Текст книги "Дар исцеления"

Автор книги: Мэхелия Айзекс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

12

На протяжении выходных тревога не оставляла Филиппу ни на минуту. Как она могла быть такой эгоисткой? Так погрузилась в собственные проблемы, что совершенно забыла о дочери, уделяла ей лишь номинальное внимание.

Ничего на свете она не желала так сильно, как выздоровления Ребекки. Но без Говарда это было неосуществимо. Того самого Говарда, которого она несколько дней назад даже не пожелала выслушать.

Интересы дочери – это единственное, ради чего Филиппа могла пойти на примирение. Ради Ребекки. Но согласится ли теперь на это гордый скандинав?

Как назло, Ребекка все чаще спрашивала о Говарде, интересовалась, когда снова поедет к нему в гости. Филиппа отговаривалась как могла, но было ясно, что долго так продолжаться не сможет. Нужно было или что-то предпринять, или скрепя сердце сказать правду, какой бы горькой та ни была.

Ужасно, но постепенно молодая женщина начала осознавать, что сама скучает по этому человеку едва ли не больше, чем дочь. Да и права ли она была, когда, ослепленная негодованием и оскорбленным самолюбием, не дала ему и слова сказать в свое оправдание? Может быть, вина Говарда не так уж и велика? И он так много сделал для Бекки!.. Может быть, все еще можно исправить?

Говард хотел объясниться, когда приходил в мотель в прошлый раз. Хотел сказать, почему Алфред оказался в его доме, в то время как должен был быть далеко-далеко за океаном. Филиппа отказалась его выслушать и теперь терзалась горькими сожалениями.

Впрочем, оставался еще шанс. И теперь попытаться исправить положение предстояло ей. Да, именно так. Нужно забыть злые слова Алфреда и постараться начать все сначала.

Впрочем, размышляла Филиппа, машинально протирая столы, кто сказал, что Говард вновь с удовольствием взвалит на себя все ее проблемы. Она все-таки не потеряла способности мыслить здраво. К тому же у мистера Хольгерсона есть собственная семья, и вряд ли его домашние будут безумно рады, если их отношения продолжатся.

Но как бы там ни было, нужно попытаться связаться с ним, решила Филиппа. Она не знала домашнего телефона Говарда, поэтому сняла с полки толстый справочник и посмотрела номер главного офиса компании «Сансет».

Набрав нужные цифры, она связалась с вежливой и неприступной, как хорошая крепость, секретаршей, которая наотрез отказалась сообщить Филиппе требуемое.

– Я не уполномочена давать его домашний телефон кому бы то ни было, – сообщила «милая» девушка.

Никакие объяснения по поводу того, что Филиппа лично знакома с ее боссом, конечно же не помогли. Все доводы и уговоры разбивались о безукоризненно вежливое равнодушие секретарши.

– Но вы хотя бы позвоните мистеру Хольгерсону сами! – взмолилась, наконец, Филиппа, утомленная этим бесплодным противостоянием.

Ее буквально раздирало на части горячее желание хотя бы услышать голос Говарда. Только теперь она начала понимать, как много в ее жизни значит этот человек. И она уже разыскивала его не ради блага дочери, а ради себя самой.

– Боюсь, что не знаю номер домашнего телефона мистера Хольгерсона, – сказала секретарша, тоже начиная терять терпение. – Миссис Оуэн, мне очень жаль, однако…

– Так узнайте его! Спросите у вашего начальника, в конце концов! Поймите, это очень важно! Прошу вас, сделайте что-нибудь… – Голос Филиппы предательски задрожал.

В трубке воцарилась подозрительная тишина. Молодая женщина замерла. Через несколько минут что-то щелкнуло, и снова послышался женский голос.

– Я посмотрю, что смогу сделать для вас. Но ничего не обещаю… Постараюсь оставить мистеру Хольгерсону сообщение. Он знает ваш номер?

– Да, но я на всякий случай вам его скажу. – Филиппа была вне себя от радости. – Запишите, пожалуйста.

Повесив трубку, она испытала некоторое облегчение: хоть что-то было сделано. Теперь надо было только терпеливо ждать. Около часа она гипнотизировала взглядом телефон, ожидая, что тот вот-вот зазвонит. Но все было тихо. За этим «увлекательным» занятием молодая женщина не заметила, как вошла Дороти.

– Что случилось? – быстро спросила она, с чисто женской проницательностью заметив обеспокоенность сестры, хотя Филиппа и пыталась это скрыть.

Пришлось вкратце объяснить ситуацию. Меньше всего Филиппе хотелось обсуждать это с кем бы то ни было, даже с Дороти. Но та немедленно принялась дотошно расспрашивать.

– Он что, не захотел с тобой разговаривать?

– Я не дозвонилась. Попросила секретаршу передать ему сообщение.

– И что теперь?

– Он все еще не перезвонил.

– А много времени прошло?

– Около часа. – Филиппа грустно улыбнулась. – Глупо все это, правда? Я так надеялась, что он поможет Бекки обрести уверенность в своих силах…

– А тебе не приходило в голову, что он получил твое сообщение и уже направляется сюда! – горячо возразила Дороти. – Ведь Говард прекрасно знает, куда нужно ехать.

– Да, конечно! – Филиппа стремительно вскочила с кресла и забегала по комнате. – А я так ужасно выгляжу!

– Ты выглядишь отлично, – проговорила Дороти, критически осматривая сестру. – Прекрати метаться и успокойся.

Филиппа с великим трудом взяла себя в руки и снова рухнула в кресло. Надежда, загоревшаяся, словно свет во тьме, теперь властно манила ее. Возможность исправить, как-то связать то, что было разорвано, была так притягательна! Если бы… если бы только Говард согласился понять ее, простить… хотя бы ради Бекки!

Если бы только он позвонил.

И тут как раз раздался телефонный звонок, показавшийся Филиппе оглушительным громом.

Дороти поспешно сняла трубку.

– Алло! Кто? Мистер Хольгерсон? Одну минутку. – Она жестом поманила сестру к телефону. – Это он, – возбужденно прошептала Дороти, закрыв микрофон рукой.

Крепко сжав в потной ладони пластмассовую трубку, Филиппа поднесла ее к уху так, будто бы это была мина с часовым механизмом.

– Алло, Говард, это я… – поспешно проговорила она, сердце оглушительно стучало. – Ты получил мое сообщение?

– Нет, крошка, это не Говард, – неожиданно раздался знакомый, нагловато-развязный молодой голос. – Это Алфред. Жаль разочаровывать тебя, но старика нет дома.

– Я уже поняла, – машинально отозвалась Филиппа, оглушенная случившимся.

– О да! – Последовал очередной смешок. – Я, надо сказать, здорово удивился, когда к нам домой позвонила эта птичка из компании папеньки. Я так и думал, что старина Говард оказался вовсе не таким дураком и не дал тебе номер домашнего телефона. Я только одного не могу понять, как ты, вся из себя такая гордая, решилась домогаться отца подобным способом?

– Я вовсе не домогаюсь его! – Молодая женщина вскипела от негодования.

– Да неужели? – Сарказма в голосе Алфреда не услышал бы разве что глухой. – А как же тогда назвать твои действия? Мы дали тебе от ворот поворот, или это не ясно? Твои услуги, моя дорогая, больше никому здесь не требуются. Что тут непонятного? К тому же, должен сказать, что отца нет сейчас в городе, так что можешь не стараться, разыскивая его. Он уехал отдыхать со своей новой подружкой и не скоро вернется…

Филиппа с такой силой швырнула трубку, что чуть не разбила ни в чем не повинный аппарат. Ее трясло от злости и унижения… От гнева и ревности. Не то чтобы она поверила хоть одному слову паршивца, но выслушать все это… Какая наглость!

Дороти, ничего не понимая, с тревогой следила за действиями сестры.

– Что он тебе сказал?

– Это был вовсе не Говард. Звонил его сынок!

– Надеюсь, ты не приняла близко к сердцу все то, что он мог тебе наплести? Ты же знаешь этого гаденыша. Он готов родную мать оклеветать, только бы извлечь из этого выгоду или просто получить удовольствие!

Филиппа медленно кивнула. Из-под крепко сомкнутых век катились злые слезы.

– Один раз я уже попалась на его удочку, – прошептала она. – И тогда он не постеснялся оклеветать собственного отца. Похоже, история повторяется.

Весь следующий день прошел в мучительном ожидании. Филиппа машинально делала обыденную работу, ставшую теперь скучной рутиной. Она двигалась по мотелю, как автомат, думая только об одном, что было бы, если…

Если бы она не была такой гордячкой. Если бы проявила больше понимания и терпимости. Если бы согласилась выслушать Говарда. Этих «если бы» становилось все больше, и бесплодные мысли о том, что могло бы произойти, но не произошло, мучили Филиппу.

Вечером, когда она уже собиралась уходить домой, снова зазвонил телефон.

Кто-нибудь хочет заказать пару номеров на следующей неделе, подумала Филиппа, протягивая руку к трубке.

– Алло. – Голос ее звучал вяло и бесцветно.

Каково же было ее удивление, когда из динамика послышался такой знакомый густой баритон!

– Филиппа?

– Говард! О Боже, неужели это действительно ты!

– А кого ты ожидала услышать? – осведомился он с великолепной небрежностью. – Английскую королеву? Или уже завела себе нового дружка?

– Я… Никого я не ожидала… – пролепетала молодая женщина. – Впрочем, нет! Именно твоего звонка я и ждала! Ты получил мое сообщение?

– Какое сообщение? – искренне удивился Говард. – Ты что-то передавала для меня?

Значит, Алфред ничего ему не сказал!

– Я вчера пыталась с тобой связаться. Номера твоего домашнего телефона у меня нет, поэтому попросила секретаршу как можно скорее передать тебе сообщение. Это касается Бекки: она стала говорить значительно лучше. Дефект речи – результат сильного стресса, как ты и говорил. Ее врач надеется, что детский психолог сможет ей помочь. Ты оказался во всем прав, Говард, именно это я и хотела тебе сообщить.

Слова так поспешно слетали с ее губ, будто молодая женщина боялась, что собеседник положит трубку прежде, чем она поделится с ним радостной вестью, и исчезнет уже навсегда. Нужно было успеть сказать самое главное – вот слова текли и текли, как некое магическое заклинание…

Но с какой стати она решила, что Говард должен интересоваться жизнями ее и Ребекки? С какой стати она рассчитывает на его поддержку? Сейчас этот человек вежливо попрощается и положит трубку, лишив ее тем самым последней надежды на примирение.

Однако если ее сообщение не дошло, то какова же причина этого звонка?

– Интересно, а с чего бы это вдруг ты позвонил мне? – произнесла она вслух. – Алфред сказал, что ты уехал отдохнуть.

– Алфред? – Голос Говарда посуровел. Слышно было, что он страшно недоволен. – Какого черта ты разговаривала с ним? Вы виделись?

– Нет! – поспешила оправдаться Филиппа. – Конечно же, нет! С какой стати мне с ним разговаривать или видеться? Как уже сказала, я оставила тебе сообщение. Только оно стало известно твоему сыну. Он воспользовался этим и позвонил. Я только пыталась связаться с тобой!

– И что, он звонил из офиса? – недоверчиво переспросил Говард. – Да этот бездельник туда и носа не кажет!

– Нет, нет! Он звонил из дома. Из вашего дома, – пояснила Филиппа. Она сразу почувствовала себя в чем-то виноватой и с трудом сдержалась, чтобы не начать оправдываться. – Алфред, собственно говоря, и сообщил мне, что ты куда-то уехал с новой подружкой.

Говард пропустил это заявление мимо ушей.

– А что там с Бекки? Что именно ты хотела мне сказать?

– Дело в том, что ей стало лучше, и, похоже, это произошло благодаря тебе. Говард, прошу, давай забудем то, что произошло, ради ребенка. Я не могу так рисковать и все время думать, что из-за глупых амбиций упустила возможность поправить ее здоровье! Это правда, Говард, она выздоравливает только благодаря тебе и хочет тебя видеть! Хотя… может быть, все это уже не имеет для тебя никакого значения?

– Что за чушь! – В голосе обычно невозмутимого мистера Хольгерсона слышалось напряжение. – Конечно же, мне не все равно, что будет с Бекки. Я только поэтому тебе и звоню, черт возьми! Я решил, что ребенок не обязан страдать только потому, что его мать настолько глупа, что не слушает никаких разумных доводов!

– Спасибо, – поблагодарила Филиппа, не зная, радоваться ей или сердиться.

На всякий случай она поджала губы и нахмурилась. Но если рассуждать здраво, Говард был не так уж и не прав. Разве она выслушала его тогда? Разве дала ему объяснить, что к чему? Сама виновата.

– Но, как я вижу, ты готова образумиться, – невозмутимо продолжил Говард. – Уже не отказываешь мне в разговоре, ведь так? Вот давай и поговорим…

Сердце Филиппы ёкнуло. Меньше всего сейчас ей хотелось обсуждать их отношения. Только Ребекка, и ничего больше.

– Бекки стала говорить гораздо лучше, – повторила она, как испорченная пластинка. – Я записала ее на прием к детскому психологу.

– Прекрасно. А как насчет тебя?

– Как ты уже верно заметил, мои чувства здесь роли не играют. Но, если ты настаиваешь на ответе, то знай: я очень рада твоему звонку.

– Прекрасно. – Он даже не пытался скрыть сарказма. – Что-то ты не кажешься особенно радостной.

– Ничего не поделаешь. – Внезапно на Филиппу нахлынули вялость и апатия. Она слишком сильно переживала до того, и теперь наступила реакция. – Я… хочу тебя еще раз поблагодарить за проявленное понимание. И за все, что ты сделал для Бекки. Это поистине неоценимо. Без тебя она никогда бы не заговорила снова.

– Не думаю. Бекки очень упрямая… Нет, не так, – поправил себя Говард. – Бекки очень стойкая маленькая девочка. Как и ее мать. Она непременно справилась бы и сама. Я лишь чуточку помог ей.

Филиппа ничего не ответила. Просто не могла. Любая попытка Говарда сменить тему разговора приводила ее в состояние ступора. Как всегда, она боялась встретиться лицом к лицу с проблемой.

– Я… я скажу Бекки, что ты звонил, – выдавила она, наконец, из себя.

– Господи, Боже мой! Ты можешь говорить о чем-нибудь, кроме своей дочери?

– Но разве это не то, чего ты хочешь? Ты же за этим позвонил? – непритворно изумилась Филиппа.

– Честно признаться, не за этим. Точнее, не только за этим. – Говард смущенно хмыкнул. – Это был повод. На самом деле я хотел услышать тебя, моя дорогая упрямица! Я скучал, черт возьми! Поговори со мной об этом! Неужели тебя совершенно не трогают мои чувства?

Это было не так. Филиппа прижала трубку к лицу, чувствуя, что предательские слезы все-таки наворачиваются на глаза. Неужели он сказал это? Скучал и хотел поговорить с ней! А она-то, глупая гордячка, не желала даже подходить к телефону! Потребовалось вмешательство судьбы в лице учительницы, сообщившей ей радостную весть о дочери, чтобы она поняла, как ей дорог этот огромный мрачноватый скандинав!

– Ты… ты правда скучал по мне? – переспросила Филиппа, отказываясь верить своим ушам.

– И ты еще спрашиваешь! Ты поверишь, если я скажу, что все это время не мог думать ни о ком другом, кроме тебя! – взволнованно произнес Говард. – Чего только я не придумывал, чтобы забыть о твоем существовании… но, в конце концов, не выдержал и позвонил. Ты ведь не прогонишь меня?

Прогонит ли она его!

– О, Говард! – шумно выдохнула счастливая женщина. – Не говори так! Ты ведь знаешь, что нет.

– Гмм… не скажу, что был уверен в таком ответе…

– Ну да, ты ведь говорил мне, что я не думаю ни о ком, кроме себя.

Он нетерпеливо зарычал:

– Не напоминай мне об этом! Мало ли что я говорил! Прости меня.

– Простить? Тебя? За что? За мою собственную глупость? – И Филиппа разрыдалась.

– Ты плачешь? Я сейчас приеду! Подожди пять минут, и я буду у тебя! Успокойся, моя дорогая.

– Через пять минут? – от удивления у Филиппы даже слезы высохли. – Как ты собираешься это сделать?

Говард хмыкнул.

– Понимаешь, я, собственно говоря, не из дома звоню. Сижу в баре, не могу набраться смелости, чтобы проехать сто метров и заглянуть к тебе. Сейчас приду. Давай встретимся у входа, хорошо?

13

Перед тем как сесть в огромную блестящую машину Говарда, Филиппа позвонила Дороти и предупредила, что будет дома поздно. Она дала последние инструкции ночному сменщику и, успокоенная, отправилась навстречу поджидающей ее судьбе. Несмотря на все переживания, на сердце было легко. Наверное, это потому, что широкоплечий темноволосый мужчина ожидал ее, сидя на заднем сиденье серебристо-серого «бьюика». Она глубоко вздохнула и открыла дверцу.

– Садись, – пригласил ее Говард, чуточку подвигаясь. – Домой, – сообщил он безмолвной спине сидящего впереди шофера.

Машина, все это время стоявшая с включенным двигателем, плавно тронулась с места, и сила инерции чуть вдавила пассажиров в мягкие кресла.

– Ты больше не сердишься на меня?

– За что? – удивилась Филиппа. Она уже все забыла и простила. – Как… как твои дела все-таки?

Говард на секунду задумался.

– А как я выгляжу? – вдруг спросил он.

Филиппа замялась, глядя на его побледневшее, осунувшееся лицо с темными тенями под глазами.

– Так плохо, да? – иронически хмыкнул Говард. – Не бойся, можешь смело сказать мне правду.

– Ты снова слишком много работаешь? – нерешительно предположила молодая женщина, до глубины души огорченная его усталым видом.

Говард выглядел так, словно побывал в тяжелом сражении. В некотором роде так оно и было, только Филиппа об этом не знала.

– Не то чтобы очень. Как тебе уже сообщил мой сын, я уезжал ненадолго – сопровождал мать. Она терпеть не может летать одна… – Говард неожиданно замолчал.

– И тебе Алфред что-то сказал про меня? – осторожно спросила Филиппа.

– Ты всегда выбираешь удивительно неподходящее время для определенных тем, – ответил Говард, глядя в окно. – Именно об Алфреде я и хотел с тобой поговорить, но не сейчас, а когда мы приедем. Это долгий разговор.

– Мы едем к тебе домой?

– Да. Ты что-то имеешь против?

– Нет, ничего.

Воцарилось молчание. Внезапно Филиппу осенило.

– Алфред сказал тебе, что мы виделись, не так ли? – выпалила она. – Поэтому ты и позвонил?

– Я хотел узнать о здоровье Бекки, – проворчал Говард. – Я же сказал тебе.

– Именно поэтому ты просидел весь день в трех шагах от мотеля, не решаясь войти? Чтобы узнать о здоровье моей дочери? – иронически осведомилась Филиппа.

– Это был предлог, ты же понимаешь. Конечно же, я обрадовался, услышав, что дела у нее пошли лучше, но в действительности я хотел увидеть тебя, Филиппа.

– Почему тогда не зашел? – жестко спросила молодая женщина, уставшая от загадок и отговорок. – Объясни мне, Говард. Я хочу знать, что тебе наплел Алфред!

Говард тяжело вздохнул… и промолчал. Филиппа, понуждаемая неизвестно откуда взявшейся храбростью, не желала, чтобы между ними осталась недосказанность.

– Он сказал тебе про меня что-то нехорошее. А ты поверил. Сознавайся!

– Хорошо, – сдался, наконец, Говард. – Да, я поверил ему поначалу. Но и ты поверила тогда, той ночью, когда мы были вместе, помнишь? Ты не пожелала выслушать меня, сбежала, отказывалась потом подходить к телефону…

Филиппа покраснела.

– Это совсем другое дело, – нерешительно произнесла она.

– Ничего не другое! Ты же не позволила мне объясниться, не дала рассказать, почему он оказался там.

– Потому что ты так все устроил!

– Опять-таки ничего подобного! Просто тебе не мешает кое-что узнать о моем драгоценном сыночке! Он, видишь ли, приторговывал наркотиками. То есть поначалу сам их употреблял. Узнав об этом, я отказался давать ему деньги. Тогда он спутался с наркоторговцами, и ему грозило тюремное заключение. Мне пришлось нанимать адвокатов, улаживать это дело. Я буквально вытащил этого мерзавца из тюрьмы, а он опять взялся за свое! Я надеялся, что происшедшее послужит ему хорошим уроком, но ничего подобного. Он только просил денег снова и снова.

– О Господи! – только и смогла вымолвить потрясенная Филиппа. Странности в поведении Алфреда Хольгерсона стали ей теперь понятны.

– Вот именно, – горько посетовал его отец. – Теперь тебе ясно, почему он притащился среди ночи на виллу: хотел денег. Сначала позвонил по телефону. Я отказал наотрез. Тогда он, наверное, решил, что будет вернее попросить лично или даже потребовать. Но я не намерен потакать ему, когда он губит собственную жизнь, ты понимаешь? Наверное, когда Алфред увидел нас вместе, он был потрясен. Но это не оправдывает того, что он сказал!

– Если бы я только знала!

– Вот почему я не хотел ничего рассказывать. Как бы ты на меня посмотрела! Кем бы ни был Алфред, это мой сын. Ты понимаешь?

– Вполне. – Филиппа с участием взглянула на расстроенного Говарда. – Но все-таки я должна знать, что он тебе сказал о моем звонке. Это очень важно.

– Да, Алфред передал мне, что ты звонила. Но он сказал, что ты звонила ему.

– С какой стати?

– А ты как думаешь? Чтобы вернуть «добрые старые времена»! Возобновить с ним роман, будто бы ничего и не было! Представляешь, как я взбесился?

– Не может быть!

– Надо сказать, что потом я поразмыслил и решил, что Алфред солгал. Такой поступок не в твоем стиле.

– Но сначала ты все-таки поверил!

– А что мне оставалось делать? Ты сбежала, и я решил, что это оттого, что Алфред застал нас вместе. Вдруг в тебе заговорили старые чувства или что-то в этом роде? Он же мой сын, понимаешь? Я подумал, что во мне есть какие-то его черточки, которые и привлекли тебя…

– Не смей так говорить! – воскликнула Филиппа и схватила Говарда за мощное запястье, словно боясь, что он выпрыгнет из машины на полном ходу. – Не смей так говорить, слышишь! – Она обняла изумленного мужчину за шею и принялась жадно целовать, приговаривая: – Твой сын… не стоит… и твоего… мизинца… – По ее щекам текли слезы облегчения. – И между ним… и тобой нет… ничего общего…

– Ты уверена? – пробормотал он, нежно касаясь губами ее уха, лаская завитки волос на шее Филиппы. – Проверь… Вот только приедем домой. Все-таки нас видит шофер, дорогая… А ты не превратишься снова в Снежную королеву? – вдруг спросил Говард.

– Ни за что!.. Ой, но там же Алфред…

– С какой стати? Алфред наверняка шляется где-то. Однако больше я его выходок терпеть не намерен!

– Но… ведь он сказал, что звонил из дому.

– Думаю, он снова тебе солгал. Этому самонадеянному негодяю есть за что ответить. Впрочем, наверное, я сам во многом виноват, ведь я отец. Но, видит Бог, я старался воспитывать его как мог…

– Ты не виноват, – утешила его Филиппа. – В конце концов, еще не все потеряно. Может быть, он исправится. Это наркотики во многом так на него подействовали.

– Сколько раз я объяснял ему, что от них добра не жди. Убеждал, просил, угрожал… Все без толку. Работать он не хочет, бездельничает дни напролет, вот и вышло так, как вышло. Иногда мне кажется, что лучше бы я не был богат. Но ведь в нашей семье всегда достигали благосостояния трудом, а не продажей отравы… – Говард помрачнел.

– Не казни себя. – Филиппа заглянула в его синие глаза, пытаясь утешить. – Все еще наладится. Никогда не поздно исправить ошибки… Однако мы уже приехали. – Она лукаво улыбнулась. – Не хочешь пригласить меня в дом?

Филиппа стояла в ванной, подставляя истомленное тело под упругие прохладные струи воды. Здесь не было зеркал, но она и так могла видеть на своей нежной коже следы жадных поцелуев Говарда. Он оказался поистине неутомим и изобретателен. Примирившиеся любовники предавались любви на огромной кровати, так памятной молодой женщине с прошлого раза, наслаждаясь друг другом после долгой разлуки.

Безотчетная улыбка скользнула по губам Филиппы. Для человека в его возрасте Говард был весьма пылок. Она утомилась первая. Только теперь она познала всю силу сжигающей его страсти.

Прикрыв глаза, она отдалась наслаждению, приносимому льющейся водой, оживляя в памяти мельчайшие подробности минувшего вечера.

Дверь ванной тихонько открылась, и вошел Говард в одном полотенце, обмотанном вокруг бедер.

– Ты слишком долго, – промурлыкал он, жадно поглаживая ее мокрые плечи. – Я решил прийти тебе помочь.

– Ну, я не знаю, должна ли… – кокетливо ответила Филиппа, откидывая голову так, что мокрые длинные волосы хлестнули его по рукам.

– Просто обязаны, мэм, – произнес ненасытный любовник, продолжая ласкать ее тело, исследуя потайные впадинки и изящные изгибы, заставляя молодую женщину снова стонать от блаженства.

Она ощутила то влажное тепло внизу живота, что всегда предшествовало высшей точке наслаждения. Только с Говардом ей удавалось достичь его с такой легкостью. Уж и не припомнить, сколько раз за сегодняшний день… Впрочем, они так давно не были вместе.

Говард целовал и ласкал ее все более нетерпеливо. Это можно было ощутить по жару его страстных губ, успевающих буквально всюду.

– Филиппа, я больше не желаю ждать, – простонал он, приподнимая молодую женщину сильными руками и прислоняя к стене.

Она даже не успела ничего ответить, как Говард вошел в нее мягким, но настойчивым движением, превратив нарастающее внутри тепло во всепоглощающее пламя. Только с ним она забывала обо всем на свете!

– Вы не против, мэм? – шутливо осведомился он, внимательно глядя в полузакрытые, затуманившиеся от страсти глаза Филиппы.

Она пробормотала что-то невнятное в ответ, слишком сосредоточенная на своих ощущениях, чтобы отвлекаться. Восторг переполнял ее, переливаясь через край.

Изысканный контраст между прохладной и гладкой стеной ванной и горячей, шелковистой кожей Говарда; его сильные объятия, ритмичные движения… Ах, если бы это наслаждение могло длиться вечно!

Однако через несколько минут все закончилось – слишком нетерпеливы были оба. Филиппа крепче обняла возлюбленного за шею, тая в его руках, словно шоколад, попавший в горячую воду.

– Я люблю тебя, – прошептал он, целуя ее сомкнутые веки, щеки, запрокинутый подбородок, нежную шею. – Я люблю тебя…

– И я люблю тебя, Говард, – откликнулась Филиппа, думая только об одном: как бы никогда не расставаться с этим человеком, быть всегда рядом с ним.

Он бережно поднял ее на руки и, завернув в махровую простыню, отнес в спальню. Опустив драгоценную ношу на кровать, Говард долго стоял рядом, любуясь красотой Филиппы, плавными линиями ее тела, впитывая свет, льющийся из влюбленных темных глаз: Он был совершенно счастлив, понимая, что нашел, наконец, ту, что будет с ним долгие годы.

– Ты выйдешь за меня замуж?

– А почему я должна это сделать? – улыбнулась Филиппа, приподнимаясь на локте.

– Ты имеешь что-то против?

– Ничего.

– Так ты согласна?

– Да.