Текст книги "Черчилль. Молодой титан"

Автор книги: Майкл Шелден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Майкл Шелден
Черчиль. Молодой титан

Сила характера – в целеустремленности.

Ральф Уолдо Эмерсон

Прелюдия. Премьер-министр

Около полуночи в майское воскресенье 1941 года над Лондоном на фоне освещенного луной неба пронеслась громадная волна темных силуэтов самолетов. И там, где проносилась эта волна, раздавались взрывы и грохот обрушившихся стен. Огонь пожаров заливал улицы города, зарево вспыхнуло и над Вестминстерским аббатством, осколки ударили в башню Биг-Бена. Пожар охватил ту часть здания парламента, где располагалась палата общин, огонь пылал в помещении, где всегда горели самые жаркие споры. Сначала рухнула кровля, а затем перегородки. Град осколков, смешавшихся со штукатуркой, завалил обитые зеленой кожей скамьи – свидетелей многих знаменитых дебатов, продолжавшихся иногда по десять суток. Остались стоять только обгоревшие стены здания.

На следующий день после обеда, когда пожары еще продолжали полыхать на улицах города, и везде стоял горький запах дыма, Уинстон Черчилль подъехал к зданию парламента, чтобы оценить степень ущерба. Это была вторая весна войны против Адольфа Гитлера, и Черчилль только что отметил первую годовщину своего пребывания на посту премьер-министра Великобритании. К всеобщему изумлению, башня – хотя она и почернела от бесчисленных осколков – все же устояла. Биг-Бен продолжал отбивать положенное время. Поскльку авианалет происходил ночью, в здании парламента оставалось очень мало народу, и жертвами смертельной жатвы там стали только три человека, в том числе два полисмена. Однако во всем Лондоне число пострадавших людей составляло более трех тысяч убитых или раненых. Это была худшая ночь «блица» – воздушной кампании немцев против Англии.

Пробираясь сквозь завалы, Черчилль остановился возле обугленных балок и долго смотрел на почерневшие своды… Бледный свет солнца падал через обрушившуюся кровлю, освещая развалины кабинета, в воздухе все еще висела пыль. В том, что открылось взору Черчилля, не было ничего нового для него в методах врага. Конечно, с одной стороны, перед ним находились свежие развалины всего лишь одного знаменательного здания в том длинном списке уникальных памятников архитектуры, что пожрала бешеная фурия современной войны. С другой стороны, это было весьма символично – враг нанес прямой удар в самое сердце британской политической жизни. Гитлеровские бомбы угодили именно в тот дом, где заседало одно из самых важных и известных в мире демократических собраний. Как впоследствии высказался Черчилль: «Нашу старую палату общин разнесло вдребезги».

Но это была еще и личная потеря. Большую часть своей жизни премьер-министр провел в этой палате, почти сорок лет назад он начал свое продвижение с самого низа – еще совсем юношей с рыжими волосами, сияющими голубыми глазами и мальчишескими веснушками на лице. Он мог бы сказать: «Здесь я учился своему ремеслу». На этом полу стоял его отец – лорд Рэндольф Черчилль, объединившийся с Дизраэли против Гладстона. А в галерее для дам его (рожденная в Америке) мать – неукротимая Дженни – с гордостью слушала, как сын произносит первую речь в парламенте. Здесь он спорил со своими друзьями и противниками – с самых первых дней нового столетия. Здесь скрещивал шпаги с друзьями и врагами еще в начале века, когда в своих выступлениях он не уступал в остроте ума стоявшему у власти Джозефу Чемберлену, и в последующем, когда он в 1930-х годах ставил под сомнение отношение к Гитлеру младшего сына Чемберлена – Невилла.

Здесь он наслаждался минутами победы и стойко принимал удары поражений, произносил блистательные речи, а, случалось, нес полную чушь, выслушивал множество восторженных слов и негодующих выкриков недовольных. Он помнил тот знаменательный день в своей карьере, когда во время яростных дебатов противник швырнул в него толстый том – руководство для ведения прений. Книга угодила ему в лицо, пролилась кровь. Во время кризиса отречения 1936 года, когда он высказался в защиту Эдуарда VIII [1]1
  король Великобритании и Северной Ирландии и император Индии Эдуард VIII, старший сын и наследник Георга V, правивший всего 326 дней, с 20 января до 11 декабря 1936 г., отказался прекратить любовную связь с американкой Уоллис Симпсон, на которой собирался жениться после ее развода, и поскольку английскому монарху, как главе англиканской церкви, не позволялось вступать в брак с разведенной женщиной, он отрекся от престола в пользу своего младшего брата, герцога Альберта Георга Йоркского, короновавшегося затем под именем Георга VI; отрекшийся Эдуард получил 8 марта 1937 г. титул герцога Виндзорского и 3 июня того же года женился во Франции на Уоллис Симпсон. – Прим. ред.


[Закрыть], шквал протестов обрушился на него, Черчилль был вынужден замолчать. Многие сочли, что его политическая карьера рухнула.

Как раз за три дня до того, как Гитлер задумал сбросить бомбы на это историческое здание, старый друг Черчилля и соперник с самых ранних дней – Дэвид Ллойд-Джордж, – произнес речь, в которой он обрисовал унылую картину того, как будет развиваться война. Это была его последняя речь. В ответном слове Черчилль противопоставил пессимизму Ллойд-Джорджа страстный призыв: «Я чувствую уверенность – мы не должны бояться бури, – сказал он в среду 7 мая. – Пусть она грохочет и неистовствует. Мы справимся с ней».

Никто не предполагал, что буря разыграется так скоро, и будет неистовствовать в том самом месте, где он произнес эти слова.

Теперь, глядя на разрушения, что принесло «огненное воскресенье», Черчилль почувствовал, как из глаз хлынули слезы. «Он не пытался их сдержать или смахнуть», – записал репортер, находившийся неподалеку. Замерев на некоторое время в лучах солнца, опираясь ногой на рухнувшую балку и сунув руку в карман пальто, он стоял словно статуя, каким-то чудесным образом выдержавшая бомбардировку.

Но уже через секунду, взяв себя в руки, премьер-министр решительно произнес: «Палата должна быть отстроена заново – точно такой, какой она была прежде».

А потом развернулся и осторожно двинулся к поджидавшей его машине мимо толпы людей, разгребавших завалы и сгоревшие бумаги. И при каждом шаге со всех сторон доносился названный потом «один из самых ужасных звуков войны – скрежет разбитого стекла». Однако Черчилль уже не выказывал никаких признаков разочарования или горечи. Он уверенно помахал рукой в ответ на приветственные возгласы узнававших его горожан.

История, как известно, любит победителей. Образ постаревшего торжествующего Черчилля, сложившего пальцы знаком «виктори» [2]2
  в виде буквы V – от английского слова victory, победа. – Прим. ред.


[Закрыть], долгое время перекрывал, оставляя в тени, – историю весьма энергичного молодого человека, который, быстро воспарив, занял весьма заметное положение на политическом небосклоне, но вынужден был покинуть его с разбитой вдребезги репутацией. Тем не менее, именно ранний период – наиболее колоритный в его деятельности – дает нам ключ к характеру выдающегося человека. То было время радостного воодушевления и устремления, время, полное драматических событий, политических интриг, личной храбрости и трагических ошибок.

Черчилль рассчитывал на более быстрый успех. Такому неутомимому и амбициозному человеку, как он, долгое ожидание всегда дается с большим трудом. Но к тому моменту, когда действительно наступил его час, – премьер-министру исполнилось шестьдесят пять лет. Зато он был более чем готов для деятельности и способен был предложить все, чего мир требует от героя (помимо обаяния и воодушевления молодости).

Нет сомнения, что великий человек, роняющий слезы на руинах парламентского прошлого, оказался лучшим лидером для того времени, потому что провел немало лет, подготавливая себя к этой деятельности. Был период в истории его жизни, – между двадцатью и тридцатью годами, во времена правления короля Эдуарда VII, – когда ему светил успех на мировой сцене, когда он обладал энергией и блеском молодости.

Но тяжелые испытания тех ранних лет выковали прочный стержень, стали сутью его характера. Именно благодаря этому он смог стать триумфатором Второй мировой войны. Деятельность молодого Черчилля подогревала мечта об успехе, – тот горючий материал, что позволил ему совершить эффектный политический взлет. Да, тот прорыв завершился драматическим провалом, отставкой Черчилля с высокого государственного поста. В сорок лет про него писали как о человеке, чьи лучшие дни остались позади.

Сам Черчилль признавался в старости: в те годы его так мало понимали, что в глазах многих людей он выглядел каким-то уродцем, которого с презрением и отвращением просто выбросили за борт. Но именно эти события оказались для Черчилля величайшим вызовом, ответом на который стала его дальнейшая жизнь и слава самого выдающегося государственного деятеля в новейшей истории Британии.

Вступление. Молодой титан

Уинстон Черчилль выдержал испытание на прочность, не сломался, споткнувшись в начале карьеры. Сознательно и вполне методично он из пылкого молодого человека становился героической личностью, потому что ясно осознал: настала эпоха «великих свершений».

Он выстроил свою карьеру как грандиозный эксперимент, чтобы доказать, что воля способна преодолеть все преграды, и целеустремленно следовал своим путем, не обращая внимания на неудачи и поражения, не прислушиваясь к беспощадным насмешкам тех, кто не разделял представлений о его высоком предназначении.

Многие современники Черчилля думали так же, как викторианский мудрец Томас Карлайл, что истории – это «биографии великих людей», однако принадлежал ли Черчилль к великим – всегда оставалось предметом самых жарких споров, а для некоторых остается под вопросом и по сей день.

А вот он сам почти никогда не сомневался относительно своего предназначения, и сам, без чьей-либо помощи, вознес себя на вершину и утвердился там как наиболее энергичный и неординарный политик Британской империи.

Движущая сила его характера – неуемный дух, неукротимая целеустремленность. Во многом формирование его характера было связано с романтическими идеалами, которые цвели пышным цветом во времена его юности, но и в старости эти идеалы не исчезли полностью. Мощная убежденность в личной воле сформировалась у него рано. «Я верю в личность», – провозгласил он в одном из своих первых выступлений на политической арене.

И тем самым завизировал четкое представление о том, что героизм мировых лидеров – не широкие жесты или безликая система. Суть их характеров в том, что они способны перекраивать историю.

«Мы живем в эру великих событий и маленьких людей, – сказал он, – чтобы не оставаться рабами своих собственных систем, надо, хладнокровно анализируя ошибки, снова и снова прилагать огромные усилия.

Отдельные мелочи политических платформ и манифестов никогда не были особенно важны для него, наибольшее значение он придавал тому, как энергично и решительно поступают выдающие лидеры, отвечая на вызов истории. С самого начала критики видели в нем жаждущего власти эгоиста, наделяя его ярлыками, вроде «олицетворение неуживчивости» или «темная личность первого класса». А он считал себя одаренным, творческим человеком с высокими устремлениями и решительными поступками. «Ничтожные люди, – доказывал он, – позволяют событиям тащить их за собой. А мне нравится то, что происходит и, если ничего не происходит, мне нравится делать так, чтобы все происходило».

Как отметил один из политических противников, ухо Черчилля было самым чувствительнейшим образом настроено на то, «чтобы улавливать звук сигнальной трубы истории». Уинстон отчетливо слышал этот звук в героической истории его предка – Джона Черчилля, первого герцога Мальборо, победителя в битве при Бленхейме в 1704 году [3]3
  13 августа 1704 г. при селении Бленхейм (Блиндхайм) в Баварии англо-голландская армия герцога Мальборо, действуя совместно с имперско-бранденбургской армией принца Евгения Савойского, одержала победу над войсками французского маршала герцога де Таллара и баварского курфюрста Макса Эммануэля; эту крупную битву Войны за испанское наследство называют также вторым сражением при Хохштедте. – Прим. ред.


[Закрыть]. Уинстон называл его «олимпийской фигурой», объясняя это тем, что герцог никогда не принял бы участие в сражении, где не смог бы выступить победителем, и никогда не стал бы штурмовать крепость, которую не смог бы взять. Воодушевление Черчилля уходит своими корнями и в честолюбивые устремления Бенджамина Дизраэли – политика, способствовавшего в свое время карьере его отца. И высказывание Уинстона относительно одного из самых выдающихся качеств Дизраэли можно полностью переложить на него самого: «Он любил страну романтической страстью».

Подобно молодому Дизраэли, он искал поддержку в страстной натуре лорда Байрона – мощного романтика, который сам творил свою собственную героическую жизнь. И даже в старости Черчилль поражал восхищенных поклонников, цитируя наизусть целые куски из поэм великого поэта. Он мог декламировать его часами, что стало открытием и предметом восхищения даже для его дочери Сары во время поездки в 1945 году: «Мой отец отдыхал и даже черпал силы, цитируя часами «Чайльд Гарольда» Байрона, а потом ему хватало полчаса, чтобы поспать». Когда в 1941 году Франклин Рузвельт предложил название для коалиции союзников «Объединенные нации», Черчилль быстро согласился и тотчас привел весьма уместные строки из Байрона о битве при Ватерлоо.

Черчилль не был человеком, который любит пускать пыль в глаза. С юношеских дней его притягивал Байрон и как пример невероятно деятельной личности, и как образец человека, поглощенного идеями. Он настолько проникся строками великого поэта, что они буквально пропитали его душу и мозг, так что оказывались у него всегда под рукой, когда требовалось подвести итог, дать определение той или иной идее или событию.

Одно из самых его выдающихся высказываний 1940 года, горькие слова о грядущих жертвоприношениях: «Мне нечего предложить вам, кроме крови, тяжкого труда, слез и пота», – всего лишь парафраз строки Байрона. Юный Черчилль рассматривал жизнь и деятельность поэта как величайшее приключение, борьбу за свободу и горделивое видение – они подпитывали его собственное воодушевление, служили примером высоких устремлений.

У них было много общего, начиная от аристократического происхождения и включая неожиданные выходки. Пусть и с большой разницей во времени, но они оба учились в Харроу. Того и другого завораживала загадка взлета и падения Наполеона, оба выставили небольшой бюст величайшего французского полководца на письменном столе. Черчилля в особенности завораживали поэтические строки Байрона относительно необузданных притязаний Наполеона (лихорадочных по своей сути, – как описал поэт). В промежутке между двумя мировыми войнами Черчилль стал членом Байроновского общества. Тогда же – в 1906 году – ему удалось приобрести 17-томное издание работ Байрона, которое он считал одной из самых ценных вещей, когда-либо купленных им. В его единственном романе «Саврола», изданном в 1906 году, выдуманное государство служит фоном для демонстрации неординарных выходок молодого протагониста Байрона, доблестного борца за свободу и романтика. Характер и склад своего героя автор описывает как «страстный, благородный, дерзкий».

Подобно Байрону, Черчилль также стал хроникером своей собственной истории. В серии книг, написанных с небывалой скоростью в двадцатилетнем возрасте, он описал свои приключения солдата и военного корреспондента. «Когда мне было 25 лет, – заметил он в старости, – я верил, тому, что писали в книгах, как откровениям Моисея». Благодаря лавине этих прозаических произведений из пяти книг и многочисленным газетным статьям, все в Британии знают назубок героические деяния молодого человека на трех континентах в промежутке между 1895 и 1900 годами. Он жил, как и полагается жить герою исторических книг – сражался вместе с бенгальскими уланами на границе Индии, выслеживал вместе с испанской армией повстанцев на Кубе, поднимался вверх по Нилу, чтобы принять участие в последней великой кавалерийской атаке британской армии в девятнадцатом столетии [4]4
  хронология событий здесь немного нарушена: в первом случае речь идет о предпринятой в 1897 г. экспедиции англо-индийских войск в Малаканд – горную область на северо-западной границе Индии, населенную мятежными племенами пуштунов (там, в частности, отличился 11-й Бенгальский уланский полк), во втором – о борьбе испанцев с восставшими кубинцами в 1895 г. (Уинстон Леонард Спенсер-Черчилль, произведенный 20 февраля 1895 г. во вторые лейтенанты британского 4-го Собственного Королевы гусарского полка, находился на Кубе в качестве военного корреспондента газеты «Дейли График»), и в третьем – о походе англо-египетского экспедиционного корпуса генерала Китченера в Судан (махдистское государство под управлением халифа Абдаллаха) и о битве 2 сентября 1898 г. под Омдурманом, где Черчилль участвовал, как прикомандированный офицер и командир взвода, в конной атаке британского 21-го уланского полка. – Прим. ред.


[Закрыть]. И, конечно, всем не менее известна самая драматическая страница его жизни – попадание в плен к бурам в Южной Африке [5]5
  15 ноября 1899 г., во время Второй англо-бурской войны, в которой Черчилль участвовал как корреспондент газеты «Морнинг Пост». – Прим. ред.


[Закрыть], а затем побег и путешествие в сотни миль по вражеской территории [6]6
  чтобы добраться до города Лоуренсу-Маркеш в португальской Восточной Африке, Черчиллю, бежавшему 12 декабря 1899 г. из лагеря военнопленных в Претории, пришлось преодолеть расстояние почти в 300 миль (480 км); после этого он вернулся на театр боевых действий, где продолжал работу военного корреспондента, числясь с января до июля 1900 г. лейтенантом в Южно-африканском легкоконном полку. – Прим. ред.


[Закрыть]. «Он был действующим лицом своих романов, и описал все это».

Округлое лицо юного Черчилля не очень соответствовало мрачной чеканности поэтического облика байроновского героя. Но его воодушевление искупало эти недостатки. Он наслаждался рискованными ситуациями, обожал эффектные жесты, не слишком отягощал себя размышлениями о случившихся неудачах и поражениях. И он всегда поднимал планку для продвижения на более высокую ступень. Его путь освещал огонь, зажженный его отцом, чей запальчивый характер с постоянными взлетами и падениями и, наконец, ранняя смерть в 45 лет, – служили серьезным основанием для того, чтобы примеривать судьбу лорда Байрона на лорда Рэндольфа.

«Судьбы этих двух людей очень похожи», – написал редактор «Субботнего обозрения» в 1895 году о Рэндольфе и английском поэте вскоре после смерти отца Черчилля. «Мистер Мэтью Арнольд сказал про лорда Байрона, что это один из самых английских поэтов после Шекспира. И точно так же будет верным, если мы скажем, что со времени Кромвеля не было столь же мощного английского политика, как лорд Рэндольф Черчилль». Это высказывание, несмотря на явное преувеличение, произвело на Уинстона огромное впечатление. Впоследствии, отдавая должное редактору газету, он написал, что это «лучшая статья об отце из всех, что были о нем написаны».

Юный Уинстон пропитался политическим романтизмом Байрона до мозга костей. И многие из его современников эдвардианского времени отчетливо осознавали это влияние. Поклонники Черчилля видели в нем реформатора, призванного улучшить жизнь обычных людей, его высказывания и поведение напоминали им те времена, когда герои-победители выступали поборниками и защитниками слабых. Как заметил один из редакторов газеты, стиль и манера поведения молодого Черчилля вызывали в памяти «топот копыт лунной ночью, лязг клинков у дорожной заставы. Это было как порыв романтического ветра в застоявшейся политической атмосфере». Друзья говорили о нем: «Его мир спроектирован по лекалам героических времен. И он говорил на этом же языке».

Поверив в себя как в героя, Черчилль делал все, чтобы и другие воспринимали его таковым. Строки стихов Байрона, полные страсти, силы и энергии, его политический идеализм пришпоривали воображение молодого человека, определяя его видение мира и то, как этот мир должен воспринимать его самого.

Романтизм Черчилля не ограничивался рамками государственных дел. Биографы часто опускают тот факт, что его волновали вопросы любви. Они рисуют его как молодого человека чрезвычайного неловкого в обращении с женщинами, и утверждают: не стоит придавать значения его случайным, редким попыткам ухаживания – он-де всего лишь отдавал дань принятому в то время, соблюдал формальности. В реальности все выглядит иначе. Без всякой стыдливости или признаков неопытности, он, еще будучи подростком, стал завзятым поклонником красоток мюзик-холлов Лондона.

Однажды из-за этого он даже стал участником скандала в Имперском театре, защищая этих красоток от суфражисток.

«А где еще англичанин в Лондоне встретит радушный прием? – вопрошал девятнадцатилетний Уинстон Черчилль у своих приятелей перед тем, как его изгнали вон. – Кто всегда готов принять его с улыбкой, и выпить вместе с ним? Кто приветливее этих леди?»

Будучи человеком средних лет, Черчилль, вспоминая о той мятежной выходке, отозвался о ней вполне иронически, однако назвал ее «первым публичным выступлением». Между двадцатью и тридцатью годами он настойчиво ухаживал за самыми красивыми женщинами того времени и произвел на каждую из них такое неизгладимое впечатление, что, даже отказавшись выйти за него замуж, они остались его самыми преданными друзьями до старости. И все три запомнили его не как зеленого юнца, неуверенного в себе молодого человека, а как совершенно сформировавшегося мужчину. Мужчину, который играл в поло, любил посещать картинные галереи и музеи, часто бывал на спектаклях в Вест-энде, жадного книгочея и страстного поклонника женской красоты.

Молодая элегантная красавица Консуэло Вандербильт (ставшая после замужества его кузиной), описывая Уинстона тех лет, «пылкого и полного энергии», – говорила, что «он всегда стремился получить от жизни как можно больше – в спорте, любви, приключениях или политике».

Он был столь «страстным», что когда решил, наконец, жениться, то провел целую неделю вдали от своей невесты: отправился в отдаленный замок в Шотландии, где его ждала не менее преданная и не менее влюбленная в него молодая девица, чтобы услышать от него объяснение, почему он принял такое решение. Я отведу должное внимание описанию насыщенной сложными эмоциями поездки несколько позже, однако заранее хочу отметить, что это будет сделано впервые.

Будучи холостяком, он пытался играть роль денди: брал с собой тросточку для ходьбы, надевал блестящий цилиндр, крахмальные воротнички, фрак. Из кармашка свисала, как и положено, цепочка для часов. Его вкусовые пристрастия распространялись, в том числе, и на нижнее белье – оно всегда было самым дорогим и сшито из шелка самого лучшего качества. «Это чрезвычайно важно для моего самоощущения», – говорил он в оправдание своих расходов. Что весьма типично для него – отдавать предпочтение самым дорогостоящим вещам – лучшему шампанскому и прекрасным сигарам. «Не было ни одного дня в жизни, – вспоминал он, – когда бы я не мог заказать бутылку шампанского для себя и другую – для друзей».

Даже в самом начале своей карьеры его выражения и остроты привлекали к нему внимание. В 1900 году, когда он почти победил на выборах в парламент, Уинстон дал такое определение политическим кандидатам: «собираясь встать, они хотят сесть и при этом намереваются солгать».

Молодой человек также весьма едко отзывался о нравах сверкающего блеском эдвардианского времени, когда о женщинах судили по количеству драгоценностей, которыми они были увешаны, словно троянская Елена. Когда кто-нибудь из друзей отмечал, что та или иная молодая красавица заслуживает, по крайней мере, двух сотен кораблей, Черчилль отвечал: «А на мой взгляд, вряд ли она заслуживает больше китайской лодчонки или, в лучшем случае, канонерки».

В пятьдесят лет Черчилль подвел итог своей политической деятельности той поры «Ранние годы», заставив читателей удивляться и поражаться, как этот – пусть и выдающийся в свое роде молодой человек, но еще не женатый, еще не проверенный как политический деятель, сумел пробиться в первые ряды в той системе, где продолжали главенствовать солидные и весьма опытные мужи. В следующих главах я попытаюсь разобраться в том, как Черчилль – после его отставки – наметил путь к возращению: от делающего первые шаги политика к выдающемуся политическому деятелю. Это путешествие началось в 26 лет и закончилось к 40 годам.

В последних главах истории, когда новое столетие ознаменовалось первым вооруженным нападением со стороны Германии, все взгляды были прикованы к нему – он тогда исполнял обязанности первого лорда адмиралтейства и готовил флот к военным действиям. В те бурные дни он оставался самым молодым человеком в правительстве и многие надеялись, что именно он станет премьер-министром.

Но уже через год все пошло наперекосяк. Один за другим рушились его планы, или же повисали в воздухе, не получив должной поддержки. Друзья повернулись к нему спиной, а враги объединились, чтобы сбросить его. Слишком, слишком поздно молодой человек понял, что возлагал надежды на тех, кто намеревался столкнуть его, и что его великие идеи пока не имеют точки приложения.

Его обвинили в неудаче Галлиполийской кампании в Средиземном море, британская пресса величала его человеком «опасным для страны», и он, в конце концов, потерял то место, что занимал в правительстве. Немецкие журналисты насмехались над ним, предлагая именовать его «графом Галлиполийским» ( Earl of Gallipoli), и даже более – современным Люцифером по той причине, что он «пал с небес – как прекрасная утренняя звезда – одного из лондонских сезонов». В 1915 году он отправился во Францию, чтобы сражаться в окопах, смиренно приняв звание майора. [7]7
  Черчилль занимал пост первого лорда адмиралтейства до 25 мая 1915 г., затем еще шесть месяцев оставался членом кабинета министров в качестве канцлера Ланкастерского герцогства. Подав в отставку с этой должности 15 ноября 1915 г., он отправился на Западный фронт, где сначала проходил подготовку как майор во 2-м батальоне Гвардейских гренадеров, а затем, 25 декабря 1915 г., был переведен в 6-й батальон Королевских Шотландских фузилеров – одну из частей 9-й (Шотландской) пехотной дивизии. Произведенный 1 января 1916 г. в подполковники, Черчилль 4 января возглавил вышеупомянутый батальон шотландской пехоты, занимавший позиции у леса Плюгстерт под Ипром (в бельгийской Фландрии), и командовал им до 7 мая 1916 г., после чего вернулся в Англию. За время командования батальоном на фронте он лично участвовал в 36 боевых вылазках на ничейную землю. – Прим. ред.


[Закрыть]. Поражения открывали ему новые возможности для достижения успеха, но сначала ему пришлось, испытывая мучительную боль, просидеть долгие годы на скамье запасных игроков.

А между взлетом и падением ему удалось выстроить современный морской флот, попробовать провести коренные социальные реформы (сражаясь и с теми, кто не считал такие реформы достаточно радикальными), преодолеть серьезные опасности, нажить могущественных противников и приобрести несколько друзей, влюбиться несколько раз, стать мужем и отцом, раздражать и вызывать восхищение двух британских монархов, осознать всю мощь германской военной машины, когда он принял участие в маневрах с кайзером Вильгельмом. Он рисковал своей жизнью в воздухе, обучаясь мастерству пилота, утвердил наказание для злостных убийц, и встретил лицом к лицу убийственный шквал артиллерийского огня на Западном фронте.

Кипучий, полный энергии, он упивался своими талантами искусного политика, тем, что способен переиграть более зрелых и более опытных противников. Его потрясающее умение – как члена законодательного органа – преодолевать бюрократические препоны и политические помехи, чтобы как можно быстрее добиваться желаемого, поражало одинаково и тех, кто им восхищался, и тех, кто его критиковал.

Встретив с открытой душой новый реформаторский дух эдвардианской эпохи, он вознамерился взорвать свежими подходами старые проблемы.

Профессиональные и личные разочарования становились для него школой обучения, осознания важности такой добродетели, как терпение, и понимания всей опасности, что таит в себе самонадеянность.

В дружбе он высоко ценил верность и опасался предательства.

К сорока годам он хорошо понимал, как высоко может вознести его талант и как глубоко он может пасть. Политические пристрастия его со временем менялись, но постоянным оставалось твердое следование декларации, принятой в молодости: «Я верю в личность». Постижение сути этой личности и есть главная цель данного биографического исследования.

За все время жизни – от 30 ноября 1874 года, когда премьер-министром был Дизраэли, до 24 января 1965 года, когда музыка группы «Битлз» стала главным экспортным товаром Британии – Уинстон Черчилль сыграл немало ролей на политической сцене. Если бы он умер в сорок лет, – когда удача изменила ему, а юность уже осталась далеко позади, – все равно описание его жизни могло бы стать одним из самых замечательных в истории столетия: как трагическая драма крушения амбиций. К счастью для нас, есть еще и другая часть его жизни.