Текст книги "Зафиксируй!"

Автор книги: Майкл Белл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Майкл Шейн Белл
Зафиксируй!

Едва последний член первой Ночной бригады успевает втащить усталую задницу вверх по трапу, как ты ведешь свою команду вниз, в прозрачный пузырь капсулы времени. Внутри воняет потом, и Меган, как всегда, первым делом бьет по выключателю вентилятора, хотя мы все знаем, что запах неистребим – у вентилятора не будет времени хоть малость ослабить эту вонь.

У тебя самого нет на это времени.

– Задраивай люк, – командуешь ты Меган, своему специалисту-операционщику, хотя знаешь, что она уже приступила – слышно, как задвижки с лязгом встают на место.

Ты не даешь себе труда приказать Пауло сменить батарею и проверить раскладку кабелей внутри стабилизатора времени, потому что слышишь, как он грохнул крышкой ящика и вовсю орудует внутри, а сам ты пока проверяешь синхронизацию стабилизатора времени с Управлением проекта «Гринвич-Токио» и думаешь: у нас хорошая команда. Ребята знают свое дело, и ты знаешь свое дело и умеешь делать свою работу. Наша троица – это вторая Ночная команда, и ты хочешь, чтобы ее повысили, чтобы она стала первой бригадой еще до того, как разрыв во времени будет заделан, а это значит, что мы должны поставить рекорд, то есть нам, возможно, придется закрыть за смену суточный разрыв.

– Люк задраен, – докладывает Меган, и ты щелкаешь переключателем избыточного давления – слышится ровное шипение, которое будет отдаваться в ушах все время работы.

– Батареи на месте, полный заряд, готовы к старту, – докладывает Пауло.

Вы будете работать, пока батареи не подойдут к порогу, к 15 процентам полного заряда; критический порог – 10 процентов. Раньше этого не вернешься, вне зависимости от того, сколько реального времени займет работа.

– Кабели проверены, – докладывает Пауло.

Ты отзываешься:

– Пауло, второй контроль люка. Меган, вторая проверка батарей и кабелей.

Работа каждого проверяется дважды и трижды, потому что вовсе не хочется оказаться в рваном времени с плохими батареями или недостаточной герметизацией. Доподлинно неизвестно, что произошло с командами, исчезнувшими внутри рваного времени, но слухи самые скверные, и не хочется узнать на себе, что там правда, а что дурацкие истории вроде тех, которые рассказывали ветераны в начале тренировок. Но и без всяких рассказов известно, почему может погибнуть команда. Есть только две причины: задохнуться из-за потери давления или войти в такую линию времени, где дальше для вас нет ничего и вы уходите в небытие. Ты проверяешь резервные батареи сам. Проверяешь задвижки люка и главные батареи – после того, как Пауло и Меган их уже осмотрели. Весь экипаж проверяет стабилизатор времени – его кабели, его синхронизацию, а также воздушные емкости и виртуальный поводок, который вернет нас в реальное время, протащив сквозь рваную серебристую кашу, в которую сейчас направляется капсула.

Над главным компьютером вспыхнули зеленые лампы: закончен ввод информации из Управления проектом. Получены данные от сотен исследовательских команд, вернувшихся после начала последней смены – сведения в истинном времени обо всем и обо всех, связанных с точкой во времени, куда мы направляемся. Ты пристегиваешься. И мимо всех хронометров, стоящих перед тобой, смотришь на один (в верхнем левом углу пульта), показывающий полный объем времени, который удалось зафиксировать последней команде: 2 часа 13 минут 17,5624 секунды. Чем они занимались? Ты думаешь: целая смена ушла на каких-то два часа тринадцать минут…

– Выпускайте нас, – говоришь ты по радио Управлению.

И вас выпускают в рваное время.

Радио молчит, как мертвое. Понятно, мы уже там. Движемся назад по разлому, который произошел между 12.11.32,4622 дня 14 июля 1864 года[1]1
  Период гражданской воины. ли воины за освобождение негров в Америке. (Здесь и далее прим. перев.)


[Закрыть] и тем временем, которое ты помнишь – не таким уж давним, но ты не любишь о нем вспоминать. Команды работают у двух границ разлома; твоя – далеко от его дна, 19-го марта 1948 года, следуя за Мариан Андерсон,[2]2
  Андерсон Мариан (1897–1993) – знаменитая американская певица, была первым чернокожим солистом, выступившим в Метрополитен Опера в Нью-Йорке (1955), удостоена высших наград США.


[Закрыть] оперной певицей, поскольку разлом концентрируется на одном человеке и его жизненных обстоятельствах, а сейчас его вектор направлен на Мариан Андерсон, и потому каждый ее вздох, каждый поворот головы, когда она видит нового человека, каждое слово, обращенное к собеседнику, порождает бесчисленные дробления будущего – и все вероятные действия людей, с которыми она знакомится, беседует или даже проходит мимо, вновь становятся возможными, реализуя все злое в их сердцах и все доброе, и это твоя работа: зафиксировать то, что произошло в действительности – не имеет значения, что именно, не имеет значения, что ты видел, потому что никто не знает, будет ли мир существовать, если ты не воспримешь его правильно.

И никто не знает, сколько времени у тебя есть, чтобы воспринять время правильно.

Слева от тебя Пауло произносит:

– Ночная команда зафиксирована на 6.45.10,5936 вечера 19-го марта 1948 года. Начинаем с этой точки.

– Придержи здесь, Меган, – говоришь ты и проверяешь расчеты вероятностей в записях первой Ночной бригады. Компьютер и ручные вычислители оценивают вероятности как близкие к единице. – Давай вперед.

И время начинает свой ход.

Ты видишь, как Мариан Андерсон старается удержать над слоем мокрого снега шлейф своего атласного концертного платья цвета бордо, а Франц Рупп, аккомпаниатор певицы, помогает ей выбраться из окна номера в гостинице «Юта» на пожарную лестницу. Мариан начинает спускаться, Франц – за ней. Бесси Джордж, горничная и подруга Мариан, закрывает окно и затем спешит по главной лестнице к выходу из гостиницы с шубой Мариан в руках.

Ты уже следовал за ними, когда они в Ванкувере садились в «Северный экспресс» до Солт-Лейк-сити; это было на следующий день после концерта 15-го числа, и ты это зафиксировал, и твоя бригада зафиксировала их прибытие в Солт-Лейк 18 марта в 9.45 утра, точь-в-точь – предмет гордости железных дорог в те времена: мол, мы никогда не опаздываем, – и ты видел, как они ехали на такси по тяжелому снегу, по улицам, где встал бы и трактор, к гостинице «Юта», и там швейцар не позволил Мариан даже подойти к главному входу и спрятаться под тентом от снежной бури. Франц начал протестовать, тогда вышел администратор и запретил Мариан входить, и Франц сам ринулся в холл, чтобы снять для них номера. Ведь они не знали, куда еще направиться в такой буран, примут ли их где-нибудь в Солт-Лейк-сити хотя бы чуть приветливей. Мариан ждала на тротуаре вместе с Бесси и со всем их багажом. Через некоторое время Франц вышел с ключами от номеров. Он казался обескураженным, но Мариан не выглядела ни обескураженной, ни удивленной, когда ее повели вокруг здания к входу для обслуги, а потом, со второго этажа, наверх по обледенелой пожарной лестнице. Бесси взяла ключи, помогла посыльному собрать багаж, вошла через центральную дверь и поднялась на шестой этаж, чтобы открыть окна для Франца и Мариан.

– Мариан… Она гораздо лучше всех этих людишек, которые не пускают ее в гостиницу! – сказала Меган.

Противно было видеть гнусное отношение к Мариан в Нью-Йорке, Лос-Анджелесе, Чикаго, Филадельфии, а теперь еще и здесь. Но нам приходится все это фиксировать – вынужденно – и понимать, что в Америке ей нет места.

– Люди плачут, когда она поет Брамса, – сказал Пауло.

Но Мариан – чернокожая. В Америке 1948 года это значит, что человек не может пройти в парадную гостиницы.

В свою предыдущую смену ты уже ввел все это в истинное время, а теперь приближается концерт Мариан в Табернакле мормонов[3]3
  Молитвенный дом секты мормонов; прекрасный концертный зал.


[Закрыть] на Темпл-сквер. И вот ты смотришь, как она спускается по обледенелой пожарной лестнице, стараясь держать подол концертного платья над снежной кашей, а потом идет полквартала пешком до Табернакла, чтобы согреться.

– Именно так, – бурчит Меган, – согреться перед концертом.

Франц немедленно принимается за работу, проверяет настройку фортепьяно – да, конечно же, персонал Табернакла убеждает его, что все в порядке, но он проверяет и молотит по клавише, которую не удается настроить, подтягивает струну, отпускает, а Мариан тем временем бежит по ступеням в амфитеатр для хора – здешнее подобие закулисного пространства, а Бесси готовит для Мариан тепловатый чай и выжимает в чашку лимон. Зал заполнен наполовину (а именно, 2347 человек), но здесь присутствует губернатор-демократ штата Юта, Герберт Браун Мо. Он и его жена Флоренс сидят в переднем ряду.

Ты изучаешь показатели – неважные дела… И говоришь:

– Вероятность снижается. Сейчас общий уровень всего 75,467 процента.

– Что не так? – спрашивает Меган.

Это ваша работа – найти, в чем дело.

– Погода: тяжелый снегопад, снежный буран – он дает 99,876 всего реального времени, – отвечает Пауло. – Буря подтверждает истинность намерений.

Ты принимаешься проверять вероятность истинной заинтересованности каждого человека, явившегося на концерт, и все вместе они, включая губернатора, дают больше 90 процентов. Франц все колотит по клавише на глазах у публики, и теперь ему на помощь приходит штатный настройщик Табернакла. Ты слушаешь, как они бьют и бьют по клавише – все время немного фальшивя, – а сам неистово гоняешь вычислители.

– Господи Боже, что это за клавиша? – спрашивает Пауло.

– До-диез пятой октавы, – отвечает Меган. – Компьютер просмотрел записи последних настроек их рояля: эта нота может быть нашей проблемой. В истинном времени ее вероятность всего 48,575.

– Ну, достаточно высокая, – говоришь ты. – Давай продолжать.

Иногда единственный способ понять, где именно время свернуло в сторону – дать ему тянуться до некоего абсолютно нелогичного конца и отсюда уже возвращаться.

Франц с настройщиком заканчивают работу, бряканье прекращается, и Франц торопливо сбегает по ступенькам и скрывается за занавесом, чтобы в надлежащий момент выйти следом за Мариан. Там стоит в напряженной позе молоденькая девушка, готовясь открыть занавес. Франц и Мариан останавливаются рядом, девушка смотрит на певицу и спрашивает:

– Вам страшно?

Мариан улыбается.

– Немножко. Но стоит начать петь, как я забываю обо всем, что вокруг.

Девушка раздвигает занавес. Мариан с Францем выходят на сцену. Раздаются аплодисменты, но не громкие, поскольку Табернакл полупустой. Начинается концерт. Мариан поет Генделя: «Речитатив и ария». «Чтобы добыть чье-то истинное сокровище, надо быть искусницей, – льются слова. – Живой смех, быстрый взгляд заставят его влюбиться. Надо хитрить иногда и дурачиться – ах, мне по силам все это!» У Мариан ясный голос, регистр низкий и глубокий. Она поет уверенно и доверительно, словно без малейших усилий. Зал на этот раз аплодирует громче, и Мариан поет Брамса. Ты замечаешь:

– Вероятность такого порядка номеров всего 33,678 процента.

– В этом турне Брамса не было ни разу, – подтверждает Меган. – Обычно идет Гендель, потом пара других мастеров барокко, потом Шуберт.

Брамс, однако же, превосходен, и ты все еще не можешь уверенно показать на точку поворота, с момента которой началось ложное время.

– Подождем, – говоришь ты.

После перерыва Мариан переходит от Брамса к «Пиковой даме» Чайковского, и аплодисменты теперь еще громче, а губернатор аплодирует стоя. Она поет еще Чайковского, потом спиричуэлз – негритянские религиозные гимны. Зал встает – овация. Флоренс Мо плачет – пытается хлопать, вытирает глаза, потом снова хлопает; губернатор кричит «Аве Мария!», а аплодисменты становятся все громче. Мариан поет на бис еще пять спиричуэлз. Но небольшая аудитория Табернак ла не отпускает ее. Она поет арию из оперы Массне «Сид»; губернатор снова выкрикивает: «Аве Мария!». И на седьмом вызове Мариан поет «Аве Мария»: она знает, какой вариант просит губернатор – «Аве Мария» Гуно на основе прелюдии Баха. К концу песни плачет не только Флоренс. Губернатор с женой проходят за кулисы и обнаруживают, что Мариан, Франц и Бесси готовятся выйти на заснеженную улицу.

– Вы пришли пешком! – изумленно говорит губернатор. – Прошу вас в мою машину.

И они едут. Когда лимузин тормозит у главного входа в гостиницу, под навесом, защищающим от бурана, Франц, Бесси и Мариан переглядываются. Губернатор и Флоренс высаживают их из лимузина и ведут вверх по ступенькам.

– Закажем-ка вам горячего питья, – говорит Флоренс и идет к вращающейся двери.

Губернатор жестом приглашает Мариан и остальных следовать за ним. Мариан колеблется, но вдруг подбирает подол платья и шествует следом.

Ее останавливает швейцар.

– Что такое?! – вопрошает губернатор.

– Здесь ей нельзя, сэр, – говорит швейцар.

Флоренс уже в холле и теперь смущенно оглядывается.

– В чем дело? – восклицает губернатор. – Разве она не ваш постоялец?

– Я сняла номер именно здесь, – говорит Мариан.

– Тогда все в порядке! – Губернатор берет Мариан за локоть и ведет к двери, но швейцар преграждает ей дорогу.

– Вы – пожалуйста, – говорит он губернатору. – Но она – только через заднюю дверь.

– Они заставили Мариан лезть в свой номер по пожарной лестнице! – кричит Франц с крыльца.

Флоренс вылетает наружу сквозь вертящуюся дверь. За ней спешит ночной администратор гостиницы. Когда до него доходит, что рядом с Мариан Андерсон стоит губернатор штата Юта и его первая леди, у него отвисает челюсть.

– Швейцар объяснил мне, – сухо замечает губернатор, – что некоторые постояльцы не имеют права войти через главный вход, и среди них – эта женщина, величайшая певица нашей страны, а возможно, и всего мира.

– Она – негритянка, – только и отвечает администратор.

– Она моя гостья! Я хочу выпить чашку шоколада в вашей кофейне. Флоренс и я – мы войдем вместе с нею. Итак, куда же нам направиться? Где у вас тут черный ход и пожарная лестница?

– Губернатор, прошу вас. Для вас двери открыты. Я буду самолично сопровождать миссис Андерсон в кофейню. Это не займет много времени.

– Через какой вход вы будете лично сопровождать миссис Андерсон?

Ночной администратор молчит.

Флоренс берет Мариан за руку и спрашивает:

– У вас пристойный номер?

Мариан кивает.

– На каком этаже вас поселили?

– На шестом.

– И вы лазаете по пожарной лестнице вверх и вниз, чтобы попасть в свой номер?

– Все не так страшно. Часть дороги – внутри, через вход для кухонной прислуги.

– А не хотели бы вы погостить в моем доме? – спрашивает Флоренс. – Мы разместим вас и ваших друзей в комнатах для гостей, а потом на кухне выпьем горячего шоколада.

– Сочтем за честь, – высокопарно добавляет губернатор.

Мариан соглашается. Франц и Бесси быстро укладывают вещи, и все они едут в губернаторский дворец штата Юта, где Мариан принимают как почетную гостью.

– Поторопись, Меган, – говоришь ты. Готовься к обратному маршруту.

Собираясь вернуть капсулу к точке, откуда события приобрели ложное направление, ты просматриваешь информацию об этой линии времени. Рассказ о Мариан, губернаторе и его жене появляется на следующий день во всех газетах Юты, днем позже – во всех газетах Америки, а затем по всему миру. Юта пристыжена тем, что произошло, и мало того, губернатор предлагает законодательному собранию принять закон против дискриминации по расовому признаку, и – после месяцев тяжелых интриг, переговоров за сценой, выкручивания рук – закон проходит. В 1948 году Юта становится бастионом гражданских прав.

– Приостановись здесь, Меган, – просишь ты.

Хорошо известно, что этого не произошло. Хотелось бы зафиксировать это, но, увы, ничего подобного не было.

– Но ведь могло случиться! – замечает Меган. – Это было в их сердцах.

Нет, это ложная линия. Ничего подобного не случилось. Ты возвращаешься к точке 6.45.10,5936 вечера 19 марта 1948 и ползешь вперед, проверяя все вероятности. Следуешь по другой линии времени. И просматривая ее, понимаешь, что все должно было происходить именно так. Видишь, как Мариан вылезает из окна в золотом концертном платье (на рукавах и вокруг шеи настоящие жемчужины), а Бесси и Франц спускаются вместе с ней по пожарной лестнице, чтобы помочь удержать платье над снежной кашей.

– У этого наряда высокая вероятность, – говорит Меган. – Мариан не надевала его после Сан-Франциско.

Понятно, что для такого заключения Меган не использовала вычислители вероятности – просто наблюдала, опираясь на здравый смысл. Бордовое платье Мариан надевала в Ванкувере, днем раньше. Сегодня она бы предпочла другой наряд.

– Это «до» третьей октавы, а не «до-диез», – замечает Пауло, пока все слушают, как Франц снова и снова колотит по клавише.

– У этого «до» вероятность в истинном времени 86,277, – отзывается Меган.

– Уже близко, – говоришь ты, прикидывая вероятность аудитории Табернакла в ночь снежной бури: пришло 5667 человек. Но что-то снова не так…

Мариан начинает с того же Генделя, потом поет «Зулейку» Шуберта.

«Мне на зависть твои прозрачные крыла, о западный ветер! Ибо теперь, когда мы в разлуке, ты можешь ему рассказать, как я долго страдала… Но не печаль его и скрой мою грусть…»

Затем поет Брамса, а после антракта – Чайковского и спиричуэлз, как в прошлый раз. Ей опять аплодируют стоя. Флоренс плачет – пытается хлопать, вытирает слезы, снова хлопает, – а губернатор кричит «Аве Мария!», и аплодисменты становятся все громче и громче. Концерт заканчивается пятью выходами на «бис» (при последнем исполняется «Аве Мария» Баха—Гуно), а затем губернатор и Флоренс везут Мариан, Бесси и Франца в гостиницу «Юта» и величаво провожают их от лимузина к главному входу.

– Закажем-ка вам чего-нибудь горячего, – говорит Флоренс и идет к вращающейся двери.

Губернатор жестом приглашает Мариан и остальных следовать за ним. Мариан колеблется, но вдруг подбирает пышные юбки и идет следом.

Ее останавливает швейцар.

– Что такое?! – вопрошает губернатор.

– Здесь ей нельзя, сэр, – отвечает швейцар.

Флоренс уже в холле и теперь смущенно оглядывается.

– В чем дело? Разве она не ваш постоялец?

– Я сняла номер именно здесь, – говорит Мариан.

– Тогда все в порядке, – говорит губернатор швейцару. Берет Мариан за руку и ведет к двери, но швейцар отодвигает ее назад.

– Вы – пожалуйста, – говорит он губернатору. – Но она – только с заднего хода.

– Они заставили Мариан лезть в свой номер по пожарной лестнице! – кричит Франц с крыльца.

Флоренс вылетает на улицу через вертящуюся дверь, за ней спешит ночной администратор гостиницы. Когда он понимает, кто стоит рядом с Мариан, у него отвисает челюсть.

– Швейцар объяснил мне, – говорит губернатор, – что некоторые постояльцы не могут войти в гостиницу через главный вход, и среди них – эта женщина, величайшая певица нашей страны, а возможно, и всего мира.

– Она – негритянка, – только и отвечает администратор.

– Я хочу выпить чашку горячего шоколада в вашей кофейне. Флоренс и я – мы войдем вместе с ней. Так как мы должны сюда проникнуть? С черного хода, по пожарной лестнице?

Администратор колеблется, потом говорит:

– Конечно, нет, сэр. Следуйте за мной, пожалуйста.

К изумлению швейцара, ночной администратор ведет всех – в том числе Мариан Андерсон – через главный вход гостиницы. Клиенты, сидящие в холле, таращатся на них, но молчат.

Расчеты нехороши, и ты констатируешь:

– Мы проиграли.

– Всего 13,227 процента вероятности, что администратор пойдет на это, – говорит Меган.

– Но это было у него в сердце, – отзывается Пауло.

– Всего 13 и 227 тысячных процента сердца, – говорит Меган.

– Он просто не пустил в ход эти 13 процентов, – настаивает Пауло.

Но мы понимаем, что чувства ночного администратора не играют роли. Имеют значение только поступки. И ты говоришь:

– Поторопись, Меган. Готовься к обратному маршруту.

Пока ты вместе с Меган и Пауло настраиваешь капсулу, чтобы вернуть к точке, откуда время пошло неверно, время движется вперед.

Газеты следующего дня не упоминают о заступничестве губернатора за Мариан. Он и сам об этом молчит. Он в этом году готовится к переизбранию и не знает, понравится ли его поступок избирателям. Однако губернатор знаком с главным управляющим гостиницы «Юта» и в частном порядке предлагает ему отказаться от смехотворного правила, запрещающего чернокожим входить через переднюю дверь. «Я немедленно отменю это правило», – говорит управляющий и в тот же день издает предписание, но откладывает его в сторону, чтобы ночью как следует обдумать. Наутро комкает листок и бросает его в мусорную корзину.

– Верни нас обратно, Меган, – говоришь ты.

Вы снова в точке 6.45.10,5936 вечера 19 марта 1948: ползете вперед, проверяя все вероятности. Ты видишь, как Мариан старается спасти шлейф своего зеленого атласного концертного платья от мокрого снега, когда Франц помогает ей вылезти из окна и начать спуск по пожарной лестнице. Франц спускается следом. Бесси закрывает окно, затем идет вниз по главной лестнице.

– Вероятность этого платья 99,678 процентов, – говорит Меган. На этот раз она берет данные и с компьютера, и с ручных вычислителей – это уже не простой здравый смысл. Мариан не надевала этого платья после Филадельфии.

– Это «си» четвертой октавы не настраивается! – восклицает Пауло. – И здесь тоже почти сто процентов!

– Фиксируй, – говоришь ты.

Пауло бьет по переключателю фиксатора времени, капсула дрожит, затем успокаивается. Ты смотришь на хронометр в левом верхнем углу своего пульта и видишь, что вы добавили 1 час 13 минут и 29,5217 секунды истинного времени.

Рекордной смены никак не получается.

Однако на этой линии времени все приближается к ста процентам – час за часом. Табернакл вместил целых 6104 человека – за счет стоячих мест. Касса продала 138 билетов на стоячие места по 1,20 доллара (половина цены), а затем начальник пожарной охраны закрыл вход. В этой линии времени девушка у занавеса не обращается к Мариан. И концерт начинается с другой вещи Генделя – «Флориданте»:

«Верни мне любовь, о милая ночь. Мне мнится подчас, что милый стоит на пороге. Но увы, это сон, и как долго мне еще ждать?»

После этого она поет еще Генделя, затем Фрескобальди, Легранци, четыре песни Шуберта и арию Массне все это до антракта.

– И никакого Брамса, – отмечает Меган. – Здесь у нас 98,662 процента.

После перерыва Мариан поет из «Пиковой дамы», четыре других произведения начала века и спиричуэлз. Затем три вещи на бис: «Через рожь», «Блуждающий огонек» и «Аве Мария» Баха-Гуно. После этого Мариан, Франц и Бесси одеваются и идут пешком в гостиницу «Юта». Мариан с Францем проходят через вход для прислуги и поднимаются по пожарной лестнице в свои номера, где Бесси уже открыла окна.

Все вычислители дают 98 процентов. Ты говоришь:

– Это оно, верно? – и смотришь на Меган и Пауло. Их вычислители показывают то же самое. Ты поймал верное время. Ты узнал, что произошло на единственном концерте Мариан в Солт-Лейк-сити.

– Мы должны это зафиксировать, – говоришь ты, но колеблешься, потому что видел, как могло быть по-другому.

– Давайте, парни, – говорит наконец Меган. – У нас есть, чем заняться.

И ты знаешь, что она права. Тебе это не по сердцу, но она права. Хотелось бы иметь выбор, но его нет. И ты говоришь:

– Фиксируй.

Пауло фиксирует, капсула времени дрожит. Ты смотришь на хронометр: 4 часа 17 минут 22,3608 секунды зафиксированы.

– Мы побили первую Ночную бригаду, – объявляешь ты.

Оглядываешься на Меган и Пауло. Меган поднимает глаза от своих вычислителей и ухмыляется, но как-то вяло. Ну да, это не те по-настоящему хорошие смены, когда вы били первую бригаду и даже фиксировали целый день жизни Мариан без намека на унижения.

– Батареи на 48 процентов, – докладывает Меган. – Воздуха 60 процентов.

Можно побыть здесь подольше. Ты позволяешь времени течь сквозь ночь, контролируя вероятности. В 7.30 утра Франц расплачивается с гостиницей, Бесси и посыльный укладывают багаж в такси, а Мариан спешит вниз по пожарной лестнице к черному ходу: им надо успеть на поезд до Денвера. Ты зафиксировал 12 часов 9 минут 46,2254 секунды – не лучшее достижение твоей бригады, но хорошая работа для одной смены.

– Батареи теперь на 14 процентах, – объявляет Меган. Это уже близко к десятипроцентному пределу. – Воздуха – 33.

– Готовимся к возвращению, – говоришь ты.

Капсула все еще над гостиницей «Юта». В 7.46 утра (ты замечаешь время, поскольку как раз в этот момент настраиваешь главный хронометр на возвращение) две горничные выбегают из задней двери «Юты», нагруженные одеялами, простынями, наволочками, полотенцами и покрывалом.

– Из номера Мариан, – говорит Меган. – У нее было кремовое покрывало на кровати.

И несколько секунд, необходимых, чтобы пристегнуться к сиденьям, мы смотрим на то, что делают эти женщины с постельным бельем и полотенцами из спальни Мариан. Они бегут по снежной слякоти к мусоросжигателю, где еще тлеют кухонные отходы после завтрака, швыряют в огонь вещи и смотрят, как они горят.

– Давай домой, Меган, – говоришь ты.

Ты проходишь сквозь серебряные виртуальные границы, окружающие изломанное время между 1948 годом и твоим временем. Оставляешь Мариан в 1948 году вместе с нереализованными добрыми чувствами, запертыми в человеческих сердцах – где они и останутся навсегда. Оживает рация. Ты переключаешь Управление на Пауло; Меган снижает давление в капсуле. Отсылаешь отчет о смене. И следом за своей командой поднимаешься по лесенке.