сможет ли выпрашивать хлеб, когда будет истрачена последняя монета. Это была страшная мысль. Но фермер, оскалив в усмешка почерневшие зубы, посмотрел на нее, как на какую-то странную птицу, и пробурчал что-то так неразборчиво, что она не смогла ничего понять, после чего проехал еще несколько ярдов и свернул в поля.
Кроме этого воза были еще дилижанс и почтовая карета, но они – не в счет. Нельзя же просить, чтобы тебя отвезли бесплатно в платной карете. Пассажиры-мужчины и возницы свистели и кричали что-то оскорбительное, что было для нее, привыкшей оставаться незаметной, очень тяжело.
Она продолжила путь. Хорошо, что саквояж тоже украли – по крайней мере, не приходится тащить дополнительную тяжесть. Хотя, если бы его не украли, она бы сейчас сама путешествовала в почтовой карете и находилась гораздо ближе к концу пути. Боже, надо же быть такой глупой – положить деньги и билет в саквояж, а саквояж оставить под присмотром такой доброжелательной, добродушной женщины, проехавшей вместе с ней и развлекавшей ее разговором первую часть пути. Она только на минуту заглянула в гостиницу на остановке перед пересадкой, а когда вернулась – женщина исчезла. Вместе с саквояжем, деньгами и билетом.
Возница почтовой кареты отказался везти ее. Хозяин гостиницы отказался вызвать констебля и смотрел на нее как на гусеницу – противную серую гусеницу. Тогда на ней еще были ее собственный серый плащ и серая шляпка.
Что-то действительно приближалось, что-то более крупное, чем фермерский воз. «Еще одна почтовая карета», – подумала она со вздохом, но все-таки остановилась. Она сошла с дороги и прижалась к ограде. Ей не хотелось снова быть обруганной возницей, решившим, что дорога принадлежит только ему.
Это была чья-то карета, запряженная четверкой великолепных лошадей. Кучер и лакей, оба в синих ливреях, сидели на козлах. Наверняка внутри находился кто-то очень важный, кто-то, кто посмотрит на нее, как на червя и раздавит, даже не задумавшись – особенно учитывая то, как она теперь выглядит.
Тем не менее, когда карета подъехала ближе, она подняла руку, сначала робко, потом – упрямо. Ее охватила паника, к горлу подкатил комок. Она чувствовала себя одиноко, как никогда раньше, хотя была привычна к одиночеству.
Карета проехала мимо. Слуги даже не повернули голов, но проводили ее глазами, и она заметила, что они усмехаются и делают знаки друг другу. Она закусила нижнюю губу. Но вдруг впереди нее карета не только замедлила ход, но даже остановилась. Кучер повернулся, всматриваясь во что-то, потом развернулся к ней, уже не усмехаясь. Она поспешила вперед.
О Господи, пожалуйста! Прошу тебя, Господи!
Пассажир открыл окошко со стороны, обращенной к ней. Появилась рука, затянутая в перчатку из дорогой кожи. Кто-то выглянул ей навстречу. Мужчина с красивым и несколько надменным лицом, увенчанный густой шапкой тщательно уложенных каштановых волос. Он заговорил, и она услышала голос, очень подходящий к его внешности.
– Птичка в ярких перьях, украсившая унылый пейзаж, – сказал он. – Чего же ты хочешь?
Если бы она не была такой слабой и голодной, и, конечно, такой грязной и испуганной, она бы нашла, чем ответить на подобное обращение. Ну и как он думает, чего она хочет, здесь, посреди дороги, в тысяче миль от жилья?
– Прошу вас, сэр, – сказала она, опуская глаза к ридикюлю, который сжимала обеими руками, словно боясь, что и эта малость будет украдена, – не позволите ли вы проехать несколько миль вместе с вашими слугами?
Ехать с этими двумя и видеть, как они ухмыляются и косятся, – едва ли это можно назвать приятным путешествием, но какой у нее был выбор?
– Куда вы направляетесь? – Она видела, как он нетерпеливо постукивает пальцами по стеклу. Судя по голосу, он хмурился.
– Прошу прощения, сэр… – начал было кучер, несколько раз предупредительно кашлянув.
– За то, что вмешиваетесь в разговор? – отозвался мужчина еще более недовольным тоном. – Конечно, Бейтс. Так куда вы направляетесь?
– В Гэмпшир, сэр, – ответила она.
– В Гэмпшир? – Она услышала в его голосе удивление, но глаз так и не подняла. – Далековато для послеобеденной прогулки, не так ли?
– Пожалуйста. – Она подняла глаза. Как она и ожидала увидеть, он хмурился. Его пальцы по-прежнему барабанили по стеклу. Он выглядел таким высокомерным, надменным. Воплощение неумолимости. – Только несколько миль. Хотя бы до следующей деревни или города.
Кучер снова прокашлялся.
– Определенно, Бейтс, тебя нужно показать врачу, – недовольно сказал мужчина.
С этими словами он распахнул дверцу кареты и выпрыгнул на дорогу, даже не опустив ступеньки. Она испуганно отступила, внезапно осознав, что находится на пустынной дороге наедине с тремя мужчинами. Он был огромен, больше за счет роста – на голову выше нее, хотя она не была низкой. Ей вспомнились ужасы прошлой ночи.
– Итак, – сказал мужчина, сам вытягивая ступеньки, хотя слуга уже торопливо слезал с козел, – до следующей деревни или города. Я вас правильно понял, мисс?.. – Он повернулся к ней и вопросительно поднял брови.
– Грей.
Одна бровь опустилась.
– Мисс Грей, – повторил он, протягивая ей руку. Ей показалось, что, повторяя ее имя – Грей значит Серая, – он мысленно перечислил все цвета, встречающиеся в ее наряде, и тоном подчеркнул неуместность этого имени. И почему она еще утром не сорвала перья со шляпки и не закинула их за изгородь?
Неужели он хочет, чтобы она поехала в карете вместе с ним? Неужели он не понимает, что это неприлично? Впрочем, было бы глупо думать о приличиях в ее положении. А перспектива очутиться под крышей – пусть это будет хоть крыша кареты – восхитила ее.
– Я не рассчитывала ехать внутри, сэр, – сказала она.
– Не рассчитывали? – Он нетерпеливо махнул рукой. – Я постараюсь сдержать голод и не съесть тропическую птичку до того, как мы доедем до следующей деревни.
Она протянула руку и немедленно обнаружила, что перчатка порвалась на самом заметном месте.
– Спасибо, – сказала она и страшно смутилась. Она села на одно из сидений, спиной к лошадям и, ощутив тепло бархатной голубой обивки, с трудом подавила острый приступ жалости к самой себе. Она перевернула перчатку в надежде, что он не заметит, какая она потертая.
Мужчина закрыл дверь и сел напротив нее. Карета двинулась с места. Она неуверенно улыбнулась и постаралась не покраснеть. Впервые за всю свою жизнь она находилась наедине с джентльменом.
* * *
Алистер Мунро, герцог Бриджуотер, направлялся в Лондон, чтобы попасть на Сезон – время, когда устраивались балы и молодые дебютантки впервые выводились в свет. Его мать уже была там, как и леди Джордж Мунро, жена брата. Сам Джордж был с ними, впрочем, его присутствие сомнению не подвергалось. И обе его сестры с их молодыми перспективными мужьями были там. Алистер прекрасно понимал, что означает сбор всех его родственниц. Ему придется посетить каждый бал, концерт и любое другое увеселительное мероприятие, устраиваемое высшим светом, поскольку ни мать, ни сестры не могут появиться без его эскорта. Так они говорят – хотя прекрасно обходились без него всю первую половину Сезона, к тому же у всех них есть мужья для сопровождения, кроме матери, которая в сопровождающих не нуждается. Действительной же причиной, конечно, была настоятельная необходимость продемонстрировать его бесконечному ряду молодых дебютанток, выставляемых заботливыми мамашами на брачный рынок в этом году. Ему ведь уже тридцать четыре года – слишком много для герцога, не имеющего прямых наследников.
Вся трудность в том – рассуждал он вплоть до того момента, как был выведен из раздумий появлением этой яркой бабочки, стоявшей на краю дороги с вытянутой рукой, – что ему надоело сопротивляться. Он начинал опасаться, что, пожалуй, позволит женить себя – по той простой причине, что им овладела апатия, ему было скучно. Почему бы не жениться, если его матери так это необходимо? Рано или поздно, но это придется сделать. Ему нужны наследники.
Им овладела скука, а затем и депрессия при мысли, что жизнь и любовь прошли мимо. Когда-то он был романтиком. Он мечтал найти ту единственную женщину, которая была создана только для него. Он искал ее всю свою полную надежд молодость. А затем он начал беспокоиться. Он видел, как его друзей обманом завлекают под венец против их воли, и запаниковал. А что, если то же случится и с ним? Так, Габриель, граф Торнхил, попал в ловушку из ревности и мести, расставленную бессердечной девушкой, и кончил тем, что стал ее женихом. Его ближайший друг, маркиз Керью, неуверенный в себе молодой человек, женился на самой хорошенькой девушке в округе лишь для того, чтобы обнаружить, что она вышла за него замуж обманным путем. А был еще Фрэнсис Неллер, который благородно взял под свое покровительство дочь какого-то торговца, Кору Даунс, и был вынужден жениться на ней, поскольку девушка оказалась скомпрометирована. Последнее несчастье случилось шесть лет назад. С тех пор Алистер избегал романтических сетей.
И теперь он был утомлен и несчастен. Он старался пореже бывать в Уайтвик-Холле в Глочестершире, поскольку дом напоминал ему о семейном уюте, о котором он когда-то мечтал, но так и не нашел, и разъезжал по стране, меняя дом за домом, развлечение за развлечением в поисках чего-то неуловимого, что опять могло бы зажечь в нем интерес к жизни.
Сейчас он возвращался из Йоркшира после продолжительного пребывания у Керью и его жены. Он также навещал Габриеля, чьи земли располагались по соседству. Фрэнсис Неллер по стечению обстоятельств гостил там же, но он вместе с семьей вернулся домой несколько недель назад. Три пары, три брака, каждый из которых напугал увлеченного мечтами о любви и счастье герцога. Три пары, каждая из которых, по иронии судьбы, достигла именно того, о чем он только мечтал. Три счастливые и плодовитые пары. Оба имения были наполнены шумными, неугомонными, неуправляемыми и вместе с тем такими милыми детьми – у Габриеля было трое, у Керью – двое и у Неллера – четверо.
Алистер никогда еще не чувствовал себя таким одиноким, как последние несколько недель. Он был другом всем, супругом и возлюбленным – никому. Он был счастливым дядей девяти детишек, отцом – ни одному.
Он жаждал развлечений так сильно, что почти не раздумывая дал кучеру сигнал остановиться, когда заметил яркую бабочку посреди дороги, умолявшую отвезти ее куда угодно, чего не позволила бы себе ни одна уважаемая женщина. Она и не была уважаемой женщиной. Ее костюм выглядел ужасающе не к месту. Она выглядела так, как будто только что вышла из публичного дома – или из третьеразрядного театрика.
Ну, решил он, если любовь прошла мимо, остались и другие удовольствия – хотя обычно предпочитал выбирать любовниц, даже случайных, из кругов куда более высоких.
Яркий наряд был грязным, измятым, покрытым пылью. Сама женщина приняла неубедительно кроткий и смиренный вид, стоя перед каретой, не поднимала глаз и сжимала потертый ридикюль обеими руками, словно он мог выхватить сумочку из ее рук и приказать Бейтсу гнать лошадей. Он уже пожалел, что велел остановиться. Он был не в настроении разводить церемонии, чего она ожидала, судя по ее виду. К тому же подбирать незнакомых людей на дороге небезопасно. Алистер почувствовал раздражение. Но он уже остановился. Будет жестоко уехать, оставив ее только потому, что он не в настроении. Наверняка кто-то раньше вытолкнул ее из кареты, почему она и оказалась в таком положении.
Только бы она не изображала из себя девственницу-недотрогу. Это выглядело нелепо, как если бы тропический попугай притворялся серым воробьем.
Но потом она подняла глаза и посмотрела на него, и он увидел, что они у нее красивые – карие с золотыми искорками. Они были большими, чистыми и умными. Они холодно изучали его. Он со вздохом выбрался, чтобы подать ей руку. Не мог же он позволить ей ехать между Бейтсом и Голландером, отвлекая их от дороги, – им предстояло проделать немало миль до захода солнца, и он не хотел, чтобы карета попала в яму. К тому же он на время избавится от скуки, выясняя, почему она отправилась пешком в Гэмпшир, имея с собой только крохотный ридикюль.
Мисс Грей. В таком наряде – и «мисс Грей», «Серая мисс». Имя настолько не правдоподобное, что даже смешно. Видимо, мисс Как-там-ее-зовут путешествует инкогнито. Ну что же, пусть скрывает свое настоящее имя, если ей это угодно. Это для него не имеет никакого значения.
Кроме красивых глаз, у нее приятное лицо, и не накрашенное – с удивлением отметил он, когда карета снова двинулась в путь. Рыжие волосы, выбившиеся из-под безвкусной шляпки, не сочетались ни с чем в ее наряде, кроме серого платья, видневшегося из-под плаща. Она была моложе, чем ему показалось вначале – двадцать пять лет, не больше.
Она неожиданно подняла глаза, опущенные до этого к коленям, и посмотрела на него. Действительно, красивые глаза, и она умеет это подчеркнуть. Он почувствовал внезапное желание вжаться в спинку сиденья, чтобы оказаться подальше от этих глаз, но сдержался и вместо этого вопросительно поднял бровь.
– Итак, мисс Грей, – начал он, слегка выделив тоном имя, чтобы показать, что он ни на минуту не поверил, будто оно настоящее, – могу ли я узнать, почему вы направляетесь в Гэмпшир?
Это был невежливый вопрос. Но она же не была леди, и он мог позволить себе нарушить приличия, хотя бы как плату за то, что сократил ее путь на несколько миль.
– Я должна получить наследство, – ответила она. – Кроме того, меня ждет выгодный брак.
Он скрестил руки на груди и поблагодарил небеса за то, что они заставили его остановиться и подобрать ее на дороге, хотя несколько минут назад ругал себя за это. Она его не разочаровала. Она собирается наградить его удивительной и наверняка длинной историей. А она говорит с изысканным акцентом, удивился он. Кто-то оплатил ей уроки дикции.
– В самом деле? – спросил он, стараясь, чтобы в его голосе звучала заинтересованность. – Вас ждет наследство?
Сделав такое многообещающее начало, ей ничего не стоит продолжить. Сначала он выслушает историю о наследстве. Когда эта тема будет исчерпана, можно перейти к выгодному браку. Если она будет изобретательной рассказчицей, он, возможно, отвезет ее и дальше, чем до следующей деревни.
– Недавно умер мой дедушка, – начала она, – и оставил имение и все свое состояние мне. Кажется, очень большое. Имение, я имею в виду. Хотя денег тоже немало – так мне сказали. Это было очень неожиданно. Я ведь совсем его не знала. Он был отцом моей матери, но из-за ее замужества выгнал ее из дома, и они больше не виделись.
Алистер был готов поставить состояние на то, что по ходу истории отец девушки окажется сельским священником. Обычный сюжетный ход – богатая наследница выходит замуж по любви за бедного священника, и они счастливо живут в бедности. Алистер-то надеялся, что девушка выдумает что-нибудь оригинальнее. Но, может, она исправится.
– И кем был ваш отец? – спросил он.
– Мой отец был священником, – ответила она. – Он не был богат, да и не хотел этого. Но они с мамой любили друг друга и были счастливы вместе.
Дальше она скажет, что они умерли. И чем же могла заняться мисс Грей после их смерти? Ей пришлось найти работу, так как она не хотела зависеть от богатого отца матери. Точно. Гордость и благородство победили в ней алчность. Но какую именно работу? Что-нибудь пристойное и приличное. Не служанка. Ни в коем случае не проститутка. Компаньонка? Гувернантка? Скорее, последнее. Да, он ставит на то, что она окажется гувернанткой. Хотя это же нереально. Не может же она назваться гувернанткой – в таком плаще и такой шляпке. Как она объяснит свой наряд?
– Они оба скончались? – Он постарался, чтобы в его голосе прозвучало сочувствие.
– Да.
Он был рад, что она не полезла в ридикюль за носовым платком, чтобы смахнуть воображаемые слезы. Если бы она это сделала, она бы потеряла в нем благодарного зрителя. Более того, ей пришлось бы вылезти в ближайшей деревне. Он задумался над тем, кто и почему вышвырнул ее из кареты несколько миль назад. Его глаза скользнули по ее телу. Широкий плащ, похоже, скрывал тело не такое пышное, как ему показалось вначале.
– После смерти отца мне пришлось стать гувернанткой, – сказала она. – Я жила на севере Англии. – Она махнула рукой в его сторону.
Из нее получилась бы очень странная и эксцентричная гувернантка. Он с улыбкой представил ее в комнате для занятий. Наверняка ей бы легче удалось удержать внимание детей, чем тем бесцветным существам, которые обычно служат гувернантками. Любая мать семейства получила бы удар при взгляде на нее. Хотя отец семейства…
– И вдруг, – продолжил он за нее, – когда вы уже смирились с мыслью, что обречены на одинокую жизнь, полную тяжелой работы, вы получаете известие о смерти дедушки и его неожиданном завещании.
– Оно действительно было неожиданным, – сказала она с чудесной имитацией искренности. – Он даже не ответил на письмо о смерти мамы. Да, у мамы был брат. Он умер, не оставив наследника. Поэтому дедушка завещал все мне.
– Ваш дедушка жил в Гэмпшире?
Она кивнула. Она смотрела на него с видом кроткой голубицы, с видом самой искренней невинности. Он задумался, где она провела прошлую ночь. Плащ выглядел так, как будто на нем спали. Ужасные перья на шляпке смотрелись крайне жалко. Ему стало интересно, сколько денег в ридикюле. Наверняка меньше, чем нужно на билет в почтовом дилижансе. Если только она не решила, что выгоднее не тратить деньги на билет, а развлекать скучающих путешественников – таких, как он – в обмен на место в карете. Если он спросит, каким именем ее крестили, она назовет себя Шехерезадой. Шехерезада Грей. Подходящее имя. Интересно, она голодна?
Но ему не хотелось жалеть ее. Ему хотелось развлекаться. Пока ей удавалось увлечь его. Он подбадривающе улыбнулся.
– Обнаружив, – снова продолжил он, – какой богатой наследницей вы оказались, вам так захотелось поскорее сменить образ жизни, что вы бросились из дома, где служили, захватив только плащ и ридикюль, и направились к новому дому – в Гэмпшир. Вы поступили несколько неосмотрительно. Но кто вел бы себя иначе, получив известие о таком богатстве?
Она вспыхнула и выпрямилась на сиденье.
– Все было не вполне так, – сказала она, – но очень похоже.
Она улыбнулась, продемонстрировав ямочку на левой щеке, не говоря о ровных белых зубках. В ее глазах вспыхнули искорки озорного веселья. Она прекрасно знает, какой эффект оказывает эта улыбка на мужчин. Даже он почувствовал некоторое внутреннее волнение. Определенно, перед ним – восхитительная ночная бабочка.
– За мной выслали карету, – сказала она, – и слуг. Было соблазнительно дождаться их и сообщить моим хозяевам о богатстве, которое на меня свалилось. Они и раньше не были добры ко мне, хотя дети большую часть времени были очень милы. Хозяева любили изображать из себя людей более высоких по рождению, чем на самом деле, и обращались со мной соответственно. Я знаю, что случилось бы, если бы я проговорилась. Они бы резко изменили свое отношение, они бы стали подобострастны. Я бы немедленно превратилась в самого дорогого и любимого друга, настоящего члена семьи. Забавная перспектива, но это было бы слишком утомительно. Мне не хотелось все это видеть. Поэтому я решила не ждать, пока появится карета. Я ушла рано утром, не поставив их в известность – впрочем, это не важно, так как я еще не получила денег за последние три месяца.
Он хмыкнул. Следует признать, история получилась увлекательнейшая. Он почти видел эту мифическую гувернантку – как она спешит прочь от дома прежних хозяев, даже не оглянувшись назад, и перья на шляпке победно развеваются на ветру.
– Таким образом, – сказал он, – вы покинули дом, даже не захватив достаточно денег, чтобы доехать до Гэмпшира – если только вы не рассчитывали дойти пешком или проситься в попутные кареты.
Она вспыхнула ярче прежнего, и он почти пожалел о своих невежливых словах.
– Нет, у меня были деньги, – сказала она. – Я купила билеты, и у меня оставалось достаточно, чтобы провести при необходимости ночь или две в гостинице. К несчастью, я положила и деньги, и билеты в саквояж.
А саквояж украли. Восхитительно. Возможность предугадать следующий ход приносит чуть ли не больше удовольствия, чем сама история.
– Мой саквояж украли, – продолжила она, – когда я пересаживалась на другой дилижанс. Я оставила его на минутку под присмотром одной женщины, с которой ехала в предыдущем дилижансе. Она выглядела такой доброй и порядочной.
– Полагаю, – сказал он, – ни один стоящий вор не выглядит злым и подозрительным, иначе наивные путешественники не будут доверять ему свою собственность.
– Вы правы, – ответила она и снова на него посмотрела. Улыбка скользнула по ее губам. – Это было глупо с моей стороны. Даже стыдно об этом рассказывать.
И тем не менее она рассказывает об этом абсолютно незнакомому человеку.
– Таким образом, – сказал он, – вам пришлось отправиться пешком.
– Да. – Она тихо рассмеялась, впрочем у нее достало ума сделать так, чтобы смех получился горьким.
– А у вас достаточно денег в ридикюле, чтобы покупать еду в пути? – спросил он.
– О, да. – Ее глаза расширились, а краска снова залила щеки. – Конечно.
Милая демонстрация смущения и гордости. Но в самом деле, сколько же у нее денег?
Он даже не заметил, как они подъехали к деревне – странно, так как до этого появление за окном новой деревни, городка или гостиницы было его единственным развлечением во время путешествия.
Карета замедлила ход и повернула во двор гостиницы. Что ж, время поменять лошадей и что-нибудь съесть.
– О! – Его спутница повернула голову к окну. Похоже, она была удивлена и немного разочарована. – Вот мы и приехали. Благодарю вас, сэр. Было очень мило с вашей стороны подвезти меня и сократить мой путь на несколько миль.
Но он еще ничего не слышал о выгодном браке. К тому же она наверняка голодна. Нет, она определенно голодна. Кроме того, его скука была развеяна далеко не до конца.
– Мисс Грей, – спросил он, – не окажете ли вы мне удовольствие пообедать со мной?
– О! – Ее глаза снова расширились, и он увидел в их глубине откровенный голод. Похоже, она вышла из роли. – Это ни к чему, сэр. Я и сама могу оплатить свой обед. К тому же сейчас я не голодна. Не хочу задерживаться на пути к следующей деревне. Но в любом случае, спасибо.
– Мисс Грей, – сказал он, – я отвезу вас до следующей деревни. Но сначала я бы хотел пообедать. Видите ли, я очень голоден. А если вы будете просто сидеть и смотреть, как я ем, мне будет не по себе. Сделайте усилие, съешьте что-нибудь вместе со мной.
– О, – сказала она так, что он внезапно понял, что она ничего не ела весь этот, а может и весь предыдущий день. Значит, ее вышвырнули даже не сегодня, а вчера. – Вы отвезете меня до следующей деревни? Вы так добры. Тогда, я согласна. Я съем немного. – Она рассмеялась. – Правда у меня был очень плотный завтрак.
Он поднял брови и вышел из кареты, подав ей руку. Он провел ее в столовую, уже заказанную Голландером. Джентльмен со своей птичкой. Он читал это в глазах конюхов во дворе и в глазах хозяина гостиницы, пока шел мимо них, и в глазах служанки, когда вошел в дом.
Пусть думают, что хотят. Даже джентльменам хочется развлекаться. И даже легкомысленные птички могут испытывать голод, если их бросают покровители и они ничего не ели несколько дней подряд.
