Текст книги "Бумажные стены (СИ)"

Автор книги: Мераб Копалеишвили

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Копалеишвили Мераб Владимирович
Бумажные стены

БУМАЖНЫЕ СТЕНЫ

Приемная доктора Хорта была обставлена со вкусом. Обилие цветов. Удобная мягкая мебель. Из невидимых динамиков лилась умиротворяющая музыка. Казалось, все было сделано для того, чтобы клиенты или клиентки доктора могли расслабиться и свободнее рассказывать о своих проблемах. Но у Инги несмотря ни на что не проходило сильное сердцебиение. Она не уставала прислушиваться, в надежде уловить хоть слова из разговора доктора и ее матери, которая, собственно и привела ее к врачу.

Ей хотелось одного – поскорее покинуть этот кабинет и чтоб всё стало как было.

Дверь наконец бесшумно отворилась и на пороге возникли двое – ее мать, которую все в городе, от мала до велика называли леди Стайн, и доктор Хорт. Он был единственным, кто называл моложавую, выдержанную и волевую маму Инги просто Хелена, и это тоже не добавляло Инге спокойствия.

–Проходите, милая Инга, вам нечего бояться, мы мило побеседуем, и вы сами убедитесь, что поводов для страха нет никаких. Ну просто совсем никаких! – доктор Хорт улыбнулся ей настолько дружелюбно, настолько искренне, что Инге на миг показалось, что всё именно так и обстоит. Доктор Хорт– старинный друг матери, и действительно хочет ей добра, и ей можно открыться ему, как старшему другу...

Инга села, облокотившись, в удобное кресло, скорее утонула в нем.

–Ну, Инга, вы можете рассказать мне всё.

Инга снова почувствовала какую-то зажатость и скованность. Может, не стоит так безоглядно доверять этому человеку? Что если он просто талантливый актер и ее откровенность ей дорого обойдётся? В каком ключе ей преподнести все произошедшее сегодня?

–Я просто не знаю с чего начать, доктор, – как можно благожелательнее произнесла Инга, стараясь потянуть время, тем временем выбирая какой линии поведения ей придерживаться.

–Начните с того, когда это произошло с вами в первый раз. – донесся до нее все такой же настойчиво доброжелательный голос. Инга почувствовала, как спина покрывается холодным потом. "Откуда он знает?!"

–Ну же, юная леди! К чему эти игры в кошки-мышки? Я же все-таки специалист в своей области.

Инга прикрыла глаза и стала рассказывать.

***

Ей было восемь лет. Она шла из школы, сторонясь подружек, глядя под ноги. Сегодня учительница слишком строго, как ей показалось, отчитала её за забытое домашнее задание, и Инга впервые остро почувствовала своё одиночество. "Никто меня не понимает, – ни мама, ни учительница, никто-никто! – жалела себя Инга, шаркающей походкой плетясь домой. Перед ней мысленно вставали лица одноклассниц, когда она, сдерживая слезы стояла перед классом. Злорадства почти не было, но осуждение, облегчение от того, что ругают не её – всё это явственно читалось на лицах девочек. Инге казалось, что будь она на их месте, она постаралась бы выразить как можно больше сочувствия. Слёзы опять начинали душить её, и она прислонилась к холодной кирпичной стене какого-то дома, пряча лицо от редких прохожих. Но расплакаться не пришлось. Странный звук, похожий на звук рвущейся бумаги, отвлёк ее внимание. Звук повторился, уже громче, и девочка с изумлением увидела, как кирпичная стена разорвалась, словно нарисованная на картоне, и в образовавшуюся щель пролезло странное существо. Инга даже не сразу поняла, что перед ней самый обычный котёнок, потому, что таких котят она не видела ни в жизни, ни в книжках. Грязный, взъерошенный, с разорванным, еще не зажившим ухом и с заплывшим мутной слизью глазом, это крошечный заморыш вылез на божий свет и жалобно мяукнул, чем и выдал в себе принадлежность к кошачьему роду. Инга невольно отпрянула, ей захотелось бежать прочь от этого страшилища, но котёнок так жалобно мяукнул, и так умоляюще глянул на неё единственным глазом, что она вдруг почувствовала, как жалость внезапно перебарывает в ней отвращение, и где-то внутри неё рождается новое непонятное чувство, делающее невозможным вот так просто уйти, оставив страдающее живое существо без помощи. Она поделилась с котёнком остатками завтрака. Даже смогла погладить его, забыв о том, что может испачкать руки. Но потом вдруг всё резко кончилось. Подъехала служебная машина коммунальных служб, вышли рабочие и котёнок тут же дал дёру. Пока коммунальная служба ловила котёнка, Инга, повинуясь какому-то инстинкту, тоже пустилась наутёк. Каким-то шестым чувством она поняла, что совершила что-то ужасное, за что уж точно по головке не погладят и никому не рассказала о случившемся. Котёнка она больше не видела, а стена в том месте где когда-то была трещина, как-то посвежела, словно кусок стены заново выкрасили...

Когда ей было тринадцать, и в душе её, как и на улице, бушевала весна, она, весело шагая по цветущей узенькой улочке, вдруг услышала всё тот же характерный треск разрываемой бумаги. Инга застыла, глядя как на противоположной стороне улицы, между кафе и салоном красоты зияет большая, метра два шириной и столько же высотой, прореха, словно в театральной декорации треснуло полотно. В образовавшейся дыре она видела какие-то клубы чёрного дыма, ужасный вой сирен и чьи-то крики вперемешку с хлопками, похожими на звук лопнувшей шины. Она видела как какой-то мальчишка-подросток, чем-то даже похожий на мальчика из параллельного класса, который сегодня ответил ей на её записку с сердечками, бежал ей навстречу, ковыляя, оглядываясь , словно спасаясь от кого-то. Их глаза встретились. Инга никогда в жизни не видела таких глаз – полных боли и гнева, и чего-то еще, чему она не знала названия. Кто-то страшный, весь в чёрном, в каске с закрытым щитком лицом, и с дубинкой в занесённой над головой руке догонял паренька. Инга смотрела расширенными от ужаса глазами на открывшуюся ей картину, когда её вдруг неожиданно толкнули. Она обернулась – молодой солидный мужчина приподнял шляпу, вежливо извиняясь, что нечаянно толкнул зазевавшуюся девушку. На его лице была беззаботная улыбка – он тоже был рад весне и солнцу, а возможно его развеселил испуг этой юной глупенькой незнакомки. Инга не могла понять, как он может...почему он улыбается, ведь там... Она оглянулась и опешила – в том месте, где ей показалось страшное видение, стояла пара рабочих в спецовках коммунальной службы и, проворно работая валиками, закрашивала бежевой краской стену. Один из рабочих даже что-то насвистывал. Инга вспомнила, чему их учили на уроках доброго поведения. Если вы столкнулись с чем-то неприятным, надо повернуться к нему спиной и идти, не оглядываясь, в противоположном направлении – как можно дальше. Инга так и поступила, но перед её мысленным взором так и стояли глаза того парня...

И вот -вчера. Было время обеда, а Инга проголодалась. Шутка ли – целое утро зубрила, зашла в аудиторию последней, волновалась, лихорадочно вспоминала выученное, и, наконец, сдала! Всё, сессия закрыта, впереди лето и каникулы... И только тут она поняла, как проголодалась! Кафе было полупустое, Инга заняла место у окна, поназаказывала гору еды и стала нетерпеливо ждать того момента, когда все эти вкусно пахнущие блюда окажутся на столе перед ней. "Наверно, я самый голодный человек на свете!" -думала, усмехаясь, Инга. Нет, действительно, она не могла припомнить ни одного дня из своей жизни, когда бы она испытывала такой острый, болезненный голод. Тогда ей и послышался чуть заметный шорох рвущейся бумаги. Инга не придала в тот момент этому никакого значения, но когда, наконец, стол был заставлен всевозможной вкуснятиной, треск повторился. Прямо из колонны, сделанной под мрамор, сквозь рванную трещину, в кафе проникла, пачкая грязными босыми ногами сияющий кафель пола, чумазая девочка лет шести, в чём-то бесформенном, потерявшем цвет под слоем грязи, смутно напоминающем великоватую куртку. Инга застыла, так и не донеся до рта ломтик поджаренного хлеба. Опять, как и в прошлый раз, она почувствовала, как её гипнотизирует этот взгляд. Взгляд, который лучше любых слов (не говорил!) кричал: "Хочу есть!". Инга отчетливо помнила момент, когда где-то внутри неё, словно что-то щёлкнуло, треснуло, словно с её сердца спали невидимые замки, сорвались с петель двери, и что-то обжигающее, яркое неудержимо растеклось по её аккуратненько прибранной безмятежной душе. Всё дальнейшее Инга помнила смутно, словно беспокойный сон. Её протянутая рука, держащая хлеб... быстрое, вороватое движение маленькой ладошки...Равнодушно глядящие на неё из-за соседнего столика, попивающие кофе две щебечущие девушки... Словно из-под земли выросшие два коммунальщика, грубо запихивающие девочку обратно в разлом, и хлеб, судорожно запихиваемый маленькой оборванкой в рот...

Потом был административный протокол. Сидя за широким письменным столом коротко стриженный ответственный работник коммунальной службы десять минут делал строгое внушение съёжившейся на стуле девушке, объясняя недопустимость вмешательства в работу коммунальной службы, отягченного царапаньем лиц и укусами рук. В кабинет зашла её мать. О чём-то переговорила с ответственным и молча увезла Ингу в клинику...

– Ну что ж, я думаю, мы сумеем вам помочь, милая барышня,– Хорт ободряюще улыбнулся.

–Правда?

–Придётся пройти небольшой курс терапии, но самое главное, – доктор многозначительно посмотрел на Ингу, – ваше выздоровление во многом будет зависеть от вас самой.

–Внимание! Внимание! – Инструктор трижды хлопнул в ладоши, призывая к тишине, -сегодня у нас последнее занятие. Мы все очень хорошо потрудились, и прежде чем мы расстанемся, давайте повторим пройденное...

Инга сидела на мягком ковре посреди большого помещения, больше напоминающего спортзал или танцевальный класс. Инструктора она слушала вполуха, мечтая о том, как она вернётся домой. Ей страшно было представить, какую сумму её мама отвалила за этот курс терапии. Да, за последний месяц она узнала много важного и полезного. Что их благополучный устойчивый мир граничит с миром "изгоев", наполненным нестабильностью, как социальной, так и эмоциональной, что современные технологии позволили создать надёжную ограду – защитную стену, практически неуязвимую внешне, но достаточно хрупкую изнутри. Она узнала, что стена тем прочнее, чем спокойней и счастливей живут люди внутри этой ограды. Поэтому традиции их общества – это не блажь, а правило безопасности и способ выживания. Что прорывы в стенах случаются постоянно, но благодаря неусыпному контролю коммунальной службы, возникающие бреши заделываются моментально, и покой жителей не омрачается ни на минуту. Но Инге казалось, что всё это совершенно бесплатно могли рассказать и в школе, и дома, но понимая своё шаткое положение, она не спорила, со всем соглашалась и тщательно прятала свои чувства.

–А вот сейчас Инга расскажет нам, почему мы не должны бросаться на помощь другим, – голос инструктора прервал её размышление. Инга откашлялась.

– Во-первых, мы никому ничего не должны. Каждый приходит в этот мир в одиночку и в одиночку уходит. Никто ещё не смог объяснить, для чего мы живём и самое разумное – прожить свою жизнь с максимальным душевным и бытовым комфортом. Чем комфортнее живёт каждый из нас, тем надёжнее мы защищены от нестабильного мира "изгоев", от боли, страдания, как физической, так и душевной. Когда мы оказываем кому-нибудь помощь, мы теряем комфорт и покой. Человек, попавший в беду скорее всего – а) сам в этом виноват, б) никогда не отплатит вам добром за добро, в) привыкнет, и будет требовать этой помощи постоянно. Кроме того, помощью должны заниматься соответствующие службы, а не мы, простые граждане.

Инга перевела дух. Инструктор, улыбаясь, зааплодировал ей, призывая всех присоединиться к его аплодисментам.

–Вы всё прекрасно усвоили, Инга. Просто отлично всё изложили. Но я смотрю – вы немного разволновались. Можете выйти, если хотите – прямо и налево по коридору.

Инга вышла, затворив дверь и облегченно вздохнула. Коридор был пуст, только какой-то рабочий, стоя на стремянке, менял перегоревшую лампочку. Инга прошла мимо, не здороваясь, хотя рабочий довольно приветливо кивнул ей. "Чтобы сохранять комфорт, надо избегать общения с людьми с более низким статусом, чем твой. Чем выше статус, тем больше комфорта. Чем ниже статус, тем ближе ты к "изгоям". Повышай свой статус, общайся с теми, кто его повышает, избегай тех, кто его понижает, и всё будет хорошо." Она умылась, привела волосы в порядок, как всегда учила её мама. При мысли о скором возвращении домой она почувствовала себя намного лучше. Улыбаясь, она вышла в коридор и вдруг остановилась, попятилась. Рабочий, менявший лампочку, лежал теперь на полу, скорчившись и постанывая. Упавшая стремянка лежала рядом. Инга подошла ближе. У рабочего было красное, как помидор лицо, он беззвучно шевелил губами и показывал скрюченным в судороге пальцем на свой нагрудный карман. Инга догадалась, залезла в карман рукой, вытащила таблетки, проверила, что они те самые и положила одну под язык рабочему.

–Лежите здесь, я сейчас позову на помощь! – Инга на какой-то момент подумала, что она сейчас делает всё не по правилам, что она должна была просто пройти мимо, но её словно накрыло волной, и сейчас несло в неизвестном направлении. Она вскочила на ноги и кинулась прочь по коридору, и, конечно не смогла увидеть, как мнимый рабочий привстал, опершись на локоть и, вытащив из кармана иньектор, всадил ей в спину дозу снотворного.

–Выпей воды и успокойся! – доктор Хорт хладнокровно смотрел на всхлипывающую Хелену Стайн. Она сидела , сгорбившись и беспрерывно утирала слёзы платочком.

–Зачем же ...зачем же так? Неужели нельзя было обойтись без этих крайностей? Моя девочка...– Хелена опять всхлипнула.

–Эта твоя девочка – отрезанный ломоть и для тебя, и для всего нашего общества! – безапелляционным тоном прервал её доктор, – ты сама первая потеряла бы и своё положение, и покой, и часть своего состояния. Ты сама бы это скоро поняла. Поверь мне, я знаю, как это происходит. Ты бы устала от её рассказов про больных детей или бездомных собак, а её бы тошнило от твоих – про наряды, доброе поведение и званные вечера. Она тратила бы деньги на эти свои безумные филантропические дела, распугала бы всех твоих и своих знакомых, а главное – возненавидела бы всех нас, как будто мы виноваты в бедах мира!

–Она пропадёт...Она не сможет выжить там...я даже боюсь представить, что там может с ней случиться!

–Поверь мне – именно там таким как она и место. К тому же им полагается пакет с предметами первой необходимости, с голоду она не умрёт, -видя, что всхлипывания не утихают, Хорт придвинул стул поближе и по-хозяйски положил ладонь на плечо Хелены, – Если будешь слушаться меня, я постараюсь приложить все усилия, чтобы она попала в список тех, кому через год дают шанс. Её разыщут и вручат приглашение. Это будет её последний шанс вернуться. Кто знает! Бывает, самые запущенные случаи излечиваются после пребывания там...

–За бумажной стеной? – переспросила Инга, всё ещё борясь с головокружением. Грузная немолодая женщина, не по сезону тепло одетая, и от которой ужасно разило псиной, копалась сейчас в узелке Инги в поисках "чего-то съестного для моих собачек". Женщину звали Лора и это она нашла Ингу, лежащую без сознания на куче щебня рядом со стеной. Инга задавала бесчисленное количество вопросов, а Лора терпеливо на них отвечала. Женщина считала это своеобразной платой за то, что Инга сквозь пальцы посмотрит на то, что она будет рыться в её вещах. Ведь собак надо кормить. Вот они, её питомцы, когда-то брошенные и никому не нужные, больные, почти одичавшие, а теперь вылеченные и прирученные, сели в кружок вокруг очередной бедолаги, и ждут, когда хозяйка их покормит, и хоть бы кто тявкнул.

Девушка уже оклемалась и перестала повторять как заведённая "это-не-правда-этого-не-может быть" и осознала, куда попала. Настала очередь слёз. Скольких таких бедолаг и бедолажек Лора уже здесь понаходила за свою жизнь. В основном это были проштрафившиеся "низы" – официантки, уборщики, грузчики. Попадались и другие – агрессивные, грубые, не терпящие правил и законов. От таких Лору надёжно защищали её питомцы, но всё равно у таких она даже не спрашивала еду. А вот этот сорт она встречала впервые. Не то, чтобы Лору вдруг стали интересовать дела людей, но всё-таки было любопытно. Лора нашла две пачки с крекерами и честно оставила одну новенькой, а вторую раскрыла и стала кормить собак.

–За что? За что они меня так? За то, что я помогла человеку?– всхлипывала девушка.– Выбросили, словно грязную тряпку. Что мне теперь делать? Вы мне поможете? – Инга повернула заплаканное лицо к Лоре.

–Прости милая, но я людям не помогаю,– поглаживая своих питомцев по загривкам ответила Лора. – А если просишь моего совета, то я тебе скажу так: а не пошла бы ты к припадочным?

Девушка перестала плакать, вытерла слёзы, встала, отряхнула платье, подобрала с земли свой узелок.

– Вы такая же, как они. Не понимаю, зачем меня было высылать за эти, как вы говорите, бумажные стены, если всюду одно и то же! – с этими словами девушка развернулась и пошла прочь.

–Жаль, что ты не собака, – печально усмехнулась Лора, глядя ей вслед. Но Инга её слов уже не слышала.

Поначалу Инга расценила прощальные слова Лоры как ругательство, что-то вроде «пошла отсюда!», и просто побрела вдоль стены без всякого направления и цели. Каково же было её удивление, когда за поворотом она увидела надпись «Припадочные» и нарисованную стрелку. Инга постояла минуту, пытаясь понять, стоит ли ей следовать этому странному указателю, но никаких других путеводителей её взгляд нашарить не смог – стена была чиста от надписей, если не считать размашистого, полуметровыми буквами написанного пожелания «Спасибо вам за нашу спокойную жизнь! Предатели и убийцы».

"Какой-то бред, – подумала Инга, пытаясь побороть страх и растерянность и выработать какой-то план действий. – В любом случае, ночевать на улице я не могу. Возможно, "припадочные" – это какая-то служба по делам...ну, то есть служба, занимающаяся такими, как я. Ну не может же быть, чтоб меня выкинули, словно мусор!" Следуя указанному направлению, девушка не без трепета свернула в слабоосвещённый переулок. Впереди светились огни, и доносился привычный шум ночного города. Это немного успокоило Ингу. Она вышла на перекрёсток, мало чем отличающийся от перекрёстка в ее городе – только более шумный, более обшарпанный и пёстрый, наполненный незнакомыми острыми запахами. Инга пошарила глазами – ничего похожего на служебное здание она не нашла. Прямо на углу стояло кафе без каких-либо опознавательных знаков. Инга вспомнила вдруг, что пропустила ужин. В любом случае следовало зайти, и она толкнула массивную дверь.

Кафе было полутёмным и тесноватым. Лысый полноватый бармен усердно протирал стаканы, не обращая на посетительницу никакого внимания. Инга огляделась. Почти все немногочисленные столики были заняты людьми, чей внешний вид не внушал доверия. Самый большой, стоявший в центре стол, занят был пестрой компанией молодых людей. Они что-то обсуждали, не пытаясь понизить голос, и это показалось Инге неприличным. В самом углу сидел, сосредоточенно читая газету, плотный мужчина в жилетке. Девушка решила, что, если кого и есть смысл спрашивать, так только этого прилично одетого господина. Она двинулась к его столику, бочком обходя засевшую в центре компанию, и тут на её пути вырос худой бородатый парень в круглых очках и шапкой курчавых волос.

–Вы что-то ищете, милая девушка? Могу я чем-то помочь? – учтивый голос парня никак не вязался с его типично "изгойской" внешностью – потёртая защитного цвета куртка, такие же штаны и видавший виды свитер. Кроме того, каким-то шестым чувством Инга угадала, что парень этот прекрасно знает, кто она, откуда, и что здесь ищет. Инга молчала, а парень приглашающим жестом указал ей на один из свободных стульев за центральным столом. Ещё раз беспомощно оглянувшись на невозмутимо читавшего газету толстяка, Инга молча присела за стол, положив узелок с вещами себе под ноги, так чтобы его можно было бы быстро схватить и убежать, если возникнет такая необходимость. Молодой человек протянул ей раскрытую ладонь. "Фганк!" – представился он. "Очень приятно, Фганк! А меня зовут Инга" На лице у парня промелькнула досада. "Меня зовут Фганк! Не Фганк, а Фганк! Пгосто я с детства не выговагиваю букву "г", – наставительно сказал Франк, жестом пресёк извинения смущённой Инги, и вдруг примиряюще улыбнулся. -Есть хотите?" И не дожидаясь ответа, заорал через зал – "Гагсон, яичницу с беконом! И пигожные с чаем!" Затем обернулся к Инге и обнажив в улыбке неровные зубы, подмигнул ей : " Вам небось,всяких ужасов пго нас понагасказывали, мол "изгои"– стгашные люди, газбойники и людоеды, но вы сами убедитесь, Инга– здесь вполне можно жить. На пегвое вгемя мы вас устгоим – жильё, еда, на пегвую неделю вам хватит, ну а там дальше сами – габоту найдёте, жильё снимете. Вы у нас кто? Студентка?? И какой факультет? Биология?? Скажите пожалуйста! Да вы ешьте, ешьте. А то я вас совсем заболтал, навегное. Яичницу здезь готовят пгеотлично! А пго пигожные я вам не буду гассказывать – вы должны это попгобовать сами!"

Франк не умолкал. Инга с наслаждением уписывала яичницу с беконом, хотя раньше никогда не любила это блюдо. Чувство тревоги почти покинуло Ингу, но она всё ещё держалась настороже. Рядом с ними, за другим концом стола, заваленном ворохом чеков и бланков, уставленном чашками с недопитым кофе, сидели две женщины средних лет, отчаянно грызя карандаши и не менее отчаянно споря по поводу каких-то цифр, и было видно, что весь окружающий мир для них не существует. Вдали, за своим столиком всё так же шуршал газетой толстяк в жилетке. Бармен протирал стаканы так тщательно, словно готовил их для королевского банкета. Громко хлопнула дверь, впуская очередного посетителя.

–А всё-таки, очень любопытно, за что вас выслали? К нам обычно попадают люди, лишенные статуса, низший класс, так сказать, а вы...

–А вы такая красивая, такая воспитанная, такая утончённая, и как вас только занесло на нашу помойку!– неожиданно за спиной Франка выросла смуглая черноглазая девушка в красном вечернем платье, завитые чёрные волосы роскошной волной лежали на её оголённых плечах. Взгляд её, не предвещавший ничего доброго, был устремлён на Ингу. Незнакомка подвинула Франка и уселась напротив Инги, продолжая метать молнии из-под длинных ресниц. Франк был явно обескуражен неожиданным появлением.

–Рита, ты... – начал Франк.

–Я опоздала, милый, на каких-то пять минут! – притворно улыбаясь ответила незнакомка. Она смерила Ингу уничтожающим взглядом и потянула к себе тарелку с пирожными.-Как мило, Франк, ты заказал мне мои любимые! – она подцепила накрашенными ноготками одно из двух пирожных и с выражением огромного удовольствия откусила кусочек.

–На двадцать пять! – вполголоса проговорил Франк, взглянув на часы. – И эти пигожные тебе никогда не нгавились.

–Зато тебе по-прежнему нравятся бедняжки, высланные к нам. Как ты мне говорил: "Ты не понимаешь, Гита, они мне как сёстгы!"– передразнила она Франка. Инга поднялась изо стола, подхватила свой узелок.

– Инга, я вас умоляю! – Франк болезненно скривился, – не надо никуда уходить! Сейчас этот ничем не опгавданный пгиступ гевности пгойдёт, и мы с вами спокойно поговогим обо всём!

–Да говорите спокойно, разве я вам мешаю? -фыркнула Рита и вонзила зубы в пирожное. – Молчу, как рыба! – проговорила она с набитым ртом, глядя куда-то в сторону с видом обиженного ребёнка. Инге очень хотелось уйти, она не выносила скандалов, но за окном уже начинало темнеть, а Франк обещал устроить её на ночлег. Пересилив себя, Инга присела. Нависла гнетущая пауза.

–Ну продолжайте, продолжайте! – наигранно дружелюбно подбодрила их Рита, нацеливаясь на последнее пирожное,– Расскажите, как вы к нам попали, как вам там тяжело жилось,как злая коммунальная служба лишила вас статуса...

–Меня никто не лишал статуса. – как можно спокойнее ответила Инга, глядя куда-то в сторону, туда где бармен за стойкой усердно вытирал до скрипа вымытые стаканы. – Просто я помогла голодной девочке. Из ваших. А потом прошла терапию, но всё равно, когда увидела упавшего человека, просящего о помощи, не смогла пройти мимо. Просто не смогла... Вот и всё.

В кафе вдруг стало очень тихо. Бармен перестал вытирать стаканы. Толстяк отложил газету. Даже корпящие над чеками женщины перестали грызть карандаши и спорить. Глаза всех были устремлены на Ингу. Рита не успев укусить последнее пирожное, вернула его на тарелку. От недавней её злости, казалось, не осталось и следа.

–Что? – встревоженно спросила Инга, понизив голос. -что я такого сказала?

Франк пошевелил губами, словно подбирая нужные слова, но ответить ему не довелось. Опять хлопнула тяжёлая дверь и в кафе просто влетела новая гостья.

–Сидите и не знаете? – сухопарая старушка с короткой стрижкой и в больших роговых очках остановилась перед центральным столом, переводя дух. Все вокруг потянулись к ней словно стальные стружки к магниту. – Тот дом на Янтарной улице всё-таки обвалился. Сейчас спасатели разбирают завалы, но как вы все понимаете, без помощи им не обойтись. Франк – грузи в машину снаряжение и заводи мотор. Девочки, бросайте отчёт, поедете в больницу. Там кстати, семья пострадала, у всех четвёртая группа. Нужно найти донора.

–У меня четвёртая! – толстяк в жилетке поднял вверх свёрнутую трубочкой газету. – какая больница?

Старушка покачала головой.

–Вам нельзя, Блюм, вы уже сдавали позавчера...

–Моя дорогая Сара,– толстяк иронично вздёрнул левую бровь, – у меня ещё на четверых таких как ты хватит! Больница?

Сара развела руками. Кафе преображалось. Непонятное легкомысленное сборища праздных посетителей кафе на глазах у Инги превращалось в какой-то полувоенный отряд, где каждый знал своё место и, главное, цель. Девушка словно завороженная следила за этим почти магическим превращением. Рита подобрала волосы, туго стянула их в узел на затылке.

–Ну что, припадочные, понеслась? – Рита хитро подмигнула и непонятно откуда вытащила и поставила на стол объемистую санитарную сумку, из которой запахло лекарствами. Одна из девушек, корпевших над чеками – блондинка с длиной косой – окинула взглядом Риту.

–Переодеться не хочешь?

–Да будет тебе известно, подруга, разбирать завалы, оказывать первую помощь и транспортировать раненных в этом сезоне модно именно в вечернем платье и туфлях на шпильках! А ты, сестга? Сестга! Сестга! Тебе говорю! Ты с нами?

Инга вздрогнула – она не поняла, что обращаются к ней. Она поднялась, кивнула. Вихрь, сорвавший всех этих людей, увлёк и её. Толстоватый бармен , проворно пакуя стаканы в деревянный ящик, кричал им вдогонку -"Припадочные, я с вами, только посуду по дороге в приют заброшу!"

***

Спустя три часа в тусклом свете единственного фонаря на заднем дворе больницы стояли три женских фигуры. Вернее сказать, стояли двое, а третья (это была Инга), согнувшись в три погибели, держалась за стену. Ингу неудержимо рвало, и на все попытки подруг оказать ей помощь или выразить сочувствие, девушка жестом приказывала оставить её в покое и не смотреть на неё.

Блондинка с длинной косой осуждающе смотрела на нарочито равнодушно курившую Риту.

–Ну ты нормальная, нет? Зачем ты потащила её с нами? Представляешь, какой для неё это шок! Они же не знают, что такое боль, они не слышали как плачут раненные дети, а ты её сразу...

–Шок будет у моих соседей, когда я вернусь – Рита осмотрела своё изгвазданное платье и порванные чулки, – а ей ничего не будет, она сама хотела жить настоящей жизнью. Вот и добро пожаловать! – и она щелчком послала догоревший окурок прямиком в урну.

–А в чём она настоящая? – Инга уже пришла в себя, хоть и выглядела ужасно и пошатывалась при ходьбе, – в том чтобы видеть кровь, грязь, страдания?

–Боль, отчаяние – это настоящее,-очень серьёзно сказала блондинка, – А еще любовь, милосердие, самопожертвование, великодушие... Тебе плохо, понимаю. Мы все через это прошли. Инга. Тебе просто надо привыкнуть. Пойдём, я тебя устрою на ночлег?

–Мне нужно пройтись. – Инга на дрожащих ногах пошла прочь. – я скоро вернусь. Дождитесь меня. Ладно?

Рита посмотрела вслед удаляющейся Инге и обняла блондинку за плечи.

–Вот никогда не одобряла этот твой полурелигиозный пафос, подруга. Но сейчас ты всё верно сказала.

***

Сначала был просто кирпич. Когда он искрошился, Инга нашла кусок арматуры с куском бетона и с размаху била им по стене, словно кувалдой, пока не выбилась из сил. "Всё бесполезно" – подумала она.

–Бесполезно! – словно эхо, услышала она за спиной чей то голос. На тусклый свет фонаря из темноты вышла Лора, сопровождаемая, точно свитой, разнокалиберной сворой собак. – Стены, построенные из равнодушия, не пробьёшь никаким тараном. Правда, все пытаются. Думаешь откуда вдоль стены столько обломков?

–Вы же все называете их бумажными... – чуть не плача проговорила Инга.

–Потому что рвутся как бумага, если по одну сторону – отчаяние и боль, а по другую... -Лора замолчала. – А еще они здорово горят! Словно картонные домики. Я видела целых два раза, и надеюсь увидеть в третий. Когда у них там, за бумажными стенами, случается какой-нибудь катаклизм, стена бывает, не выдерживает и начинает пылать. Когда это случится, я со своими собачками сяду где-нибудь повыше, буду щёлкать орешки и глядеть, как они мечутся. Все те, кто знать не хотел ни о чужом горе, ни о чужих слезах...

На лице Лоры едва заметно играла мстительная злорадная усмешка. Инга с ужасом слушала эту зловещую речь. Потом представила, как стоит среди пожара и дыма её мама, в отчаянии стискивая пальцы, и неожиданно разозлилась.

–Замолчите! Слышите? Замолчите! Как вы можете так ненавидеть людей? – Инга наверно впервые в жизни повысила свой голос до крика и выплеснувшаяся наружу ярость словно опустошила её. Она стояла, растрёпанная, тяжело дыша, не в силах больше ни вымолвить ни слова, ни пошевелиться. Лора же казалась невозмутимой, словно не услышала Инги, только её собаки глухо заворчали, обступая, словно охрана, свою хозяйку.

–Я знала многих людей, – спокойно сказала Лора, – теперь люблю собак.

Лора с нежностью погладила по загривку огромного рыжего пса.

Инга повернулась и, спотыкаясь, пошла прочь. Перед её мысленным взором стояло лицо матери, такое, каким она всегда мечтала его увидеть, но редко видела в реальной жизни – улыбающуюся кротко, нежно и очень искренне. "Я найду тебя, мама! – сквозь слёзы обещала себе Инга, – даже если мне придётся колотить в эти стены всю жизнь. И мы будем вместе!"