Текст книги "Тьма чернее ночи"

Автор книги: Майкл Коннелли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

12

Босх прижался лицом к окну и заглядывал в кухню. Пусто. Ни беспорядка, ни кофеварки, ни даже тостера. Его охватило дурное предчувствие. Он подошел к двери и постучал снова. Походил туда-сюда по площадке; посмотрев вниз, заметил на полу контур от коврика.

– Черт!

Детектив полез в карман и достал небольшой кожаный футляр. Расстегнул молнию, вынул две маленькие стальные отмычки, сделанные из ножовочного полотна. Оглянулся – никого; большинство жильцов этого многоквартирного дома в Вествуде еще на работе. Босх подошел к двери и заработал отмычками. Через девяносто секунд дверь была открыта.

С первых же шагов Босх понял, что в квартире никого нет, но все равно обошел все комнаты. Везде пусто. Надеясь найти хотя бы пустой пузырек от таблеток, он проверил даже аптечку в ванной. На полке валялась старая бритва из розовой пластмассы – и все.

Босх вернулся в гостиную и достал мобильник. Как раз накануне он ввел сотовый номер Дженис Лэнгуайзер в скоростной набор. Она была вторым обвинителем по делу, и в выходные они вместе работали над показаниями Босха.

Звонок застал ее во временном офисе в суде Ван-Нуйса.

– Послушай, не хочу портить настроение, но Аннабел Кроу исчезла.

– Что значит "исчезла"?

– "Исчезла", детка, и означает "исчезла". Я сейчас в ее квартире. Здесь пусто.

– Черт! Она нужна нам, Гарри. Когда она съехала?

– Не знаю.

– С управляющим говорил?

– Нет еще. Если она сбежала от процесса, то вряд ли оставила управляющему адрес, по которому следует пересылать письма.

– А когда ты говорил с ней в последний раз?

– В четверг. Я звонил ей сюда. Но сегодня линия отключена.

– Дерьмо!

– Вот именно.

– Она получила повестку в суд, верно?

– Конечно, как раз в четверг. Вот почему я и позвонил. Чтобы удостовериться.

– Ладно, может, все-таки завтра придет.

Босх оглядел пустую квартиру:

– Я бы на это не рассчитывал.

Он посмотрел на часы. Шестой час.

– Что ты можешь сделать? – спросила Лэнгуайзер.

– У меня есть кое-какая информация о ней. Кроу должна быть в городе. Она актриса, куда еще ей деваться?

– Нью-Йорк?

– Туда едут только самые талантливые.

– Найди ее, Гарри. Она понадобится нам.

– Постараюсь.

Наступило короткое молчание. Оба размышляли.

– По-твоему, до нее добрался Стори? – наконец спросила Лэнгуайзер.

– Не знаю. Он мог предложить ей все, о чем она мечтала, – работу, роль, чек. Когда найду ее, спрошу.

– Хорошо, Гарри. Удачи. Если найдешь ее сегодня, дай мне знать. В противном случае увидимся утром.

– Хорошо.

Босх закрыл телефон и положил на кухонную стойку. Из кармана пиджака достал тонкую стопку карточек три на пять. На каждой карточке значилось имя одного из свидетелей, за проверку и подготовку которых к процессу он отвечал. Домашний и рабочий адреса, а также номера телефонов и пейджеров. Он проверил карточку, относящуюся к Аннабел Кроу, потом набрал на телефоне номер ее пейджера. Автоответчик сообщил, что пейджер больше не обслуживается.

Босх захлопнул крышку телефона и снова посмотрел на карточку. Внизу были записаны имя и номер агента Аннабел Кроу. Агент может быть единственной связью, которую она не разорвет.

Босх убрал телефон и карточки в карман. Такие справки надо наводить лично.

13

На Каталину Маккалеб вернулся один. «Попутная волна» вошла в гавань Авалона как раз с наступлением темноты. Бадди Локридж остался в Кабрийо, потому что новых туристов не предвиделось до субботы. Добравшись до острова, Маккалеб связался по радио с капитаном порта, и ему помогли пришвартоваться.

Из-за двух тяжелых книг, найденных в букинистическом отделе книжного магазина "Даттон" в Брентвуде, да еще маленького холодильника, наполненного замороженными тамалями, подъем по склону холма к дому утомил Маккалеба. Пришлось дважды останавливаться на обочине и отдыхать. Каждый раз он садился на холодильник и доставал из кожаной сумки одну из книг, поэтому мог снова изучать мрачное творчество Иеро-нимуса Босха – даже в сгущающейся темноте.

После посещения Центра Гетти образы картин Босха не покидали Маккалеба. Неп Фицджералд в конце встречи высказала интересную мысль. Перед тем как закрыть репродукцию "Сада наслаждений", она посмотрела на собеседника с легкой улыбкой, словно желая что-то сказать, но не решаясь.

– Что? – спросил он.

– Да, в общем, ничего. Просто замечание.

– Так скажите. Мне бы хотелось услышать.

– Я хотела упомянуть, что многие критики и ученые, изучающие творчество Босха, видят прямую связь с современностью. Это признак великого художника – если его творчество выдерживает испытание временем. Если в его власти соединять людей и... и, может быть, влиять на них.

Маккалеб кивнул. Она хотела узнать, над чем он работает.

– Я понимаю, о чем вы. Простите, но в данный момент я не вправе ничего вам рассказывать. Может быть, когда-нибудь расскажу, или вы просто узнаете об этом. Тем не менее благодарю вас. По-моему, вы очень помогли. Еще не знаю как.

Теперь, сидя на холодильнике, Маккалеб вспоминал их разговор. Прямая связь с современностью, И преступление.

Он взял большую из двух купленных книг и открыл на цветной репродукции шедевра Босха. Черноглазая сова... Интуиция подсказывала, что он напал на след чего-то серьезного. Чего-то очень темного и опасного.

* * *

Грасиела взяла у него холодильник и открыла на кухонном столе. Достала три зеленых тамаля и положила на тарелку, чтобы разморозить в микроволновке.

– Я еще делаю чили реленос[14]14
  Перец чили, фаршированный мясом или сыром и поджаренный в тесте (мексиканская кухня).


[Закрыть], – сказала она. – Хорошо, что ты позвонил с яхты, иначе мы сели бы есть без тебя.

Маккалеб позволил ей выпустить пар. Он понимал, что жена сердится на него. Подошел к столу, где стоял детский стульчик. Сьело смотрела на потолочный вентилятор и шевелила перед собой ручками, осваиваясь с ними. Маккалеб наклонился и поцеловал обе ручки, а потом лоб.

– Где Реймонд?

– У себя в комнате. У компьютера. Почему ты купил десять?

Садясь в кресло рядом со Сьело, Маккалеб оглянулся на жену. Грасиела перекладывала остальные тамали в пластмассовый контейнер для заморозки.

– Я взял переносной холодильник и попросил наполнить его. Наверное, столько влезло.

Она сердито покачала головой:

– Один лишний.

– Тогда выброси. Или в следующий раз пригласи на обед кого-нибудь из друзей Реймонда. Какая разница, Грасиела? Это же тамаль.

Грасиела обернулась, и расстроенный взгляд темных глаз сразу же смягчился.

– Ты вспотел.

– Просто шел пешком. "Челнок" был закрыт на ночь.

Грасиела достала из верхнего шкафчика пластмассовую коробку с градусником. Градусники были во всех комнатах дома.

– Открывай.

– Давай лучше электронный.

– Нет, я им не доверяю.

Она засунула кончик градусника Терри под язык и ласково подняла рукой нижнюю челюсть, закрывая ему рот. Весьма профессионально. Когда они познакомились, Грасиела работала сестрой в пункте первой помощи, а теперь – медсестрой и секретарем в начальной школе Каталины. Она вернулась на работу сразу после Рождества. Маккалеб чувствовал, что ей хочется быть только матерью, но они не могли себе этого позволить. Оставалось надеяться, что через пару лет их туристический бизнес окрепнет, и тогда появится выбор. Иногда Маккалеб жалел, что они отказались от своей доли за права на литературную обработку и экранизацию истории сестры Грасиелы, но из уважения к памяти Глории они решили не пытаться заработать на случившемся. Половину денег отдали фонду "Загадай желание"[15]15
  Фонд, исполняющий желания детей, страдающих тяжелыми заболеваниями.


[Закрыть], а вторую половину – в доверительный фонд для Реймонда. Пойдет на оплату колледжа, если парень захочет.

Маккалеб сидел молча и смотрел на жену. Грасиела сжала его запястье.

– Пульс учащенный, – констатировала она. – Открывай.

Он открыл рот, и она вынула градусник. Посмотрела на него, встряхнула, вымыла и молча убрала в шкаф. Это означало, что температура нормальная.

– А ты бы хотела, чтобы меня лихорадило, да?

– Ты рехнулся?

– Хотела-хотела. Тогда ты могла бы велеть мне прекратить расследование.

– Что значит "велеть прекратить расследование"? Вчера вечером ты сказал, что это только на один вечер. Сегодня утром ты сказал, что только на один день. Что скажешь теперь, Терри?

Маккалеб посмотрел на Сьело и вытянул палец, чтобы она могла ухватиться за него.

– Дело не закончено. – Он снова посмотрел на Грасиелу. – Сегодня кое-что всплыло.

– Кое-что? Так передай свое кое-что детективу Уинстон. Это ее работа. Ее, а не твоя.

– Не могу. Пока еще не могу. Мне надо убедиться.

Грасиела отвернулась и подошла к кухонной стойке. Поставила тарелку с тамалями в микроволновку и включила разморозку.

– Пожалуйста, возьми ее и переодень. Уже пора. И ей понадобится бутылочка, пока я приготовлю обед.

Маккалеб осторожно поднял дочь и прижал к плечу. Девочка протестующе пискнула, и он ласково погладил ее по спине, чтобы успокоить.

Подошел к Грасиеле, обнял ее сзади и притянул к себе. Поцеловал в макушку, уткнулся лицом в волосы.

– Все скоро закончится, все снова будет нормально.

– Надеюсь.

Грасиела коснулась его руки. Это было одобрением, которого он добивался. Прикосновение сказало ему, что они попали на ухаб, но теперь все хорошо. Маккалеб обнял жену крепче, поцеловал в затылок, а потом отпустил.

Пока отец заворачивал ее в новую пеленку, Сьело смотрела на картонные звезды и полумесяцы, висящие на нитках над столом для пеленания. Игрушки смастерили на Рождество Реймонд с Грасиелой. Воздушный поток слегка колебал их, и взгляд темно-синих глаз малышки сосредоточился на этом медленном вращении. Маккалеб наклонился и поцеловал ее в лоб.

Завернув девочку в два детских одеяльца, он вынес ее на террасу и, устроившись в кресле-качалке, дал бутылочку. Посмотрев на гавань, заметил, что не выключил подсветку приборов на мостике "Попутной волны". Конечно, можно было бы позвонить начальнику порта на пирс, и кто-нибудь из работавших по вечерам подъехал бы и все выключил. Но он все равно собирался вернуться на яхту после обеда. Сам и выключит.

Маккалеб посмотрел на Сьело. Хотя глаза малышки были закрыты, она не спала. Девочка яростно трудилась над бутыломкой. Грасиела перестала кормить грудью, когда вернулась на работу. Кормление из бутылочки было внове, и для Маккалеба оно стало, пожалуй, одним из самых приятных моментов в роли молодого отца. В это время он часто шептался с дочерью. Обещал, что всегда будет любить ее и всегда будет с ней. Просил ее никогда не бояться и не чувствовать себя одинокой. Порой, когда малышка внезапно открывала глаза и смотрела на него, Терри чувствовал, что она говорит ему то же самое. И чувствовал любовь, какой никогда прежде не знал.

– Терри.

Услышав шепот Грасиелы, он поднял голову.

– Обед готов.

Он проверил бутылочку: почти пусто.

– Подойду через минуту, – прошептал он.

Грасиела ушла. Маккалеб посмотрел на дочь. Голоса родителей заставили ее открыть глаза. Она смотрела прямо на отца. Маккалеб поцеловал ее в лоб, а потом просто смотрел.

– Я должен это сделать, малышка, – прошептал он.

* * *

На яхте было холодно. Маккалеб включил свет в салоне, потом установил в центре комнаты обогреватель и включил на небольшую мощность. Он не хотел, чтобы становилось слишком тепло, потому что от этого могло потянуть в сон. Напряженный день утомил его.

Он сидел в передней каюте и рылся в старых бумагах, когда услышал чириканье оставшегося в салоне сотового телефона. Закрыл папку, которую просматривал, и, взяв ее с собой, поднялся в салон. Звонила Джей Уинстон.

– Так как там в Центре Гетти? Я думала, ты расскажешь.

– Было уже поздно, а я хотел вернуться на яхту и добраться на Каталину до темноты. И забыл позвонить.

– Ты вернулся на остров?

Она казалась разочарованной.

– Да, утром я обещал Грасиеле, что вернусь. Не беспокойся, я еще работаю кое над чем.

– А что было в Центре Гетти?

– Ничего особенного, – солгал он. – Я поговорил с парой человек и посмотрел кое-какие картины.

– Видел сов, похожих на нашу?

Уинстон смеялась, задавая вопрос.

– Между прочим, да. У меня тут книги, которые я вечером хочу посмотреть. Я собирался позвонить тебе и узнать, можем ли мы встретиться завтра.

– Когда? Утром у меня встреча в десять и еще одна в одиннадцать.

– Я в любом случае думал о второй половине дня.

Маккалеб не хотел говорить Уинстон, что собирается утром послушать вступительные речи на процессе Стори. Их должны были транслировать в прямом эфире по судебному каналу.

– Пожалуй, я могла бы найти вертушку, которая отвезет меня, но сначала придется договориться с летунами.

– Нет, я вернусь в Город.

– Правда? Отлично! Хочешь приехать к нам?

– Я предпочел бы что-нибудь спокойнее и уединеннее.

– Почему?

– Завтра расскажу.

– Как таинственно. Разрабатываешь аферу по раскрутке шерифа на оладьи, а?

Оба засмеялись.

– Сможешь приехать в Кабрийо и встретиться со мной на яхте?

– Буду. Во сколько?

Маккалеб назначил встречу на три часа, прикинув, что за это время успеет подготовить психологический портрет и решить, как сказать ей то, что должен сказать. Оставалось время и на подготовку к тому, что, как он надеялся, Уинстон позволит ему сделать вечером.

– Есть что-нибудь по сове? – спросил он, когда они договорились о встрече.

– Очень мало, и ничего хорошего. Нашли отметки производителя. Пластмассовая болванка сделана в Китае. Компания отправляет их сюда двум дистрибьюторам – один в Огайо, другой в Теннесси. Оттуда они, видимо, и расходятся. Это долгая история и много работы.

– Не хочешь возиться?

– Я такого не говорила. Просто этим должен заниматься мой напарник. Обычно на телефоне у нас висит он. Посмотрим, что он узнает у дистрибьюторов, оценим и решим, что делать дальше.

Маккалеб кивнул. Определение направлений расследования и установление очередности стоящих перед следствием проблем было злом. Но это все равно беспокоило его. Наверняка сова является ключом, и о ней полезно знать все.

– Ладно, так мы договорились? – спросила Уинстон.

– Насчет завтра? Ага, договорились.

– Мы будем у тебя в три.

– Мы?

– Мы с Куртом. Моим напарником. Ты с ним еще не знаком.

– М-м... послушай, а нельзя, чтобы завтра были только мы вдвоем? Джей, я ничего не имею против твоего напарника, но завтра я бы хотел поговорить с тобой наедине.

Она ответила не сразу.

– Терри, что случилось?

– Я просто хочу поговорить с тобой. Ты впутала меня в это дело, и я хочу отчитаться перед тобой лично. Если потом решишь подключить своего напарника – прекрасно.

Снова молчание.

– Мне это не нравится, Терри.

– Прости, но таково мое желание. Либо соглашайся, либо отказывайся.

Ультиматум заставил ее молчать еще дольше. Маккалеб ждал.

– Ладно, приятель, – наконец проговорила она. – Тут ты командуешь. Я согласна.

– Спасибо, Джей. До завтра.

Оба дали отбой. Маккалеб посмотрел на папку, которую все еще держал в руках. Положил телефон на кофейный столик, устроился поудобнее на кушетке и открыл папку.

14

Сначала это называлось «Делом неизвестной девочки», потому что никто не знал ее имени. Лет четырнадцати-пятнадцати; латиноамериканка, возможно, мексиканка, тело нашли среди мусора в кустах под одной из обзорных площадок у Малхолланд-драйв. Расследованием занимались Босх и его тогдашний напарник Фрэнки Шихан. Это было до того, как Босх перешел в отдел убийств голливудского отделения. Они с Шиханом работали в отделе ограблений и убийств, и именно Босх обратился в ФБР. Маккалеб как раз недавно вернулся в Лос-Анджелес из Квонтико, чтобы организовать отделение отдела бихевиористики и программы прогнозирования особо тяжких преступлений.

Босх пришел, прихватив с собой фотографии места преступления, в крохотный кабинет Маккалеба на тринадцатом этаже отделения ФБР в Вествуде. Пришел без Шихана, потому что напарники разошлись во мнениях, стоит ли привлекать Бюро. Межведомственная конкуренция во всей красе. Но Босха все это не заботило. Дело явно влияло на него не меньше, чем он влиял на дело.

Девочку нашли обнаженной; ее сперва изнасиловали разными способами, потом задушили. Убийца был в перчатках. Ни одежды, ни сумочки на склоне не обнаружили. Отпечатки пальцев в компьютерной базе не числились. Девочка не подходила под описания находящихся в розыске пропавших детей ни в округе Лос-Анджелес, ни в целом по стране.

Сделанный художником портрет жертвы показали в новостях по телевизору, напечатали в газетах, однако никто не позвонил. Наброски разослали по факсу в пятьсот отделений полиции по всему юго-западу и в управление полиции в Мехико – никаких откликов. Жертва осталась невостребованной и неопознанной. Пока Босх и его напарник занимались расследованием, тело покоилось в холодильнике службы коронера.

Вещественных доказательств вместе с телом найдено не было. Помимо того, что жертва осталась без одежды и других помогающих установить личность вещей, очевидно, ее, прежде чем поздно ночью сбросить с Малхолланда, вымыли моющим средством.

На теле нашлась только одна улика: отпечаток на коже левого бедра. Судя по посмертному посинению трупа, кровь собралась в левой половине, а это означало, что тело лежало на левом боку во время между остановкой сердца и сбрасыванием с холма, когда оно упало лицом вниз на кучу пустых пивных банок и бутылок из-под текилы. Следовательно, за время, что кровь собиралась, тело лежало на некоем предмете, оставившем отпечаток на бедре.

Отпечаток содержал цифру 1, букву J и кусок третьей буквы, по-видимому, верхнюю часть левой палочки H, K или L. Это походило на часть номера машины.

Согласно теории Босха, человек, убивший безымянную девочку, перед тем как выбросить тело, прятал его в багажнике машины. Аккуратно вымыв труп, убийца засунул его в багажник, случайно положив на часть номера, снятого с машины и тоже убранного в багажник. Номер, вероятно, был снят и заменен украденным, чтобы избежать опознания, если кто-то случайно заметит машину на смотровой площадке.

По отпечатку на коже нельзя было понять, в каком штате выдан номер, но Босх сделал логические выводы. Из отдела транспортных средств администрации штата он получил список всех машин, зарегистрированных в округе Лос-Анджелес, номера которых начинались с 1JH, 1JK и 1JL. В списке было больше трех тысяч имен автовладельцев. Они с напарником сократили сорок процентов списка, отбросив женщин. Оставшиеся имена постепенно вводили в компьютер Национального центра информации по преступлениям, и в конце концов у детективов остался список из сорока шести человек с судимостями за преступления от мелких до тягчайших.

Вот тогда-то Босх и пришел к Маккалебу. Ему нужен был психологический портрет убийцы. Он хотел знать, правы ли они с Шиханом, подозревая у убийцы криминальное прошлое, а также найти критерии оценки сорока шести мужчин из списка.

Маккалеб размышлял почти неделю. Дважды в день – утром и перед сном – смотрел фотографии с места преступления, изучал рапорты. И наконец сказал Босху, что, по его мнению, они на правильном пути. Используя данные по сотням подобных преступлений, проанализированные программой прогнозирования особо тяжких преступлений, он смог составить портрет: мужчина лет двадцати пяти – тридцати, с криминальным прошлым, включающим все более тяжкие преступления, в том числе и – скорее всего – на сексуальной почве. Место преступления свидетельствовало о склонности к эксгибиционизму: убийца явно хотел, чтобы его преступление было публичным, хотел вселить ужас и страх в местных жителей. Поэтому и выбрал такое во всех отношениях неудобное место, чтобы выбросить тело.

Благодаря психологическому портрету Босх сократил список из сорока шести имен до двух подозреваемых: сторожа административного здания в Вудленд-Хиллс, в досье которого значились поджог и публичное совершение непристойного действия, и плотника, имевшего мастерскую в Бербанке, которого, когда он был подростком, уже арестовывали за попытку изнасилования соседки. Обоим мужчинам было под тридцать.

Босх и Шихан склонялись к сторожу, поскольку тот имел доступ к промышленным моющим средствам вроде тех, что использовались, чтобы вымыть тело жертвы. Однако Маккалеб подозревал плотника из-за юношеской попытки изнасилования, указывающей на склонность к опрометчивым поступкам, что больше гармонировало с портретом по данному преступлению.

Босх и Шихан решили неофициально побеседовать с обоими мужчинами и пригласили с собой Маккалеба. Агент ФБР подчеркнул, что беседовать следует у подозреваемых дома, чтобы не только искать улики в их вещах, но и изучить их самих в привычной обстановке.

Плотник Виктор Сеген был ошарашен, увидев у дверей трех мужчин и услышав объяснение, данное Босхом. Однако же пригласил посетителей в дом. Пока Босх и Шихан спокойно задавали вопросы, Маккалеб сидел на кушетке и рассматривал чистую, опрятную квартиру. Не прошло и пяти минут, как он понял: они нашли того, кого искали, и кивнул Босху. Это был условный сигнал.

Виктору Сегену зачитали права и арестовали. Детективы посадили его в машину, а маленький дом рядом с аэропортом Бербанка опечатали до получения ордера на обыск. Через два часа, вернувшись уже с ордером, они нашли в звуконепроницаемом, похожем на гроб погребе, вход в который закрывал замаскированный под кроватью люк, шестнадцатилетнюю девушку – связанную и с кляпом во рту, но живую.

Только после того как возбуждение и адреналиновая волна от раскрытия дела и спасения жизни начали спадать, Босх наконец спросил Маккалеба, откуда тот узнал, что преступник именно Сеген. Маккалеб подвел детектива к книжному шкафу в гостиной и указал на потрепанную книгу под названием "Коллекционер" – роман о человеке, который похищал женщин.

Сегена обвинили в убийстве неопознанной девочки, а также в похищении и изнасиловании девушки, спасенной следователями. Он отрицал свою вину в убийстве и добивался сделки, по которой признал бы себя виновным только в похищении и изнасиловании уцелевшей. В окружной прокуратуре от сделок отказались и отправились на процесс с тем, что у них было, – леденящими кровь показаниями спасенной девушки и отпечатком номера машины на бедре покойницы.

Присяжные, посовещавшись менее четырех часов, признали подсудимого виновным по всем пунктам. И тогда прокуратура предложила Сегену сделку: обещание не требовать смертной казни на втором этапе процесса, где решается вопрос о наказании, если убийца согласится рассказать следователям, кто была первая жертва и откуда он ее похитил. В случае согласия Сегену пришлось бы отступиться от позы невинности. Он отказался. Прокуратура потребовала смертной казни и добилась своего. Босх так и не выяснил ничего о мертвой девочке и, как подозревал Маккалеб, мучился от того, что, по-видимому, никому до нее не было дела.

Маккалеба это тоже мучило. В день, когда агент ФБР должен был давать показания на втором этапе процесса, он обедал с Босхом и заметил, что на наклейках папок по делу написано какое-то имя.

– Что это? – возбужденно спросил Маккалеб. – Ты опознал ее?

Босх опустил глаза, увидел имя на наклейках и перевернул папки.

– Нет, пока нет.

– Ну, а это что?

– Просто имя. Я вроде как дал ей имя.

Босх казался смущенным. Маккалеб протянул руку и перевернул папки, чтобы прочитать имя.

– Сьело Асул?

– Ну да. Она была испанкой, и я дал ей испанское имя.

– Это значит "голубое небо", верно?

– Угу, голубое небо. Я... э-э...

Маккалеб ждал. Ничего.

– Что?

– Ну... я не так уж религиозен... Ты понимаешь, о чем я?

– Да.

– Я вроде как подумал, что если никому здесь она не нужна, то, будем надеяться... может быть, кто-нибудь там, наверху...

Босх пожал плечами и опустил взгляд. Маккалеб видел, как у него вспыхнули щеки.

– Трудно отыскать промысел Божий в том, что мы делаем. В том, что мы видим.

Босх просто кивнул, и больше они об этом не говорили.

* * *

Маккалеб перевернул последнюю страницу в папке, помеченной «Сьело Асул», и посмотрел на внутреннюю сторону обложки. За время работы в Бюро у него вошло в привычку делать заметки на обложке, где они не сразу бросаются в глаза из-за прикрепленных страниц. Эти заметки касались следователей, которые обращались за составлением психологических портретов. Маккалеб пришел к выводу, что понимание следователя иногда не менее важно, чем информация по делу. Ибо именно глазами следователя Маккалеб сначала смотрел на многие аспекты преступления.

С Босхом они работали более десяти лет назад, до того, как он начал составлять более подробные портреты не только подозреваемых, но и следователей. На этой папке было написано имя Босха, а ниже всего четыре слова.

Скрупулезный – Умный – М. – A.M.

Теперь Маккалеб смотрел на две последних пометки. Обычно для сохранения конфиденциальности он, делая заметки, использовал сокращения и стенографию. Два последних сокращения выражали его представление о том, что движет Босхом. Маккалеб пришел к выводу, что детективы, занимающиеся расследованием убийств, копы до мозга костей, обращаются к глубинным внутренним чувствам и мотивациям, чтобы принимать и выполнять свою всегда трудную работу. Обычно копы бывали двух видов: те, кто считал свою работу искусством или ремеслом, и те, кто считал ее миссией. Десять лет назад Маккалеб отнес Босха к последнему классу. Гарри Босх был миссионером.

Эту мотивацию можно было классифицировать на основании того, что давало им это ощущение предназначения, или миссии. Для некоторых работа казалась почти игрой; у них был какой-то внутренний комплекс, отчего им все время хотелось доказывать, что они лучше, умнее и хитрее своей добычи. Их жизнь была постоянным циклом самоутверждения: отправляя пойманного убийцу за решетку, они как бы унижали его. Другие тоже воображали себя мстителями.

Существовали священные узы между жертвой и копом, которые формировались на месте преступления и не могли быть разорваны. Именно это в конечном счете бросало полицейских в погоню и давало возможность преодолеть все преграды на пути. Маккалеб называл таких копов "ангелами мщения". По его опыту копы-"ангелы" были лучшими следователями, с какими ему случалось работать. Еще он пришел к выводу, что они ближе всего подходят к тому невидимому краю, за которым разверзается бездна.

Десять лет назад Маккалеб отнес Гарри Босха к "ангелам мщения". Теперь ему пришлось задуматься, не подошел ли детектив слишком близко к краю.

Маккалеб закрыл папку и вытащил из сумки две книги по искусству. Обе назывались просто: "Босх". Ту, что побольше – с цветными репродукциями, – написали Р.Х. Марийниссен и П. Руиффелаэре. Автором второй книги, в которой основное место отводилось комментариям к картинам, был Эрик Ларсен.

Маккалеб взял книгу поменьше и начал бегло просматривать комментарии. Он быстро узнал, что, как и сказала Пенелопа Фицджералд, существует множество различных и даже соперничающих мнений об Иеронимусе Босхе. Ларсен приводил цитаты из работ разных ученых; некоторые называли Босха гуманистом, а один считал его членом еретической группы, которая верила, что земля – это настоящий ад, где правит Сатана. Среди ученых велись споры об изначальном смысле некоторых картин, о том, можно ли вообще некоторые картины приписывать Босху, о том, бывал ли художник в Италии и видел ли творения титанов Возрождения, своих современников.

В конце концов Маккалеб закрыл книгу, поняв, что для его целей не так уж важно, что думают исследователи. Если творчество художника является темой разнообразных интерпретаций, то важна единственная интерпретация – человека, который убил Эдварда Ганна. Важно только, что этот человек увидел и усвоил из картин Иеронимуса Босха.

Маккалеб открыл вторую книгу и начал медленно изучать репродукции. В Центре Гетти он торопился, к тому же ему мешало, что он не один.

Маккалеб положил блокнот на подлокотник кушетки, планируя записывать, сколько сов он увидит на картинах, а также описание каждой птицы. Однако быстро понял: на картинах столько мелких деталей, что легко пропустить что-то значительное. Он спустился в переднюю каюту за лупой, которую, когда работал в Бюро, всегда держал в столе для изучения фотографий мест преступлений.

Наклонившись над ящиком, заполненным канцелярскими принадлежностями, Маккалеб почувствовал легкий толчок о борт яхты и выпрямился. "Зодиак" привязан к кормовому подзору, так что лодка тут ни при чем. Затем Маккалеб ощутил движение яхты вверх-вниз, указывающее, что кто-то шагнул на борт. Его разум сосредоточился на двери салона. Он был уверен, что оставил ее незапертой.

Маккалеб заглянул в ящик, в котором только что рылся, и схватил нож для бумаги.

Поднимаясь по ступенькам в камбуз, он оглядел салон. Смотреть мешало отражение в раздвижной двери, но в свете уличных фонарей на кокпите вырисовывался мужской силуэт. Мужчина стоял спиной к салону, словно любуясь городскими огнями на склоне холма.

Маккалеб быстро подошел к раздвижной двери и открыл ее. Нож для бумаги он держал лезвием вверх. Мужчина, стоящий в кокпите, обернулся и уставился на него широко открытыми глазами.

– Мистер Маккалеб, я...

– Все в порядке, Чарли, я просто не знал, кто это.

Чарли был ночным сторожем в канцелярии порта и частенько заглядывал к Бадди Локриджу, когда тот ночевал на яхте. Видимо, Бадди всегда был рад скоротать с ним ночку за пивом. Потому Чарли и приплыл на яхту.

– Я увидел свет и подумал, что Бадди здесь, – сказал он. – Просто хотел заглянуть.

– Нет, Бадди сегодня в Городе. И наверное, не вернется до пятницы.

– Ну и ладно. Я пойду. У вас все в порядке? Это ведь не миссис отправила вас спать на яхту, а?

– Нет, Чарли, все хорошо. Просто надо поработать.

Маккалеб показал ножик, словно это объясняло, чем он занимается.

– Ну и хорошо. Я тогда возвращаюсь.

– Спокойной ночи, Чарли. Спасибо, что заглянул.

Маккалеб вернулся в кабинет. Лупа с подсветкой нашлась на дне ящика.

Следующие два часа он работал с альбомом. Зловещие пейзажи, фантасмагорические демоны, обступающие жертв-людей, снова захватили его. Изучая репродукции, Маккалеб отмечал каждую находку вроде сов закладками, чтобы к ним можно было легко вернуться.

Получился список из шестнадцати изображений сов и еще дюжины совоподобных существ или конструкций. Совы были темного цвета и таились на всех картинах, подобно стражам наказания и рока. Маккалеб смотрел на них и не мог не думать о сходстве совы с детективом. Оба ночные существа, оба стражи и охотники – непосредственные наблюдатели за злом и болью, которые люди и животные причиняют друг другу.

Но самой значительной находкой, которую Маккалеб сделал, изучая картины, оказалась не сова. Скорее это была человеческая фигура. Открытие он совершил, рассматривая с подсвеченной лупой центральную часть триптиха "Страшный суд". Перед изображением адской печи, куда бросали грешников, несколько связанных жертв ожидали, когда их расчленят и сожгут. Среди этой группы Маккалеб нашел изображение обнаженного мужчины со связанными за спиной руками и ногами. Конечности грешника были стянуты в вывернутое положение эмбриона – очень похожее на то, что он видел на видеокассете и фотографиях с места преступления.