Текст книги "Любовь и честь"
Автор книги: Мередит Дьюран
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– Я не...
– Я нашел тебя через двадцать дней.
Двадцать дней...
Она начала дрожать и не могла поднять на него глаза. Ей вдруг показалось, что это самое опасное дело на свете. Двадцать дней... Значит... Нет, это невозможно!
– Я видел, как ты сидела рядом с ним на помосте, – бесстрастно говорил Эдриан, и его голос, как река, уносил Нору в преисподнюю. – Одетая в зеленое платье, с оранжевыми цветами в прическе. Он что-то шептал тебе на ухо. Ты улыбалась. Ты еще пролила свой кубок ему на колени. Но он не расстроился. Он смеялся и гладил тебя по голове. Воплощение нежного жениха.
Нора оледенела. Тронь – и она рассыплется на снежинки. Он приходил за ней!
Нет! Не может быть! Он лжет!
– Кто-то рассказал тебе эти подробности!
– Кто в этой толпе посмел бы заговорить со мной? – Он хрипло расхохотался. – Твой отец и брат отрезали бы такому человеку язык за оскорбление.
Она замотала головой. Он лжет! А если нет, то, значит, он был там. Если он вернулся так быстро, всего через несколько часов после свадьбы...
Она с силой стукнула кулаком по ладони. В тот день Гризель сварила ей дурманящий отвар. Чтобы усилить его эффект, Нора изрядно напилась вина. Часы проходили, как в дреме. Она потом так и не сумела вспомнить подробностей. Только представить себе, что он был тогда рядом... Так близко, что видел ее, что к нему можно было подбежать... А она сидела на помосте и медленно умирала, потому что у нее вырвали сердце.
Сейчас она не могла вынести мысли, что он вернулся за ней, не могла думать о прошлом и даже на мгновение не могла представить, что все могло быть иначе.
Та девушка с разбитым сердцем была для нее незнакомкой. Нора никогда больше не сможет страдать так, как она.
– Теперь уже все равно, – бесцветным голосом проговорила она. Да, теперь не имеет значения, что он все-таки пришел за ней. – Все в прошлом. Все кончилось.
Эдриан молчал. Ее собственное сердце стучало так громко, что ей казалось, будто в кладовой сделалось шумно. Нора прижала ладонь к груди и впилась ногтями в кожу у выреза. Сейчас ее интересовала только эта боль, такая простая и понятная.
Он вдруг спросил:
– Ты уверена, что все кончено?
В горле Норы заклокотало. Она сама не поняла, что означает этот звук. На противоположной стене колыхалась тень Эдриана – свет лампы превратил его в темного, пугающего монстра.
«Ты уверена, что все кончено?»
Нора пальцами загасила пламя. Дыхание вырывалось из ее груди короткими, болезненными толчками. Ей казалось, что она повисла над бездной и сейчас вся ее жизнь разобьется на мелкие осколки. Эдриан вот-вот заговорит, и она не выдержит.
Но Эдриан молчал. Тишина становилась все плотнее и стеной отделяла их друг от друга, но эхо его слов металось по комнате.
«Ты уверена, что все кончено?»
Нора притянула к груди колени и спрятала в них лицо. Слезы медленно катились по ее щекам, обожженные пальцы горели.
Глава 8
Лорд Джон считал, что нужно выбить из Норы правду. Эдриан это предвидел. Женщина, которую не мог защитить муж, чей отец был в изгнании, а брат вне закона, уже не считалась леди, достойной почтения и подобающего обращения. Кроме того, неблагоприятное воздействие опия дурно отразилось на испорченной от природы натуре лорда Джона.
– Это не самая разумная линия, – заметил Эдриан, сидя в кресле, пока лорд Джон расхаживал по кабинету. За переплетами окна висело серое, тяжелое небо. Иногда ветер швырял в стекло холодные капли дождя.
Лорд Джон резко повернулся:
– Но ведь она...
– Захотите ли вы, – с терпением продолжал Эдриан, – объяснять его величеству, почему подвергли жестокому обращению леди, которая была представлена ему в Сент-Джеймсском дворце?
– Но ведь она мерзкая якобитка! Вас здесь не было, и вы не видели, что она натворила. Заманила меня... Она... она...
Его гнев уже выглядел комично.
– Ранила вашу гордость, – закончил фразу Эдриан. – Не каждая женщина тает при взгляде красивых мужских глаз.
Лорд Джон потер лоб. Синеватый цвет лица придавал ему вид воскресшего покойника. Создавалось впечатление, что он никогда не обуздывал свой нрав.
– И что дальше? – возмущенно выпалил лорд Джон. – Вы сделаете вид, что ничего не случилось? Думаю, вас такой выход устроит, иначе бы пришлось объяснять, почему вы отсутствовали на месте.
Эдриан приподнял бровь. Одно дело потворствовать тщеславию этого малого, чтобы не тратить силы на дискуссию, и совсем другое – стерпеть такой наглый вызов.
– Продолжайте, – сказал Эдриан, поднимаясь на ноги и глядя на собеседника сверху вниз, – выскажите прямо все свои обвинения. Я должен разобраться, что у вас на уме.
Лорд Джон застыл на месте.
– Обвинять вас? Нет. – Он нервно пошевелил пальцами, словно пытаясь найти эфес шпаги. – Да нет же! Разумеется, вы не могли знать...
– Лучше не упоминать о том, что я мог и чего я не мог знать, – холодно прервал его Эдриан. – Не думаю, что вы в состоянии оценить мои способности.
Лорд Джон опустил взгляд на свои кольца, тускло поблескивающие в свете хмурого утра, потом провел пальцем под шитой перевязью, чтобы немного ослабить ее. Несмотря на изрядную головную боль, он оделся весьма тщательно, словно для встречи в самом изысканном обществе.
– Я только хотел сказать, что...
– ...вы опасаетесь, что маркиза имеет отношение к вашему слишком продолжительному сну. – Эдриан не стал распространяться о собственных похождениях прошлой ночью. Не для того, чтобы оградить Нору, а потому что знал, как мальчишка среагирует на подобные новости. Лорд Джон еще не успел понять, – а возможно, и никогда не поймет, – что иногда очень полезно сделать вид, будто потерпел поражение. Я допрошу ее. Учтиво, как подобает леди ее положения.
Лорд Джон дернул подбородком.
– Учтивость с ней неуместна! – запальчиво выкрикнул он. – Это упрямая, лживая сучка! Да еще поклонница папы!
– Придержите язык, – буркнул Эдриан. Лорд Джон наткнулся на его холодный взгляд и резко упал в кресло. – Наше дело – ее брат, Или у вас другие цели?
– Нет-нет, я не имел в виду...
«Непочтительности», – собирался закончить он, но Эдриан не желал слушать, как он будет лгать, стиснув зубы.
– Силой можно заставить человека говорить, но нельзя принудить к честности. Даже наоборот – невиновный может признаться, а грешник солгать. Ни то ни другое нам не поможет.
Лорд Джон кивнул в знак согласия и с интересом спросил:
– Так что же вы собираетесь делать?
– Развязать ей язык, – пожал плечами Эдриан. – Точнее, позволю природе сделать это вместо меня. Пытка – это не всегда нож и кулак.
Два дня Ривенхем держал Нору взаперти, поставив у дверей стражу. Гризель не позволили остаться с ней. Горничная приходила утром, помогала госпоже одеваться, днем приносила еду – хлеб, холодного цыпленка, сыр.
Нора встречала горничную спокойной улыбкой. Гризель, измученная и бледная, шепотом рассказывала ей, как лорд Ривенхем бранил миссис Фэрфакс и Хутона, как уволил половину слуг и как Монтроз, словно трус, заперся у себя в комнате, хотя его руководство могло бы помочь оставшимся слугам.
Нора радовалась, что люди Ривенхема ни на кого не подняли руку, но, с другой стороны, она знала – он не станет тратить время и силы на тех, кто всего-навсего выполнял приказы. Кара постигнет хозяйку, которая эти приказы отдавала.
Ей следовало дрожать от страха, но она чувствовала лишь отупение. Тело странно ныло, как будто она свалилась откуда-то с высоты. Казалось, часть ее существа еще оставалась в том темном чулане и скорбела о новостях, которые сообщил ей Эдриан.
Она так долго и отчаянно ненавидела его за то, что он бросил ее, предоставив судьбе, которую сам на нее навлек. Выяснилось, что он не бросил ее. Он вернулся!
Сейчас это ничего не меняло, но все сложилось бы иначе, знай она о его приезде раньше. Иметь доказательства, что его любовь была истинной, что он не играл с ней, что ради нее рисковал не меньше, чем она – ради него...
Такая уверенность служила бы ей поддержкой долгими ночами, когда она жаждала только смерти.
Разум не знал, что делать с этим новым для нее знанием. Вся история ее жизни стала иной.
Нора сидела у окна в своей гостиной и смотрела, как убегают серые, хмурые дни. Когда на второй вечер ее заключения дверь открылась и вошли трое солдат, измученный разум подсказал ей самое мрачное предположение. Каждый из них был на голову выше ее. Они внесли кубки для вина и стулья с плетеными сиденьями. Нора приказала им удалиться, но они, словно не замечая ее, спокойно уселись, разлили вино по кубкам и стали болтать, как в таверне. Поняв, что они не уйдут, Нора скрылась у себя в спальне. И вот тогда они зашумели по-настоящему.
Лежа в постели, она прислушивалась к грохоту посуды, тяжелому топанью, намеренно громкому стуку в дверь. Сначала это ее пугало, но потом Нора поняла, что они не собираются проникать во внутренние покои. Она успокоилась и вскоре догадалась, что в качестве мести Ривенхем решил лишить ее сна.
– Просыпайтесь! – Голос вплетался в ее лихорадочный сон и обладал цветом – темно-синим, цветом ночного беззвездного неба, цветом отчаяния. – Не подавитесь!
Нора закашлялась и, пытаясь вдохнуть, распрямила спину. Ривенхем убрал от ее губ чашу, его покрасневшие глаза не отрывались от глаз Норы.
– Вы не будете спать, пока не ответите на мои вопросы.
Она вытерла рукавом воду с лица. Три часа назад, шесть, двенадцать часов назад она ответила бы ему проклятием. Пятнадцать часов назад, еще владея собой, она бы уже придержала язык и ответила лишь презрительным взглядом. Но сейчас Нора была уже не способна на что-нибудь столь энергичное. Усталость и голод сделали свое дело. Сердце билось неровно. Она заснула сидя, опираясь на изголовье, резной дуб больно вдавился в спину.
Эдриан поднялся со скамеечки у ее кровати.
– Соберитесь, – бесцветным тоном приказал он, прошел к умывальнику, взял кувшин и механическим движение налил в чашку воды. При этом лицо его оставалось спокойным и безмятежным, как будто он выполнял обыденную работу, а не руководил пыткой.
Нора потерла глаза. Да, это была пытка в буквальном смысле слова. Правда, Ривенхем и пальцем до нее не дотронулся. Он лишь непрерывно задавал вопросы, не давал ей пищи, хотя сам регулярно перекусывал, будил, как только Нора задремывала, то есть обращался с ней как с врагом. Невозможно представить, что всего двадцать часов назад, когда он разбудил ее, задремавшую, несмотря на шум в гостиной, она была рада его видеть! Он что-то сказал ей в самое ухо, и в полусне она на мгновение испытала столь сильное желание, что все ее тело напряглось в предвкушении счастья.
Но он больше не хотел вспоминать о прошлом, он хотел выяснить, зачем те люди нанесли ночной визит в Ходдерби.
Ривенхем поставил кувшин и несколько мгновений простоял, не двигаясь.
– Вы будете говорить? Будете говорить? Будете говорить? Будете говорить?
Если она еще раз услышит этот вопрос, то лишится рассудка.
– Нет, – прохрипела Нора.
Ривенхем отвернулся от стойки умывальника и долго молча смотрел на Нору. Его одежда подошла бы пуританину или кающемуся грешнику – черная, с единственным белым пятном у горла – шейным платком. Серебристые волосы схвачены кожаным ремешком и убраны от лица.
– Прискорбно это слышать, – холодно произнес он и с чашкой в руках направился к Норе.
Его плавное приближение разбудило в ней какой-то древний защитный инстинкт. Заставив себя распрямить ноги, Нора с усилием поднялась. Пол качнулся у нее под ногами. Тяжело дыша, она ухватилась за стойку полога.
– Сон исцелит вас, – заметил Ривенхем.
Господи, никогда в жизни Нора не чувствовала себя такой изможденной.
– Дьявол тебя побери!
Он замер на расстоянии вытянутой руки.
– Возможно, я и теперь у него на службе. – Он слегка улыбнулся. – Советую вам не рассчитывать на Бога, когда рядом я, леди Тоу.
Святотатство потрясло ее. В кого же он превратился? Что за чудовище перед нею? В глазах у нее поплыло.
Его руки вцепились ей в плечи.
– Сядьте!
Нора подчинилась. Постель приняла ее в свое пушистое лоно, усыпляющая, как давешний маковый отвар. Норе казалось, что она укачивает ее, как материнские руки. Ночью, при полной луне, в траве поют цикады, мягкий ветерок перебирает травинки, как струны лютни. Небо над головой кажется бархатом, а луна – зеркалом. «Посмотри вверх, – шептал Эдриан, – видишь, твоя красота отражается в небесах».
– Просыпайтесь!
Пальцы впиваются ей в плечи. Нору мутит. Волосы слиплись, как овечья шерсть. Она с трудом приоткрыла глаза и прошептала:
– Эдриан...
Щетина на его щеках была на тон темнее, чем волосы на голове. Когда он в первый раз вошел сюда, щетины еще не было. Или это дрожащий свет ламп, расставленных по всей комнате, так изменил его лицо? Сколько прошло времени с тех пор, как он разбудил ее в первый раз?
– Слушайте меня, – ледяным тоном заговорил он, – скоро я передам свои обязанности лорду Джону. Я приказал ему не причинять вам вреда, но вам придется положиться на его послушание.
Ее лицо было влажным. Почему? Нора стерла со щек капли. Ах да, он вылил на нее воду. Кое-что она уже стала забывать. Кружилась голова. Нора с трудом улавливала происходящее. Предметы танцевали перед глазами.
– Давайте, – прохрипела она, смутно почувствовав, что голос звучит неразборчиво. – Давайте, – попробовала она еще раз. Лучше пусть бьют, чем такое. Побои – дело простое. Чтобы их терпеть, не обязательно бодрствовать.
Эдриан сильнее стиснул ее руку.
– Кто были те люди? Что они взяли здесь?
Она заморгала. Холодный тон, беспощадная сосредоточенность превращали его в чужака. Может, это все же не Эдриан? Может, какой-то демон вселился в его тело? Демон, которым руководят из преисподней? Его глаза от слабого света ближайшей лампы не смогли бы гореть так яростно. Тени легли на его лицо, подбородок казался высеченным из камня. Эдриан смотрел на нее без сострадания и как будто не узнавал.
– Кто были те люди? – снова повторил он.
Какие глупые вопросы. Если их повторять много раз, слова теряют смысл. Нора отвела взгляд. За окном чернота. Предметы в комнате вне светлого круга как будто нарисованы угольным карандашом. Подол юбки серого шелка лужей растекся по темным плиткам пола.
Значит, она на полу?
Нора попыталась подняться. Его рука помогла ей. Да, она на полу. Каменные плиты царапали ей спину. Колени болели так, словно она на них упала. Как это случилось? Она не помнит, что вставала с кровати.
– Смотрите на меня!
Нора вздрогнула от резкого звука этой команды. Он ладонью провел по ее щеке, запустил пальцы в волосы. Только тогда она догадалась, что у нее закружилась голова.
Одним резким движением он приподнял ее и поставил на колени. На каменный пол упала шпилька. Холодные пряди волос скользнули вниз по спине. Нора покачнулась. От боли в корнях волос у нее из глаз покатились слезы. О, только бы лечь... Лечь и заснуть...
– Говорите! – В его голосе зазвучало новое озлобление. – Говорите же, черт вас подери!
Она будет говорить, должна говорить.
– Не прикасайтесь ко мне.
– Не буду прикасаться, когда вы ответите на вопрос.
Что он за человек, если продолжает эту странную пытку? Почему не ударит ее? «Ударь меня, – в мыслях взмолилась Нора. – Ударь, и пусть все закончится».
– Ты – дьявол.
– Да. Вы это уже говорили.
Правда, говорила. И не только сегодня, а еще и... давно. Она помнила тот спор. Он уговаривал ее бежать с ним. Как будто в королевстве мог найтись хоть один священник, который согласился бы обвенчать католика и невесту-протестантку! Но нет, он не уговаривал... Он соблазнял ее – глаза смеются, влажные губы прикасаются к горлу.
«Будь со мной во грехе, – говорил он. – Пусть наш первенец сам решит, какой церкви нас повенчать».
Ее колени поехали по полу. Она бы упала, но он крепко держал ее за волосы.
– Просыпайтесь!
От этого крика из ее груди вырвалось рыдание. Почему он так жесток?
Он потянул ее за волосы, заставляя поднять голову. Сейчас его глаза не смеялись. Они были налиты кровью. Яркий зеленый цвет среди красных прожилок.
Ах да, он тоже измотан. Он ведь всего-навсего человек.
– Я помню, когда назвала тебя дьяволом. – Казалось, слова вырвались из нее, извлеченные чьей-то невидимой рукой, и губы здесь совсем ни при чем. – Я почти сбежала с тобой. Почти.
– Нет, – помолчав, заявил он. – Ты никогда не соглашалась. Ты не из бунтарей.
Нора почувствовала слабое удивление.
– Но я почти согласилась. – Неужели он этого не понял? Ради него она была готова бросить все на свете, но от него требовала такой же жертвы. Хотела, чтобы он попросил у отца ее руки. Пусть лишь для того, чтобы получить отказ.
Больше она ничего от него не требовала, только равного мужества. Ибо, несмотря на страсть, которую он выказывал, в обществе Эдриан вел себя на редкость сдержанно и никогда не терял контроль над собой. Даже ее брат не догадывался, что происходит между ними. Как ни странно, сама она немного осуждала Эдриана за это. Как он умел притвориться, что она ничего для него не значит... Нору это всегда беспокоило. Она жаждала от него такого же исступления, которое испытывала сама.
Но в конце концов он все же пришел за ней. Ради нее он набрался мужества и решимости, но только в конце. Что, если бы он решился на это раньше?
Нора с усилием втянула в себя воздух.
– Хорошо, что ты так долго не терял голову, – слабым голосом произнесла она.
Эдриан нахмурился:
– Что ты имеешь в виду?
– Если бы ты во всеуслышание заявил о нашей любви... если бы просил у отца моей руки и получил отказ, если бы я сбежала с тобой, где бы мы были сейчас?
Его лицо застыло, как маска.
– Мы были бы мужем и женой.
Его слова показались ей злобной шуткой. Она – на коленях, он – держит ее за волосы и говорит о браке!
– О да, – голосом, в котором смешались смех и слезы, произнесла Нора. – Муж и жена, погибшие от нищеты. – Их любовь не могла завершиться счастливо.
В любом случае они были обречены. – Или одинокие, всеми забытые и проклятые.
В глазах Эдриана мелькнула искра. Его хватка ослабла.
– Мы и так одиноки, Нора.
У нее в горле встал ком. Да, они одиноки. Сейчас, в предрассветной тишине, эти слова звучали как истина в последней инстанции.
Его рука соскользнула с ее головы. Нора тяжело осела на пол. Мерцающий свет лампы расплескался у нее на коленях. Сейчас, когда Эдриан больше не удерживал ее, Нора ощутила, как холод окутывает ее, словно саван. На глаза опять набежали слезы. У нее не осталось сил, чтобы сдержать их.
– Да, – согласилась она, – одиноки. – Космо будет примерно таким же, как Тоу. Отец и Дэвид любят ее, но не хотят понять. Она одинока.
Губы коснулись уголка ее глаза. Горячие, мягкие. Ее охватило смятение. Казалось, оно распространяется от того места, где он коснулся ее лица. Его дыхание согревало ей щеку. Усталость мешала ей осознать, что происходит, и она же не позволяла сопротивляться. Осторожно и медленно, так, чтобы не сдвинуть его губы, она привалилась лбом к его плечу. Здесь темнота казалась мягче.
Его губы скользнули к ее виску.
– Не плачь, – едва слышно произнес он. – Ты сама сказала: что сделано, то сделано.
Нора со всхлипом втянула в себя воздух.
– Не сделано. – Иначе почему прикосновение его губ отзывается в ней таким трепетом? Он злодей, негодяй, предназначенный аду, но его поцелуй... Его поцелуй казался благословением.
Он не так понял ее слова.
– Просто ответь на мои вопросы, и все кончится. Сейчас его низкий голос звучал глухо, дыхание касалось ее щеки. Нора привалилась к нему, уткнувшись лбом в его плечо. – И ты будешь спать, сколько захочешь.
Нора сделала глубокий вдох. От него пахло не серой, а мужчиной из плоти и крови. Его плечо было твердым и мускулистым. Женщина может положиться на его поддержку.
Он не всегда был негодяем. Он пришел за ней.
Чем дольше она об этом думала, тем удивительнее казалось ей это открытие. Когда-то этот холодный человек рискнул ради нее всем. Именно этот мужчина, которым восхищались все женщины Лондона. Она сама видела, как они распускали перед ним перышки. Мужчины, те, кто поумнее, боялись его. И она должна бояться. Несколько минут назад так и было – она боялась.
Он положил горячую ладонь у нее между лопаток и чуть прижал, как будто хотел удержать на месте. Потом провел пальцами вдоль позвоночника до талии и назад, потом снова вниз. На талии ладонь раскрылась и осторожно обхватила ее, как драгоценность.
– Заставь меня говорить, – прошептала она. Ах, если бы он мог заставить! – Иначе я не предам его. – А если не предаст, значит, надо поднять голову и отстраниться от Эдриана, ибо ей он принадлежать не может.
Эдриан пошевелился, и голова Норы оказалась у него на плече. Его волосы щекотали ей кожу.
– Даже если он сам предает тебя? Положение, в которое он тебя поставил, доказывает, что в нем нет ни любви, ни заботы. Ни один любящий человек не стал бы так рисковать тобою.
Значит, существуют разные виды любви. Та, которой служит Дэвид, замешана на долге и крови. Он рассчитывает на нее так, как рассчитывал бы на собственные руки и ноги.
– Я нужна ему. – Когда-то Дэвид был тоже ей нужен, и тогда, в прошлом, он ее не подвел.
– Раз в жизни подумай о себе.
Его голос вибрировал в гортани, и Нора слышала его как будто изнутри. Она закрыла глаза, и – о Боже! – он не стал ее трясти и будить. Какое счастье привалиться к нему! Чернота под ее веками закрутилась головокружительной спиралью.
Может, им от веку суждено встречаться в темноте, а дневной свет и бдительные чужие глаза всегда будут против них?
Эдриан обнял ее, приподнял и усадил к себе на колени. Она в полудреме покорилась без сопротивления. Скрестив ноги, он сидел и укачивал ее, как будто любил по-прежнему.
Но здравый смысл не сдавался. Он брыкался и лягался в глубине сознания и не давал ей погрузиться в забытье. Она не может доверять ему!
– Ты хочешь убить моего брата. – Она должна помнить об этом и держаться за эту правду, а не за Эдриана.
– Нет, – сказал он.
Как просто сказать «нет». Она могла бы принять это отрицание и качаться в колыбели его рук, пока он не устанет. Но она обещала держаться и следовать долгу.
– Ты заберешь его в Лондон, – сказала она в жаркую кожу его горла. – Ты можешь гарантировать его безопасность там?
Эдриан долго молчал.
– Я хочу предотвратить войну, Нора.
– Очень благородно, – отозвалась она. – Но только не ценой жизни Дэвида.
Его рука напряглась.
– А ты не думала, сколько жизней будет спасено, если предотвратить войну, которую замышляет твой брат? Взять хотя бы моих родственников... Многие из них прельстились ложными обещаниями и посулами. Сейчас со стороны правительства им ничто не угрожает, но, они решат, что будут убиты из-за своей религии, разве они не возьмутся за оружие? И тогда ложь, распространяемая твоим братом и его союзниками, наверняка приведет их к смерти.
Нет, ей не понять... Ей вообще трудно думать, трудно разобраться, есть ли правда в словах Эдриана. Конечно Дэвид рассчитывает на помощь фермеров Эдриана. Многие из них католики. Почему бы им не пойти сражаться за католического короля? Но называть дело брата ложью... Какая же это ложь?
Нора заставила себя открыть глаза и слегка отстраниться, чтобы заглянуть Эдриану в лицо. Какой он красивый! Тени от лампы у него за спиной скрадывали резкость черт. Рука Норы непроизвольно потянулась к его лбу, погладила впалую щеку. Щетина кольнула кончики пальцев. В юности его борода была не такой жесткой. Плечи еще не раздались. Теперь он стал мужчиной, взрослым и сильным.
Нора чувствовала тепло от его дыхания.
– Ты не мог заседать в парламенте, – пробормотала она. Нижняя губа у него была полная. По ней так приятно провести пальцем. И она куда мягче, чем кажется. А ямочка на подбородке так умиляет ее. – Ты не мог голосовать. Не мог приехать в Лондон без особого разрешения. И все из-за своей веры. Разве это ложь?
– Нет, – резко ответил он. – Не ложь.
Она заглянула ему в глаза и была поражена его твердым немигающим взглядом.
– Тогда почему... – Она глубоко вздохнула, пытаясь вернуть себе ясность мысли. В одурманенном мозгу мелькнула дикая мысль – что, если ей удастся перетянуть его на свою сторону? Тогда он больше не будет ее врагом. Они будут друзьями, и она сможет лежать у него на руках, не чувствуя себя предательницей. – Тогда почему ты должен подчиняться германскому королю?
Он взял ее руку и с силой прижал к своей щеке.
– Потому что он останется королем. Потому что в делах твоего брата не больше разума, чем в пьяной ночной потасовке. Война, которую он замышляет, будет короткой и кровопролитной. Он проиграет, а вместе с ним – все католики в этой стране, независимо от того, брали они в руки оружие или нет.
– Но Яков Стюарт, наш законный король – прямой наследник крови Стюартов. И ты менее всех остальных можешь осуждать его религию.
Эдриан презрительно фыркнул:
– Какое мне дело до того, кто из них больше достоин трона? Я приберегу свою заботу для того, что непосредственно касается меня. Ты полагаешь, что я оставил свою веру, потому что мне открылась божественная истина? Ничего подобного. Я делаю то, что должен, чтобы защитить себя и своих близких. – Он с силой стиснул ее руку. – Твой брат – мальчишка в теле мужчины. Дурацкими мечтаниями он губит не только себя, но и тех, кого обязан защищать. Я скроен иначе, Нора. Я живу реальностью. Эта страна не потерпит правителя-католика и уничтожит любого, кто полагает иначе. Но я и мои близкие не окажутся среди уничтоженных.
В наступившем молчании Нора слышала, как стучит ее сердце. Он не сводил с нее горящего взгляда.
– Ты кажешься мне человеком без принципов, – прошептала она.
– Мои принципы служат моим целям. Я буду беречь и защищать то, что принадлежит мне. А теперь скажи, зачем приходили те люди?
Вопрос показался ей ударом кинжала. Снова начинался допрос. Но какая-то часть ее существа была зачарована убежденностью, прозвучавшей в словах Эдриана, странной притягательностью его принципа: «Я буду беречь и защищать то, что принадлежит мне».
Этот принцип находил отклик в самых глубинах ее сознания, где крылась постоянная боль из-за собственно беспомощности и отчаянное стремление защитить этот дом и своего брата, несмотря даже на то что сам Дэвид действовал вопреки этой цели.
Ее взгляд опустился на руку Эдриана – большую, сильную. Она чувствовала мозоли там, где его ладонь касалась ее кожи. Эдриан – воин. Он служил ее величеству на континенте, вел дипломатические переговоры между королевой Анной и Георгом Ганноверским. Мощь его тела – лишь отражение того, чем ему приходилось заниматься при дворе. Эго тело любило ее раньше и обволакивает теперь. Они так долго старались быть чужими друг другу, но это невозможно, они не чужие. Ведь когда-то, давным-давно, он вернулся за ней. Он пытался ее защитить, потому что тогда она принадлежала ему.
– Я носила твоего ребенка, – безжизненно проговорила Нора и почувствовала, как он напрягся.
Несколько долгих мгновений они смотрели друг другу в глаза. Нора сама удивилась своим словам. Страшная тайна, долго оберегаемая и хранимая так же тщательно, как и заостренный осколок стекла, вдруг вылетела из ее губ! Следующих своих слов она тоже не ожидала:
– Я не предавала тебя. Я ничего не сказала им о малыше. – Нора сглотнула. – Как я могла? Я была так невежественна... Я не заметила признаков. Заметила камеристка. Она догадалась, что я беременна, и пошла к моей сестре, упокой Господь ее душу, а та обратилась к моему господину – отцу. Я так и не назвала твоего имени, но они нашли телескоп, который ты мне дал.
Он так стиснул ее руку, что стало больно.
– Ребенок...
– Я потеряла его раньше, чем у меня появился живот. Он заставил... – Она резко втянула воздух. – Какой-то отвар. Я не знаю, что это было. Я от него... заболела.
– Твой отец, – сквозь зубы процедил Эдриан.
– Нет, лорд Тоу.
– Он знал?!
– О да. – Она неприятно хохотнула и сама испугалась этого звука. Все это было так давно. Рана должна бы затянуться, но сегодня Нора узнала, как дела минувших дней могут перевернуть всю жизнь человека. И через столько лет молчания она вдруг заговорила об этом... с Эдрианом!
Как видно, она сошла с ума. Бессонница подорвала ее силы. Его глаза застилали ей весь мир. Как отчетливо видна каждая ресница! Он с ней – и больше она ничего не чувствует. Он возвращался за ней! Лишь за этот шаг, за одно это проявление мужества Эдриан заслуживает знать все.
– Мой господин, мой отец сказал... сказал, что я не выйду за тебя замуж. А когда я отказалась повиноваться, он сообщил, что ты сам не хочешь на мне жениться, что ты посмеялся над его предложением: ты сказал, что я не католичка, что я шлюха и не достойна быть твоей женой.
– Это ложь.
– Я догадалась, – слабым голосом отозвалась Нора. – Неужели ты думаешь, я могла в это поверить? Ни за что. Мне рассказали, как они избили тебя во дворе, хотя сама я не видела. А потом мне сказали, что ты уехал за границу, и привели твоего брата, чтобы он подтвердил. – Нора осеклась и прикрыла веки. – Я носила твоего ребенка, Эдриан. Они говорили, что я позор семьи, морили голодом меня и ребенка в моей утробе. Что мне было делать, чтобы спасти ребенка? Ведь ты оставил меня. Тоу казался единственным выходом.
Воспоминания о тех днях впечатались в ее плоть. Сейчас они хлынули наружу и грозили утопить своим темным удушающим потоком.
Ей показалось, что спутанные пряди волос, рассыпавшиеся по плечам и лицу, тоже душат ее. Пытаясь освободиться, она раздирала их пальцами и радовалась испытываемой боли. Но этого было мало. В горле стоял ком. Ей нужны воздух и свобода. Нора оттолкнула руку Эдриана, вырвалась из его объятий и соскользнула на пол. Эдриан будто застыл и не пытался ее остановить, а просто сидел и смотрел на нее.
Каменный пол был холодным и гладким. Нора приложила к нему ладонь, чтобы остудить лихорадочное возбуждение. Ей было так дурно, что даже дышать приходилось с осторожностью.
«Расскажи. Расскажи все».
Она с болью стиснула кулаки и заставила себя взглянуть на Эдриана. На его шее, отсчитывая удары сердца, мощно билась синяя жилка.
– Тогда я не знала, – продолжала Нора, – что они все рассказали Тоу, не знала о соглашении, которое они заключили. Ничего не знала. В нашу брачную ночь, после того как он... сделал свое дело, Тоу приказал принести напитки. Я была уже... не в себе. Пьяная, опоенная – назови это, как хочешь. Я выпила отвар, который он мне подал. – Воспоминание как будто вновь разбудило ту старую боль. – Зелье подействовало. Больше я не беременела.
– Бог мой, – тихонько пробормотал Эдриан и прикрыл рот дрожащими пальцами. – Бог мой, Леонора!
– Не думаю, что Бог станет заниматься такими вещами. Его дело – судить нас на Страшном суде. В этом мире мы сами должны заботиться о себе.
