Текст книги "Медная радуга"
Автор книги: Майкл Коллинз
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)
18.
Я мчался наперегонки с черными тучами в сторону города и проиграл. Когда я пересекал Трайборо Бридж, солнце уже снова заволокло, река подо мной стала свинцово-серой. Во всех небоскребах ниже по реке включили свет, поднялся ветер и снова пошел снег, когда я остановил машину у дома на Восточной шестидесятой улице.
Я как раз пересекал вестибюль, когда из лифта вышли Уолтер Редфорд и Дидра Фаллон. Теперь на ней было черное облегающее платье, но соболя те же самые. Я спросил себя, была ли соболья шуба у Карлы Девин, и что лучше, тихий белый домик или соболя. На Уолтере был смокинг и кашемировое пальто, и он в них выглядел юным аристократом, который идет на официальный прием.
– Не могли бы вы оставить нас в покое? – поинтересовался Уолтер.
– Нет.
Лицо Уолтера побагровело, и он опять сжал свои малокровные кулаки. Кажется, это был своего рода рефлекс на любое оскорбление. Однажды он дойдет и до ударов. Дидра Фаллон коснулась его руки. Он дернулся, как марионетка. А может быть, он и был марионеткой.
– Вы искали Карлу Девин? – спросил я.
– Убирайтесь к черту, – буркнул Уолтер. – Я не был первым посетителем в её родительском доме. И даже не вторым. Один из моих предшественников походил на вас.
– Но это был не я. Я весь день не выходил из дому.
Подключилась Дидра Фаллон.
– Вы сказали, ещё двое, мистер Форчун?
– И лишь один, которого я не знаю.
Этот загадочный неизвестный основательно нарушал мой план. Но так бывает. Можно шесть месяцев заниматься одним делом и решить его только благодаря тому, что какой-нибудь неизвестный тип придет в полицейский участок и все расскажет, чтобы облегчить свою совесть.
– Значит, одного вы знаете? – спросила Дидра Фаллон.
– Горилла по имени Лео Цар. Верный паладин Барона.
Она содрогнулась.
– Я его однажды встречала. Он внушает мне страх.
Мы вели разговор на ходу, и теперь оказались на улице. Порывистый ветер гнал снег поперек мостовой. Подъехал черный «ягуар». Шофер из гаража вышел из машины и отдал Уолтеру ключ. Пока Уолтер давал ему на чай, у края тротуара за «ягуаром» остановился серебристый «бентли». Из него вышел Кармин Коста. Он приблизился к нам так же по-кошачьи мягко, как и «бентли», на котором он подъехал.
– Мисс Фаллон, мистер Редфорд, – приветствовал он обоих, прикоснувшись к своей шляпе. Ко мне он обратился с ухмылкой. Привет, малыш. Уже есть успехи?
– Ничего. Дело дрянь, – признался я.
Коста был одет безупречно – ни роскошно, ни небрежно.
Он больше походил на аристократа, чем Уолтер Редфорд – для тех, кто не знал настоящих аристократов. Белокурый Стрега возник за спиной Коста, как джинн из бутылки. Я не видел этого странного друга-телохранителя ни выходящим из машины, ни откуда-то еще. Идеальная тень, замершая позади своего хозяина, как снежная статуя.
Коста вновь заговорил со мной.
– Я слышал насчет Барона. Похоже, что вас одурачили. Вайс, вероятно, исчезнет навечно.
Он вздрогнул, но не от холода. Он представил себе каторжную тюрьму. Я видел, как он заставил себя отбросить это видение, чтобы обратиться к Уолтеру.
– Могу я вас куда-нибудь подвезти? У меня к вам деловой разговор.
– У нас своя собственная машина, мистер Коста, – ответила Дидра Фаллон.
– О каком деле идет речь? – спросил я.
– Это к вам не имеет отношения, малыш.
– Ну как же, ведь речь-то о шантаже.
Обо мне говорят, что для хороших людей я готов и рискнуть. Может быть, может быть. Как все мужчины, не обладающие тугими мускулами, я рассчитываю на свой живой ум. В конце концов, можно почувствовать себя хоть в чем-то сильнее. Так что на словах я сравнительно храбрый, или, может быть, просто глупый.
Улыбка Коста исчезла быстрее, чем появилась. Она промелькнула, как молния, тая в себе скрытую угрозу. Не угрозу какого-нибудь мошенника, а угрозу бывшего армейского сержанта. Я почувствовал его дыхание на своем лице прежде, чем заметил движение. Наши носы почти соприкасались. Я приготовился защищаться. Но ещё быстрее, чем он, оказался Стрега. Я буквально ощущал позади себя белокурого телохранителя. Что-то ткнуло меня в плечо. Впечатление было такое, что его сжали тисками, но это были всего лишь пальцы Стрега. Они впились в мое плечо как челюсти льва.
– Стрега! – рявкнул Коста, и пальцы разжались. Только дыхание Стрега ещё чувствовалось на моем затылке. А Коста все ещё дышал мне в лицо. Он процедил сквозь зубы, которые от ярости почти скрежетали:
– Никогда! Вы слышите меня? Никогда не говорите этого, никогда! Ни вы, и никто другой! Я разорву на части любого, кто назовет меня шантажистом.
Я понял. У каждого человека есть свой кодекс чести. Шантаж для Коста был не шуткой. А мафия, о которой он говорил с безграничной ненавистью, жила шантажом. Мне вспомнилось, как однажды в одном баре в Италии некий пошлый мелкий мошенник часами пытался мне доказать, что Лаки Лючиано никогда не занимался торговлей девушками. Все остальное – наркотики, шантаж, убийства – да, но не торговля девушками.
– Понятно, – сказал я. Я тоже скрипел зубами, и не зря, потому что от Коста несло чесноком; Стрега убрал свои пальцы, но мое плечо онемело, по меньшей мере, на час.
– О'кей. – Коста перевел дух. – О'кей.
Я видел, что Дидра Фаллон наблюдала за Коста. На её лице ничто не отражалось, но ноздри её трепетали, она тоже задышала чаще, а её глаза снова стали теми дымящимися вулканами. Я не мог её ни в чем упрекнуть. Коста в ярости выглядел дьявольски здорово. Она отвела глаза, и я было подумал, что она смотрит на меня. Но она смотрела мимо. И я понял, что не выдержал сравнения с Коста. Да, не выдержал.
– О'кей, – сказал Коста ещё раз, задышал спокойнее и снова попробовал улыбнуться. Но в его мозгу ещё не все было пришло в норму. Он не знал наверняка, поверил ли я ему. Этим я, на свой лад, выиграл. Мозг выше кулака. И он решил, что должен объясниться.
– Если вам непременно хочется знать, малыш, речь идет о покупке участка земли. Если заведение закрыли один раз, значит, не повезло. Позволить прикрыть второй раз может только глупец. Порядочному гражданину заведение не прикроют.
Он сделал паузу. Метель между тем превратила всех нас в снеговиков. Я знал, почему я здесь стою, и почему здесь стоят Коста и Стрега, но я задал себе вопрос, почему здесь все ещё оставались Дидра Фаллон с Уолтером Редфордом. Может, им просто хотелось посмотреть, как работал Коста?
Я заметил, Коста спохватился, что меня его рассказ совсем не интересует. Он по-кошачьи мягко повернулся к Уолтеру.
– У вас теперь много земли в Нортчестере, мистер Редфорд. Я покупаю у вас участок, открываю клуб с безупречной репутацией. Вы называете цену. Или мы могли бы стать компаньонами. Кто посмеет прикрыть заведение Уолтера Редфорда?
Уолтер открыл рот и опять медленно закрыл его. Я заметил, как вздрогнула его рука. Я видел также, как Дидра Фаллон смотрела на Коста, и как её глаза вдруг лукаво сверкнули. Тут же начали сиять глаза Уолтера.
– Компаньоны? – переспросил он. – Все абсолютно легально, никакого риска. Я руковожу клубом. Вы вкладываете деньги. Никто ничего не знает. Только нужные люди.
Уолтер облизал губы.
– Н-да, я.
Дидра Фаллон перебила:
– Почему бы вам не прийти в контору Уолтера, мистер Коста? Он улаживает свои дела там, а не на улице.
Коста вновь коснулся своей шляпы.
– В понедельник?
– В понедельник, в моей конторе, – подтвердил Уолтер.
– О'кей. В половине третьего? – предложил Коста.
Дидра Фаллон покосилась на молчащего Стрега.
– В половине третьего. Вполне подходит, мистер Коста. Мы ждем вас обоих.
Она коснулась руки Уолтера Редфорда.
– Мы опаздываем, Уолтер.
Тот кивнул, и они повернулись к машине.
– Я надеюсь, что вы найдете Карлу Девин, мистер Форчун, и причем раньше, чем Лео Цар.
– Постараюсь.
Мы смотрели, как они садились в «ягуар». Мы, три замерзших снеговика. Никто ничего не говорил и никто не обращал внимания на Уолтера Редфорда. Коста прерывисто дышал.
– Вот это женщина, малыш.
– Вы же сами говорили, Коста, – заметил я, – для неё мы просто не существуем.
– Я знаю, малыш. Но в ней что-то есть. Я это форменным образом чувствую. Этот Редфорд вообще для неё не подходит. Верно, Стрега?
Белокурый атлет следил за удаляющимся «ягуаром».
– Не очень.
– Вообще нет, – настаивал Коста. – Могу я вас куда-нибудь подвезти, малыш?
– Вы едете в сторону центра?
– Почему бы нет?
Стрега заметил:
– Мы опаздываем.
– Успеем.
Мы пошли к «бентли». Серебристо-серый автомобиль многое говорил о Кармине Коста. Он был своего рода одиночкой – во-первых, бывший солдат, крепкий мужик, и лишь во-вторых – игрок и гангстер. Это делало его опасным, так как от него можно было ожидать чего угодно. Когда я забирался на заднее сидение машины, мой затылок все ещё зудел. Стрега тронулся. Шины прошуршали о край тротуара. Стрега ехал осмотрительно, почти осторожно. Телохранителю не нужно было подтверждать свою квалификацию.
Коста критически окинул меня взглядом.
– Что вас занимает, малыш?
– С чего вдруг вы именно сегодня вечером прибыли к Уолтеру Редфорду?
Коста улыбнулся.
– Если мне будет нужен шпион, я позвоню вам. О'кей, мы бываем в городе каждую пятницу. У меня здесь немало друзей, своего рода клуб. Движение из-за снегопада небольшое, и Стрега ехал быстро. Мы приехали рано, почему бы не заняться делами? Это пришло мне в голову, а если мне что-то приходит в голову, я действую. Время – единственное, что нужно ценить на этом свете.
Это могло соответствовать истине. Но могло быть и хитро придумано, чтобы скрыть, о чем предстоял разговор, не окажись я случайно при этом.
– Вы говорили, что не знали Пола Барона.
– Только имя и прозвище.
– У вас, конечно, есть алиби на ночь среды.
– До пяти утра-в нашем заведении. Меня видели все добропорядочные граждане.
– Это немногого стоит, весь есть черный ход.
– А мне нужно алиби, малыш?
– Все зависит от того, что ещё раскопали по убийству Барона.
Коста снова улыбнулся.
– Дайте мне знать, если я понадоблюсь по более важному делу.
– Сделаю. Вы хорошо знали Карлу Девин?
– Никогда о ней не слушал. Зато слышал о Лео Царе.
Стрега сказал с водительского места:
– Лео ненормальный, совершенно ненормальный.
Впервые я слышал, как блондин заговорил, не будучи спрошенным. Коста обратился ко мне.
– Если вы знаете что-то, что хотелось бы знать Лео, будьте очень осторожны. Я бы, например, никогда не стал с ним связываться. Я бы выстрелили ему в живот, прежде чем он подошел ко мне ближе, чем на метр.
– Я буду осторожен.
Мы как раз проезжали городскую библиотеку с её молчаливыми каменными львами. Даже они казались замерзшими в снежной метели.
– Я хотел бы здесь выйти.
– О'кей, малыш. Держите меня в курсе дела.
Я стоял в снегу и смотрел на отъезжающий «бентли». Вокруг толкались и куда-то спешили люди. Они ничего не знали о том мире, в котором жили Коста, Стрега, Редфорды и Лео Цар.
Я дошел до станции метро и поехал обратно, чтобы забрать свою машину.
19.
Ветер стих, снег теперь падал густыми хлопьями почти вертикально. Клуб на Пятой улице как раз был открыт и пуст, как приморский курорт зимой. Тот же самый бармен полировал стаканы. Меня он не замечал.
– Могу я ещё раз увидеть Мисти? – спросил я.
Он не реагировал.
– Мистер, вы слишком надоедливы. Уходите.
– Она была недовольна?
– Вы должны были сразу сказать, что вы шпик.
– Мисти живет в квартире наверху?
Бармен полировал стаканы.
– Она не пропускала своих выходов в среду ночью?
Бармен вздохнул.
– Эти копы! Что они себе воображают! Они, наверно, думают, что бармену больше нечего делать, как только вынюхивать.
Тут он не ошибся.
– Полиция задавала те же самые вопросы?
– А то как же? Я сказал им то же самое, что говорю сейчас вам: я ничего не знаю о Мисти. Тем более, что её сейчас здесь нет.
– С кем из копов вы говорили?
Он расставлял стаканы.
– Вы не поверите, но бармена нанимают, чтобы обслуживать бар. Я живу в Бей Ридж. У меня жена и четверо детей. Я не знаю каждого копа в Нью-Йорке.
Я оставил его продолжать говорить с самим собой. Здесь, видимо, побывал Гаццо, который, несмотря ни на что, продолжал расследование. Капитан был хорошим полицейским.
Я ехал по извилистым улицам Ист-Виллиджа. Гроув-стрит была темной и тихой, заваленной снегом. Гроув Мьюс оказался маленьким переулком, поворотом под арку. На одной стороне она примыкала к стене шестиэтажного дома, на другой – к ряду домов со галереей. Номером 2 был помечен второй проход по галерее. В темном подъезде мне пришлось воспользоваться своей зажигалкой, чтобы разобрать на разбитом почтовом ящике квартиры 5-В имя Бена Марно.
Я поднялся по узкой лестнице наверх и нашел квартиру 5-В в самом конце грязного каменного коридора. За дверью ничего не было слышно. Я постучал, но никто не отозвался. Никто ниоткуда не пришел. В коридоре было так тихо, что я слышал, как бьется мое сердце. Я попробовал дверь. Она была заперта. Почти рядом со мной в коридоре было окно. Пришлось выглянуть в него.
Мимо окна квартиры 5-В проходила пожарная лестница. Я вылез наружу под снег, намочив штаны на коленях. Окно было закрыто, но не заперто, квартира погружена в темноту. Приподняв раму, я перевалился внутрь.
И оказался в комнате, где стояли четыре кушетки с пестрыми покрывалами, на которых громоздились подушки. Оранжевые ящики служили стульями и столом. Паучья сеть из толстых пеньковых канатов с гигантским желтым пауком посередине висела под потолком. Сладкий тяжелый запах марихуаны стоял в помещении – не свежий, а просто пропитавший здесь все.
Там были ещё две комнаты.
Одна оказалась гостиной с внушительной книжной полкой и дорогой стереоустановкой. Это было мне знакомо – жилище интеллигента, где позволяют себе потратить на всю мебель двадцать семь долларов пятьдесят центов – и полторы тысячи долларов на музыку, фотопринадлежности, книги, живопись.
Может быть, это и правильно?
В третьей комнате вплотную друг к другу от стены до стены лежали матрацы. Ночное пристанище для тех, у кого не было крыши над головой.
Никого здесь не было. Даже трупов.
Я ушел оттуда через дверь и спустился к своей машине. Было все ещё слишком рано для первого выхода Мисти Даун. Съел где-то две сосиски, я поехал в свою контору. Снегу, между тем, навалило уже по щиколотку. Если так будет продолжаться и дальше, город должен приготовиться к худшему.
У меня в конторе было теплее, чем обычно. Снег засыпал карниз окна и частично закрыл щели. Я сел и уставился на телефон. Мне хотелось позвонить Марте, но для нас двоих время ещё не пришло. Еще мне хотелось позвонить капитану Гаццо, но тот не мог знать ничего нового, иначе позвонил бы сам. И потому я позвонил Агнес Мур. В конце концов, она платила за мою работу. Но ответа я не дождался. День истекал, как песок в усталых песочных часах.
Я как раз курил третью сигарету, чтобы скоротать время до выступления Мисти Даун, когда послышались шаги в коридоре-торопливое постукивание высоких каблуков. Моими соседями по коридору были два пожилых господина, которые продавали специальную литературу, агентство по набору поваров и официантов и астролог. Дама могла направляться к одному из них, но в такой поздний час это было сомнительно. И я оказался прав.
Моргана Редфорд открыла мою дверь и остановилась, как вкопанная. Я думаю, дело было в том, что она ещё никогда не оказывалась в конторе без приемной. Это явно испугало её, и она не решалась сразу подойти ко мне. В тяжелой коричневой накидке она выглядела как Флоренс Найтингейл.
– Пожалуйста входите, мисс Редфорд, – вежливо пригласил я.
Она, видимо, оправилась от удивления. В конце концов, она все-таки привыкла к мужчинам с руками. Когда она уселась напротив, то смотрелась точно как в своей келье в Нортчестере, только глаза казались более живыми.
– Дидра Фаллон убила моего дядю, а мать и Уолтер знают об этом, объявила она. Объявила так категорично, словно всегда твердила это мне, а я был настолько глуп, что сомневался.
– Как вы узнали?
– После того, как вы у нас побывали, я постоянно подглядывала и подслушивала. Вела собственное расследование, можно сказать.
– Это вы подслушивали, когда я звонил?
– Да. Но послушайте! Я заметила, что они часто говорят между собой, мать и Уолтер. Всегда тайком, когда они думали, что меня нет поблизости. Вчера после обеда я увидела, как они что-то обсуждали в резких тонах, незадолго до того, как Дидра ушла из дома и поехала в Нью-Йорк. Уолтер ушел, сел в свой «ягуар» и последовал за ней. Он следил за ней!
– Вчера? В четверг?
– Да. Через несколько часов после похорон. Она уехала в своем красном «фиате», и Уолтер следовал за ней. Я думаю, что он потерял её, так как меньше чем через час вернулся.
Мне припомнилось сегодняшнее настроение Уолтера.
– Что дало вам повод заключить, что Дидра Фаллон убила вашего дядю? Почему вообще мать с сыном должны были о ней говорить?
– О чем же еще? И, похоже, мать ещё защищала Дидру! Знаете ли вы вообще, что она из себя представляет?
– Что значит «что она представляет»?
Она с досадой сверкнула глазами.
– Мать сегодня мне все о ней рассказала. Я полагаю, с тем, чтобы я не получила неверное представление, слушая других. Я уже догадывалась, что Дидра испорчена.
Она была девушка со странностями и, на мой взгляд, слишком часто использовала слова «испорченный» и «злой». Люди, которые любят такие слова, в чем-то больные. Где-то глубоко внутри они любят развращенность и зло, они размышляют над этим и даже любуются им.
– Если вы имеете в виду прошлое мисс Фаллон, я в курсе. Уолтер тоже. Она, похоже, этого не скрывает.
– Она хитрая. Своей мнимой откровенностью она скрывает все. Потому все считают её прямой и честной, но я вижу в ней темную сторону. Я замечаю, как она пытается сдерживаться. Но в ней есть что-то, что она не в состоянии контролировать, что-то животное. – И вы полагаете, что это – неизвестно, что именно – заставило её убить вашего дядю? Почему? Он любил её, вы сами говорили.
Она махнула рукой, словно вместе с воздухом отмела и логику, и рассудок.
– Я не представляю. Допустим, он мог что-нибудь о ней узнать. Вижу только, что мать и Уолтер озабочены и напряжены. Думаю, у Дидры что-то есть на руках против матери.
Она была само рвение. Она защищала своего Уолтера, и причем унаследовала от своих предков больше беспощадности, чем ей казалось. Только в отличие от них она обратилась от эксплуатации к спасению. Это было отнюдь не ново, фанатичный спаситель может быть столь же смертоносен, как и эксплуататор.
– Что, например, мисс Редфорд? – спросил я. – Если она убила Джонатана, то должно быть, в сущности, наоборот.
– Почему тогда мать озабочена? Почему она притворяется перед Дидрой?
Ее слова повисали в воздухе и обвиняли её саму. Она угодила в ловушку. Сначала из поведения Гертруды Редфорд заключила, что Дидра Фаллон убила Джонатана, а теперь говорила, что если Дидра убила Джонатана, то поведение миссис Редфорд остается непонятным. Сначала она обвиняла свою мать в том, что та защищает убийцу, а теперь задавала себе и мне вопрос, почему её мать должна защищать убийцу.
– Вот именно, – кивнул я, – почему же? Я не могу себе представить, чтобы она притворялась перед Дидрой Фаллон, если считает её убийцей.
Я ожидал, что она что-нибудь добавит, но ничего подобного. В ней действительно было много упрямства Редфордов. Она просто сидела и смотрела на меня.
– Ну, хорошо. Возможно, мать ничего не знает о Дидре, но что-то она знает, – сердито продолжала Моргана. – Мать ездила в понедельник ночью в Нью-Йорк. Очень поздно и одна. Мать никогда раньше не ездила вечером одна в город.
– В понедельник? После того, как обнаружено тело?
– Да. Именно в тот вечер, в другие дни она никогда не покидала дом без достаточных оснований. Она ждала дальнейших известий об Уолтере и Джордже, которые ещё давали показания в полиции.
– Откуда вы знаете? Раньше вы об этом не упоминали.
– Я узнала только сегодня. Говорю же, я следила за матерью. Я знала, что она в тот вечер уезжала, но считала, что к соседям. Она даже не переодевалась, только набросила шубу на домашнее платье. Но сегодня мне вспомнилось, что она, перед тем как выйти, с кем-то говорила по телефону. Я спросила Мак-Леода, нашего дворецкого. Он меня любит; у нас довольно близкие взгляды. Он сказал, что в понедельник вечером отвез мать к поезду, отходящему в восемь двадцать. А вернулась она поздно на такси.
– Вы спрашивали мать об этом?
– Нет. Она никогда не упоминала, что где-то была. Значит она только солгала бы мне.
– Какая на ней была шуба?
– Ее норка. И красное домашнее платье.
– Вы ещё что-нибудь раскопали?
Она покачала головой и встала. Но не собиралась уходить. – Они его уничтожат, мистер Форчун. Дидра уничтожит Уолтера, я это знаю. Я знаю, что она как-то погубила Джонатана, а теперь уничтожит Уолтера.
– Она не могла убить вашего дядю, – терпеливо сказал я. – У неё не было оснований, кроме того, у неё алиби. Это невозможно.
– Мне это безразлично. Как-то она это сделала. Как, я не знаю. Факты мне безразличны. Факты неверны.
– Не может быть. Вы знаете Кармина Коста? Некую Мисти Даун? А может быть, Пола Барона?
– Нет.
– Хорошо. Если что-то появится, дайте мне знать, о'кей?
Она кивнула.
– Да, да, конечно.
Я проводил её взглядом, и медленно выдохнул. Моргана Редфорд выглядела твердой и готовой на все. Возможно, это объяснялось лишь тем, что она видела, как исчезают её последние надежды сохранить для себя Уолтера, если тот женится на Дидре Фаллон. Тут она была права. Дидра Фаллон заставит Уолтера плясать под свою дудку, а Уолтер будет безмерно счастлив этим. Но я не считал, что Моргана права во всем остальном.
Нет, выводы, которые она сделала из своих наблюдений, не выдерживали никакой критики, что, безусловно, не означало, что сами наблюдения были неверны. Она видела то, что видела, и теперь я хотел знать, где была Гертруда Редфорд в понедельник вечером.
Тут я снова услышал шаги в коридоре. И они принадлежали не Моргане Редфорд. Нет, они принадлежали мужчине, который двигался по-кошачьи мягко. Я подкрался к двери, запер её и прислушался. Он был в этот момент ещё в другом конце коридора. (Вот преимущество таких старых зданий, как то, в котором я обосновался – они скрипят). Он мог направляться к кому-нибудь другому, в другую контору, но «мог» – недостаточно, чтобы рисковать своим здоровьем.
Я хотел достать из сейфа свою антикварную «пушку», но её там не было оставил дома. Тогда я проверил окно. Те, кто мог быть с ним в сговоре, не подкрадывались. Существует по меньшей мере одно правило, которого следует придерживаться. И я вылез из окна. Если я и ошибался, то ничего не терял, лишь имел шанс показаться не в своем уме. Но вот это ещё никогда не было смертельным.
С карниза окна, снаружи, я вниз не смотрел. Я и так знал, что было внизу – узкая черная шахта с невидимым сейчас бетонным дном. Я знал также, что было надо мной. Если выбираешь такую работу, при которой нужно совать нос в дела других людей, следует знать, как выходить из окна. И второе преимущество старых домов в том, что из наружной стены торчат всевозможные кронштейны, украшения и карнизы.
Уцепившись за железный кронштейн, я поднялся до средины рамы, нащупал ногой глубокую щель и дотянулся до бетонного карниза над моим окном. Там я положил подбородок на другой выступающий кронштейн и схватился за край крыши надо мной. Часть лепнины давала мне достаточную опору, и теперь я смог опереться на кронштейн коленями. Ухватившись изо всех сил за ограждение, подтянулся и перевалился через занесенный снегом парапет на крышу. Подо мной трещала дверь моей конторы. Он мог сразу заметить открытое окно. Я пустился к соседней крыше. Первые три спуска я пропустил, потому что эти выходы находились слишком близко от моего здания, а была возможность, что мой визитер пришел не один. Я как раз достиг четвертой крыши, когда услышал позади его топот. Изо всех сил я помчался по лестнице вниз и не слышал за собой погони, пока не добрался до первого этажа. Там прислушался. Он, кажется, был ещё наверху. Тогда я вышел на Восьмую авеню.
Я собирался затеряться в толпе. Но никакой толпы не было. Ветер усилился, снег шел уже не так густо, и ветер нес его по улице, которая была пустынна, как тундра. Я метнулся вправо, спустился на несколько ступеней вниз в узкий подвальный проход под домами и вбежал во двор позади здания, где размещалась моя контора. Огляделся в поисках оружия, но все, что нашел-это кучу кирпичей. Я подобрал один, прижался к темной стене справа от ступеней, ведущих в подземный проход, и стал ждать.
Прошла минута. Три минуты. Медленнее, чем самый медленный отсчет времени перед запуском ракеты. Пять минут. Все тихо. Он не пошел за мной. Десять минут. Я бросил кирпич, перелез через несколько заборов и выбежал через другой подвальный ход на Двадцать седьмую улицу. Там подозвал проезжавшее мимо такси.