Текст книги "Неисправимый грешник"
Автор книги: Мэдлин Хантер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)
Глава 7
Грегори Фартингстоун шел по улицам просыпающегося города. И хотя из-за густого тумана ничего не было видно уже в нескольких ярдах, он шел к месту своего назначения торопливыми шагами.
Он страшно не любил подниматься до зари и уходить, когда никто не знал, куда он идет.
И вообще он терпеть не мог весь этот бизнес. Ненавидел хлопоты и ухищрения. Ему было тошно от неясных предчувствий и сознания того, что он идет по краю пропасти. Его злило, что он играет в игру, в которой кто-то другой имеет гораздо лучшие карты.
Он свернул в узкий переулок, быстро миновав ряды великолепных зданий. Войдя в сад одного из них, он направился к лестнице, ведущей к кухонной двери с тыльной стороны дома.
Как какой-нибудь жалкий слуга. Именно так он наносил визиты в этот дом.
Выбора не было. Он не хотел, чтобы его видели. Тем не менее это вызывало в нем раздражение, уязвляло его самолюбие.
Повариха уже была на ногах, когда он вошел. Она никак не прореагировала, когда он прошествовал через ее владения. Судомойка сидела у плиты и пыталась разжечь огонь. Вероятно, им было приказано не замечать его, но всякий, у кого найдется несколько шиллингов, вероятно, сможет развязать им языки.
Он поднялся выше, где его ожидал дворецкий. Идя вслед за ним, он снова обратил внимание на дорогую мебель в доме. Владелец был неравнодушен к роскоши и в этом отношении не походил на Фартингстоуна, который предпочитал более скромную обстановку, приличествующую попечителю банка и человеку серьезных намерений. Он бы не хотел жить среди подобного великолепия, даже если бы мог это себе позволить.
Он вдруг почувствовал негодование. Ему было отлично известно, каким образом доставались хозяину эти роскошные ковры, кресла и картины. Он в деталях знал о том, кто за это платил.
Он увидел хозяина в спальне, потягивающего кофе и пробегающего взглядом газету. Мужчина все еще был в халате и даже не счел нужным надеть визитку. Фартингстоун поспешил напомнить себе о том, у кого на руках лучшие карты.
Камердинер налил кофе в другую чашку из серебряного кувшина, подал ее Фартингстоуну и удалился.
– Да, это дьявольски пакостная история, Фартингстоун, – сказал Хью Сиддел, швырнув газету на столик, рядом с кофейным прибором.
Фартингстоуну ненужно было заглядывать в газету, чтобы понять, что имеет в виду Хью Сиддел. Сообщение о браке Флер и Данте Дюклерка он увидел уже на расстоянии десяти футов.
– Вы говорили, что предпринимались необходимые меры, – добавил Сиддел.
– Да. Броум сказал им вполне определенно, чтобы они подождали. Я никак не мог предположить, что они окажутся настолько дерзкими…
– Если бы вы не колебались в ту ночь, не разводили бы сантиментов и вмешались бы…
– То, что вы предлагали, было незаконно.
– А то, что собирались сделать вы, разве было законно? По крайней мере осуществись мой план, и она оказалась бы под постоянным контролем.
Фартингстоун отошел на шаг в сторону. Сердце у него неприятно затрепыхалось. В последние месяцы ему пришлось пережить большие неприятности. Все эти треволнения вызывали патологическое сердцебиение.
Он постарался взять себя в руки и снова посмотрел на Сиддела:
– Броум будет разозлен этим их шагом. Ему придется согласиться ускорить рассмотрение моей петиции. Если суд объявит ее недееспособной, церковь аннулирует брак.
Сиддел презрительно фыркнул:
– Дюклерк наверняка выступит вашим оппонентом. К тому времени, когда все разрешится, он позволит ей продать всю недвижимость, которой она владеет. Он относится к числу тех, кто предпочитает землям деньги. Их легче проматывать. – Нахмурившись, он провел пальцами по черным волосам. – Черт бы побрал этих Дюклерков! Когда она якшалась с Леклером, в этом еще был какой-то смысл, но ее брак с Данте – сущее безумие.
Фартингстоун был не слишком высокого мнения о Дюклерке, однако в отличие от Сиддела не считал Данте дураком. К тому же Дюклерк мог испытывать какое-то чувство к Флер. Персональный интерес Сиддела к Флер ему всегда казался не вполне здоровым.
– Необходимо приоткрыть некоторые детали, если вы хотите, чтобы все уладилось как можно быстрее, – сказал Сиддел – Нужно, чтобы все узнали, что она вела себя странно. Возможно, вам придется дать понять, что подобные странности наблюдались и у ее матери. Необходимо создать вокруг нее общественное мнение. Тогда Верховному суду будет легче.
Сердце у Фартингстоуна снова дало сбой. Флер – это одно, а вот Гиацинта – совсем другое. Пусть он женился на ней и не по любви, но он до сих пор оставался лояльным по отношению к ней.
Он перевел взгляд нагазету. Он не одобрял того, что предлагал Сиддел, но, вероятно, другого выхода не было.
Флер сама виновата во всем. Если бы она прислушалась к аргументам… так нет, она никогда никого не слушала и вот теперь вышла замуж за этого человека.
– Если мне удастся добиться аннулирования брака по причине ее недееспособности, она не сможет выйти замуж ни за кого другого. – Он сказал это с небрежным видом, однако хотел, чтобы его намек был воспринят.
– Разумеется. Поскольку вы заколебались в ту ночь, тот план теперь не пройдет.
– В таком случае мы обо всем договорились. Я найду способ преодолеть осложнения, которые создал этот брак.
– Надеюсь, мой друг. – Сиддел поднялся и направился в гардеробную. – В конце концов, это только ваша проблема, и так было всегда. Я всего лишь заинтересованный наблюдатель, который пытается помочь вам найти выход.
Через неделю после того, как о браке было сообщено в лондонских газетах, Данте вошел в игорное заведение «У Гордона». Его появление сопровождалось бросаемыми украдкой взглядами и усилением гула голосов в прокуренном затемненном зале.
Он направился к группе молодых людей, сидевших в северо-западном углу. Несколько лет назад кто-то окрестил тех, кто там постоянно собирался, компанией младших сыновей. Всем им от рождения светили уменьшенная доля наследства и не слишком радужные матримониальные перспективы.
Большинство из них Данте видел впервые после своего несостоявшегося бегства во Францию. Некоторые сообщили о его появлении, предупреждающе толкнув соседа в плечо. При его приближении все больше глаз устремлялось на него. .
Он взялся за стул возле стола для игры «в двадцать одно», за которым сидели Маклейн и Колин Бершар – любезный светловолосый второй сын графа Динкастера.
Сидевший через три стола молодой человек поднялся и преувеличенно церемонно поклонился Данте. Затем принялся похлопывать по столу.
За ним поднялся еще один, потом их оказалась целая дюжина. Все они ритмично стучали по столам. Даже Колин и Маклейн оказались на ногах. Вскоре Данте оказался в центре людей, устроивших ему овацию.
Молодой человек, который был инициатором аплодисментов, поднял бокал:
– Джентльмены, тост за великого человека из нашей среды! Да будем мы все наказаны за наше распутство и грехи таким же образом, каким настигла Немезида его.
– Как видишь, на них это произвело впечатление не меньше, чем на меня, – сказал Маклейн, после того как все вернулись к своим занятиям. – Мы восхищены тем, что ты не только избежал разорения, но и женился на богатой и красивой Флер Монли. Только женитьба Адриана, брата Бершара, на герцогине Эвердон может сравниться по триумфальности с этим событием.
– Брак моего брата – это брак по любви, – заступился Колин.
– Разумеется, – согласился Маклейн. – Так же, как и брак мисс Монли с нашим другом, я уверен в этом. Это еще одна причина для того, чтобы праздновать. Я рад снова видеть тебя в нашей компании, к тому же так скоро после свадьбы.
– Моя жена не только красива, но и обладает замечательным нравом. Она не считает, что нужно не отходить от нее в течение нескольких недель, словно мы вступили в период траура.
Он не добавил к этому, что одна неделя их совместной жизни была наполнена напряженной, осторожной вежливостью. Его жена, судя по всему, не была удивлена или огорчена тем, что он оставил ее одну в этот вечер.
– Женщина весьма широких взглядов, – прокомментировал Колин.
– Пожалуй, – протянул Маклейн. – Хотя муж ее матери может преподнести это обществу несколько иначе. Подозреваю, что он всем будет навязывать свою интерпретацию.
– Фартингстоун? Он любит распространять слухи?
– Маклейн, как всегда, несдержан, – сказал Колин.
– Что говорит отчим моей жены?
– Что ты воспользовался недееспособностью душевно больной женщины, в которой тебя не интересует ничего, кроме ее денег, – ответил Маклейн. – Не смотри на меня так свирепо, Бершар. Если сплетню слышал весь город, он тоже должен о ней знать, чтобы строить отношения с этим человеком.
– Фартингстоун проявляет стойкий интерес к делам моей жены. Впрочем, я ожидал всяких циничных слухов от него и ему подобных.
– Он говорит, что рассказывает «правдивую историю». Все знают, что он ходил к лорд-канцлеру Броуму в связи с ее состоянием и что вам было сказано, чтобы вы дождались решения Верховного суда. Всем известно, что Броума очень рассердило похищение. Все знают, что она выкупила тебя из дома предварительного заключения должников за пятнадцать тысяч.
– Я уверен, что Дюклерк счастлив услышать, что о его женитьбе треплют языки во всех клубах и гостиных, – за метил Колин. – Ты переплюнул самого себя по части бестактности, Маклейн.
– Для того друзья и существуют.
Данте показал жестом на окружающие столы:
– Если все слышали претензии и обвинения Фартингстоуна, то подобный прием меня удивляет.
– Порядочные люди полагают, что ты нашел счастье в браке с богатой женщиной. Подлецы и негодяи, столкнувшись с подобным случаем, склонны считать, что ты урвал кусок, как это сделали бы они сами.
– Кто бы и во что ни верил, я хочу ясно заявить, что моя жена отнюдь не душевнобольная.
– Разумеется. Всякий, кто знаком с тобой лично, без труда поймет, почему совершенно здоровая мисс Монли вышла за тебя замуж. Женщины липнут к тебе, как железо к магниту, и кажется, что даже ангелы не остаются равно душными. Я хотел, чтобы ты поделился своим секретом. Хорошие женщины бегут от меня.
– Ты не знал бы, что делать даже с одной хорошей, – заметил Колин.
«Как и я», – подумал Данте.
Он попытался отвлечься от мыслей о хорошей, женщине, к которой он сразу и навсегда привязался. Она была доброжелательной и милой всю неделю, пока занималась переделкой помещений, чтобы приспособить дом к его вторжению.
Она устроила для него кабинет. Отдала большую комнату, примыкающую к ее спальне, которую ранее использовала как персональную гостиную, и обставила новой спальной мебелью, приличествующей хозяину дома. Тона мебели имели мужской, темноватый оттенок. Днем рабочие перекрашивали деревянные поверхности.
Лишь одна дверь не подверглась переделкам – узкая белая дверь между его и Флер гардеробными.
Она ее не запирала. Он обнаружил это два дня назад после вечерних чтений в библиотеке. Они почти не разговаривали в течение этих часов, но все равно им было удивительно покойно и приятно.
В ее глазах читалось некое смущение, когда их взгляды встречались. Он подозревал, что при всем старании спрятать свои чувства за добродушным юмором ему это не слишком удавалось. Во время чтения книг бдительность притуплялась, и возвращалась атмосфера дружелюбия и безмятежности.
Однако же потеря бдительности могла быть опасной. Поздно ночью, испытывая желание, он оказался перед соблазнительной дверью, ведущей в спальню Флер.
Легкий поворот ручки продемонстрировал ему степень доверия с ее стороны, которого он вряд ли заслуживал, если принимать во внимание его намерения. Тем не менее он вернулся на свою кровать, где несколько часов мысленно занимался любовью с Флер.
Маклейн стал развивать свою мысль, сопроводив ее жестом:
– Похоже, что твое появление задело интересы человека, который не принадлежит к нашему кругу.
Данте посмотрел в ту сторону, куда показал Маклейн, и увидел Хью Сиддела, стоявшего возле стола в центре зала. Он смотрел на Данте мутными от избытка выпитого глазами.
–Должно быть, это твоя недавняя женитьба выбила его из колеи, – сказал Колин.
– Еще один человек, проявляющий особый интерес к собственности моей жены.
– Не только к собственности, – возразил Колин.
– Что ты имеешь в виду?
– Он был без ума от нее, когда она вышла в свет. Тогда мы еще были друзьями, и я редко видел, чтобы мужчина был до такой степени влюблен. Он даже перестал пить, когда ухаживал за ней. Он отреагировал болезненно, когда она проявила интерес к твоему брату.
Данте преодолел искушение снова взглянуть на Сиддела, но почувствовал на себе взгляд его водянистых глаз. Рассказ Колина объяснял причину гнева Сиддела, когда он обнаружил Флер в том коттедже.
– Черт возьми, он идет сюда, – пробормотал Маклейн.
Тень Сиддела легла на стол, словно штормовая туча на землю.
– Дюкдерк, рад вас снова увидеть. Поздравляю с женитьбой. На самой Флер Монли. Ходили слухи, что она вообще не собиралась выходить замуж.
– Как видите, слухи были ложными.
– Наша последняя встреча в Леклер-Парке доказывает, что в отношении ее это был не единственный случай не понимания.
Он изобразил улыбку, как человек, довольный собственной проницательностью и остроумием. Колин устремил на него предупреждающий взгляд, который Сиддел напрочь проигнорировал.
– Например, ее праведность. Весь свет верил в это.
– Доказательства ее добродетели говорят сами за себя.
– Мы оба знаем, что недавние факты свидетельствуют об обратном. Например, ее связь с вами. Вряд ли таким может быть выбор праведницы. – Он насмешливо вскинул голову. – Если, конечно, слухи о ее недееспособности не соответствуют действительности. Но видимо, это не так. Иначе вас можно было бы назвать полным негодяем.
– И в этом случае я составил бы вам отличную компанию. Однако уверяю вас, что ее ум и суждения яснее, чем ваши в течение ряда лет.
– Значит, мы не до конца понимали ее натуру. Та женщина, которую мы в ней видели, едва ли согласилась бы выйти за вас замуж, будучи в здравом уме. Ваш брат понял, что она собой представляет? И по этой причине передал ее вам? Поскольку мы все знаем, что он никогда не был образцом добродетели, каким притворялся, осмелюсь предположить, что он попробовал ее, прежде чем бросить…
Еще одно слово – и я убью вас. – Эти слова вырвались раньше чем Данте успел осознать. Это была рефлекторная реакция на оскорбления в адрес Флер. Ледяная холодность его тона скрывала глубинную ярость, которая им овладела. Он сказал то, что действительно имел в виду. Если бы Сиддел проронил еще хотя бы одно слово о Флер, он в самом деле его убил бы.
Лениво растягивая слова, Маклейн проговорил:
– Сиддел, когда вы бываете пьяным лишь наполовину, вы иногда произносите полузабавные вещи. Но сегодня это не тот случай. Проявите элементарный здравый смысл и уходите отсюда, пока я не передал Дюклерку пистолет, что бы он мог выполнить свое обещание.
Однако на лице Сиддела появилась презрительная улыбка.
– Я слышу вызов?
– Предупреждение, – уточнил Данте.
– А, ну да, конечно. Вы вызовов не бросаете. Вы предоставляете возможность своему брату драться за вас на дуэлях.
Скопившиеся за долгое время гнев и ярость в одночасье лишили Данте способности обдумывать свои действия. Вскочив с места, он схватил Сиддела одной рукой за воротник, а в следующее мгновение нанес сильнейший удар в ухмыляющееся лицо.
Сиддел приподнялся над полом и всем телом рухнул на соседний игорный стол. Подпрыгнули кости, перевернулись бокалы, а сидящие за столом игроки в изумлении чертыхнулись, увидев перед собой распластавшееся и по виду безжизненное тело.
В зале воцарилась выжидательная тишина. Некоторые из присутствующих вытянули головы, чтобы получше разглядеть картину. Мужчины, чья игра была прервана внезапным падением Сиддела на их стол, перешли играть на другой.
Маклейн поднялся, чтобы осмотреть Сиддела. Вернувшись назад, он сел и прикурил сигару.
– В нокауте. Я не помню, чтобы ты наносил такой удар, со времен Оксфорда. Похоже, что женитьба пошла тебе на пользу.
Данте оперся костяшками пальцев о стол.
– Он был, можно сказать, в нокауте, когда подошел сюда.
– Черта с два. Это был удар редкой силы. Впрочем, он его заслужил, – сказал Колин. Он посмотрел на распластавшееся тело. – Я, пожалуй, попрошу ребят Гордона отнести его в карету. – Колин поднялся, чтобы найти помощников.
Маклейн вынул карманные часы.
– Мне надо скоро уходить. Я должен встретиться с Лизой, ее представление скоро заканчивается. – Он хитро улыбнулся. – Кстати, насколько щедра твоя жена? У Лизы есть рыжеволосая подруга потрясающей красоты.
Данте представил себе комфортабельные будуары Маклейна с мягкой, располагающей мебелью. Воображение нарисовало ему картину, как он в течение нескольких часов наслаждается общением с красавицей подругой. Подумал о том, сколько неги и тепла он может получить, если поедет с Маклейном, и вспомнил, что дома его ждут спартанское ложе и эта чертова белая дверь, ведущая в спальню Флер…
– Не настолько щедра. Ведь мы молодожены.
– Да, конечно, – серьезно сказал Маклейн. Блеск его глаз показал, что он понял: для Данте не прошли незамеченными те возможности, которые открывались его вторым предложением.
Колин вернулся с тремя крепкими мужчинами. Они стали поднимать Сиддела.
Маклейн с интересом наблюдал за их действиями.
– Конечно, это не мое дело, но Сиддел и есть Сиддел.
–Я потерял контроль над собой. Это случается со всеми.
– Но очень редко с тобой. – Он стряхнул пепел с сигары. – Что он имел в виду? Перед тем, как ты его ударил? Он что-то упомянул про твоего брата, который дерется за тебя на дуэлях.
– Не имею понятия.
Маклейн поднялся:
– Я должен идти. Я почти сожалею о своем свидании. Вероятно, ты учинишь уличные скандалы, а я это пропущу. Ты уверен, что не затеешь их?
– Я присоединюсь к другим.
Маклейн ушел, а Данте с бокалом вина направился к столу, где играли в кости. Когда он поравнялся со столом, где совсем недавно лежал Сиддел, он услышал снова приветственную дробь, которую мужчины выбивали костяшками пальцев.
Ему хотелось сказать, что его спровоцировали на это гнусные инсинуации в адрес Флер, но на самом деле они явились лишь запалом. Решающей оказалась реплика Сиддела о том, что за него на дуэлях дерется его брат; именно она привела его в бешенство, и он пустил в ход кулаки.
Он отреагировал столь энергично потому, что Сиддел был прав. Несколько лет назад его брат Верджил фактически дрался на дуэли вместо него. Лишь немногие знали об этом, и никто из них не обронил ни слова о подробностях того, что произошло в тот холодный день на французском побережье.
Во всяком случае, он так всегда считал.
Флер посмотрела на письмо, над которым она трудилась. Слова превратились в кляксы, взор ее был затуманен слезами. Она вытерла глаза и написала новое предложение. Ей нужно было бы сейчас спать, но все ее попытки заснуть кончились неудачей.
Она перестала писать и оглядела свою новую, заставленную мебелью гостиную. Обитый желтой камчатной тканью небольшой диван почти загораживал проход к письменному столу, а зеленое кресло близ камина едва поместилось. Нужно убрать часть мебели. Эта комната вдвое меньше той, которую она отдала Данте.
Она снова вернулась к письму. Ее пугало, что она никак не может сосредоточить мысли на большом проекте, который постоянно волновал ее в течение двух лет. Она вернулась из Франции для того, чтобы осуществить его, и сбежала от Грегори, преследуя ту же цель. И вот сегодня она почти с раздражением думала о том, какую роль он играл в ее жизни.
Она вдруг поймала себя на мысли о том, какой печальной заменой реальной жизни являлись ее планы. Хуже того, они были не в состоянии отвлечь ее от размышлений о Данте, что и было причиной ее бессонницы.
Он все еще не вернулся. Последние несколько часов она старалась не думать о том, где он может быть. Впрочем, это нечестно. На самом деле она старалась не думать, с кем он проводит время.
С женщиной, вероятно. Вполне возможно. Скорее всего. Почти определенно.
Конечно же, с женщиной.
Удивительным было лишь то, что он не позволял себе этого так долго. Она ожидала, что он исчезнет в первую же ночь после возвращения в Лондон. Ее удивило, что он оставался дома целую неделю. Он поступал так ради нее, чтобы люди не болтали.
Они оба испытывали неловкость. Интимность, создаваемая тем, что они живут в одном доме, напоминала ей, а возможно, и ему о другой близости, которую она сама прервала. Последняя неделя заставила ее сделать вывод, что жизнь с ним будет, по всей видимости, достаточно трудной.
В особенности в такие ночи, как эта.
Остается надеяться, что со временем она перестанет беспокоиться. В конечном счете она едва будет замечать его отсутствие. Скоро она перестанет испытывать благоговение, когда он выходит из своей комнаты, элегантно одетый и неотразимо красивый, словно темный ангел, вокруг которого сияет невидимый нимб.
Вероятно, в следующий раз ее сердце не оборвется, когда она поймет, что он собирается поискать удовольствие где-то на стороне.
Она была не в состоянии пошевелиться, когда он ушел. Она просто сидела, пытаясь справиться с ноющей болью в груди, преодолеть тоску и разочарование, понимая, что подобная ее реакция – глупость. Существовала сделка. А чего она ожидала? Ничего, естественно.
Возможно, она сейчас заснет. Часы разъедающей ревности обессилили ее. Необоснованной, смехотворной ревности. Она снова обругала себя. Это та жизнь, на которую ее обрекла судьба. Ей нужно взять себя в руки, иначе все превратится в настоящий длительный ад.
Когда она закрыла секретер, перед ее глазами вдруг невольно возник образ Данте, который находится над ней, смотрит на нее и ласкает ее тело при солнечном свете рядом с изгородью, затем наклоняется, чтобы запечатлеть поцелуй.
Она хотела встать, но ее остановил звук шагов. Кто-то поднимался по лестнице. Должно быть, это был Данте, поскольку все слуги уже давно спали.
Через закрытую дверь она прислушалась к его шагам, когда он приближался к своей комнате. Внезапно шаги замерли. Флер затаила дыхание, молясь о том, чтобы он не заметил свет в ее комнате.
Снова послышался звук шагов, которые приближались к ней.
Ей захотелось перелететь на свою кровать через стену, но дверь между двумя комнатами пока еще не успели прорубить.
Она поспешно села и снова открыла секретер. Ей хотелось надеяться, что он не станет думать, будто она ожидала его возвращения, чтобы узнать, когда он вернулся. Это было бы слишком унизительно.
Дверь открылась, и Данте заглянул в гостиную. Увидев Флер, он непринужденно и уверенно вошел внутрь.
– Я подумал, что кто-то оставил горящей лампу, но, оказывается, это ты еще не спишь. Уже очень поздно. Третий час.
Он осмотрел ее с ног до головы. И она вдруг осознала, как выглядит в его глазах. Праведная старая дева, пишущая письма в полутьме, в старинном чепце и простеньком хлопчатом розовом халате, накинутом поверх ночной рубашки с высоким, едва ли не до самого подбородка вырезом. Комичный, вызывающий жалость облик. Должно быть, Данте только что ушел от аромата духов и кружев.
– Так поздно? Боже мой, я потеряла чувство времени. —Она сделала вид, что складывает стол.
Она ожидала, что он уйдет. Но он не уходил. Окинув взглядом комнату, он сказал:
– Не все сюда подходит.
– Я собираюсь кое-что убрать и переставить.
– Я нарушил твой уклад жизни и привычки.
– Перемена – это не одно и то же, что разрушение.
Он осмотрел фарфоровые фигурки на каминной доске.
Хотя бы из вежливости ей следовало спросить, доволен ли он проведенным вечером. Однако она не могла себя заставить это сделать. Это показалось бы допросом ревнивой женщины.
Он повернулся к ней с задумчивым видом:
– Я рад, что ты не против перемен. Думаю, тебе нужно кое-что изменить.
Сердце у Флер колотилось, как это случалось всегда, когда он оказывался рядом. Сейчас, в ночной тишине, оно стучало даже сильнее обычного. А может, причина была не в тишине, а в блеске его глаз, в которых отражалось пламя свечей?
– Какие перемены ты имеешь в виду?
– Фартингстоун распространяет слухи и сплетни. Везде и обо всем, в том числе и относительно твоего душевного здоровья. Мы оба знали, что он способен на это, но я надеялся, что он будет более осторожным.
– Полагаю, что мы здорово его разозлили.
– Я хочу, чтобы ты выходила в свет и чтобы тебя видели. Нужно купить модные платья и побывать на нескольких вечерах. Лучшим аргументом против его инсинуаций будешь ты сама, если станешь общаться с влиятельными людьми.
Не предложение, а инструкция. Он ушел из этого дома как гость, а по какой-то необъяснимой причине вернулся как муж. Даже вошел он в комнату, ее комнату, так, словно имел право требовать ее присутствия при нем тогда, когда ему это захочется.
– Я уже давно вычеркнута из всяких светских списков.
– Только потому, что ты регулярно отклоняла приглашения. Навести мою сестру Шарлотту и сообщи ей о своих планах. Она позаботится о том, чтобы появились первые приглашения. А потом все пойдет само собой.
– Если ты считаешь, что это поможет, я сделаю по-твоему. – Пожалуй, будет даже приятно снова выйти в свет. Она оставила его лишь потому, чтобы не привлекать внимания претендентов. Сейчас, когда она замужем, эта причина отпадает. – Если я собираюсь вернуться в светское общество, нам нужна карета. По крайней мере для выезда по вечерам. И возможно, ландо. Тогда мы будем выезжать на нем в парк для прогулок. Ты позаботишься об этом?
– Если ты этого хочешь.
– Тогда все, Данте. Теперь я отправлюсь спать.
– Не совсем все. Я видел, как ты сегодня утром возвращалась домой. Ты часто ходишь одна?
– Я привыкла к этому.
– С этим тоже надо покончить. Твоя беспечность в отношении безопасности и твоей репутации может подлит Фартингстоуну масла в его костер.
Она не собиралась подчиняться этому приказу. То, что за ней не следовали по пятам слуги или горничные, было единственным преимуществом старой девы. Никто не наблюдал за тем, когда и куда она направилась на прогулку, и никого это не интересовало.
Данте приподнял одну из фигурок, стоявших на каминной полке. Она обратила внимание на его руку.
– Что-то случилось с твоей рукой? Она кажется красной и больной.
Он поставил фарфоровую фигурку на место и расправил пальцы.
– Небольшое выяснение отношений.
– Ты ушибся?
– Не до такой степени, как Сиддел.
– Сиддел? – ошеломленно спросила она.
– Ты знала о его чувствах к тебе? Во время твоего первого сезона?
– Он оказывал мне внимание. Как и некоторые другие.
– Как многие другие. Именно так ты мне сказала в коттедже, когда я спросил о причинах его интереса. Но знала ли ты, что все было гораздо серьезнее? Что он был влюблен в тебя?
Флер не могла отделаться от впечатления, что ее допрашивают. Не могла она также проигнорировать признаки того, что какое-то темное пятно поднимается на поверхность. Если бы у них был нормальный брак, она бы подумала, что в нем разыгралась ревность, но ведь это сущий абсурд. И в то же время вся их беседа приобретала характер разговора мужа с женой.
– Если то, что ты говоришь, соответствует действительности, то я не знала об этом. Я не искала внимания мужчин. Если кто-то даже влюбился в меня, у меня не было желания замечать это.
Что-то изменилось в выражении его лица. Оно стало строже, суровее.
– Надеюсь, что это правда. Что ты не замечала или не обращала внимания.
От столь резкого заключениями стало не по себе.
– Это звучит как обвинение.
– Это не твоя вина, но для мужчины с этим трудно смириться, когда он это осознал. Открытая неприязнь – это понятно. Безразличие гораздо оскорбительнее. Не думаю, что он простил это тебе.
– Я уверена, что он об этом больше не думает.
– Как знать. – Он направился к двери. – Спокойной ночи. Я постараюсь найти карету в ближайшие несколько дней.
– Спасибо.
На пороге он задержался и оглянулся. Он снова внимательно оглядел ее, остановив взор на розовом халате.
– Я хочу и еще кое-каких перемен с твоей стороны, Флер.
Еще инструкции. Кажется, это не входило в текст их соглашения.
Он показал на ее чепец и халат:
– Ты всегда одеваешься, как моя няня, когда ложишься спать?
– Моя одежда практична, и меня в ней никто не видит, кроме моей горничной.
– Теперь я могу тебя видеть. Например, когда у нас снова возникнет поздний разговор. Когда будешь заказывать себе платья, найди что-нибудь посимпатичнее.
– Я сомневаюсь, что у нас впредь будут столь поздние беседы.
– Надеюсь, что будут. Я очень редко ложусь спать сразу же после возвращения домой. Как выясняется ты тоже ложишься поздно.
Если он ожидает, что она будет развлекать его, когда он поздно придет домой после спаривания, то ему следовало еще раз об этом подумать.
– Я не могу поддержать столь легкомысленные траты.
Он подошел к ней. Теплыми шершавыми пальцами приподнял ее подбородок и заглянул ей в глаза. Сердце ее оборвалось.
– Ты можешь позволить такие расходы и сделаешь это, потому что мне неприятно видеть тебя одетой, словно какая-нибудь бедная старуха. Я твой муж, Флер, твоя красота принадлежит мне, и я хочу наслаждаться ею.
Он отпустил ее подбородок и шагнул к двери.
Его реакция смутила ее, но в то же время в ней поднялось раздражение. Какое ему дело, если она оделась наподобие старой няни? У его любовниц достанет женской красоты, чтобы удовлетворить его.
– Что-нибудь еще? Какие-нибудь еще перемены? – бросила она ему в спину.
– Еще одна. Я хочу, чтобы ты запирала дверь между нашими спальнями. Праведнице не годится дразнить дьявола.
