Текст книги "Единственная для Зверя (СИ)"
Автор книги: Майя Бессмертная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Уф, снова это зловещее предзнаменование.
Значит, Дарья всё же была права, когда нашла закономерность в моих неудачах на личном поприще.
Мои зубы сами собой начинают отбивать какую-то замысловатую дробь, а мозг лихорадочно пытается переварить полученную информацию, но ничего не выходит. Мой страх, выпущенный наружу этой деревенской жительницей, полностью сковал меня по рукам и ногам, опутав своим липким содержимым все мои внутренности.
Непонятно, стоить ли верить женщине, но я совершенно точно не уйду отсюда, пока всё не узнаю…
Глава 5
Вика
*****
Кашляю, пытаясь освободиться от подступившей к горлу тошноты. Меня снова одолело это первобытное чувство страха, от которого стучит в висках и мутит. Мой желудок отчаянно сжимается, и я радуюсь, что не поддалась Дашкиному соблазну и не отведала по дороге хотя бы один из её пирожков – а то сейчас бы попала в весьма неприятную ситуацию.
– Что за проклятье такое?
– Сними карту, посмотрим.
Дрожащими от волнения пальцами я вытаскиваю из колоды карту с изображением светловолосой плачущей женщины, и моё сердце начинает болезненно сжиматься. Выдыхаю и провожу влажными от нервного напряжения ладонями по своим бёдрам.
– Сама видишь, что это – женщина. Из вашей семьи, но тебе не родная. В семью вошла, но ты её не приняла, вот она и разгневалась.
Расшифровка карты цепляет меня за живое, и я прикрываю глаза, стараясь не расплакаться. Память услужливо подсовывает мне картину из детства, и я пытаюсь проглотить комок, вставший в горле.
Вот я, четырнадцатилетняя девочка, рыдаю над телом матери, стоя у закрытого гроба. Пожелтевший лист плавно опускается в могилу, а под моими ногами рушится целый мир – мне теперь придётся жить без неё. Отец стоит рядом, его взгляд печален, но не более – уже давно они жили вместе как кошка с собакой, и папа, казалось, выдохнул от того, что постылая супруга умерла.
Я думала, что мы станем с папой жить вдвоём, поставим везде фотографии мамы, и будем пытаться жить без неё, никого не впуская в свой тесный мирок. А ещё я очень хотела, чтобы к нам переехала бабушка, мамина мама, живущая в Москве.
Но, всё оказалось иначе.
Бабуля наотрез отказалась переезжать, упрекнув моего отца, Николая Александровича, в смерти своей дочери. Тогда мне казалось это дикостью, чем-то неправильным и ужасным. Ну, в чём виноват отец, если у мамочки просто остановилось сердце?
Но, оказалось, бабушка не лгала.
Не прошло и трёх месяцев со дня похорон, как отец привёл в дом светловолосую миниатюрную женщину, Людмилу Анатольевну, и сказал, что теперь мы будем жить втроём.
Тётю Люду я сразу невзлюбила – она убрала фотографии матери, сделала ремонт в комнатах и поменяла всю мебель, не оставив в нашем уютном семейном гнёздышке ничего, что напоминало бы мне о прошлой жизни. Я пыталась с ней ругаться, кричала, обвиняла во всех смертных грехах и даже пару раз убегала из дома.
Отец постоянно меня возвращал назад и просил, чтобы мы с его Людочкой жили в мире и согласии. Я сцепила зубы и пыталась. Честно, я очень хотела попытаться наладить с ней отношения, но умершая мама постоянно стояла у меня перед глазами. И я отчётливо поняла, что Людмила Анатольевна уже давно появилась в жизни предателя-отца, задолго до смерти мамочки.
Терпела, пока не узнала, что противная мамина соперница забеременела от моего папы.
И тогда я сорвалась.
Много обидного наговорила я тёте Люде, и ушла из дома, не взяв практически никаких вещей, хлопнув о косяк дверью. Мне тогда было восемнадцать.
Переехала жить к бабушке, в Москву. Просто прыгнула в поезд и к вечеру уже постучала в дверь её крохотной однушки. Бабуля обняла меня и, конечно же, приняла. От неё в последующем я и узнала, что тётя Люда уже давно была папиной любовницей, и моя мамуля об этом знала, пытаясь вернуть гулящего мужа в семью.
Вот почему в последнее время наша квартира буквально звенела от скандалов и маминых истерик. Она, будучи натурой властной и импульсивной, не хотела отпускать неверного мужа, пытаясь различными действиями и запрещёнными приёмами повлиять на его решение о разводе.
Не смогла. Сломалась.
Я устроилась на работу официанткой и вычеркнула из жизни и отца, и его обожаемую Людмилу. Именно бабушка настояла на том, чтобы я прошла курсы секретаря, а потом помогла устроиться на работу.
Правда, папа через пару месяцев приехал к бывшей тёще и просил меня вернуться в их с Людочкой дом. Тогда он и рассказал, что его новая жена потеряла малыша и ей сейчас очень тяжело. Но я отказалась. Попросила папу забыть о моём существовании, как он сделал и с мамой и с бабушкой, и выпроводила его за дверь.
Больше мы с ними не встречались.
И вот теперь, это прошлое, этот ужасный скелет в моём шкафу, даёт о себе знать, пытаясь выбраться наружу, протягивая ко мне свои костлявые руки.
Откашливаюсь, поднимая глаза на гадалку.
– И делать-то что?
– Проклятие снимать. Помни о кольце, в нём причина.
Матушка пожимает костлявыми плечами, кутаясь в пуховый платок. На её лбу выступает испарина, и я понимаю, что, скорее всего, женщина больна – вон какой у неё нездоровый цвет лица. Да и в доме довольно-таки жарко для подобной одежды – тут у любого подскочит и температура и давление.
Так может, она бредит, а в этот бред наивно верю?
– Как?
– Вытаскивай карту.
Я нахожусь в шаге от панической атаки, но всё же продолжаю эту странную пытку – должна же я узнать, что делать, чтобы, наконец, стать счастливой и обрести настоящую любовь. Мне много не надо – всего лишь самый лучший на свете мужчина и пара очаровательных малышей.
Я созрела, я готова.
Вытаскиваю из колоды карту с изображением весов и в нерешительности кладу её рядом с дамой.
– Вот ты и сама на свой вопрос ответила. Мириться нужно идти. Женщина проклятие не специально наложила, так вышло, что оно сильное оказалось. И только она может его снять, когда искренне простит тебя.
– И тогда у меня всё наладится?
– Всенепременно.
Прикрываю глаза, со свистом выдыхая.
Значит, всё, что от меня требуется – помириться с отцом и его обожаемой пассией? Что ж, если это нужно для обретения собственного счастья, я готова. Тем более, мне и самой в последнее время всё больше и больше хочется вернуться в родной дом.
– Но, есть одна маленькая деталь.
Голос матушки звучит немного странно и глухо, и я снова начинаю впадать в панику – что ещё случилось?
Разве недостаточно того, что она мне уже сказала?
По её мнению, я должна вернуться в отчий дом, помириться с мачехой, найти какое-то кольцо и вернуть его покойнице. Мне кажется, это и так слишком запутано и слишком смахивает на мистический телесериал, главной героиней которого, по недоразумению, стала я.
– Сними ещё одну карту.
Матушка перехватывает мой сомневающийся взгляд, и я молниеносно вытягиваю из колоды последнюю карту. Сердце тут же ухает куда-то в пятки, а в висках начинает стучать множество молоточков.
На белоснежном прямоугольнике нарисован какой-то зверь, похожий на огромного серого волка.
Замираю, в ступоре смотря на эту неожиданно выпавшую карту, и перевожу взгляд на гадалку.
– Ну, так я и думала.
Женщина барабанит своими длинными пальцами по бархатистой поверхности, причмокивая губами. Я же, ничего не понимая, провожу языком по верхней губе.
– А что ещё нужно? Почему мне волк выпал?
– Это не волк, это – зверь. Вместе с проклятием к тебе пришла установка – ты сможешь быть счастлива только с ним, и больше ни с кем. С другими у тебя ничего не получится.
Провожу по лицу матушки вверх-вниз и понимаю, что у неё, наверняка, начался бред – вон она какая потная сидит, ерунду какую-то говорит. Её непременно нужно вызвать врача, а ещё лучше – положить её в психушку на обследование.
Я поспешно встаю со стула, отвешивая поклон:
– Благодарю, но ничего подобного я делать не собираюсь. Я всё – таки, ещё в здравом уме, чтобы за зверя замуж выходить!
Женщина нервно пожимает плечами:
– Ну, как хочешь. Только запомни – он – твоя настоящая судьба, только с ним ты будешь счастлива, и только от него у тебя дети родятся.
Шиплю, как гремучая змея, замахав руками:
– Всё, хватит-хватит. Не хочу больше ваш бред слушать.
– Я могу тебе подсказать, как его найти.
Хмыкаю, обводя гадалку тяжёлым, как бензовоз взглядом:
– Ну, уж нет, обойдусь без ваших дурацких советов! Я ж вам не Красная Шапочка, чтобы по лесу ходить, волка искать.
– Это – не волк, а зверь.
– Да мне фиолетово!
Пожимаю плечами, в два прыжка оказываясь у двери.
Господи, как я могла оказаться такой наивной, что хоть на секунду поверила во весь этот бред! Наверняка, эта матушка – наглая обманщица, сначала узнающая особенности жизни потенциальных клиентов, а потом мастерски подтасовывающая карты, придумывая пугающие страшилки.
Но не на ту напала.
Я ещё не сошла с ума, и могу отделить зёрна от плевел.
– Ну, как знаешь. Только не забудь, до тридцати трёхлетия ты должна за него замуж выйти, иначе потом страшные вещи могут начать твориться!
Матушка что-то бормочет мне вслед, но я уже не слышу её – выбегаю из комнаты и хватаю Дашку, сидящую на диване, за руку.
– Пошли отсюда!
Подруга вскакивает с места, приоткрывая рот:
– А делать – то что взамен надо? Дрова ей наколоть, или воды принести?
– Сама всё сделает, не развалится! Вон она какая, здоровее нас с тобой. Находит таких дурочек, и потом их облапошить пытается!
Тащу подругу к выходу, по пути срывая с вешалки свою сумку. Ничего не собираюсь делать для этой ненормальной. Сначала она попыталась взять меня в оборот, может, подсыпала что-то в воду, но я-то по её бреду всё равно догадалась, что быть такого не может.
– А разве ж так можно? Нам же отблагодарить её нужно!
Даша сопротивляется, оглядываясь назад, но я упрямо сжимаю её ладонь в своих стальных тисках.
Толкаю дверь на улицу, моментально покрываясь мурашками от налетевшего порыва ледяного ветра, и стуча зубами, выдыхаю:
– Не нужно! Нечего за бред благодарить!
Почти бегом преодолеваю расстояние до калитки, отчаянно надеясь, что никакого магнитного ключа для выхода мне не понадобится – слушать очередную порцию бреда от этой умалишённой мне совершенно не хочется.
– Да какой бред?
Распахиваю калитку, вылетая на улицу, и сплёвываю на землю:
– Кольцо мне нужно найти, покойнице его вернуть!
Дарья шарахается от меня, как от чумной, а я, усмехаясь, начинаю пугать её ещё больше теми непонятными словами, которые мне только что говорила деревенская сумасшедшая:
– За зверя мне нужно замуж выйти, представляешь? Якобы, он – моя единственная любовь и без него у меня ничего в жизни не получится!
– За какого зверя?
Подруга смотрит на меня, не мигая, а я перевожу дух, спотыкаясь о придорожный камень.
– Не знаю, за какого. Может, за медведя, а может, за волка.
– И ты что?
– Ничего. Я что, похожа на сумасшедшую? Или ты реально веришь, что бывает, как в сказке о Красавице и Чудовище?
– Н-н-нет.
Дашка неуверенно сглатывает слюну, выпуская воздух через нос.
– Ну, так и я не верю. Глупости это, пошли быстрей. Сейчас такси вызовем, и домой поедем, я страсть как устала!
Тут моя нога спотыкается о какой-то булыжник, и я, пролетев небольшое расстояние, со всего размаху шлёпаюсь в лужу, смешанную из талого снега и придорожной грязи. В небо поднимается грязный фонтан брызг, а противная прохладная субстанция мигом пропитывает мои любимые джинсы до самого колена.
– Может, это матушка злится?
Встревоженный голос Дарьи поднимает из недр моей души новую порцию негодования, и я в отчаянии бью кулаком по отвратительно воняющей грязи. Нет, это просто уму непостижимо, как этой шарлатанке удалось запудрить мозги моей подружке!
Новый веер брызг поднимается в воздух, покрывая чёрными пятнами всё моё лицо, волосы и руки.
– Ой!
Дашка отскакивает в сторону, размазывая тыльной стороной руки грязевые следы по своему лицу, и трясётся от страха, оглядываясь назад. Её сарделеобразные пальцы с силой сжимают моё плечо, и я стискиваю зубы, чтобы не разразиться нецензурной бранью в ответ. Готова поспорить, что завтра на этом месте появятся синяки.
– Давай вернёмся, а?
По её полному, перепачканному зловонной мерзостью лицу, бежит тень ледяного ужаса, и меня перекашивает от гнева. Быстро опираюсь на и без того грязные руки, выбираясь из мутной жижи и сжимаю пальцы в кулаки, тряся перед лицом подруги длинным крючковатым пальцем:
– Перестань нести чушь! Ничего этого нет, это всё – сказки для бедных!
Глава 6
Вика
*****
– Колокольцева, вы заснули?
Громкий голос начальника раздаётся прямо над ухом, и я буквально подпрыгиваю на стуле, обеспокоенно озираясь. По залу разносится дружный гогот коллег, и я пунцовая, как перезрелый помидор, поднимаю взгляд на Геннадия Петровича.
– Нет-нет…
Бормочу, приводя мысли в порядок и лучезарно улыбаюсь шефу. Надеюсь, он не заставит повторить его последнюю сказанную фразу, потому что на приветствии шефа я и отключилась, выпав из реальной действительности.
– Надеюсь, вы всё поняли, что я сказал. И не забудете подготовить распоряжение на этот счёт.
Холодею, буквально покрываясь коркой льда. О чём это он? Неужели, сегодня обсуждали что-то важное, требующее непременного отклика от простой секретарши?
Чёрт…
Босс спокойно кивает, принимая моё красноречивое молчание за знак согласия, отрывая от меня свой цепкий внимательный, как кактусовая колючка, взгляд.
И вовсе я не спала, а всего лишь задумалась!
Ну да, возможно, я думаю слишком много и крайне медленно в последнее время, но ведь это всё – от хронического недосыпа, преследующего меня в последние месяцы.
И тут любой бы задумался на моём месте.
Ведь с момента разговора с полусумасшедшей, как мне тогда казалось, матушкой, прошло десять месяцев. И всё это время я отчаянно пыталась себя убедить, что гадалка на самом деле – врунья и шарлатанка, обирающая доверчивых дурочек.
Да, конечно, Дарья говорила, что женщина якобы не берёт за свои услуги денег, но разве те дары и та обстановка достались её клиентам легко и непринуждённо?
И я бы так и думала, если бы ни одна маленькая деталь – за эти десять месяцев мне так и не удалось построить нормальных отношений. Нет, я ходила на свидания и даже пару раз оставалась ночевать с влюблёнными, как мне казалось, мужчинами, но они мгновенно исчезали как дым, уже на следующий день.
Больше всех задержался Славик – простой курьер пиццерии, с которым мы познакомились по долгу его службы. Но и он, как оказалось, мечтал лишь зацепиться в Столице, имея девушку с московской пропиской. Гад ползучий! Пришлось ему расшифровать, что я свою крошечную квартиру снимаю, а моей бабули есть скромная однушка в Бирюлёво, которая ему тоже не достанется ни при каком раскладе.
И этот меркантильный мужичонка ещё обозвал меня неудачницей, растворившись в московской суете на своём мопеде. Номер пиццерии был занесён в чёрный список, а я, поскрежетав зубами, решила вспомнить гадание матушки.
Я уже чуть более полугода назад справила тридцатиоднолетие, и продолжала выслушивать стенания своей престарелой бабули, которая во что бы то ни стало, хотела поплясать на моей свадьбе.
– Викуля, тебе скоро тридцать два года! Вот скажи, что с тобой не так?
Я поднимала бровки домиком и выдыхала, выслушивая от бабушки очередную порцию упрёков, и с грустью пожимала плечами. Ну, что я могла ей сказать? Мне и самой очень хотелось создать семью, чтобы, наконец, у меня был надёжный тыл, но, увы, никак не получалось.
Ну, что же я могу поделать, если мужики сбегали от меня, как от чумной, уже через пару-тройку свиданий?
И сейчас, сидя в офисе на собрании, я раздумывала, а не стоит ли мне и вправду прислушаться к магическим словам матушки, которые начинали звучать в моём мозгу всё отчётливее?
Но где искать этого зверя?
– В общем, как я уже сказал, в нашем журнале происходят небольшие кадровые перестановки.
Геннадий Петрович отходит от меня, приближаясь к своему столу, и я с наслаждением вытягиваю ноги.
– С завтрашнего дня у нас будет новый главный редактор. Это не из нашего круга человек, но его очень рекомендовал наш генеральный, так что вы будете просто обязаны с ним сработаться.
– А куда ушла Машкова? Что-то её сегодня на собрании нет.
Мишка Шаповалов, веб – дизайнер журнала, поднимает руку, останавливая своим криком шефа. Его волосы цвета молочного шоколада как обычно стоят ёжиком, а криво повязанный галстук свидетельствует о том, что Мишка явно нервничает.
Неужели, он тоже метил на это место?
Хотя, зная напористый хамоватый характер этого неприятного мужика, я готова поспорить – хотел. И поэтому постоянно докапывался со своими скабрезными шуточками до Ирины Машковой, топя её на каждом собрании и высмеивая перед коллегами.
Так что, перевод Машковой – его рук дело.
– Вот потому и нет, что Машкову перевели в дочернее издательство, с сегодняшнего числа.
Шеф отмахивается от Шаповалова, как от надоедливой мухи, прекрасно зная о его мечтах относительно мягкого уютного кресла главного редактора, и пытается перевести разговор на другую, более важную тему.
– Её что, понизили?
– Можно сказать, что да. Но наше издательство выпускает несколько журналов, поэтому без работы Машкова не осталась, не переживайте.
Геннадий Петрович шипит, как разъярённый дракон, но нашего веб – дизайнера его настроение мало трогает. Он, наверное, жутко раздосадован появлением в издательстве какого-то засланного казачка, спутавшего все его карты.
– А кто он, этот новенький?
– Вот завтра и познакомитесь.
– А почему не назначить кого-нибудь из наших, так сказать, из своего котла?
– Думаю, это вопрос решенный, Шаповалов, и решал его не я.
Геннадий Петрович, не оборачиваясь, кивает коллективу, и удаляется из помещения, так более ничего и не рассказав. Но, скорее всего, теперь темы для нового выпуска журнала мы будем обсуждать с новым главным редактором.
Выдыхаю, встав со своего места.
Какая разница, кто будет отдавать мне приказы, и кому я буду таскать кофе на круглом подносе, стараясь при этом не пролить ни капли?
Ведь у Вики Колокольцевой совершенно неприметная должность – в этом издательстве я просто секретарь, без своих мыслей, идей и желаний. Хотя, это всё у меня, без сомнения, есть, и если бы меня хоть кто-нибудь постарался выслушать, я бы обязательно преподнесла на блюдечке несколько идей. Но это никому не интересно.
Как я говорю – принеси-подай, иди нафиг, не мешай.
Впрочем, все именно так ко мне и относятся.
Шашни на работе я никогда не крутила и крутить не собираюсь, да, впрочем – то, и не с кем. Все мужики, работающие в дамском журнале – либо стареющие маразматики типа нашего шефа, либо противные прилипалы, метящие вверх по служебной лестнице, типа Шаповалова, либо лица нетрадиционной сексуальной ориентации, типа нашего фотографа Лёсика. Кстати, Лёсик из всех них – самый приятный в общении – у него всегда можно перехватить денежку до зарплаты, поплакаться что новые колготки дали «стрелку» и обсудить новую помаду.
То ли дело – дочерний журнал, направленный на мужчин. Вот там работают настоящие красавцы, знающие толк в различных мужских увлечениях, будь то рыбалка, спортивное питание или бодибилдинг. И поэтому я втайне позавидовала Ирочке Машковой, которая, по вине Шаповалова, оказалась в том раю.
Хм. А мне нужно продолжать тосковать тут.
Я лишь разношу бумаги по отделам, приглашаю и отвожу моделей на съёмочную площадку, подаю боссу кофе и ежемесячно приношу ему свежий номер журнала.
В общем, маленькая шестерёнка в механизме большого издательства. Именно сюда пристроила меня на работу бабуля, когда я, проработав в кафе официанткой, получила какие-то жалкие гроши вместо зарплаты.
Конкретно наш дружный коллектив выпускает дамский журнал уже семь лет. И конечно, с обширным внедрением интернета в нашу жизнь, продажи печатного издания очень упали. Наверное, поэтому и был вызван новый главный редактор – чтобы вдохнуть в наш журнал свежий глоток морозного воздуха.
А может, появится некая перчинка?
– Ну ладно, коллеги, по местам. Завтра посмотрим, что там за новая рожа.
Шаповалов первым достигает двери, и, распахнув её широко, выходит вслед за боссом с абсолютно прямой спиной. Чёрт, он всегда мнит себя большим начальником, пытаясь прогнуть под себя абсолютно всех своим пристальным наглым взглядом.
Вздыхаю.
Ну, посмотрим.
Правда, моя голова занята совсем другими заботами.
Глава 7
Вика
*****
Бегу на работу, отчаянно понимая, что нещадно опаздываю. Часы показывают без четверти девять, а ведь мне ещё нужно доехать до редакции на маршрутке.
На дворе – слякотный март, под ногами – ужасное месиво, состоящее из островков снега, больше похожих на размокшую вату и промозглой почвы. С неба сыплется мокрый снег, который при попадании на землю моментально тает, образуя стихийно растущие лужи.
Как я не люблю весну за эту мерзопакостную переменчивую погоду!
Вот вчера ещё светило приветливое ласковое солнышко, начинающее отогревать суровых людей после долгой зимы, и я даже грешным делом подумала, что скоро, наконец, можно будет переодеться в весеннюю одежду. Послушала горе – синоптиков, обещающих москвичам резкое потепление и, потирая руки от счастья, достала из шкафа практически новые весенние полусапожки.
Не иначе, как сглазила!
И, конечно же, сегодня не посмотрев на замёрзший градусник, быстро надела тонкие полусапожки на рыбьем меху, как называет их бабуля, и побежала на работу.
Но это было глобальной ошибкой.
Весенняя дешёвая обувь, купленная на рынке, была совершенно не предназначена для пеших прогулок по заледеневшей мостовой, и я чувствовала себя как корова на льду. Балансируя, ощущая себя канатоходцем под самым куполом цирка, я изо всех сил пыталась идти быстрее, но у меня это плохо получалось.
М-да, погода испортилась за ночь очень сильно.
Как говорил Шарик из деревни Простоквашино – «местами снег, местами град, местами кислый виноград»!
Пытаясь не упасть на каждом метре дистанции, я ругаю неумех-синоптиков на все лады и понимаю, что уже сильно выбиваюсь из своего временного графика.
Вижу, как к остановке подходит моя маршрутка, и увеличиваю скорость – если сейчас не успею, точно опоздаю к началу рабочей смены, ведь следующая «Газель» придёт как раз таки минут через пятнадцать.
Неожиданно моя левая нога, обутая в удобный полусапожек из кожзама, слетает с траектории, и я со всего размаху шлёпаюсь на колени в грязную лужу, наполненную мутноватой холодной жижей.
– Чёрт!
Конечно, я бы выругалась ещё более нецензурными выражениями, если бы на остановке не было людей, а так – они стали свидетелями моего фееричного падения прямо к колёсам маршрутки. Захожу в «Газель», осматривая масштабы действия и присвистываю – капроновые колготки цвета среднего загара напрочь испорчены – их полностью покрывают ровные чёрные пятна от уличной грязи.
Пальто цвета пыльной розы тоже сильно выпачкано – ему не избежать химчистки. А вот тёмно-синего цвета юбка-карандаш пострадала не так сильно – на её ткани почти не видно грязи, достаточно будет просто пройти по её подолу влажной тряпочкой.
А полусапожки выглядят просто ужасно – с каблуков свисают какие-то тягучие ошмётки грязи, а внутри нещадно хлюпает грязная вода.
Сегодня определённо не мой день!
Ладно, если водитель не будет тормозить на каждом светофоре, то у меня должно остаться ещё пару минут, чтобы заскочить в туалет и хотя бы попытаться привести себя в порядок.
Провожу рукой по сумочке, стряхивая с неё грязевые капли и успокаиваю себя – всё должно получиться, главное – не паниковать. Замечаю обеспокоенный взгляд на себе какой-то пожилой женщины и понимаю, какой поток вопросов сейчас выльется на меня. Поспешно отворачиваюсь к окну, зажмуриваясь. Не хочу стать источником обсуждения всей маршрутки, а также ругать коммунальные службы, которые не занимаются облагораживанием улиц.
Двенадцать минут, и общественный транспорт останавливается на нужной остановке. Я сую водителю в кулак мятую мелочь, и бегу по направлению к издательству – за опоздание меня по головке не погладят. А если шеф и пройдёт мимо бедняги-Вики, не упрекнув, то мерзкий Шаповалов наверняка сболтнёт что-то резкое в мой адрес.
На всех парах врываюсь в белоснежный холл, оставляя на мраморной плитке грязные чёрные следы и, показав охраннику на входе свой пропуск, припускаю к лифту.
Вижу, что двери кабины закрываются прямо на моих глазах, и верещу как молодой поросёнок, за которым по полю гоняется нерадивый свинопас:
– Ааааа, подождите!
Но человек, находящийся внутри лифта, отчего-то и не думает нажимать на «стоп», чтобы помочь мне.
Вот свинья!
Тогда я молниеносно просовываю нос своего полуботинка в почти закрывшуюся дверь, и начинаю быстро колотить кулачками по створкам, требуя на все лады:
– Ну же, откройте!
Отчаянно царапаю металлические двери лифта своими короткостриженными ноготками и понимаю, что сейчас мне бы пригодились длинные, крючковатые ноготки одной из наших сотрудниц. Уж она-то бы вмиг одолела эти неподвластные мне створки, вскрыв их ногтями, как консервную банку!
Двери кабины, нехотя, начинают открываться, и я понимаю, что дешёвой обуви пришёл конец – подошва с краю отклеилась, и наружу торчит мой грязный от талой воды, мизинец.
Вот кошмар.
Только бы в лифте не было знакомых! То-то смеху будет!
А противный Шаповалов ещё и шутку какую-нибудь зарифмует по этому поводу, а потом ещё по факсу разошлёт всем сотрудникам. Уж я-то его знаю.
Двери лифта наконец-то раскрылись, и я выдыхаю – в кабине стоит абсолютно незнакомый высокий мужчина в тёмно – сером костюме. Он слегка вжался в угол, а на его породистом волевом лице нарисовалось выражение искреннего ужаса.
Нет, он издевается?
Мало того, что даже не подумал помочь мне, хрупкой девушке, так ещё и делает вид, что увидел кикимору болотную, на которую я, между прочим, ни капли не похожа!
Сдвигаю тонкие брови на переносице, начинаю шипеть разъярённой кошкой:
– Неужели было сложно подождать меня?
Незнакомец прокатился своим ехидным взглядом тёмно-синих, как море, глаз по моей перемазанной грязью фигуре, остановившись на порванной в хлам обуви и, хмыкнув, выдал:
– Вы не перепутали здание? Химчистка находится в соседнем доме. Хотя, судя по вашему внешнему виду, одной химчистки вам будет маловато.
Вспыхиваю, как спичка и упрямо поднимаю подбородок вверх.
Нет, это надо же!
– Вовсе нет, будет вам известно, я работаю в этом журнале.
– Да? Позвольте поинтересоваться, кем? Уборщицей? Или креативным дизайнером? Если так, то я не удивлён, что ваши продажи так резко упали в последнее время! Креатива от вас явно не дождаться!
– Ни то, и ни другое.
Сверлю наглеца ненавистным взглядом.
Кто он такой, чёрт возьми, что позволяет себе критиковать наш журнал? Да, мы сейчас, как и многие другие издательства, не находимся на гребне волны, но наше положение не так уж плачевно. И откуда ему известна информация о наших продажах? Не исключено, что Шаповалов слил конкурентам эту информацию за звонкую монету, и теперь этот напыщенный индюк хочет сделать Геннадию Петровичу какое-нибудь предложение.
– А кем?
– Замом начальника!
Выкрикиваю, раздувая щёки.
Возмущение рвётся из меня фонтаном, и я впериваюсь в ехидного наглеца смелым воинственным взглядом амазонки. Кровь быстрее побежала по венам от захлестнувшей меня волны негодования, и я сжимаю руки в кулаки, пытаясь стать с наглецом одного роста.
Что ж, так ему и надо, пусть знает!
И пусть у нашего Геннадия Петровича нет никакого заместителя, и формально замом является главный редактор – этот противный мужик всё равно об этом не узнает.
Главное ведь нападение?
– Ах, простите! Но, если именно так выглядит заместитель начальника, то я понимаю, почему всё так печально в этом журнале.
Точно, Мишка нас сдал. Он всё знает.
Голос дрожит, но я с упрямством молодого осла продолжаю язвить, храбро окатывая своим взглядом непрошеного гостя.
– На что вы намекаете?
– На то, что выглядите вы, мягко сказать, непрезентабельно.
Мужик начинает заливисто хохотать, запуская пятерню в свои тёмно-русые волосы и я, скрежеща зубами, вылетаю первой из кабины лифта, оставив хама внутри. Больше всего на свете мне хотелось бы сейчас вцепиться в лацканы его пиджака, но судя о его широким плечам и спортивному телосложению, он легко даст мне отпор.
Ах, противный наглый хлыщ, погоди!
Я не знаю, кто ты, но ты уже нашёл в этом издательстве своего врага!
*****
– Итак, коллеги, доброе утро.
Геннадий Петрович прогуливается вдоль длинного стола, заложив руки за спину, и внимательно поглядывает на часы, мерно тикающие на стене. Я приютилась в уголке у окна, за малюсеньким столом. Как секретарю, мне поручено следить за ходом совещания и делать какие-то пометки в своём ежедневнике, но не более.
Никакого права голоса у секретарши нет.
Хотя мне отчаянно хочется спросить Шаповалова – кем является тот засланный казачок, с которым я так некстати встретилась в лифте и испортила себе настроение, но не могу. Что ж, мне ещё представиться такая возможность, и я с удовольствием посмотрю на бегающие лживые глаза мерзкого веб – дизайнера.
Нужно только дождаться своего часа.
Стрелка часов послушно замирает на девяти часах, и шеф, откашлявшись, начинает.
– Итак, последний номер журнала разошёлся с весьма скромными результатами. И, надо признаться, я этим обескуражен. Вроде бы мы предусмотрели всё, отразили новые молодёжные веяния, раскрыли модные тренды, но нет – снова не попали в струю.
Я начинаю ёрзать на стуле.
Ведь, проведя в туалете энное количество времени, я так и не смогла как следует отмыться от грязевых пятен. Выйти без колготок я не могла себе позволить, а попросить было не у кого – все уже собрались в зале для совещаний.
Пришлось идти в мокрых.
И теперь я поняла, что это было не лучшее решение – капрон высыхает и вызывает раздражение на моей коже, неприятно царапая её при этом.
Отчаянно почёсываясь, я пытаюсь делать это незаметно, чтобы шеф не выгнал меня из зала за нарушение дисциплины. Подобного унижения я точно не стерплю, поэтому пытаюсь вслушиваться в монотонный бубнёж шефа.
– И поэтому к нам был прислан новый главный редактор. Ранее он работал в таких крупных изданиях, как «Домашний уют» и «Дизайнерская мысль». В общем, у него довольно обширный послужной список, никаких нареканий со стороны руководства и вообще – ценный кадр для любого журнала!
– И что, не сработался?
Шаповалов выкрикивает с места, крутя головой по сторонам.
По залу проносится хихиканье и я закатываю глаза – даже странно, что ещё никто не приструнил нашего остряка, от которого лично у меня уже начинается аллергия.
– Замечательно сработался, но ваше начальство меня перекупило.
В зале раздаётся незнакомый бархатистый голос, в котором слышатся нотки стального ехидства, и я машинально поднимаю глаза на вошедшего. В душе начинает трепыхаться какое-то противное волнение и я, повинуясь нервному напряжению, принимаюсь отчаянно чесать свою левую коленку.
