Текст книги "Аномальные структуры моих грез"
Автор книги: Майкл Белл
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
Группа медсестер пришла подготовить мистера Шамберга к операции. Они убрали все капельницы, но кислородный баллон ставили. Значит, он поедет на операцию с ним. Он посмотрел а меня и сказал:
– Мне очень жаль.
Я даже не знал, что ответить. Он разработал аппарат, который может уничтожить весь мир, предотвратить катастрофу способна только водородная бомба, а ему "очень жаль". Его извинения были для меня пустым звуком.
Я ничего ему не ответил.
Медсестры поставили каталку рядом с кроватью мистера Шамберга.
– Вы можете встать? – спросила одна.
Он попытался сесть, но не смог. Видимо, уже был слишком слаб для этого.
– Я слишком плохо себя чувствую, чтобы двигаться, – сказал он и зашелся кашлем.
Медсестры подошли с другой стороны кровати и попытались поднять мистера Шамберга, но не смогли. Они не смогли даже с места его сдвинуть. А он захлебывался кашлем и стонал.
Одна из медсестер откинула одеяло и ахнула. Она была готова увидеть все, что угодно, но из груди мистера Шамберга медленно сочилась кровь.
Миссис Шамберг прерывисто вздохнула, Анна встала. Старшая сестра побежала за полотенцами, чтобы остановить кровь. Они попытались повернуть его на бок, но опять не смогли.
– Погодите! – взмолился мистер Шамберг. – Дайте мне минутку полежать…
– Мы должны остановить кровотечение, – сказала медсестра и стала ощупывать спину мистера Шамберга. – Позовите доктора Адамса! – крикнула она через минуту.
Доктор Адамс был одним из трех лечащих врачей мистера Шамберга. Он пришел очень быстро, так как после объявления карантина был вынужден жить в больнице.
– Ради бога, наденьте скорее маску и халат! – воскликнула медсестра, когда он вбежал в комнату. Он метнулся обратно, надел то и другое, затем они втроем начали осматривать мистера Шамберга.
– Что-то не дает ему отделиться от матраса. Оно прошло через простыню и пластиковый чехол.
Доктор Адамс склонился над мистером Шамбергом. Кровь текла все сильнее. Доктор Адамс заглянул под кровать.
– Везите его на операцию прямо на ней, – распорядился он. – Немедленно! Я позвоню реаниматологам и посоветуюсь с ними.
После того как все ушли, я опять остался один в полумраке комнаты. Но лежал я так совсем недолго. Из-за сильных болей в спине я не мог лежать. Я осмотрел постель, страшась найти кровавые пятна, но их пока не было. Пока. Я ощупал грудь в поисках каких-нибудь опухолей и шишек, но все было в порядке. Тем не менее я никак не мог успокоиться.
Я сидел, глубоко задумавшись. Если все, что рассказал мистер Шамберг, правда, я должен предупредить людей, чтобы они успели покинуть город. Во вторник после обеда будет уже поздно – я превращусь в груду металла. Я отправлю сообщения своим друзьям, чтобы они уезжали из города, они смогут перезвонить мне, если захотят узнать подробности, но лучше будет, если они поверят мне на слово, особенно если их не пустят в больницу.
Но единственной, кого я застал дома, была Алисон в Магнс.
– Почему ты не сказал, что ты в больнице? – спросила она.
– Это не важно, – сказал я, попытался объяснить, что происходит, и стал уговаривать ее забрать детей и сейчас же ехать прочь из города.
Некоторое время она молчала.
– Послушай, – сказала она, – с тобой все в порядке? Я думаю, такого просто не может быть!
Как видно, она решила, что моя болезнь отразилась на моих умственных способностях.
– Это случится, – сказал я. – Я только надеюсь, что вы еще успеете спастись.
Она не ответила. Я схватился за пульт от телевизора.
– Об этом наверняка уже передали по всем каналам в новостях, – сказал я. – Говорили что-нибудь необычное о Солт-Лэйк-Сити?
Мы оба включили один и тот же круглосуточный канал новостей. Буквально через пять минут начался сюжет о закрытии международного аэропорта Солт-Лэйк-Сити. Утверждали, что из-за весенней жары пришли в негодность многие взлетные полосы, поэтому аэропорт не выпускает и не принимает никакие рейсы. Эта информация очень важна, поскольку многие рейсы пришлось перенаправить в другие аэропорты. Администрация не в состоянии сказать, когда они смогут решить эту проблему, особенно если возникнет необходимость менять покрытие взлетных полос. Конечно, дневные температуры достигают только 67 градусов [Приблизительно 19,4°С.], но администрация проконсультировалась с экспертами, которые дали объяснение, почему и при 67 взлетные полосы становятся непригодны.
– Господи! – воскликнула Алисон, когда поняла, что скрывается за этим сообщением.
– Уезжайте сейчас же, пока они не перекрыли дороги, – посоветовал я.
Мы пожелали друг другу удачи и повесили трубки. Возможно, дороги уже перекрыты, подумал я. Я дождался пятичасовых новостей, но и там не говорили правды. Впрочем, сюжет о закрытии аэропорта наводил на мысль, что в долине собираются ввести карантин. Я прекрасно понимал, что ни одно здравомыслящее правительство не позволит людям разъехаться и дать распространиться изобретениям мистера Шамберга по миру.
Но я был удивлен тем, что события развивались так быстро. Движимый порывом, я схватил с тумбочки телефонный справочник и нашел номер автовокзала. Я позвонил им, просто чтобы узнать, ходят ли автобусы, и спросил, можно ли купить билет до Денвера на сегодняшний вечер.
– Мне очень жаль, – ответила дежурная, – но мы не можем бронировать билеты на это время. Пожалуйста, перезвоните завтра утром.
Она не назвала никаких причин, по которым отказалась продать билет. Я мог еще попытаться забронировать билет на поезд.
О, мы очень порядочные люди, думал я. Все делают только то, что им сказали, по крайней мере сейчас. Мне стало интересно, сколько людей в Солт-Лейк-Сити знают правду о том, что происходит. В долинах, живут миллионы. И очень скоро они начнут задавать вопросы. Надеюсь, Алисон и мои друзья успеют убраться отсюда.
Старшая медсестра позвонила мне и попросила перечислить, кто мог навещать меня в больнице.
– Только мой доктор, – сказал я.
– Больше никто? К вам не приходят друзья или родственники?
Терпеть не могу отвечать на подобные вопросы.
– Нет, – сказал я. – У меня только сестра, но она в Миннеаполисе.
– Хорошо, – сказала медсестра и закашлялась. – Простите, что я звоню… Просто не хотелось снова надевать этот ужасный пластиковый халат. Экономлю время и халаты.
Странно, но после этого звонка я на некоторое время заснул. Мне вновь приснилось, что я помогаю строить стену вокруг многоэтажных зданий бизнес-центра. В этом сне город выглядел еще более таинственно. Огромные пространства в долине казались абсолютно плоскими, а унизанные огнями тонкие нити, натянутые между башнями, легонько покачивались на вечернем ветерке. Внизу, там, где мы работаем, ужасно жарко. Рубашки у всех мокрые. Я почувствовал, что должен подняться на двадцатый этаж, чтобы ощутить свежий бриз. Внизу дыхание ветра совсем не доносится до взмокших от пота людей. Я пытался вытереть пот, стекающий по лбу.
Внезапно я проснулся. Врач держала меня за запястье затянутой в перчатку рукой и считала пульс.
– Совершенно невозможно прощупать пульс в этих перчатках, – посетовала она. – Извините, что напугала вас.
– Здесь так жарко, – сказал я.
– Я попросила обслуживающий персонал принести вентилятор. Сейчас они придут. У вас поднялась температура. Сто четыре [Приблизительно 40°С.] Пульс частый.
Я чувствовал, как колотится мое сердце.
– В течение ближайших двух часов мы заберем вас на операцию.
– Но ведь время уже позднее, – сказал я.
– Персонал и врачи теперь не могут покинуть больницу, поэтому мы работаем круглосуточно. В больнице карантин. Полиция разыскивает всех, кто контактировал с мистером Шамбергом или его компанией, и направляет их к нам. Известно, что среди работников этой компании уже зарегистрировано шесть случаев подобного заболевания. Им были поставлены разные диагнозы – от бронхита до астмы. Сейчас они все в закрытом приемном покое, но в ближайшее время их переведут на лечение на наш этаж.
– А как мистер Шамберг?
– Он еще в операционной. Я собираюсь выяснить, что извлекли у него из легких, прежде чем мы начнем оперировать вас. Но то, что находится у вас, гораздо меньше размером. Это будет не так трудно удалить.
– Думаете, операция поможет? – спросил я. – Ведь из одной наноструктуры может вырасти целая радиовышка… Стоит ли удалять ее сегодня, потом повторять эту операцию завтра, потом послезавтра?
– Это неизвестно, – прервала меня она. – Единственное, в чем я уверена, – мы должны выяснить, что это такое. Мы откажемся от борьбы, только когда исчерпаем все возможности.
Я отвернулся, закашлявшись, и решил рассказать ей, что узнал от мистера Шамберга.
– В любом случае, скорее всего, это уже не имеет значения, – прибавил я.
– Не сдавайтесь, – подбодрила она меня. – Мы вместе уже многое пережили. Это последнее испытание.
– Нет, вы не понимаете! Вы знаете, как правительство собирается бороться с угрозой десятого уровня и что это вообще такое – десятый уровень?
– Я… слышала об этом, – уклончиво ответила она, пододвинула кресло и села. Теперь она выглядела усталой, а не раздраженной. – Вы ведь понимаете, что в городе уже давно ходят слухи. Вся долина блокирована, толпы людей пытаются перебраться через горы. Но полиция и военные встречают их на другой стороне и возвращают обратно, в специальные резервации, сразу после обследования.
– Но почему вы не пытаетесь выбраться? Я уверен, хоть кому-то это удалось! Как вы можете оставаться здесь?
– Я должна заботиться о своих пациентах, в ближайшее время моя помощь понадобится многим.
Она подошла к окну и посмотрела на город.
– Не думаю, что они сбросят бомбу прямо сейчас, – сказала она. – Врачи работают изо всех сил, пытаясь оценить масштабы заражения. Правительство будет ждать, пока не получит ответ на этот вопрос. Кроме того, никто и не позволит мне уехать: никого не выпускают. Уже многие пытались. Больница полностью блокирована. Поверьте, если б у меня была возможность перевезти вас или других пациентов в госпиталь в Шайенн, я бы непременно это сделала.
Мало приятного, когда вам удаляют часть легкого. Но если у вас еще и пневмония, такая операция равноценна средневековой пытке. Кашель просто страшный, каждый приступ – как предсмертная агония. Хорошо, что меня накачали анальгетиками, поэтому я особо не мучился, разве только в первый день после операции. Спинку моей кровати подняли под углом 90 градусов, и когда я отошел от наркоза, уже находился в сидячем положении. На соседней койке лежал незнакомый муж чина.
– Кто вы? – спросил я.
Он назвал имя, но я не запомнил. Во время обхода я спросил у врача, что случилось с мистером Шамбергом. Она немного помолчала, потом взяла меня за руку.
– Он умер во время операции, – сказала она. – Я не хотела говорить вам сразу.
Не зная, что сказать, я посмотрел на букет сирени, принесенный миссис Шамберг.
– Вы не боитесь заразиться? – спросил я врача.
– Конечно боюсь. Но если б я всегда боялась подхватить заразу от своих пациентов, не стала бы врачом.
Мне захотелось послать миссис Шамберг цветы. Но она же, наверное, все еще в больнице, в карантине, как и все мы. Интересно, может ли магазин подарков разыскать ее и доставить цветы? Впрочем, в тот момент у меня совершенно не было сил звонить туда. По крайней мере, миссис Шамберг и Анна вместе.
Доктор показала мне снимок той штуки, которую извлекли из моих легких. Все как на рентгене: черный металлический треугольник, на одной из сторон – небольшое утолщение.
Они его сожгли.
Я знал, что больница переполнена (за пределами моей палаты стало очень шумно), но я даже представить не мог масштабов бедствия, пока меня не отправили на рентген. Мы с трудом смогли пройти по коридору. Повсюду – в креслах и просто в спальных мешках – лежали люди. Судя по всему, в больнице оставались все доктора, интерны, весь персонал, ночная и дневная смена; многих из них я заметил в коридоре. Помимо них, огромное количество людей просто слонялось тут и там. Все они были совершенно сбиты с толку и выглядели уставшими.
Мне сделали рентген и отвезли обратно в палату. Через час вернулась врач с готовыми снимками. Вид у нее был мрачный.
– Новообразование дало рецидив, – сказала она. – Операция не помогла, но я попросила об одолжении, и вас записали на повторную операцию сегодня, в четыре часа дня.
– Это не поможет. И вам это известно, – сказал я.
Она села в кресло у кровати.
– Но что мне делать? – спросила она. – Мы не можем оставить все как есть.
Я задумался. Я понимал, что человек, в организм которого проникла наноструктура, фактически приговорен к эвтаназии и кремации, но тут я вспомнил слова мистера Шамберга.
– Можно попробовать убить наноструктуру большой дозой радиации, – сказал я и пересказал все, что узнал от него.
– Насколько большая доза нужна? – спросила она. – Такая же, как при взрыве водородной бомбы?
– Не знаю, – признался я. – Но разве лучевая терапия не используется при лечении рака? Здесь должно быть необходимое оборудование, и мы можем испытать это на мне. В конце концов, что мы теряем? Можете использовать меня как подопытного кролика. Нужно найти способ остановить катастрофу, пока не поздно!
Она ушла, не сказав ни слова.
На следующий день, рано утром, мне облучили грудь, защитив голову и прочие части тела свинцовыми пластинами. После я вернулся в палату. Мне никогда не было так плохо. Все тело горело и словно одеревенело. Временами я просто не мог открыть глаз.
– У него сильный шок, – услышал я голос моего врача. – Принесите еще одеял. Скорее.
Я сидел, ожидая, когда принесут одеяла, но, когда наконец почувствовал, что могу открыть глаза, меня вырвало. Я запачкал все вокруг. Это была кровавая рвота, так же было с мистером Шамбергом.
Сразу пришли уборщицы, но Марии среди них не было.
– А где Мария? – спросил я.
– Какая Мария? – удивилась доктор. Я рассказал об уборщице, которая мыла палату в ночь, когда Шамбергу стало плохо.
– Охрана проверила всех, кто входил в палату, – успокоила меня она. – Я уверена, ее уже нашли.
Но Марии в больнице не было. Не отвечала она и на телефонные звонки. Полиция обнаружила, что ее дом пуст, вещи в спешке упакованы, а сама она уехала. Последние два дня она не появлялась на работе, даже не взяла отпуск или больничный.
Но к вечеру все выяснилось. Оказывается, ее документы были фальшивыми – она пересекла границу нелегально. Иммиграционная служба арестовала ее наутро после того, как она прибралась в нашей палате. В тот же день ее депортировали к мексиканской границе и передали властям в Ногалесе.
– Депортация Марии, возможно, спасет нас от водородной бомбы, – прибавила врач, сообщив мне об этом. – Но что же теперь будет?..
Очевидно, я получил слишком большую дозу радиации, и в последний раз мне снилось, что я опять строю стену. В этом сне она стала значительно выше, гладкая и отвесная, мне было видно, как люди – или какие-то другие существа (я не был уверен, хотя пытался разглядеть их поближе) – расхаживали по краю стены. По какой-то причине я знал, что не должен пытаться их рассмотреть или слишком долго задерживать на них взгляд. Я крепче сжимал в руках камень и пытался сосредоточиться на работе.
Когда я добрался до недостроенной части стены и передал камень человеку, который работал выше, то смог взглянуть на Долину так, будто встал на цыпочки. Долина стала еще более плоской, нежели раньше, будто ее разровняли. Не было больше никаких зданий, никаких дорог. Не было не только людей – вообще никаких признаков жизни. Вся долина была покрыта белыми плитами, ярко мерцающими в лунном свете, на юге какой-то механизм вгрызался в горы. На западе все было абсолютно пусто и безжизненно. Ветер свистел над этой пустыней.
На следующее утро рентген показал, что новообразование в моем легком прекратило расти. Не увеличилось оно и в последующие дни. Радиация убила их. Тогда они стали облучать всех и вскоре выяснили, что небольшие дозы радиации в течение нескольких дней тоже успешно предотвращают появление новообразований.
Мне сделали операцию и удалили мертвые наноструктуры.
Они так и не нашли Марию Консуэлу де Альварес. Но конечно же, весь мир узнал, что происходило с ней в последние дни ее жизни, вплоть до того, куда она смотрела и как повернула голову. В автобусе иммиграционной службы, который вез ее, равно как и в автобусе, доставившем ее в деревню близ Ногалеса, наверняка была страшная жара и не было кондиционера. Они ехали с открытыми окнами. Мария сидела справа всю дорогу от Солт-Лэйк-Сити до Ногалеса, а до Соноры ехала на левой стороне. Известно, что вдоль всей дороги, там, где она кашляла, высунувшись из окна, вдоль обочин – в Юте, Аризоне и Соноре – выросли эти ужасные структуры. Изобретения мистера Шамберга скрестились с другими наномашинами, сбежавшими из лаборатории, в результате появились монстры, которых никто даже представить себе не мог. Армия и Национальная гвардия убили их (если это можно так назвать), облучив радиацией.
Моя сестра позвонила из Миннеаполиса. Она долго пыталась дозвониться и в конце концов смогла связаться с Алисон, которая уже вернулась домой после того, как простояла полтора дня в дорожной пробке.
– Почему ты не звонил? – укорила она меня.
– Не хотел тебя беспокоить.
– Как я могу не беспокоиться о тебе? Ты же… Ты же мой старший брат! У меня нет никого ближе тебя! Ты брал меня на вечеринки к своим друзьям, чтоб я почувствовала себя старше. Прочел мне все романы Джейн Остин, научил танцевать! Да как только снимут карантин, я сразу прилечу к тебе, чтобы помочь!
И она прилетела. Именно сестра везла меня домой из больницы. И она стала первой, для кого я приготовил спагетти.
Сестра провела со мной две недели. Мы вели долгие беседы за кофе на веранде и рассматривали наши детские фотографии.
Я много спал. Она сопровождала меня на приемы к моему врачу, а однажды вечером пригласила Алисон с детьми и приготовила ужин. Это она помогла мне выдержать бесчисленные интервью (само собой, одно из них касалось моей встречи с Марией). Сестра же купила мне новую шапку, когда у меня от облучения выпали волосы.
Кроме того, со мной пытались встретиться юристы со всей страны. Я не стал подавать иск, хотя адвокаты считали, что у меня есть все шансы отсудить крупную сумму, – интерн был прав. Но даже получи я эти деньги, я не знал бы, что с ними делать. Разве что свозить сестру в Париж. Или в Рим.
Я нашел в телефонной книге Бернарда Шамберга, но, не смотря на то, что я узнал адрес и телефон миссис Шамберг, постеснялся позвонить, чтобы выразить свои соболезнования. И так и не послал ей цветов. В конце концов, за день до отъезда моей сестры я попросил ее отвезти меня к дому Шамбергов. Небольшой дом в викторианском стиле был расположен на тенистой улице и окружен террасой. Двор был чистым и ухоженным. В саду доцветала сирень.
Я взял букет гвоздик, в одиночестве подошел к двери и постучал. Через минуту послышались шаги. Дверь открылась, и я увидел миссис Шамберг. Я моментально прослезился, никак не мог сдержаться. Смахнув слезу, я отдал ей цветы, а она пригласила меня войти. Голову она повязала шарфом, чтобы скрыть голый череп. Ну конечно – ей же тоже пришлось пройти лечение радиацией. Разве она могла избежать контакта с наноструктурами?
Я сказал, что не могу задерживаться, так как в машине меня ждет сестра. Но миссис Шамберг не пригласила ее, и я решил, что правильно поступил, оставив ее там. Миссис Шамберг еще не была готова к общению с людьми.
Мы не знали, что сказать друг другу.
– Он был хороший человек, – вымолвила она в конце концов.
– Он любил вас, – сказал я. – Он бы не смог вынести все это, если б вас не было рядом. Вы много сделали для него.
Я развернулся и быстро ушел.
Я скупил все книги с фотографиями наноструктур в пустыне, но больше всего меня заинтересовали снимки монстров, вы росших в Соноре… В сущности, мы так и не поняли, что они собой представляли. Даже предположений не было. В пустыне у структур было больше времени для развития, и потому они были крупнее и сложнее. Структуры, разработанные в лаборатории мистера Шамберга как приборы дальней связи, на деле развивались совершенно неожиданным образом. За короткое время наноструктуры в Соноре эволюционировали так, как никто и представить не мог. Некоторые конструкции походили скорее, на прекрасные образцы современной скульптуры. Другие настолько слились с окружающей средой, что их невозможно было найти без тепловых датчиков. Были среди них и громадные существа с когтистыми лапами, которые скрывались в каньонах. Казалось, они вот-вот оживут и начнут охотиться, рыская в поисках жертвы. Ни одна из структур не "прожила" долго. Но более всего меня преследовали мысли о бесплодной каменистой пустыне, там, где раньше была деревня Марии. Там возникла громадная радиовышка, которая посылала сигналы в космос в течение восьми дней, пока ее не уничтожили. Никто не смог расшифровать код. Мы так и не выяснили, что за сигнал она передавала. Не поняли, кого вызывала. И не узнали, почему передачи этой радиовышки были направлены поочередно только на три звезды. И мы уже не узнаем, получилось ли у нее.
Большинство людей пугают ответы на эти вопросы. Но я смотрел на снимки, сделанные в бесплодной пустыне, и мне было жутко интересно. Внутри этих конструкций, в их деталях было то, что представляла собой Мария Консуэла де Альварес, маленькая женщина, у которой хватило храбрости нелегально пересечь границу и попытаться сделать свою жизнь лучше. Она бралась за работу, от которой отказывались все остальные. Она приходила по ночам, чтобы помочь больным.
Я не знаю, могла ли какая-то ее частичка выжить, чтобы повлиять на то, что произошло с ней и с ее деревней. Я вот не мог контролировать то, что разрасталось у меня внутри. Но если машины, перед тем как убить Марию, попытались выслушать, понять ее (если, конечно, они были способны на это), то есть надежда, что та радиовышка призывала на землю ангелов, а не дьяволов.
И я бы хотел прожить достаточно долго, чтобы найти ответ.
Michael Shayne Bell. Anomalous Structures of my Dreams (2003)
