Текст книги "Воссоединение (ЛП)"

Автор книги: Мэг Кэбот

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

Глава 3

– А, ангелы РЛС, – сказал отец Доминик.

Я даже не подняла головы. Шлепнувшись на один из стоящих перед его столом стульев, я играла на «Геймбое», который был конфискован каким-то преподавателем у ученика и в конечном счете очутился в верхнем ящике директорского стола. Я собиралась иметь этот ящик в виду, когда придет Рождество. Мне пришла в голову отличная мысль, где взять подарки для Сони и Балбеса.

– Ангелы? – проворчала я, и не только потому что жутко проигрывала в «Тетрис». – По-моему, в них нет ничего ангельского.

– Насколько я понимаю, они были очень привлекательными молодыми людьми. – Отец Дом подвигал туда-сюда пачки бумаги, которыми был завален его стол. – Заводилы класса. Золотая молодежь. Кажется, ангелами РЛС их окрестил директор школы в своем заявлении для прессы относительно трагедии.

– Ха! – Я попробовала повернуть фигуру причудливой формы, чтобы та вошла в маленький предназначенный для нее промежуток. – Ангелы, которые пытались свистнуть упаковку «Бада».

– Вот. – Отец Дом нашел газету, которую я видела днем раньше, только, в отличие от меня, потрудился ее развернуть. Он долистал до некрологов, где были размещены фотографии погибших. – Посмотри, этих ли молодых людей ты встретила?

Я передала ему «Геймбой».

– Закончите за меня игру, – предложила я, взяв у него газету.

Отец Доминик в ужасе опустил взгляд на экран.

– Вот тебе на. Боюсь, я не…

– Просто поворачивайте фигуры, чтобы вписать их в промежутки внизу. Чем больше рядов вы заполните до конца, тем лучше.

– О! – произнес отец Дом. «Геймбой» попискивал и издавал резкие звуки, в то время как падре яростно давил на кнопки. – Ой-ой-ой! Любая игра сложнее пасьянса на компьютере – и, боюсь, я…

Он умолк, с головой погрузившись в игру. Я же, вместо того чтобы читать газету, уставилась на него.

Отец Доминик – такой милый старикан. Он, конечно, частенько на меня злится, но это не означает, что я его не люблю. На самом деле я, как ни удивительно, все крепче привязываюсь к падре. Например, сейчас я поняла, что с нетерпением ждала, когда смогу прибежать к нему и поделиться рассказом о тех ребятах, которых увидела в магазине. Вероятно, все дело в том, что после шестнадцати лет, проведенных в вынужденном молчании о своих «особых» способностях, я наконец-то могла хоть с кем-то поговорить, ведь у отца Дома был тот же дар – о чем я узнала в первый же день пребывания в стенах Академии при миссии Хуниперо Серра.

Отец Доминик, кстати, гораздо лучший медиатор, чем я. Ну, может, не лучший. Но другой точно. Понимаете, ему действительно кажется, что с призраками лучше всего действовать, мягко наставляя и убеждая – как и с живыми людьми. Мне же больше импонирует подход «ближе к делу», который довольно часто включает в себя махание кулаками.

Что ж, иногда эти мертвые ребята просто не хотят слушать.

Не все, конечно. Некоторые из них очень хорошие слушатели. Как тот, что живет в моей спальне, например.

Однако в последнее время я изо всех сил стараюсь не думать о нем больше, чем нужно.

Я переключила внимание на газету, которую мне дал отец Дом. Точно, это оказались они, ангелы РЛС. Те самые ребята, которых я встретила вчера в магазинчике «У Джимми», только на школьных фотографиях на них не было вечерних нарядов.

Падре не лукавил. Они были привлекательными. И яркими. И заводилами. Фелисия, самая младшая, возглавляла школьную команду поддержки, Марк Палсфорд был капитаном футбольной команды, а Джош Сондерс – президентом выпускного класса. Кэрри Уитмэн стала королевой последнего школьного бала – не совсем лидерская позиция, но голосование за королеву проходит достаточно демократично. Четверо ярких, привлекательных девушек и юношей, а ныне – бездыханные призраки.

От которых, как мне довелось узнать, добра не жди.

Некрологи были полны печали, но я не знала этих людей. Они ходили в школу имени Роберта Льюиса Стивенсона, которая была злейшим врагом Академии при миссии Хуниперо Серра, где отец Дом был директором, и учились мы со сводными братьями. РЛС всегда надирала нам зад в академических и спортивных состязаниях. И хотя школьный дух во мне не очень силен, я всегда питала слабость к аутсайдерам – а академия при миссии, по сравнению с РЛС, явно пасла задних.

Так что я не собиралась рыдать взахлеб из-за потери нескольких учеников РЛС. Особенно обладая той информацией, которой владела я.

Не то чтобы мне было известно достаточно много. На самом деле я вообще почти ничего не знала. Но вчера ночью, вернувшись домой после похода «на пиццу» с Соней и Балбесом, Джина поддалась синдрому смены часовых поясов – мы на три часа отстаем от Нью-Йорка, так что было около девяти вечера, когда она буквально вырубилась на тахте, которую мама купила и поставила в моей комнате, чтобы Джина спала рядом со мной, пока будет у нас гостить.

Я в общем-то не возражала. Пребывание на солнце изрядно меня вымотало, так что я вполне удовлетворилась бы тихим вечером, проведенным на своей кровати над домашней работой по геометрии, которая, как я заверила маму, была сделана задолго до прилета Джины.

Именно тогда рядом с моей кроватью неожиданно материализовался Джесс.

– Ш-ш-ш, – шепнула я ему, когда он начал говорить, и указала на Джину.

Я заблаговременно объяснила Джессу, что Джина прилетит из Нью-Йорка и останется здесь на неделю, и что я буду признательна, если на время ее визита он куда-нибудь свалит.

Необходимость делить комнату с ее предыдущим обитателем – точнее, призраком ее предыдущего обитателя, поскольку Джесс уже лет сто пятьдесят как умер, – это вам не шутки.

С одной стороны, я прекрасно понимала Джесса. Не его вина, что кто-то его убил – во всяком случае, я предполагала, что именно так он и умер. Сам Джесс – оно и понятно, наверное, – не горел желанием об этом говорить.

И вроде как его вины нет было и в том, что вместо того, чтобы отправиться в рай, в ад, в другую жизнь или куда там люди отправляются после смерти, он оказался привязанным к комнате, в которой его убили. Ибо, что бы вы там себе не думали, большинство людей не становятся привидениями. Боже упаси! Если бы это было так, моя общественная жизнь свелась бы к нулю… не то чтобы она била ключом. Призраками становятся только те люди, у которых остаются какие-то незаконченные дела.

Понятия не имею, что за дела оставил незавершенными Джесс – и, по правде говоря, совсем не уверена, что он сам в курсе. Но если уж мне суждено было делить спальню с привидением мертвого парня, по-моему, просто несправедливо, что тот должен был оказаться таким красавчиком.

Серьезно. Джесс настолько хорошо выглядит, что это совершенно не способствует моему душевному спокойствию. Я, может, и медиатор, но я же все-таки человек, черт возьми!

И все же он пришел, после того как я очень вежливо попросила его некоторое время не появляться, и стоял передо мной, весь такой мужественный и сексуальный, в своем обычном наряде девятнадцатого века, который просто обязан быть объявлен вне закона. Ну знаете, тот, который состоит из обтягивающих черных брюк и белой рубашки с вырезом вот дотуда…

– Когда она уезжает? – требовательно спросил Джесс, чем отвлек мое внимание от распахнутого ворота своей рубашки, открывающего мускулистый живот с ярко выраженными кубиками пресса, и заставил поднять взгляд к лицу – вероятно, не стоит упоминать, что лицо у него просто идеальное, за исключением маленького белого шрама на одной из темных бровей.

Джесс и не думал понижать голос. Джина его не слышала.

– Я же говорила, в следующее воскресенье, – ответила я. Мне как раз-таки, чтобы не быть услышанной, приходилось шептать.

– Так нескоро?

На лице у него читалось раздражение. Хотела бы я сказать, что он был раздражен, поскольку считал каждый миг, проведенный с Джиной, похищенным у него, Джесса, и в глубине души обижался на нее за это.

Но, честно говоря, я сильно сомневалась, что дело обстояло именно так. Я, конечно, уверена, что нравлюсь Джессу и все такое…

Но только как подруга. И никак иначе. Да и с чего бы он питал ко мне другие чувства? Ему сто пятьдесят лет – сто семьдесят, если учитывать, что на момент смерти Джессу было около двадцати. Что может найти мужчина, повидавший немало за свои сто семьдесят лет, в шестнадцатилетней десятикласснице, у которой никогда не было парня и которая даже экзамен на права сдать не может?

Чертовски мало.

Давайте смотреть правде в глаза: я отлично знала, почему Джесс хотел, чтобы Джина уехала.

Из-за Гвоздика.

Гвоздик – наш кот. Я говорю «наш», поскольку несмотря на то, что обычно животные терпеть не могут привидений, Гвоздик проявлял странную симпатию к Джессу. Его привязанность к призраку в некотором роде компенсировала полное отсутствие расположенности ко мне, хотя именно я кормила Гвоздика и чистила его туалет, а еще – о, точно! – спасла его от прозябания в трущобах Кармела.

Проявило ли это глупое создание хоть толику благодарности ко мне? Как бы не так. А вот Джесса он обожает. На самом деле Гвоздик почти все время проводит на улице и соизволяет прийти, только когда чувствует, что должен появиться Джесс.

Вот как сейчас, например. Я услышала знакомый топот над крыльцом – Гвоздик всегда взбирался на сосну и спрыгивал с нее на крышу, – а в следующую минуту огромный рыжий кошмар протиснулся в окно, которое я оставила открытым для него, жалобно мяукая, словно его годами морили голодом.

Увидев Гвоздика, Джесс тут же направился к нему и начал чесать кота за ушами, заставив того так громко заурчать, что я испугалась, не разбудит ли он Джину.

– Слушай, это же всего на неделю, – сказала я. – Гвоздик переживет.

Джесс посмотрел на меня с выражением, которое как бы намекало, что, по его мнению, мой уровень IQ упал на пару пунктов.

– Я беспокоюсь не о Гвоздике, – произнес он.

Эти слова меня только запутали. Я знала, что Джесс не мог переживать обо мне. То есть с момента знакомства с ним я, конечно, попадала в парочку передряг – передряг, из которых Джессу частенько приходилось меня вытаскивать, – но сейчас ведь ничего такого не случилось. Ну, не считая встречи с четверкой умерших ребят, которых я увидела днем в магазине «У Джимми».

– Да? – Я посмотрела на Гвоздика, который откинул голову, явно кайфуя от того, как Джесс чешет его под подбородком. – А о чем тогда? Джина вообще-то очень крутая. Даже если она о тебе узнает, сомневаюсь, что она выбежит из комнаты, вопя во всю глотку, или сделает еще что-нибудь в том же духе. Она, наверное, просто захочет время от времени брать у тебя взаймы рубашку или типа того.

Джесс оглянулся на мою гостью. Джину почти не было видно: только парочка бугорков под одеялом да множество ярко-медных кудряшек, рассыпавшихся по подушке.

– Не сомневаюсь, что она очень… крутая, – немного поколебавшись, сказал Джесс. Иногда мои словечки из двадцать первого века его озадачивают. Ну и ладно. Он частенько говорит что-то на испанском, на котором я не знаю ни словечка, и это озадачивает меня. – Просто кое-что произошло…

Я тут же оживилась. У него было очень серьезное выражение лица. На мгновение у меня мелькнула шальная мысль, что, возможно, говоря «кое-что произошло», Джесс подразумевал следующее: я наконец-то осознал, что ты идеально мне подходишь и что все это время я боролся с непреодолимым притяжением к тебе, а теперь все же проиграл схватку с самим собой ввиду твоей потрясающей неотразимости.

Но тут Джесс добавил:

– Я кое-что слышал.

Я разочарованно откинулась на подушки.

– О, так ты почувствовал возмущения в Силе, Люк?

Джесс недоуменно нахмурил брови. Само собой, он понятия не имел, о чем я. Редкие проблески моего юмора, по большей части, как ни печально, растрачивались на Джесса впустую. Совершенно неудивительно, что он не был в меня влюблен ни на вот столечко.

Вздохнув, я пояснила:

– Так ты что-то услышал по призрачному сарафанному радио. Что?

Джесс частенько узнавал о событиях, происходящих на, как это я называю, призрачном уровне. Непосредственного отношения к этим происшествиям он сам почти никогда не имел, но обычно все заканчивалось тем, что в них оказывалась вовлечена я, причем самым ужасным, угрожающим жизни – ну или по крайней мере страшно неприятным – образом. В последний раз, когда он «что-то услышал», меня в итоге чуть не убил сумасшедший застройщик.

Так что, думаю, вы понимаете, почему мое сердечко вовсе не заходится в восторге каждый раз, как Джесс упоминает, что что-то услышал.

– У нас появились новички, – сказал Джесс, продолжая гладить Гвоздика. – Совсем юные.

Я подняла брови, припомнив ребят в вечерних нарядах в магазине.

– Да?

– Они кое-что ищут, – продолжил Джесс.

– Ага, я в курсе. Пиво.

Джесс покачал головой. У него был немного отсутствующий взгляд, он смотрел куда-то мимо меня, словно видел что-то далеко-далеко за моим правым плечом.

– Нет, не пиво, – ответил он. – Они ищут человека. И злятся. – Джесс резко сфокусировал взгляд своих темных глаз на моем лице. – Очень злятся, Сюзанна.

Он глядел на меня с таким пылом, что я не выдержала и отвернулась. Во взгляде темно-карих глаз Джесса столько глубины, что я довольно часто не могу сказать, где заканчиваются его зрачки и начинается радужка. Это немного нервирует. Почти так же, как то, что он всегда зовет меня полным именем – Сюзанна. Никто никогда не называл меня так, кроме отца Доминика.

– Злятся?

Я посмотрела на учебник по геометрии. Ребята, которых я видела, не выглядели злыми ни на йоту. Возможно, напуганными, когда они поняли, что я могу их видеть. Но не злыми. Он точно говорит о ком-то другом, подумала я.

– Ну ладно, – согласилась я. – Буду держать ушки на макушке. Спасибо.

Кажется, Джесс хотел что-то добавить, но Джина вдруг повернулась, подняла голову и, прищурившись, посмотрела на меня.

– Сьюз, с кем ты разговариваешь? – сонно спросила она.

– Ни с кем, – ответила я, понадеявшись, что подруга не сможет увидеть виноватое выражение на моем лице. Ненавижу ей врать. В конце концов, она же моя лучшая подруга. – А что?

Джина приподнялась на локтях и изумленно уставилась на Гвоздика.

– Так это и есть знаменитый Гвоздик, о котором я столько слышала от твоих братьев? Черт, он и правда урод.

Джесс напрягся. Гвоздик был его «малышом», нельзя просто взять и назвать малыша Джесса уродом.

– Не так уж он и плох, – сказала я, надеясь, что Джина поймет посыл и заткнется.

– Ты что, на крэке? – поинтересовалась Джина. – Саймон, у этой твари только одно ухо.

Над туалетным столиком неожиданно задрожало большое зеркало в позолоченной раме. Оно часто так делает, когда Джесс раздражен – очень-очень раздражен.

Не знавшая об этом Джина уставилась на зеркало с растущим воодушевлением.

– Ух ты! – воскликнула она. – Здорово! Еще одно!

Она, конечно же, имела в виду землетрясение, но это было не землетрясение, как и в предыдущий раз. Это просто Джесс выпускал пар.

А в следующее мгновение бутылочка лака, которую Джина оставила на туалетном столике, взлетела и вопреки всем законам гравитации приземлилась прямо в чемодан, стоявший на полу возле кушетки на расстоянии двух-трех метров от столика.

Думаю, не стоит уточнять, что лак – а он был изумрудно-зеленым – был не закручен. И что приземлился он прямехонько на стопку одежды, которую Джина еще не распаковала.

Она издала крик ужаса и, пулей вылетев из-под одеяла, бросилась на пол, пытаясь хоть что-нибудь спасти. Я же в это время послала Джессу очень неодобрительный взгляд.

Но все, что он ответил, так это:

– Не надо на меня так смотреть, Сюзанна. Ты слышала, что она о нем сказала, – оскорбленно заявил Джесс. – Она назвала его уродом.

– Я называю его уродом постоянно, – прорычала я, – но со мной ты никогда так не поступал.

Он поднял бровь, на которой виднелся шрам, и бросил:

– Ну, когда ты так говоришь, это другое.

А потом, словно не мог нас больше выносить, вдруг взял и исчез, оставив после себя очень недовольно выглядящего Гвоздика и растерянную Джину.

– Не понимаю, – выдохнула она, разглядывая цельный купальник с леопардовым принтом, который был безнадежно испорчен. – Не понимаю, как это произошло. Сначала пиво в том магазине, а теперь это. Говорю тебе, Калифорния странная.

Размышляя обо всем этом на следующее утро в кабинете отца Дома, я вроде бы понимала, как должна была чувствовать себя Джина. Я имею в виду, ей, наверное, казалось, что в последнее время вещи летают туда-сюда до ужаса часто. Общим же знаменателем, которого Джина пока не заметила, было то, что летали они только тогда, когда я оказывалась поблизости.

У меня складывалось ощущение, что если она пробудет тут всю неделю, то просечет фишку. И быстро.

Падре был поглощен «Геймбоем», который я ему всучила. Я опустила газету с некрологом и позвала:

– Отец Дом.

Его пальцы лихорадочно порхали над кнопками, которые управляли фигурами.

– Минуточку, Сюзанна, пожалуйста, – ответил он.

– Э-э, отец Дом? – Я помахала газетой в его сторону. – Это они. Ребята, которых я вчера видела.

– Эм-хм-м… – ответил падре.

Пискнул «Геймбой».

– Так что нам, наверное, стоит за ними присматривать. Джесс сказал…

Отец Доминик знал о Джессе, хотя их отношения были, скажем так, не особо теплыми: отец Ди здорово возражал против того, что, по сути, в моей спальне жил парень. У него с Джессом состоялась приватная беседа, и хотя падре вышел с нее до некоторой степени успокоенным – несомненно, тем фактом, что Джесс, разумеется, не питал ко мне ни малейшего любовного интереса, – он по-прежнему заметно напрягался каждый раз, как всплывало имя Джесса, так что я старалась упоминать его только при крайней необходимости. Я решила, что сейчас как раз один из таких моментов.

– Джесс сказал, что почувствовал сильное, м-м, возмущение по ту сторону. – Я отложила газету и указала наверх за неимением лучшего направления. – Злое. Очевидно, где-то бродят некие расстроенные туристы. Он сказал, они кого-то ищут. Сначала я решила, что Джесс не мог говорить об этих ребятах, – я постучала по газете, – потому что, казалось, все, что они ищут – это пиво. Но существует вероятность, что у них есть и другие намерения. – Более убийственные, подумала я, но вслух этого не произнесла.

Но отец Дом, похоже, как он частенько это делал, прочел мои мысли.

– Святые небеса, Сюзанна! – воскликнул он, оторвав взгляд от экрана «Геймбоя». – Не считаешь же ты, что эти молодые люди, которых ты видела, и возмущение, которое почувствовал Джесс, как-то связаны между собой? Поскольку, должен сказать, я в этом глубоко сомневаюсь. Насколько я понял, ангелы были просто… истинными светочами в их кругу.

Господи. Светочами. Интересно, назовет ли хоть одна живая душа светочем меня, когда я умру? Глубоко сомневаюсь. Даже мама не зайдет настолько далеко.

Однако я оставила свои мысли при себе. По моему личному опыту, отцу Ди не понравится, что я об этом думаю, и уж тем более он мне не поверит. Так что вместо этого я сказала:

– Ну, просто посматривайте по сторонам, ладно? Дайте знать, если увидите их поблизости. Ну, я имею в виду, э-э, ангелов.

– Разумеется. – Отец Дом покачал головой. – Какая трагедия. Бедные души. Такие невинные. Такие юные. Ой. О, боже. – Он смущенно показал мне «Геймбой». – Рекорд.

В этот момент я и решила, что сегодня слишком засиделась в директорском кабинете. Весенние каникулы в академии при миссии отличались по срокам от моей старой школы в Бруклине, где по-прежнему училась Джина, так что приехав ко мне на каникулы в Калифорнию, она была вынуждена несколько дней таскаться за мной из класса в класс – по крайней мере, до тех пор, пока я не придумаю, как прогулять уроки и при этом не попасться. Сейчас Джина сидела на уроке мировой истории у мистера Уолдена, и я не сомневалась, что пока меня не было, она успела влипнуть во все неприятности, какие только можно.

– Ну ладненько, – выпалила я, поднявшись со стула. – Дайте знать, если услышите что-нибудь о тех ребятах.

– Да-да. – Отец Доминик снова переключил все свое внимание на «Геймбой». – Пока.

Готова поклясться, что, закрывая дверь его кабинета, я услышала, как он произнес нехорошее слово, после того как «Геймбой» издал предупреждающий писк. Но это так на него не похоже, что, должно быть, мне послышалось.

Ага. Конечно.

Глава 4

Когда я вернулась на урок всемирной истории, Келли Прескотт, мой друг Адам, Роб Келледжер – один из клоунов класса и приятель Балбеса – и тихий паренек, имя которого я никак не могла запомнить, как раз заканчивали доклад на тему «Гонка ядерного вооружения: кто победит?»

Как по мне, это было задание «для галочки». В смысле, после падения коммунизма в России не все ли теперь равно?

Наверное, в этом и была вся суть. Нам должно быть не все равно. Потому что на диаграммах, которые показывала группа Келли, оказалось несколько стран, у которых оружия и прочей ерунды гораздо больше, чем у нас.

– Ну ладно, – сказала Келли, когда я вошла в класс, положила пропуск на стол мистера Уолдена и отправилась на свое место. – В общем, как вы видите, США неплохо обеспечены ракетами и тому подобным, но вот что касается танков, китайцы наращивают военную мощь гораздо сильнее… – Келли указала на множество маленьких красных бомбочек на плакате. – И если им взбредет в голову, они запросто могут стереть нас с лица земли.

– Вот только в Америке, – заметил Адам, – оружия в частной собственности больше, чем во всей китайской армии, поэтому…

– Поэтому что? – спросила Келли. Я поняла, что в рядах группы докладчиков наметился раскол. – Что сделают пистолеты и ружья против танков? Я прямо вижу, как мы все становимся в ряд и палим изо всех стволов по танкам, на которых китайцы нас попросту давят.

Адам закатил глаза. Он был далеко не в восторге, когда его записали в одну группу с Келли.

– Ага, – поддакнул Роб.

Оценка за групповые проекты складывалась из нескольких составляющих, тридцать процентов ставили сразу за участие каждого в докладе. Вероятно, это «ага» и было вкладом Роба.

Парень, имени которого я не знала, не сказал ни слова. Он был высок, худощав и носил очки. Нездоровая бледность кожи явно указывала на то, то он редко ходил на пляж. А КПК в кармане его рубашки объяснял, почему.

Сидевшая сзади Джина передала мне записку на страничке, выдернутой из блокнота, в котором она рисовала.

«Где ты шлялась, черт возьми?» – желала знать подруга.

«Я же тебе говорила, со мной хотел встретиться директор», – дописала я.

«Зачем? – не сдавалась Джина. – Ты снова взялась за старое???»

Я не винила ее за этот вопрос. Скажем так, в нашей школе в Бруклине мне частенько приходилось прогуливать уроки. Ну а чего вы ожидали? Я была единственным медиатором на все пять районов Нью-Йорка. Это до фига привидений! Здесь мне, по крайней мере, время от времени помогал отец Ди.

«Ничего подобного, – написала я в ответ. – Отец Дом курирует наш ученический совет. Мне нужно было согласовать с ним кое-какие наши последние расходы».

Мне казалось, эта тема окажется настолько скучной, что Джина от меня отстанет. Фигушки!

«И? Кое-какие – это какие? – спросила она. – Я имею в виду, ваши расходы».

Неожиданно у меня вырвали блокнот из рук. Я подняла голову и увидела Ки-Ки, которая стала моей лучшей подругой, когда я переехала в Калифорнию. На уроках истории Ки-Ки сидела передо мной, и сейчас она что-то лихорадочно царапала в блокноте. Не прошло и минуты, как Ки-Ки сунула мне его обратно.

«Ты слышала? – написала она своим размашистым почерком. – В смысле, о Майкле Медуччи?»

«Наверное, нет, – ответила я. – А кто это – Майкл Медуччи?»

Прочитав мой вопрос, Ки-Ки скорчила рожицу и указала на стоящего перед классом парня, того самого, с нездоровой бледностью лица и КПК.

«О!» – одними губами протянула я. Эй, я пришла в академию при миссии всего два месяца назад, в январе. Ну подайте на меня в суд за то, что я еще не всех знаю по именам.

Ки-Ки склонилась над блокнотом и строчила там что-то так долго, будто роман писала. Мы с Джиной обменялись взглядами. У Джины в глазах плясали смешинки. Кажется, она находила мою жизнь на Западном побережье крайне забавной.

Наконец я получила блокнот обратно. Ки-Ки явно торопилась, когда писала: «Майк – тот самый парень, который вел второй попавший в субботу ночью в аварию автомобиль. Ну помнишь, ту, на шоссе, на побережье, где погибли четыре ученика РЛС».

Ого, подумала я. А в дружбе с редактором школьной газеты однозначно есть свои выгоды. Ки-Ки каким-то образом удавалось разведывать все обо всех.

«Я слышала, он возвращался от друзей, – писала она. – Опустился туман, и, наверное, они до последнего не видели друг друга, после чего попытались разминуться. Его машина врезалась в насыпь, а их – сломала дорожное ограждение и упала в море с высоты шестидесяти метров. В той машине никто не выжил, но Майкл отделался парой треснувших ребер из-за сработавшей подушки безопасности».

Я уставилась на Майка Медуччи. По парню не скажешь, что он буквально на выходных попал в аварию, в которой погибло четыре человека. Он выглядел как мальчишка, который, возможно, слишком засиделся вечером за видео-играми или в чате «Звездных войн». Я находилась слишком далеко, чтобы разглядеть, не дрожат ли его пальцы, держащие диаграмму, но что-то в вымученном выражении его лица подсказывало мне, что так оно и есть.

«А если учесть, что буквально месяц назад его младшая сестра – ты ее не знаешь, она учится в восьмом классе – чуть не утонула на какой-то вечеринке у бассейна и с тех пор лежит в коме, то ситуация становится особенно трагичной. Вот тебе и пример семейного проклятия…»

– В заключение хочется добавить, – произнесла Келли, даже не попытавшись сделать вид, что не читает с карточки с тезисами, и выпалив слова так быстро, что они слились в сплошной речитатив, который невозможно было разобрать, – что-Америке-надо-тратить-гораздо-больше-средств-на-наращивание-военной-мощи-поскольку-мы-сильно-отстаем-от-китайцев-и-те-могут-напасть-на-нас-в-любой-момент-спасибо.

Мистер Уолден сидел, закинув ноги на стол и пристально глядя поверх наших голов на океан, который достаточно хорошо виден из большинства окон кабинетов академии при миссии. Осознав, что в классе неожиданно воцарилась полная тишина, он вздрогнул и опустил ноги на пол.

– Очень хорошо, Келли, – сказал мистер Уолден, хотя было очевидно, что он ни слова не слышал из ее доклада. – У кого-нибудь есть к Келли вопросы? Ладно, отлично, следующая группа…

Тут мистер Уолден удивленно уставился на меня.

– Э-э, – как-то странно запнулся он. – Да?

Поскольку я руки не поднимала и не подавала никаких других знаков, что мне есть что сказать, он немного застал меня врасплох. А потом позади меня раздался голос:

– М-м, прошу прощения, но это заключение – что мы, то есть страна, должны начать наращивать наш военный арсенал, чтобы конкурировать с китайцами – звучит, как по мне, крайне непродуманно.

Медленно обернувшись, я пристально поглядела на Джину и встретила ее открытый и честный взгляд. И все же я ее знала.

Джина заскучала. Именно подобные вещи она и вытворяла, когда ей было скучно.

Мистер Уолден с заинтересованным лицом выпрямился на стуле и сказал:

– Похоже, гостья мисс Саймон не согласна с вашим выводом, группа номер семь. Что вы можете возразить?

– В чем именно непродуманно? – потребовала разъяснений Келли, не потрудившись посовещаться с членами своей группы.

– Ну, мне просто кажется, что деньги, о которых вы говорили, лучше было бы потратить на что-нибудь другое, – развила свою мысль Джина, – вместо того, чтобы стремиться сравняться с китайцами по количеству танков. Ну то есть какая разница, что у них больше танков? Вряд ли они смогут подогнать их к Белому дому и заявить: «Ну все, сдавайтесь, капиталистические свиньи!» Я к тому, что нас ведь разделяет немаленький такой океан, так же?

Мистер Уолден чуть ли не в ладоши захлопал от радости.

– И какое же лучшее применение вы предлагаете этим деньгам, мисс Августин?

Джина пожала плечами.

– Ну разумеется, на образование.

– Какой толк в образовании, – спросила Келли, – если тебя атакует танк?

Стоящий рядом с Келли Адам выразительно закатил глаза и отважился вставить свои пять копеек:

– Возможно, если мы будем получше учить будущие поколения, они смогут все вместе избежать войны при помощи конструктивной дипломатии и разумного диалога со своими собратьями.

– Ага, в яблочко, – согласилась Джина.

– Простите, вы что, все на крэке? – поинтересовалась Келли.

Мистер Уолден бросил в сторону седьмой группы мел, который с грохотом врезался в их плакат, отскочил и упал на пол. В этом не было ничего удивительного. Он частенько швырялся мелом, если ему казалось, что мы не уделяем предмету должного внимания, особенно после ланча, когда мы сидели немного осоловелые, переев корн-догов.

А вот реакция Майка Медуччи, когда мел стукнулся о плакат, который Майкл держал в руках, была далека от обычной. Он с криком выронил плакат и присел – реально присел, закрыв лицо руками, – словно на него несся китайский танк.

Мистер Уолден ничего не заметил. Он все еще был вне себя.

– Вам полагалось, – рявкнул он на Келли, – подготовить серьезные доводы. Требование, чтобы оппоненты ответили, принимают ли они крэк, не похоже на убедительную аргументацию.

– Ну серьезно, мистер Уолден, – возразила Келли, – если бы они только посмотрели на диаграмму, то увидели бы, что у китайцев гораздо больше танков, чем у нас, и этого не изменит никакое образование в мире…

В этот момент мистер Уолден заметил, как Майк Медуччи встает из своей защитной позы.

– Медуччи, – резко спросил он, – что с вами?

И я поняла, что мистер Уолден не в курсе, как Майк провел уикенд. Возможно, он и о коматозной сестре ничего не знал. Для меня всегда оставалось тайной, как Ки-Ки умудрялась выведать все эти вещи, о которых не имели представления даже наши учителя.

– Н-ничего, – заикаясь, пробормотал Майк, побледнев сильнее обычного. Он как-то странно выглядел. Я не могла точно сказать, что с ним не так, но это было нечто большее, чем просто обычное смущение ботаника. – И-извините, мистер У-уолден.

Скотт Тернер, один из дружков Балбеса, сидящий через несколько парт от меня, пробормотал:

– И-извините, мистер У-уолден.

Скотт говорил тихим фальцетом, но все равно достаточно громко, чтобы его услышал каждый человек в классе – особенно Майкл, на бледном лице которого наконец-то появилось немного румянца, как только его ушей достигло хихиканье одноклассников.

Одной из функций вице-президента десятого класса является необходимость поддерживать дисциплину среди одноклассников во время заседаний ученического совета. Но я принимаю свои обязанности близко к сердцу, поэтому стремлюсь обращать внимание непослушных сверстников на их поведение каждый раз, как посчитаю нужным, а не только во время собраний совета.