Текст книги "Проклятье горничных"

Автор книги: Мередит Митчелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Джейн не удалось разыскать письмо, полученное братом в тот вечер, когда они вернулись от Гренвиллов. Скорее всего, Ричард сжег его, а это говорило о том, что он догадывается, насколько сестра осведомлена о его делах, и не желает еще большей осведомленности. День или два он выглядел озабоченным, но вскоре обычная жизнерадостность взяла верх, и мисс Соммерсвиль безуспешно пыталась убедить себя, что в записке и впрямь содержалось лишь то, что счел нужным сказать Ричард. В довершение всех неприятностей с братом у Джейн с недавних пор появились причины беспокоиться и о своих собственных делах. Чувство, будто она попала в чью-то западню, было вполне ясным и потому пугающим. Девушка никак не могла решить, что ей делать с тем кошмарным письмом, а времени до принятия решения оставалось все меньше…

– Я знаю, дорогая моя, но тебе пора посмотреть на брата объективным взглядом. Твоя любовь к нему мешает увидеть, насколько глубоко он запутался. – Эмили понизила голос, но все остальные в комнате не обращали внимания на беседующих подруг.

– Уильям что-то говорил тебе? – быстро спросила Джейн, внезапно понадеявшись, что Ричард рассказал лорду Гренвиллу больше, чем сестре. – Что-то, чего мне не положено знать? Раз уж ты не щадишь меня, договаривай, прошу тебя!

– Нет-нет, ничего нового. – Эмили не ожидала, что Джейн так испугается. – Но ты и сама понимаешь, одними разговорами мы ничего не сможем изменить. Может быть, тебе написать дяде, лорду Бетхерсту, чтобы он вразумил Ричарда? Должен же быть кто-то, кого он выслушает?

– Ты сама себе противоречишь. – Джейн слегка расслабилась и даже отпила немного остывшего чая из своей чашки. – Если он должен осознать свою беду сам, что может поделать дядя Фергус? К тому же Ричард поссорился с ним зимой, ты ведь помнишь, он тогда попросил у дяди денег, и тот отказал.

Эмили помнила. Джейн вернулась после зимнего сезона в Лондоне совершенно разбитая. Любезность леди Бетхерст, пригласившей племянников погостить в своем доме, привела к семейному скандалу. Джейн, надеявшаяся этой зимой найти себе жениха, вместо того чтобы наслаждаться балами и новыми знакомствами, должна была бесконечно извиняться за непростительную выходку брата, обвинившего дядю в скаредности и злорадстве.

Хорошо, что Сьюзен и Ричард в этот момент решили спеть дуэтом, и Эмили не потребовалось немедленно отвечать. Если бы Ричард только захотел измениться! Но он, кажется, был беззаботно счастлив в компании своих друзей. Уильям однажды в разговоре с доктором Вудом заметил, что Соммерсвиль обладает удачным свойством забывать все то, что может испортить ему настроение, и это в самом деле было так. Эмили не стала говорить тогда, что считает Ричарда человеком неглубокого ума, это замечание из уст молодой женщины могло бы оскорбить других джентльменов, но у самой леди Гренвилл не было сомнений в том, что ум в семействе Соммерсвилей достался Джейн, а почти женская беззаботность – ее брату.

Едва смолк последний аккорд, Дафна, поддавшись уговорам доктора Вуда, заняла место Сьюзен, и мисс Холтон подошла к столу, чтобы освежиться чаем после сложной баллады. Ричард остался помогать миссис Пейтон с нотами, а у Эмили и Джейн больше не было возможности окончить неприятный для обеих, но неизбежный разговор.

7

Ночью пошел дождь, обещающий разрушить надежду Лори на поездку к озеру с отцом, тетей Эмили и дядюшкой Генри. Лежа в постели, Эмили слушала монотонное шуршание дождя и думала о том, как развлечь ребенка, чем подсластить его разочарование. Может быть, позволить ему покататься на своем пони по оранжерее? Или пойти на кухню и вместе с кухаркой испечь пирог с абрикосовым вареньем?

Она хорошо помнила, как умел ее отец заставить детей забыть о несбывшихся планах, занять их чем-то совершенно необычным. Уильям был хорошим отцом, но считал необходимым воспитывать сына сильным и мужественным, позабыв, очевидно, как много горя может принести несостоявшийся пикник и как мало утешения – наставления о необходимости стойко переносить невзгоды.

К шести часам утра дождь стих, но дорога к озеру еще долго будет оставаться размякшей, труднопроходимой для лошадей, а на берегу невозможно найти сухое место, чтобы разложить пледы и скатерти. Лори придется подождать день или два, прежде чем долгожданная поездка состоится.

Эмили решила, что вместе с малышом и Генри Говардом нанесет визит викарию Кастлтону. Его младшие дети, два сына и дочь, всегда с удовольствием играли с Лоренсом, а старшая дочь, маленькая и пышная, словно свежая булочка, Джемайма явно выказывала симпатии Говарду. «Пожалуй, Генри будет полезно побыть в обществе леди, которая относится к нему совсем не так, как Сьюзен. Кто знает, может быть, мисс Кастлтон сумеет увлечь его, а если нет, бедняга обретет немного уверенности в себе, – подумала Эмили. – Вчера он старался не обращать внимания на Сьюзен, но, кажется, ее это совсем не задело. Что, если права Джейн, а не я, и ее брат и мисс Соммерсвиль будут счастливой парой, невзирая на его самый большой недостаток?»

Выпив чая, Эмили раскрыла свой дневник. Вчерашний прием так утомил и расстроил ее, что она сразу прошла в свою спальню, едва лишь гости разъехались. Но сегодня ей непременно хотелось записать все подробности вчерашних разговоров, чтобы сохранить их в памяти и возвращаться к ним, если понадобится, снова и снова.

«Вчера Дафна спросила, что бы я сделала, если бы узнала о любовной связи Уильяма? Я ответила, что не хотела бы этого знать. Но я и сама не знаю, слукавила я или же сказала правду. Могла ли бы я испытывать еще большую боль, чем теперь, ведь Уильям сразу предупреждал меня о том, что собирается пользоваться полной свободой и предоставляет такую же свободу мне, лишь бы только с виду наша семья выглядела пристойно и не давала поводов для сплетен».

Она закончила фразу, отложила перо и вытащила из ящика письменного стола еще одну тетрадь в кожаном переплете – дневник четырехлетней давности. Нужное место было заложено ленточкой – леди Гренвилл нередко возвращалась к нему за годы своего замужества.

«Сегодня Уильям, лорд Гренвилл, сделал мне предложение. Сбылась мечта, которую я лелеяла, кажется, всю свою жизнь. Тогда отчего же я плачу весь день?

Тем пасмурным утром я сидела в саду, закутанная в плед, и читала книгу, новый роман, присланный Реджи из Уэймута, где он отдыхает с друзьями и, наверное, ухаживает за хорошенькими девушками. Матушка ждет и в то же время боится, что после этой поездки он объявит о своей помолвке с какой-нибудь Кэтрин или Мэрион. Но прежде его помолвки состоится моя! Поверить не могу, Реджи, пожалуй, тоже сперва подумает, что это очень, очень дурная шутка. Еще бы, его вторая сестра собирается замуж за того же самого мужчину, что женился на Луизе! А если я вдруг умру, женится ли Уильям на Кэролайн? Нет, я не должна сейчас думать об этом. Скоро горничная придет одевать меня к обеду, и надо успеть записать все, что случилось, пока я еще помню, как все было на самом деле, и не начала выдумывать романтические сцены, как делала, наверное, тысячу раз с тех пор, как впервые увидела Уильяма!

Конечно, мне хотелось бы написать здесь, что лорд Гренвилл прислал мне корзину лучших белых роз из оранжереи своей бабушки, а затем явился сюда сам и, стоя на коленях, сообщил, что безумно в меня влюблен и уж наверняка не проживет даже дня, если я откажусь составить его счастье. Когда мне было пятнадцать, именно так я и представляла себе объяснение в любви. К девятнадцати годам мои представления несколько изменились, но все же они оказались так же далеки от действительности, как и те детские фантазии.

Уильям спустился в сад и подошел к скамье. Как обычно, поздоровался, но не прошел к беседке, где Лори играл с нянькой в кубики, а уселся рядом со мной, чтобы поговорить. Вот это уже было необычно.

– Эмили, я недавно говорил с твоим отцом, и он предложил мне побеседовать с тобой, чтобы ты сама все решила.

– Что решила? – Я испугалась, что он увезет куда-нибудь Лори, и мы не увидим их обоих долго-долго. Это было первое, что я подумала, но как я могла решать за Уильяма, ведь Лори – его сын?

– Я попросил у лорда Уитмена твоей руки, – вот так просто он объявил это, как будто сообщал о выборах нового мирового судьи.

Я вскочила с места, забыв о своей ноге, запуталась в пледе и пошатнулась. Уильям, ловкий, как всегда, тут же успел подхватить меня и усадил обратно.

– Ты удивлена, я понимаю, но выслушай меня.

Я сумела только кивнуть, платье сразу стало тесным в груди, я словно не могла вздохнуть.

– Мне известно, как ты любишь моего сына, и Лоренс выделяет тебя среди других членов твоей семьи, он уже теперь понимает, какое у тебя доброе сердце. Я никогда не смогу найти для него лучшую мать, чем будешь ты. – Уильям ничуть не выглядел обрадованным, словно кто-то силой заставлял его жениться на мне. Впрочем, я почти сразу поняла, что это так и было.

– Ты уже взрослая, Эмили, и понимаешь, моему дому нужна хозяйка, но я не смогу забыть твою сестру. Второй Луизы нет и не будет на свете, и я рад, что вы с ней совсем не похожи. Мы с тобой – старые друзья и сможем ужиться вместе… Тебе нечего бояться, что я стану мужем-тираном, уверен, мы сумеем сохранить нашу дружбу и вырастить Лори достойным человеком. В память о Луизе ты должна согласиться, Эмили!

Увы, чувство звучало в его словах, только когда он упоминал Луизу. Как больно и отрадно было мне слышать его! Но, признаться, через некоторое время радости стало меньше, а боль усилилась. Ведь он просил меня всего лишь занять место леди Гренвилл в его доме, но не в его сердце!

Дальше он говорил о том, что мне навряд ли суждено выйти замуж из-за моей болезни, на правах старого друга, а теперь и брата он мог быть со мной откровенен, нам ни к чему были все эти намеки, постоянно высказываемые подругами моей матери, сопровождаемые притворно сочувственными вздохами и покачиваниями головой.

– Почему ты молчишь, Эмили? Я не собираюсь ограничивать твою свободу или мешать твоим занятиям. Мы даже видеться будем редко, я прикажу отделать для тебя комнаты в другом крыле, и Лори поселится рядом с тобой, пока он еще мал. Если же когда-нибудь ты встретишь мужчину, который заинтересует тебя… Что ж, я не стану требовать от тебя хранить мне верность. Каждый из нас сможет строить свою жизнь по собственному разумению. Мое единственное условие – чтобы все наши друзья и соседи никогда ни в чем нас не заподозрили. Лоренс должен расти в любящей семье, и я сделаю все, чтобы оградить его от сплетен и огорчений.

– Если ты встречаешься с какой-то женщиной, почему бы тебе не предложить ей стать твоей женой? – спросила я.

Даже если это женщина из другого социального слоя, будет лучше, если Уильям женится на той, кто ему нравится, пусть он и не станет любить ее так, как свою первую жену.

– Ты неправильно поняла меня! – Кажется, он рассердился. – Совсем недавно я потерял женщину, которую любил, казалось, больше жизни. Сейчас я и думать не могу о новом романе, но я молод, и когда-нибудь, возможно, для меня что-то изменится. Тебе же ничего не помешает завести поклонника.

Конечно, он не верит, что какой-то мужчина может полюбить меня, с моей бледностью и хромотой. Его прямота, столь ценимая мною, сейчас показалась мне оскорбительной. А ведь он даже не понимал, как непристойно звучат его слова. И как унизительно для меня! Он предполагает, что когда-нибудь ему захочется женского общества, но даже тогда он не рассматривает меня как объект своей страсти, меня, которую собирается назвать своей женой! Его равнодушие убьет меня, если не сразу после свадьбы, то когда-нибудь потом. Так стоит ли соглашаться и становиться на путь гибели?

В тот момент я не нашлась что ответить, но теперь, в покое моей комнаты, мне пришло в голову не менее десятка разных ответов, от уничтожающе-насмешливого согласия до гордо-презрительного отказа. Я должна была пробудить в нем хоть какие-то чувства, заставить его признать, что я ему хотя бы немного нравлюсь, и он делает мне предложение не только ради Лори и поместья. Наверняка его бабка придумала все это, не считаясь ни с кем!

Увы, в нужный момент я смогла лишь сказать, что принимаю его предложение, так как мне и в самом деле не найти себе жениха. Он вполне удовлетворился этим ответом, еще раз сказал, что я никогда не пожалею об этом, и сообщил, что хочет обвенчаться со мною осенью, а до той поры еще будет носить траур по Луизе. Вот и все. Скоро я стану его женой! Я слишком слаба духом, чтобы не питать робких надежд, что со временем его отношение ко мне улучшится. Мне не нужна огромная любовь, но пусть он хотя бы небольшой кусочек своего сердца отведет для меня! Я буду молиться об этом каждый день, оставшийся до нашей свадьбы!»

Эмили грустно улыбнулась и закрыла тетрадь. Она молилась о привязанности лорда Гренвилла и каждый день после свадьбы, но тщетно. Его дружеское расположение за четыре года не смогло преодолеть обиды на судьбу за то, что Эмили – не Луиза, и со временем Уильям все больше и больше отдалялся от жены, не желая впускать ее в свой мир.

Даже самые злоязычные соседки не спешили сообщить Эмили, что у лорда Гренвилла есть любовница, и это было ее единственным утешением – случись что-то подобное, она бы непременно узнала обо всем от леди Мортем или миссис Блэквелл. Или же Уильям просто ловко скрывает свою связь. Он часто уезжал, и Эмили порой не знала, куда и когда он вернется. Она сдержала обещание быть ему лишь подругой и никогда не задавала неудобных вопросов, даже намека на ревность не было в ее ровном тоне. И лишь дневник и самые близкие подруги знали, как нелегко ей порой находить в жизни светлые стороны. Но она находила и упорно держалась за свои маленькие радости, заставляя себя быть счастливой по-своему. И всегда будет находить, такая уж у нее натура…

Эмили тщательно записала в дневник впечатления вчерашнего дня, еще раз удивилась подозрительности Дафны, вообразившей себе бог знает что о мистере Пейтоне, и посочувствовала Джейн. Дядюшка Ричарда и в самом деле не сумеет повлиять на привычки племянника, но, может быть, его связи помогли бы Соммерсвилю найти себе какое-нибудь занятие, приносящее доход, желательно подальше от Лондона или других мест, где он мог бы сесть за карточный стол.

– Все-таки Джейн следует написать лорду Бетхерсту. Пусть не из родственных чувств, а по необходимости, лорд Бетхерст должен принять участие в судьбе Джейн и ее брата. Если Ричард опозорит себя, отголоски этого позора накроют тенью и семью Бетхерстов, а их младшая дочь вот-вот начнет выезжать в свет, – Эмили рассуждала подобным образом до завтрака, после которого послала Хетти к лорду Гренвиллу и мистеру Говарду с предложением присоединиться к ней и Лори и навестить семью викария.

Как и ожидалось, Уильям ответил вежливым отказом – у него была запланирована поездка к лорду Мортему – а Генри Говард охотно согласился составить компанию Эмили и маленькому Лоренсу. И все трое, болтая и смеясь, направились в Торнвуд, где жил викарий Кастлтон со своим обширным семейством.

Через два дня Эмили сидела на лужайке под тентом и наблюдала за уроком Лори. Его гувернантка, мисс Роули, показывала мальчику различные растения и рассказывала о них. Было заметно, что ребенку хочется поскорее закончить урок и поиграть, но Лори изо всех сил старается быть внимательным и запоминать все, что говорит ему наставница.

Эмили улыбнулась и послала ему воздушный поцелуй, когда Лори обернулся посмотреть, видит ли тетушка, какой он прилежный мальчик. За успехи в занятиях Лори всегда получал награду, а вот лености и небрежения леди Гренвилл не терпела. Никто бы не стал наказывать будущего лорда Гренвилла розгами, но несколько укоризненных фраз тети Эмили и отказ почитать ему на ночь или поиграть во что-нибудь казались Лоренсу не менее страшным наказанием за проступки.

По дорожке на лужайку вышел лорд Гренвилл, одетый для выхода из дома. Эмили ни у кого не видела таких ярких синих глаз, как у него, в прежние годы именно сияющий взгляд этих глаз покорил сердца сразу двух дочерей лорда Уитмена. После смерти Луизы глаза Уильяма словно бы потускнели, и Эмили видела их прежнее сияние, только когда он смотрел на подрастающего сына.

Уильям махнул рукой мисс Роули, показывая, что она не должна прерывать занятия, и повернулся к Эмили. После обычного вежливого пожелания доброго утра он сказал:

– Уже через три недели мы поедем на бал к моей бабушке. Тебе, наверное, понадобятся новые платья.

Эмили была удивлена, прежде Уильям никогда не интересовался ее туалетами, впрочем, как и суммами, что она тратила на себя.

– Я полагаю, того, что у меня есть, достаточно для поездки к леди Пламсбери, – ответила она, чуть приподняв брови.

– На том обеде бабушка сказала мне, что желает видеть тебя наряженной, как подобает леди Гренвилл. К ней приедет множество старых подруг и знатных особ, и мы не должны посрамить ее, – ответствовал лорд Гренвилл.

– Она сказала, что именно в моих туалетах кажется ей неподобающим? – Эмили достаточно знала леди Пламсбери, чтобы не обижаться на ее бесцеременность.

– По ее словам, ты всегда надеваешь что-то бледное и скучное, и эти платья еще больше подчеркивают твое нездоровье. Она просила передать, чтобы ты сшила что-нибудь ослепительно-модное и надела бриллиантовый гарнитур, который я подарил тебе на день рождения. По ее мнению, ты напрасно пренебрегаешь украшениями.

– А что думаешь ты сам? – Эмили не удержалась от вопроса.

Лорд Гренвилл слегка растерялся. Он оглядел лавандовое платье жены, отделанное тонкой полоской кружева, и в легком раздражении пожал плечами:

– Мне, право же, все равно. Ты никогда не выглядишь глупо или вульгарно, и для меня этого достаточно. Но мы должны проявить уважение к бабушке, в конце концов, я – ее единственный наследник.

– Боюсь, мне не идут яркие цвета, – попыталась возразить Эмили.

– Уверен, ты что-нибудь придумаешь. – Лорд Гренвилл явно счел разговор законченным. – Я поеду к Мортему и останусь там обедать.

– Почему твоя бабушка сама не сказала мне все это? – Вопрос остался без ответа, Уильям уже решительным шагом двигался по дорожке, ведущей к конюшне.

Эмили вздохнула. Необходимо поторопиться. Леди Гренвилл не может заказывать платья у швеи в Торнвуде, значит, надо приглашать модистку и ее помощниц в Гренвилл-парк.

Она поднялась и медленно побрела к дому. Нужно сейчас же написать модистке и сообразить, сколько платьев они успеют сшить. Глупо затевать все это ради одного туалета.

До вечера Эмили успела сделать все необходимые распоряжения, написать модистке и поставщику тканей, дать указание миссис Даррем приготовить комнаты для миссис Мюриэл и девушек-швей, которые приедут вместе с нею, а также освободить комнату для рисования под мастерскую. Оставалось надеяться, что уже послезавтра миссис Мюриэл будет в Гренвилл-парке.

Перед тем как лечь в постель, Эмили достала из потайного ящичка ключ от отделения бюро, в котором хранились ее драгоценности. Хетти прослужила в доме еще слишком мало времени, и миссис Даррем настаивала, чтобы леди Гренвилл не спешила доверять новой горничной заботу о своих украшениях. Эмили, не склонная проявлять недоверие без причины, вынуждена была подчиниться заведенному порядку, не желая оспаривать власть экономки там, где миссис Даррем могла на нее рассчитывать.

Со дня рождения Эмили не надевала, не рассматривала и даже предпочитала не вспоминать о подарке мужа. Если бы это было что-то другое, выбранное именно для нее, безделушка или даже книга, она берегла бы и ценила такой подарок, но бриллианты… Дань вежливости и необходимость оправдать ожидания соседей, ведь лорд Гренвилл не может подарить жене что-то несущественное.

Она сняла с полочки оклеенную бордовым бархатом плоскую коробку и раскрыла ее. Внутри на атласе того же оттенка, что и бархат коробки, одиноко лежал браслет.

Несколько мгновений Эмили озадаченно рассматривала украшение, не в силах понять, что кажется ей неправильным. И лишь чуть позже догадалась. Бриллиантового колье в коробке не было.

– Как странно… – пробормотала леди Гренвилл. – Я хорошо помню, что не доставала колье, хотя кто-то из подруг просил показать его уже после дня рождения. Наверное, это была Дафна. Или Сьюзен. Милая Джейн обладает большим тактом, она сразу поняла, что мне неприятно вспоминать об этом подарке… Так где же все-таки ожерелье?

Эмили неторопливо доставала из ящичков шкатулки и коробочки, в которых хранились другие ее украшения. Она никогда не видела нужды держать драгоценности в банке и забирать их оттуда только для того, чтобы надеть на какой-нибудь особенно грандиозный бал, как это делала леди Пламсбери.

Да и нельзя сказать, чтобы у нее было так уж много украшений. Драгоценности Луизы хранились в покоях лорда Гренвилла, как и многие другие вещи, напоминающие ему об умершей возлюбленной. У Эмили было лишь то, что принадлежало ей самой – несколько ожерелий и браслетов, доставшихся от бабушек, подарки отца и матери ко дням рождения, а также свадебный подарок леди Пламсбери – изумрудное колье и подходящие к нему серьги. Уильям подарил ей на венчание жемчуг, ценимый ею более всего, и украшения из него Эмили носила так часто, что не считала необходимым запирать на ключ. Все они хранились в шкатулке, стоявшей на ее туалетном столике.

После того как леди Гренвилл убедилась, что ни в одной из шкатулок нет бриллиантового ожерелья, она так же тщательно сложила все обратно, задвинула ящички и задумалась.

Необходимо было признать – ожерелье исчезло. Если бы оно как-то выпало из коробки в тот вечер, когда она с досадой небрежно засунула ее на верхнюю полку бюро, украшение уже было бы найдено. В ее комнате с тех пор уже раз двадцать проводили уборку, и никто из слуг не сообщил о находке.

– Тогда где же оно? – Леди Гренвилл провела пальцами по мерцающим звеньям браслета, как будто оставшаяся драгоценность могла открыть ей секрет своего собрата. – Неужели украдено?

Эмили почувствовала дурноту. Подобное ощущение она испытывала всего лишь один раз, когда приняла слишком много лекарства… С того дня прошли годы, но она до сих пор помнила этот привкус во рту и липкую влагу на лбу.

Поверить в то, что в Гренвилл-парке появился вор, было так же трудно, как представить, что леди Пламсбери заключит помолвку с доктором Вудом. Трудно, но не невозможно.

– Кто бы это мог быть? – прошептала Эмили, обращаясь к браслету. – Миссис Даррем права, я удивительно небрежно отношусь к вещам, представляющим ценность. Даже если они не дороги для меня, для какого-нибудь бедняка любая из этих вещиц – целое состояние. Но среди нашей прислуги нет ни бедняков, ни недовольных своей участью… А чужой не смог бы проникнуть в дом и уж тем более найти ключ и открыть бюро.

Было уже поздно предаваться размышлениям, в это время Эмили обычно старалась заснуть, но сегодня она понимала, что сон не поспешит принести ей успокоение. Впервые она сталкивалась с чем-то подобным не на страницах газеты или книги, а в своем собственном доме.

Эмили убрала браслет на прежнее место, заперла бюро и спрятала ключ. Потом позвонила и попросила явившуюся на ее зов служанку принести травяного чая. Хетти, наверное, уже спала в своей комнатке, но она бы и не сумела помочь своей госпоже – в день рождения Эмили ее еще не было в Гренвилл-парке, а Фанни, увы, уже не сможет ответить ни на один вопрос.

Устроившись в кровати, Эмили взяла в руки чашку чая, согревая о теплый фарфор холодные пальцы. Летняя ночь была душной, но Эмили еще не отошла от давившей на нее слабости, сопровождаемой легким ознобом. Следующие четверть часа она могла думать только о том, как поскорее избавиться от этого мерзкого ощущения.

Наконец чай помог, и леди Гренвилл заставила себя улечься поудобнее и закрыть глаза. Ее молитвы сегодня сводились к одной просьбе – пусть утром она проснется и обнаружит ожерелье завалившимся за обивку кресла или еще где-нибудь, где его не смогла обнаружить горничная. Но, прежде чем проснуться, нужно было уснуть, а это никак не удавалось. Где-то далеко, в гостиной, старые часы пробили сперва час, потом два и три, а Эмили все думала о том, куда делось колье и что ей теперь делать.

«Если бы только Уильям не попросил меня надеть эти украшения! – думала она. – Вернее, если бы леди Пламсбери не пришла охота устраивать этот ужасный бал, где она будет представлять меня старым матронам, которые не встречали меня раньше, если такие еще живы, и с извиняющимся видом говорить, что я – всего лишь вторая леди Гренвилл, ведь бедный Уильям не мог оставаться вдовцом всю свою жизнь. А мне придется стоять рядом и изображать блестящую молодую леди. И назавтра нога разболится так, что я не смогу поехать кататься в колясках вместе со всеми, и доктору Вуду нужно будет заранее запастись очередной порцией своего притирания».

Размышления о неприятностях, которые сулила поездка к леди Пламсбери, на некоторое время отвлекли Эмили от главного – потерянного ожерелья. Украденного, как она вынуждена будет признать завтра, если бриллианты не найдутся. А в этом она, по мере того как уходили ночные часы, сомневалась все больше и больше.

Почему браслет остался в коробке, а ожерелье исчезло? Когда это случилось? Есть ли хоть малейшая вероятность, что пропажа – случайность, а не злой умысел?

В начале пятого Эмили сдалась. Уснуть все равно не удастся, а от бесконечного круговорота одних и тех же мыслей у нее разболелась голова. В предутренних сумерках леди Гренвилл принялась за поиски бриллиантов, не переставая при этом ругать и Уильяма, и его бабушку, и злосчастный подарок.

В комнате было уже совсем светло, когда она убедилась, что колье нигде нет.

– Что же мне делать дальше? – До завтрака Эмили так и не смогла найти решение, что неудивительно, если вспомнить о бессонной ночи и больной голове, да и нога после нескольких часов ползания по полу и заглядывания во все щели разболелась не на шутку.

Одному можно было радоваться – бурная деятельность пробудила аппетит, и Эмили с удовольствием позавтракала. Сразу после завтрака к ней явился Генри с заявлением, что отправляется в Торнвуд навестить друзей и предлагает кузине составить ему компанию.

– Ты имеешь в виду Кастлтонов? – с лукавой улыбкой спросила Эмили.

Генри покраснел, но ответил искренне:

– Сегодня мисс Холтон собиралась посетить мисс Кастлтон, чтобы поговорить о благотворительной ярмарке. Я хотел бы быть там и увидеться с ней.

– А я так надеялась, что ты находишь приятным общество Джемаймы Кастлтон. – Эмили выглядела почти серьезно, и Генри едва ей не поверил.

– Не может быть, чтобы ты перестала желать мне счастья с мисс Холтон! Мисс Кастлтон и в самом деле очень милая юная леди, и я собираюсь оказывать ей все возможное внимание…

– Чтобы заставить Сьюзен ревновать? – догадалась Эмили. – Что ж, попробуй, только не позволяй бедняжке Джемайме испытывать ложные надежды, ты не должен быть жесток с одной девушкой, чтобы привлечь другую!

– О, нет-нет, у меня и в мыслях не было причинить боль мисс Кастлтон! – ужаснулся Говард. – Ведь ты же не думаешь, что она меня любит?

Эмили улыбнулась – в интонации молодого человека она расслышала страх обидеть Джемайму Кастлтон и в то же время чисто мужское самодовольство, от которого несвободен даже лучший из джентльменов.

– Не думаю, но ты ей определенно нравишься, – с притворной суровостью ответила она. – Если начнешь ухаживать за ней всерьез, викарий Кастлтон сочтет тебя подходящей партией для своей дочери, и тебе придется рано или поздно просить ее руки. Миссис Кастлтон так или иначе вынудит тебя к этому.

На этот раз Эмили заметила лишь испуг, самодовольство мгновенно исчезло.

– Тогда я лучше останусь дома, и пусть леди обсуждают свои благотворительные мероприятия без меня!

– Напрасно ты тут же отказываешься от своего плана, – смягчилась Эмили. – Тебе не нужно выделять мисс Кастлтон особенно, старайся лишь обращаться к ней не реже, чем к Сьюзен. Уверена, там будут и другие молодые девушки, и ты можешь быть любезен со всеми.

– А мисс Холтон заметит, что я интересуюсь не только ею?

– Если только ты не будешь сидеть с полуоткрытым ртом, не сводя глаз со Сьюзен и не слыша, как к тебе обращаются с вопросами, заметит.

– Боже, неужели я так себя веду в обществе мисс Холтон? – Генри представил себя со стороны, и его передернуло.

– В последнее время нет, – утешила его Эмили и тут же бессердечно добавила: – Но совсем недавно все так и было. А теперь ступай, я неважно себя чувствую сегодня и хотела бы остаться одна.

Генри только сейчас заметил нездоровую бледность кузины и темные круги под глазами и тотчас устыдился своей навязчивости. С извинениями он покинул ее, и Эмили переместилась в свою любимую гостиную, чтобы немного подремать в кресле, а затем вернуться к переживаниям о пропавшем колье.

Легкий дневной сон освежил ее, и Эмили поняла, что готова посмотреть в глаза своим тревогам. То, чего она боялась, после всех размышлений оставалось единственно возможным. Ожерелье не мог украсть кто-то из слуг – вывод, принесший леди Гренвилл одновременно печаль и облегчение.

Все слуги лорда Гренвилла были верными и преданными людьми, в этом она не сомневалась. Подозревать Хетти лишь потому, что она оказалась единственным новым лицом в доме, было несправедливо по отношению к молодой женщине, да и не слишном умно. Ведь сразу ясно, что подозрения коснулись бы ее в первую очередь! Совершить кражу и оставаться в Гренвилл-парке в ожидании, пока бриллиантов хватятся? Нет, Хетти не так глупа, чтобы сделать это. У горничной хорошие рекомендации, она не вызывает нареканий ни со стороны своей госпожи, ни от миссис Даррем. Зачем ей портить себе жизнь ради наживы, да и как ей избавиться от ожерелья, не вызвав вопросов? Одно дело, когда бриллианты сдает в ломбард светская дама, испытывающая временные затруднения с деньгами, и совсем другое дело – женщина в платье служанки. Только скупщики краденого закроют на это глаза, но тогда Хетти должна быть участницей настоящей шайки грабителей и не ограничилась бы одним лишь колье, да еще спрятанным под замок, когда великолепный жемчуг лежит в открытой шкатулке.

Эмили, как ни старалась, не нашла никаких следов повреждений на дверце бюро, скрывающей ящички с украшениями. А это могло означать лишь одно…

– Ожерелье украли в день моего рожденья! – Эмили попыталась вспомнить, когда последний раз видела бриллианты. Она показала их гостям, а после горничная отнесла подарок лорда Гренвилла в ее спальню и оставила коробку на туалетном столике. Вечером, когда Фанни помогла ей снять бальное платье, Эмили небрежно засунула эту коробку в бюро, не желая даже смотреть на подарок, расстроивший ее, а Фанни убрала туда же изумруды, бывшие на леди Гренвилл во время бала.