Текст книги "Джастин Кейс"

Автор книги: Мег Розофф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

7

Родители Джастина наотрез отказались называть его новым именем.

– С чего нам звать тебя по-другому после стольких лет? Это как-то странно.

Он даже не пытался завести с ними разговор про судьбу. Он знал, что им не до того, когда в доме столько всего происходит: первые шаги, первые слова, первое пи-пи в горшок.

Джастин не сомневался, что, пока они не увидели его с заряженной пушкой в одной руке и предсмертной запиской в другой, их не особо волнуют степень и причина его тревоги. Но это не страшно. Он ничего от них не ждал. Он знал, что они заняты. Он знал, что они старались быть хорошими родителями. Они занимались им, когда он был помладше, водили в зоопарк и в спортивную секцию, покупали сладости. Притворялись, что его рождественские подарки приносил Санта. Подсунули ему познавательное видео про секс.

Он прекрасно понимал, что его младший брат намного симпатичнее, покладистей и не такой замороченный по части всяких философских проблем. Учитывая обстоятельства, неудивительно, что его родители предпочитают малыша и что им настолько не понятна вся история с роковой обреченностью старшего сына. Она ему и самому-то не вполне понятна.

Они читали в воскресных приложениях, что подростки зачастую ведут себя эксцентрично, и потому воздерживались от комментариев по поводу его недавней метаморфозы, но Джастин заметил, что мать все пытается заглянуть ему в рот, когда он говорит. Он подозревал, что она высматривает у него на языке пирсинг. Его тошнило от одной мысли о проколотом языке; и было грустно, что ее представления о нем находились на столь невысоком уровне.

– Привет, Дэвид, – сказала она, как обычно, в то утро, когда он спустился к завтраку в маковой рубашке с оборками на груди и в белых холщовых штанах на ремне. Она глянула на мужа, и они обменялись взглядами, в которых читался вопрос, уже ставший предметом их общего беспокойства. Сложив газету, отец Джастина прокашлялся.

– Дэвид, – начал он, как будто зачитывал приговор.

Джастин поднес ложку ко рту и замер.

– Дэвид. Я хочу узнать, то есть мы хотим узнать, спросить, вернее, мы с твоей мамой, ни за чем, просто так, в общем-то, просто чтобы быть в курсе, ну да, кхм. Что я хочу сказать. Ты не гомосексуал, а?

Джастин засунул ложку в рот и затем положил обратно в миску. На другом конце стола его брат сосал абрикос.

– Не-е-е-е-ет! – рассмеялся малыш и выразительно замахал руками, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Если да, то мы с твоей мамой хотим, чтобы ты знал – это не страшно.

Джастин прожевал, потом проглотил.

Его родители переглянулись.

– Ну так как? – встревоженно спросила мать.

Джастин поднял глаза, словно впервые ее увидел:

– Что – как?

– Так ты… – Она покраснела. – Ну…

– ГО-МО-СЕК-СУ-АЛ? – не выдержав, проорал отец.

Джастин снова поднес ложку ко рту и задумался над вопросом. С полной ложки, зависшей в воздухе, капало молоко. Гомосексуал? Такое ему в голову не приходило. Наверное, это вполне возможно. Все возможно.

– Насколько мне известно, нет, – сказал он наконец.

Отец с шумом выдохнул и вернулся к газете.

– Какое облегчение, – фыркнул он. – Мало нам других забот, не хватало еще сына-педика.

8

Занятия в школе начались во вторник.

Ровно в семь утра радио вырвало Джастина из сна. Он вскочил как ошпаренный, внутри потревоженного тела гулко пульсировала кровь. Все лето он не вставал раньше полудня.

Недовольно ворча, он потыкал в кнопку сброса будильника, пока шум не прекратился, и снова провалился в глубокий сон. С четвертой попытки он сел в кровати, протянул руку и отдернул одну штору.

Шел проливной дождь.

Из окна своей спальни он едва различал дорогу за мутным потоком воды. Он вздохнул и с такой же радостью, с какой червяк смотрит в разинутый клюв, подумал, что ему предстоит очередной школьный год. «Было бы здорово, будь у меня собака», – подумал он и запустил руку под кровать в поисках новой рубашки с огурцами и белых холщовых штанов.

Джастин встал, одну руку продел в рукав, пока другая безжизненно болталась вдоль тела. Ему вдруг пришло в голову, что если сегодня он войдет в школу под новым именем, в новой одежде и с собакой – самой изысканной, элегантной борзой на свете, – тогда у него будет шанс выжить. Но у него нет борзой, а вероятность заполучить ее до восьми тридцати трагически мала. Уже десять минут девятого.

Он попрощался с матерью, подхватил Чарли с пола и покружил, пока тот не завизжал от восторга. Затем он пожал руку отцу и двинулся навстречу своей судьбе.

Мысль о собственной собаке, пусть даже воображаемой, немного утешала его. Он несколько раз останавливался под моросящим дождем, пока шел свои полмили до школы, чтобы его пес мог обнюхать фонарные столбы, деревья, мертвых птиц.

«Ко мне, бобик! Ну, пошли!»

Он радостно подзывал свою борзую. В этом создании естественная грация сочеталась с выдержкой, достоинством, мудростью. Нежные глаза пса созерцали мир с тихим состраданием. У него было гладкое изящное тело, мощная грудь, сильные мускулистые лапы. Потрясающее сочетание физической и духовной красоты! Уж точно ни одна обычная собака, простая смертная собака, не обладала всеми достоинствами… Боба.

Хороший Боб! Боб – не какой-нибудь там пудель. Это любому ясно.

Зайдя за ворота школы, Джастин очутился в эпицентре возбужденной толпы гормонально заряженных человеческих частиц, которые случайным образом сталкивались друг с другом и разлетались в разные стороны. Периодически они собирались в небольшие группки и принимались, как водится, пускать по кругу сигаретные бычки и хвастать своими летними сексуальными подвигами, болтать со старыми друзьями и пререкаться с неприятелями так, будто только вчера расстались.

В новом семестре их ожидало столько всего нового: новые хулиганы и их новые жертвы, новые поводы завалить пару тестов и прогулять пару уроков, новые способы получить то, что наивные родители называли образованием.

– Эй, Кейс!

Кто-то присвистнул.

– Классная рубашка!

Еще какое образование.

Джастин кивнул, обменялся приветствиями с несколькими типами. Большинство из них он знал еще с начальной школы. Одних он относил к категории друзей, с другими лишь мимоходом здоровался. Почти все знали его имя.

Нелегко будет объяснить, что он теперь другой человек.

Он повернулся к Бобу, и пес ткнулся бархатистой мордой в его ладонь. На одно долгое мгновение он замер, передавая силу, грацию и мудрость своему хозяину. От прикосновения своего сказочного зверя Джастин на миг испытал озарение и прилив храбрости.

– Hola[2]2
  Привет (исп.).


[Закрыть].

Он поднял глаза. Над ним возвышался Питер Принc, долговязый светловолосый парнишка, с острыми коленками и беспощадно бодрой улыбкой. В школе он славился (если это можно назвать славой) своими способностями к астрономии. С Джастином они пересекались только на предметах, в которых оба не блистали, – на испанском и на истории.

– Как провел лето?

– Хорошо, если любишь душевные муки, – сказал Джастин.

– Бедняга. – Питер, кажется, искренне ему сочувствовал. – Не думаю, что сегодня тебе станет легче.

– Да уж.

Питер внимательно на него посмотрел. В Дэвиде Кейсе определенно что-то изменилось. Дело не только в его одежде, хотя она явно свидетельствовала о некоем серьезном сдвиге. Дело в исходившем от него напряжении, доведенном почти до предела. «Правда, – подумал Питер, – Дэвид всегда играл посредственность не слишком убедительно, но, может быть, себя убедить в собственной посредственности он сумел. С людьми такое случается».

Питер нахмурился и попытался разгадать, что произошло, но не успел, потому что раздался звонок, и нахлынувшая толпа человеческих тел внесла их в холл викторианского здания.

На первом уроке Джастин сел на свободное место, слева от Питера. У его ног растянулся Боб.

– Добро пожаловать и т. д. и т. п., – зарядил мистер Огл тоном заезженного фабричного рабочего, отпахавшего двойную смену. Новый учебный год длится всего одиннадцать секунд, а он уже источает усталость. – Не сомневаюсь, вы так же рады снова быть здесь, как и я. Могу лишь надеяться, – его взгляд прошелся по тридцати лицам – по невинным, по наглым, в основном по безразлично пустым, – что этот год окажется не таким тяжелым, как прошлый.

Класс с сомнением заерзал.

Мистер Огл достал классный журнал.

Сердце Джастина гулко заколотилось. «О боже, – подумал он. – Сейчас начнется».

– Арчер, Джеймс.

– Тут.

– Бодмин, Аманда.

– Тут.

– Кадапракаш, Мэтью.

– Здесь.

– Кейс, Дэвид.

Джастин поднял руку.

– Вообще-то я Джастин.

Мистер Огл прервался и уставился в журнал:

– Разве не Дэвид? Дэвид Кейс, если не ошибаюсь?

Джастин покачал головой:

– Нет. Джастин.

– Джастин Кейс? Джаст-ин-кейс? – Он оглядел класс, и его лицо непривычно оживилось. – Это что, шутка?

Класс, очевидно, тоже так думал. Мало того что Дэвид Кейс явился в школу в клоунском прикиде. Так он вдобавок и имя сменил? В напряженной тишине первого дня раздались тихие смешки, которые обежали кабинет по часовой стрелке, все нарастая, пока наконец одноклассники Джастина не начали задыхаться и хохотать до слез.

Питер опустил глаза и уставился на свои ладони. Ему было неловко за ученика, некогда известного как Дэвид Кейс.

Мистер Огл с размаху шлепнул журналом о стену, и его безумные подопечные тут же умолкли. В наступившей тишине догорали остатки веселья, а Джастин вжался в стул, надеясь стать невидимым. Но за следующие сорок минут косые взгляды, смешки и перешептывания уничтожили в нем эту надежду. Как только урок закончился, он встал, сделал каменное лицо и, не глядя по сторонам, медленно зашагал прочь из класса. Он точно не собирался метаться как сумасшедший. Пока он не даст слабину, он в безопасности.

«Хотя какая разница», – подумал он про себя. Его ждет охота на зверя покрупнее. А зверь покрупнее ждет охоты на него.

Питер улыбнулся, дружески помахал ему рукой и пошел на другой урок, а Джастин собрался с духом и приготовился терпеть унижения. С течением дня скудное число его робких союзников все таяло. Благодарная публика радовалась новой шутке еще на шести уроках.

Ровно в три тридцать раздался звонок, и он пошел домой, хлопнул входной дверью и повалился в кресло. Оторвав глаза от кучи неглаженого белья, мать посмотрела на него с улыбкой:

– Как школа, дорогой?

– Ад.

– А как уроки?

– Пытка.

– А друзья?

– Гады.

Мать нахмурилась:

– У тебя неприятности, Дэвид? – Она задумалась и сморщила лоб. Если он не гомосексуал, то, может, страдает дислексией? В газетах писали, что дислексия (плохие обеды, переполненные классы, обилие мигрантов и безотцовщина) – один из основных источников проблем в современной школе.

– Дэвид, милый, в чем разница между Богом и Бобом?[3]3
  Мег Розофф отсылает читателя к известной англоязычной шутке про дислексика-агностика, страдающего бессонницей, который провел всю ночь, размышляя о том, существует ли Боб (wandering if there was a dog – вместо god). К этой же шутке отсылает и название другого произведения Розофф, «Боба нет» (М.: Белая ворона, 2018).


[Закрыть]

Джастин вытаращил глаза. Что за странный вопрос. Он и не подозревал, что его мать склонна к метафизике. Боб? Бог? Он вовсе не уверен, что знает, в чем разница.

Он протянул руку и для верности погладил длинную изогнутую спину своего боба-бога.

– К тебе что, пристают?

– Не пистают, не-е-е! Пи-ца! – вмешался его брат. Он бросил свою игрушечную обезьяну и стал махать руками, как крыльями. – Летать!

Джастин уставился на него, обескураженный невероятной догадкой (или это не просто догадка?). Ему и раньше часто казалось, что Чарли многое знает, только виду не подает. Малыш победно улыбнулся.

Джастин обернулся к матери. Заверил ее, что дело не в том, что к нему пристают в школе. К нему пристают – а то! – вот только не какие-то малолетние кретины.

Ее это не успокоило.

– Не двигайся, Дэвид, дай мне на тебя посмотреть. По-моему, у тебя тик.

Джастин вздохнул, встал, поднялся по лестнице и заперся в ванной.

Он сидел там до тех пор, пока тихое постукивание когтей по деревянному полу, глухой удар и мирное похрапывание Боба в коридоре не убедили его, что можно выходить.

9

Мне очень нравится Дэвид.

Хотя нет, не нравится. Мне плевать на него. Могу сбить его такси. Наградить смертельной болезнью. Или того хуже, могу его начисто игнорировать. Позволить ему прожить жалкую бессмысленную жизнь в Лутоне с заботливой занудой женой, двумя-тремя тормознутыми детишками и тикающей бомбой вместо сердца. Но мне иногда так хочется поиграть.

А он отличный игрок.

10

Первую неделю в школе Джастин как-то пережил.

Благодаря Бобу он успешно играл роль среднестатистического члена подросткового сообщества, хоть и все чаще одинокого. Друзья перестали пытаться его разговорить: для начала, у него странная одежда, а еще он больше не откликается на свое имя, что их крайне раздражало. Все меньше людей заговаривали с ним перед школой, сидели с ним в библиотеке, звали его с собой на обед. Он и не думал, что быть другим человеком так одиноко. И все же как-то раз после физры Питер Принс выбрал соседнюю с ним душевую кабинку.

– Привет, – сказал он с улыбкой.

Джастин поднял глаза. Он был признателен за внимание.

– Привет.

– Где твой пес? – Голос Питера едва доносился из шумного потока воды.

Джастин решил, что ослышался:

– Прости, что?

– Твой пес.

– Пес?

– Ты сегодня без него, что ли?

Джастин смерил Питера взглядом:

– Очень, блин, смешно.

Питер высунул голову из потока. По его лицу стекали тонкие струйки воды. Он застенчиво улыбнулся:

– Я люблю борзых.

Джастин вытаращил глаза:

– Мой пес воображаемый.

– А-а, – с любопытством протянул Питер. – Необычно.

Джастин сунул голову под душ, а когда высунул, Питер все еще смотрел на него.

– Меньше забот, – подытожил он бодро. – В смысле, если собака воображаемая. Не надо ни убирать, ни кормить, ничего такого.

Джастин так и таращился на Питера, глядя, как тот поворачивает массивный старомодный вентиль, обертывается влажным сереньким полотенцем, размером с кухонную салфетку, и шлепает по неровной плитке к своему шкафчику, оставляя на полу мокрые следы.

На следующий день Питер нагнал Джастина по дороге из школы домой и поздоровался с ним. Глядя куда-то вниз, примерно в район левой лодыжки Джастина, Питер добавил:

– Как жизнь, Боб?

Боб подбежал и на ходу прижался к его ноге. Джастин глазам своим не верил. Граница фантазии и реальности исчезала с угрожающей быстротой.

Питер достал из сумки теннисный мячик и с силой кинул его вдаль. Пес метнулся вперед и понесся так быстро, что превратился в мелькающую точку.

– Ух ты, – довольно проговорил Питер, – какой красавец. Очень древняя порода. Их еще короли держали. А фараоны охотились с ними на львов.

Джастин взглянул на него.

– Только гепардам уступают в скорости. И сердце относительно веса огромное. Размером с человеческое.

Джастин задумался. Большое сердце, длинные ноги. Будь у борзых мозг объемом чуть побольше, они могли бы править миром. Он шел дальше, а его пес и Питер Принс припрыгивали рядом.

– Откуда ты столько всего знаешь про борзых?

Питер смутился:

– Я много читаю.

Некоторое время они шли молча. Питер размышлял о борзых, а Джастин – о Питере. У них на первый взгляд мало общего. Неужели Питер вообразил, что они могут стать друзьями? В прошлом Питер дружил с разными детьми, но, как правило, по взаимной надобности: попинать мяч, поиграть с тем, у кого игрушки получше. У Питера как будто не было корыстного повода привязываться к Джастину и Бобу. Ему просто приятно было составить им компанию.

У дома Джастина Питер помахал рукой и пошел дальше. Джастин смотрел ему вслед, но тот не обернулся.

«Ну ладно, – подумал он. – Хорошо хоть, Бобу он нравится. Они так спелись, будто сто лет друг друга знают.

Но Боб же моя собака!

Может, это заговор, – подумал он. – Может, они вместе работают. Может, Боб внедрил Питера к людям в качестве связного для подстраховки».

Он посмотрел на Боба. Пес умудрился протиснуться под кухонную батарею и теперь блаженно храпел в тепле.

«Я не могу доверять даже своей собственной воображаемой собаке», – подумал Джастин. Куда уж хуже?

11

Никто не спешил завоевать дружбу Джастина, и со временем он стал считать другом Питера. Питер не прибавлял ему популярности, но обладал сочувствием и умом, и Джастину нравилась его собачья преданность.

Их дружба привлекала внимание, как, впрочем, и все в средней школе.

– Эй, смотрите! Да это же Стивен Хокинг[4]4
  Хокинг, Стивен Уильям (1942–2018) – английский ученый, физик, космолог.


[Закрыть] и Джастин Психейс. – Припухлые мальчишки помладше вечно сидели на парапете за воротами школы, тыкая промасленную жареную картошку одноразовыми вилками, и глумились над всем, что движется.

Питер остановился и окинул их беспристрастным взглядом диагноста.

– Иногда я задаюсь вопросом, как устроен их мозг, – сказал он, нагнав Джастина. – Возможно, существует некий механизм, который вырабатывает серотонин, когда пытаешься унизить другого. Этим можно было бы объяснить природу травли.

– Может, они просто недоразвитые. Может, их еще зародышами в утробе поразил синдром кретинизма.

Питер улыбнулся:

– Вполне возможно. И все-таки есть над чем задуматься.

– Вот и думай.

Проходя мимо очередной компании глумливых мальчишек, Питер споткнулся, ловко выставил локоть и столкнул с парапета одного из заводил. Парень свалился назад с приятным шмяком, и из него полилась безудержная брань. Джастин и Питер бросились бежать.

Через пару кварталов они сбавили темп и рассмеялись.

– Здорово ты его, – сказал Джастин.

– Лучше он от этого не станет.

– Хочешь вернуться и помочь ему исправиться?

Питер снова достал из сумки теннисный мячик. Когда они вышли на широкую поляну близ городского парка, он бросил его вдаль.

– Я давно хотел спросить, – начал он, не глядя на Джастина.

Боб принес мячик, и Питер снова забросил его подальше.

– Из-за чего ты… В смысле… почему ты сменил имя?

Джастин остановился.

– Долгая история.

Боб поймал мячик на лету посреди поля, аккуратно положил его на землю и вернулся к мальчикам без мяча. Джастин наклонился его погладить.

– У тебя никогда не бывает чувства, что у судьбы на тебя зуб?

– Нет, – сказал Питер. – А у тебя?

– Бывает.

– Странно. – Питер на мгновение задумался, потом посмотрел на Джастина: – Какое это имеет отношение к имени? Зачем его менять?

– Это часть маскировки.

– Маскировки?

– Ну да. Я скрываюсь от судьбы.

– Скрываешься?

– Да.

– От судьбы?

Он кивнул.

– Ничего себе, – пробормотал Питер. – Ты серьезно?

– Да.

Три четверти пути по просторам увядшей травы они шли молча.

– Интересно, – медленно проговорил Питер. – Конечно, я довольно много думал о предопределении, хоть и не совсем в том смысле, что ты. Иногда мне кажется, будто я помню что-то, что еще не произошло, но вполне возможно, что это действительно произошло, а я просто забыл.

Он наморщился.

– В смысле, если допустить, что Вселенная цилиндрична, и любая энергия когда-нибудь воссоединяется сама с собой, то, может быть, и мысли бегают по краю цилиндра, повторяясь до бесконечности. – Казалось, такая возможность его воодушевляла. – Тогда это значит, что мысль способна возникать где-то во Вселенной и существовать сама по себе, не будучи приписанной ко мне как индивидууму. По крайней мере, до поры до времени.

Джастин уставился на него.

– Скажем, например, тебе постоянно снится один и тот же сон, только ты каждый раз не уверен, действительно ли он тебе уже снился или это тебе только приснилось. – Он выжидающе посмотрел на Джастина. – Может, тут дело в постепенном исчезновении границы между реальностью, то есть активным расходованием энергии, и мыслью, то есть пассивной энергией. В любом случае существование акта, или в данном случае сна, не подвергается сомнению. Вопрос в том, как он существует и как мы отличаем энергию мысли от энергии действия. Как видишь, ты затронул весьма интересную тему.

Он помолчал.

– Взять, к примеру, Боба. Он существует или нет? Ты его видишь, я его вижу. Достаточно ли этого, чтобы подтвердить его существование? Я бы сказал, да. Ведь в какой-то момент идея, возникшая больше чем в одной голове, начинает существовать сама по себе, не только в философском смысле, но и в том смысле, что она становится объектом расходуемой энергии. Меня давно интересует теория о том, что мысль – это настолько же достоверное выражение энергии, как… – Он помедлил, глядя на Боба, гнавшего к дереву белку. – Как бегущая собака.

Боб позволил белке убежать, и она бешено взвилась по спирали наверх, к безопасности.

– Это не совсем то, что мы называем судьбой. Но в каком-то смысле имеет к ней отношение, – сказал Питер, виновато улыбаясь.

Джастина поразили логические выкладки Питера. Его собственный разум бешено скакал то вверх, то вниз, беспрерывно пытаясь нащупать опору в ускользающей реальности. Он и не смел соваться в непроходимые дебри, в скрипучие катакомбы, устланные трупами сомнений, непонимания и паранойи. Его разум не захватывали теории, его захватывал страх.

Они продолжали идти молча. Несколько сотен метров спустя, у развилки, Джастин остановился, думая, что бы сказать напоследок. Но так и не придумал.

– Пока, – сказал он.

Питер смотрел ему вслед:

– Джастин!

Джастин обернулся.

– Я… я думаю, тебе стоит познакомиться с моей сестрой. Ты ей понравишься. В смысле, тебе она тоже может понравиться. – Питер смущенно улыбнулся. – В любом случае вам надо познакомиться.

Джастин молча кивнул, но Питер остался доволен, как будто они только что договорились о чем-то важном.

Каждый направился к своему дому в глубоких раздумьях.