Текст книги "В объятиях наследницы"

Автор книги: Мэгги Робинсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Какой дурой она была. Луизе давно следовало понять, что мужчины могут проделывать это с женщинами точно так же, как женщины проделывают это с мужчинами. Как было бы чудесно, если бы они могли ласкать так друг друга одновременно. Возможно ли это? Как только Чарлз закончит, она у него спросит. Ясно ведь, что в данный момент она не может сказать ни слова.

Его рот нельзя было сравнить ни с чем. Зубы, язык и проворные пальцы были ему в помощь. Ныряли вглубь. Тянули. Луиза не знала глаголов, чтобы описать многое из того, что он с ней делал. Надавил на лобковую кость, лизнул, и Луиза почувствовала, что уничтожена, разбита вдребезги, лежа на постели с раскинутыми ногами. Спина выгнулась дугой в восхитительной агонии. Но Чарлз не остановился, пока она еще и еще раз не взлетела на самую вершину сияющего безукоризненным совершенством наслаждения.

– Нектар, – сказал Чарлз и вытянулся на постели рядом с Луизой. – Почувствуйте сами. – Он накрыл ее рот своим, и она ощутила, как тело пронзила жаркая стрела возбуждения. Конечно, это было очень неприлично. Но когда она давала хоть ломаный грош за правила приличия?

Луиза поцеловала его в ответ, окончательно растеряв остатки разума и угрызений совести, если они у нее когда-нибудь были. Чарлз Купер – демон. И на следующие тридцать дней – ее личный демон.

Она протянула руку к мужскому достоинству Чарлза, зачарованная тем, что и оно реагировало на этот чудодейственный поцелуй. В Луизе проснулась алчность. Она хотела получить еще больше. Она хотела получить все, любое из тех безнравственных, жарких приключений, что он был способен ей подарить. Возможно, для этого у них лишь сегодняшняя ночь, потому что некто вышел на охоту, чтобы их погубить. Правда-правда, она должна освободить Чарлза от обязательств, чтобы самой встать лицом к лицу с Роузмонтом и его обитателями. Максимилиана могут отозвать по делам. А еще они могут поссориться, как это бывает у супругов. И Чарлзу никто и ничто не будет угрожать.

Но не сегодня. Слишком уж она эгоистка. И упряма как черт. Она хотела стереть воспоминания Чарлза, каковы бы они ни были, нагоняя на него тоску и уныние. Она прогонит его призрак, если Чарлз ей позволит.

Луиза прервала этот греховный поцелуй.

– Любите меня, – прошептала она. Его член дернулся в ее руке. – Умоляю.

Чарлз смотрел на нее, и глаза его были темны от страсти и желания.

– Вам мало?

– Мне много не будет. Вы меня совратили.

– Хорошо, – сказал он и продолжил совращать ее дальше.

Глава 15

Это было безумием. И оно обуяло Чарлза не меньше чем глупую девицу в его объятиях. Кто-то из них должен был руководствоваться здравым смыслом. Но, как опасался Чарлз, лично он на эту роль не годился никак.

Луиза Стрэттон наняла его на работу, но эта незначительная подробность не имела никакого отношение к данному запутанному положению. Он ее хотел. Впервые за много месяцев хотел женщину. Но что, если бы между ними встала Мария, призрак, напоминающий Чарлз о том, как он виноват?

Нет. Не сейчас. Он видел и чувствовал только Луизу. Ее вкус, и ласки, и аромат довели его до сладостного помешательства. Последствия будут потом. Но на эту ночь он притворится нормальным мужчиной. Притворится, что он – Максимилиан Норвич, предающийся чувственным утехам, освященным, между прочим, церковью, со своей прекрасной, богатой женой. Разве это подлость или распутство – вонзить жаждущий ствол в ее влажную, скользкую глубину, чтобы довести их обоих до экстаза?

Луиза открылась ему навстречу, и он вошел в нее, благодарный за то, что не чувствует сдерживающего барьера. Она не была девственницей; факт, который волновал его лишь в том смысле, что добродетели ее мог бы лишить мужчина более достойный, нежели сэр Ричард Делакур. Луиза права – женщины заслуживают права удовлетворять потребности своего тела не меньше, чем мужчины. Он, может быть, не поддерживает движение суфражисток. Но почему доброй половине человечества отказано в физическом удовольствии, которое даровал людям Бог? В большинстве случаев жизнь слишком коротка и жестока – значит, ты просто обязан ловить моменты счастья, если уж подвернулась такая возможность.

Разумеется, нужно было остерегаться беременности, и Чарлз готовился благоразумно отступить, когда придет время. Но прежде он насладится каждым дюймом их телесного контакта, каждым вздохом, что слетит с губ Луизы. Он поднялся над ней, ощущая и силу, и правоту того, что собирался сделать. Они уже доставили друг другу немалое удовольствие, но сейчас наслаждение было взаимным.

На подобную силу ответа с ее стороны он и надеяться не мог. Они вместе шли тропой чувственного наслаждения, то разъединяясь, то сходясь вновь, пока он не вошел в нее, не желая больше ни дразнить, ни отступать. Теперь она вскрикнула всерьез, необузданно и жадно захватывая его в плен горячего средоточия своей женской плоти. Ее ногти царапали ему спину.

Он склонился к ней всем телом так, чтобы член касался ее клитора, его бедра принялись описывать круги, и с каждым движением он погружался в нее все глубже. Луиза лежала беспомощная, безмолвная, ее рот умолял о поцелуе. Чарлз внял ее мольбе, и его язык стал оружием победы. Она сдалась и содрогнулась, лежа под ним, опадая и поднимаясь бурными волнами. Ее оргазм был неуправляем, как и ее манера водить автомобиль – Луиза потеряла над собой всякий контроль.

Чарлз последовал бы ее примеру, но ему нужно было думать об осторожности. С крайней неохотой он извлек свой член и плотно прижал его к бедру Луизы, пролив семя на гладкую белую кожу. Большего и желать было нельзя, но с его губ все равно слетел разочарованный стон. Ему было отказано в последнем удовлетворении. Его не приняли всего, без остатка. Не дали заклеймить печатью изнутри и снаружи – она моя! Нечто примитивное расцветало в нем, и он куснул кожу чуть повыше ключицы, посасывая, зажимая меж зубов, и Луиза тихо вскрикнула.

Он причинил ей боль. Луиза лежала под ним, едва дыша и дрожа всем телом. Темные глаза расширились и, наконец, увидели Чарлза таким, как он есть.

А он – животное, которое воспользовалось преимуществом своей силы. Ведь он мог бы переломить Луизу Стрэттон пополам, схватить за узенькую талию и сжать, выдавливая по капле ее безрассудную, трепещущую жизнь.

Как уже сделал однажды.

Он закрыл глаза, не в силах видеть ее осуждающую красоту, и отвернулся, предоставив ей самой приводить себя в порядок – обтереть живот, например. Он не мог дотронуться до нее снова.

– В чем дело, Чарлз? – Ее тихий голос! Как бальзам. Ни за что не подумаешь, что она только что вопила под ним, как дикая кошка.

– Это… это неправильно. Все неправильно. Просто… Я… я вас оскорбил. Я уеду сегодня же утром.

С неестественным спокойствием Луиза натянула простыню.

– Вы отвергаете мою дружбу?

Он скривился:

– Дружбу? Значит, так называют это глупые светские девицы? Прошу прощения, мисс Стрэттон, но я называю это – совокупляться. Теперь мы утолили зуд. Продолжать нет смысла. Незачем повторять ошибку. – У него разболелась голова. Луиза казалась такой невинной среди смятых простыней и подушек! Такой свежей! Живой укор его мрачной совести.

– Прекратите болтать чепуху! Скажите, что не так?

А что так? Хотя, по крайней мере, Луиза осталась жива.

– Ничего особенного. И ничего хорошего. Полагаю, я должен поблагодарить вас за эту ночь – никак не думал, что смогу еще раз переспать с женщиной.

– Почему? Вы ведь не испытываете влечения к представителям собственного пола, нет?

– Иисусе. – Чарлз невольно рассмеялся. – Этого греха за мной не водится.

– А в чем же ваш грех?

Прямо как терьер, преследующий крысу! Чарлз решил, что как раз годится на роль крысы. Итак, Луиза желает побольше узнать о человеке, которого наняла для того, чтобы он ее совратил? Ей совсем не понравится то, что она услышит.

Чарлз никогда не говорил о том, что тогда случилось, ни с товарищами, ни с врачом, ни с родными. Однако все было записано в его дневниках, которые теперь лежали под стопкой нового нижнего белья в верхнем ящике комода. Может, стоит их принести, и Луиза прочтет главу-другую? И Чарлз увидит, как ее очарование сменится отвращением, а затем и ужасом. Она поймет, почему он должен уехать. Почему Максимилиан Норвич и тем более Чарлз Купер должны умереть.

Он скажет ей, а потом уйдет. Луиза сама вытолкнет его за дверь.

– Была одна женщина. Точнее, девушка. В концентрационном лагере, где я был помощником. Вы слышали о комиссии Фосетта?

Луиза кивнула. Лицо ее было серьезно.

– Вы не можете представить себе условий, в которых приходилось выживать женщинам и детям, пока лагерь не передали в ведение гражданских властей. Это было… Это был ад на земле. Меня до сих пор тошнит. Вы не знаете, что за варварская жестокость обуяла армию. Выжженная земля. Дни британской славы давно миновали. Неудивительно, что люди жаждут революции. – Чарлз никогда больше не поверит ни одному человеку, если он облечен властью.

– Вы любили ее, эту девушку?

Чарлз покачал головой. Вот что в действительности было хуже всего. Он совсем не знал Марию.

– Она умирала. И не хотела умереть девственницей.

– О-о, Чарлз! – Луиза хотела коснуться его руки, но он отдернул руку.

– Я ее оттрахал, Луиза. То есть не совсем. Она была слишком слаба, а я боялся, что нас застукают. Мы старались вести себя тихо. Тише самой смерти. Я связался с врагом, знаете ли. С девушкой, которая была на моем попечении, за которую я отвечал, хотя какая разница? Одному Богу известно, что никому по-настоящему не было никакого дела до женщин в лагере. Я человек без чести. Человек, который ничего не сделал, чтобы изменить обстоятельства, в которых оказался замешан.

– Но что вы могли сделать, Чарлз? В одиночку?

– Мне нет прощения. Мне следовало совершить самоубийство, а не участвовать во всем этом. Но вместо этого я убил ее.

– Вы этого не делали!

– Сделал. Или все равно что сделал. Она умерла через минуту после нашего сексуального контакта. У нее случился сердечный приступ. Она была такая маленькая! Кожа да кости. Но она оказалась сильнее, чем я.

Должно быть, Мария когда-то была красивой девушкой. Дочь богатого бурского фермера, она получила образование – говорила по-английски лучше, чем половина подчиненных Чарлза. Он не пробыл в лагере и десяти дней, когда она отыскала его, выбрала сама. У нее были желтые, как солома, волосы, которые облепляли ее череп рваными клоками. Ее глаза цвета бесконечного африканского неба смотрели Чарлзу прямо в душу. Ее перевозили из лагеря в лагерь, где она видела, как умирали ее мать и сестры. Когда она сделала Чарлзу это предложение, он понял, что теперь обречены они оба.

– Не могу забыть выражение ее лица, когда она… когда она умерла. Она была почти… счастлива. Ей повезло – она избежала болезней и унижения. Я ей завидовал. – Чарлз провел огрубевшей ладонью по волосам. Притихшая Луиза сидела возле него и пристально смотрела в огонь. Ее профиль был точно итальянская камея.

– Никто не узнал, что произошло – я хорошо замел следы. Она была просто ещё одной бурской женщиной, умершей в лагере. Но я-то знал. Я… я пытался делать кое– что. Говорил такое, чего мое начальство не желало слышать. Меня отправили назад в госпиталь, потом посадили на корабль и домой. Я не мог оставаться в армии и вышел в отставку. – В его душе поселилась горечь, точно живое существо, отравляя все, чего бы он ни касался. Как он мог позволить себе лечь в постель с Луизой Стрэттон?

Он вздохнул:

– Итак, вы видите, что миссис Ивенсонг сделала чудовищную ошибку, наняв меня для этой работы. А вы ошиблись еще больше, переспав со мной. Тому, что я сделал, нет оправдания. Тому, что я есть.

– Согласна. – Ее голос звучал сухо, лишенный того сочувствия, которое он слышал сегодня ночью. И поделом ему! – Решительно, такого глупца, как вы, еще не бывало. Вы оказали любезность этой несчастной девушке, и это стоило вам карьеры. А теперь вы возомнили себя гласом этой чертовой судьбы. Чарлз, война – это ужасно. Все это знают, даже «глупые светские девицы» вроде меня. Я читаю газеты и знаю, что они не говорят всей правды. Эта история, она записана в тех тетрадях, которые вы притащили из этого своего пансиона?

Чарлз был изумлен. Возможно, Луиза вовсе не так глупа!

– По вашему лицу вижу, что я права. Будьте осторожны, когда в следующий раз сядете играть в карты, мистер Норвич! Вам никого не обмануть. Вам следует опубликовать ваши дневники. Чтобы события, которые вы пережили, больше не повторились, – продолжала Луиза, просовывая руку в рукав сброшенного халата. – Будут и другие войны. Они всегда бывают. Уж мужчины нам это обеспечат, не так ли? А у женщин нет права голоса. Им остается лишь оплакивать погибших детей и возлюбленных.

– Луиза…

Она выставила вперед ладонь.

– Вам больше нечего мне сказать, кроме того, что вы передумали и останетесь со мной в Роузмонте. Если не можете обещать, что продержитесь месяц, на который я вас наняла, можете сбежать сегодня ночью. Я скажу тете Грейс, что на вас напали. Люди поймут – вы не желаете торчать тут, ожидая, пока на вас будет совершено новое покушение.

– Вы думаете, что я трус?

– Максимилиан, может быть, и трус. Но вы, Чарлз, – нет, я так не считаю.

Сейчас она была одета. Жаль! Ее коса расплелась, и спутанные пряди светлых волос ниспадали до самой талии. Луизе Стрэттон не понадобились бы ни накладные волосы, ни подкладки для сооружения пышной прически-помпадур. Не нужны ей были и румяна для раскрасневшегося лица. Она была прекрасна, а Чарлз безнадежно испортил этот чудесный момент их близости. Луиза отдалась ему, а он – и словом, и делом – оказался ее недостоин. Какой мужчина мог бы заниматься любовью с женщиной, а затем признаться в том, что убил другую любовницу? Что он мог сказать сейчас, чтобы выбраться из этой чертовой ямы?

Пытка длилась долгие месяцы, но Луиза Стрэттон умудрилась проникнуть в самую суть его терзаний. Сложив руки на прикрытой розовым халатиком груди, она смотрела на него выжидательно. Сейчас он ее разочарует.

– Я не знаю, что делать.

– Вы видите эту девушку во сне?

Чарлз кивнул.

– И ее, и многое другое. Недостатка в плохих воспоминаниях у меня нет.

– Значит, нам нужно дать вам побольше хорошего, чтобы было что видеть во сне. Признаюсь, я не хочу, чтобы вы уезжали. Вы нужны мне здесь, чтобы справиться с тетей Грейс. Вам не обязательно приходить ко мне в постель, если останетесь в Роузмонте – согласна, это, вероятно, было не очень разумно. Мы можем подвести здесь черту – просто вечер выдался уж очень странный.

Было смешно – чувствовать разочарование, когда Луиза произнесла вслух именно то, что он сам думал.

– Позвольте мне спать здесь. Если я смогу.

– Вероятно, вам, в конце концов, следует пойти в свою комнату. Мы сможем поговорить за завтраком. Я распорядилась, чтобы завтрак принесли нам прямо сюда. Вы же знаете – все думают, будто у нас медовый месяц, – задумчиво добавила она.

Луизу не шокировал его рассказ. Только… рассердил. Ей не понравилось, что прошлое Чарлза так мешалось с его настоящим! Она назвала его «гласом судьбы». Нахальная девица.

По мнению Луизы Стрэттон, ему не следовало носиться со старой трагедией – нужно просто забыть о ней и жить дальше. Написать воспоминания о лагере и опубликовать их! Как будто Чарлз мог избавиться от преследовавшего его духа Марии! Он пытался залить воспоминания вином. Но это не помогло.

Но когда Чарлз почти на рассвете, наконец, уступил Морфею, ему снилось кремово-розовое создание, ее фигурка, точно песочные часы, лежащая под ним. А потом и на нем. На ее порочных губах порхал поцелуй, а темные глаза светились лукавством. Аромат фиалок и плотского соития.

Чарлз спал.

Глава 16

Повезло ему, нечего сказать. Миссис Лэнг отправилась на похороны матери, вот и не было ищейки, разнюхивающей, все ли горничные благополучно спят в своих кроватях? Поэтому Кэтлин оказалась у него. Но позволит ли она ему остаться для поцелуев и крепких объятий? Нет, будь оно все проклято.

Робби Робертсон пробирался темной лестницей в свою маленькую квартирку над гаражом. Особого повода гордиться собой у него не было. Их маленький план – точнее, план Кэтлин – казался исключительно рискованным. Чертов дом напоминал кроличий загон, и любой из трех дюжин слуг мог натолкнуться на Робби в тот момент, когда он плутал темными коридорами Роузмонта. По какой такой причине шофер околачивается наверху, возле покоев хозяина? Да еще с дубинкой в руке?

Кэтлин при свете лампы читала книгу в зеленой обложке.

– Ты видел что-нибудь любопытное? И положил ли ты этому конец? – спросила она, переворачивая страницу.

– Да, безрассудная ты женщина. – Робби Робертсон бросился на узкую кровать, где Кэтлин уже расположилась, как в своей собственной. Он видел ее покрытые веснушками плечи, с которых сползло покрывало. С коварной улыбкой она отложила книгу и сбросила покрывало, обнажая бледные груди, которые так ладно ложились в его ладони. Он скучал и по этим грудям, и по их ощущению в своих ладонях. Но сейчас Кэтлин дома и никуда не денется – насколько это окажется в его силах.

– Твоя награда.

– Не уверен, что этого будет достаточно. Бедняга сидел один-одинешенек, размышлял, наверное, о чем-то своем, да только не о том, как бы обесчестить мисс Стрэттон. Вдруг я треснул его слишком сильно? Тогда меня могут арестовать за предумышленное убийство.

Ее зеленые глаза расширились.

– Тише! Ты же не хотел ранить его по-настоящему.

– Скажи это его бедной глупой голове, когда он очухается. А ты выступишь свидетелем в мою пользу, девочка? Нет, тебя ведь тоже арестуют.

– Никто никого не арестует, – фыркнула Кэтлин. – Если он не сумеет сегодня привести в исполнение свой гнусный план в отношении мисс Луизы, значит, мы поступили правильно. Я слышала от лакеев о том поцелуе во время обеда. Просто скандал, вот что, перед всеми этими людьми. А ведь ему платят, чтобы держал себя в руках. Он опасный тип, я это чувствую.

– Тут ты, возможно, права. Гляди, обо что я чуть не споткнулся. – И Робби извлек пистолет Чарлза из кармана своей куртки.

Веснушки Кэтлин ярко выступили на ее побледневших щеках.

– Он заряжен?

Робби пожал плечами:

– Уже нет. Зачем джентльмену везти пистолет в Роузмонт?

– Видишь? Он действительно опасен. И он никакой не джентльмен. Помни, я видела, где он жил. Какой порядочный мужчина допустит, чтобы его нанимали на такую работу? Он явно что-то затеял. Мисс Луиза, несмотря на все эти безумные выходки, совершенно наивна. Смотри, что вышло с этой крысой Делакуром. Это было еще до меня; но все знают, как она страдала. Ей нужен ангел-хранитель.

– И ты назначила на эту роль себя. Но кто будет охранять ее после того, как мы поженимся?

Однако Кэтлин отмела это соображение прочь:

– А почему бы мне не продолжать на нее работать? Только не говори, что ты мне запретишь! Я не стану подчиняться приказам, ни твоим, ни чьим еще.

– Но разве ты не говорила, что она снова покинет Роузмонт, если не сумеет избавиться от тетки? Я не позволю моей жене разъезжать по всему свету в чужом автомобиле. Мне станет так одиноко, что придется найти сердечную подружку.

Кэтлин стукнула кулачком по его широкой груди.

– К черту, Робби Робертсон! Не смей шутить на эту тему.

Он схватил ее руку обеими руками и взглянул ей в лицо со всей серьезностью, на которую был способен.

– Кэт, тебя не было целый год, месяц, две недели и еще четыре дня. Я был тебе верен, хотя мой дружок изнывал настолько, что я уже боялся, что побегу искать спасения. Я терпел, когда эта сука, ее тетка, высмеивала и мой автомобиль, и мою манеру его водить. Бил баклуши, пока Томас возил ее в карете. Мне было скучно, хотя каждый дюйм поверхности этой чертовой машины блестел, как зеркало. Сиял, как солнце, черт его подери.

– Знаю. Ты мне писал.

Он опрокинул ее на подушки и устремил взгляд в темное окошко.

– У меня нет резонов оставаться здесь, Кэт. Мы могли бы отправиться куда угодно и отлично устроиться. Будущее за автомобилями, как ты знаешь. Я умею их чинить. И водить их могу. А вдруг я когда-нибудь соберу для себя собственную машину? Я превосходный механик. Мне не нужно вечно быть шофером. А тебе не придется служить в горничных.

Он почувствовал, как ее рука успокаивающе гладит его по спине.

– Робби, нет ничего плохого в том, чтобы быть горничной. Я не стыжусь того, что работаю у мисс Луизы.

– Никто не говорит, что ты должна стыдиться. Но разве тебе не хочется просто быть свободной? Чтобы ветер в волосах и солнце прямо в лицо?

– Ага, чтобы волосы растрепались, как воронье гнездо, да веснушек прибавилось? Ты мечтатель, Робби.

Его Кэтлин была остра на язычок, и здравый смысл никогда ей не изменял. Он вздохнул:

– Да, так и есть.

– И ты мужчина. Тебе легко рассуждать о свободе. Но, если мы поженимся, я буду рожать одного ребенка за другим, как моя матушка. И кто в итоге будет свободен? Ни ты, ни я.

– Если мы поженимся? Когда поженимся, Кэт! Поговори с мисс Стрэттон. А я распоряжусь насчет церковного оглашения.

– Сперва нужно убедиться, что капитан ей больше не угрожает. Только потому, что у него красивая задница…

– Кэтлин Кармайкл! – вскипел Робби.

– Я не слепа к его наружности. Он – красивый мужчина, а моя хозяйка – особа ранимая. Никто не обращался с ней так, как она заслуживает. Даже ее родные. Бедняжка. Итак, скажи. Ты ударил его дубинкой?

– Что за кровожадная малышка!

– Он был в постели?

– Нет, сидел в кресле в своей комнате. Там был жуткий беспорядок, все вверх дном. И пистолет на полу! Представь себе. Я сделал парню большое одолжение, забрав оружие. Он меня не увидел, но, боюсь, и я ничего не разглядел. Что, если он умер? – Робби не собирался бить его так уж сильно, просто хотел помешать его утехам в постели с мисс Стрэттон. Однако парень свалился ничком на пол. Робби был слишком напуган, чтобы проверить его пульс.

– Он не умер. Мы бы узнали, – стояла на своем упрямая Кэтлин. Может, Робби было бы лучше с ней, далеко-далеко отсюда. Она обязана заставить его плясать под свою веселую дудку, когда они поженятся.

– Каким образом? – терпеливо поинтересовался Робби. – Мисс Стрэттон спит. Никто не найдет тело, пока не наступит утро и слуга не придет в его спальню, чтобы разжечь огонь.

Кэтлин прикусила губу.

– О, Робби, хватит! Из-за тебя я уже начинаю нервничать.

– Так тебе и надо. Погоди! Что ты делаешь? – Кэтлин выбралась из-под одеяла, ее стройное тело соблазнительно белело в свете лампы. Какое множество веснушек – так и хотелось слизать их одну за другой.

– Я лучше пойду и посмотрю.

– Сейчас?

– Разумеется, сейчас. Ни тебе, ни мне не будет покоя, пока мы не узнаем, что с ним все в порядке. Что он, по крайней мере, жив. Я скоро вернусь.

Она набросила сорочку на голову, поверх рыжей копны волос, и успела одеться прежде, чем он успел ее отговорить.

– Будь осторожна.

– Я всегда очень осторожна.

Махнув рукой, Кэтлин выскользнула за дверь.

Проклятие! Вечер развивался вовсе не так, как он планировал. Когда Кэтлин поднялась в квартирку Робби, его сердце так и подскочило от радости. Пока она не сказала, чего от него хочет. Робби не смог заставить ее опомниться. Преданная девочка, надо отдать ей должное. Так тревожилась за Луизу Стрэттон! Было легко пообещать ей вывести Максимилиана Норвича из игры на весь остаток ночи. Нет, как там на самом деле его зовут? Не важно; Кэтлин взяла с Робби обет молчания. Вся эта затея служила доказательством того, что в черепушке мисс Стрэттон недоставало мозгов.

Робби разделся, аккуратно сложив на стуле униформу, а затем запер старый пистолет капитана в своем сундуке. Подбросил угля в печку в углу комнаты. Он не хотел, чтобы Кэтлин замерзла, когда вернется, хотя он собирался согреть ее несколько иным способом.

Больше года он соблюдал обет целомудрия. Прочие мужчины из числа слуг Роузмонта безжалостно смеялись над ним. Однако он договорился с Кэтлин и был твердо намерен держать слово. Он быстро влюбился в прошлом году – а это риск для слуги, зависящего от капризов своего хозяина. Но она исчезла, едва он успел понять, что влюблен. Письма приходили каждую неделю, но разве это было достойной заменой? Наконец она здесь. По крайней мере, будет здесь, как только убедится, что он, Робби, не убийца.

Ему следовало бы пойти с ней, но он уже сумел один раз улизнуть с места преступления. Не стоило дразнить судьбу. Было уже очень поздно, далеко за полночь. И холодней, чем у ведьмы за пазухой, потому что ветер дул прямо с Ла-Манша. Голый, Робби забрался под одеяло, ожидая, что вот-вот услышит на лестнице шаги Кэтлин.

И ждал долго. Что могло задержать ее? Неужели решила не возвращаться к нему? Робби от души надеялся, что это не так – когда вернется экономка, миссис Лэнг, горничных будут запирать на ночь, а утром выпускать лишь для выполнения нудных служебных обязанностей. У них с Кэтлин будет очень мало шансов остаться наедине. Поэтому Робби рассчитывал на эту ночь – впечатлений хватило бы потом на несколько недель.

Когда внизу тихо стукнула дверь, он улыбнулся. Наконец! Робби уже садился в постели, когда один из его ботинков, пропутешествовав по воздуху через всю комнату, едва не угодил ему в голову.

– О-о! За что же это?

– Так вот, можешь радоваться – негодяй не умер.

Тревога, что держала его в кулаке, начинала отпускать.

– Но разве это не отличная новость? Вот была бы незадача, если бы меня отправили на виселицу.

– Ну уж не знаю. Я бы сама с удовольствием вздернула тебя! Капитан Купер не спит, вовсе нет.

– Вот как? Он приставал к тебе? – Если дело в этом, Робби был готов снова хватить парня по голове.

– Не ко мне. Они с мисс Луизой прелюбодействуют – даже сейчас, пока мы болтаем.

Кэтлин, казалось, в ярости – впору было ее связать. Может быть, она загорелась от того, что стала свидетельницей этого неожиданного события? Нет, на это не стоило и надеяться.

– Что? Ты уверена?

– Вполне. Она вопит, точно кошка. А он сопит и ворчит; настоящий дикарь. Пружины кровати визжат и скрипят, как расстроенная скрипка. Я слышала их через дверь гостиной. Разумеется, в спальню я не входила.

Ее щеки полыхали огнем, под стать рыжим волосам.

– Может быть, ты случайно заглянула в замочную скважину? – спросил он.

– Ну и что, если так? В спальне было слишком темно – ничего не видно. Но у меня есть уши. Робби, как ты мог?

– Я ударил его. Клянусь, что ударил.

– Недостаточно сильно. Бедняжка Луиза. Надо избавиться от него как-то иначе.

– Тебе только и нужно, что сказать правду миссис Уэстлейк. Ведь он не Максимилиан Норвич, верно? Он ей не муж и вообще никто.

Кэтлин опустилась на стул, где лежала его одежда.

– Я не могу так с ней поступить. Она снова будет унижена, и оскорблениям со стороны ее тетки не будет конца.

Робби похлопал ладонью по матрасу.

– Иди в постель, Кэт. Сегодня мы ничего не сможем сделать.

– Я глаз не сумею сомкнуть.

Робби ухмыльнулся:

– Нет. Уж я об этом позабочусь.

Он поймал на лету второй ботинок прежде, чем тот успел наделать дел.