Текст книги "Акеро"

Автор книги: Мелисса Харди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Мелисса Харди
Акеро

Свидетельство матери-настоятельницы Марии-Терезы Возу
2 февраля 1899 года

Мать Мария-Тереза Возу, некогда начальница послушниц в монастыре Сен-Жильдар, а ныне настоятельница ордена, осторожно опустилась в то самое кресло, в котором много лет назад скончалась ее прежняя подопечная Бернадетта Субиру. Монах-бенедиктинец, приехавший записать свидетельство матери Марии, наблюдал за тем, как монашки устраивали в кресле тучное тело старой абатиссы, защищенное, словно носорог броней, многочисленными одеждами. Наконец, приняв удобное положение и сложив на коленях покрытые темными пятнами руки, настоятельница приготовилась слушать посетителя. Лицо пожилой женщины было неподвижно. Правая щека ее изредка подергивалась.

– Стало быть, папа собирается канонизировать эту девчонку Субиру? – в вопросе матери-настоятельницы звучала явная неприязнь.

– Совершенно верно, – подтвердил бенедиктинец. Настоятельница повернула голову и взглянула на монаха. Ее большое лицо в накрахмаленных складках апостольника парило над черной рясой, словно полная луна. Длинный острый нос нависал надо ртом, подобно клюву хищной птицы, круглые, выцветшие глаза казались стеклянными.

– Не вижу к тому никаких оснований, – процедила она сквозь зубы.

Первая идентификация тела
22 сентября 1909 года

Тридцать лет прошло с погребения Бернадетты Субиру, лурдской пастушки, которой в гроте Масабьелль восемнадцать раз являлась Богородица, когда епископ Неверский монсиньор Гот-ти направил доктору Давиду и доктору Журдану письмо с просьбой присутствовать при эксгумации тела в монастыре Сен-Жильдар.

«Многолетняя работа епископальной комиссии по каноническому дознанию подошла к завершению, и святость Бернадетты Субиру не подлежит сомнению, – писал монсиньор Готти. – Теперь комиссия должна идентифицировать тело и оценить состояние святых мощей. На мою канцелярию возложено обязательство проследить за соблюдением законов гражданского и церковного права. Посему я нуждаюсь в вашем содействии и прошу вас присутствовать при эксгумации тела».

В соответствии с договоренностью оба врача и монсиньор Готти встретились в половине девятого означенного дня в часовне Святого Иосифа монастыря Сен-Жильдар, где покоилось тело Бернадетты Субиру. Вскоре к ним присоединились еще пятеро: аббат Перро, мать-настоятельница Мари-Жозефина Форестье с помощницей, сестра Александрина, а также мэр и вице-мэр Невера. Тут же присутствовали два каменщика и два плотника, которые и должны были провести извлечение тела.

Следуя инструкциям епископа, каменщики сняли плиту с гробницы и извлекли на поверхность деревянный гроб.

– Увесистая монашка, – пробормотал один из каменщиков, берясь за гроб.

– Внутри деревянного гроба еще один, цинковый, – пояснил другой. – Обычное дело. Зачем, думаешь, я взял с собой консервный нож? Эй, вы! – крикнул он плотникам. – Помогите, что ли!

Четверо мужчин с трудом перенесли гроб в смежное помещение, где предполагалось проводить освидетельствование. Рабочие поставили гроб на скамью, сняли доски и стали вскрывать цинковую крышку. Пока каменщики орудовали резцами, присутствующие замерли, ожидая, что вот-вот раздастся ужасное зловоние: монашки потихоньку поднесли к носам платки и слегка отвернулись, лица джентльменов напряглись так, что от губ и ноздрей остались лишь тонкие щелки.

Первым заговорил доктор Давид.

– Только посмотрите, Журдан! – воскликнул он. – На трупный запах и намека нет.

Монашки опустили платки и опасливо потянули воздух.

– И правда! – подтвердила мать-настоятельница. – Удивительно!

Тем временем каменщики сняли металлическую крышку, и все осторожно приблизились к гробу и заглянули вовнутрь.

– Только взгляните, монсиньор! – шепнул епископу вице-мэр. – Тело необыкновенно хорошо сохранилось! И если бы не бледность…

– Не удивительно, раз речь идет о нашей лурдской святой! – прокомментировал мэр, склонившись к настоятельнице.

– Мне кажется, пахнет… – сестра Александрина сделала глубокий вдох, – лилиями!

– Вот именно, кажется, сестра Александрина! – мать Форестье строго отдернула монахиню. – Вы слишком возбуждены.

Рабочие, застыв в изумлении, не отрывали взгляда от прекрасной Бернадетты. Один перекрестился, и остальные тотчас последовали его примеру.

Свидетельство матери-настоятельницы Марии-Терезы Возу
2 февраля 1899 года

– Я действую на основании решения епископальной комиссии, госпожа настоятельница, – сухо проинформировал мать Марию бенедиктинец. – Ваше мнение, бесспорно, очень ценно, однако, уверяю вас, чудесные и, кстати сказать, прекрасно задокументированные исцеления не оставляют сомнений в святости сестры Мари-Бернарды. Мы не можем игнорировать столь явные проявления благодати Пресвятой Девы.

– Проявления благодати! – презрительно фыркнула мать-настоятельница. – Стало быть, из всего, что я сделала за свою жизнь, из всех моих трудов и достижений, внимания епископальной комиссии удостоилась лишь жалкая крестьянская девчонка. Что ж, очень жаль. Прошу вас, брат, продолжайте.

Монах заглянул в свои бумаги и задал первый вопрос:

– При каких обстоятельствах к вам попала Бернадетта Субиру?

– Сестра Мари-Бернарда поступила к нам в двадцать два года, спустя восемь лет после того, как ей впервые явилась Богородица, – отвечала абатисса. – Нам не говорили, почему ее поместили в Сен-Жильдар, так далеко от ее родного Бигора. Очевидно, церковь боялась скандала. Ее склонности действительно внушали опасения.

– Что вы имеете в виду? – спросил бенедиктинец.

– Она была по-женски тщеславна, – холодно отвечала мать Возу. – Можете представить себе отчаяние бедной сестры, обнаружившей, что Мари-Бернарда расставляла нижние юбки наподобие кринолина и набивала в корсет деревянные щепы для жесткости. Многие тогда сочли это происками дьявола.

– Понимаю. – Монах занес слова игуменьи в протокол.

– Однажды, – продолжала мать Мария, – Мари-Бернарда призналась другой послушнице, что выбрала наш орден сестер милосердия, потому что у нас красивые апостольники и рясы, тогда как головные уборы сестер Креста Господня, по ее словам, больше похожи на дымоход, а рясы сестер святого Венсана де Поля слишком простоваты! В этом, конечно, я с ней полностью согласна, но все-таки нельзя не порицать подобное легкомыслие! И это еще не все!

– Прошу вас, продолжайте.

– Представьте себе, что в нее влюбился студент-медик из Нанта. Он написал епископу Тарбскому письмо, в котором просил ее руки! – с возмущением повествовала настоятельница. – «Если мне не разрешат жениться на Мари-Бернарде, – писал несчастный помутившийся разумом юноша, – я покину этот мир», что, вероятно, он и сделал. Трудно себе вообразить, чтобы избраннице Пресвятой Девы, пусть даже и низкого происхождения, позволили плодиться и размножаться.

– Об этом не может быть и речи, – убежденно кивнул монах.

Вторая идентификация тела
3 апреля 1919 года

Тринадцатого августа тысяча девятьсот тринадцатого года, тридцать четыре года спустя смерти лурдской пастушки, папа Пий X подписал Декрет о кодификации канонического права, в соответствии с которым Бернадетта Субиру могла быть причислена к лику блаженных, а затем, в случае признания ее добродетелей, канонизирована Святой римской католической церковью. Мировая война приостановила дело Бернадетты Субиру. И лишь по окончании войны, третьего апреля тысяча девятьсот девятнадцатого года, тело ее было эксгумировано повторно. На этот раз эксгумацию проводили доктор Талон и доктор Конт. В качестве свидетелей при процедуре присутствовали приемник монсиньора Готти монсиньор Шателу, мать-настоятельница Форестье и ее помощница сестра Александрина, а также комиссар полиции, представители муниципалитета и члены церковного суда.

По завершении эксгумации врачи удалились для составления отчета. Их разместили в разных комнатах, чтобы заключения одного ни в коей мере не повлияли на заключения другого.

Тело Бернадетты поместили в новый гроб и перезахоронили в часовне Святого Иосифа. На следующий день епископ пригласил обоих врачей в кабинет матери-настоятельницы, чтобы за чаем обсудить их заключения.

– Должен сказать, что ваши отчеты не только полностью совпадают между собой, но и ничем не отличаются от заключений доктора Журдана и доктора Давида, проводивших первое освидетельствование двадцать второго сентября тысяча девятьсот девятого года, – начал монсиньор Шателу. – За исключением, разумеется, тех незначительных изменений, о которых вы упоминали. Сестра Александрина, не принесете ли вы нам еще немного этого восхитительного печенья?

– Конечно, монсиньор!

– Вы правы, – подтвердил доктор Конт, – тело претерпело совсем незначительные изменения. Мы констатировали появление пятен плесени и солей на кожных покровах.

– Солей кальция, как мы полагаем, – пояснил доктор Талон.

– Возможно, кальций стал выделяться после обмывания, произведенного при первой эксгумации, – продолжал свои размышления господин Конт. – В этот раз, госпожа Форестье, я посоветовал бы воздержаться от проведения подобной процедуры.

– Разумеется, доктор Конт, – настоятельницу несколько смутило замечание врача. – Должно быть, в прошлый раз мы переусердствовали.

– Помню; как мы были обрадованы, – подхватила сестра Александрина, – когда увидели нашу дорогую сестру в таком хорошем состоянии! Подлить вам чаю, доктор?

– Да, будьте любезны, – доктор Талон протянул сестре свою чашку.

– И скелет абсолютно цел, – сообщал свои наблюдения доктор Конт. – В противном случае мы не смогли бы перенести тело на стол. Оно распалось бы у нас в руках.

– И, простите мою неделикатность, обычный в таких случаях трупный запах совершенно отсутствует. – Доктор Талон обвел глазами собравшихся. – Надеюсь, ни в ком процедура не вызвала неприятных ощущений?

Все отрицательно замотали головами.

– Напротив, – с воодушевлением ответила сестра Александрина, – ощущения были исключительно приятные. Позвольте предложить вам птифуры? Сестра Казимир готовит восхитительные птифуры.

Свидетельство матери-настоятельницы Марии-Терезы Возу
2 февраля 1899 года

– Ее семья совершенно опустилась, – рассказывала игуменья бенедиктинцу. – Они жили, как в хлеву. Все вместе в одной комнатенке.

– Отцу, как я понимаю, не очень везло. Дважды попадал под арест. Один раз за кражу мешка муки, а второй раз за то, что выломал доску из мостовой. Они жили в крайней нищете. Приходилось ли вам слышать, что однажды крестьяне видели, как брат Бернадетты Жан-Мари ел свечной воск в приходской церкви?

– Они сами виноваты, – мрачно ответила настоятельница. – Отсутствие веры, характера, дисциплины. По-своему это были неплохие люди, но совершенно ни на что не годные! Знаете, что делала Мари-Бернарда, когда ей впервые явилась Богородица? Рылась в лавке старьевщика в поисках костей!

– Блаженны нищие… – начал было бенедиктинец, но абатисса оборвала его:

– Ах, не надо!

Третья идентификация тела
18 апреля 1925 года

Восемнадцатого ноября тысяча девятьсот двадцать третьего года Его Святейшество признал подлинность добродетелей Бернадетты Субиру, и вскоре она должна была быть причислена к лику блаженных.

– Отныне мы сможем называть нашу возлюбленную сестру Блаженной Мари-Бернардой, – сообщила мать-настоятельница сестрам и тотчас занялась необходимыми приготовлениями к третьей идентификации тела.

«Монастырь снова прибегает к вашим услугам», – писала она доктору Талону. А в письме к хирургу доктору Конту добавила: «Мы хотим просить вас об извлечении нескольких реликвий для Ватикана, Лурда и, конечно, для Сен-Жильдара и других монастырей ордена».

«Ваше доверие делает мне честь», – отвечал в письме доктор

Конт.

Восемнадцатого апреля тысяча девятьсот двадцать пятого года епископ, старший викарий, члены церковного суда и монахини монастыря собрались в часовне Святого Иосифа, чтобы присутствовать при эксгумации. Здесь же были представители муниципалитета, комиссар полиции и некто мсье Брюнтон.

Пока каменщики и плотники приносили клятву: «Мы, ныне присутствующие, клянемся добросовестно выполнить возложенное на нас задание в меру наших сил и возможностей! », Брюнтон шепнул комиссару полиции:

– Третья эксгумация! Это не святая, а ванька-встанька какой-то!

– Тише! – недовольно одернул его комиссар, который, в отличие от вольнодумца Брюнтона, не был чужд религиозности. К тому же он не присутствовал на предыдущей эксгумации, поскольку получил назначение лишь накануне, и теперь ему не терпелось собственными глазами увидеть, во что превратилось тело монашки, столько лет пролежавшее в могиле.

Свидетельство матери-настоятельницы Марии-Терезы Возу
2 февраля 1899 года

– В своем письме вы выражали несогласие с решением комиссии, – продолжал бенедиктинец. – Не могли бы вы пояснить, с чем именно вы не согласны?

Мать Мария выпрямилась в кресле, на губах ее появилась презрительная усмешка.

– Церковные власти заставили Мари-Бернарду принять постриг, потому что не могли оставить ее в миру, не подвергая опасности авторитет церкви. И, надо сказать, опасения их не были необоснованными, учитывая характер и воспитание сестры Бернарды. Как правило, пройдя послушание и приняв постриг в Сен-Жильдаре, сестры милосердия получают направление в один из монастырей ордена. Но Бернадетту пришлось оставить в Сен-Жильдаре. Слухи о явлениях Богородицы сделали из нее местную достопримечательность, балаганную потеху, и куда бы она ни шла, вокруг нее собирались толпы зевак.

– В этом нет ее вины, – возразил монах. – Мари-Бернарда, как говорится, оказалась заложницей собственной славы.

– Славы, в высшей степени незаслуженной! – почти выкрикнула игуменья. – Мари-Бернарда Субиру была обычной монахиней-стряпухой, мсье. Кроме чистки овощей да мытья полов, она ни на что не годилась. Тщеславная, упрямая и хитрая!

– Тем не менее, Господь избрал ее… – начал бенедиктинец, но настоятельница не дала ему договорить:

– Глупости! Да, Мари-Бернарда видела нечто. Но неизвестно, что именно.

– Но епископы поверили ей, – заметил клирик. – Папская курия…

– Я и не отрицаю, что ей поверили, – госпожа Возу продолжала. – Ей многих удалость провести вокруг пальца. Даже сейчас трудно убедить людей в том, как сильно они ошибались. Но, что касается меня, я не верю ни единому ее слову!

Третья идентификация тела
18 апреля 1925 года

– Итак, что вам угодно? – спросил доктор Конт у епископа Неверского, словно потчуя гостей за столом.

– Все, что вам удастся извлечь, не портя внешнего вида, – отвечал епископ. – В таких ситуациях выбирать не приходится. Может, пару ребер, матушка?

– Мы хотим, чтобы сердце блаженной осталось в ее теле, – сказала настоятельница хирургу. – Монастырь же согласен принять любую реликвию. Главное, чтобы повреждения можно было прикрыть одеждой. – Она обернулась к епископу. – Мы решили выставить тело нашей сестры в соборе.

– В стеклянной раке? – поинтересовался епископ.

– В хрустальном реликварии с позолотой, – похвасталась настоятельница. – Уже сделан заказ у Армана Кайа Катлана в Лионе.

– Прекрасная мысль! – Епископ одобрительно кивнул.

– Посмотрите, коллега, слева нам не подобраться из-за руки, – доктор Конт обратился к доктору Талону. – Есть опасность повредить скелет.

– Пожалуй, вы правы, – ответил врач. – Начнем справа. Будьте любезны скальпель, сестра Клеманс!

Свидетельство матери-настоятельницы Марии-Терезы Возу
2 февраля 1899 года

– Если мне позволено будет заметить, матушка, упорствуя в своем мнении относительно сестры Мари-Бернарды и критикуя стольких выдающихся отцов, более компетентных в данной области, вы проявляете признаки непомерной гордыни. – Старая карга начала испытывать терпение бенедиктинца. – Каноническое дознание признало святость Бернадетты. Не говоря уже о тысячах благочестивых католиков, преданных делу Блаженной!

– Благочестивые католики! – фыркнула мать Мария. – Надо полагать, вы говорите о нескончаемых епископах и кардиналах, да о состоятельных сударынях, которые что ни день приезжали в монастырь послушать россказни Мари-Бернарды, а потом якобы невзначай роняли платочки, чтобы монашка своим прикосновением превратила их в бесценные реликвии! – Настоятельница расхохоталась. – Впрочем, Мари-Бернарда не любила говорить о явлениях. «Ах, как мне надоело пересказывать одно и то же! » – то и дело жаловалась она. А то, бывало, заупрямится: «Простите, матушка, я позабыла! » Как будто такое можно забыть! Вот почему я не верю в ее видения.

– Стало быть, она не хвасталась милостью Пресвятой Девы? – спросил монах, делая пометки в своих бумагах. – Многие на ее месте стремились бы заполучить как можно больше слушателей.

– Только не Мари-Бернарда! – Настоятельница покачала головой. – Она была очень скрытной. Считается, что Пресвятая Дева передала сестре Мари-Бернарде некое послание…

– О да, я помню.

– Так вот, упрямица так и не захотела сказать мне, в чем оно состояло, – негодовала мать Возу. – «Ты обязана передать мне послание Богородицы», – говорила я ей. А она лишь качала головой: «Не могу, это тайна». «Я твоя наставница в благочестии, – напомнила я ей, – У тебя не должно быть от меня тайн! » «Акеро сказала никому не говорить», – был ее ответ. Она называла Пресвятую Деву «Акеро» – «та самая» на языке ее родного Лангедока. В ней не было почтения даже к Богородице! «Ну а как же папа? – спрашивала я. – Ты, что же, и Его Первосвятейшеству ничего не скажешь? » – «Разумеется нет! – отвечала та. – Его это не касается! » Можете представить себе подобную дерзость? Теперь, я думаю, вы не упрекнете меня в моих действиях.

Третья идентификация тела
18 апреля 1925 года

Хирург произвел надрез с правой стороны грудной клетки, извлек пятое и шестое ребра и передал их сестре Клеманс, начальнице монастырского лазарета. Вдруг сестра Клеманс вскрикнула и выронила извлеченные ребра на каменные плиты.

– Пресвятая Дева! – сдавленным голосом проговорила она.

– Что такое? – спросил доктор Конт.

– Они теплые!

– Это невозможно, – компетентно возразил хирург.

– Сестра Клеманс! – поспешила вмешаться настоятельница. – Возьмите себя в руки! – Она нагнулась, подняла ребра и опустила их в чашу со святой водой. – Вы переволновались, – сказала она монахине. – Святые мощи холодны как лед. – Госпожа Форестье дала сестре Клеманс полотенце. – А теперь вытрите их и положите на серебряный поднос.

Но сестру Клеманс было не успокоить.

– Уверяю вас, матушка, они были теплые! – шумно всхлипывала та. – От них исходила теплота живого тела! Хвала Пресвятой Деве! Великую милость ниспослал Господь нашей Бернадетте!

Рыдающую монахиню пришлось увести из часовни. Ее место, впрочем, без особой радости заняла сестра Филомена.

Свидетельство матери-настоятельницы Марии-Терезы Возу
2 февраля 1899 года

– В каких действиях, матушка? – монах сделал вид, что не понял, о чем идет речь.

– Только не говорите, что до вас не дошли все эти сплетни! – усмехнулась игуменья. – А нет, так почитайте старые газеты. Монастырский врач сказал репортерам, что за долгие годы, что Мари-Бернарда провела на коленях, скобля пол, на ноге у нее образовалась страшная опухоль, что способствовало ее безвременной кончине. Из его слов выходило, что это я вогнала ее в могилу, что, несмотря на слабое здоровье сестры, я заставляла ее трудиться сверх меры. Разумеется, тогдашняя настоятельница тотчас уволила его, но сплетни сделали свое дело.

– Позвольте уверить вас, что… – хотел было вставить слово клирик, но настоятельница прервала его и продолжала:

– Впрочем, я этого не отрицаю. Я была строга с Мари-Бернардой. И если она умерла от непосильной работы, стало быть, виновата я.

– Я не сомневаюсь, что вы не хотели… – запинаясь, начал монах.

– И все же, – уверенно продолжала старуха, – я должна напомнить епископальной комиссии, что моим долгом было наставлять послушниц в смирении. Сделав Мари-Бернарду своей избранницей, Богородица ниспослала нашей сестре великую милость. Не удивительно, что Мари-Бернарда возгордилась. А гордыня, как вы знаете, смертный грех. Кроме того, на моем попечении были и другие послушницы. И я не могла допустить, чтобы они почитали в ней святую и тем самым погубили свои души.

– Она была очень больна, не так ли? – Монах сверился с бумагами. – Хроническая астма, грудные боли, одышка. Потом аневризм и размягчение костей.

– Вы правы, – отвечала абатисса. – Каких только хворей у нее не было! Она харкала кровью. Таз за тазом. Откуда в ней! столько и бралось! Ее четыре раза соборовали. Даже для блаженной это многовато!