Текст книги "Яйцо грифона"

Автор книги: Майкл Суэнвик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

МАЙКЛ СУЭНВИК
Яйцо грифона

Луна? Яйцо грифона, и она -

Взгляни – округла тоже и бледна.

В яйце таится завтрашняя ночь.

Мальчишки крик восторга превозмочь

Не в силах будут, – слышишь их толпу?

Когда грифон проклюнет скорлупу,

Расправит крылья, небо заслонит,

Но девочек он в бегство обратит:

Испуганные, прячутся, дрожат,

Мальчишкам смех – а девочки визжат

[1]

[Закрыть].

Вэчел Линдзи

Солнце осветило горы. Гюнтер Уэйл вскинул руку в приветствии и, когда яркий свет ударил в лицо, сощурился на тот короткий миг, который понадобился щитку-визо-ру его шлема, чтобы поляризоваться.

Уэйл вез топливные стержни в промышленный парк кратера Чаттерджи. Реактор В кратера Чаттерджи за сорок часов перед восходом вошел в критический режим, угробив пятнадцать дистанционников и микроволновое реле и ударной волной повредив все производства парка. К счастью, система предусматривала вероятность аварии. К тому времени, как над хребтом Ретика

[2]

[Закрыть] взошло солнце, новый реактор был собран и готов к подключению.

Гюнтер привычно вел машину, машинально отмечая расстояние от Бутстрэпа по количеству мусора, наваленного вдоль шоссе Моря Паров. Вблизи города обломки механизмов и поврежденных автосборщиков свозили в открытые вакууму склады в надежде на дальнейшую утилизацию. Десятью километрами дальше взорвался герметичный грузовик, и обломки металла разбросало по округе вместе с похожими на гигантских червей ручейками изолирующей пены. С двадцать пятого километра плохо профилированная дорога обозначалась в основном разбитыми фарами и упаковочной тарой на обочинах.

За сороковым километром дорога становилась чистой: прямая ровная полоса в пыли. Не слушая голосов в затылке: дорожной болтовни и автоматических предупреждений службы безопасности движения, которые грузовик ежеминутно скармливал его чипу, Гюнтер развернул на приборной панели топографическую карту.

Примерно здесь.

Он свернул с шоссе Моря Паров и покатил напрямик по нетронутой целине.

– Вы отклонились от предписанного маршрута, – сообщил грузовик. – Отклонения от маршрута допускаются только с заверенного разрешения вашего диспетчера.

– Ну еще бы! – Голос Гюнтера гулко прозвучал в шлеме – единственный живой звук в гомоне призрачных голосов. Он не герметизировал кабину, но изолирующие слои скафандра заглушали даже рокот машины. – Мы-то с тобой прекрасно знаем, что пока я более или менее выдерживаю расписание, Бет Гамильтон не волнует, куда меня занесло по дороге.

– Вы превысили лингвистические способности данной системы.

– Ничего, не смущайся.

Ловким движением он скрутил провода и вырубил радиоустановку кабины. Голоса в затылке мгновенно смолкли. Теперь Гюнтер был совсем один.

– Вы обещали, что больше это не повторится. – Слова, переданные прямо на его трансчип, прозвучали гулко и низко, как глас самого Господа. – Полиция «Поколения-Пять» требует, чтобы все водители поддерживали постоянную радио…

– Не хнычь. Тебе не идет.

– Вы превысили лингвистические способности…

– Да заткнись ты!

Гюнтер провел пальцем по карте, прослеживая курс, проложенный им прошлой ночью. Тридцать километров по девственным просторам, где не проходил до сих пор ни человек, ни механизм, а потом на север на Марчисонское шоссе. Если повезет, он даже прибудет в Чаттерджи раньше срока.

Гюнтер углублялся в лунную равнину. По обе стороны кабины проплывали скалы. Впереди неприступной стеной высились горы. Если не считать протянувшихся позади отпечатков протекторов, от горизонта до горизонта – никаких следов человеческого присутствия. И полная тишина.

Гюнтер жил ради таких минут. Вступить в нетронутую чистоту пустыни, испытать величие бытия, когда кажется: все, что видишь, – звезды, равнины, кратеры и все остальное – заключено внутри тебя. Городские виды Бутстрэпа таяли, как сон, как далекий остров на мягко волнующейся глади каменного моря. «Никто уже не станет здесь первым, – думал он.– Только я».

В памяти всплыла картинка из детства. Был сочельник, и он с родителями ехал на машине к рождественской мессе. В полном безветрии густо валил снег, дороги Дюссельдорфа скрылись под чистым белым покрывалом. Машину вел отец, а сам он перегнулся через спинку переднего сиденья и зачарованно смотрел на замерший преобразившийся мир. И было совсем тихо.

Он ощутил святое прикосновение одиночества.

Грузовик плыл по переливам серого моря, под слоем пыли мерещились все цвета радуги. Солнце стояло у Гюнтера за плечом, а когда он развернул переднюю ось, объезжая булыжник, тень грузовика повернулась и протянулась в бесконечность. Гюнтер углубился в себя, зачарованный суровой красотой этих мест.

Повинуясь мысли, его ПК вывел на чип музыку. Вселенную наполнила «Stormy Weather».

Гюнтер спускался по длинному, почти неощутимому уклону, когда панель управления сдохла у него под руками. Грузовик отключил питание и остановился.

– Черт тебя возьми, проклятая колымага! – рявкнул Гюнтер. – Что теперь?

– Местность впереди непроходима.

Гюнтер врезал кулаком по панели, так что карта заплясала. Впереди все было полого и гладко, если эта местность когда-то и проявляла склонность к мятежу, взрыв в районе Моря Дождей укротил ее в незапамятные времена. Трусливая железяка! Гюнтер пинком открыл дверцу и спустился из кабины.

Грузовик застрял перед провалом, который змеился поперек проложенного Гюнтером курса, и больше всего напоминал русло пересохшего ручья. Гюнтер подошел к краю. Пятнадцать метров в ширину и не больше трех в самом глубоком месте. Пролом слишком мелкий, чтобы его отметили на топографической схеме. Гюнтер вернулся в кабину и бесшумно закрыл за собой дверь.

– Слушай. Склоны не такие уж крутые. Я сто раз проезжал в местечках похуже. Мы просто проберемся потихоньку, осторожненько, идет?

– Местность впереди непроходима. Прошу вернуться на ранее проложенный маршрут.

Теперь зазвучал Вагнер. «Тангейзер». Гюнтер отключил его нетерпеливым движением мысли.

– Ты же, черт побери, способен к активному поиску решений, почему бы тебе не прислушаться к голосу разума? – Он сердито пожевал губу и тряхнул головой. – Если возвращаться, мы сильно выбьемся из расписания. Наверняка эта борозда через сотню-другую метров сойдет на нет. Давай-ка проедем вдоль нее до этого места, а потом свернем на Марчисонское. И будем в парке вовремя.

Три часа спустя Гюнтер наконец выбрался на Марчисонское шоссе. К тому времени он взмок и пропах потом, плечи ныли от напряжения.

– Где мы? – кисло спросил он и, прежде чем грузовик смог ответить, добавил: – Отбой.

Грунт внезапно почернел. Это наверняка выброс из шахты «Сони-Рейнпфальц». Их рельсовая пушка ориентирована почти точно на юг, в сторону от сателлитных производств, так что их выброс первым делом падал на дорогу. Значит, Гюнтер уже близко.

Марчисонское шоссе было, в сущности, просто наезженной колеей, которую кое-как выровняли и разметили оранжевыми кляксами на камнях вдоль дороги. Гюнтер быстро проехал одно за другим несколько приметных мест: выброс «Харада Индастри», выброс «Океан Бурь Макрофакчуринг», выброс «Крупп пятьдесят». Он знал их наизусть. «П-5» обеспечивала эти компании робототехникой.

Гюнтера обогнала легкая платформа, груженная бульдозером. Взметнувшаяся пыль улеглась одновременно с гравием. Управлявший платформой дистанционник приветственно взмахнул длинной тонкой рукой. Гюнтер машинально помахал в ответ, пытаясь вспомнить, знаком ли ему водитель.

Местность здесь была изрезана и перекопана, камни и грунт свалены в кучи. На обочине мелькали ремонтные станции и цистерны аварийных кислородозаправок. Мимо проплыл указатель: «ТУАЛЕТНАЯ УСТАНОВКА 1/2 КМ». Гюнтер недовольно скривился. Потом вспомнил про радио и привел в порядок провода. Пора вернуться в реальный мир. В трансчип тут же ворвался пронзительный и шумящий помехами голос диспетчера:

– …ин сын! Уэйл! В какую дыру тебя занесло?

– Я на месте, Бет. Малость подзадержался, но уже на месте, где мне и положено быть.

– Сукин… – Запись отключилась, и ее сменил живой голос рассвирепевшей Гамильтон. – Надеюсь, милок, у тебя найдется достойное оправдание!

– Да ведь ты знаешь, как оно бывает. – Гюнтер отвел взгляд от дороги и уставился на пыльные горы. Хорошо бы забраться туда и никогда не возвращаться. Может, там найдется пещера. А может, там водятся чудовища: вакуумные тролли и лунные драконы с замедленным обменом веществ, сверхплотные существа, плавающие в толще камня, как в воде, лениво продвигающиеся на одну длину тела за целый век. Он представил, как они ныряют, уходят в глубину, следуя линиям магнитного поля, купаются в алмазных и плутониевых жилах, поют, запрокинув голову… – Я подобрал по дороге попутчика, и мы попали в историю.

– Попробуй рассказать это Измайловой. Она зла на тебя, как тысяча шершней.

– Кому?

– Измайловой. По мультикорпоративному контракту она зачислена сюда новым инженером-взрывником. Прибыла на хоппере четыре часа назад и с тех пор дожидается вас с Зигфридом. Насколько я понимаю, ты с ней еще незнаком…

– Нет.

– Ну так будь поосторожнее. Она из тех суровых начальников, кому твои шуточки не кажутся смешными.

– Да брось, одним внештатным технарем больше, ну и что? Она мне не начальство. Что она мне сделает?

– Да-да, утешайся, малыш. Не так много ниточек надо потянуть, чтобы отправить такого оболтуса, как ты, прямиком на Землю.

Когда впереди замаячил Чаттерджи А, солнце поднялось над горами не больше чем на палец. Гюнтер то и дело опасливо поглядывал на него. Через щиток шлема, настроенный на фильтр альфа, оно выглядело сверкающим белым шаром, на котором медленно проступали черные точки. Зернистость больше обычной. Высокая солнечная активность. Гюнтер удивился, что служба радиационного прогнозирования не объявила тревоги на поверхности. Ребята из Обсерватории обычно следят за положением дел.

Чаттерджи А, В и С были тройной цепочкой простых кратеров чуть ниже Хладни, причем два меньших представляли мало интереса. Чаттерджи А возник в результате падения метеорита, пробившего базальты Имбрийского периода до роскошной алюминиевой жилы. Жила располагалась так удобно, что стала любимой игрушкой правления Бутстрэпа, и Гюнтера ничуть не удивляло, что Керр-Макд-жи из кожи вон лез, лишь бы поскорее снова запустить реактор.

Парк кишел самоходниками, поисковиками и сборщиками. Они виднелись повсюду: среди фабрик, покрытых пузырями куполов, среди плавилен, загрузочных доков и вакуумных гаражей. Там, где разбирали крупные промышленные конструкции, созвездиями вспыхивали и гасли голубые огоньки. Флотилии большегрузных машин веером расходились по лунной равнине, поднимая за собой пыль. Зазвучала «The Joint is Jum-ping» Фэтса Уоллера, и Гюнтер рассмеялся.

Он замедлил ход так, что едва полз, объехал газовый пресс, который затаскивали на погрузчик, и напрямик выехал на пандус, ведущий к Чаттерджи В. Чуть ниже взрывом выровняли в скале новую посадочную площадку, и приземлившийся на ней хоппер обступили несколько фигур. Восемь дистанционно управляемых модулей и один человек.

Один из дистанционников говорил, отрывисто рубя рукой в такт словам. Другие стояли неподвижно, точь-в-точь древние телефонные будки, снятые с эксплуатации, но готовые принять вызов, если кому-то еще понадобится подключиться.

Гюнтер отстегнул Зигфрида с крыши кабины и, держа в одной руке пульт управления, а в другой – катушку кабеля, направился к хопперу.

Человек шагнул ему навстречу.

– Вы! Что вас задержало?

Измайлова щеголяла красно-оранжевым скафандром «Студио Волга», который казался особенно изысканным на фоне казенного рабочего скафандра Гюнтера с логотипом «П-5» на груди. Сквозь золотистый щиток шлема он не мог разглядеть ее лица, но по голосу представил: горящие глаза, поджатые губы…

– Шину проколол. – Он выбрал подходящий гладкий камешек и, пристроив на нем катушку, качнул ее, проверяя, ровно ли лежит. – Мы доставили футов пятьсот защищенного кабеля. Вам хватит?

Короткий кивок.

– Вот и хорошо. – Он отстегнул свой монтажный пистолет. – Посторонитесь. – Гюнтер встал на колени, чтобы закрепить катушку на камнях. – Уже известно, что там творится?

Один из дистанционников ожил, выступил вперед и назвался Доном Сакаи из команды по чрезвычайным ситуациям управления «П-5». Гюнтеру уже приходилось работать с ним: довольно крепкий парень, только, как это часто бывает с канадцами, слишком настороженно относится к ядерной энергии.

– Мисс Ланг, – вежливый кивок в ее сторону, – из «Со-ни-Рейнпфальц» провела внутрь своего робота, но из-за сильного излучения успела произвести только предварительный осмотр и потеряла контроль. – Второй дистанционник кивнул, однако задержка передачи сигнала из Торонто помешала Сакаи заметить кивок. – Робот просто пошел дальше, не слушая команд. – Он нервно кашлянул и добавил без нужды: – Автономные цепи оказались слишком чувствительными.

– Ну, с Зигфридом нам это не грозит. Он бесчувственный, как камень. На эволюционной шкале машинного интеллекта Зигфрид находится ближе к лому, чем к компьютеру.

После паузы в две с половиной секунды Сакаи вежливо посмеялся. Гюнтер кивнул Измайловой:

– Введите меня в курс дела. Объясните, чего вы хотите. Измайлова подошла вплотную к нему, их скафандры на

миг соприкоснулись, пока она вставляла коммутационный шнур в его пульт управления. По наружной стороне ее щитка пробежали смутные, как тени сновидения, образы.

– Он знает, что делает? – спросила она.

– Эй, я…

– Заткнись, Уэйл, – посоветовала по закрытой связи Гамильтон и добавила по открытой: – Его бы здесь не было, если бы компания не была абсолютно уверена в его технических навыках.

– Никто, конечно, не сомневается… – начал Сакаи и замолчал, когда слова Гамильтон наконец дошли до него.

– Взрывное устройство в хоппере, – сообщила Измайлова Гюнтеру. – Принесите его.

Он повиновался, настроив Зигфрида на маленький плотный груз. Робот низко склонился над хоппером, обхватив устройство большими чуткими ладонями. Гюнтер слегка нажал. Ничего не изменилось. Тяжелая, зараза! Он медленно, осторожно увеличивал мощность. Зигфрид выпрямился.

– Вверх по дороге и потом вниз, внутрь.

Оплавившийся реактор был неузнаваем: помятый, просевший, с торчащими по сторонам перекрученными трубами. В самом начале аварии взорвались охладители, и на краю кратера блестели брызги металла.

– Где находится радиоактивный материал? – спросил Сакаи. Несмотря на то что его отделяла от реактора треть миллиона километров, голос его встревоженно дрогнул.

– Там все радиоактивно, – ответила Измайлова. Они подождали, пока дойдет сигнал.

– Я хочу сказать, вы понимаете… Топливные стержни.

– В данный момент топливные стержни расположены на глубине триста метров и уходят глубже. Мы говорим о расщепляющихся материалах, достигших критической массы. Топливные стержни с самого начала должны были сплавиться в этакий сверхгорячий комок, способный прожечь себе дорогу сквозь скалу. Представьте плотную, тяжелую каплю воска, медленно погружающуюся в лунную кору.

– О, обожаю физиков! – вставил Гюнтер.

Шлем Измайловой повернулся к нему, резко побледнев. После долгой паузы он снова включился и отвернулся.

– Во всяком случае, на спуске чисто. Ведите робота до упора. Сбоку имеется шурф. Старый. Я хочу проверить, не забило ли его.

– А одного устройства хватит? – усомнился Сакаи. – Я хочу сказать, для очистки кратера.

Женщина пристально следила за продвижением Зигфрида. Она рассеянно отозвалась:

– Мистер Сакаи, для очистки этого участка необходимо перегородить цепью подъездную дорогу. Стены кратера защитят работающих поблизости от гамма-излучения, и не трудно проложить маршруты хопперов так, чтобы не подставлять пассажиров. Наибольшую опасность для живых организмов при аварии реактора представляет альфа-излучение, которое исходит от изотопов, рассеянных в воде и в воздухе. При значительной концентрации в теле альфа-частицы способны причинить серьезный вред – но только в этом случае. Их может задержать лист бумаги. Так что пока вы не впускаете реактор в свою экосистему, он не более опасен, чем любая другая большая машина. Закапывать разрушенный реактор просто потому, что он радиоактивен, совершенно не требуется, и, с вашего позволения, это просто суеверие. Но не я составляю план работ. Я просто взрывник.

– Вы этот шурф искали? – спросил Гюнтер.

– Да. Пройдите его до конца. Он неглубокий.

Гюнтер зажег фонарь на груди Зигфрида и отрегулировал катушку, чтобы кабель не провисал. Они спускались вниз. Наконец Измайлова заговорила:

– Стоп. Достаточно.

Он бережно опустил взрывное устройство и по ее указанию включил запуск.

– Готово, – сказала Измайлова.– Выводите робота. Я даю вам час, чтобы убраться подальше от кратера.

Гюнтер заметил, что дистанционники уже начали отступление.

– Хм… Мне еще надо разгрузить топливные стержни.

– Не сегодня. Новый реактор уже разобран и вывозится из зоны взрыва.

Гюнтер представил, каково разбирать всю эту механику и выволакивать за пределы промпарка, и в первый раз поразился масштабу задуманной операции. Обычно из зоны взрыва удаляли только самые чувствительные установки.

– Погодите-ка. Похоже, вы затеваете просто чудовищный взрыв?

Измайлова всем своим видом являла самонадеянность.

– Я умею с этим обращаться. Устройство дипломат-класса, той же серии, что применялась пять лет назад. Почти сто случаев использования, и ни малейшего сбоя. Это самое надежное оружие в истории военной техники. Вы вправе гордиться, что участвуете в работе с ним.

Гюнтер похолодел.

– Матерь Божья, – пробормотал он. – Вы заставили меня подсунуть туда портфельчик с атомной бомбой!

– Привыкайте. «Вестингауз Лунар» запускает этих малюток в массовое производство. С их помощью мы будем раскалывать горы, прокладывать дороги через хребты, разрушать стены лунных борозд, чтобы посмотреть, что там под ними… – Она вещала, как вдохновенная пророчица. – И это только начало. Существует план обогащения полей в Заливе Зноя. Взорвите над реголитом

[3]

[Закрыть] несколько бомб и черпайте плутоний прямо из грязи. Мы станем топливным баком для всей Солнечной системы.

Очевидно по позе Гюнтера догадавшись, какой ужас он испытывает, Измайлова рассмеялась:

– Считайте это оружием во имя мира.

– Это надо было видеть! – рассказывал Гюнтер. – Хрен поверишь! Один край кратера просто снесло. Как не бывало. Разбило в пыль. И как долго все светилось! Кратеры, машины – все. Мне щиток так перегрузило, что он стал мигать. Я уж думал, выгорит. Настоящая чертовщина. – Он взял свои карты. – Ну кто так сдает?

Кришна застенчиво улыбнулся и опустил голову.

– Я играю.

Хиро поморщился, заглядывая в свои карты.

– Похоже, я помер и попал в ад.

– Повышаю ставку, – отозвалась Аня.

– Наверное, я получил по заслугам.

Они сидели в парке Ногучи у центрального пруда: расположились на валунах, искусно обработанных так, чтобы казались обточенными водой. Рядом поднималась рощица из саженцев березок по колено высотой, чей-то игрушечный кораблик подплывал к конусу стока посреди пруда. Над клевером вились пчелы.

– И представляете, как только стена рухнула, эта чокнутая русская стерва…

Аня сбросила тройку.

– Поосторожнее насчет чокнутых русских стерв.

– Взлетает на своем хоппере…

– Я видел по телевизору, – кивнул Хиро. – Мы все видели. Это было в новостях. Один парень, который работает в «Ниссан», говорил, что Би-би-си уделила вам целых тридцать секунд.

Хиро сломал нос на занятии по каратэ, налетев на кулак инструктора, и сочетание квадратного белого пластыря с кустистыми черными бровями придавало ему мрачный пиратский вид.

Гюнтер сбросил одну карту.

– Бейте. Ничего вы не видели. Надо было чувствовать, как дрожала потом земля.

– А что связывает Измайлову с «портфельной войной»? – поинтересовался Хиро. – Ясно, она не какой-нибудь курьер. Она занималась снабжением или стратегией?

Гюнтер пожал плечами.

– Помните «портфельную войну»? – саркастически продолжал Хиро. – Половину военной элиты Земли убрали в одночасье. Одна дерзкая операция, и мировая война, которая уже готова была разразиться, отменяется. Подозреваемые террористы превращаются в героев!

Гюнтер отлично помнил «портфельную войну». Когда весь мир забился в судорогах и едва не покончил с собой, ему было девятнадцать, и он работал тогда на «Финском Геотермическом». Именно тогда он укрепился в решении убраться с планеты.

– Можем мы говорить о чем-нибудь, кроме политики? Я до тошноты уже наслушался об Армагеддоне.

– Кстати, тебе разве не пора на встречу с Гамильтон? – вдруг осведомилась Аня.

Он поднял взгляд на Землю. Восточное побережье Южной Америки как раз входило в зону сумерек.

– Еще успеем доиграть.

Выиграл Кришна, у которого оказались три дамы. Сдача перешла к Хиро. Он быстро перетасовал и стал короткими злыми движениями раскидывать карты.

– Ну, – спросила Аня, – что тебя гложет?

Хиро сердито посмотрел на нее, резко отвел взгляд и приглушенно, словно заразившись застенчивостью от Кришны, сказал:

– Я уезжаю домой.

– Домой?

– Это на Землю, что ли?

– Ты с ума сошел! Когда все вот-вот полыхнет! Зачем?

– Потому что Луна меня достала. Думаю, это самое отвратительное место во Вселенной.

– Отвратительное?

Аня обвела внимательным взглядом сады на террасах; ручей, начинающийся на верхнем уровне и восемью туманными водопадами сбегающий к центральному пруду, чтобы начать новый цикл; красиво изогнутые дорожки. Между высокими вьющимися кустами роз, мимо башенок форзиции, цветущих золотыми колокольчиками, прогуливались отдыхающие. Широкие, плавные, как во сне, лунные шаги напоминали движение под водой. Другие люди выныривали из офисных туннелей и снова скрывались в них, задержавшись на миг, чтобы полюбоваться зябликами, кружащими над ухоженными огуречными грядками. На среднем ярусе, пестревшем бирюзовым, алым и аквамариновым шелком, располагались торговые палатки, где предприимчивые рабочие в свободное время торговали мини-фабриками, соломенными корзинками, пресс-папье из яркого стекла, пособиями по танцу и трудами по поэзии Елизаветинского периода.

– По-моему, на вид очень мило. Немножко тесновато, пожалуй, но это ведь эстетика первопроходцев.

– Похоже на базар, но я не об этом. Понимаете… – Хиро замялся в поисках слов. – Понимаете, меня беспокоит, как мы обращаемся с этим миром. Я хочу сказать, мы в нем копаемся, забрасываем его мусором, сносим горы, а чего ради?

– Ради денег, – отозвалась Аня. – Товары широкого потребления, сырье, будущее наших детей. Что тут плохого?

– Мы создаем не будущее, мы создаем оружие.

– На Луне нет ни единого пистолета. Это зона межкорпоративной разработки. Оружие здесь запрещено.

– Вы знаете, что я имею в виду. Фюзеляжи бомбардировщиков, системы детонаторов, оболочки снарядов – все это производится здесь и пересылается на низкую околоземную орбиту. Не надо притворяться, будто мы не знаем, зачем мы здесь.

– И что? – ласково спросила Аня. – Мы живем в реальном мире, все мы не настолько наивны, чтобы поверить в возможность правительства без армии. Почему нельзя производить все это здесь, если в других местах можно?

– Меня бесит то, с какой равнодушной, эгоистической жадностью мы все это делаем. Вы давно не выбирались на поверхность полюбоваться, как ее вскрыли, выпотрошили и перелопатили? Еще остались места, где можно замереть перед красотой, не изменившейся с тех дней, когда наши предки качались на деревьях. Но мы и эти места испакостим. Через поколение, от силы – через два на Луне останется не больше красоты, чем на любой мусорной свалке.

– Ты же видишь, во что промышленность превратила Землю, – сказала Аня. – Что плохого в том, чтобы убрать ее с планеты?

– Да, но Луна…

– Даже не имеет экосферы. Здесь нечему вредить. Они сердито уставились друг на друга. Наконец Хиро

буркнул:

– Не хочу об этом говорить. – И мрачно уткнулся в свои карты.

Через пять или шесть конов к ним рассеянно подошла какая-то женщина и уселась на траву у ног Кришны. На веках у нее были ярко-лиловые тени, а на лице безумная улыбка.

– О, привет! – сказал Кришна. – Все знакомы с Салли Чанг? Она, как и я, исследовательский компонент «Центра Технологий Самовоспроизводства».

Остальные кивнули. Гюнтер представился:

– Гюнтер Уэйл, рабочий компонент «Поколения-Пять». Женщина хихикнула.

Гюнтер моргнул.

– У вас, видно, хорошее настроение. – Он постучал костяшками пальцев по доске. – Я при своих.

– Я на псиле, – ответила женщина.

– На псилоцибине? – переспросил Гюнер. – Я, может быть, заинтересуюсь. Вы его выращиваете или синтезируете? У меня в комнате есть пара мини-фабрик, я мог бы поделиться с вами, если вы получите лицензию на программное обеспечение.

Салли Чанг покачала головой и беспомощно рассмеялась. По ее лицу текли слезы.

– Ну, когда вы спуститесь на землю, можно будет поговорить. – Гюнтер покосился на свои карты. – Может здорово пригодиться для шахмат.

– В шахматы давно никто не играет, – презрительно бросил Хиро. – Это только для компьютеров.

Гюнтер взял банк с двумя парами. Он перетасовал, Кришна отказался снять, и он стал сдавать карты.

– Так вот, эта чокнутая русская дамочка…

Чанг ни с того ни с сего взвыла. Дикий взрыв хохота заставил ее выгнуться всем телом и снова скрючиться. В ее глазах горела радость открытия, она ткнула пальцем прямо в Гюнтера.

– Ты – робот! – выкрикнула она.

– Прошу прощения?

– Ты просто робот, – повторила она. – Ты машина, автомат. Посмотри на себя. Ничего, кроме реакций на раздражители. У тебя вовсе нет собственной воли. Ничего нет. Ты не смог бы действовать самостоятельно даже ради спасения жизни.

– Да ну? – Гюнтер огляделся в поисках вдохновения. Какой-то мальчуган, – может быть, Петр Нафис, хотя отсюда трудно было сказать, – стоял на берегу, подкармливая карпов хлебными крошками. – А скажем, я спихну вас в воду. Это будет самостоятельное действие?

Она со смехом покачала головой:

– Типичное поведение примата. На возможную угрозу отвечает имитацией агрессии.

Гюнтер засмеялся.

– Затем, если это не срабатывает, примат демонстрирует подчинение. Заискивает. Обезьяна показывает свою безобидность, понимаешь?

– Эй, это уже не смешно, – предостерегающе заметил Гюнтер. – Собственно говоря, это, пожалуй, оскорбление.

– И снова возвращается к проявлению агрессии. Гюнтер вздохнул и поднял руки вверх.

– И как мне реагировать? С вашей точки зрения, что бы я ни сказал или ни сделал – все плохо.

– Опять же подчинение. Агрессия – подчинение, туда и обратно, туда и обратно. – Она двигала руками, будто качала насос. – Как маленькая машина, понимаешь. Это все – автоматические реакции.

– Эй, Криш! Ты у нас нейро-био-что-то-там, верно? Замолви за меня словечко. Вытащи меня из этой трепотни.

Кришна покраснел. Он старался не встречаться с Гюнтером взглядом.

– Видишь ли, в Центре мисс Чанг очень ценят. Если она считает нужным о чем-то задуматься, значит, об этом стоит подумать.

Женщина жадно рассматривала их блестящими глазами с точками сузившихся зрачков.

– Насколько я понимаю, она имеет в виду основную проблему жизни. Что мы действуем на автопилоте. Не конкретно ты, а мы все. – Он напрямик обратился к Чанг: – Так?

– Нет, нет, нет, – замотала головой женщина. – Именно он.

– Я сдаюсь.

Гюнтер отложил карты и откинулся навзничь на гранитную плиту, так что через стеклянную крышу ему видна была Земля. А закрыв глаза, он видел поднимающийся хоппер Измайловой. Простейшее устройство: кресло на площадке, под ним пучок из четырех реактивных сопл и сложная система опор. Гюнтер видел, как хоппер поднимается над расцветающим взрывом, как он словно зависает над кратером, подобно коршуну. Фигура в красном скафандре сидела, опустив руки, с нечеловеческим спокойствием наблюдая за происходящим. В отраженном свете она сияла, как звезда. Это было жутковато и красиво.

Салли Чанг, прижавшись к коленям Гюнтера, раскачивалась взад и вперед и смеялась, смеялась…

Бет Гамильтон была включена в телеприсутствие. Когда Гюнтер вошел в ее кабинет, она откинула один окуляр, но продолжала двигать руками и ногами. Слабые сонные движения, которые будут приняты и усилены на одной из невидимых за горизонтом фабрик.

– Ты опять опоздал, – довольно равнодушно заметила она.

Большинство людей хоть немного, да страдали от расщепления реальности, работая в двух местах сразу. Гамильтон принадлежала к числу тех избранных, кто умел одинаково эффективно справляться с двумя реальностями.

– Я вызвала тебя, чтобы обсудить твои перспективы в «Поколении-Пять». А именно – возможность перевода на другой участок.

– Ты хочешь сказать, на Землю?

– Вот видишь! – сказала Гамильтон. – Ты не так туп, как хочешь казаться. – Она снова вставила окуляр, застыла, потом подняла руку в металлической перчатке и проделала сложное движение пальцами. – Ну?

– Что «ну»?

– Токио, Берлин, Буэнос-Айрес – куда тебя влечет? Как насчет Торонто? Правильный выбор может дать хороший толчок твоей карьере.

– Я просто хочу остаться здесь, делать свое дело и получать жалованье, – осторожно сказал Гюнтер. – Я не стремлюсь к продвижению по службе, не хочу повышения, не надо никуда меня переводить. Я вполне доволен тем, что имею.

– Ты выбрал странный способ продемонстрировать это. – Гамильтон отключила питание перчаток и высвободила руки. И почесала нос. Она сидела у рабочего стола – черного гранитного куба. На нем стоял ее ПК вместе с россыпью кристаллов меди. Мысленным приказом она вывела голос Измайловой на чип Гюнтера.

– Я с глубочайшим сожалением обращаю ваше внимание на непрофессиональное поведение одного из ваших штатных сотрудников, – начал голос.

Слушая донос, Гюнтер ощутил совершенно неожиданный приступ отчаяния и еще более сильную злость на Измайлову, которая посмела так, с ходу осудить его. Он постарался скрыть свои чувства.

– Безответственность, недисциплинированность, легкомыслие и совершенно неуважительное отношение.

Он усмехнулся:

– Кажется, она меня недолюбливает. Гамильтон промолчала.

– Но этого недостаточно, чтобы… – Он осекся. – Или?..

– В обычных обстоятельствах, Уэйл, было бы достаточно. Начальник опытного участка – не просто «внештатный технарь», как ты изящно выразился. Правительство не раздает такие лицензии кому попало. И, если ты не знаешь, ты давно на плохом счету. Большие способности, которые не находят применения. Честно говоря, ты их разочаровал. Но, к счастью для тебя, эта мадам Измайлова оскорбила Дона Сакаи, и он дал нам понять, что мы не обязаны беспрекословно выполнять все ее требования.

– Измайлова оскорбила Сакаи? Гамильтон покосилась на него:

– Ну, ты должен знать, ты же там был.

Теперь он вспомнил тираду Измайловой по поводу ядерной энергии.

– А, верно. Теперь понимаю.