Текст книги "Уроки страсти"
Автор книги: Мэдлин Хантер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)
Впервые за последнее время она ощутила прохладу. Ощущение было таким приятным, что она решила продлить его и зачерпнула горсть воды, чтобы вылить ее на себя.
Щелкнула дверная ручка, и в комнату кто-то вошел, нарушив ее уединение. Федра замерла, потрясенная возбуждением, которое охватило ее тело и поколебало тщательно продуманные решения.
Она потянулась за полотенцем, лежавшим на табурете рядом с ванной, но ее опередила смуглая мужская рука.
Глава 14
Направляясь в комнату Федры, Эллиот был уверен, что она уже приняла ванну, и чуть было не ретировался, когда, открыв дверь, обнаружил, что ошибся. Не потому, что хотел пощадить ее скромность. Они уже миновали эту стадию.
При виде ее обнаженной фигуры у него пересохло во рту. Неподвижная и спокойная, она походила на статую. Время, казалось, остановилось, пока его взгляд скользил по совершенным изгибам ее спины и бедер, задержавшись на очаровательных ямочках чуть ниже поясницы. Она стояла, выпрямившись, горделиво расправив плечи.
Однако не вспышка желания заставила Эллиота помедлить, а чувство, более глубинное и примитивное. Инстинкт собственника, готового любой ценой защищать то, что он считает своим.
Это было непривычное чувство, как и ревность, которую он ощутил в саду. Непривычное и опасное. Эллиот вдруг осознал то, о чем старался не думать.
Он подошел к ней, и, пока любовался ее телом, Федра не шевелилась. Но когда Эллиот потянулся за полотенцем, она, словно испугавшись, с лихорадочной поспешностью попыталась схватить его.
На ее обнаженных плечах и протянутой руке сверкали капельки воды. Оба замерли, вцепившись в полотенце, как будто это был некий рубеж, разделявший их.
Инстинкт собственника снова заявил о себе. Она ведь не указала ему на дверь. Позволила не только войти, но и смотреть на нее. Она ничего не сделала, чтобы разрушить царивший в комнате чувственный настрой.
Федра сдалась, хотя и не осознала этого.
Эллиот отпустил полотенце. Федра схватила его и поспешно обернула вокруг себя, придерживая спереди. Затем перешагнула через бортик ванны и повернулась к нему.
От одного ее дерзкого взгляда можно было лишиться рассудка. Эллиот впервые понял мужчин, совершавших из-за женщин безумства.
Федра взглянула на его рубашку с закатанными рукавами, затем на брюки и босые ноги.
– У вас влажные волосы. Очевидно, вы тоже принимали ванну, – заметила она.
Федра повернулась к лохани, где еще пузырилась мыльная пена.
– Видимо, я слишком долго мылась.
Достаточно долго, чтобы стоять теперь перед ним, не имея ничего, кроме полотенца, которым можно прикрыть наготу.
Пропитавшись влагой, оно обрисовывало каждый изгиб ее тела.
Она шагнула к кровати, потянувшись к шнуру колокольчика.
– Надо позвать слуг, чтобы навели здесь порядок.
Эллиот перехватил ее руку, привлек к себе и прижался губами к ее плечу. От ее прохладной кожи исходил цветочный аромат.
Федра подавила вздох и попыталась сдержать чувственную дрожь, пронзившую ее тело.
– По-моему, я вас не приглашала.
– Увы.
– Думаю, нам не следует… – Она осеклась и тихо ахнула, когда он крепче обнял ее и принялся покрывать поцелуями ее шею.
– Вы пытаетесь меня соблазнить, – прошептала Федра.
– Ничего подобного. – Он еще крепче прижал ее к себе, лаская через влажное полотенце.
Она тихо рассмеялась:
– Это нечестно.
– Пожалуй. – Он принялся осторожно отгибать ее пальцы, придерживавшие полотенце на груди.
Но Федра лишь крепче вцепилась во влажную ткань. Несмотря на очевидное возбуждение, чувствовалось, что в ней нарастает протест. Эллиот скользнул руками под полотенце.
Федра задрожала, но не сдавалась.
– По-моему, я ясно сказала, что мы не можем быть друзьями.
– А я сказал еще в Неаполе, что не стремлюсь к этому. – Он снова попытался вытащить полотенце из ее пальцев. – Не упрямьтесь, мы оба хотим одного и того же, как бы вы это ни называли.
– Я называю это чертовски опасным искушением.
Эллиот снова поцеловал ее в шею. В его объятиях она казалась маленькой и хрупкой.
– Я хочу только провести с вами эту ночь.
– Я вам не верю. – Она не уточнила, в каком из этих двух утверждений сомневается. Возможно, в обоих.
Эллиот не стал спорить. Просто накрыл ее стиснутые пальцы своими, надеясь, что она прекратит сопротивление.
Если у Федры и были аргументы против подобного развития событий, они остались невысказанными. Постепенно ее тело стало податливым, пальцы разжались, и Эллиот понял, что она готова ответить на его страсть.
Полотенце соскользнуло вниз, и теперь ничто не препятствовало его ласкам. Ее гладкая кожа была прохладной, но источала внутренний жар, воспламенявший его кровь при каждом прикосновении. Эллиот накрыл ладонями округлости ее груди и принялся играть с упругими сосками, пока она не застонала. Склонив голову, Эллиот прижался губами к выемке у нее на шее, где лихорадочно билась жилка, свидетельствуя о силе ее желания.
Пожалуй, она слишком много думала о том, о чем думать не следует. Не стоит преувеличивать значение этой связи. В конце концов, она лишь получает и дарит наслаждение. Только и всего.
Это умозаключение было последней ясной мыслью, мелькнувшей в голове Федры. Эллиот быстро довел ее до состояния чувственной лихорадки, исключавшей всякую возможность разумно мыслить.
Пламя, которое он разжег в ее крови, уничтожило остатки здравого смысла, за который она пыталась цепляться. Как Федра ни напрягала свое затуманенное сознание, ей не удалось придумать ни одной разумной причины, которая заставила бы ее отказаться от этого мужчины.
За каждое наслаждение, которое Федра испытывала от близости с ним, стоило заплатить самую высокую цену, не думая об опасности.
Ей нравилось, что его руки делают с ней. Она упивалась медленными движениями его ладоней, скользивших по ее бедрам и животу, дразнящими прикосновениями его пальцев к ее груди. А тот факт, что она знала, что последует за этой прелюдией, делал наслаждение еще более изысканным.
Теперь, когда она сделала свой выбор, Федра чувствовали себя свободной. Бездумно, безрассудно, восхитительно свободной. После тщетных попыток противиться чувственному влечению капитуляция явилась для нее колоссальным облегчением, и она отдалась на волю чувств. У нее еще будет время подумать обо всем и взвесить все «за» и «против».
Почувствовав ее покорность, Эллиот повел себя не как соблазнитель, а как мужчина, который берет свое по праву. Федра не возражала. Ей было все равно.
Опустив веки, она наблюдала за его изящными руками, поглаживавшими ее соски. Федра выгнулась, подставив ему грудь и отчаянно желая большего. Все ее существо трепетало в предвкушении, не в силах контролировать эмоции, сводившие ее с ума.
Едва держась на ногах и прерывисто дыша, она попыталась повернуться в его объятиях, но Эллиот не позволил. Внезапно Федра почувствовала, что ее руки свободны, и отчаянно вцепилась в спинку кровати.
Оглянувшись, она увидела, что он раздевается.
– Не двигайся, – сказал он. – Ты очень красива в такой позе.
Федра закрыла глаза, сдерживая новую вспышку желания. Его примитивная сила пугала ее, сигнализируя об опасности.
Эллиот быстро избавился от одежды и шагнул к ней. Не успел он прикоснуться к ней, как Федру пронзила дрожь возбуждения. Его ладони легли ей на плечи, скользнули вниз по рукам, затем двинулись в обратном направлении.
– Не поворачивай головы. Оставайся в такой позе, что бы я мог видеть твое лицо.
Вопреки ее ожиданиям они не легли в постель, а остались там, где были. Руки Эллиота были везде, доводя ее до безумия. Лишь когда она начала стонать, инстинктивно выгибая спину и приподнимая бедра, он снова заключил ее в объятия.
Одной рукой он обнял ее, обхватив ладонью округлость груди. Другая рука скользнула вниз, в сокровенную расселину, пульсировавшую у нее между бедрами. Никогда в жизни Федра не испытывала ничего подобного. Наслаждение нарастало, становясь все более острым, нестерпимым. Когда наконец он вошел в нее, все ее существо жаждало завершения, но Эллиот продлил сладостную пытку, используя руки, чтобы возбудить ее еще сильнее.
Казалось, он точно знал, что ей нужно, приспосабливая свои движения к ее внутреннему ритму. Каждое мгновение этого невероятного восхождения он был рядом, направляя ее, даже когда напряжение внутри ее достигло предела и ее захлестнул поток блаженства.
Затем она снова оказалась в его объятиях, окруженная его теплом, прижатая к его влажному от пота телу. В наступившей тишине, где еще не отзвучало эхо ее восторженных криков, она слышала его тяжелое дыхание и чувствовала гулкие удары его сердца, бившегося в такт с пульсацией в ее теле.
Лежа рядом с Федрой, Эллиот наблюдал, как сквозь щели в ставнях начинают пробиваться лучи света. Скоро она проснется, и они отправятся осматривать храмы.
Будь его воля, он предпочел бы провести весь день в постели. Эллиот уже видел комплекс храмов, сохранившийся в этом форпосте древних греков. Руины Пестума служили иллюстрацией к тому, как изменялись эстетика и пропорции античных храмов во времени. Здесь было все – от тяжеловесной базилики, украшенной портиком с колоннами, до более изящного храма Геры.
Он уже видел эти руины, а Федра нет. Конечно, она не возражала против того, чем они занимались ночью, даже когда Эллиот потянулся к ней в последний раз, и они неспешно соединились, не переставая разговаривать. Однако едва ли они согласится продолжать в том же духе сутки напролет, как бы ему этого ни хотелось.
Пожалуй, им следует договориться о некоторых вещах, решил Эллиот, хотя и не представлял, о чем именно. Их отношения с Федрой нельзя было назвать обычной связью. В любом другом случае он мог рассчитывать хотя бы на временную верность, основанную на определенном взаимопонимании и договоренностях. К любой другой женщине он знал бы, как относиться.
А как относиться к Федре? Как к любовнице, возлюбленной? Она отвергла бы любой из этих ярлыков, впрочем, ни, один из них ей не подходил. И все же Эллиот не отказался бы продолжить эти отношения. Он бы с удовольствием одел ее в платья, достойные ее красоты, и окружил слугами, которых она не могла себе позволить.
Как к жене? Ни в коем случае, если он не хочет нарваться на ссору, хотя, возможно, это самое точное определение.
Как к доступной женщине, грешнице? Возможно, в обществе ее считают такой, но те, кто ее знает, не станут судить ее так строго.
Как к другу?
Эллиот примерил это слово к себе. Это был единственный статус, который Федра допускала для мужчин в своей жизни. Ночь настроила его на примирительный лад, и он, в свою очередь, попытался примерить это слово к ней.
Примитивная сущность, обитавшая у него внутри, пребывала в сытости и довольстве и по этой причине не отозвалась гневным рыком. Однако это не помешало ей заявить о себе более твердо и уверенно, чем в первый раз. Эллиот не мог игнорировать этот собственнический импульс, запрещавший даже думать о Федре как о друге. В дружбе было меньше определенности, меньше потребности в другом человеке и больше свободы.
Федра шевельнулась и потерла глаза. Приоткрыв их, она скользнула взглядом по их телам, образовывавшим выпуклости под одеялом, затем повернулась на бок и посмотрела на него.
– Придется поторопиться, если мы хотим осмотреть руины до полуденной жары, – сказала она.
– Можно отложить это на завтра.
Федра протянула руку и прошлась пальцами по его голой груди.
– Лучше сделать это не откладывая, пока ты не лишил меня последних сил.
Ее игривое настроение до смешного обрадовало Эллиота. Как и явный намек на то, что она не намерена прерывать их связь, как только они встанут с постели. Впрочем, он этого в любом случае не допустит.
– Эта ночь была настоящим безумием, – заметила Федра.
– В лучшем смысле этого слова.
– Как по-твоему, это солнце так действует на англичан, когда они приезжают сюда? У наших соотечественников уже сложилась традиция вести себя за границей в высшей степени странно, позабыв об английском здравом смысле. Ослепленные таким количеством солнечного света, мы лезем напролом, не подготовленные и не приспособленные к его воздействию.
– Мне не требуется средиземноморское солнце, чтобы желать женщину, тем более такую, как ты, Федра, – возразил Эллиот.
Впрочем, в ее наблюдениях было больше смысла, чем он согласился бы признать. Рядом с ней он находился на грани безумия, его поступками двигала страсть. И теперь он пожинал плоды этого безумия. Пойти на поводу у собственных прихотей в ущерб чувству долга и ответственности было ему несвойственно. Но чувства, которые возбуждала в нем Федра, не имели ничего общего с тем, что он обычно испытывал к женщинам.
Федра улыбнулась, но ее мысли были заняты чем-то другим. Возможно, она тоже пыталась найти определение ночной вакханалии.
– Пожалуй, ты прав. Дело не в солнце. А в удаленности от дома, от собственного прошлого, от долга – от всего, что формирует нас. Оказавшись вне привычного окружения, человек становится другим и спешит воспользоваться представившейся свободой. Возможно, иностранцы, приезжающие в Лондон, тоже ведут себя не так, как на родине.
– И возможно, объясняют собственное безумие туманами и дождями.
Федра рассмеялась и перевернулась на спину. Взгляд Эллиота прошелся по изящным складкам, образованным простыней вокруг ее груди и живота.
– Ты не боишься зачать ребенка? Вчера я был довольно беспечен, но впредь нам следует подумать о мерах предосторожности.
Ее ладонь скользнула на живот и замерла там.
– Зачем? Если окажется, что я беременна, я выращу ребенка, как моя мать вырастила меня. Для женщины вполне естественно рожать детей.
Конечно, Артемис Блэр родила и вырастила Федру, но она была практически замужем за Ричардом Друри. А их с Федрой отношения никак не оформлены.
– Надеюсь, ты не думаешь, что я откажусь от собственного ребенка?
Ее смех был слишком душевным, чтобы сойти за насмешку.
– Ты? О нет! Ты этого не сделаешь, даже если бы я попросила. Скорее будешь досаждать мне своей назойливостью. Впрочем, до сих пор, к несчастью, так и не удалось забеременеть, я уже потеряла надежду.
Похоже, она совсем не боится беременности. Столь неожиданный взгляд на этот предмет напомнил Эллиоту, что Федра живет в совсем другом мире и не похожа на других женщин. Любовница, жена, грешница, друг? Сколько бы он ни примеривал эти слова к Федре, ни одно из них не отражало ее сущности.
Эллиот приподнялся на локте и накрыл ее своим телом, наслаждаясь шелковистым теплом ее кожи.
– Думаю, – сказал он, глядя в ее смеющиеся глаза, – нам не следует противиться нашим желаниям. Давай позволим тебе быть такими же безумными, как наши соотечественники. Насладимся свободой под этим чужеземным солнцем, пока не придет время возвращаться в Неаполь.
Он прошелся кончиками пальцев по изящной линии ее щеки и почувствовал, как она едва заметно кивнула.
Склонив голову, Эллиот прижался губами к ее губам, не имея намерения получить то, что обещал ее кивок, прямо сейчас. Это был первый случай в его жизни, когда он поцеловал женщину, не ожидая и не требуя большего.
Глава 15
– Я потрясена, Эллиот. Прошлая неделя тоже была незабываемой, но превосходит все ожидания.
– Это превосходит только то, что ты уже видела, но далеко не все.
Они обменялись понимающими взглядами, как любовники, которые хорошо знают друг друга. Конечно, она имела в виду только остатки античных поселений, которые они уже посетили. И Пестум с его величественными руинами, и Амалфи, столь живописный, что казался созданным рукой художника, служили лишь отправной точкой для других, более потрясающих впечатлений.
Они задержались в Амалфи, очаровательном городке на берегу моря, дольше, чем это было необходимо, прежде чем отправиться по суше в Помпеи. Но даже это короткое путешествие на север Эллиот организовал так, что оно заняло три дня, хотя весь путь можно было проделать за одни сутки.
Прошлую ночь они провели в крохотной деревеньке, занимаясь любовью с какой-то отчаянной страстью. Возможно, оба понимали, что этой ночью закончится интерлюдия, которую они себе устроили. Проснувшись утром, Федра вдруг ощутила печаль. Впереди их ждали Помпеи и вместе с ними реальный мир, которого они старательно избегали.
Даже в улыбке ее тайного любовника она заметила грусть. Возможно, ей показалось, но взгляд Эллиота стал более серьезным и глубоким, чем в предыдущие дни, наполненные беззаботным весельем.
Он приехал в Помпеи из-за своей новой книги, однако Федра сомневалась, что его исследования были единственной причиной задумчивости, в которую он впадал время о времени.
– Подумать только, здесь проезжали колеса римских колесниц, – сказала она, коснувшись мыском туфли глубокой колеи в утрамбованной почве. – Мне нравится даже пыль, потому что эту же пыль здесь вздымал ветер две тысячи лет назад.
Эллиот взял ее под руку и повел к одному из зданий.
– Здесь находилась пекарня. Во многих отношениях она выглядит так же, как подобные заведения в наши дни.
Они вошли внутрь. Вдоль стен располагались глубокие ниши, предназначенные для печей. Нетрудно было представить себе людей, трудившихся здесь, и покупателей, приходивших за хлебом. Федра ощутила трепет, вообразив их ужас, когда Везувий начал извергать облака пепла, и отчаяние, когда он засыпал город, похоронив Помпеи и их население.
По раскопанным улицам бродили туристы – группами и поодиночке. Большинство – в сопровождении гидов, но Федра не нуждалась в их услугах. У нее был собственный гид в лице Эллиота Ротуэлла.
Они добрались до края раскопок. С окончанием сиесты работы возобновились. Выстроившись в цепочки, рабочие передавали друг другу корзины с землей, вскрывая погребенные под ней античные постройки. Другие катили тележки, вывозя землю за городские стены. Город медленно, квартал за кварталом, восставал из небытия.
– Полагаю, они записывают все свои находки, – заметила Федра. – Насколько я понимаю, это стандартная процедура при проведении раскопок.
– В прошлом раскопки велись исключительно в поисках ценностей, но теперь документируется все, что находят, вплоть до осколков керамики и кирпичей.
– А то, что находили раньше, как-нибудь документировалось?
– Монархи обычно ведут счет своим сокровищам, а короли Неаполя долгое время считали Помпеи своей собственностью. Конечно, отчетность, которая велась последние лет сто, далека от научной, но все сколько-нибудь значимое занесено в журналы.
Прохаживаясь вдоль края свежевырытой траншеи, Федра услышала легкое постукивание. Она чуть не забыла захватить с собой камею этим утром и вспомнила о ней, лишь когда Эллиот ушел, оставив ее собирать вещи.
И все из-за наслаждения, которое она получала с этим мужчиной. Теперь камея, засунутая в глубокий карман платья, постукивала ее по бедру, напоминая о себе: «Тук-тук-тук. Не забывай, зачем приехала сюда».
Наверное, Эллиот испытывает нечто подобное. У него были свои причины явиться сюда. Интересно, сколько ему понадобится времени, чтобы переключиться на другие цели, после того как он закончит исследования здесь, в Помпеях?
Жаль, что она не может облегчить его задачу. Когда они встретились в Неаполе, ее возмутила его уверенность, что она должна изменить мемуары. Он вел себя так, словно его долг по отношению к его отцу важнее, чем ее обязательства перед ее отцом. Но теперь ей было тошно думать, что ее чувство долга углубит пропасть, готовую разверзнуться между ними.
Солнце клонилось к западу. Вечерние тени удлинились, придавая особое очарование окружающему ландшафту.
Они замедлили шаг, остановившись на краю раскопок.
Федра задумалась. Вероятно, их отношения продлятся еще несколько дней. По крайней мере, до возвращения в Неаполь. Но это будет уже не то. Они не смогут и дальше притворяться, будто вправе распоряжаться своей жизнью и свободны от всех обязательств. А она больше не сможет пренебрегать своими принципами.
– Тебе следует разыскать управляющего, – сказала она.
– Ты же хотел заняться здесь своими исследованиями.
Эллиот медлил с ответом. Федра молча ждала, остро ощущая его близость. Это было не просто физическое возбуждение, а некое всеобъемлющее чувство, которое пронизывало все ее существо, возвещая, что их мысли сосредоточены друг на друге. Это была та же мучительная смесь восторга и печали, которая охватила ее утром, когда она проснулась.
– Да, пожалуй, пора. – Он взял ее за руку. – Пойдем. Я представлю тебя. Возможно, он знает о научных трудах твоей матери.
Рабочие не выразили протеста, когда Эллиот повел Федру через раскопки. Однако прекратили работу, наблюдая за ними. Эллиот понимал, что их внимание привлекла его спутница. Шляпа не скрывала ее рыжих волос и красоты. Федру трудно было не заметить, хотя она и приложила некоторые усилия, чтобы сделать свой наряд менее эксцентричным. Когда она явилась на прием у Алексии, модно одетая, то приковала к себе взгляды всех мужчин.
К ним приблизился мужчина в запыленной одежде, однако, судя по шляпе и сюртуку, он не был простым землекопом. Его темные глаза оценивающе прошлись по паре, вторгшейся на территорию раскопок, и на его губах появилась улыбка. Очевидно, он решил продемонстрировать любезность, а не строгость.
– Buongiorno, signore.[3]3
Добрый день, синьора (ит.).
[Закрыть] Мадам. – Он слегка поклонился. – Вы англичане?
– Да. Прошу прощения за вторжение. Я лорд Эллиот Ротуэлл, а это… – Эллиот запнулся на словах, которые так легко соскальзывали у него с языка в последние дни. Одно дело – называть Федру своей женой, разговаривая со скромными хозяевами гостиниц, и совсем другое – представить ее в этом качестве человеку, принадлежащему к более привилегированному сословию. – Это мисс Федра Блэр. Мы ищем Микеле Ардити, управляющего раскопками. В музее его нет, и мне сказали, что он должен быть здесь.
– Это я. Рад встрече, лорд Эллиот. Вы оказали нам честь своим визитом. Синьор Гринвуд еще на прошлой неделе предупредил меня о вашем прибытии, и я опасался, не случилось ли чего. Жаль, что вы не застали меня в Портиси и проделали такой путь понапрасну.
– Не совсем, – возразил Эллиот. – Мне всегда нравилось в Портиси.
Это была его первая встреча с Ардити. В прошлый раз, когда Эллиот посещал Помпеи, управляющий находился в отъезде. Он производил впечатление приятного человека, достаточно уверенного в своем положении, чтобы держаться приветливо, но без подобострастия.
Ардити широким жестом указал на раскопки:
– Здесь много нового и интересного. К сожалению, не которые находки не предназначены для женских глаз, да и местность довольно опасная. – Он задержал взгляд на Федре. – Синьор Гринвуд написал мне, что вы тоже приедете. Вы дочь Артемис Блэр?
– Да.
– Я знаком с ее переводами Плиния. Возможно, они уступают лучшим итальянским переводам, но для англичанки совсем неплохо.
Федра кивнула, принимая эту сомнительную похвалу.
– Я бы охотно взглянула на находки, которые предназначены для женских глаз. А потом могла бы подождать в здешней гостинице, пока лорд Эллиот осмотрит все остальное.
Ардити нашел эту идею превосходной и лично провел экскурсию по последним раскопкам.
Они обошли вокруг храма Фортуны и других руин возле форума и потратили немало времени, разглядывая жилые кварталы на виа ди Меркурио, вызвавшие большое волнение среди историков. Затем Ардити повел их к дому Фавна и долго рассказывал Федре о его назначении, пока целая армия мужчин усердно расчищала стены.
Когда они вышли из дома, Ардити подозвал одного из рабочих и отправил его куда-то с поручением.
– Я послал за Николо д'Апудзо, главным архитектором раскопок, – объяснил он. – Он покажет вам все, что вы захотите посмотреть, лорд Эллиот. Можете оставаться здесь до темноты, когда раскопки закрываются, и приходить сюда, когда пожелаете. Но считаю своим долгом предупредить вас, что местные гостиницы вряд ли устроят мисс Блэр. С вашего разрешения я провожу ее до Портиси. Вы можете заехать за ней в музей, когда освободитесь, и я расскажу вам, где можно снять комнаты, куда более приемлемые для вас обоих.
План Ардити всех устроил. Вскоре прибыл архитектор. Перепоручив Эллиота его заботам, Ардити предложил Федре руку. Эллиот проводил их взглядом, отметив, что управляющий не скрывает своего восхищения женщиной, оказавшейся под его опекой. Его цветистые комплименты можно было слышать даже на расстоянии.
Эллиота позабавил укол ревности, который он испытал, наблюдая за ухаживаниями Ардити. Пора научиться закрывать эту дверь, иначе он не запомнит ни слова из того, что слышал сегодня. Вопрос в том, осмелится ли он когда-нибудь оставить ее открытой.
Портиси представлял собой скопление великолепных вилл к западу от Везувия, построенных в классическом стиле, ставшем популярным в прошлом столетии. Словно кто-то собрал английские загородные дома и расположил их вдоль дороги, ведущей к морю.
Ардити предложил Федре провести ее по музею. Она не стала отказываться. Следуя за ним, она ждала удобного момента, чтобы задать ему интересующие ее вопросы, пока он увлеченно рассказывал истории находки того или иного артефакта.
Ардити растянул экскурсию, насколько это было возможно, но в конечном итоге она закончилась. Эллиот так и не приехал в музей, хотя до наступления темноты оставалось не более часа. Ардити устроил настоящий спектакль, отметив этот факт, и предложил ей выпить кофе у него в кабинете.
Уважающая приличия женщина наверняка не приняла бы подобное предложение. Но у Федры было собственное представление о приличиях.
– Лорд Эллиот говорил, что вы управляете всем комплексом, но, насколько я поняла, вы не занимаетесь раскопками как таковыми, – заметила она, когда они расположились в его просторном кабинете. Вдоль стен высились полки, заставленные образчиками античного искусства.
– Для ведения земляных и реставрационных работ у нас имеется штат архитекторов и других сотрудников. В мои непосредственные обязанности входят управление делами комплекса и руководство музеем, в котором мы сейчас находимся.
– Вы давно здесь?
– С 1807 года. Я был назначен Наполеоном. После его поражения и восстановления монархии меня попросили остаться на этом посту. При французах стиль нашей работы улучшился. Мы смогли внедрить импортные технологии в ведение раскопок. С возвращением Бурбонов ситуация изменилась. К сожалению, покойный король не оказывал нам поддержки. Восемь лет назад у нас осталось всего восемнадцать землекопов. Однако нынешний король заинтересован в возрождении города из пепла. Это наша история. Наше наследие.
Он продолжил в том же духе, рассказывая ей о методах раскопок и важной роли, которую лично он сыграл в превращении Помпеи в то, чем они стали. Все это время рука Федры покоилась на небольшом предмете, лежавшем у нее в кармане.
Когда его красноречие иссякло, Федра наконец смогла перевести разговор на то, что она хотела услышать от него на самом деле:
– Синьор Ардити, если позволите, я хотела бы узнать ваше профессиональное мнение по одному вопросу. Для меня это очень важно. Вряд ли кто-нибудь другой способен сделать это лучше вас.
Он слегка приподнял брови и поднял руки в уничижительном жесте:
– Разумеется, мисс Блэр, рад быть вам полезен.
Федра вытащила камею из кармана и положила ее на письменный стол.
– Мне сказали, что это древняя реликвия, найденная в руинах Помпей. Мне кажется, вы можете определить, так ли это.
Камея явно заинтересовала Ардити. Он долго смотрел на нее, затем взял в руки и подошел к окну.
– Откуда она у вас?
– Я предпочла бы не отвечать на этот вопрос.
Ардити нахмурился, разглядывая крохотные фигурки, изображенные на камее.
– К сожалению, должен сообщить вам, что это подделка. Правда, очень хорошая. Их довольно много, но нам так и не удалось выяснить, кто их делает. Я подозревал, что это дело рук одного из реставраторов, работавших здесь в прошлом. Но, кем бы он ни был, действовал он очень хитро. Изготавливал небольшие партии и сбывал их тайно, надо полагать, за неплохие деньги. Всегда найдутся нечистые на руку дельцы, готовые купить подобные вещи, не задавая лишних вопросов.
– Вы уверены, что это подделка?
– Настолько, насколько вообще можно быть уверенным в чем-либо.
Федре хотелось бы более однозначного ответа.
– Не могли бы вы объяснить, как вы догадались? Чтобы я не стала жертвой нечистоплотных дельцов в будущем.
– Это моя профессия. Для предмета, пролежавшего столько времени в земле, барельеф выглядит слишком гладким и безупречным. То же самое с оправой: на золоте должны быть вмятины и царапины. Но главное даже не в этом. Я уже двадцать лет надзираю за раскопками. Мы делаем все возможное, чтобы не допустить утечки ценностей, обнаруженных в пределах отведенной нам территории. Каждая находка документируется и заносится в каталог. Ни один предмет не покинет Помпеи, если только я лично не перевезу его в музей или не отправлю в Неаполь.
– А что, если эта камея была найдена до вашего появления здесь? Когда раскопки велись менее научными способами?
– Это ценный предмет. В те времена изделия из керамики, особенно осколки, могли попасть в отвалы или уйти на сторону. Но не драгоценности. Рабочего, укравшего подобную вещь, отправили бы на виселицу. Это подделка. Сожалею, если разочаровал вас.
Федра протянула руку. У Ардити был такой вид, словно ему не хочется расставаться с камеей, но после небольшой заминки он вложил ее в ладонь Федры.
Ардити бросил взгляд в окно:
– А вот и лорд Эллиот. Надо будет напомнить ему, что только красное вино способно промыть горло от пыли. В Помпеях даже пыль не такая, как в других местах.
Эллиот решил последовать совету Ардити и налегал на красное вино, пока они с Федрой обедали в гостинице в Портиси, где сняли комнаты.
Среди постояльцев было немало англичан. Они жили в роскоши, посещая раскопки и наслаждаясь гостеприимством неаполитанских аристократов, спасавшихся здесь от городской жары.
На сей раз Эллиот снял две комнаты и не стал выдавать Федру за свою жену. Хотя он не встретил в гостинице ни одного знакомого, нельзя было исключить, что кто-нибудь из соотечественников узнает его или Федру Блэр с ее необычной внешностью.
Впрочем, последнее было не столь очевидно. К обеду Федра спустилась в голубом платье. Как она объяснила, это было единственное нормальное платье в ее гардеробе. Кроме того, она уложила волосы в прическу, более модную, чем простой узел, который она носила в Пестуме. Для Федры Блэр трудно было придумать лучшую маскировку, чем выглядеть как все. Эллиот подозревал, что именно этого она и добивалась.
– Ты узнал, что хотел? – поинтересовалась Федра.
– Да, но думаю вернуться туда завтра. – Он действительно много узнал. Ему удалось выбросить Федру из головы и переключиться на его другую страсть. Этому немало способствовала оживленная дискуссия, в которую втянул Эллиота его гид, интересуясь его мнением и оспаривая происхождение некоторых артефактов.
