Текст книги "Вам письмо от Ворчуна (ЛП)"

Автор книги: Меган Куин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Меган Куин
Вам письмо от Ворчуна

Пролог

Калеб

Дорогое Рождество, я презираю тебя.

Жестоко? Возможно.

Но почему меня повсюду преследуют твои раздражающие песенки и трогательные волшебные истории о семье и единстве?

Почему повсюду, куда ни глянь, мерцающие огоньки, блестящие шарики и радостные дети?

Почему же мы вынуждены часами стоять на морозе, чтобы увидеть, как мэр города зажжет одну-единственную елку? В этот момент все уже знают, какая на вид елка с зажженными огнями, по меньшей мере дюжина их разбросана вдоль белых заборов на Мейн-стрит.

И самое важное: почему твои преданные поклонники, в уродливых рождественских свитерах, со свежеиспеченными, неумело украшенными пряниками, преследуют меня по городу и интересуются, кого я буду целовать под омелой в этом году?

Ответ – никого.

НИКОГО!

Этот поезд ушел много лет назад, когда я испортил то единственное, что было хорошим в моей жизни. Поэтому, если кто-то меня слушает, если кто-то хочет предложить временное облегчение от этого веселья, от этих возвышенных радостей, также известных как мое личное чистилище, я буду благодарен.

С искренностью, твой Ворчун.

– Что пишешь? – спрашивает Арден, когда заходит в мой магазин строительных материалов.

Я поднимаю голову и вижу семидесятилетнего почтальона в красно-зеленой полосатой водолазке под рубашкой для боулинга.

Ага, даже мои ближайшие друзья, несмотря на сорокалетнюю разницу в возрасте, не могут удержаться от вынужденной необходимости весело проводить время.

– Ничего, – отвечаю я, сминаю лист и выбрасываю его в мусорное ведро. Почему я думал, что мне станет легче от фиксирования на бумаге своего презрения к праздничному рождественскому периоду? – Ты готов?

Арден берет сумку для боулинга и улыбается.

– Готов. Но ты, похоже, нет. Где твоя рубашка для боулинга?

– В машине. Я переоденусь, когда доберемся.

– Было бы лучше, если бы мы пришли на вечер боулинга уже одетыми.

Я тяжело вздыхаю и кладу обе руки на кассу.

– Арден, я только что промучился два часа, помогая химически завитым бабушкам в праздничных жилетах выбирать рождественские гирлянды, в которых они, по моему мнению, будут лучше всего выглядеть во время рождественского парада, который на этой неделе состоится в обществе для пожилых людей. Оставь меня в покое на секунду.

– Знаешь, «Рождество – глупости и бессмыслица» было бы менее многословным.

– Приму к сведению, – отвечаю я. – Дай мне закрыть кассу, а потом я отвезу твою морщинистую задницу в Порт-Сноу.

Когда я вытаскиваю кассу и несу ее в подсобку, Арден восклицает:

– Это твое хамское, непристойное поведение в последнее время не имеет ничего общего с тем, что Нола Бисли вернулась в город, да?

Я останавливаюсь, мышцы моей спины напрягаются, руки крепче сжимают кассу.

Имеет ли мое поганое поведение, вместе с безумным письмом к Рождеству, что-то общее с ушедшей, с женщиной, которая только что вернулась в наш маленький зимний городок в самом сердце штата Мэн?

Безусловно, имеет.

Глава первая

Нола

– Посмотри на этих фигурных человечков, – говорит бабушка Луиза и перебирает многочисленные декорации в магазине «Вечное Рождество».

В это утро мы заехали в Порт-Сноу, чтобы заглянуть в «Лобстер Лэндинг» – любимый в нашем уголке мира сувенирный магазин, который славится своей мятной помадкой. Будучи страстными поклонниками этой помадки, мы должны были стоять первыми в очереди, то есть бабушка Луиза должна была быть первой в очереди. И благодаря своей трости, украшенной к праздникам, словно настоящая конфетный посох, она убирала людей со своего пути и просто разыгрывала карту бабушки, которая на самом деле давала ей право игнорировать общественный стандарт «держать свою трость при себе», не получая за это возмездия.

Я смотрю в сторону бабушки Луизы и вижу, что она проводит указательным пальцем по вырезанному стеклянному украшению в форме человечка, новинке, которую каждый год продают в магазине «Вечное Рождество». И каждый год бабушка Луиза ею любуется.

– Может, ты сдашься наконец и купишь себе такое? – спрашиваю я.

– Не говори глупостей, – она кладет человечка на место. – Тридцать два доллара просто возмутительная цена за такое украшение. К тому же я из тех женщин, чьи украшения являются воплощением роскоши и класса. В моей гостиной нет места для такого языческого рождественского декора.

– А как насчет спальни? – спрашиваю я и подталкиваю ее плечом.

Бабушка Луиза улыбается, ее яркая розовая помада растягивается по губам.

– Это уже другая история, – мы смеемся, и она берет меня под руку, – как прекрасно звучит твой смех. Кажется, я не слышала его с тех пор, как ты сюда переехала.

– Не было над чем смеяться, – отвечаю я.

И это правда. После того как Крис выгнал меня из нашей изысканной квартиры на Верхнем Ист-Сайде, когда мы поняли, что наши цели на будущее разнятся, спойлер: я хотела семью, а он – нет, мне некуда было идти. Не имея выбора, я вернулась в свой родной город, в Брайт-Харбор, штат Мэн. Брайт-Харбор с населением около восьмисот жизнерадостных любителей вмешиваться в чужие дела граничит с Порт-Сноу, одним из самых известных городов на северо-востоке. Возвращение было связано с определенными вызовами. Во-первых, теперь я живу в заброшенном доме, где когда-то прошло мое детство, и помогаю родителям этот дом ремонтировать. Сейчас родители отдыхают на Флорида-Кис и, поскольку они переехали в меньший коттедж прямо на побережье, ремонтом занимаюсь я. Знаю, что не должна жаловаться, я могу работать где угодно как дизайнер-фрилансер, но теперь, после возвращения в город, мне приходится уклоняться и избегать вопросов всех, кому интересно, почему я вернулась в Брайт-Харбор, одновременно игнорируя праздничное настроение, которое, похоже, подстерегает меня за каждым углом. Бабушка Луиза единственная, кого я не могу избежать, потому что она мне этого не позволяет. Но хуже всего, и я говорю о действительно худшем, это постоянно паниковать из-за того, что я наткнусь на Калеба Батлера, неофициального сердцееда Брайт-Харбора, парня, который разбил мне сердце.

Бабушка Луиза похлопывает меня по руке, когда я вывожу ее из магазина и мы идем в направлении Мейн-стрит.

– Мы вернем тебя в норму в кратчайшие сроки. Как бы там ни было, рождественский дух должен тебя взбодрить.

– Не знаю, бабушка, – отвечаю я, пробираясь сквозь толпу покупателей, делающих покупки в последнюю минуту перед большим днем. – Не уверена, что в этом празднике есть много вещей, которые поднимут мне настроение. Скорее напомнят, что меня бросил напыщенный городской парень, который, как я думала, собирался сделать мне предложение 24-го декабря.

– Откуда у тебя эта мысль?

– От тебя, – говорю я. Бабушка Луиза настоящий романтик. – Ты же звонила мне в начале месяца и рассказала о сне, в котором я в Сочельник навсегда связала себя с любовью всей моей жизни.

– Да, но это можно свободно интерпретировать. Я не называла никаких имен.

Я закатываю глаза.

– Хочешь зайти в «Снежную выпечку» и взять по чашечке горячего шоколада?

– Разве поездка в Порт-Сноу пройдет без райского горячего шоколада Рут?

– Не пройдет, – отвечаю я, и мы направляемся в кофейню, расположенную всего в нескольких дверях от нас, и по дороге видим в каждой витрине другую версию Рождества. В книжном магазине даже поставили елку из старых страниц и переплели ее гирляндами от пня до верхушки.

Эти магазины лишь маленькая частичка праздничного и веселого духа общины. Известный живописной атмосферой маленького городка, Порт-Сноу украшен мерцающими огнями и зелеными гирляндами. Праздничная музыка звучит через динамики, установленные вдоль Мейн-стрит, и создает ощущение невероятного уюта. Такая атмосфера должна согревать душу каждого, кто прогуливается по улицам города.

К сожалению для меня, она не способна растопить мое ледяное сердце.

– О, смотри, это же Миртл, – говорит бабушка Луиза, – ты слышала, что у нее новый парень? Он шьет себе штаны, потому что это дешевле, чем покупать. Так вот, когда парень на днях на базаре брал туалетную бумагу, у него разошелся шов. Этот треск было слышно за милю, – бабушка Луиза отпускает мою руку и машет Миртл. – Привет, Миртл. Как там штаны Эдвина?

Бедная Миртл, и Эдвин, если уж на то пошло – просто идет по делам…

О.

Боже мой.

Мой!

Прямо за Миртл с ее неординарной прической, из которой в разные стороны торчат конфетные палочки, стоит не кто иной, как человек, которого я пыталась избегать, человек, который разбил мне сердце, единственный и неповторимый Калеб Батлер. Сейчас он разговаривает с Арденом, старым добрым почтальоном Брайт-Харбора, и они быстро приближаются.

Ему нельзя меня заметить. Я не готова к любым неловким контактам с ним.

У меня нет времени на размышления, поэтому отворачиваюсь от бабушки Луизы, обхватываю фонарный столб, как Джин Келли, стремительно разворачиваюсь на 180 градусов и в конце концов приземляюсь за мусорным баком, который украсили большим красным бантом.

Приседаю на корточки и прислоняюсь к твердой поверхности, подтягиваю ноги к груди, несколько раз глубоко вдыхаю и думаю, возможно ли увидеть его здесь.

Собственно, возможно ли, чтобы он увидел меня?!

– Что ты, черт возьми, делаешь, детка? – спрашивает бабушка Луиза, заглядывая через мусорник.

– Тише, сделай вид, что меня здесь нет.

– С какой стати я должна это делать?

– Потому что впереди Калеб, и я не хочу, чтобы он меня видел. А теперь успокойся, бабуля.

В ее взгляде появляется понимание.

– А, хорошо. Техника избегания. Поняла, – насвистывая мелодию «Танцуя вокруг елки», она становится возле мусорного бака и крутит тростью. – Добрый день, – слышу я бабушкины слова. – Как поживаете? Отличный день для покупок. До Рождества осталось не так много дней, надеюсь, вы готовы к приходу Санты. Привет, Калеб, – моя спина затекла. Пожалуйста, не дай ему увидеть меня здесь, пожалуйста, умоляю.

– Привет, бабушка Луиза, – говорит он, его глубокий голос окутывает мои плечи, словно старое одеяло, такой же теплый и уютный. – Как ты?

– Отлично. Готовлюсь к Рождеству. А ты?

Сквозь ткань своих джинсов я чувствую холод от промерзшего тротуара. Вздрагиваю, надеясь, что Калеб меня не видит.

– Просто идем с Арденом за помадкой. Гриффин Найтли отложил несколько коробочек для нас в «Лобстер Лэндинг».

– Какой хороший мальчик, – говорит бабушка Луиза, – а мы уже купили ее раньше.

– Мы? – переспрашивает Арден.

Да ладно тебе, бабушка!

– Да, мы, – ее голос слегка дрожит, – мы – это я и моя верная трость. Эта девочка любит прогуляться по городу.

Я прижимаю ладонь ко лбу. Этот корабль идет ко дну.

– Так ты теперь дружишь с тростью, Луиза? – спрашивает Арден.

– Ты меня осуждаешь? – огрызается она. Она хоть и маленькая, старая и морщинистая, но очень дерзкая.

– Нет, ни в коем случае. Я бы и не подумал о таком.

– Я тоже так думаю, – бабушка Луиза стучит тростью по земле, чтобы положить конец этому разговору.

На некоторое время наступает тишина, а потом Калеб говорит:

– Ну, что ж, рад был повидаться.

– Я тоже, дорогой.

– Арден, я уже пойду в магазин, скоро встретимся, – говорит Калеб.

Я прислушиваюсь к шагам, выглядываю из-за мусорного бака, вдруг Калеб решит оглянуться, и жду еще минуту, прежде чем определить, что берег чист. Тогда встаю и встречаюсь лицом к лицу с Арденом.

– Нола? Я так и думал, что это ты за мусорным баком.

Я тяжело сглатываю и пытаюсь вести себя как можно более непринужденно.

– Ты видел меня там? Я просто проверяла, нет ли мусора в канаве. Надо заботиться о матушке-природе, и она позаботится о нас, знаешь ли. Мусорить – это для дураков.

– Именно так, – Арден широко улыбается, подняв густые брови.

– Как тебе моя спасательная операция? – говорит бабушка Луиза. Куда и делась ее неспособность оставаться спокойной. – Мальчик ушел, думая, что у меня какие-то любовные отношения с тростью, – бабушка издает волну смеха, минует Ардена и заходит в «Снежную выпечку».

Большое спасибо, бабуля.

Когда мой взгляд встречается со взглядом Ардена, он смотрит на меня с пониманием и поворачивается на каблуках. Отлично.

– Так вот, – я смущаюсь, – ты же не расскажешь ему, что меня видел?

Он мягко улыбается.

– Хотя это и кажется интересным, но думаю, следует уважать твои попытки стать невидимой.

Я глубоко вздыхаю.

– Спасибо.

– Но знай, что рано или поздно это случится. Я слышал, что ты ремонтируешь старый дом своих родителей. И говорят, что Калеб владелец магазина стройматериалов.

– Ага. Когда это случится, тогда и будем думать об этом. А пока что спасибо, что будешь держать нашу встречу в тайне. Я ценю возможность быть невидимой, – машу ему рукой. – Была рада тебя видеть Арден, но мне надо пойти помочь бабушке, пока она не заказала горячий шоколад для своей трости.

– Подожди, милая. Я как раз искал тебя.

– Да? Зачем? – спрашиваю я.

– Когда я закончил разносить почту, то собирал свои вещи и нашел конверт. Он для тебя, – почтальон достает зеленый конверт из заднего кармана и протягивает его мне.

– О, спасибо, – я смотрю на конверт. На зеленой бумаге нацарапано мое имя, но на нем нет ни обратного адреса, ни штампа. – Откуда ты знал, что увидишь меня здесь?

– Просто догадка, – он подмигивает. – И я слышал, что тебе не хватает духа Рождества… возможно, это письмо тебе поможет.

– Ты знаешь, от кого оно? – спрашиваю я, совершенно растерянная.

– Я знаю всех в нашем городе, Нола, – он снова подмигивает и движется по Мейн-стрит к «Лобстер Лэндинг». – Счастливого Рождества.

Арден машет рукой и оставляет меня озадаченной и одновременно заинтересованной.

Как странно.

От кого может быть это письмо?

– Счастливого Рождества, Арден! – восклицаю я и направляюсь к «Снежной выпечке».

Захожу внутрь и вижу, что бабушка Луиза увлеченно беседует с владелицей заведения Рут, которая стоит за прилавком. Муж Рут, Бриг Найтли, рядом принимает заказы. Похоже, на этот раз бабушка ведет себя хорошо, поэтому я отхожу в сторону и вскрываю конверт, интересно, о чем говорится в письме.

Я вытаскиваю смятый листок и читаю.

Дорогое Рождество, я презираю тебя…

И это должно вернуть мне рождественский дух? Не уверена, чем именно, но письмо привлекает мое внимание, и, кто знает, возможно, его написал человек, которому можно посочувствовать.

Закончила читать письмо и улыбаюсь сама себе, довольная, что почувствовала в этом незнакомом так называемом Ворчуне родственную душу. Эти мысли небезосновательны, потому что действительно: почему мы так радуемся, когда зажигаются гирлянды на рождественской елке, хотя в то время чуть ли не все деревья в городе украшены мерцающими огнями? Я чувствую, что на меня смотрят. Поднимаю голову и лицом к лицу встречаюсь с бабушкой Луизой.

– Что это? – спрашивает она.

Я быстро сворачиваю письмо и прячу его в сумочку. Не надо, чтобы бабушка начала выведывать.

– Ничего особенного. Всего-навсего письмо для меня, его нашел Арден, – я откашливаюсь. – Слушай, не возражаешь, если я загляну на минутку в «Свечи и аромапалочки»?

– Нисколько, дорогая. У камина есть свободный столик, я за него сяду.

– Ладно, звучит неплохо. Я сейчас вернусь.

Я снова выхожу на Мейн-стрит, с неба начинает сыпать снег. К счастью, магазин «Свечи и аромапалочки» сразу через дорогу, я быстро перехожу на другую сторону, хватаюсь рукой за золотистую защелку и открываю дверь. Я вдыхаю воздух между десятками рядов свечей, выставленных на продажу, и меня сразу накрывает волна ароматов. Это соблазняет, однако я пришла сюда не за новой свечой. Направляюсь вглубь магазина, туда, где, как мне известно, владелец держит канцелярские наборы. Поскольку сейчас Рождество и это Порт-Сноу, мой выбор нерождественских вариантов ограничивается двумя. Канцелярский набор с акварельными птицами или блестящая золотистая бумага, на которой нужно писать черным.

Золото – это не так уж и плохо, по крайней мере лучше, чем веселый Санта, сосущий карамельную трость. Так что я беру золотистый набор и направляюсь к кассе.

Наверное, я одинока. Может, из-за праздников, а может, из-за того, как то письмо говорило со мной, но Ворчун привлек мое внимание, и мне почему-то захотелось ему ответить.

Вот бы мне удалось заставить Ардена доставить ему письмо.

Глава вторая

Калеб

В дверь магазина строительных материалов звонят, и я бросаю взгляд ко входу: ко мне направляется Арден, одетый в почтовую форму.

– Привет, Арден, – приветствую я и продолжаю сортировать болты. Несколько раньше в магазин зашли дети и решили, что будет весело поиздеваться над «Ворчуном». Они не знали, что я снял их на видео и сообщил их родителям, поэтому вместо веселого Рождества и подарков их будет ждать полный угля чулок.

И знаете, что? Я нисколько не расстроился.

– Слышал, ты схватил ребят с Салем-стрит.

О, новость уже разлетелась.

– Они разбросали мои болты, так что да, пришлось наказать озорников, – я достаю болт с плоской головкой среди округлых и кладу его в соответствующий контейнер.

– Как дерзко, – саркастически говорит Арден и бросает неподписанный золотой конверт на стол возле кассового аппарата.

Я перевожу взгляд на конверт, а потом снова на Ардена.

– Что это?

– Это, друг мой, письмо.

– Да, я догадался, но кто его написал?

Он дует на костяшки своих замерзших пальцев, трет их о плечо.

– А, всего лишь незнакомец, который случайно прочитал твое скомканное письмо.

– Какое еще скомканное… – мой голос стихает, я оборачиваюсь и заглядываю в мусорник. Пустой мусорник. – Куда, черт возьми, делось то письмо, которое я написал?

– Ну, знаешь, я подумал, что будет весело доставить его человеку, который, как мне известно, испытывает те же чувства, что и ты. Грустить лучше за компанию, и все такое.

– Боже, Арден, это же было личное письмо, – я хватаюсь за голову и разочарованно вздыхаю. – Его не должны были прочитать посторонние.

– Может, и так, но этому человеку оно показалось довольно интересным, – Арден постукивает по конверту. – Поблагодаришь меня позже.

Так же быстро, как зашел, он направляется в конец магазина, в рождественскую секцию.

Как… Как у тебя хватило наглости прочитать мой мусор?

И где именно в этом маленьком городке есть человек, который презирает Рождество так же, как я? Что ж, я вам подскажу: нигде.

Но я заинтригован.

Очень на меня не похоже.

Спишем это на то, что сегодня я пять раз слышал песню Перри Комо «Дома на праздники» по городским громкоговорителям на пути от своего дома до магазина строительных материалов. Как и в Порт-Сноу, в Брайт-Харборе рождественская музыка звучит на повторе. Даже сейчас, если я прислушаюсь, то услышу, как она играет на улице.

Да, «Бабушку переехал олень» – ужасно безумная песня, но как же оптимистично ее поют!

Как бы там ни было, но мой взгляд возвращается к письму. Поскольку мне надоело перебирать болтики, я беру его в руки и рассматриваю золотой конверт. Довольно празднично. Трудно представить, что человек, который так же презирает Рождество, как я, выбирает золотистый конверт или бумагу.

Давайте посмотрим, кто это может быть.

Я вскрываю конверт, вытаскиваю золотистую бумагу и начинаю читать.

Дорогой Ворчун, возможно, это тебя немного шокирует, ведь мы живем в городе, где Рождество никогда не спит, но я хочу признаться в том, что разделяю твое отношение к этому празднику.

Сейчас я скажу почему.

Гоголь-моголь. Не уверена, почему мы потребляем именно этот десерт, но то, что его навязывают нам, как воду, понять невозможно.

Дарение подарков. Разве это не просто хождение по кругу с деньгами? Особенно сейчас, во взрослом возрасте. Ты даришь подарочную карточку, получаешь подарочную карточку в ответ. Это же бессмысленно! Почему бы нам просто не оставить деньги себе и так покончить с этим?

Детский смех. Возможно, после этих слов я покажусь тебе чудовищем, но звук детского смеха на фоне рождественской музыки действительно вызывает у меня желание вытащить «снегометалку-2000», прототип, который есть только в моей голове, и забрасывать детей снежками, один за другим.

Омела. Единственные, кто любит ее вешать – это надоедливые тетушки, для которых самая важная вещь в мире – заставить двух людей неуклюже танцевать под давлением необходимости лизаться на людях.

И последнее, но не менее важное: вечеринки, на которые, как все надеются, ты придешь не один. А если ты этого не сделаешь, то возникнет страшный вопрос, почему ты один. Это не твое дело, Роберт, или Пэм, или… Джерри.

Черт, надо было снять камень с сердца. Спасибо, что выслушал.

С искренностью, Хо-Хо-Но

Откладываю письмо и поднимаю голову, чувствуя легкое подергивание в уголке губ.

Я… я улыбаюсь?

Нет, этого не может быть. Я не улыбаюсь, тем более в праздничный период, когда бессмысленные гирлянды носят вместо шарфов. И, ко всему, не во время, когда Нола может подстерегать меня за каждым углом.

Но это письмо пробивает мою холодную мертвую душу и побуждает сделать последнее, о чем я мог подумать, когда Арден вручил его мне… ответить.

Я достаю блокнот из-под кассы, вытаскиваю ручку, которую заложил за ухо. Когда чернила касаются бумаги, паркет позади меня прогибается под тяжелой походкой Ардена, который держит в руках надувного оленя и так широко улыбается, что, кажется, я вижу каждый зуб в его рту.

Я тыкаю ручкой на Ардена.

– Ни слова.

Он поднимает свободную руку.

– Ни звука. Подожду здесь, пока ты закончишь, чтобы я мог доставить адресату твое письмо.

– Меня бесит, что это приносит тебе столько радости.

– Радость? Да я в восторге от этого!

– Не сомневаюсь, – отвечаю я и сосредотачиваюсь на своем ответе.

* * *

– Доброе утро, Калеб, – говорит из-за прилавка пекарни Дениз. – Как дела?

– Хорошо, – отвечаю я, вглядываясь в суматоху кофейни «Никерс». Полная рождественских свитеров, которые невозможно сосчитать, веселых джинглов и запаха пряного яблочного сидра, кофейня заполнена в единственный день в неделю, когда у меня выходной в магазине строительных материалов.

А как иначе.

– Наверху есть свободные места? – спрашиваю я, надеясь, что там тише.

– Да, должны быть. Тебе как всегда?

– Конечно.

– Сейчас принесу.

– Спасибо, – я машу Дениз и с газетой в руке поднимаюсь по скрипучей крутой лестнице на второй этаж.

Из-за белых сводчатых потолков помещение кажется просторнее, чем есть на самом деле, а за столиками на двоих, расставленными повсюду, может уместиться больше людей небольшими группами. Я замечаю столик, но на стуле рядом с ним лежит сумка.

Типичное явление.

Люди думают, что могут претендовать на столик, если положат возле него личную вещь. Если бы не страх стать городским ворчуном, а мне надо вести бизнес, я бы сбросил сумку на пол и заявил, что столик мой, просто так, ради развлечения.

Но надо сохранить хорошую репутацию, поэтому сдерживаюсь от того, чтобы познакомить кожаную сумку со своим ботинком, и сажусь за столик рядом. Устраиваюсь поудобнее, разворачиваю газету и закрываюсь ею от людей в кафе.

Вот бы у меня были ушные затычки, которые бы заглушили еще и монотонную болтовню Бинга Кросби, он как раз рассказывает, о каком Рождестве мечтает.

– Я же говорила, что не брала из ящика никаких справочников, – слышу женский голос, его обладательница садится за соседний столик. Отлично, моя соседка пришла. Как раз вовремя, чтобы меня подразнить. – Зачем мне это? Ты действительно думаешь, что я такая мелочная?

Звучит довольно мелочно.

– Ну вот, я не такая, – отвечает голос чуть громче, и почему-то он кажется мне… знакомым. – Крис, хватит. Если бы я хотела поиздеваться над тобой, то бросила бы твои галстуки в унитаз перед уходом и не сказала бы тебе об этом, – женщина замолкает, и я клянусь… Клянусь, я знаю этот голос. – Ну, думаю, ты никогда не узнаешь, сделала ли я это, – я крепче сжимаю газету, потому что чувствую, что хочу выглянуть из-за нее. – Не знаю, поищи в интернете и перестань мне докучать. Не забывай, это ты меня бросил. Ты разорвал наши отношения, а не я.

И тут меня озарило.

Этот голос.

Это… вот дерьмо.

– Пока, Крис, – и я слышу, как женщина кладет телефон на стол, этот звук эхом отдается в нашем общем пространстве. – Простите. – Она обращается ко мне? Надеюсь, нет. – Не знаю, слышали ли вы что-то из-за своей газеты. Ненавижу людей, которые забывают о социальном этикете в маленьких помещениях. Я просто раздражалась после шестого телефонного звонка подряд, поэтому ответила, и, о боже, почему я говорю с человеком, который прячется за газетой? Очевидно, что вам не нужна компания. Так что я замолкаю.

Мои ладони потеют, нервы на пределе, и я просто с ума схожу, потому что рядом со мной сидит не кто иная, как Нола Бисли. Девушка, которая ушла… после того, как я разбил ей сердце. Та самая девушка, которая сказала, что никогда не заговорит со мной снова, даже через миллион лет.

И вот она здесь, разговаривает со мной.

Ну, разговаривает с моей газетой.

Итак, вопрос: что мне делать?

Или скорее: как мне убраться отсюда до того, как она поймет, кто я такой?

Прежде чем я увижу, какая она сейчас, потому что это меня уничтожит, нужно придумать план. Снова увидеть эти голубые глаза, эти губы бантиком, которые всегда кажутся идеально розовыми. Нет, я не могу. У меня и так плохое настроение. Встреча с ней только ухудшит его и напомнит мне о самой большой ошибке, которую я когда-либо совершил: сказал Ноле Бисли, что не хочу переезжать вместе в Нью-Йорк, а потом порвал с ней.

По крайней мере, у меня до сих пор есть мой надежный плащ-невидимка газета. Так что, возможно, если выскользну из-за стола под правильным углом, прикрываясь газетой, я смогу незаметно выйти из этой ситуации и продолжить свой…

– Держи, Калеб. Два яйца, бейгл с маслом, три полоски бекона с хрустящей корочкой и черный кофе. Скажи, если захочешь еще чего-нибудь, – и шаги официантки удаляются по скрипучей лестнице.

Мои пальцы сжимают газету, а сердце колотится, меня разоблачили.

Я должен был это предвидеть. Как будто газета действительно защитила бы от встречи лицом к лицу с моей бывшей девушкой. Это было бы слишком просто.

Нет, теперь я влип.

Не уверен, мне отложить газету, с улыбкой поздороваться с Нолой и приступить к еде, или скомкать газету, швырнуть ее в лицо девушке, чтобы отвлечь внимание, и быстро исчезнуть.

К сожалению, ни один из вариантов не кажется правильным. И кафе не лучшее место, чтобы исчезнуть. Такое впечатление, что все на этом верхнем этаже решили замереть и ради исключения замолчать. Я не слышу ничего, кроме стука собственного сердца.

Ни бурундуков, которые поют, когда хотят получить хула-хуп.

Ни тихого звона колокольчиков на ужасных свитерах.

Даже едва слышного шороха свежесрубленной елки, которую тащат по дороге, чтобы потом поставить в гостиной и украсить самодельными декорациями.

Нет, слышно только меня, пар моего кофе и отчетливый вздох, звучащий из-за соседнего стола.

Похоже, игра окончилась.

Я медленно опускаю газету, но не поворачиваю голову, беру вилку и соваю яичницу на тарелке. Возможно, если я не буду смотреть на Нолу, она меня не увидит.

– Калеб, – говорит Нола, ее голос сдавлен, немного смущен. Можно хоть минуту отдохнуть? – Я… Я не знала, что это ты.

– Откуда тебе знать? Ты не можешь видеть сквозь бумагу, разве что у тебя с годами развилась такая способность, – отвечаю я. Мой тон резок, но он направлен не на нее, а на мир, в котором я оказался в такой ситуации.

Нола отвечает не сразу, но я чувствую, как ее взгляд впивается в меня с такой силой, что я наконец поднимаю голову и чувствую, что выдыхаю с легких весь воздух.

Черт, она так красива. Красивее, чем я помню. Ее каштановые волосы теперь короткие, едва касаются плеч и уложены в милые озорные кудри. Глаза больше не обрамлены темной подводкой, а лишь подчеркнуты тушью. Ее лицо истончилось, так же, как и плечи, но эти губы… они те же, и ее проницательные глаза так пронзают мою душу взглядом, одно моргание за другим.

Мы сидим и просто смотрим друг на друга. Наверное, Нола замечает мои морщины, появившиеся с возрастом, или щетину, которая теперь у меня есть, потому что мне лень бриться каждое утро, или то, что щетины на моем подбородке слегка коснулась седина.

Я старшая версия парня, которого она когда-то любила. Парня, который разбил ее сердце и дал ей уйти.

Между нами зависает неудобное молчание, и тогда я наконец произношу:

– Что?

Потому что я, честно говоря, не знаю, что еще можно сказать.

Мне неловко.

Я не знаю, как с этим справиться.

И я уже начал этот разговор неправильно, ведя себя более враждебно, чем следует.

– Что? – отвечает она. – Ты хотел сказать именно это? Что?

Нет, на самом деле я хочу сказать, как ты красива.

Как мне не хватало взгляда твоих глаз.

Или твоего смеха.

– Не знаю, Нола, – я тяжело выдыхаю и хватаюсь за затылок. – Я не очень разбираюсь в том, что стоит говорить бывшей девушке, с которой не виделся много лет.

– Я тоже, но по крайней мере мне хватило воспитанности не вести себя как враг.

– В самом деле? Теперь ты ведешь себя довольно враждебно.

Чувак, какого черта ты делаешь? Прекрати играть с огнем.

Однако я в этом не виноват. Я не в своей стихии. Так что обратился к самозащите.

– Только потому, что ты первый начал, – дымится она.

Я глубоко вздыхаю.

– Я не собираюсь ссориться с тобой в кафе, где больше дюжины пар ушей только нас и слушает… Потому что потом людям будет что рассказать о том, что они услышали, когда пили кофе сегодня утром. Поэтому просто спокойно позавтракаем и не будем обращать внимания друг на друга.

Это уже лучше. Предложение перемирия. Довольно продуктивно.

– Пожалуй, это легко для тебя, ты имел много практики, – говорит она.

Ладно, наверное, пока никакого перемирия. И да, я заслужил замечание Нолы. Я игнорировал ее звонки множество раз после того, как мы разошлись, но только потому, что не хотел, чтобы она сюда возвращалась. Я не хотел, чтобы Нола отказывалась от своей мечты – учиться в этом городе.

Молчу, потому что мне нечего сказать, поэтому кладу яичницу на бейгл и только откусываю, как Нола наклоняется вперед, и я опять вижу ее лицо.

– И для протокола, – говорит она и хлопает ладонью по столу, – не знаю, что ты услышал во время телефонного разговора, но я не брала глуповатое пособие Криса, моего бывшего парня.

Пережевываю несколько раз кусок и, поскольку я, пожалуй, мировой рекордсмен по количеству глупых замечаний за короткое время, говорю:

– Но ты выбросила его галстуки в унитаз?

Видите пар, идущий у нее из ушей? Да, это сделал я.

Нола отклоняется на дюйм, ее глаза пылают яростью.

– Это останется между мной и его галстуками. Лучше не лезь в это.

– Я с самого начала этого не хотел.

Возможно, правильнее было бы ответить: «Я верю тебе. Ты не кажешься настолько мстительной, чтобы бросать галстуки в унитаз». Но я, золотой медалист в соревнованиях по идиотизму, так зачем останавливаться?