Текст книги "Аманда исчезает"

Автор книги: Мелисса Фостер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Молли вывернула ногу и взглянула на повязку.

– Ага, на пробежке. Я тоже переживаю за Трейси. Чем больше времени проходит, тем меньше шансов ее найти. Господи, чертовщина какая… – Молли осеклась. – Ой, простите, пожалуйста! – спешно извинилась она.

– Ничего страшного, Молли. Он, – пастор Летт воздела глаза к потолку, – все понимает. Вас что-то мучает? Не дает покоя? Хотите поговорить?

– Нет. То есть да… – засуетилась Молли. Последние события ее угнетали, не давали дышать, но она не хотела о них говорить – из страха, что переживания окончательно ее раздавят. – Пастор Летт, дело в вашем брате.

Пастор Летт замерла, потом отвернулась, чтобы скрыть волнение, опустилась на скамью. Горло сдавило. Пастор всегда знала: рано или поздно этот момент настанет.

– Пастор Летт, что с вами? – испугалась Молли.

– Все в порядке, – выдавила та. – Немного устала.

– Да, вполне естественно, столько всего произошло за эти дни. И так все похоже на ту давнюю историю…

Пастор Летт разглядывала деревянную спинку скамьи. Что этой женщине известно про Родни? Пастор Летт кожей ощущала пристальный взгляд собеседницы.

– Простите за бестактность. – Молли соединила лежащие на коленях ладони. – Я только недавно узнала, что у вас был брат и что вы его потеряли.

Пастор Летт слегка расслабилась: последняя фраза ее почти успокоила.

– Да, много лет назад, – кивнула она.

– Знаю и хотела сказать, что мне очень жаль.

– Спасибо. – Собственный голос показался пастору Летт вполне будничным. – Он был необыкновенным человеком.

– Не представляю, как вы это пережили… – Молли замолчала, не решаясь задать вопросы о Родни, ведь тогда и о себе придется рассказать правду. – Мы можем о нем поговорить?

Пастор Летт откашлялась и наконец посмотрела на нее:

– Да, конечно.

– По слухам, Родни что-то знал об исчезновении Кейт Пламмер. Вы в курсе? Он ведь знал нечто особенное? – спросила Молли, стараясь избежать прокурорского тона.

– Да, – устало вздохнула пастор Летт, словно отвечала на этот вопрос сотни раз. – Мой брат знал много особенного. К несчастью, когда о даре узнали другие, он превратился в проклятье.

Она взглянула на витраж на правой стене, впервые заметив, как яркие красные и желтые стекла контрастируют с сочными зелеными и синими. Сложности палитры, как и сложности жизни, вызвали легкую улыбку. Пастор Летт снова посмотрела на Молли, но говорить о Родни, глядя ей в глаза, было невыносимо, и она потупилась.

– Пока я занималась делами церкви, проводила службу, Родни слонялся по городу и болтал с каждым встречным о том, что видел, точнее, о том, что знал. Наверное, кто-то услышал и обратился в полицию. – Пастор Летт передернула плечами, словно пытаясь стряхнуть привычную боль. – Я давно убедила себя, что люди защищали своих детей. Мало кто по-настоящему понимал Родни.

Молли сочувственно кивнула.

– Родни был добрейшим мальчиком, в жизни мухи не обидел. Вот только немного заторможенным. Чем старше становились наши родители, тем больше их это раздражало. – Пастор склонила голову, словно растворившись в воспоминаниях. – Оба не так давно умерли. Мама от рака, а папа, наверное, от горя. Я привезла сюда Родни двадцать пять лет назад, ему тогда двадцать один исполнился.

Молли не сумела скрыть удивления.

– Родни появился незапланированно… если можно так сказать. – Пастор скользнула взглядом по собеседнице. – Он был на одиннадцать лет младше меня. Он был отзывчивым, хорошим мальчиком. Помогал горожанам работать в саду, и все принимали это как должное. Люди считали его помощь благотворительностью.

– Пастор Летт, – нерешительно сказала Молли, – я тоже… я тоже знаю… необычные вещи… Поэтому и решила выяснить, может, у Родни был дар, схожий с моим.

Пастор невесело улыбнулась. «Каждый считает, что у него дар», – подумала она.

– Необычные вещи… Дар… Молли, вы меня пугаете! В чем именно заключается ваш дар?

– В видениях. Наверное, так их надо назвать. Они приходят утром, на грани сна и бодрствования. А еще рядом с теми местами, где случилось страшное или вот-вот случится… – Карие глаза Молли молили о понимании.

Пастор Летт изобразила внимание:

– Пожалуйста, продолжайте!

– Реальную картину я вижу или нет, понять трудно. – Молли опустила голову, будто смущенная своим признанием.

– Таких способностей, как у Родни, я не встречала ни у кого. Молли, ваше прошлое, сомнения и тревоги явно мешают вашему настоящему, – проговорила пастор Летт.

– Нет, по-моему, дело не в этом…

– Малышом Родни частенько рассказывал мне о том, что произойдет в будущем. Поначалу я пропускала его слова мимо ушей, но, когда подросла, стала обращать внимание и поняла, что предсказания Родни сбываются.

– Так Родни впрямь видел будущее?

Пастор Летт кивнула:

– Он знал подробности катастроф, о которых никогда не слышал. От предсказаний он ничего не выигрывал. – Пастор внезапно наклонилась и заглянула Молли в глаза. Она была рада, что может поделиться секретами брата, хоть чуточку облегчить свое бремя. – Не представляю, как у вас, но видения Родни всегда сбывались. Даже оторопь брала. – Пастор глубоко вдохнула, решив рассказать то, что много лет назад никто даже не попытался понять. – Когда Родни было четыре, он проснулся в слезах. Шестнадцатого июня – дата запомнилась, ведь после каждого утреннего плача Родни я молилась по сорок восемь часов, чтобы не произошло ничего страшного. И так много лет подряд, даже когда была молоденькой. В тот день Родни носился по дому и вопил: «Взорвется большая бомба!» Потом бедняга забился в подвал и просидел там целые сутки. На следующий день, семнадцатого июня 1967 года, Китай провел испытания своей первой водородной бомбы. Родни еще долго боялся, что китайцы сбросят бомбу на нас. – Пастор Летт замолчала, вспоминая, как плакал перепуганный Родни и как родители пытались его успокоить. – Лет в пять он донимал нас рассказами, что двадцатого месяца на Луну ступит человек. Чушь несусветная, решили мы с родителями, а Родни долдонил свое: «Двадцатого месяца на Луну ступит человек». Мы чуть с ума не сошли, но двадцатого июля 1969 года он влетел в гостиную и объявил: «Вот, человек правда ступил на Луну двадцатого месяца!» Заметьте, телевизора у нас в ту пору не было: родители считали, что от него одно зло. – Пастор Летт рассмеялась. – С Родни было именно так. Если он что-то знал, то наверняка.

Молли пришла в восторг от рассказа.

– Представляю, как тяжело нести это бремя в одиночку!

Пастор в упор посмотрела на Молли. «Не жалость, а капля понимания, наконец-то…»

– Да, тяжело. Но я любила его, очень любила. Родители не воспринимали Родни всерьез. Никто даже не попытался разглядеть, что стоит за его фантастическими заявлениями. – Голос пастора зазвенел от злости. – А сейчас кажется, что его вообще не существовало. Родни забили и забыли – ужас, правда? Никто не думал, что он был человеком, сыном, братом. Его забили до смерти и бросили, считая, что избавили город от… чудовища… Извините… Я не могла защитить бедного Родни в детстве – и в тот страшный день тоже не смогла. – Пастор Летт встала и постаралась взять себя в руки. – Околесицу он тоже часто нес. Порой эта околесица мучила моего несчастного брата и раздражала меня.

Ханна бесцельно бродила по конюшне. С тех пор как она вместе с другими горожанами принимала участие в поисках Трейси, ей было не по себе. Запах опавшей листвы и испуганные лица добровольцев – всеми владел страх, что девочка найдется бездыханной, – оживили и разбудили воспоминания, которые Ханна старательно сдерживала; воспоминания, которые в любой момент могли ввергнуть в панику и выдать ее секрет. Ханна надеялась, что страшные мысли ее не настигнут – она справит нужду и как ни в чем не бывало вернется к группе, – но воспоминания выплеснулись грустью и смятением. А еще с каждой секундой нарастал гнев. Ханна боялась, что этот гнев ее выдаст. Она закрыла глаза и провела рукой по грубой стене конюшни, отгоняя воспоминания – вечерняя прохлада, драка, отчаяние, – ах, то отчаяние! По щекам потекли слезы. Ханна вытирала их рукавом толстого шерстяного свитера, царапавшим лицо. Внезапно ее пронзило острое чувство вины. Ханна опустилась на корточки, взглянула на аппалузского коня Хантера, прочла упрек в его влажных глазах и закрыла лицо ладонями. Из груди рвались душераздирающие всхлипы, казалось, сердце вот-вот остановится. Она знала, что совершает ошибку! Она нарушила правила, нарушила принятые в обществе нормы и теперь страдала. «Но ведь она была моей! Не их, не его, а моей!» Ханна повалилась на бок, ударившись головой о деревянное стойло.

– Будь ты проклят, Чарли! – крикнула Ханна, напугав коня.

Она била кулаками по бетонному полу, пока не затряслись руки, потом затихла, дождалась, когда прекратится дрожь.

– Прости, детка! – шепнула она, глядя в потолок. – Пожалуйста, прости меня!

Потом встала, погладила Хантера и улыбнулась Грейси, молодой кобылке, которую недавно унаследовала от приятеля.

– Ребята, на сей раз вы останетесь дома. Шуметь нам сегодня нельзя. – Ханна часто разговаривала с лошадьми, как с детьми, и с четвероногими друзьями проводила больше времени, чем с двуногими. – Смотрите, у меня для нее подарок! – Ханна показала букетик цветов, сунула его в рюкзак и нервно рассмеялась.

Ханна пересекла луг за своей конюшней, радуясь, что единственные соседи живут в нескольких акрах от нее, и нырнула в лес. Сколько она себя помнила, всегда любила эти тайные лесные прогулки. Здесь она чувствовала себя как дома, но сегодня казалось, что за ней следят. Ханна затравленно оглядывалась, гадая, что случится, если ее увидят. Ничего хорошего разоблачение не сулило. «Что люди подумают? Что со мной станет?» Воображение тотчас нарисовало мужеподобных женщин с короткими стрижками и бугрящимися мышцами. Они станут разглядывать ее, как голодные собаки – кусок мяса. Ханна будет стоять перед ними, старая, слабая, беззащитная. Как развлекаются в тюрьмах? Насилуют? Бьют? Она не выдержит. «Мне пришлось отнести ее туда. Других вариантов просто не было. Узнай кто-то, что она у меня, он наверняка забрал бы ее и неизвестно что сотворил бы со мной».

«Нужно быть сильной! – решила Ханна. – Теперь я живу двумя жизнями – явной и тайной. Бедная девочка! Она не представляла, что мне придется ее прятать».

– Они ее не найдут! – пообещала Ханна лесу. Один робкий шаг, второй, а третий получился решительным и уверенным.

Глава 10

Трейси снова тащили по темным туннелям. Куда тащат, она не знала, но, просидев целый день на матрасе среди мрака и запаха плесени, радовалась движению. Мамочки, как всегда, долго не было, а потом она сказала, что они идут на улицу. На улицу! Трейси сперва обрадовалась, но недоверие быстро приглушило радость. Трейси торопилась, с трудом поспевая за быстрыми, решительными шагами женщины. Они так спешат… Может, ее впрямь ведут на улицу? Возвращают маме с папой? На улице ее непременно увидят, а Трейси не сомневалась: родители ее ищут. Да, она скоро будет дома!

– Скорее, Трейси, Мамочка спешит! – проговорила женщина.

Трейси нравилось и что Мамочка стала доброй, и что наконец переоделась и не воняла так сильно. Девочка спешила что было мочи. Она же целый день просидела на грязном матрасе, и ножки отдохнули.

– Мы идем на улицу! На улицу! – ликовала Мамочка.

День будет хороший. Утром Мамочка не читала Библию и не молилась. «Почему мы сегодня не ходили в молитвенную?» – недоумевала девочка, но спросить не отважилась.

Туннель сузился, и на глаза Трейси навернулись слезы надежды, но заплакать она не рискнула, боясь разозлить похитительницу. Чтобы не задеть грязные стены, девочка покрепче прижимала руки к туловищу. Мамочка теперь протискивалась и вовсе только боком. Стены пахли отвратительно, как грязные щенки, особенно когда отряхиваются и забрызгивают все вокруг.

«Господи, Господи, я его вижу!» Сердечко Трейси запело от радости: туннель расширился, а потом сжался до размера колеса и потянулся туда, откуда лилось чудесное солнце. Трейси захотелось подпрыгнуть, скорее вылезти наружу и броситься в объятия родителей. Они там, они ждут ее, а этот кошмар был заранее спланированной игрой в прятки. Трейси по-прежнему держала руки по швам, но пальцы сжала в кулаки. Она скакала то на одной ножке, то на другой и закусила нижнюю губу, чтобы не завизжать. Мамочка стояла перед ней, смотрела на солнце и улыбалась. Она была так близко, что Трейси чувствовала ее запах, серный, металлический, но вполне терпимый. Утром Мамочка вымылась сама и разрешила вымыться Трейси. Она принесла большое ведро воды, полотенца, правда не совсем чистые, и кусок мыла. Трейси повернулась к Мамочке спиной, чтобы та не видела ее голенькой. Она притворилась, будто играет с Эммой, хотя Мамочка вроде бы не подглядывала. Мамочка склонилась над своим дневником и быстро писала, отрешившись от всего вокруг. Мама Трейси тоже вела дневник. Ее настоящая, родная мама часто говорила: дневник не дает сойти с ума. Что это значит, Трейси лишь догадывалась. Наверное, дневник помогал маме не кричать, когда она злилась на них с Эммой. В таких случаях мама считала до десяти, отсылала их с сестрой в свои комнаты и садилась за дневник. Трейси очень хотелось его прочитать. Вдруг мама писала, как плохо ее девочки себя ведут? Или, наоборот, что они обе умницы? Трейси дала себе слово: если вернется к настоящей маме, то всегда будет послушной. «Господи, Ты меня слышишь?» Она с надеждой посмотрела на яркие лучи солнца.

Похитительница оглянулась на Трейси и плотно сжала губы. Но вот Мамочка улыбнулась, и Трейси задрожала: сейчас, сейчас она выберется на улицу! Мамочка поползла к выходу из туннеля. Узкий лаз словно засосал ее. «Застрянет», – подумала Трейси, но солнце по-прежнему проникало в туннель, обволакивая извивающееся тело Мамочки. Трейси опустилась на четвереньки и, не мешкая, поползла вслед за Мамочкой. Холодная жижа просачивалась сквозь одежду, но девочка не переживала. Она ведь скоро будет дома!

У выхода из туннеля Мамочка схватила Трейси за руку и ловко вытащила наружу. Трейси вдохнула свежий воздух, и из глаз покатились слезы радости. Какое облегчение! Мамочка похлопала огромными ладонями по джинсам, стряхивая с них грязь. Хлопки напугали Трейси – она вздрогнула и, тоненько ойкнув, едва не свалилась обратно в черную дыру туннеля.

– Осторожнее! – Мамочка сжала тонкую руку Трейси и рывком вернула девочку в равновесие.

Трейси украдкой глянула на Мамочку и с удивлением заметила в ее глазах тревогу, а возможно, и сочувствие.

– Извини! – чуть слышно прошелестела Трейси.

Мамочка выпустила руку Трейси и отряхнула ее колени. Девочка словно окаменела от шока, широко распахнутые глаза жадно впитывали колючий ежевичник и ветви высоченных деревьев. Переплетенные ветви напоминали потолок, а полуденное солнце превращало этот потолок в яркий гобелен.

Мамочка расправила плечи, отошла от Трейси и застыла, точно посреди чудной комнаты, потом порывисто прижала девочку к себе. Трейси вздрогнула, борясь с желанием отшатнуться. Она ненавидела, когда Мамочка ее трогала, и покрепче зажмурилась.

– Здорово, правда, Трейси? – прошептала Мамочка. – Мы на улице! Только посмотри, какой чудесный день! – Она выпустила Трейси и закружилась. Даже волосы заколыхались.

«А если убежать от нее? Закричать и побежать со всех ног?» – думала Трейси. На уроках миссис Тейт говорила именно так: попадете в беду – кричите и бегите со всех ног. Но если Мамочка поймает и посадит в страшную темную пещеру? Вдруг похитительница наказывает ее, потому что она плохая девочка? У Трейси созревал план. Настоящая мама учила: в самую трудную минуту нужно звать на помощь взрослых. Трейси отчаянно жалела, что пошла с Мамочкой в лес, но ведь сделанного не изменишь. Да и откуда она знала, что взрослая тетя, которая играла и смеялась с ней в парке, ее похитит? Трейси полностью сосредоточилась на плане. Пусть Мамочка выведет ее из ежевичника. Трейси увидит взрослых и бросится к ним. Она будет кричать во все горло, она уговорит ее спасти. Что бы ни врала Мамочка, она не настоящая ее мама. НЕ НАСТОЯЩАЯ!

Вдоволь накружившись, Мамочка улыбнулась Трейси.

– Где мы? – тихо спросила малышка. Она боялась громко разговаривать, боялась, что Мамочка снова уволочет ее под землю.

Мамочка закатила глаза – совсем как настоящая мама, когда Трейси задавала глупые вопросы.

– На улице, где же еще!

«Без тебя знаю!» – про себя огрызнулась Трейси.

– Здесь я делаю зарядку, а иногда читаю. Вон там, – Мамочка показала на чащу, – я однажды видела оленью семью.

Трейси озиралась по сторонам, надеясь увидеть что-нибудь знакомое – стоянку, качели, людей, – но быстро поняла: бесполезно. Она посмотрела вверх, в прореху между ветвями, и заметила кружащих птиц. Птицы летали не стаей и не парами, а описывали круги, едва не сталкиваясь друг с другом. Приглядевшись, Трейси поняла, что это самолеты, таких маленьких она в жизни не видела. Девочка улыбнулась, различив звук, который прежде не уловила. Это же рокот! Прислушавшись, Трейси разобрала в рокоте протяжное «м-м-м-м» и гудящее «р-р-р-р». Они различались по силе, становясь то пронзительнее, то мягче и слабее.

Трейси чуть не показала Мамочке на самолеты, но поспешно опустила руку. Самолеты означают людей, а Мамочка утащит ее в туннель, если поймет, что люди рядом. Трейси обошла поляну, краем глаза наблюдая за Мамочкой. Поляна была не больше пещеры, в которой они спали. Папа говорил, что рост человека примерно равен длине двух его рук. Похитительница сидела на корточках, перебирала ветки и смотрела в другую сторону. Трейси вытянула руки, но до ежевичника не достала. «Если Эмма, мамочка и я возьмемся за руки, то дотянемся от одного конца поляны до другого», – подумала Трейси и решила выяснить, сколько девочек ее роста для этого нужно. Она вытянула руки, а потом шагнула туда, где только что были кончики ее пальцев. Нет, она не там стоит! Трейси вернулась к ежевичнику и начала снова: вытянула руки и бегом туда, где только что были кончики пальцев. Смех Мамочки сперва напугал – Трейси, как обычно, вздрогнула, но потом тоже засмеялась. На улице так весело! Мамочка поднялась и встала рядом с Трейси.

– Вытяни руки! – попросила она.

Трейси послушалась. Рокот самолетов стих вдали, но Трейси о них забыла: она думала лишь о том, сколько девочек ее роста нужно, чтобы дотянуться от одного конца поляны до другого.

– Давай, Трейси, положи свою ладонь на мою, – сказала Мамочка. – Узнаем, хватит ли нас, чтобы измерить поляну.

Пальцы Трейси коснулись Мамочкиных. Обе улыбнулись.

– Нет, не хватает! – объявила Мамочка. – Да тут не дом, а целый дворец! Огромный, правда?

Трейси тут же вспомнила грязный матрас, на котором она спала последние ночи, и жуткую вонь. Но ужаснее всего была догадка: домой ее не ведут. «Она говорит, что наш дом тут, – подумала девочка. – Не хочу жить здесь. Хочу жить дома». Трейси бессильно опустила руки и подняла глаза к небу: где же самолеты? Она прислушалась, отчаянно желая уловить рокот – нащупать связь с внешним миром. Никакого гула, тишину нарушали лишь шорох опавших листьев и дыхание похитительницы. Трейси опустила голову. Ее кроссовки, еще недавно белые, посерели от грязи и копоти, были заляпаны красной лесной глиной. Во мраке забрезжил лучик надежды. Красная земля! Такая же, как во дворе ее подружки Синди, которая живет у церкви. Мама Синди вечно ругалась, когда они бегали по двору босиком и притаскивали грязь домой. Трейси снова вгляделась в просветы между деревьями, но дом Синди не увидела. Запрещая себе плакать, Трейси опустилась на землю, обхватила колени руками и закачалась взад-вперед.

Мамочка подошла к Трейси и остановилась в паре дюймов от грязных кроссовок. Девочка перестала качаться, но глаз не поднимала: Мамочка была совсем близко. Похитительница села рядом с Трейси, и девочка залилась слезами.

– Не плачь, – без всякого выражения проговорила Мамочка. – Я тебя спасла.

Трейси показалось, что они просидели молча несколько часов. Но вот солнце скрылось за деревьями, и тогда Мамочка объявила, что им пора домой.

«Не могу туда вернуться! Не могу! Не могу!» – думала Трейси. Она так и сидела, скрючившись на холодной земле.

– Трейси, нам пора. Пошли!

Девочка не шевелилась, и похитительница рывком поставила ее на ноги:

– Ну, пошли!

Она толкнула девочку к входу в туннель. Трейси подалась назад, изо всех сил уперлась пятками в землю, цепляясь за все, что попадет под руку, например за Мамочкины джинсы.

– Нет! Нет! Я не могу! – Трейси царапала и изо всех сил колотила Мамочку.

Та схватила ее за футболку и поволокла к туннелю. Футболка зацепилась за шип и порвалась.

– Отстань! – Трейси ударила Мамочку в живот.

Похитительница сложилась пополам, но руку Трейси не выпустила.

– Сучье отродье! – завопила Мамочка, в глазах ее вспыхнула злоба.

По какому праву ее не пускают к родителям?! Гнев придал девочке сил и уверенности. Если весишь шестьдесят три фунта, драться трудно, но Трейси дралась и орала:

– Я тебя ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! – Она вырвалась, поползла из туннеля навстречу последним лучам заката, но ее тотчас дернули за лодыжку и вернули обратно. – Нет! Нет! Я домой хочу! – Трейси хваталась за землю и бешено пинала Мамочку в лицо. – Не пойду с тобой! Не пойду!

Тут ей заломили руку за спину, и вскоре земляные стены туннеля заглушили испуганные крики ребенка.