Текст книги "Обладание"

Автор книги: Мэдлин Хантер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Мэдлин Хантер
Обладание

Пролог

1324 год

Аддиса удивило то, что колдунья приказала ему явиться сегодня. Обычно она прибегала к его услугам только в те ночи, когда луна входила в свою завершающую фазу и становилась полной. Тем не менее он повиновался и, оставив загон, где ухаживал за принадлежавшими ее отцу лошадьми, направился к домику, расположенному у самой опушки леса. Он прекрасно осознавал, что, узнай ее отец об их тайных свиданиях в сосновой чаще, при тусклом свете парящего в небесах над кронами деревьев круглого белого диска, его ожидает неминуемая смерть, но все же шел. Аддис уже научился пользоваться теми редко выпадающими моментами, когда можно было получить хоть капельку человеческого тепла, какими бы странными путями не приходила к нему такая возможность.

Аддис нашел ее подле дома. Колдунья держала за уздечку оседланного коня, и это удивило его намного больше, чем само приказание явиться к ней. Обычно она звала его к себе под каким-то предлогом и поручала ту или иную работу, чтобы заполнить оставшиеся до темноты часы…

В течение первого года его рабства она довольно часто вызывала его, а потом сидела у двери, наблюдая за тем, как он что-нибудь подправляет в доме или перекапывает дорожки во дворе. Она обучила его своему языку и потребовала, чтобы он помог ей выучить его речь, так что, в конце концов, они смогли общаться, хоть и с некоторым трудом, но без всяких тонкостей. Почти так же откровенно она напрямую призналась ему как-то в своих подозрениях: колдунья полагала, что он вовсе не простолюдин, а скорее рыцарь. Видимо, из-за своего призвания жрицы она испытывала потребность особого рода, для чего как раз он и подходил как нельзя лучше. Попав сюда, Аддис подсознательно был готов к тому, что его принесут в жертву под сенью деревьев, – подобная участь ожидала многих рыцарей, оказавшихся в плену у языческих варваров, – но вместо этого он, раздетый донага, занимался любовью с колдуньей, пока она нараспев бормотала молитвы, обращенные к своему лунному богу.

На ее лице застыла суровая маска, и выражение не смягчилось даже при приближении Аддиса. В лучах предзакатного солнца на коже вокруг глаз и в уголках ее рта проступали тонкие морщины – следы беспощадного времени. Перед Аддисом стояла уже немолодая и довольно худощавая женщина – посты и самоотречение были неотъемлемой составляющей ее колдовства.

– Не ожидал я такого, – произнес он на балтийском языке. За прошедшие годы между ними установились отношения, позволявшие им обращаться друг с другом без особых формальностей. Пусть он раб, а она – дочь кунигаса, священника, но два человека не могут постоянно предаваться плотским утехам, оставаясь при этом чужими людьми.

– Мне нужны кое-какие растения, которые можно собрать только возле реки. Ты мне поможешь.

Очередной сюрприз! Она подняла стоявшую у двери большую корзину и протянула ему. Сверху корзину прикрывал кусок ткани, но по весу Аддис почувствовал, что в ней что-то лежит.

Снедаемый любопытством, он помог колдунье подняться в седло и, взяв коня за поводья, повел к извилистой лесной тропе, ведущей к речке. На протяжении всего пути она не проронила ни слова, Аддис же гадал, видел ли кто-либо из обитателей большого дома или разбросанных вокруг хижин поменьше, как они уходили, и, если да, то не захотелось ли этому человеку проследить за ними. Никогда прежде она не проявляла такой безрассудности, подвергая риску его жизнь.

Они вышли из леса на берег реки, где деревья покорно расступались, уступая место болотистой почве, покрытой сплошной стеной высокого камыша. Аддис помог колдунье спешиться и привязал поводья к тонкому стволу молодого деревца.

– Наш король откажется от крещения, – сказала она вдруг. – Мы услышали об этом сегодня утром. Он дождется прибытия папских легатов этой осенью, чтобы сообщить им свое решение. Но выбор уже сделан.

Аддис почувствовал, как сердце глухо ухнуло в груди. До него уже доходили разговоры о том, что их король вел переговоры с Папой. Предполагалось, что будет заключена политическая сделка, целью которой являлось заручиться поддержкой Папы в прекращении священных войн против Балтии, возглавляемых тевтонскими рыцарями. Для этого королю, а вместе с ним и подданным, необходимо было принять христианскую веру Рима.

Аддис намеренно душил зарождавшуюся в сердце надежду, вырывая с корнем пробивавшиеся в душе ростки, жадно стремящиеся к блеснувшему свету свободы, но нескольким сильным побегам все же удалось выжить, и теперь они буйно расцвели, как дикие цветы, проглядывающие у него под ногами сквозь густую траву позднего лета. Обращение короля в другую веру могло даровать Аддису освобождение. Но холодные пальцы разочарования стальной хваткой сжали сердце, упрятав эти надежды в темные закоулки души, где он привык хоронить все свои эмоции.

– Снова начнутся войны и, надо думать, еще более жестокие, чем в прошлом году, – продолжала колдунья. – Снова появятся рыцари с благими намерениями и оголенными мечами. И еще много чего надо ждать… Но в народе многие недовольны даже тем, что король вообще позволил себе думать о чем-то подобном. Им наверняка захочется умилостивить оскорбленных богов, и на этот раз бахораю не удастся остановить их.

Аддис услышал необычную нотку в ее голосе – нотку предупреждения, предостережения.

– Твой отец знает?

– Про нас – нет. Про тебя… возможно. Иногда он намекает кое на что. Я поднимаю его на смех, и тогда он резко обрывает разговор. Ты знаешь, он в восторге от того, как ты управляешься с лошадьми, но даже это твое умение… оно наводит на определенные мысли. Так что отец временами задумывается. И вообще, не похож ты на простолюдина. Слишком статный, горделивый. Я объясняю ему, что ваш народ выше ростом, но…

Аддис почувствовал, что опасность приобретает для него слишком реальные очертания, более реальные, чем когда-либо за шесть лет, прошедшие с того дня, когда они обнаружили его среди трупов, оставшихся после райзе. Он был в сознании, видел, как они приближались, и ему с трудом удалось стащить с себя накидку с гербом и большую часть доспехов. Если у обнаруживших его и возникли какие-то сомнения, его спасло то, что вражеские воины нашли рядом другого рыцаря, целого и невредимого, без единой царапины, которого в тот же вечер и сожгли, чтобы умилостивить своих богов. За прошедшие с той поры годы завидное умение обращаться с лошадьми снискало Аддису благорасположение племени и обеспечило относительную безопасность. Лошади у этого народа почитались как священные животные.

Колдунья по имени Эвфемия зашагала прочь. В ее походке угадывалось сковывающее женщину напряжение, костлявые руки были плотно прижаты к бокам.

– Жди здесь. Я соберу травы и скоро вернусь.

Голос прозвучал низко и хрипло. Ее фигура постепенно скрывалась в высоких прибрежных зарослях. Опустив взгляд, Аддис обнаружил, что она не взяла с собой корзину. Подхватив ее, он окликнул колдунью. Она обернулась; из-за зелени были видны только голова и плечи. За спиной колдуньи неугомонно рокотала река, почти заглушая его голос; воздух был наполнен свежестью, исходившей от воды и земли. Эвфемия странно взглянула на него, ее темные глаза загадочно блестели, взгляд скользнул по фигуре, словно запоминая образ Аддиса. Не обращая внимания на корзину, которую он ей показывал, жрица отвернулась и исчезла, оставив его в полном одиночестве.

Один. Шорохи леса и всплески воды стали вдруг оглушительными. Конь нетерпеливо переступил с ноги на ногу, передернув холкой. Нагруженная корзина оттягивала руку. Не может же она… Во рту у него пересохло от страха и надежды. Он посмотрел на коня, перевел взгляд на петляющую вдоль реки тропу, затем взглянул в ту точку, где в последний раз мелькнули черные волосы колдуньи. От возбуждения кровь запульсировала в висках, в ушах зашумело – болезненные ощущения, почти забытые за прошедшие в плену годы. Сдернув кусок ткани, Аддис заглянул в корзину.

В ней лежали два кинжала, немного хлеба и соленой свинины. Еще что-то блеснуло под едой. Он запустил руку в корзину, пошарил по дну и извлек на свет два предмета. В его ладонях засверкали два золотых браслета, которые Эвфемия надевала во время праздничных церемоний.

Аддис еще раз взглянул туда, где исчезла колдунья. Не придется ли ей расплачиваться за содеянное? Она – дочь кунигаса, жрица, исполняющая древние ритуалы поклонения богу Луны и богу Солнца. Наверное, у них не хватит смелости усомниться в истории, которую она им предложит.

Он пожалел о том, что она так ничего и не сказала ему напоследок. Все эти годы он запрещал себе привязываться к ней или к кому бы то ни было другому, ибо это в какой-то мере означало бы, что он сдался. Однако если и был кто-то в этой чужой стране, кого он мог бы назвать другом, то это она. Аддис на мгновение ощутил прилив ностальгической боли и благодарности.

Наверняка она рискует из-за него. Последний сюрприз – после того как она ясно дала понять, что тогда, под луной, на самом деле с ней был не он, а всего лишь безликое тело, которым пользуется бог Менулий для слияния со своей жрицей. Впрочем, каковы бы ни были причины, побудившие ее дать ему шанс обрести свободу, он от такой возможности отказываться не намерен.

Огонек надежды, столь долго подавляемый им, запылал ярким факелом, призывая его к действию. Аддис одним движением взмахнул в седло, отметив про себя, что конь – один из лучших в отцовском табуне. Быстро привязав корзину к седлу, он обнаружил сбоку небольшой, наполненный припасами кожаный мешочек. Эвфемия хорошо о нем позаботилась.

Задержавшись на мгновение, он бросил последний взгляд в сторону реки. С высоты ему удалось разглядеть черноволосую голову. Эвфемия смотрела на воду. Одними губами произнеся слова прощания, он пришпорил коня и отправился в путь.

Глава 1

Уилшир, Англия, 1326 год

Мойра почувствовала опасность прежде, чем услышала доносившиеся звуки. Она склонилась над очагом, чтобы подогреть немного воды, и вдруг ощутила, как страх, словно поднявшись из земли, пополз по ногам и змеей заструился по спине. Она замерла, и в этот момент отдаленный грохот, похожий на гром, раздался в прохладном рассветном воздухе, наполнявшем комнату через распахнутую дверь. Тревожный звук быстро нарастал, и она опрометью бросилась к порогу. Выйдя на крыльцо, Мойра рассмотрела в утренней дымке нескольких всадников, которые приближались к ней.

Они спускались по склону холма, на вершине которого красовался особняк владельца Дарвентона, и направлялись к деревне – четыре темных силуэта, в коротких плащах, крыльями развевающихся у них за спинами, будто летели на своих резвых жеребцах, напоминая соколов, мчащихся сквозь серебристый туман.

Метнувшись к убогой лежанке в углу, она склонилась над набитым соломой тюфяком и принялась тормошить лежащее на нем маленькое тело:

– Брайан, вставай быстрее! Вставай же!

Бронзовые от солнечных лучей руки и ноги зашевелились, потягиваясь в сладкой истоме, но Мойра резко дернула за запястье, не давая мальчику понежиться.

– Быстрее, малыш! Давай, давай! Ты все знаешь. И помни, ни звука, как я тебя учила!

Голубые глаза тревожно заморгали, и мальчик поспешил за ней к окну в дальней стене комнаты. По доносящемуся звуку копыт она поняла, что всадники уже приближаются к крайним домам. Брайан повис на подоконнике, перегнув наружу голову с взъерошенными светлыми волосами. Спустя несколько секунд он понял, в чем дело, и с пониманием обернулся к ней.

– Беги туда, куда я показывала, и схоронись получше. Не выходи, не показывайся, что бы ты ни услышал, – велела Мойра, с силой подталкивая малыша в спину.

«Даже если услышишь мой крик», – добавила она про себя.

Проводив его взглядом, пока он не скрылся за углом сарая, в котором хранились ее корзины, Мойра прикрыла ставни и уселась на узкую кровать. Быстрыми движениями она собрала растрепанные волосы в узел на затылке и перехватила его лентой, расправила покрытую пятнами сорочку из домотканого холста и потянулась к корзине с шитьем. Достав порвавшуюся занавеску, она сделала вид, что занята штопкой.

Мойра изо всех сил старалась сохранять спокойствие, но дикий топот конских копыт с каждой секундой становился все ближе. Всадники в деревне не задержались. Они направлялись сюда, к этому дому. Муторная волна страха подкатила к горлу, и Мойра сжала зубы, стремясь перебороть его.

Бешеный топот галопирующих лошадей стих: двое всадников остановились перед домом. Мужчины спрыгнули с коней и направились к крыльцу. Ввалившись в дом, они принялись оглядываться по сторонам.

– Где мальчишка? – спросил один.

– Какой мальчишка? Здесь никого нет. Мужчина неспешно подошел к большому сундуку у стены, открыл его и начал копаться в сложенной одежде. Мойра не протестовала. Ничего из вещей Брайана там не было, и вообще им не так-то просто будет обнаружить следы пребывания мальчика в доме. К этому дню она тщательно готовилась заранее, хотя прошедшие годы почти убедили ее в том, что о нем совсем позабыли, и, следовательно, он в безопасности.

Второй мужчина схватил ее за руку и рывком поднял с кровати:

– Признавайся, где он, иначе тебе несдобровать.

– Нет здесь никакого мальчика. И сыновей у меня нет. Не понимаю, чего вы от меня хотите.

– Все ты отлично понимаешь, – произнес еще один голос.

Она обернулась к двери и увидела стоящего в проеме высокого худощавого мужчину. В неярком утреннем свете его длинные белокурые волосы казались седыми.

– Рэймонд!

С мягкой улыбкой Рэймонд Оррик, дядя Брайана, вошел в комнату, поблескивая рыцарскими доспехами. Он сделал ленивый жест, и сдавливавшая ее запястье рука ослабила хватку.

– Прости их, Мойра. У меня и в мыслях не было напугать тебя. Нас задержали в деревне, и они уехали вперед. Они думали…

– …думали, что я крестьянка и не заслуживаю даже элементарной вежливости.

Он подошел ближе к очагу, окинул взглядом убогую комнату, все убранство которой составляли два сундука, кровать, стол и несколько табуретов. Наконец взгляд его остановился на соломенном тюфяке.

– С ним все в порядке?

Мойра придвинулась поближе к Рэймонду, бросая опасливые взгляды на двух незнакомцев. Даже если они его пленники, говорить об этом при них все равно не стоило.

– Да, с ним все в порядке.

Рэймонд улыбнулся знакомой улыбкой, которую она так часто видела на его лице с пятнадцатилетнего возраста. Такой улыбкой всемогущий феодал мог одарить своего любимого слугу. Однако она ему не служила, во всяком случае в том смысле, в котором ему больше всего хотелось бы.

– Ты сделала все, как надо, но мы приехали забрать его с собой.

– Забрать?

– Время пришло.

Болезненный комок подкатил к горлу. Она пожалела, что не солгала, будто Брайан умер во время свирепствовавшей летом лихорадки. Мойра почувствовала, что в доме появился еще один человек.

– Здесь он в большей безопасности, – заявила она.

– Время пришло, – повторил Рэймонд уже более твердым тоном.

– Нет. Это неразумно, ты сам прекрасно понимаешь. Перед смертью твоя сестра Клер попросила меня позаботиться о сыне. Ты согласился, потому что знал – мальчика можно здесь спрятать. Если ты сейчас увезешь его в свой дом в Хоксфорде, об этом тут же узнают люди, которые желают ему зла, и его отберут у тебя. Ты не сможешь противостоять тем, кто совершает преступления, прикрываясь именем короля.

Последний из прибывших мужчин направился к ним. Обойдя вокруг нее, он подошел к камину и остановился рядом с Рэймондом.

– Где мальчик? – спросил он повелительным тоном, требующим ответа.

Резко повернувшись, Мойра посмотрела на него. Он был выше Рэймонда и шире в плечах, волосы у него были такие же длинные, но не белокурые, а темные. На нем были необычные, даже странные брюки; ни доспехов, ни меча она не заметила. Рассмотреть его лицо в тени было трудновато, однако впечатление он производил отнюдь не дружелюбное.

Рэймонд перевел взгляд на мужчину и, казалось, немного сжался, чувствуя превосходящую силу стоявшего рядом. Такое поведение было совсем не свойственно Рэймонду, очень высоко ценившему себя и никогда не терявшему достоинства.

– Где мальчик? – повторил мужчина.

Рэймонд многозначительно взглянул на Мойру и сделал шаг в ее сторону – то ли подавая сигнал, что снимает с себя ответственность за происходящее, то ли, чтобы защитить ее, – этого она понять не смогла. При этом движении пламя очага неожиданно осветило лицо незнакомца.

У нее перехватило дыхание.

«Не может быть! Этого не может быть!».

Из отступающих теней возникло красивое мужественное лицо с резко очерченными чертами. Глубоко посаженные глаза встретились с ее ошеломленным взглядом; он внимательно рассматривал ее, а она неотрывно глядела на танцующие золотистые огоньки в его глазах, оттеняемые неярким пламенем. Он слегка повернулся, и Мойра едва не вскрикнула, увидев резко контрастирующий с коричневой от загара кожей бледный шрам, который пересекал левую сторону его лица от лба до самой челюсти.

«Не может быть!»

– Ты знаешь, кто я?

Она догадывалась, на кого он похож или кем он мог быть, об этом свидетельствовали и шрам, и глаза, и темные волосы. Но больше ничто не напоминало об этом человеке… Чужими были подозрительность и опасность, волнами исходившие от мужчины и придававшие его лицу резкое выражение. И уж конечно, чужими были странные одеяния, в которых он походил на варвара-мародера. В слабом свете, исходившем от очага, она рассмотрела, что одежда его сшита из оленьей шкуры, а не из тканого полотна. Доходившая почти до колен туника без рукавов обнажала жилистые сильные руки. Ноги были полностью затянуты в кожаные брюки, похожие на узкие трубочки. Тунику украшал оранжевый бисер, искрящийся отблесками огня в камине.

– До этого ты разговаривала довольно смело, женщина. Что же теперь? Отказываешься верить собственным глазам?

– Я им действительно не доверяю, потому что человек, на которого ты похож, вот уже восемь лет как мертв.

– Как видишь, я не мертв и я не призрак.

– Если ты тот, за кого себя выдаешь, то должен знать меня.

Рассеченная шрамом бровь вопросительно приподнялась.

– Подойди сюда.

Она шагнула ближе, и он всмотрелся в ее лицо. Мойре с трудом удалось сохранить спокойствие под его пронзительным взглядом, изучающим и ощупывающим ее с неприкрытой откровенностью. И все же теперь, с более близкого расстояния, он уже не выглядел таким страшным, и в его чертах она обнаружила то, что напоминало ей прежнего красивого благословенного юношу, которого она когда-то знала. Лицо похудело и стало более жестким, однако высокие скулы и сильная линия челюсти остались прежними.

– В последние годы, когда я был сквайром у отца Рэймонда, Бернарда Оррика, при нем жила крепостная женщина по имени Эдит, – произнес он. – Ты – дочь Эдит, но за эти восемь лет ты здорово изменилась, повзрослела и теперь совсем уже не та пухленькая девчонка, которой была, когда я уезжал.

Внимательный и напряженный взгляд оценивающе скользнул вниз по ее фигуре и вновь вернулся к лицу. Их глаза встретились, восстанавливая открытую связь некогда близкого знакомства. В его взгляде мелькнуло что-то такое, от чего по спине Мойры пробежали мурашки.

Еще одно очко не в его пользу, и сомнения вновь охватили Мойру. Человек, за которого он себя выдает, никогда не смотрел на нее так – и никогда не стал бы этого делать.

– Полагаю, Рэймонд сказал, кто я, – проговорила она.

– Значит, Рэймонду ты тоже не доверяешь? Тогда нет ничего удивительного в том, что тебе удалось сохранить моего сына. Ты достаточно умна, чтобы не доверять никому, – такие уж времена наступили. Но даже Рэймонд не может знать, как я называл тебя, когда ты еще пешком под стол ходила и вечно путалась под ногами, правда?

Нет, Рэймонд, конечно же, не может знать ее прозвища, так много говорившего о ее детстве, внешности и статусе в доме Орриков. А если еще точнее – о незначительности статуса.

Протянув руку, он дотронулся до кончика ее носа, как часто делал это, когда она была совсем еще девчонкой.

– Ты – маленькая Мойра, Тень Клер.

Ее захлестнула волна потрясения, облегчения и одновременно радости и горечи. Отец Брайана, которого все так долго считали погибшим, вернулся за своим сыном.

– А теперь говори, где мальчик.

Горькое отчаяние и предчувствие неизбежности подавили все остальные эмоции. Она отвернулась, досадуя на себя за испытываемые чувства. Ведь она заботилась о Брайане по определенной причине, не так ли? Мальчик ей не принадлежал, и его место совсем не здесь. А перед ней сейчас стоит человек, во власти и силах которого сделать так, чтобы однажды Брайан занял подобающее ему положение и получил возможность вести тот образ жизни, для которого и был рожден.

Она должна испытывать счастье, а не опустошение, однако в душу закралось печальное предчувствия того, что ей предстоит разлучиться с Брайаном навсегда.

– Я покажу. Скажите остальным, чтобы они ждали здесь. Я не хочу, чтобы его напугали.

Рэймонд с двумя сопровождавшими остался в хижине, а они вдвоем вышли во двор и, обойдя строение, зашагали к стоявшему поодаль сараю. Приблизившись к сложенному для просушки тростнику, Мойра окликнула Брайана по имени. Сухие стебли зашуршали, и из них высунулась белокурая головка. Детские голубые глаза осторожно изучали незнакомца.

– Все в порядке. Выходи, не бойся.

Он выкарабкался и робко подошел к ней. Мойра отступила на шаг. Мужчина и мальчик испытующе смотрели друг на друга. Она мысленно похвалила малыша за то, что у того хватило такта не обмолвиться ни словом о шраме или одежде пришельца, хотя и то, и другое явно привлекли пристальное внимание мальчика. Он, такой маленький и смелый, стоял, стараясь не выказывать робости, перед незнакомым и, наверное, страшным мужчиной. Ее сердце сжалось при мысли о том, что сейчас эти двое оценивают друг друга, делая первые выводы.

Мойра снова приблизилась к мальчику, опустилась перед ним на колени, положив руки ему на плечи, и прикрыла глаза, стараясь впитать в свою память ощущения от прикосновения его крошечного тельца. «Возможно, больше никогда». Она пожалела о том, что этот день настал неожиданно. Знай она заранее, что это случится сегодня, она сводила бы его к ручью поиграть, а потом приготовила бы на обед что-нибудь особенное. К глазам подступили слезы, и она отвернулась, прикусив губу, чтобы не расплакаться прилюдно. Потом взяла себя в руки и сжала плечи мальчика, улыбаясь в ответ на читавшийся на его лице немой вопрос.

– Это Аддис де Валенс, Брайан. Твой отец.

– Мой отец умер. Он погиб в балтийском походе.

– Нет.

Он нахмурился, постепенно осознавая услышанное. Лицо ребенка внезапно исказила маска страха и паники, он бросился в объятия Мойры, пряча лицо у нее на груди. Крепко прижав мальчика к себе, Мойра раскачивалась, словно убаюкивая его, и мысленно молила Аддиса проявить чуточку терпения.

Его изуродованное шрамом лицо повернулось в сторону дома. Проследив за его взглядом, она увидела, что Рэймонд и остальные проследовали к нему. Возможно, они сочли, что Аддису де Валенс потребуется помощь, чтобы укротить семилетнего мальчишку. Она попыталась оторвать Брайана от себя, но тот лишь прижался к ней еще теснее. Не исключено, что они оказались правы.

Аддис твердой походкой подошел к ним, протянул руку и с силой оторвал от нее мальчика. Брайан попытался воспротивиться, но отец бросил на него резкий взгляд, который тут же утихомирил непокорного сына. Они зашагали прочь, а Брайан все еще не сводил с нее глаз, поворачивая свою белокурую головку туда, где осталась стоять Мойра, и словно взывая о помощи. Она подняла руку в успокаивающем жесте, прощаясь с мальчиком, которого в течение четырех лет считала своим сыном.

Аддис же шел, словно не замечая слез мальчика. Поравнявшись с Рэймондом, он коротко оглянулся в ее сторону.

– Не забудьте захватить женщину.

Солнечная комната[1]1
  Самая теплая комната, обычно расположенная на южной стороне дома, иначе говоря, – комната хозяина дома, в которой проводились советы с приближенными лорда.


[Закрыть] поместного дома Аддиса в Дарвентоне возвышалась над восточной половиной зала. Сам он стоял на верхней ступеньке лестницы перед дверью, ведущей в Солнечную комнату, и смотрел на царившее внизу оживление. Поместье досталось ему в качестве приданого, когда он женился на Клер. Впрочем, ценность его заключалась не в старом доме, стоящем на вершине холма и защищенном лишь двойным деревянным частоколом, а в прилегающих фермах.

По большей части мальчик все время старался держаться неподалеку от Мойры, но когда к нему подбегали дети прислуги, с которыми он уже успел познакомиться, Брайан мчался играть вместе с ними. Присутствие Мойры, разумеется, успокаивающе действовало на малыша, однако ему нельзя было оставаться ни здесь, ни в доме на окраине деревни. Деваться некуда – Аддису придется обеспечить надежное укрытие для сына, и чем раньше, тем лучше.

– Он похож на Клер, – заметил Аддис, обращаясь к стоящему рядом Рэймонду, брату покойной жены. Еще несколько часов назад он даже не подозревал о существовании сына. Сходство Брайана с умершей матерью тревожило его. Один только вид мальчика бередил в душе воспоминания о былом, и большая часть этих воспоминаний была отнюдь не радостной.

– Просто копия, – тихо откликнулся Рэймонд, кивая. Уловив ностальгические нотки в голосе приятеля, Аддис внимательно взглянул на Рэймонда. Они были хорошо знакомы с раннего детства – старшие мальчики двух друзей, обменявшихся сыновьями для воспитания и учебы. Аддис состоял оруженосцем при Бернарде, Рэймонд же служил его отцу Патрику. Его брак с Клер; сестрой Рэймонда, был предопределен в тот день, когда девочка только появилась на свет. «Идеальная пара», – говорили все вокруг, и они с Клер соглашались с ними. Прелестная девушка и статный юноша, которым судьбой предназначено быть героями романтической поэмы.

Нет, он не будет сейчас думать о Клер, хотя мысли о ней часто посещали его на протяжении двух лет, которые прошли с того дня, когда колдунья Эвфемия освободила его. Возможно, именно эти мысли о Клер стали причиной задержки его возвращения и привели его в Норвегию, где он пересидел две долгих зимы. В конце концов он заставил себя вернуться – и узнал, что волею Бога проблема, из-за которой он уехал, решилась сама собой, но вместо нее возникли неприятности гораздо более серьезные. Может быть, дело-то в действительности совсем не в Клер? Эвфемия сказала бы, что душа предчувствовала, что его ожидает.

Аддис жестом указал на Мойру. Она бесцеремонно устроилась в кресле лорда рядом с камином; с другой стороны, поблизости не было стульев или скамеек, где можно было бы присесть. Впрочем…

– Как получилось, что Брайан оказался у нее?

– После смерти твоего отца Клер благоразумно покинула ваш родовой дом в Барроуборо. Она вернулась к нам в Хоксфорд. Мойра прислуживала ей, как и прежде, а когда Клер заболела, то попросила Мойру позаботиться о сыне. Как только твой сводный брат Саймон захватил отцовские земли, всем стало понятно, что Брайан представляет для него угрозу как законный наследник и мальчику грозит неминуемая опасность. После смерти Клер Мойра привезла Брайана сюда. Твой сводный брат почти не знал Мойру и вряд ли мог заподозрить, что Брайан находится с ней.

Внизу суетились слуги, изредка поднимая голову, чтобы взглянуть на следящего за ними лорда. Прошлой ночью, когда он подъехал к воротам, они попросту отказались впускать его и тайно послали гонца за Рэймондом. Брат Клер, прибывший перед самым рассветом, намеревался вышвырнуть самозванца.

Аддис смотрел на сидящую в кресле Мойру: она закрыла глаза, откинув голову на спинку кресла. За восемь лет она очень сильно изменилась, и ему стоило больших трудов узнать ее. Рэймонд не сообщил, кто ухаживает за его сыном, однако как только он вошел в слабо освещенную хижину, женщина показалась ему смутно знакомой.

Старая сорочка зеленого цвета мешком висела на ней, однако свободная грубая ткань не могла скрыть ее крепкую грудь. Казалось, одежда, наоборот, лишь подчеркивала ее формы. Ни платка, ни вуали на ней не было, длинные спутанные каштановые волосы ниспадали на плечи; казалось, она только что встала после сна. Ее кожа была золотисто-бронзовой от солнца. Там, в хижине, у очага, когда она потрясенно смотрела на него, он обратил внимание на невероятную глубину ее светло-голубых глаз и на игравшие в них яркие искорки острого ума. Ему подумалось, что если вдохнуть запах этих волос, окажется, что они пахнут сеном и клевером. От этой женщины веяло теплом, покоем и природной чувственностью. Не удивительно, что Брайан отказывался покинуть надежное убежище ее объятий.

Мойра Фолкнер. Тень Клер. Тихая дочка Эдит, содержанки Бернарда Оррика. Отец Мойры был ирландцем и служил сокольничим. Он молча принял такое положение дел и в тот же день ушел из поместья; больше его никто никогда не видел. Мойра… Скромная, никем не замечаемая подружка по играм и наперсница блестящей и яркой Клер.

Аддис при всем старании не мог вспомнить почти ничего особенного, что касалось бы Мойры. За те несколько лет, проведенных в Хоксфорде, когда он служил оруженосцем Бернарда, он практически не разговаривал с ней. Но по неведомой причине глубоко спрятанные воспоминания, которые он не намеревался выпускать наружу, все же всколыхнулись под легким бризом, овевавшим его душу. Если не считать Рэймонда, из всех, кого он встретил после возвращения, она была единственным человеком, напоминавшем ему о той счастливой и беззаботной поре юношества.

Верно, она всегда выглядела лишь тенью блистающей красотой энергичной Клер. Если бы очаровательная Клер смогла бы сейчас войти в зал, Мойра растворилась бы в темной дымке рядом с ней. Именно это происходило со всеми в присутствии его жены, да и он сам наравне с остальными тоже мгновенно поддавался ее чарам. Однако сейчас, отдыхая в кресле, за одно прикосновение к которому она вполне заслуживала хорошей порки плетьми, Мойра выглядела чрезвычайно женственно и отнюдь не походила на тень.

– Она все еще крепостная?

– Дом и поле принадлежат ей. Если помнишь, когда мой отец отдал тебе Дарвентон в качестве приданого Клер, он упоминал фермы, принадлежащие вольным крестьянам. Одну из таких ферм получила мать Мойры Эдит. Когда Эдит умерла, ферма досталась дочери.

– Но ведь мать ее родилась вилланкой, так что и она должна оставаться крепостной, какое бы имущество ей ни принадлежало.

– Она утверждает, что мой отец перед смертью подарил Эдит и всем ее потомкам вольную. Меня при этом не было, а священник уже умер. – Рэймонд медленно, словно притворно дремлющий хищник, прищурил веки.

Аддис посмотрел туда, куда устремился его расчетливый взгляд. Ага, все ясно. Значит, сын Бернарда не прочь продолжить начатое отцом дело, но только с дочкой. Видимо, он уже пытался затащить ее в постель, но, скорее всего, получил отказ. Этим и объясняется его беспокойное поведение в доме Мойры. Рэймонд приберег щедрые дары Орриков, дожидаясь, когда она в конце концов придет к нему.