Текст книги "Тьма чернее ночи"

Автор книги: Майкл Коннелли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Вероятно, где-нибудь в церкви.

5

После всего прочитанного и увиденного у Маккалеба не возникло даже мысли о сне. Была уже половина пятого, и он знал, что закончит ночь в каюте. Возможно, в Квонтико еще слишком рано, чтобы застать кого-то в отделе бихевиористики, но он все равно решил позвонить. Поднялся в салон, вынул сотовый телефон из зарядника и набрал номер. Когда отозвался дежурный на коммутаторе, Маккалеб попросил переключить его на специального агента Брэзил Доран. Из всех возможных вариантов он выбрал Доран, потому что в свое время они хорошо работали вместе – и часто далеко друг от друга. К тому же Доран специализировалась на установлении подлинности и символике икон.

Звонок попал на автоответчик, и, слушая приветствие, Маккалеб решал, оставить ли сообщение или просто перезвонить. Вначале ему казалось, что будет лучше повесить трубку и попробовать найти Доран позже: от личного звонка уклониться гораздо труднее, чем от записанного сообщения. Но потом решил довериться прежнему товариществу, пусть даже он не работал в Бюро уже почти пять лет.

– Брасс, это Терри Маккалеб. Давно не виделись. Послушай, я хочу попросить тебя об услуге. Не могла бы ты перезвонить мне, как только улучишь минуту?

Он продиктовал номер своего сотового, поблагодарил и дал отбой. Можно было бы взять телефон в дом и подождать звонка там, но это означало бы, что Грасиела услышит разговор с Доран, а ему не хотелось. Маккалеб вернулся в переднюю каюту и начал просматривать материалы по убийству. Снова проверил все страницы в поисках чего-либо, что выделялось бы банальностью или, наоборот, исключительностью. Набросал еще несколько заметок и составил список того, что нужно сделать и узнать, прежде чем составлять психологический портрет. Но главным образом он просто ждал. Наконец в половине шестого Доран перезвонила.

– Действительно, давно, – вместо приветствия сказала она.

– Слишком давно. Как ты, Брасс?

– Не могу пожаловаться, потому что никто не слушает.

– Я слышал, у вас там, ребятки, положение совсем аховое.

– Тут ты прав. Нас вяжут по рукам и ногам, а потом разносят в пух и прах. Представляешь, в прошлом году у нас половина штата торчала в Косово – помогали в расследовании военных преступлений. По шесть недель каждый. Мы настолько запустили работу, что даже страшно.

Интересно, подумал Маккалеб, не хочет ли она намекнуть, что ему лучше не просить об упомянутой в сообщении услуге. Но решил все равно продолжать.

– Что ж, тогда тебе вряд ли понравится моя просьба.

– Боже, я прямо дрожу. Что тебе надо, Терри?

– Я оказываю любезность другу. Из отдела убийств. Меня попросили просмотреть дело об убийстве и...

– Он уже обращался сюда?

– Это она. Да, она пропустила материалы через компьютер и получила пустышку. Ей объяснили, какой у вас тут затор на составление портретов, и она обратилась ко мне. Я перед ней вроде как в долгу, вот и согласился посмотреть.

– И теперь ты хочешь пролезть без очереди?

Маккалеб улыбнулся, надеясь, что на другом конце провода Брэзил тоже улыбается.

– Ага. Но по-моему, это не займет много времени. Мне нужна всего одна вещь.

– Так выкладывай. Что именно?

– Мне нужно иконографическое обоснование. Я тут кое-что нарыл и хочу знать, что именно.

– Ладно. Надеюсь, больших раскопок не потребуется. И что за символ?

– Сова.

– Сова? Просто сова?

– Конкретнее, пластмассовая сова. Тем не менее сова. Я хочу знать, встречалось ли такое раньше и что означает.

– Ну, я помню сову на пакете с картофельными чипсами. Что это за торговая марка?

– "Уайз"[5]5
  Wise – мудрый, знающий (англ.).


[Закрыть] с восточного побережья.

– Ну вот, видишь. Сова – символ мудрости.

– Брасс, я надеялся на что-то более...

– Конечно. Знаешь, я погляжу, что смогу найти. Учти, символы меняются. В одно время значат что-то одно, в другое время могут означать совершенно иное. Тебе нужны просто современное применение и примеры?

Маккалеб вспомнил о надписи на ленте.

– Можешь добавить Средневековье?

– Похоже, у тебя странное... Послушай-ка, это что, "Прости, Господи"?

– Возможно. Как ты догадалась?

– Ну, средневековая инквизиция и прочая церковная чепуха. Уже встречалось. Ладно, твой номер у меня есть. Постараюсь перезвонить сегодня же.

Маккалеб хотел было попросить ее сделать анализ послания на ленте, но решил не зарываться. Кроме того, послание наверняка было включено в запрос для компьютера, составленный Джей Уинстон. Поэтому он поблагодарил Доран и уже собирался разъединиться, когда она спросила о его здоровье. Он ответил, что превосходно.

– Ты по-прежнему живешь на яхте?

– Не-а. Я теперь живу на острове. Но яхта осталась. А еще у меня есть жена и новорожденная дочь.

– Ух ты! Неужто это тот Терри Телеобед Маккалеб, которого я знала?

– Тот самый, точно.

– Ну что ж, похоже, ты наконец взялся за ум.

– Пожалуй.

– Тогда будь осторожен. Зачем ты снова в это полез?

Маккалеб ответил не сразу.

– Сам толком не знаю.

– Не морочь мне голову. Мы оба знаем зачем. Ладно, я посмотрю, что удастся наскрести, и перезвоню тебе.

– Спасибо, Брасс. Буду ждать.

* * *

Маккалеб вошел в капитанскую каюту и растолкал Бадди Локриджа. Приятель вскинулся, размахивая руками.

– Это я, я!

Прежде чем угомониться, Бадди заехал Маккалебу по уху книгой, которую читал перед сном.

– Что ты делаешь? – воскликнул Бадди.

– Пытаюсь разбудить тебя.

– Зачем? Сколько времени?

– Почти шесть. Я хочу переправиться на материк.

– Сейчас?

– Ага, сейчас. Так что вставай и помоги мне. Я займусь линями.

– Почему не подождать, пока станет светлее?

– Потому что у меня нет времени.

Когда Бадди потянулся и включил лампочку, приделанную к стене каюты прямо над передней спинкой койки, Маккалеб заметил, что книга, которую он читал, называется "Проволока в крови".

– У тебя, приятель, действительно в крови проволока. – Он потер ухо.

– Извини. Да и вообще, что ты так торопишься? Это то дело, да?

– Я буду наверху. Давай начнем.

Маккалеб вышел из каюты. Как он и ожидал, Бадди крикнул ему вслед:

– Тебе понадобится водитель?

– Нет, Бадди. Ты ведь знаешь, я уже пару лет вожу сам.

– Угу, но тебе, кореш, возможно, понадобится помощь.

– У меня все будет в порядке. Поторопись, Бад, я хочу попасть на берег.

Маккалеб взял ключ с крючка возле двери в салон и пошел на мостик, где включил радар. Воздух еще был прохладным, и первые лучики солнца только начинали пробиваться сквозь утренний туман. Двигатель завелся с полоборота: неделю назад Бадди водил яхту на капитальный ремонт в Марина-дель-Рей.

Маккалеб оставил двигатель на холостом ходу, а сам пошел на кормовой подзор. Отвязал кормовой линь, повел "Зодиак" вокруг борта и привязал лодку к линю от причального буя. Теперь яхта была свободна. Маккалеб вернулся в носовую кабину и посмотрел на мостик. Встрепанный со сна Бадди как раз садился на лоцманское место. Маккалеб знаком показал, что яхта свободна. Бадди толкнул рычаги вперед, и "Попутная волна" тронулась в путь. Маккалеб поднял с палубы восьмифутовый багор и отталкивал им буй от носа, пока яхта поворачивала на фарватер.

Он оставался в кабине, прислонившись спиной к поручню и наблюдая, как скользит прочь остров. Один раз он посмотрел на дом и увидел, что огонек на террасе по-прежнему горит. В это время семья обычно спала. Маккалеб подумал о промашке, которую только что сознательно совершил. Следовало бы вернуться в дом и рассказать Грасиеле о своих планах, попробовать объясниться. Но уйдет масса времени, а убедить ее он все равно не сможет. И Маккалеб решил просто уехать. Жене он позвонит уже с материка, а с последствиями своего решения будет разбираться потом.

Предрассветный ветерок холодил кожу на руках и шее. Маккалеб отвернулся от острова и посмотрел вперед – туда, где раскинулся невидимый еще Город. Туман и тьма будто скрывали нечто зловещее. Нос яхты разрезал гладкую и черно-синюю, как кожа марлина, воду. Маккалеб знал, что нужно подняться на мостик и помочь Бадди. Один из них будет управлять яхтой, а другой наблюдать за экраном радара, чтобы проложить безопасный курс до порта Лос-Анджелеса.

Очень жаль, мелькнула мысль, что радар не в силах проложить курс через окутывающий расследование туман неизвестности. Это совсем другой туман.

Мысли о попытках нащупать неведомый путь обратили его разум к делу, так глубоко его зацепившему.

Берегись Берегись Бог Видит.

Эти слова стали для Маккалеба своеобразной мантрой. Там, в клочковатом тумане, скрывается написавший их человек. Человек, который по меньшей мере один раз уже действовал в соответствии с ними и, вероятно, не остановится. Маккалеб собирался найти этого человека. Но, поступая так, в соответствии с чьими словами он будет действовать? Истинный ли Господь посылает его в путь?

Он вздрогнул, почувствовав прикосновение к плечу, и обернулся, едва не уронив багор за борт. Бадди.

– Иисусе, приятель!

– Ты в порядке?

– Был, пока ты не перепугал меня до смерти. Ты что творишь? Тебе следовало бы управлять яхтой.

Маккалеб глянул через плечо, чтобы убедиться, что портовая разметка осталась позади и они вышли в залив.

– Пойми, – сказал Бадди, – ты тут стоял с багром – ну прямо капитан Ахав. Я решил, что что-то не в порядке...

– Я думал. Ты против? И не подкрадывайся ко мне!.. Иди-ка за штурвал, Бадди. Я поднимусь через минуту. Кстати, проверь генератор – аккумуляторы можно бы и подзарядить.

Когда Бадди ушел, Маккалеб почувствовал, что сердце снова успокоилось. Он вышел из кабины и вставил багор в зажимы на палубе. Нагибаясь, почувствовал, как яхта поднимается и опускается, переваливаясь через трех– и четырехфутовые волны. Выпрямился и огляделся, высматривая источник волнения. Но не увидел ничего, словно по гладкой поверхности залива пронесся призрак.

6

Гарри Босх поднял портфель, точно шит, и, прикрываясь им, проложил дорогу через толпу репортеров и камер, собравшуюся у дверей зала суда.

– Пропустите, пожалуйста, пропустите.

Журналисты не двигались с места, пока он не отпихивал их с пути портфелем. В отчаянной давке они тянули магнитофоны и камеры к центру кучки людей, где вешал адвокат ответчика.

Наконец Босх добрался до двери, возле которой держал оборону полицейский. Коп узнал Босха и отодвинулся.

– Знаете, – сказал ему Босх, – и ведь так каждый день. Во время заседания этому типу обычно нечего сказать, зато за дверями он соловьем заливается.

Босх проследовал по центральному проходу к столу обвинения. Он пришел первым. Подтянул стул и сел. Открыл на столе портфель, вытащил тяжелую синюю папку и положил перед собой. Потом закрыл портфель и поставил на пол рядом со стулом.

В зале суда было тихо и почти пусто, только секретарь и судебный репортер готовились к заседанию. Босх любил это время. Затишье перед бурей. А буря грянет обязательно, это он знал наверняка. Босх кивнул сам себе. Он был готов, готов к новой схватке с дьяволом. В этом его предназначение, он живет ради таких моментов. Моментов, которые следовало бы смаковать и помнить, но которые всегда вызывали ощущение удара под дых.

Раздался громкий звук, открылась боковая дверь. Двое полицейских ввели мужчину. Тот был молод и каким-то образом ухитрился сохранить загар, несмотря на три месяца, проведенные в тюрьме. На прекрасный синий костюм, несомненно, ушло бы недельное жалованье людей, стоящих по бокам от подсудимого. Элемент дисгармонии вносила поясная цепь, к которой были прикованы его руки. В одной руке мужчина сжимал альбом для рисования. В другой держал черный фломастер – единственный пишущий инструмент, разрешенный в заключении.

Мужчину подвели к столу защиты. Пока с него снимали наручники и цепь, он улыбался и смотрел прямо перед собой. Полицейский положил руку ему на плечо и надавил, заставив сесть. Потом полицейские отступили и заняли места у него за спиной.

Мужчина тут же подался вперед, открыл альбом и заработал фломастером. Босх наблюдал. Фломастер яростно скрипел по бумаге.

– Мне не дают угля, Босх. Какую опасность может представлять кусок угля?

Он сказал это, не глядя на Босха. Детектив не ответил.

– Такие мелочи мне докучают больше всего, – продолжил мужчина.

– Привыкай, – отозвался Босх.

Мужчина засмеялся, по-прежнему не глядя на Босха.

– Знаешь, я почему-то знал, что так ты и скажешь.

Босх молчал.

– Видишь, Босх, ты так предсказуем. Как и все вы.

Открылась задняя дверь зала суда, и Босх отвернулся от обвиняемого.

Начинается.

7

К тому времени как Маккалеб добрался до Фермерского рынка, он опаздывал на встречу с Джей Уинстон уже на полчаса. Переправа на материк заняла полтора часа, и, едва пришвартовавшись в Кабрийо, Маккалеб сразу же позвонил. Они договорились встретиться в «Дюпаре», но потом оказалось, что в «чероки» сдох аккумулятор, потому что машиной не пользовались две недели. Пришлось прибегнуть к помощи Бадди и его старого «тауруса».

Маккалеб вошел в расположенный на углу рынка ресторан, но Уинстон там не увидел. Оставалось надеяться, что она не ушла. Он выбрал свободную кабинку, что обеспечивало максимум уединения, и сел. Заглядывать в меню не требовалось. Они выбрали для встречи Фермерский рынок, потому что недалеко находилась квартира Эдварда Ганна, а еще потому, что Маккалеб хотел позавтракать в "Дюпаре". Он признался Уинстон, что больше всего на острове ему не хватало здешних оладий.

Они с Грасиелой и детьми раз в месяц ездили в Город покупать одежду и припасы, недоступные на Каталине, и часто ели в "Дюпаре". Не важно, был ли то завтрак, ленч или обед, Маккалеб всегда заказывал оладьи. Реймонд тоже. Но мальчик предпочитал с сиропом из бойзеновых ягод[6]6
  Гибрид малины и ежевики.


[Закрыть], тогда как Маккалеб – с традиционным кленовым.

Маккалеб сказал официантке, что ждет приятельницу, заказал апельсиновый сок и стакан воды.

Ему принесли два стакана. Он открыл кожаную сумку и достал пластиковую коробочку с пилюлями. Маккалеб держал на лодке недельный запас таблеток и еще на пару дней – в отделении для перчаток в "чероки". Коробочку он приготовил сразу, как причалил. Запивая попеременно то апельсиновым соком, то водой, Маккалеб принял двадцать семь таблеток, составлявших утреннюю дозу. Он знал их все по форме, цвету и вкусу: прилосек, имуран, дигоксин... Методично подбирая одну за другой, Маккалеб заметил, что за ним, удивленно подняв брови, наблюдает женщина из соседней кабинки.

Это уже пожизненно. Таблетки для него так же неотвратимы, как смерть и налоги. С годами что-то изменится: от каких-то придется отказаться, добавятся новые, – но Маккалеб знал, что до конца жизни будет глотать таблетки и смывать их мерзкий вкус апельсиновым соком.

– Я смотрю, ты заказал без меня.

Он поднял глаза от оставшихся трех таблеток циклоспорина. Джей Уинстон уселась напротив.

– Прости, я сильно опоздала. Движение на десятом просто жуткое.

– Все в порядке. Я тоже опоздал. Сдох аккумулятор.

– И сколько ты принимаешь?

– Пятьдесят четыре в день.

– Невероятно.

– Пришлось превратить в аптечку шкаф в прихожей. Целиком.

– Ну, по крайней мере ты все еще здесь.

Она улыбнулась, и Маккалеб кивнул. К столу подошла официантка с меню для Уинстон.

– Я возьму то же, что и он.

Маккалеб заказал большую порцию оладий с растопленным маслом и сказал официантке, что они возьмут одну порцию хорошо прожаренного бекона на двоих.

– Кофе? – спросила официантка.

Вид у нее был такой, словно она принимает уже миллионный заказ на оладьи.

– Да, пожалуйста, – ответила Уинстон. – Черный.

Маккалеб сказал, что его устраивает апельсиновый сок. Когда они остались одни, Маккалеб посмотрел на Уинстон через столик:

– Итак, ты поймала управляющего?

– Он ждет нас в половине одиннадцатого. Квартира еще свободна, но ее убрали. После того как мы разрешили это, приехала сестра жертвы, пошарила в его вещах и забрала все, что хотела.

– Да, чего-то такого я и опасался.

– По мнению управляющего, она взяла немного... да у бедолаги ничего и не было.

– Как насчет совы?

– Он сову не помнит. Откровенно говоря, я тоже не помнила, пока ты не упомянул о ней утром.

– Просто предчувствие. Мне бы хотелось взглянуть на нее.

– Что ж, увидим, там ли она еще. А что еще ты хочешь сделать? Надеюсь, ты перебрался сюда не только для того, чтобы взглянуть на квартиру убитого.

– Я думал поговорить с сестрой. И может быть, с Гарри Босхом.

Уинстон молчала, но по ее виду было ясно, что она ждет объяснений.

– Чтобы составить психологический портрет неизвестного человека, важно знать жертву. Режим дня, личные свойства – все. Да ты сама знаешь. Сестра и в меньшей степени Босх могут помочь в этом.

– Терри, я просила тебя только взглянуть на бумаги и запись. Я уже начинаю чувствовать себя виноватой.

Маккалеб замолчал, когда официантка принесла кофе для Уинстон и два стеклянных кувшинчика – с бойзеновым и кленовым сиропами. Дождавшись ее ухода, он заговорил:

– Ты знала, что меня зацепит, Джей. "Берегись, берегись, Бог видит"? Я хочу сказать, не надо. Ты же не думала, что я просто посмотрю все и продиктую по телефону отчет? Кроме того, я не жалуюсь. Я сам решил действовать. Если чувствуешь себя виноватой, можешь заплатить за оладьи.

– А что сказала твоя жена?

– Ничего. Она знает, что мне надо кое-что сделать. Я позвонил ей уже с материка. В любом случае было слишком поздно что-то говорить. Она просто попросила купить пакет зеленых тамалей[7]7
  Лепешки из кукурузной муки с мясом и специями (мексиканское блюдо).


[Закрыть] в ресторане «Эль-Чоло», когда соберусь обратно. Их продают замороженными.

Принесли оладьи. Маккалеб вежливо предложил Уинстон выбрать сироп первой, но она вилкой возила оладьи по тарелке, и он не выдержал: залил все кленовым сиропом и начал есть. Официантка принесла чек. Уинстон быстро схватила его.

– Шериф заплатит.

– Поблагодари его.

– Я не понимаю, чего ты ожидаешь от Гарри Босха. Он сказал мне, что за шесть лет после дела проститутки встречался с Ганном всего несколько раз.

– Когда это было? В тот день, когда его забирали в последний раз?

Уинстон кивнула, поливая оладьи бойзеновым сиропом.

– Выходит, они виделись вечером накануне убийства. В твоих материалах я ничего не нашел.

– Я не записала. Все равно там ничего не было. Дежурный сержант позвонил Босху и сказал, что Ганн попал в вытрезвитель за вождение в нетрезвом виде.

Маккалеб кивнул.

– И?..

– И он приехал поглядеть на него. Вот и все. По его словам, они даже не говорили, потому что Ганн слишком нажрался.

– Ну... я все равно хочу встретиться с Гарри. Мы как-то работали вместе. Хороший коп. С интуицией, наблюдательный. Возможно, он знает что-то полезное для меня.

– Ладно, будем надеяться, что встреча состоится.

– Ты о чем?

– А ты не знаешь? Он представляет обвинение на процессе Дэвида Стори. В Ван-Нуйсе. Ты что, не смотришь новости?

– Вот черт, я и забыл! Кажется, его имя упоминалось в газетах, когда Стори взяли. Это было... когда, в октябре? И уже суд?

– Да, уже. Никаких проволочек, а предварительные слушания не нужны, потому что они прошли большое жюри. Отбор присяжных начался сразу после первого. Недавно я слышала, что список готов, так что начнут, вероятно, на этой неделе. Может быть, даже сегодня.

– Черт!

– Ага. Босху повезло. Он, наверное, просто счастлив.

– Ты не хочешь, чтобы я с ним говорил?

Уинстон пожала плечами:

– Вовсе нет. Делай что угодно. Я просто не думала, что ты будешь сам столько бегать. Я могу поговорить с капитаном насчет вознаграждения за консультационные услуги, но...

– Не беспокойся. Шериф оплачивает завтрак. Этого достаточно.

– Не похоже.

Маккалеб не сказал ей, что будет работать бесплатно просто ради того, чтобы на несколько дней вернуться к жизни. А еще не упомянул, что в любом случае не смог бы взять у нее деньги. Получив какой-либо официальный заработок, он потерял бы право на медицинскую помощь от штата, оплачивающего его пятьдесят четыре таблетки в день. Таблетки были такие дорогие, что, если бы пришлось платить за них самому, он бы обанкротился за полгода. Или должен был бы иметь зарплату, выраженную шестизначным числом. Такова отвратительная изнанка спасшего его медицинского чуда. Он получил второй шанс в жизни, пытаясь заработать на жизнь. Вот почему их туристический бизнес был оформлен на Бадди Локриджа. Формально Маккалеб числился неоплачиваемым палубным матросом. Бадди просто арендовал яхту у Грасиелы; арендная плата составляла шестьдесят процентов всех поступлений от туристов после оплаты расходов.

– Как тебе оладьи? – спросил он Уинстон.

– Замечательно.

– Чертовски верно.

8

Апартаменты «Гранд-Ройял» оказались двухэтажной уродиной, разрушающейся коробкой в ошметках штукатурки. Их претензии на стиль начинались и заканчивались модным дизайном прибитых над входом букв названия. Улицы Западного Голливуда и других относительно равнинных районов буквально заросли такими коробками с квартирами повышенной вместимости, вытеснившими в пятидесятые – шестидесятые одноэтажные коттеджи. Они заменили настоящий стиль фальшивыми декоративными завитушками и названиями, отражающими суть с точностью до наоборот.

Маккалеб и Уинстон вошли в квартиру на втором этаже, принадлежавшую Эдварду Ганну, вместе с управляющим домом, человеком по фамилии Роршак. Если бы не знал, куда смотреть, Маккалеб не заметил бы того, что осталось от пятна крови на ковре, где умер Ганн. Ковер менять не стали – просто почистили. Виднелся лишь слабый светло-коричневый след, который следующий арендатор, возможно, примет за остатки пролитого кофе.

Квартиру убрали и приготовили для сдачи в аренду. Но мебель осталась прежней. Маккалеб узнал ее по видеозаписи.

Он посмотрел на застекленный шкафчик. Пусто. Пластмассовая сова отсутствовала. Маккалеб посмотрел на Уинстон.

– Ее нет.

Уинстон повернулась к управляющему:

– Мистер Роршак, на том шкафчике сидела сова. Мы считаем, что это важно. Вы уверены, что не знаете, что с ней случилось?

Роршак развел руками:

– Нет, не знаю. Вы уже спрашивали, и я подумал: "Я не помню никакой совы". Но если вы так говорите...

Он пожал плечами и выпятил подбородок, потом кивнул, словно неохотно соглашаясь, что сова на застекленном шкафчике была.

Маккалеб истолковал его язык тела и слова как классические манеры лжеца. Отрицай существование украденного предмета – и кражи вроде как не было. Видимо, Уинстон это тоже уловила.

– Джей, у тебя есть телефон? Можешь позвонить сестре и перепроверить?

– Я все еще жду, пока округ купит мне телефон.

Маккалебу не хотелось занимать телефон на случай, если перезвонит Брасс Доран, но он положил кожаную сумку на мягкий диван, отыскал телефон и подал ей.

Уинстон пришлось вынуть из портфеля блокнот и найти там номер сестры Ганна. Пока она звонила, Маккалеб медленно обходил квартиру, все разглядывая и пытаясь уловить резонанс этого места. В столовой он остановился перед круглым деревянным столом, вокруг которого стояли четыре стула с прямыми спинками. В отчете об изучении места преступления говорилось, что на трех стульях было множество смазанных, неполных и полных отпечатков пальцев – все принадлежали жертве, Эдварду Ганну. На четвертом же стуле отпечатков не было вообще – ни смазанных, ни четких. Стул аккуратно вытерли. Скорее всего это сделал убийца после того, как для чего-то брал стул.

Маккалеб сориентировался и подошел к нужному стулу. Осторожно, чтобы не коснуться спинки, поддел его рукой под сиденье и отнес к шкафчику. Поставил посередине и залез на сиденье. Поднял руки, словно ставя что-то наверх. Стул зашатался на неровных ножках, и Маккалеб инстинктивно протянул руку к верхнему краю шкафчика, чтобы удержаться. И тут его осенило. Не успев ухватиться за шкаф, он просунул руку сквозь раму одной из стеклянных дверок шкафа.

– Осторожно, Терри.

Он посмотрел вниз. Рядом стояла Уинстон. В руке телефон.

– Конечно. Так птица у нее?

– Нет, она даже не знает, о чем я толкую.

Маккалеб приподнялся на носки и осмотрел верх шкафа.

– Она сказала тебе, что забрала?

– Только кое-какую одежду и старые детские фотографии. Больше ей ничего не нужно.

Маккалеб кивнул, по-прежнему разглядывая верх шкафа, покрытый толстым слоем пыли.

– Ты сказала, что я подъеду поговорить с ней?

– Забыла. Я могу перезвонить.

– Джей, у тебя есть фонарик?

Она порылась в сумочке и подала ему маленький фонарик-карандаш. Маккалеб включил его и поднес к верху шкафа под пологим углом. На свету пыль на поверхности стала видна отчетливее, и теперь он увидел восьмиугольный отпечаток, оставленный чем-то поставленным на шкаф поверх пыли. Подставкой совы.

Он посветил еще, потом выключил фонарик и слез со стула. Вернул фонарик Джей.

– Спасибо. Возможно, тебе стоит подумать о том, чтобы снова вызвать сюда спецов по следам.

– Зачем? Ведь совы там нет?

Маккалеб бросил взгляд на Роршака.

– Угу, нет. Но тот, кто поставил ее туда, воспользовался этим стулом. Когда стул зашатался, ему пришлось за что-то ухватиться.

Он вытащил из кармана ручку, потянулся вверх и постучал по стенке шкафа рядом с местом, где в пыли увидел отпечатки.

– Здесь довольно пыльно, но отпечатки могут быть.

– А что, если этот кто-то забирал сову?

Отвечая, Маккалеб многозначительно посмотрел на Роршака.

– То же самое. Могут быть отпечатки.

Роршак отвел глаза.

– Можно еще раз воспользоваться телефоном?

– Давай.

Пока Уинстон вызывала специалистов, Маккалеб вытащил стул в центр гостиной и поставил в нескольких футах от пятна крови. Потом сел и оглядел комнату. При такой конфигурации сова смотрела бы не только на жертву, но и на убийцу. Какой-то инстинкт говорил Маккалебу, что этого и хотел убийца. Он посмотрел на пятно крови и вообразил, что смотрит на Эдварда Ганна, борющегося за жизнь и медленно проигрывающего битву. Ведро, подумал он. Соответствует все, кроме ведра. Убийца подготовил сцену, однако спектакль смотреть не смог. Ему понадобилось ведро, чтобы не видеть лица жертвы. Это беспокоило Маккалеба, потому что не соответствовало общей картине.

Подошла Уинстон и подала ему телефон.

– Одна бригада как раз заканчивает со взломом в Кингсе. Они будут здесь через пятнадцать минут.

– Повезло.

– Очень. Что ты делаешь?

– Просто думаю. Мне кажется, он сидел здесь и наблюдал, но потом не выдержал. Ударил жертву по голове, чтобы, возможно, поторопить смерть. Затем взял ведро и надел на голову, чтобы не видеть.

Уинстон кивнула.

– Откуда ведро? В деле ничего не...

– Мы полагаем, что оно из-под раковины на кухне. На полке есть влажный круг, соответствующий дну ведра. Курт написал об этом в дополнении. Наверное, забыл вложить в папку.

Маккалеб кивнул и встал.

– Будешь ждать своих спецов, верно?

– Да, они должны скоро подъехать.

– Я хочу пройтись.

Он направился к открытой двери.

– Я пойду с вами, – сказал Роршак.

Маккалеб обернулся.

– Нет, мистер Роршак, оставайтесь с детективом Уинстон. Нам нужен независимый свидетель для наблюдения затем, что мы делаем в квартире.

Он бросил взгляд через плечо Роршака на Уинстон. Она подмигнула, намекая, что поняла его липовую отговорку и подыграет.

– Да, мистер Роршак. Пожалуйста, останьтесь здесь, если не возражаете.

Роршак снова пожал плечами и поднял руки.

Маккалеб спустился по лестнице во внутренний двор здания. Обошел его, рассматривая плоскую крышу. Сову он нигде не увидел, повернулся и вышел через холл на улицу.

На другой стороне Суицер-авеню стоял Бракстон-Армз, трехэтажный дом в форме буквы "L". Маккалеб перешел через улицу к шестифутовым воротам. Скорее декорация, чем препятствие. Маккалеб снял ветровку, сложил и засунул между двумя прутьями ворот. Потом поставил ногу на ручку ворот, примерился и перелез. Спрыгнул с другой стороны и огляделся, чтобы проверить, не смотрит ли кто на него. Все было тихо.

Он взял ветровку, поднялся на третий этаж и прошел по коридору к фасадной стороне здания. От подъема на ворота, а потом и по лестнице он громко и надсадно дышал. Добравшись до фасада, положил руки на ограду и какое-то время стоял, наклонившись вперед, пока не отдышался. Потом посмотрел через улицу на плоскую крышу дома, где жил Эдвард Ганн. И снова не увидел пластмассовой совы.

Маккалеб облокотился на перила. Прислушался к ритму сердца, когда оно наконец успокоилось. Голова вспотела. Он знал, что дело не в слабости сердца. Проблема в теле, ослабленном медикаментами, которые ему приходилось принимать, чтобы поддержать сердце. Это раздражало. Никогда ему не быть сильным и всю оставшуюся жизнь прислушиваться к сердцу, как ночной грабитель прислушивается к скрипу пола.

Перед домом напротив остановился белый фургон с эмблемой шерифа на дверце водителя. Прибыли специалисты по отпечаткам.

Маккалеб еще раз глянул на крышу с другой стороны улицы и, признавая поражение, повернулся, чтобы уйти. И внезапно остановился. Вот она, сова. Сидит на компрессоре центральной системы кондиционирования на крыше дома, в котором он был сейчас.

Маккалеб быстро подошел к лестнице и влез на чердак. Пришлось обходить какую-то мебель, наваленную на площадке, но дверь оказалась не заперта, и он заторопился по плоской, усыпанной гравием крыше к кондиционеру.

Маккалеб внимательно осмотрел сову, прежде чем коснуться ее. Та самая, с видеозаписи места преступления, с подставкой в виде восьмиугольного пенька. Он убрал проволоку, крепившую подставку к вентиляционной решетке кондиционера. Заметил при этом, что решетка и металлическое покрытие заляпаны старым птичьим пометом. По-видимому, этот помет – большая проблема, и Роршак, очевидно, управляющий не только домом напротив, но и этим зданием, забрал сову из квартиры Ганна, чтобы отпугивать птиц. Маккалеб взял проволоку и обернул вокруг шеи совы, чтобы можно было нести ее не дотрагиваясь, хотя сомневался, что на ней остались годные к употреблению отпечатки пальцев или волокна. Снял птицу с кондиционера и отправился вниз по лестнице.

Вернувшись в квартиру Эдварда Ганна, Маккалеб увидел двух техников, распаковывающих оборудование. Перед застекленным шкафчиком стояла стремянка.

– Возможно, вам лучше начать с этого, – сказал он.

Глаза Роршака расширились, когда Маккалеб вошел в комнату и поставил пластмассовую сову на стол.

– Вы управляете и домом напротив, не так ли, мистер Роршак?

– Э-э...

– Все в порядке. Узнать это достаточно легко.

– Да, – сказала Уинстон, наклоняясь, чтобы посмотреть на сову. – Он был там, когда понадобился нам в день убийства. Он там живет.

– Есть какие-то соображения, как сова оказалась на крыше? – спросил Маккалеб.

Роршак по-прежнему не отвечал.

– Видимо, она просто перелетела туда, верно?

Роршак не мог оторвать взгляда от совы.

– Знаете что, мистер Роршак, вы можете идти. Но будьте поблизости. Если мы снимем отпечатки с птицы или шкафа, нам понадобится взять ваши для сравнения.

Глаза Роршака открылись еще шире.

– Идите, мистер Роршак.

Управляющий повернулся и медленно вышел из квартиры.