Текст книги "Подари мне все рассветы"
Автор книги: Мэри Бэлоу
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Мэри Бэлоу
Подари мне все рассветы
Глава 1
Англия, 1799 год
В Хэддингтон-Холле (Суссекс), в загородной резиденции маркиза Кейни, происходил танцевальный вечер. Из открытых окон большой гостиной доносились звуки музыки и веселые голоса. Гостей было немного: в то время в доме маркиза гостили двое, а остальные были представителями местного дворянства.
Не веселился со всеми только юноша, сидевший в саду на скамье возле большого мраморного фонтана, расположенного ниже террасы. Ему очень хотелось находиться на празднике и участвовать в общем веселье, танцевать с ней, с темноволосой, темноглазой юной дочерью гостя его отца. Или хотя бы иметь возможность глядеть на нее, а может быть, даже поговорить с ней. Или принести для нее стаканчик лимонада. Ему хотелось бы… Но мечты его были напрасны! Не зря мать часто называла его мечтателем.
Его присутствию на празднике мешали два обстоятельства: во-первых, ему было всего семнадцать лет, а во-вторых, он был внебрачным сыном маркиза. Последний факт приобрел для него особое значение лишь полтора года назад, после скоропостижной кончины его матери. До того ему казалось вполне нормальным, что отец часто навещает их с матерью, но не живет с ними постоянно, что у отца есть жена, хотя других детей, кроме него, нет.
Но после смерти матери он полностью осознал свое положение, после того как отец взял жить его в свой дом. Перебравшись туда, он почувствовал всю неловкость своего пребывания в нем. Он не был членом семьи – жена отца, маркиза, ненавидела его и демонстративно игнорировала его присутствие. Разумеется, к числу слуг он тоже не принадлежал.
За последние полтора года отец не раз заводил разговор о его будущем, но мальчик понимал, что факт его незаконнорожденности сильно затрудняет решение его судьбы. Маркиз решил купить ему офицерский патент, чтобы он мог, когда ему исполнится восемнадцать лет, служить в армии. Правда, кавалерия, а тем более гвардия для него были закрыты – туда набирали сыновей аристократов и титулованного дворянства, то есть законных сыновей. Ему же предписано было проходить службу только в строевых войсках.
– Почему вы не на балу? – раздался вдруг тихий нежный голосок, и он увидел ту, из-за которой ему хотелось находиться в гостиной, – Жанну Моризетту, дочь графа де Левисса, роялиста, бежавшего из Франции от якобинского террора и с тех пор проживавшего в Англии.
У него екнуло сердце. Он еще никогда не находился так близко от девушки, о которой только что мечтал, и никогда с ней не разговаривал.
– Мне не хочется, – сказал он, пожав плечами. – Тем более что это и не бал вовсе.
Она уселась рядом с ним – стройная, изящная, в светлом воздушном платьице. В темноте он не мог определить, какого оно цвета. Масса кудряшек обрамляла ее личико, а глаза у нее были огромные и блестели в лунном свете.
– А мне все равно хотелось быть там, – призналась она. – Я надеялась, что мне разрешат присутствовать среди них, но папа не позволил даже показываться на загородной вечеринке. Он сказал, что в пятнадцать лет слишком рано танцевать с джентльменами. Скучно быть молодым, ведь правда?
Значит, она все-таки там не была. Зря он мучился ревностью. Он снова пожал плечами.
– Я не так уж молод, – сказал он. – Мне семнадцать лет.
Она мечтательно вздохнула.
– Когда мне исполнится семнадцать лет, я буду танцевать каждую ночь и ездить в театры и на пикники. Когда я стану взрослой, я стану делать все, что пожелаю.
Ее личико светилось радостью предстоящих удовольствий, и она была красивее всех девочек, которых ему приходилось видеть. За последнюю неделю он использовал малейшую возможность, чтобы только взглянуть на нее. Она была похожа на сверкающую драгоценность, которой он мог лишь издали любоваться и мечтать.
– Папа собирается увезти меня назад во Францию, как только будет безопасно туда ехать, – со вздохом сказала она. – Благодаря Наполеону Бонапарту положение в стране, кажется, стабилизируется. Если так будет и дальше, то мы, возможно, туда возвратимся. Так говорит папа. И еще он говорит, что пора перестать мечтать о восстановлении королевской власти.
– Значит, ты, возможно, будешь танцевать в Париже, – сказал он.
– Да, – сказала она, и глаза ее мечтательно затуманились. – Но я предпочла бы остаться в Лондоне. Англию я знаю лучше, чем Францию. Я даже говорю по-английски лучше, чем по-французски. Я бы с удовольствием осталась здесь навсегда.
В ее речи слышался легкий французский акцепт, что делало ее еще более привлекательной. Ему нравилось слушать, как она говорит.
– Ты ведь сын маркиза, не так ли? – спросила она. – Почему у тебя другая фамилия?
– Я ношу фамилию матери, – сказал он. – Она умерла позапрошлой зимой.
– Вот как? – сказала она. – Как печально! Моя мама тоже умерла, но я ее не помню. Насколько я помню себя, я всегда жила с папой. А как тебя зовут?
– Роберт, – ответил он.
– Роберт, – произнесла она по-французски и, рассмеявшись, повторила имя по-английски. – Потанцуй со мной, Роберт. Ты танцуешь?
– Мама учила меня, – сказал он. – Но где мы будем танцевать? Прямо здесь?
– Почему бы нет? – сказала она, легко поднявшись со скамьи и протягивая ему изящную ручку. – Музыка хорошо слышна отсюда.
– Но ты поранишь себе ноги о камни, – сказал он, взглянув на ее тонкие шелковые туфельки.
Она рассмеялась.
– Мне кажется, Роберт, ты ищешь предлога, чтобы не танцевать, – сказала она. – Думаю, что твоя мама вообще не учила тебя танцевать, а если учила, то ты не смог научиться, потому что у тебя, наверное, обе ноги левые. – Она снова рассмеялась.
– Ошибаешься, – возмутился он. – Если хочешь, то давай танцевать.
– Как неохотно ты выполняешь мою просьбу, – заявила она. – Ты должен испытывать радостное волнение, предвкушая танец со мной. Ты должен показать, что танцевать со мной – мечта всей твоей жизни. Ну ладно. Давай танцевать.
Он еще почти ничего не знал о женском кокетстве. Правда, Молли Ламсден, одна из горничных в доме его отца, не раз умышленно оказывалась у него на пути и принимала соблазнительные позы, заправляя по утрам его кровать. Однажды, когда он попытался поцеловать ее, она выскользнула из его рук и заявила, что ее благосклонность бесплатно не получишь. Но разве можно сравнить полногрудую деревенскую девчонку Молли с Жанной Моризеттой?
Они танцевали менуэт на вымощенной булыжником террасе, залитой лунным светом. Оба молчали, сосредоточив внимание на доносившихся звуках музыки и танцевальных па. Хотя его внимание, по правде говоря, сосредоточивалось больше на стройной фигурке девушки, с которой он танцевал. В его руке лежала ее рука – теплая, маленькая, нежная. Он подумал, что сейчас самый чудесный момент в его жизни.
– Ты такой высокий, – сказала она, когда музыка закончилась.
Он был ростом почти шесть футов. К сожалению, рос пока только в высоту. Назвать его худеньким было мало. Он был длинным и тощим и терпеть не мог смотреться в зеркало. Ему хотелось быть красивым, мускулистым мужчиной, и он очень боялся остаться долговязым и нескладным.
– И у тебя чудесные белокурые волосы, – продолжала она. – Я любовалась ими всю неделю. Мне хотелось бы иметь такие же волнистые волосы, как у тебя. Я рада, что ты не стрижешь их коротко. Было бы жаль терять такую красоту.
Ошеломленный этими словами, Роберт все еще держал в своей руке ее нежную маленькую ручку.
– Предполагается, что я сейчас нахожусь в своей комнате, – сказала она. – Если бы папа узнал, что я выходила из дома, его хватил бы удар.
– Ты здесь в полной безопасности, – успокоил он. – Я позабочусь, чтобы с тобой ничего не случилось.
Жанна бросила на него озорной взгляд.
– Если хочешь, можешь поцеловать меня.
От удивления у Роберта округлились глаза. Как? Жанна Моризетта предлагает ему то, в чем отказала Молли? Но как ее поцеловать? Он не умел целоваться.
– Конечно, если ты не хочешь, я вернусь в дом, – подзадорила она. – Может быть, ты боишься?
Он боялся. До смерти боялся.
– Разумеется, я не боюсь, – пренебрежительно ответил он, положил руки на ее талию и, наклонив голову, поцеловал девушку. Поцеловал так, как всегда целовал свою мать – едва прикоснувшись и громко чмокнув. Только Жанну он поцеловал не в щеку, а в губы.
Она была такая мягкая, и от нее приятно пахло. Она положила руки ему на плечи и обняла его за шею. Ее темные глаза вопросительно глядели в его глаза. Он судорожно глотнул, понимая, что она заметит его нервозное состояние.
– И, разумеется, я еще раз хочу тебя поцеловать, – сказал он и, наклонившись, снова прикоснулся губами к ее губам, задержавшись там на несколько мгновений. Он был потрясен незнакомыми ощущениями, которые вызвал поцелуй во всем его теле: у него перехватило дыхание, его словно обдало жаром, в паху почувствовалось напряжение. Он поднял голову.
– Ах, Роберт, – вздохнула она, – ты и понятия не имеешь, как скучно быть пятнадцатилетней. Или ты знаешь? Ты, наверное, помнишь? Конечно, для мальчика все бывает совсем по-другому. От меня до сих пор ждут, что я буду вести себя как ребенок. А я уже не ребенок. Все считают, что я должна быть послушной и благовоспитанной и довольствоваться компанией твоих отца и матери, – хотя маркиза ведь тебе не мать, не так ли? – и моего папы. Мне не положено находиться в компании молодых людей, которые сейчас танцуют и веселятся в гостиной. Как я смогу вынести такое в течение целой недели?
Ему хотелось бы бросить к ее ногам пригоршню звезд с неба. Ему хотелось бы, чтобы музыка не переставая играла целую неделю, чтобы он мог танцевать с ней, целовать ее и помочь ей развеять скуку, одолевшую ее в деревне.
– Но я тоже буду здесь, – напомнил он.
Она с надеждой взглянула на него снизу вверх – макушка ее головы едва доходила до его плеча.
– Да, – сказала она, – я буду тайком убегать и проводить время с тобой, Роберт. Вот будет весело! А от моей служанки сбежать проще простого. Она страшная лентяйка, но я не жаловалась папе, потому что ее лень помогает мне воспользоваться свободным временем с выгодой для себя. – Она рассмеялась своим заразительным смехом. – Ты очень красив. Покажешь мне завтра развалины замка? Мы ходили туда недавно, но маркиза не позволила мне побродить там, боялась, как бы я не ушиблась. Я могла лишь глядеть по сторонам да слушать, как твой отец рассказывает историю старого замка.
– Я отведу тебя туда, – сказал он, заметив, однако, что она собирается тайком убегать к нему.
Конечно, Жанна была права. Им было не положено даже встречаться. Не говоря уже о том, чтобы танцевать или целоваться. Если узнают, что он водил ее на развалины замка, будет страшный скандал. Надо бы объяснить все ей. Но Роберту было семнадцать лет и он пока еще думал, что с обстоятельствами можно бороться или игнорировать их.
– Правда? – радостно воскликнула она, прижимая ручки к намечающимся округлостям девичьей груди. – Сразу после завтрака? Я поднимусь в свою комнату, чтобы отдохнуть. Маркиза всегда настаивает на отдыхе. Где мы встретимся?
– За конюшнями. Но до развалин почти целая миля. Ты сможешь пройти пешком такое расстояние?
– Конечно, – пренебрежительно фыркнув, заявила она. – И еще я хочу взобраться на башню.
– Там опасно, – сказал он. – На некоторых ступенях лестницы раскрошился камень.
– Но ведь ты туда поднимался? Значит, и я поднимусь. Сверху, наверное, открывается хороший вид?
– Оттуда видна деревня и еще дальше, – сказал он. В гостиной музыканты заиграли кадриль.
– Так, значит, до встречи. После завтрака, – сказала она. – По крайней мере есть чего ждать. Доброй ночи, Роберт.
Она протянула ему тонкую ручку. Он взял ее и в смятении понял, что она хочет, чтобы он поцеловал руку. Он поднес ее руку к губам, чувствуя себя ужасно глупо. И все-таки ему было удивительно хорошо.
– Доброй ночи, мисс Моризетта, – сказал он. Она рассмеялась.
– А ты, оказывается, очень обходителен. Ты заставляешь меня почувствовать себя по меньшей мере восемнадцатилетней. Только зови меня Жанной.
– Спокойной ночи, Жанна, – сказал он, радуясь тому, что в темноте не видно, как он покраснел.
Она повернулась и, миновав мощеную террасу, скрылась за углом дома. Он понял, что она пришла сюда, воспользовавшись черным ходом, и возвратилась тем же путем. Интересно, вышла ли она просто для того, чтобы подышать свежим воздухом, или же потому, что увидела его из окна своей комнаты? Окно ее спальни как раз выходило на террасу и фонтан.
Ему хотелось верить, что она приходила именно к нему. Она назвала его высоким. Она не сказала, что он тощий или длинный. Ей понравился белокурый цвет его волос и то, что он не стрижет их коротко. Она назвала его красивым – очень красивым. И попросила поцеловать ее. Она попросила показать ей завтра развалины замка. Сказала, что теперь по крайней мере ей есть чего ждать.
Напрочь забыв о звуках музыки и веселья, доносившихся из гостиной, он понял, что не просто очарован красотой изящной темноволосой девушки, а глубоко и бесповоротно влюблен в Жанну Моризетту.
С момента своего прибытия в Хэддингтон-Холл Жанна несколько раз мельком видела его, хотя их, конечно, официально не представляли друг другу. Отец объяснил ей, что мальчик является внебрачным сыном маркиза и что даже сам факт его проживания здесь не вполне приличен. Отец добавил также, что маркизу его присутствие, очевидно, сильно расстраивает, потому что бедняжка, судя по всему, бесплодна и не может родить законных наследников или даже дочерей.
Жанне было абсолютно безразлично, имеет ли он или не имеет законное право находиться в доме маркиза. Она была рада, что он там живет, и сожалела лишь о том, что нельзя открыто завязать с ним дружбу. Ей очень редко приходилось знакомиться с мальчиками или молодыми людьми, так как в отцовском доме она вела весьма уединенную жизнь, а в школе, где она училась, учениц строго оберегали от любых нежелательных контактов с мужчинами за ее стенами.
Мучаясь от скуки и одиночества в Хэддингтон-Холле, она исподтишка наблюдала за мальчиком из окна своей спальни. И в конце концов даже влюбилась в высокого долговязого парнишку с несколько длинноватыми белокурыми волосами.
В тот вечер, когда состоялся бал, хотя ее отец и маркиза пытались убедить ее, что это вовсе не бал, она в отвратительном настроении стояла у окна своей комнаты и увидела его. Сначала он был на террасе, а потом исчез из поля зрения где-то у фонтана, должно быть, уселся на скамью. Горничную она уже отослала спать. Ее охватило возбуждение: ей захотелось незаметно спуститься вниз, выйти из дома и поговорить с ним.
Она поддалась искушению и была очарована. Она даже и не подозревала, какой он на самом деле высокий и какое красивое у него лицо с орлиным носом, четкой линией рта и губ и открытым взглядом ясных глаз. Ему было семнадцать лет. Он был уже юношей, а не мальчиком, как ей показалось поначалу.
Он был первым мужчиной, с которым она танцевала, не считая учителя танцев в школе, и первым мужчиной, который ее поцеловал – не в первый раз, когда его поцелуй был похож на отцовский, а во второй, когда его губы задержались на ее губах и она с упоением почувствовала себя скверной девчонкой. Еще не поднявшись вверх по лестнице в свою комнату, она уже знала, что влюбилась в него, а войдя в комнату и закрыв за собой дверь, зажмурилась и попыталась вспомнить, каковы на вкус его губы. Потом она открыла глаза, подбежала к окну и, спрятавшись за тяжелой бархатной шторой, стала наблюдать, как он ходит взад-вперед по террасе. Она напрасно беспокоилась – он даже не взглянул наверх.
Она влюбилась в него – влюбилась в высокого, стройного белокурого бога, которому было целых семнадцать лет и привлекательность которого еще больше усиливалась благодаря тому, что он был «запретным плодом».
Они провели вместе четыре дня, вернее, четыре вечера, когда она, как были уверены ее отец и маркиз с маркизой, должна была послушно отдыхать в своей комнате. В первый день они отправились к развалинам замка и поднялись по винтовой каменной лестнице на башню. Он шел впереди и то и дело оборачивался к ней, чтобы указать на полуразрушенную ступеньку и предупредить, чтобы она осторожнее на нее ступала. Ей было страшно, но не хотелось признаваться в своей слабости. Однако когда они поднялись на самый верх и обнаружили, что парапет, которым была обнесена смотровая площадка, разрушился до основания, она чуть не завизжала от ужаса, но взяла себя в руки и лишь тряхнула головой, храбро оглядевшись вокруг.
– Какое великолепие! – воскликнула она, широко распахнув руки. – Как, должно быть, чудесно, Роберт, быть хозяйкой такого замка и наблюдать с зубчатой стены, как возвращается домой ее рыцарь верхом на коне.
– Несомненно, после семи или более лет отсутствия, – сказал он.
Она рассмеялась.
– Фу, как неромантично! Впрочем, я не отпустила бы его одного. Я поехала бы с ним вместе, участвовала во всех походах, деля все неудобства и опасности его походной жизни.
– Ты не смогла бы, ведь ты женщина.
– Почему? Потому что это не дозволено? Или потому, что я не смогла бы вынести невзгоды? Ошибаешься, я смогла бы спать на земле и все такое прочее. А что касается того, что женщинам не дозволено, то я обрезала бы волосы и отправилась в поход в качестве оруженосца своего рыцаря. Никто бы и не узнал, что я женщина. Я не стала бы жаловаться.
Он рассмеялся и стал еще красивее при дневном свете, чем показалось ей вчера при свете луны.
Когда они спустились, она снова предложила ему поцеловать ее. По правде говоря, спускаться оказалось гораздо труднее, чем карабкаться вверх, и она была рада прислониться спиной к прочной стене и положить руки на его нежные плечи. Он, судя по всему, был сильным, несмотря на худобу.
Его руки немедленно оказались на ее талии, губы – на ее губах, а ее руки обвились вокруг его шеи. Она попробовала выпятить свои губки и сразу же почувствовала, как напряглись его губы. Ее целует мужчина, сказала она себе, высокий и красивый молодой мужчина. В которого она влюблена. Как чудесно быть влюбленной!
– Придется возвращаться, – сказала она. – В мою комнату могут послать кого-нибудь, чтобы узнать, почему я так долго сплю.
– Да, – согласился он, не пытаясь ее задерживать. – Я провожу тебя до конюшен.
Три последних вечера они гуляли по полям, перелескам и берегу озера, расположенного в миле от дома, но в направлении, противоположном развалинам замка. Погода им благоприятствовала. Солнце светило с безоблачного синего неба, а если появлялись облачка, то они были легкими, пушистыми и лишь создавали на несколько мгновений приятную тень, закрывая собой солнце. Они ходили, держась за руки, и делились друг с другом своими мыслями и мечтами так доверительно, как никогда еще и ни с кем.
Он рассказал ей, что отец собирается купить ему офицерский патент, когда ему исполнится восемнадцать лет, хотя сам он мечтает совсем о другом будущем. Пока он жил с матерью, он привык к мысли, что будет и в дальнейшем жить в деревне. Ему нравился такой образ жизни. Но он понимал, что должен чем-то заняться. Нельзя же бесконечно жить в Хэддингтон-Холле, тем более что он не является наследником своего отца.
– Становиться офицером у меня нет желания, – сказал он. – Не думаю, что мне могло бы понравиться убивать кого-нибудь.
Она рассказала ему, что ее мать была англичанкой, а ее дедушка и бабушка, виконт и виконтесса Кингсли, до сих пор живут в Йоркшире. Но папа позволил ей навестить их всего два раза за все время, которое они прожили в Англии. Папа хочет, чтобы она была француженкой и жила во Франции. Тогда как она хочет быть англичанкой и жить в Англии, со вздохом сказала она Роберту. Ей не хотелось иметь две родных страны. Жизнь такая сложная.
Ей хотелось поскорее стать взрослой, чтобы посещать балы и театры, встречаться и общаться с другими молодыми людьми. Правда, за последние несколько дней ее мысли уже не казались ей такими важными. Ей было так хорошо, что она ни о чем не хотела больше думать.
На четвертый день они лежали обнявшись на берегу озера, целовались, улыбались друг другу, смотрели друг другу в глаза. Он легонько прикасался к ее маленьким грудям, а она чувствовала, что краснеет от смущения, однако глаза не отводила и не протестовала. Ей было приятно его прикосновение, и рука его, казалось, находилась там, где ей и должно было находиться. Потом он положил руку на ее талию. Сквозь ткань платья она чувствовала ее тепло. – Роберт, – прошептала она, – я люблю тебя. Ей нравилось, что у него сначала улыбаются глаза, потом губы.
– А ты меня любишь? – спросила она. – Скажи, что любишь.
– Я люблю тебя, – кивнул он.
– Я выйду за тебя замуж, – сказала она. – Конечно, папа будет против, но если он не даст согласия, я убегу с тобой.
Он снова улыбнулся.
– Ты фантазерка, Жанна. Твои желания неосуществимы. Не будем портить оставшиеся несколько дней мечтами о несбыточном. Лучше насладимся тем, что есть.
– Но все возможно, – сказала она, теснее прижимаясь к нему. – Не сейчас, конечно, потому что я слишком молода. Но когда мне исполнится семнадцать или восемнадцать лет и если я к тому времени не передумаю, папа увидит, что я не могу быть счастлива ни с кем, кроме тебя, и даст свое согласие. А если он не согласится, я стану солдатом и поеду на войну вместе с моим рыцарем.
– Ах, Жанна, Жанна, – сказал он, целуя ее в губы и глаза.
– Скажи, что женишься на мне, – потребовала она. – Скажи, что ты хочешь жениться на мне, Роберт!
– Я буду любить тебя всю жизнь и даже после смерти, – подтвердил он. – Ты навсегда останешься моей единственной любовью.
– Но я не то спросила!
– Тс-с! – Он снова поцеловал ее. – Пора возвращаться домой. Мы сегодня гуляем дольше, чем обычно. Не хочу, чтобы тебя хватились.
– Ладно. – Она улыбнулась, когда он поднялся с земли и протянул руку, чтобы помочь ей встать. – Завтра я заставлю тебя признаться, Роберт. Ведь я всегда получаю то, что хочу.
– Всегда? – переспросил он.
– Всегда. – Она стряхнула с платья травинки и взглянула на него из-под полуопущенных ресниц. Волосы у него немного растрепались, отчего он показался ей еще милее.
– В таком случае я приеду к тебе на белом коне в твой восемнадцатый день рождения, – пообещал он, – и мы уедем в сторону заката. Нет, лучше в сторону "восхода и поженимся. И у нас будет дюжина детишек, и все мы будем жить-поживать и добра наживать. Теперь ты довольна?
Она поднялась на цыпочки, поцеловала его в щеку и одарила лучезарной улыбкой.
– Полностью. Я услышала то, что хотела услышать. Разве я не говорила тебе, что всегда получаю то, чего хочу. – Она весело рассмеялась, подумав, что еще никогда в жизни не была так счастлива, хотя и понимала, что ее счастье недолговечно. Она, как и он, знала, что они никогда не поженятся и, наверное, никогда больше не увидятся.
Девочка искренне верила в тот момент, что будет любить его вечно. Он был ее первой любовью, он же будет последней. Ни одного мужчину она не полюбит так, как любила Роберта.
