Текст книги "Терракотовый мальчик"

Автор книги: Майкл Лайблинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Майкл Лайблинг
Терракотовый мальчик

Тупица. Тупой как пробка, тысячу раз болван. Глупый, дурной, слабоумный, тупоголовый, идиотский, кретинский, маразматический, невменяемый, с парализованным мозгом болван.

Десять тысяч путей ведут в Нью-Йорк-Сити, а он выбирает дорогу 87. Двадцать четыре года цеплялся за любую отговорку, а теперь ночной переезд между штатами, видите ли, устраивает его. «Меня устраивает, Холли». Вот что он заявил. Едва удостоил дорожную карту взглядом. Как будто бы время залечило раны, все исправило. Чего, как Бог свят, конечно, не произошло. Как будто бы он наконец готов сражаться с демонами. К чему он, как Бог свят, конечно, не готов. Можно подумать, ему удастся просто проскочить мимо. Даже не заметить. Беда в том, что он никогда не доверял рекламе. Даже не думал, что это место может существовать до сих пор. По прошествии столь долгого времени.

Мальчишки заныли на заднем сиденье:

– Мы хотим, папа. Холли поддержала их:

– У нас есть время, Орри. В самом деле, давай заедем.

Он содрогнулся, дыша тяжело, словно роженица на последней стадии, заскрипел зубами и выдохнул:

– Нет, не люблю я этот мини-гольф. – И на последнем дыхании, срывающимся от страха голосом: – Не люблю экстремальные виды спорта.

Холли вздрогнула.

– Что? – захихикала, оборвала себя, не совсем уверенная, что за ахинею сейчас услышала. – Не любишь… чего?

Он передернул рычаг коробки скоростей и вжал в пол педаль газа. Единственное, чего он хочет от поворота 21, – оставить его позади.

– Орри, пожалуйста, помедленнее, – попросила она, не повышая голоса, чтобы не пугать детей. Но взгляд по-кроличьи затравленный. Беспокойство опустилось пепельной вуалью. Держит себя в руках – снова его тайны всплывают на поверхность. – Ты едешь слишком быстро…

Он никогда не рассказывал ей. На самом деле, не рассказывал никому. Холли может примириться с большинством его заскоков, например, с боязнью ресторанов фаст-фуда. С настроениями. Но добавлять ко всему миниатюрный гольф – это уже чересчур. Полный идиотизм. Он, разумеется, мог бы объяснить, но тогда он выставит себя не вполне нормальным.

Тупым, как пуговица на балахоне огородного пугала.

Тогда были только он и его мать. И «Датсан» 510.

– Орри, просыпайся, приехали. – Держа руль левой рукой, она развернулась назад и легонько потрясла его за плечо. – Ну, же, детка.

– Отлично, мам. – Он развалился на заднем сиденье, упираясь тапочками в дверцу, зевнул, потянулся, открывая глаза, и первый раз мельком поглядел на «Форт Бампоу».

Каждый, кто когда-либо проводил лето на озере Арнольд, знал мини-гольф «Форта Бампоу». Полмили на юг между штатами, расположен на террасах холмов, где старая дорога № 9 делает петлю, идя параллельно самой себе, прежде чем спуститься вниз в деревню, – мимо уж никак не проедешь.

– Смотрится неплохо, правда? – спросила мама. Она сбросила газ и поехала вниз по этой петле.

Флаги висели, вялые и безжизненные, вдоль забора, огораживающего поле; грубо выструганные столбы чередовались: красный, белый, синий. Распластавшийся енот венчал трио раздолбанных строений: билетная касса, ларек с мороженым, ларек с сувенирами, «Добро пожаловать», выведенное красной краской, развязно тянулось до кончика загнутого хвоста. За енотом возвышался пластиковый индеец, неся угрюмую вахту: руки сложены на обнаженной груди, пальцы сжимают томагавк, ноги широко расставлены на дорожке, краска на штанах выцвела и посерела.

Орри моргнул. Взглянул еще раз. Помотал головой, смущенный и настороженный. Снова моргнул. С лестницы, ведущей к стоянке, ему махала девчонка. Во всяком случае, он решил, что это девчонка. На самом деле, больше похожа на какого-то чокнутого гнома. Приземистая. Ноздреватая. Скорее, вырастающая из бетона, а не стоящая на нем. Очки из магазина приколов с выкаченными глазами поверх затуманенных стекол. Зубы, костяной монолит, который в темноте, наверное, светится зеленым. Такие существа, да еще с острыми ушками и в остроносых башмаках, иногда помогают Санта-Клаусу в дешевых лавках, хотя им бы больше подошло забить старичка до смерти под елкой. Рядом с ней девчонка повыше, блондинка с двумя клюшками для гольфа, вертит их над головой, словно она собирающийся взлететь вертолет. Волосы волнами падают на плечи. Раскрасневшаяся, разгоряченная, с длинными-предлинными ногами.

– Не успел пробыть на озере Арнольд и минуты, а, кажется, уже обзавелся друзьями, – заметила мама.

Он покраснел– и поспешно отвернулся.

– Я с ними даже не знаком, – проворчал он. Интересно, чего это они машут? Глупые девчонки. Но бросил украдкой еще один взгляд на «Форт Бампоу», прежде чем тот скрылся за поворотом. Местечко неплохое. Девчонки там или нет, а он познакомится с ним поближе. У него будет полно свободного времени.

Сначала Орри расшумелся. Приводил все доводы против, какие только мог найти, некоторые даже не были лишены здравого смысла. Но они не могли смутить его мать. Она согласилась на работу в «Курорте Гудкинда», не спрашивая его совета. «После того, что случилось, милый, нам необходимо уехать отсюда. Нам обоим будет от этого только лучше. Вот увидишь». Сомневаясь, она всегда взывала к его состраданию, и тогда они оба наслаждались неизменно возникавшим ощущением близости.

– Но что я там буду делать, пока ты на работе? Она засмеялась:

– Поверь, найти себе занятие там будет проще простого. Ты не соскучишься, Орри. Обещаю.

– Но это все равно кажется мне странным, мам. Никогда не слышал, чтобы в гостиницах были медсестры.

– Ну, в некоторых есть. И отель Гудкинда один из них.

– А как же они обходились раньше? – Он не мог удержаться, ему хотелось раздразнить ее, заставить признать, откуда взялась эта работа. Что Рей Гудкинд специально придумал эту должность для нее.

Но она не попалась на его удочку. Лишь продолжала твердить уже знакомый припев. Словно учила стихи к уроку.

– Ближайшая больница находится в Саратоге. Рей говорит, наличие медсестры поможет ему создать для постояльцев наилучшие условия. Многие из них в возрасте, и их недомогания не сводятся к укусам насекомых и солнечным ожогам. Рей говорит, со мной они будут чувствовать себя увереннее, а это пойдет на пользу его делу.

Рей говорит. Рей говорит. Рей говорит.

– Рей что-то очень много говорит.

– Не умничай, – сказала она, ее огорчение было более искренним, чем он ожидал. – У тебя нет причин разговаривать со мной таким тоном. Мы же друзья, помнишь? Рей очень хороший человек.

Он опустил глаза, щеки вспыхнули от смущения.

– Я все равно никогда не слышал о гостиничных медсестрах, – надулся он.

– В четырнадцать обнаруживаешь, что много о чем никогда не слышал.

– Точно знаешь? – выпалил он, тут же пожалев, что произнес это вслух.

– Да, – отрезала она тоном, означающим прекращение дискуссии. – И если ты такой умный, как тебе кажется, лучше помолчи, прежде чем скажешь что-нибудь, о чем потом по-настоящему пожалеешь.

Что, в самом деле, этот Рей Гудкинд о себе воображает? Болван! И почему она этого не замечает?

Там, где конкуренты гибли, оттесненные в сторону, их постройки зарастали кустарником и уходили под воду, «Курорт Гудкинда» умудрялся выживать. Истинно фольклорное собрание жизнерадостно раскрашенных фронтонов, водосточных труб и покосившихся ставен. Коллективное детище дюжины несостоявшихся архитектурных школ. Все виды крылечек и экзотических карнизов.

В главном корпусе, на стене напротив конторки администратора, висела красочная хроника. От основания в 21-м году до момента перехода отеля к Рею, «последовавшего за трагической смертью мистера Леонарда Гудкинда». Фотографии трех больших пожаров: август 33-го, июль 44-го и октябрь 68-го. Портреты надутых от гордости мужчин на фоне пойманных ими рыбин.

Перестроен. Заново профинансирован. Отремонтирован. Столько всего, что последняя инкарнация отеля Гудкиндов привела Рея и его «достойные восхищения уловители дыма и противопожарные системы» на обложку ежемесячника «Курортный менеджмент». ГУДКИНД – ВУНДЕРКИНД ОТЕЛЬНОГО БИЗНЕСА, трубил о нем августовский номер. Такой номер лежал у матери Орри на туалетном столике. Для Орри это была первая зацепка.

– И когда ты это прочитала? – спросил он.

– Тогда, когда парень с обложки дал мне это в больнице.

– Ты знакома с этим вундеркиндом? Правда?

– Угу. Он был моим пациентом.

– И что с ним случилось?

– Аллергическая реакция.

– На что?

– На арахис.

– Арахис?

– Угу. Чуть не умер. Он был в очень тяжелом состоянии, когда его привезли.

– А теперь?

– Поправился. Кстати, у тебя будет возможность познакомиться с ним. Он скоро придет в гости.

– В гости? К кому?

– Ко мне… – ответила она, тут же неуверенно исправившись: – К нам.

После чего Орри убедился, ежемесячник «Курортный менеджмент» лежит на туалетном столике лицом вниз.

Чем упорнее Рей старался завоевать его, тем меньше Орри хотел оказаться завоеванным.

– Считай себя постояльцем, Орсон, – сказал он, бедра развязно покачиваются, от него исходит запах лосося, которого подавали на обед. – Курорт в твоем распоряжении. До тех пор, пока ты подчиняешься правилам, конечно.

– Орри. Я же сказал, я Орри. Никто не называет меня Орсоном. – Он подошел поближе к стойке с велосипедами, делая вид, будто его заинтересовал старенький синий «Schwinn».

– Я знаю. Но, помяни мои слова, когда ты подрастешь, тебе захочется чего-нибудь более солидного. – Главная беда Рея заключается в том, что он знал все. Даже то, чего не знал.

– Так почему же вы не называете себя Реймондом?

Гудкинд захихикал, но веселье зависло в воздухе.

– Что ж, тут ты меня подловил, правда, меня зовут Рейборн, сынок.

– Я вам не сынок.

– Я не это имел в виду. Ты же понимаешь. – Он примиряюще протянул костлявую ладонь. Ну, Орс? Мир?

Орс? Чушь! Что-то новенькое. Орри выкатил велосипед.

– Мне пора.

Рей убрал руку в карман.

– Полагаю, к парикмахеру? Ты несколько зарос. Орри сделал вид, что не слышит.

– Я не придаю значения твоим словам, сынок, мы станем с тобой друзьями. Вот увидишь.

Орри вышел на протоптанную дорожку и забрался в седло, пробормотав:

– А орешков арахисовых не хочешь?

И не оглядываясь, закрутил педали по направлению к мини-гольфу «Форт Бампоу».

За третью лунку давали пять очков. «КОШМАР ВИГВАМА ТИКОНДЕРОГА». Если попасть точно в центр, из крыши вигвама пойдет дым, почти наверняка удар в одно касание. Но стоит смазать чуть вправо или влево, и мяч погибнет на гравиевом «рафе».

Орри ударил. Мячик стукнулся о стенку вигвама и отрикошетил к его ногам.

За спиной кто-то захихикал, но он не обернулся. Играть самому с собой и без того нелегко.

Он снова ударил. Мячик покатился вверх по наклонной плоскости, обессилел на полпути и безжизненно скатился обратно.

Хихиканье стало громче. Но он отказывался замечать его.

Еще попытка. Мячик отпрыгнул влево, с грохотом упал в лунку, прокатился через вигвам и оказался на «рафе».

– Ясно, почему ты играешь один. Иначе позора не оберешься! Он развернулся к своим мучителям, зная, что это они, те девчонки, которых он видел в первый день. Расплывшийся гном в дурацких очках и с огромными зубами. Вблизи даже хуже. И длинноногая, симпатичная девчонка. Вблизи даже лучше.

– Ты отвратительно играешь, – заявила гномиха с явным презрением, словно ее мнение должно было стать для него откровением. Говорит пискляво и в нос. Кастрат с сенным насморком. Он не смог определить ее возраст. Может, двенадцать, может, двадцать, может, бог знает сколько.

Он огрызнулся, используя запал, оставшийся после беседы с Реем:

– Подумаешь! Я же в первый раз, дай мне время. А ты сама-то чего так задаешься?

– А вот чего! – фыркнула она, мяч подкатился к метке.

– Покажи-ка ему, Кит! – воскликнула блондинка. Кит ему показала.

Из крыши вигвама повалил дым.

– Обычно это удар в одно касание, – заявила она, закатывая мяч в лунку. – Но сегодня, кажется, не мой день.

– Ладно, я сражен, – заявил он, изо всех сил стараясь не ощущать себя сраженным. Он подошел к четвертой лунке. «ОХОТНИК НА ОЛЕНЕЙ». Понадеялся, что гном поймет намек и отвяжется.

– Не бери в голову, – с улыбкой посоветовала блондинка. Орри передернул плечами, сомневаясь, искренне ли ее сочувствие. Он опустился на колени, от зелени рябило в глазах.

– «Фортом Бампоу» владеет отец Кит. Она часто играет. С прошлого вечера это уже одиннадцатый круг.

– Двенадцатый, Тесс, – поправила Кит. Широкая ухмылка во всю физиономию, верхняя губа едва не касается носа. И прямо в лоб: – Так когда умер твой отец?

Он застыл.

– А? Что? – По спине мурашки, в животе спазм. Кит раздраженно повторила, повысив голос:

– Вопрос несложный. Когда умер твой отец? Он кашлянул, ответил, выделяя каждое слово:

– Откуда ты знаешь про моего отца?

– Потому что у тебя такой вид, словно твой отец умер, – пояснила она.

Теперь писклявым голосом говорил он:

– Что ты хочешь этим сказать?

Никто ни разу не говорил об этом так грубо и прямо. Скончался. Почил. Ушел. На небесах. Переселился в мир иной. Покинул нас. Пусть даже «протянул ноги». Но ни разу – «умер». Никогда.

– Да ничего не хочу. Только то, что сказала! Он медленно поднялся, соображая.

– Это Рей рассказал тебе о моем отце? Это от него ты узнала?

– Рей? Какой Рей?

– Тогда кто?

Рука у рта, покусывает палец и разглядывает его. Неловкость разлилась в воздухе, словно дурной запах.

– Ну, говори! – Орри посмотрел на Тесс, ища поддержки, но та с интересом разглядывала зажатый в руке желтый мяч для гольфа.

Кит выдохнула:

– Терракота. Терракота, – повторила она ему.

– Не знаю никого с таким прозвищем.

– О Господи! – застонала она. – Ты что, рос в стае волков, ты Элен Келлер* {* Элен Адаме Келлер (1880 – 1968) – американская писательница и художница, ставшая слепоглухонемой вследствие перенесенной в раннем детстве скарлатины.} или иностранец? Терракота – это такой цвет, болван!

– Цвет?

– Да. Красновато-коричневый, – негромко пояснила Тесс, не поднимая на него глаз. Она покосилась на подружку, затем, не вполне уверенная, продолжила: – Кит видит всех людей в цвете.

– И ты терракотовый, – рявкнула Кит, больно ткнув его под ребра. – А у терракотовых мальчиков отцы умерли.

У него в горле застрял комок, словно он поперхнулся.

– О чем вы говорите?

– Если тебе нужен синхронный перевод, обратись в ООН, Терракотовый Мальчик.

– Меня зовут Орри. Кит хмыкнула.

– Отличное имя. Но отца у тебя все равно нет.

– Оставь в покое моего отца. Заткнись. – Он отшвырнул клюшку, пинком загнал мячик на «раф» и двинулся по склону к воротам. – Ты чокнутая.

– Ты себе много позволяешь! – закричала Кит. Физиономия, словно огромная лапа, сжимающая багровый шар. – Ты нарушаешь правила, нужно вернуть клюшку и мяч. Почитай, это написано на твоей счетной карточке.

– Ты ненормальная, – прокричал он в ответ, комкая карточку и запуская в нее. Его отец умер, ушел почти два года назад, и никогда, ни разу до сих пор он не плакал. Никогда, нигде!

– Деньги не возвращают, это ты знаешь? – Она тащилась за ним следом, пока он шагал к воротам. – Никогда. Только в случае дождя.

Он вытер мокрые щеки тыльной стороной ладони. Отскочил, давая дорогу тетке, тянущей за собой двух мальчишек. Сипло прокричал у них над головами:

– Ты чокнутая. В самом деле чокнутая!

Он ударился плечом о левое колено Индейца и толкнул бедром турникет. Ворота не поддались.

А они теперь стояли, изучая его. Кит, прижав клюшку ко рту, касаясь языком металла. Тесс рядом, бледная, с крепко сжатыми губами.

– Ну что вы уставились? – Он снова толкнул вертушку, и снова безуспешно.

Тесс зашептала что-то на ухо Кит, потом отодвинулась:

– Пожалуйста. Ради меня! Кит вздохнула:

– Ладно, если ты хочешь, Тесс. Но давай побыстрее. Иди, скажи Терракотовому Мальчику.

– Чертовы ворота! Заело или…

– Орри, ты толкаешь не в ту сторону, – сказала Тесс.

Только этого еще не хватало: велосипед исчез.

Обратно к Гудкинду пришлось идти пешком и по дороге придумывать бесконечные извинения. Он поймал Рея перед обедом у двери столовой. И выложил все, как было.

Орри был готов ко всему, только не к такой реакции.

– Я рад, что тебе хватило смелости все рассказать. Велосипед старый. Маме лучше ничего не говорить. Пусть это останется между нами. Идет?

Рей протянул руку, и Орри ответил на рукопожатие.

– Идет.

– Но я попрошу тебя об одолжении. Орри взволнованно глотнул:

– Да?

– В следующий раз, когда будешь брать велосипед, убедись, что цепочку и замок ты тоже прихватил. Ладно, Орсон?

– Я не… ладно, Рейборн!

– И подстригись. Ты что, в хиппи готовишься?

Орри мог бы провести все лето, больше не заглядывая к «Бампоу». Он так и собирался, но как-то вечером, после обеда, маме ужасно захотелось фисташкового мороженого, и Рей, готовый, как обычно, выполнить любое ее желание, подхватил:

– Я и сам не откажусь от порции с шоколадной стружкой. – Он как-то странно заморгал, у него явно потекли слюнки.

Они втроем отправились в деревню на озере Арнольд.

Когда, переходя улицу, он взял ее за руку, Орри решил: пора смываться. Они больше не пытались что-либо скрывать, один раз он даже видел, как они целовались.

– Что-то мне не хочется мороженого, – сообщил он.

Они договорились о месте и времени встречи и разошлись в разные стороны.

Орри сидел на скамье возле «Галереи чудес», изучая увесистый пакет с помадкой, а она оказалась у него за спиной.

– Я тоже больше всего люблю «Роки-роуд».

Июль. Середина недели на озере Арнольд. Сыро. Неоновые огни дрожат в лужах. Ночные бабочки кружатся под фонарями. Детишки жуют пирожки и мусолят стаканчики с мороженым. Их мамаши и папаши ахают и охают над шедеврами местных умельцев, которые самим местным и даром не нужны. Молодожены сюсюкают и воркуют, но каждый думает про себя, что лучше бы они поехали в Поконос. Байкеры мчатся по авеню Чамплейн, копы летят за ними вслед. Панки с пачками «Кэмела» в рукаве спрашивают огонька у взбудораженных мамаш и их любопытных дочек. Школяры без рубашек и башмаков отираются под дверьми ресторанов, на которых висят таблички «Посетители без рубах и обуви не обслуживаются». А Орри мучительно соображает, о чем же говорить с Тесс.

– Собираешься съесть все это? – спросила она, широко распахивая глаза, еще более синие, чем он запомнил.

Он сунул пакет с помадкой ей в нос. Идиот.

Она засмеялась, стерла сахарное пятно, облизнула пальцы.

– Мм… сливочная…

– Бери еще, – сказал он. И, словно кто-то говорил за него, выпалил: – Мне ужасно нравится, когда у тебя так собраны волосы. – И тут же подумал, не слишком ли это банально.

Она помотала хвостом.

– Спасибо. – Можно подумать, все ее знакомые мальчишки говорят то же самое. – Твои волосы мне тоже нравятся.

И он ни на секунду не остановился, не осмыслил происходящее и не впал в панику от того, что на самом деле болтает с этой кошмарной девчонкой.

Рассказывает ей, откуда он.

Она рассказывает ему, откуда она.

Что озеро Арнольд интереснее, чем он думал.

Что она ненавидит этот городишко. Такой маленький.

Что он любит «ужастики».

Что она любит жареный арахис.

Что ему нравятся сэндвичи в клубе.

Что она надеется, слухи о распаде «Биттлз» – вранье.

Что ему пятнадцать. Почти.

Что ей шестнадцать. Только-только.

Его знак зодиака.

Ее знак зодиака.

Что он хочет стать репортером или писать статьи в журналы.

Что она хочет стать актрисой, но все говорят, секретаршей надежнее.

Что его мать работает медсестрой. И о Рее, разумеется.

Что многие здесь работают у Гудкиндов, что они с Кит видели папашу Гудкинда на поле «Форта» незадолго до того, как он утонул.

Как умер его отец. Упал, сломал шею – и все. Скоропостижно. Не успев сказать «прости».

Как это, должно быть, ужасно переживали он и его мать.

Снова о матери и Рее. Как Рей оказался не так уж плох. Но… Но… Но…

Что Кита, Кит, вовсе не плохая, нужно только познакомиться с ней поближе. Что, если бы не Тесс, у Кит не было бы ни единого друга на свете, и как это важно – заменить ей всех. Как после рождения Кит ее родители стали спать на двухэтажной кровати. «Что лично мне кажется ужасно странным». И как она услышала Кит раньше, чем увидела ее. «Она пела «С днем рожденья тебя» сама себе. Представляешь, как кто-то сам себе поет «С днем рожденья тебя»?! Мне показалось это самым печальным на свете».

– Ага, – Орри фыркнул, закашлялся, – куда уж печальней. – Слезы навернулись ему на глаза, он с трудом удерживался от смеха.

Тесс с подозрением уставилась на него, начала злиться, но внезапно оценила шутку. Она, всхлипывая, крикнула:

– Петь «С днем рожденья» себе…

– И спать на двухэтажной кровати, – выдохнул он.

– Мама сверху.

– Папа снизу.

Они разогнулись, животы болели. Схватились друг за друга. Слезы текли по щекам. На них напала икота. Они хватали воздух. Пока не выдохлись и пока не кончился вечер, точнее, пока Рей не нажал на гудок.

– Эй, хиппи, иди сюда!

– Ну что ты, Рей, – упрекнула его мать.

Теперь Орри часто виделся с Тесс, несмотря на сомнения Рея. «Она немного старовата для тебя, разве нет? » Ходили кататься на лодке по озеру Мезерв. Собирали ягоды в «Горной Роще». Плавали наперегонки в бассейне. Он крепко обнял ее под водой в глубокой части бассейна и принялся брызгаться, когда она поцеловала его в губы – первый в его жизни поцелуй. Отправились без провожатого и без спросу на конную прогулку, и он пропустил мимо ушей последовавший затем нагоняй от Рея. «Я знаю, у нее будут большие неприятности, если она и дальше будет подбивать тебя на подобные подвиги. Я слышал про эту девчонку… » Орри даже позволил себя уговорить на полный круг в «Форте Бампоу» и удостоился похвалы от странно подобревшей Кит.

Девчонки совершенно разгромили его, обошли на бессчетное количество очков. Но он поразил их, когда провел мяч по спине гремучей змеи, по глотке пумы и закатил в лунку в одно касание, заработав переход на призовую девятнадцатую позицию, «ПОСЛЕДНИЙ ИЗ НАШИХ МОГИКАН».

После чего Кит принялась упражнять свое остроумие на других посетителях.

«Ничего страшного, после лоботомии всегда так бывает».

«А ваша собака-поводырь осталась в машине? »

«Наверняка ваша девушка подтвердит, что это не первый раз, когда вы не можете попасть в дырку».

«Еще одна запись в вашей счетной карточке, и придется вызывать доктора».

Большинство воспринимало это нормально, просто смеялись, уж очень странной она была. Но некоторые закипали.

Бритоголовый троглодит в футболке с надписью «Пенсильвания» и в джинсовых шортах, при нем еще была жеманно улыбающаяся тощая девица, взорвался:

– Я тебе физиономию разобью, если этого еще не сделали до меня, сучка!

Кит даже не моргнула.

– Напомни мне, чтобы я сказала ему цветное «прощай», – обратилась она к Тесс. – Синим он не уйдет, обещаю.

Старичок в рубашке с канадским флагом, клюшки за ним таскали два внука, а жена наблюдала от забора из инвалидного кресла, отвел Кит в сторонку у «КОРДОВОГО КРУГА» и ткнул иссохшим пальцем ей в лицо:

– Ты крайне неприятная молодая особа, и я намерен сообщить об этом и владельцу заведения, и в Туристическую ассоциацию Нью-Йорка.

Кит нарочито зевнула:

– Ага, давай! Сообщай, кому захочешь, только «Фортом Бампоу» уже лет двадцать владеет мой отец, и ничего у тебя не выйдет. – Затем негромко сказала Тесс: – Совсем побелел. Теперь уже скоро.

После каждого такого случая Орри спрашивал:

– О чем это вы говорите? Каждый раз Тесс отвечала:

– Ничего такого, о чем следует беспокоиться, Орри.

– Совершенная терракота, и ничего, кроме терракоты, – ехидничала Кит.

– Тебе нравится Рей? – спросила мама однажды утром. Он уже несколько недель ждал подобного вопроса.

Она присела на кровать рядом с ним. Сомневается.

– Ты ведь знаешь, что мне очень нравится Рей? Он потянулся за носками.

– И ты знаешь, что Рею очень нравлюсь я?

Он пожал плечами, впившись глазами в муравья, который спустился по ставню и теперь бежал по подоконнику.

– Я знаю, о чем ты думаешь, Орри, но папу не вернуть. Ты это знаешь. Нам нужно как-то устраиваться в жизни, Орри. Жить прошлым нехорошо для нас обоих.

Он придвинулся к окну и невидяще уставился на улицу.

– Рей просил меня выйти за него замуж, Орри. Он не двигался. Не сводил глаз с муравья.

– Я приняла его предложение. Нет сил взглянуть на нее.

– Но я навсегда останусь твоей матерью, Орри, что бы ни случилось. Если я люблю Рея, это не значит, что я стала меньше любить тебя. Орри, пожалуйста…

Муравей метнулся в одну сторону, и Орри придавил его большим пальцем, прежде чем тот успел метнуться в другую.

Этим вечером в столовой было «Бинго», но Орри не пошел.

– Я просто не могу смотреть на них, когда они вместе, – объяснил он Тесс.

Она попробовала его переубедить:

– Это, конечно, не мое дело, Орри. Но Гудкинды, в самом деле, хорошие люди. Все в городе так считают.

– Он не нравится мне, Тесс. Я старался, честно. Но он мне никак не нравится. Он не мой отец. Он никогда не сможет стать моим отцом.

– Да, но есть и обратная сторона, Орри. – Она провела пальцами по его лицу. – Нам не придется прощаться, когда лето кончится. Ты останешься здесь.

– Рей все равно не на нашей стороне. Он иногда говорит такое, Тесс…

– Я ему не нравлюсь, да?

Желтая лунная дорожка пересекала поверхность озера. Он греб, пока они не оказались в полной темноте, и шум с берега стал далеким и едва различимым, тогда он втащил весла в лодку. Они дрейфовали, лежа рядом, звездное небо сливалось с озером, и они были единственным пятном на его поверхности.

Прошло немало времени, прежде чем она заговорила:

– Если ты в самом деле так его ненавидишь, Орри, есть выход. – Лодка покачнулась, когда она шагнула на корму. – С Реем может что-нибудь приключиться.

Он подтянулся и сел на скамейку на носу. Руки обнимают колени, бейсболист, готовый ловить каждое поданное ей слово.

Она внимательно посмотрела на него: наморщенный лоб, предательски вздымающаяся грудь. Она начала говорить, не дав ночи сильнее сжать их в своих объятиях, и ее рассказ не был похож на те рассказы, которыми матери утешают напуганных детей.

– «Форт Бампоу» – это место, где определяется будущее людей, хорошее или плохое. А по цветам, которые видит Кит, можно узнать, какое именно это будущее.

– Что-то вроде перекрестка?

– Точно. – Горловой нервный смешок. – Но только Кит называет это «станциями судьбы».

Она опустила руку в воду и оглядела озеро, словно кто-то здесь мог их подслушивать.

– Но у нас их совсем немного. Вот почему большинство из нас идет по жизни, не испытывая ничего плохого. В других местах, в Индии, Китае, «станции судьбы» повсюду, говорит Кит. У родников, в пагодах – везде, где собираются люди. Вот почему у них все время происходят какие-то бедствия, за один раз может погибнуть миллион человек.

– Откуда она это знает? – спросил он, в его голосе явственно звучало недоверие.

– Не знаю, – отрезала она, мгновенно разъяряясь от его скептицизма. – Просто знает – и все. Ты не обязан мне верить, Орри. Но она говорит, в Америке когда-нибудь такие станции тоже будут повсюду. Но не такие, как в Индии или Китае. Здесь это, скорее всего, будут площадки для гольфа и рестораны быстрого питания.

Он боялся, что его вывернет наизнанку, что он перевернет лодку.

– Площадки для гольфа и «Макдональдсы»! – Он сотрясался с головы до пят, силясь перебороть смех. – Ты меня разыгрываешь, да? Это ее предки рассказали ей такую чушь? – «Как Тесс может быть такой легковерной? И насколько, по ее мнению, легковерен я?»

– Нет, ее родители ничего не знают. Они ни во что не вмешиваются, только если происходит что-то по-настоящему важное и Кит нужно их присутствие. То, что Кит знает, она просто знает.

– Значит, она посмотрит на Рея и узнает, случится ли с ним что-нибудь?

Тесс серьезно кивнула.

– Но цвета она видит только в «Бампоу».

– А если она увидит, что ничего не должно произойти?

– Нет, тут дело в другом, Орри. – Она снова оглядела озеро, словно еще раз обдумывая то, что делает. – Цвет людей меняется все время, иногда от лунки к лунке. Единственный цвет, который имеет значение, тот, с которым ты покидаешь «Форт».

– Но она сказала, я терракотовый. Что, мой цвет не меняется?

– Красно-коричневая у тебя только аура, а все остальное меняется. Кит следит, чтобы ты уходил с безопасным цветом. Я попросила ее.

– Безопасный цвет? Нет, это уж слишком, Тесс…

– Хуже всего белый. Он означает, что нехорошее произойдет совсем скоро. Оттенки синего лучше всего. Особенно лавандовый. За него меня любит Кит. С синими не случается ничего недоброго. А есть промежуточные цвета. Мандариновый. Амарантовый. Кит знает больше цветов, чем живет народу в Китае.

– Значит, если я приведу Рея в «Форт»…

– Тогда останется лишь проследить, чтобы он вышел… в нужный момент.

– А потом?

– Не знаю. Кит никогда не знает точно. Только то, что кое-что произойдет.

– Это безумие.

– Но это правда, Орри. Кит знала про твоего отца. А пару лет назад, когда отец Рея, папаша Гудкинд, играл с друзьями из «Ротари-клаб» в «Форте», он вышел белый. Кит сказала: долго он не протянет, – и через несколько дней он утонул. Вот так. Она не знала, что он утонет, но знала, что умрет.

Орри глотнул, с шумом втянул в себя воздух.

– Я ненавижу Рея, но не настолько, Господи. – Он снова глотнул и вдохнул. – Я не желаю ему смерти, не хочу.

– Тогда, может, тебе нужно, чтобы он ушел с одним из промежуточных цветов?

– Да. Какой-нибудь такой, чтобы он держался подальше от нас с мамой. Так будет лучше.

Кит отнеслась к этому без восторга.

– Ты ему все рассказала, Тесс? Все?

– Ему нужна помощь. Он никому не расскажет. Он обещал. Орри закивал с чистосердечным видом.

– Но ты тоже обещала, Тесс, а что сделала? Я знала, ты слишком часто с ним видишься, я знала, что так будет.

– Он никому не расскажет, Кит. Никому.

– Никому, клянусь.

– Это было между нами, Тесс. Ни для кого больше. Наша тайна. То, что отличало нас от других.

Тесс изучала пряжки на туфлях.

– Прости, – заговорила она, потупившись, облизнула губы, краем глаза следя за реакцией подруги, исподтишка улыбнулась Орри. – Но сделай это для меня, Кит? Мы же лучшие подруги и…

Кит стащила с носа очки, поплевала на стекла и протерла краем подола.

– Скажи-ка мне, Терракотовый Мальчик, – деловито начала она, – когда ты собираешься привести своего приятеля?

– Как можно скорее.

– Что ж, приводи.

– Но помни, я не хочу его смерти и ничего такого.

– Он хочет какой-нибудь промежуточный цвет, Кит.

Рей Гудкинд заключил сделку.

– Я пойду играть при одном условии, Орс. Ты подстрижешься.

Орри не стал колебаться. Дело того стоит. Кроме того, волосы вернутся, а вот Рей, скорее всего, нет.

– Чудесно, – одобрила мама. – Вы, мальчики, прекрасно проведете время. – Сказать в этот момент что-нибудь еще она не решилась.

Как было договорено, Орри с Реем приехали в среду поздно вечером, как только опустился занавес за последним участником еженедельного шоу талантов Гудкинда. Последним номером было «Yesterday», последовательно исполняемое трубой, мандолиной, аккордеоном и меццо-сопрано из Нью-Рошели. Когда Тесс встретила их под хвостом енота, Рей все еще мурлыкал мелодию.