Текст книги "Новая встреча"

Автор книги: Мэхелия Айзекс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

Глава восьмая

Подождав, когда за ним захлопнулась дверь ванной, она прошла в гостиную. Ботинки Говарда по-прежнему лежали возле софы, и Конни убрала их в шкаф под лестницей. Там же висела его куртка, и неожиданно ей захотелось посмотреть, что там в карманах. Вряд ли она ожидала найти нечто достойное внимания, но было интересно, сохранил ли он что-либо на память о ней. Фотографию, например, или бумажник, подаренный ею на день рождения. Хотя, если они не пожалели его часы, то могли уничтожить и все остальное.

Любопытно, откуда он взял деньги, чтобы заплатить за билеты? Внезапно Конни пришло в голову, что она должна ему, по крайней мере, половину суммы, вырученной ею за дом. Не то чтобы деньги были большие, слишком много еще пришлось выплатить. А после всех выплат осталось совсем ничего.

Рано или поздно ей придется объясниться с ним по этому поводу. А также по поводу того, что она отослала всю одежду Говарда в Красный Крест, оставив лишь несколько вещей: его любимую рубашку и два свитера. Конни надевала их, когда чувствовала себя особенно плохо.

У нее вырвался судорожный вздох. Опять она поддается эмоциям, а это никуда не годится. Пока Говард находится здесь, ей необходимо поддерживать в себе ощущение некоторой отстраненности от него, хотя бы ради Адама. Но каковы дальнейшие планы Говарда? Как он собирается жить, если даже одежда, которая сейчас на нем, и та ему не принадлежит. Немного позже, разжигая огонь в камине, Конни не могла отделаться от мысли о том, что возвращение Говарда ставит перед ней проблемы, о которых она даже не подозревала.

Конни уже мыла салат, когда телефон зазвенел снова. Она уже очистила и порезала картофель, натерла сыр, а слегка взбитые яйца ждали, когда их выльют на сковороду.

Сейчас у нее не было никаких сомнений в том, кто именно звонит. Поскольку это не могли быть родители Говарда, оставался только Адам, желающий сообщить, что сказал ему епископ. Слава Богу, что Говард в ванной, подумала она, поднимая трубку, но из боязни быть услышанной постаралась говорить как можно тише.

– Нет никакой необходимости говорить шепотом, Конни! – воскликнул он, уже забыв их утренний разговор. – Я говорил с епископом, и, как ни удивительно, он выказал полное понимание ситуации. Ему, разумеется, не нравится вся эта шумиха, но в остальном он отнесся к нам весьма сочувственно. А я заверил его в том, что ничего подобного больше не повторится.

– Что ты имеешь в виду?

Конни понимала, что ее реплика прозвучала резко, и Адам, всегда чутко воспринимающий ее настроения, понял, что несколько переборщил.

– Как я сказал тебе вчера, это не значит, что мы не сможем видеться, дорогая. Ты ведь знаешь мои чувства к тебе, и мне очень хочется, чтобы все было иначе. И так оно и будет… стоит только уладиться этому маленькому затруднению.

Можно представить, какова была бы реакция Говарда, узнай он о том, что его назвали «маленьким затруднением», но поведение Адама вряд ли можно было осуждать.

– Я знаю. Кстати… Говард здесь, – сообщила она, не желая, чтобы Адам узнал об этом от кого-нибудь из соседей.

Последовало довольно продолжительное молчание, видимо, он потерял дар речи.

– Я не знала о том, что он собирается приехать, – торопливо добавила Конни, пока Адам не подумал обратного. – Он… тоже прочел статью.

– Понятно, – с некоторой опаской в голосе сказал наконец Адам. – Он очень сердит? То есть как он это воспринял? Впрочем, не надо, не отвечай. Он, вероятно, слушает нас.

Конни вздохнула.

– Не слушает, – сухо заверила она.

Интересно, как он себе это представляет? Если бы не юмор ситуации, можно было бы сказать, что Адам нервничает. Господи, неужели он боится кого, что Говард обвинит его в соблазнении жены?

– Кстати, а чем он занимается? – спросил Адам после некоторого замешательства. – Вы ужинаете или что?

Или что, подумала Конни, но промолчала.

– Он… В общем, я предложила ему переночевать у меня. Уже слишком поздно, чтобы возвращаться на базу, а завтра утром должны приехать его родители.

– Ты хочешь сказать, что он останется с тобой? В коттедже? – В голосе Адама звучало нескрываемое неодобрение. – Не верю своим ушам, неужели ты ему это предложила? А можно поинтересоваться, где он будет спать?

– В свободной комнате, разумеется. – Его вопрос прозвучал как оскорбление, и она гордо выпрямилась. – Давай закончим этот разговор. Я готовлю ужин.

– Подожди, Конни! – Было слышно, что Адаму стало стыдно за самого себя. – Не сердись на мою ревность. Просто трудно поверить в то, что ты до сих пор сохраняешь отношения с этим человеком.

– У нас нет никаких отношений, Адам. Но пока что он мой муж, и я не могу просто выгнать его.

– Конечно, конечно, – поспешно согласился Адам. – Жаль только, что я лишен возможность быть с тобой.

– Неужели?

Ей хотелось сказать, что, когда у него была возможность остаться, он ею не воспользовался. Но это было бы несправедливо, она должна была уважать его убеждения. Адам есть Адам, его уже не переделать. Нельзя же обвинять его за верность клятвам.

– Что ж, не хочу тебя больше задерживать, занимай своего гостя. Кстати… если он не рядом с тобой, то где же?

– Принимает ванну, – ответила Конни с вызовом. – Надеюсь, ты не имеешь ничего против?

– Не говори глупостей. – В голосе его послышалось явное облегчение. – Значит, завтра утром я тебя не увижу?

– Ах, да… благотворительный базар… – сказала совершенно забывшая обо всем Конни. – Боюсь, что нет.

– Ничего страшного. – Адам мужественно перенес это разочарование. – Тогда, может быть, ты позвонишь мне завтра вечером?

– Хорошо.

Повесив трубку, Конни некоторое время задумчиво смотрела на аппарат. Завтра вечером означало «после того, как уедет Говард», с раздражением подумала она. Раздавшийся сверху скрип половицы заставил ее встрепенуться. Может быть, Говард уже вышел из ванной? Но звук не повторился, хотя, как она поняла, прошло уже гораздо больше времени, чем обещанные им пятнадцать минут. Все ли с ним в порядке? А может быть, он уснул в ванной? Не сходить ли проверить?

– Говард, – позвала она, подойдя к подножию лестницы.

Не получив ответа, Конни начала подниматься па второй этаж. Ей не хотелось беспокоить Говарда, но если он уснул, то необходимо было его разбудить. Вода в ванне наверняка уже давно остыла.

Подойдя к двери, она приложила к ней ухо, но слышан был лишь шум текущей воды.

– Говард, – повторила Конни, берясь за ручку. – Скоро шесть часов. Готовить омлет?

– Почему бы и нет?

Конни вздрогнула. Голос раздался с противоположной стороны. Повернувшись, она обнаружила Говарда, стоящего в дверях ее спальни, рубашка его была расстегнута, обнажая грудь.

– Что ты там делаешь?

– Искал бритву, – сказал он без намека на смущение, потирая покрытый щетиной подбородок. – Надо было спросить у тебя, но ты разговаривала с кем-то по телефону, так что решил поискать сам.

Конни это не понравилось. Ей претила мысль о том, что Говард роется в ее вещах, обыскивает ящики стола, находит безделушки, сохраненные ею на память. Это был ее дом, а не его, и он не имел на это никакого права. Но больше всего Конни не понравилась теплая волна, прошедшая при виде его по всему телу.

Помимо воли глаза Конни остановились на гладком, загорелом торсе Говарда со сбегающим вниз треугольником белесых от солнца волос. Узлы крепких, тугих мышц явно выделялись на впалом животе, пересеченном неровной белой линией шрама, которого раньше там не было.

Конни быстро отвела глаза, но это не помогло, пульс ее ускорился, дыхание участилось.

О, Боже!

– Звонил Адам, – сообщила она, волнуясь и подозревая, что он подслушал их разговор. – Между прочим… бритва лежит в шкафчике ванной. – Конни нервно стиснула руки. – Что ты надеялся здесь найти?

Не обращая внимания на прозвучавший в ее голосе вызов, Говард только пожал плечами. Если он и видел, что она раздражена, то не подал вида, и Конни поняла, насколько глупо позволять ему воздействовать на себя подобным образом.

В чем дело, разве вид его полуобнаженного тела является для нее таким уж сюрпризом? Однако, это оказалось именно так. Конни уже успела забыть о былых плотских отношениях с Говардом, но, несмотря на все ее нежелание, тело инстинктивно отвечало на хранящиеся в нем воспоминания.

– Говорю же тебе, мне нужна была бритва, – спокойно повторил он. – И вовсе не лазил я по твоим ящикам. Ты ведь это имеешь в виду?

– Я так не сказала… – Конни смущенно замолчала: вряд ли можно было винить его за эти робкие попытки выяснить, спала ли она с Адамом. Ладно, не имеет значения. – Бритва у меня только электрическая. Если хочешь, могу сходить в магазин и купить другую.

– Тебе не кажется, что это может возбудить любопытство? – сухо заметил Говард. – Или ты имеешь обыкновение покупать бритвы для мужчин? – язвительно добавил он. – Нет, не надо. Подожду до утра. Мы ведь не собираемся спать вместе?

– Нет, – покраснев, ответила Конни.

Теперь она была уверена в том, что Говард слышал их с Адамом разговор, во всяком случае, с ее стороны, и попыталась вспомнить его содержание. Кажется, Адам спрашивал, где будет спать ее муж. Может быть, замечание Говарда было вызвано упоминанием о свободной спальне?

– Прекрасно. – Возможно, Конни показалось, но холодные глаза Говарда приняли угрожающее выражение. – Пойду оденусь, – сказал он, направляясь в ванную. – Это ненадолго.

Глубоко вздохнув, Конни попыталась успокоить себя. Черт побери, он не имеет никакого права нести себя так, будто у нее есть что от него прятать! Она не сделала ничего плохого, но вряд ли Говард верит ей. Разве ее вина в том, что все считали его мертвым?

Хотя и не Говарда же…

Поправив растрепавшиеся волосы, Конни вошла в свою спальню и, оглядевшись вокруг, не обнаружила никаких свидетельств того, что он рылся в ее вещах. Решив лишний раз не накалять обстановку, она вышла из комнаты и, закрыв за собой дверь, спустилась вниз. Раз уж Говард почти готов, можно было подавать ужин. Оставалось только надеяться на то, что больше никаких звонков не будет.

Он появился, когда Конни уже накрывала маленький столик в гостиной. На первом этаже коттеджа было только две комнаты, и, будучи в одиночестве, она всегда ела в кухне. Там стоял обогреватель, было тепло и уютно, но в данный момент подобная интимность совершенно ни к чему.

– Могу я чем-нибудь помочь? – спросил Говард, с интересом рассматривая расшитые подстилки под тарелки. – Послушай, ведь эти подстилки нам тоже подарили на свадьбу, не так ли?

– Тоже? – с недоумением взглянула на него она.

– Вместе с настольной лампой, которая стоит в твоей спальне.

– Подстилки купила я, – ответила Конни, внося супницу и устанавливая ее в центре стола. – Те, которые подарили нам Нед и Джуди Элиот, давно износились.

– Нед и Джуди Элиот, – повторил он и нахмурился. – Интересно, что они сейчас поделывают.

– Они развелись, – несколько язвительно сообщила Конни. – Примерно год тому назад. Нед нашел себе помоложе.

– Ты шутишь? – недоверчиво посмотрел на нее Говард.

– Нисколько. – Поставив корзинку с хлебом на стол, она жестом предложила ему сесть. – Насколько мне известно, почти половина наших друзей… вернее твоих друзей, – поправилась она, вспомнив, что почти все знакомые, с которыми они дружили в Лондоне, вскоре после известия о гибели Говарда куда-то исчезли, – теперь уже развелись. Те конечно, которые были зарегистрированы. В наше время жить вместе считается совсем не обязательным. Все расходятся, когда считают нужным.

– Ты тоже это одобряешь? – холодно спросил он, поставив Конни в затруднительное положение. Она верила в брак… но не говорить же этого ему…

– Почему ты не ешь рулет? – избегая ответа, спросила Конни, наливая ему супу в тарелку. Куриный, – заметила она, чувствуя необходимость поддерживать разговор. – А к омлету я поджарила картофель.

Говард без особого энтузиазма попробовал суп.

– Если ты не против, я откажусь от картофеля, – сказал он, откладывая ложку и кроша кусок хлеба. – У меня нет аппетита. Извини. Надо было тебя предупредить, что я привык есть один раз в день.

– Один раз? – изумленно повторила она, ругая себя за то, что ранее не обращала внимания на его крайнюю худобу.

– Время от времени нас кормили бананами, а потом я пристрастился к зеленым апельсинам, – ответил Говард. – Они выглядели не слишком аппетитно… я имею в виду апельсины… но были весьма хороши на вкус.

– А почему тебе не давали настоящую пищу? – с недоумением спросила Конни.

– Неужели так трудно догадаться, – терпеливо вздохнул он. – Я был пленником, Конни. Я знаю, ты мне не веришь, но мне не делали никаких поблажек.

– Но даже если это так…

– В еде были ограничены все. Повстанческая армия доставала продовольствие, где только могла. В джунглях редко встречаются супермаркеты. Иногда мы неделями питались молотым зерном.

Он проглотил еще одну ложку супа, но у Конни тоже вдруг пропал всякий аппетит. Насколько легче было, когда она уверила себя в том, что пленение досталось Говарду относительно легко. Его знакомство с Бангой позволяло ей предполагать это.

– Вкусно, – заметил он, но вновь отложил ложку, так что скорее всего его слова являлись всего-навсего данью вежливости.

Она тоже с трудом проглотила несколько ложек, но, когда стало ясно, что Говард всего лишь ковыряется в пище, встала и убрала тарелки. Об омлете уже не могло быть и речи. Может быть, приготовить какие-нибудь бутерброды?

– Извини, я причинил тебе массу хлопот, – сказал он, появляясь в ведущих на кухню дверях.

– Ничего страшного, – ответила Конни, засовывая поджаренный картофель в печь, чтобы согреть его. – Послушай… может быть, ты сам скажешь, чего хочешь? Я… просто не знаю, что делать в подобной ситуации.

– Я тоже, – сказал он с кривой усмешкой, и у нее возникло подозрение, что это относилось совсем не к еде. – Если не возражаешь, я предпочел бы стакан молока. Мой желудок не привык к такому количеству пищи.

– Нет ничего легче. – Конни вынула из холодильника пакет молока и налила стакан. – Вернемся в комнату?

– А как же твой ужин? – нахмурился Говард.

– Поем позднее, – торопливо ответила она, наливая себе чашку кофе. – Пока хватит этого.

Подождав, пока он устроится на софе, Конни вновь заняла кресло напротив. Горящий в камине огонь согревал комнату, но атмосфера между ними оставалась холодной. Она по-прежнему побаивалась Говарда и все время ощущала его присутствие.

– А что… что ты делал? – наконец выдавила и себя Конни. – Все это время, я хочу сказать. Где находился?

– В месте, называемом Паюзан, – ответил он. – Вряд ли ты о нем когда-нибудь слышала. Это высоко в горах, вдали от цивилизации. Там находилась основная база Банги. Мы жили в укрепленном лагере, который было легко оборонять.

– Ты не пытался бежать?

– Я не герой, Конни, – устало посмотрел на нее Говард, – а просто человек, пытающийся выжить в любой ситуации.

– Перестань, я вовсе не обвиняю тебя, – возразила она, склонив голову. – Но ты почти ничего не рассказываешь о своей жизни там. Четыре года срок долгий. Чем ты занимался все это время?

– Писал, – пожал плечами Говард.

Глава девятая

– Ты писал! – не поверила своим ушам Конни. – И что же?

– Всякую всячину. – Говард допил молоко и вытер губы тыльной стороной ладони. – Описывал все, что происходило вокруг меня. Надеялся на то, что смогу когда-нибудь этим воспользоваться… Когда освобожусь.

Конни не знала, что сказать, и он сардонически ухмыльнулся.

– Прямо настоящий подарок. Четырехлетние каникулы в джунглях. Не хочешь, а начнешь писать.

– Ты должен признать, – начала оправдываться Конни, – что это выглядит несколько необычно.

– Что верно, то верно, – согласился Говард, наклоняясь вперед. – Конни, я должен был чем-нибудь заняться, иначе просто сошел бы с ума. Леонард понимал это, поэтому позволил мне пользоваться машинкой, конфискованной ими в какой-то школе.

– Какой именно машинкой? – нахмурилась она.

– Ей было лет пятьдесят, – сухо ответил он. – Леонард использовал ее для печатания листовок и давал мне работать над заметками.

Конни покачала головой.

– Это звучит… как-то…

– Идиллично? – насмешливо спросил Говард.

– Невероятно, – возразила она. – И этот человек был твоим другом?

– Вернее, мы стали друзьями, – спокойно поправил ее Говард. – Видишь ли, мы вместе учились в университете, но тогда друзьями не были. Встретившись, вспомнили друг друга, но до моего прибытия в Паюзан вряд ли кто-либо из нас знал, с кем именно придется иметь дело. По крайней мере, я. Может быть, Леонарду сказала что-то моя фамилия. Во всяком случае, доставили меня туда с определенной целью и не позволяли забывать об этом.

– Но разве ты не спрашивал, знал ли он, кого захватил?

– Нет. – Говард вздохнул. – Я редко виделся с ним. А когда встречались, у нас находились более важные темы для разговоров. Например, о том, что если он не одолеет Алланга, то вряд ли мы оба останемся в живых.

Конни содрогнулась, на какое-то мгновение она ощутила приступ тошноты.

– И вообще, довольно об этом, – сказал он. – Я жив, и придется с этим смириться. Правда, пока я не определюсь с финансовыми вопросами, придется жить с родителями.

– Ты можешь остаться здесь, – выпалила Kонни.

Это предложение вырвалось у нее инстинктивно, что было, вероятно, вызвано отнюдь не желанием возобновить их связь, а подспудным чувством вины. Но, произнеся его, Конни тут же почувствовала иную вину – перед Адамом.

– Ты действительно так считаешь? – Вопрос Говарда последовал так быстро, как будто он ожидал чего-то подобного.

– Конечно, – ответила она, поднимаясь, чтобы задернуть шторы и зажечь свет. – Ведь это я виновата в том, что у тебя нет дома.

– Похоже на это, – согласился он, пристально глядя на нее. – Что ж, мы можем поговорить об этом завтра. А сейчас, если ты не возражаешь, хотел бы лечь спать.

На какой-то момент Конни показалось, что Говард имеет в виду нечто большее, чем было сказано, по коже у нее пробежали мурашки. О Боже, подумала она, как это выдержать? Что делать, если он решит потребовать принадлежащее ему по праву?

Но когда Говард поднялся на ноги, ничего особенного не произошло.

– Ты сказала, в комнате для гостей? – спросил он потянувшись.

И только после того, как Говард направился наверх, Конни вспомнила, что ему ничего подобного она не говорила…

Несмотря на то, что кровать была удобной и ничего ему не мешало, Говард спал плохо.

А может быть, именно из-за этого, подумал он, смотря в потолок, освещаемый пробивающимися сквозь занавески лучами утреннего солнца, из-за непривычной тишины и спокойствия сельского уголка.

К тому же Говард не чувствовал себя отдохнувшим, беспокойный сон лишь немного снял усталость, не избавил его от тревожных мыслей.

Тяжело вздохнув, Говард перевернулся на другой бок и с силой пнул кулаком подушку. Вся беда была в том, что он никак не мог забыть о Конни, спящей недалеко от него в своей комнате, комнате очень женской, с покрывалом в цветочках и розовыми простынями. Вчера Говард так и не смог удержаться от искушения зайти туда. И хоть он не солгал, сказав, что искал бритву, это было всего лишь предлогом.

Ему хотелось подловить Конни, найти в комнате что-то, говорящее о присутствии в ней Прайса, доказать самому себе, что она лжет. Говард просто не мог поверить в то, что мужчина, настолько близкий к ней, мог сдержаться и не залезть в ее постель. Черт побери, когда он сам впервые почувствовал безудержное желание заняться любовью с Конни, они знали друг друга всего лишь несколько часов. Так что вряд ли Прайс мог упустить такую возможность.

Правда, ему не удалось ничего найти, но это мало что доказывало. К тому же они ведь были помолвлены. Какое же еще доказательство было нужно? Ящик стола, полный презервативов, или забытые под кроватью трусы?

Нахмурясь, Говард перевернулся на спину, эти мысли причиняли ему почти физическую боль. Какая разница, что он предвидел эту ситуацию. Все воображаемые картины, встававшие перед его мысленным взором во время пленения в Умпале, не шли ни в какое сравнение с реальностью. Но она ведь была его женой, разве не так? Конни была его женой, и будь он проклят, если отдаст ее без борьбы!

Говард потянулся за лежащими на столике возне кровати часами. Было без пятнадцати шесть. Когда, черт возьми, обычно встает Конни? Сам он привык просыпаться рано, а если учесть разницу во времени…

Спустив ноги на пол, он сел на кровати. Хотя за окном светило солнце, в комнате было холодно. Съежившись, Говард, захватив по дороге свитер и натянув его, подошел к окну. Подбородок был колючим, неплохо бы купить бритву и побриться до приезда матери. Там, на базе, его вид ужаснул ее, к тому же сейчас руки стали уже гораздо тверже.

Относительно, во всяком случае, поправил себя он, выглядывая из-за шторы. Визит сюда отнюдь не способствовал укреплению нервов. К великому облегчению Говарда, возле ворот никого не было видно.

Под окном находилась батарея отопления, но она была совсем холодной. Если спуститься вниз, то можно будет разжечь огонь в камине. Вряд ли Конни станет возражать.

На лестничной площадке было еще холоднее, она была слишком мала, чтобы устанавливать батарею отопления, на нее выходили двери в ванную, в комнату для гостей… и в спальню Конни.

Искушение было слишком велико, и, взявшись за ручку, Говард решительно повернул ее. Как и в его комнате, солнечные лучи уже пробивались сквозь шторы, и он без труда мог видеть лежащую под розовым атласным одеялом Конни.

Он понимал, что не должен входить внутрь, она спала, и он не имел никакого права ее беспокоить, но мысль об Адаме Прайсе укрепила его в этом намерении. Перешагнув через порог, Говард закрыл за собой дверь и осторожно подошел к постели. Конни лежала на боку, волосы ее были рассыпаны по подушке, губы слегка приоткрыты… Не в силах противиться неожиданному позыву, Говард присел на корточки и дрожащими пальцами коснулся ее щеки.

Она была такой нежной, и Говард испугался, как бы своими мозолистыми пальцами не оцарапать кожу. Конни шевельнулась, и донесшийся до него давно забытый запах на мгновение даже вызвал головокружение.

Но когда она открыла глаза, Говард не был к этому готов. Сон ее казался таким крепким, что столь легкое прикосновение, казалось бы, не должно было нарушить его. Но теперь Конни смотрела на него, хотя у Говарда было странное ощущение, что она его не видит. Иначе откуда на ее губах взялась бы эта странная улыбка.

– Говард…

Голос ее прозвучал еле слышно, и, приготовившись к вспышке гнева, он был приятно удивлен этим.

– Привет, – ответил Говард, борясь с искушением поправить выпавшую из-за уха прядь эбеновых волос. – Я тебя разбудил?

Моргнув, как бы не веря своим глазам, Конни медленно покачала головой.

– Неважно, – сказала она и облизнула губы. – Тебе холодно? Ты надел свитер?

– Ничего страшного, – успокоил ее Говард. – Я собрался спуститься вниз и разжечь огонь в камине, а идти в одних трусах было не совсем удобно.

– В одних трусах? – недоуменно переспросила она и, откинув одеяло, взглянула на его голые коленки. – Ах, да. Тебе, должно быть, стало холодно. Ты ведь привык спать без всего.

У Говарда перехватило дыхание. Слова ее прозвучали несколько двусмысленно. И потом он мог теперь видеть ее грудь. На Конни была надета шелковая ночная рубашка, но сквозь кружевную вставку в вырезе явно просвечивали более темные, чем кожа, круги вокруг сосков.

Собственная реакция на это поразила Говарда, считающего, что у него должны возникнуть проблемы с сексом. Ощущения внизу живота доказывали обратное. Или, по крайней мере, то, что эрекция у него нормальная. Что же до всего остального, то вряд ли ему сейчас представится случай проверить это.

Там, в Умпале, он поначалу был слишком слаб для того, чтобы думать о сексе или о последствиях отсутствия такового. Довольно было того, что ты жив, имеешь крышу над головой… Короче, пока это не касалось его лично, Говард не интересовался, как обстоит с этим дело у его товарищей по несчастью. Позднее, когда немного оправился и получил позволение Банги передвигаться по лагерю, он время от времени встречал там женщин, но ни разу не испытал искушения пригласить их в свою каморку, хотя это и было возможно. Секс ради секса его не интересовал. Разумеется, не обходилось без фантазий. Но это было совсем другое. Реальные женщины, в плоти и крови, в этом не участвовали.

Совсем не то, что сейчас, с Конни.

Подняв руки, она схватилась за железную перекладину изголовья постели и томно потянулась. Тело ее было розовым, теплым, мягким и очень женственным, так что у него появилось непреодолимое желание просунуть под него руки и заключить Конни в объятия.

Видя, что он наблюдает за ней, она отнюдь не возмутилась, а, наоборот, бросила на него чувственный взгляд. О Боже, подумал Говард, как красива была Конни! Представляет ли она, что с ним делает?

Конечно. Интересно, каких действий от него ждут. Вчера вечером Конни все время старалась держаться от него на расстоянии, но сейчас Говард перестал понимать ее.

– Конни…

Она продолжала молча смотреть на него своими фиалковыми глазами. Было ли в этом взгляде предложение или это ему только кажется? А может быть, Конни просто еще не совсем проснулась?

– Конни, – повторил Говард на этот раз более хрипло и, поддавшись искушению, провел неверными пальцами по обнаженной коже ее плеча.

– Боже, ты не представляешь, как я без тебя скучал!.. – добавил он так тихо, что еле расслышал сам. – Иногда даже мне хотелось умереть.

Говард ожидал, что Конни остановит его, оттолкнет ласкающую ее руку, попросит выйти из комнаты. В конце концов, она ведь довольно ясно намекнула, что их отношениям пришел конец, и, хотя они не обсуждали этого в открытую, чувствовалось, что ей не хочется отказываться от Прайса.

Но Конни не сделала ничего подобного и, когда Говард, погладив ее по голове, осторожно коснулся кончиками пальцев нежной шеи, даже не шелохнулась. Его сердце билось как сумасшедшее, но она, казалось, полностью владела своими чувствами и, может быть, просто хотела узнать, что он собирается делать.

Дыхание Говарда участилось. Черт побери, зачем было обманывать себя, полагая, что способен с этим справиться?! Он был истощен не только физически, но и эмоционально, а Конни не сделала ничего, чтобы утолить его голод.

Не в силах больше сдерживать себя, Говард поднялся на ноги.

– Лучше пойду разожгу камин, – буркнул он, надеясь на то, что ноги не подведут, но, прежде чем ему удалось это сделать, Конни приподнялась и поймала Говарда за локоть.

– Мне очень жаль, – сказала она.

Но вместо того, чтобы успокоить, ее слова взбесили Говарда. Не из камня же, в конце концов, он сделан.

– Неужели? – с горькой иронией в голосе спросил он. – И до какой же степени?

Рука Конни безжизненно упала на кровать. Видно было, что она находится в затруднении.

– Не понимаю, что ты…

– Что я имею в виду? – спросил Говард, чувствуя, как возвращаются к ногам силы.

– Нет? – Конни нервно облизала пересохшие губы. – Я хотела сказать… не понимаю, чего ты… от меня хочешь.

– Действительно? – насмешливо спросил он. – Сейчас ты, наверное, скажешь, что забыла, как это делается? И чего это мне от тебя надо? Сочувствия?

Конни, словно только сейчас поняв, как провоцирует его ее вид, судорожно прижала к груди одеяло.

Внезапно Говард вышел из себя. Одного ощущения собственной слабости было бы вполне достаточно, а тут еще она ведет себя так, будто у нее есть что прятать. Разве он не видел ее обнаженной, разве не раздевал множество раз? Черт побери, нельзя позволять так к себе относиться!..

Потеряв голову и не раздумывая больше о возможных последствиях своего поступка, Говард шагнул к кровати и, сдернув с нее одеяло, небрежно откинул его в сторону. Потом, не дожидаясь, пока Конни соскочит и убежит, упал на нее, прижав руками сопротивляющееся тело.

– Так как ты думаешь, чего я хочу? – переспросил он, глядя ей прямо в глаза. – Я хочу тебя, Конни! Хочу тебя с того самого момента, как вернулся!..

– Нет… – Ее отчаянный возглас был тут же заглушён жадным поцелуем.

Попытки Конни освободиться ни к чему не приводили, прижав ее тяжестью своего тела и вцепившись пальцами в волосы на затылке, Говард продолжал терзать неподатливые губы. Он изголодался по ней, этого нельзя было отрицать, но все же старался сдерживаться, хотя его язык уже проложил себе дорогу между ее зубов.

Это было райским наслаждением и одновременно адскими муками, подумал он, хотя воспаленный мозг был, казалось, не способен к разумной деятельности. От одной мысли о том, что под ним лежит гибкое тело Конни, кружило голову, рука его, скользнув вниз по шее, окончила свой путь на округлости ее великолепной груди.

Сердце Конни билось так же неровно и лихорадочно, как и его, а при одном прикосновении к груди тело ее охватила дрожь. Она как будто потеряла над ним контроль. Сосок под пальцами напрягся и набух.

И вдруг сопротивление прекратилось. Конни, казалось, поняла, что само тело предает ее, и, попытавшись ударить его в грудь, она лишь вцепилась в свитер и притягивает Говарда к себе. Губы ее раскрылись, и у Говарда возникло странное ощущение, будто он утопает в этом сладостно-чувственном теле. И вдруг вторая рука Конни скользнула ему под свитер и ниже – под резинку трусов.

Реакция Говарда была болезненной. Боже! Его охватила дрожь, хотя ему совсем не было холодно. Наоборот, он чувствовал себя будто в лихорадке. Рука, ищущая и наконец нашедшая подол ее ночной рубашки, тряслась от нетерпения. У него мелькнула мысль: долго ли сможет он выдержать подобное эмоциональное напряжение?

Теперь Конни уже отвечала на его ласки, ее тубы обмякли, с них срывались едва слышные стоны наслаждения, сводившие Говарда с ума. Знает ли она сама, насколько эти стоны провокационны? А тут еще и ее пальцы, поглаживающие его обнаженное бедро, – они доводили его до исступления.

Почувствовав под тонким сатином ночной рубашки гладкую кожу ее бедра, Говард сам застонал, а когда его рука скользнула ей между колен, ноги Конни судорожно сжались. Не будь он уверен в обратном, можно было бы подумать, что она делает это в первый раз, и в памяти его всплыли картины той давней ночи, когда он лишил Конни девственности.

Но сейчас ситуация была совершенно другой. Во-первых, они сами были другими людьми, а во-вторых, хоть Говарду и не хотелось признавать это, он брал ее против желания. И реакция на его ласки была чисто инстинктивной, отнюдь не вызванной эмоциями. Когда все будет позади, Конни опомнится и возненавидит его за содеянное.

Но какого черта, возразил он сам себе. Она до сих пор его жена, и никто не сможет упрекнуть его ни в чем. Кроме того, Конни явно хочет его, неважно, осознанно или нет. Ее тело полностью отдается ему, и, в конце концов, он тоже человек!..