Текст книги "Вечный герой"

Автор книги: Майкл Джон Муркок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

Глава XV
Возвращение

Утром я встал, умылся и постучал в комнату Эрмизад.

Ответа не последовало.

Подумав, что она, возможно, сбежала и теперь Каторн совсем замучает меня своими подозрениями, полагая, что убежала она не без моей помощи, я настежь распахнул дверь и вошел к ней.

Никуда она не сбежала. По-прежнему лежала на постели, но на этот раз глаза ее были широко распахнуты. Она смотрела куда-то в потолок. Ее загадочные глаза напоминали бездонные глубины космоса, полные мерцающих звезд.

– Как спалось? – спросил я.

Она не ответила.

– Ты плохо себя чувствуешь? – тупо продолжал я задавать вопросы, хотя она явно решила больше со мной не разговаривать. Я еще раз попытался расшевелить ее, а потом просто ушел. И спустился в гостиную, некогда принадлежавшую убитому нами губернатору города. Там меня ждал Ролдеро и еще несколько военачальников, выглядевших довольно-таки помятыми. Короля Ригеноса и Каторна среди них не было.

Ролдеро подмигнул мне:

– Похоже, у тебя даже голова не гудит после вчерашнего.

Он был прав. Сам я даже внимания на это не обратил, но, несмотря на немыслимое количество выпитого вчера, я не чувствовал ни малейшего похмелья.

– Я чувствую себя прекрасно, – сказал я.

– Ага, ну вот теперь я окончательно поверил в то, что ты бессмертный! – засмеялся он. – Мне, например, это даром не прошло. И, по-моему, королю Ригеносу и Каторну тоже, да и многим другим, кто вчера так славно развлекся. – Он придвинулся ближе ко мне и тихо сказал: – Надеюсь, что сегодня у тебя настроение уже получше, друг мой.

– Да вроде бы, – откликнулся я. На самом деле душа моя казалась мне как бы иссохшей, лишенной каких бы то ни было эмоций.

– Это хорошо. А как там эта тварь? С ней все в порядке?

– Да.

– И она не пыталась соблазнить тебя?

– Наоборот, она вообще не пожелала со мной разговаривать!

– Ну и прекрасно. – Ролдеро нетерпеливо оглянулся на дверь. – Надеюсь, они все же встанут наконец. Нам еще многое нужно обсудить. Как ты думаешь, стоит ли нам идти в глубь страны или мы останемся на побережье?

– Я считал, что мы уже решили, что лучше всего будет оставить здесь значительный контингент для защиты города, а затем вернуться на Два Континента, чтобы пополнить команды кораблей, запасы продовольствия и вооружения, а заодно и проверить, не было ли попыток атаковать наши территории, пока наш флот находился в Пафанаале.

Ролдеро кивнул:

– Да, это было бы самым разумным. Хотя мне лично этот план не очень по душе. Он вполне логичен, однако у меня не хватает сил терпеть, когда же наконец дело дойдет до следующей битвы с врагом.

Я его понимал.

– Я бы и сам очень хотел со всем этим поскорее покончить, – сказал я ему.

Но мы весьма слабо представляли себе, где сосредоточены остальные, главные силы элдренов. На континенте Мернадин было еще, по крайней мере, четыре очень крупных города. И самым важным из них был Лус Птокаи, расположенный неподалеку от Долин Тающих Льдов. Это была столица принца Арджава, и, судя по тому, что сказал тот элдрен на флагманском корабле, принц сейчас либо находился в Лус Птокаи, либо двигался по направлению к Пафанаалу, чтобы отбить его у захватчиков. Нам казалось, что он все-таки предпримет подобную попытку, ибо Пафанаал был самым важным портом на все побережье Мернадина. Владея им, мы могли отлично разместить свои корабли и постоянно доставлять сюда людские резервы и оружие для захвата всего континента.

И если Арджав все-таки предпринял поход на Пафанаал, то всем нам оставалось только беречь свои силы и ждать. Мы полагали, что можем оставить большую часть своего войска в Пафанаале, вернуться в Нунос и привезти оттуда тех воинов, которые из-за недостаточного количества кораблей не смогли участвовать в нашем первом походе.

Однако у Ролдеро было на уме и кое-что еще.

– Мы не должны забывать и о крепостях, расположенных во Внешних Землях. Там правят волшебники. Крепости эти стоят на самом краю света. И Внешние Земли нам следовало бы захватить в самую первую очередь.

– А ты не можешь объяснить мне поточнее, что представляют собой эти Внешние Земли? – попросил я его. – Так ли уж они важны для нас в стратегическом отношении? И почему прежде, при обсуждении планов, о них никто даже словом не обмолвился?

– А, это все из-за того, что мы очень не любим говорить о том, что связано с Призрачными Мирами, особенно сидя у себя дома, – пояснил граф.

Я сделал вид, что страшно испуган:

– Ах, какой ужас! Снова эти Призрачные Миры!..

– Внешние Земли лежат как бы в преддверии Призрачных Миров, – совершенно серьезно сказал граф Ролдеро. – Оттуда элдрены могут легко призвать себе на помощь своих союзников-упырей. Может быть, теперь, когда Пафанаал уже наш, нам как раз стоило бы сосредоточить свое внимание на западной окраине континента – и прежде всего сокрушить те силы, что имеются у элдренов во Внешних Землях.

Я подумал: «А что, если скептицизм мой в этом отношении действительно неуместен? Впрочем, может быть, и сам Ролдеро преувеличивает могущество обитателей Призрачных Миров?»

– Ролдеро, а сам ты когда-нибудь видел этих упырей или призраков? – спросил я его.

– О да, друг мой, – ответил он. – И ты заблуждаешься, если думаешь, что все это лишь сказки. Они в достаточной степени реальны, эти существа!

Слова его почти убедили меня: Ролдеро я верил больше, чем кому-либо другому.

– В таком случае, возможно, нам действительно стоило бы несколько изменить прежние планы, – сказал я. – Мы можем оставить свои основные силы здесь в ожидании той атаки, которую предпримет Арджав, чтобы отбить свой главный порт. Это ему будет сделать нелегко, поскольку атаковать он будет с суши. Мы же вернемся в Нунос с большей частью наших кораблей, прихватим оттуда и те, что к этому времени будут построены, пополним запасы живой силы и двинемся по направлению к Внешним Землям, – если наша точка зрения окажется справедливой, Арджав будет тщетно пытаться взять Пафанаал.

Ролдеро согласно кивнул:

– По-моему, это мудрое решение, Эрекозе. Но как быть с той девчонкой – нашей заложницей? Как нам в таком случае получше ее использовать?

Я нахмурился. Мне вообще не хотелось никак ее использовать. Мне хотелось спрятать ее там, где всего безопаснее.

– Мне кажется, ее лучше держать подальше отсюда, – сказал я. – Лучше всего в Некранале. Вряд ли элдрены смогут выкрасть ее оттуда, а если ей самой каким-то чудом удастся сбежать, то добраться до Мернадина ей будет очень нелегко. Что ты на этот счет думаешь?

– Я думаю, что ты прав. Так с ней и следует поступить, – согласно закивал головой Ролдеро.

– Мы, разумеется, должны обсудить все это с королем, – сказал я мрачно.

– Разумеется! – подхватил Ролдеро и подмигнул мне.

– И с Каторном, – прибавил я.

– Ну, разумеется, и с Каторном, – тут же согласился он. – Прежде всего с Каторном.

С Каторном и королем нам удалось поговорить лишь когда день уже клонился к вечеру. Они оба были чрезвычайно бледны и легко соглашались с любым нашим предложением, явно желая лишь одного: чтобы их оставили в покое.

– Таким образом, – вещал я, – мы закрепимся здесь и сумеем быстро сплавать в Некранал и обратно. Времени терять нельзя. Теперь, когда мы захватили Мернадин, вполне возможны яростные атаки со стороны наших противников…

– О да! – пробурчал Каторн. Глаза у него были совершенно красные. – И ты прав, что хочешь решительно воспрепятствовать Арджаву призвать на помощь элдренских союзников из Призрачных Миров.

– Я рад, что вы одобряете мой план, лорд Каторн, – сухо сказал я.

Его улыбка была скорее похожа на гримасу.

– Я бы сказал, что ты начинаешь показывать свой норов, господин мой. Ты все еще слишком мягкосердечен по отношению к проклятым элдренам, но начинаешь понемногу разбираться в том, что они из себя представляют…

– Я специально занимаюсь этим вопросом, – сообщил я ему.

Мы обсудили еще кое-какие мелкие детали, и разработка дальнейших планов была практически завершена, а за окнами тем временем наше храброе воинство продолжало праздновать победу над врагом.

Новый план был хорош.

И он непременно сработает, если элдрены поведут себя так, как мы ожидаем. А мы были уверены, что они поведут себя именно так.

Мы договорились, что в Некранал поплывем мы с королем Ригеносом, а Каторн останется в Пафанаале в качестве командующего. Ролдеро также должен был плыть с нами. Большая часть нашего войска оставалась здесь. Мы надеялись, что у элдренов нет поблизости второго флота: нам пришлось бы очень нелегко в случае их нападения в открытом море, ибо мы собирались плыть назад с минимальным количеством людей на борту.

Впрочем, в данной ситуации любое из возможных решений содержало в себе достаточный элемент риска, так что нам пришлось остановиться на том варианте, который казался наиболее реальным.

Следующие несколько дней были посвящены подготовке к плаванию, и вскоре мы были полностью к нему готовы.

Мы вышли из Пафанаала на рассвете, во время прилива, корабли еле ползли – так тяжело они были нагружены награбленным элдренским добром.

Я очень удивился, когда король позволил выделить Эрмизад хорошую каюту рядом с моей. Вообще его отношение ко мне после той пьяной ночи в Пафанаале как-то изменилось. В моем присутствии он вел себя сдержанно, даже, пожалуй, смущенно. Без сомнения, он помнил, хотя и довольно смутно, что тогда свалял дурака. А может быть, помнил и то, что я отказался праздновать с ним вместе победу над врагом, или же считал, что я не желаю делиться с ним славой, хотя – Боже мой! – зачем мне эта грязная слава!

Или, может быть, он почувствовал, какое отвращение внушает мне та война, в которой я согласился ради него участвовать, и боялся, что я внезапно раздумаю играть роль Великого Героя, Защитника Человечества, которая была так отчаянно необходима в задуманном им спектакле?

Мне не предоставилось возможности поговорить с ним об этом, а граф Ролдеро не смог предложить мне иных объяснений, кроме одного: короля при его мягкосердечии само сражение и захват Пафанаала травмировали столь же сильно, как и меня самого. Это предположение, пожалуй, королю даже льстило.

Но я в справедливости предположений Ролдеро вовсе не был уверен, ибо король теперь, казалось, ненавидел элдренов еще сильнее, чем прежде. Это было очевидно уже по одному его отношению к Эрмизад.

Эрмизад по-прежнему говорить не желала. Она почти ничего не ела и крайне редко выходила из своей каюты. Но однажды вечером, проходя по палубе, я заметил, что она стоит у перил и смотрит в воду с таким видом, словно собирается броситься в волны морские.

Я поспешил подойти ближе к ней на тот случай, если она действительно решит броситься в море. Она на мгновение обратила взгляд в мою сторону и тут же снова отвернулась.

В этот самый миг на капитанском мостике появился король и крикнул мне оттуда:

– Я вижу, ты встал правильно, лорд Эрекозе: ветер дует с твоей стороны, так что запаха этой элдренской суки ты не чувствуешь!

Я поднял голову. Сначала я вообще не понял его слов и посмотрел на Эрмизад, которая сделала вид, что не слышит оскорблений Ригеноса. Тогда я тоже притворился, что не расслышал его слов, и лишь слегка поклонился.

Затем я вполне сознательно прошел у Эрмизад за спиной и остановился по другую сторону от нее, тоже глядя в море.

– Ты что же, лорд Эрекозе, обоняние утратил? – снова крикнул король. И снова я не обратил на его слова ни малейшего внимания.

– Прямо даже смотреть противно – такое дерьмо приходится терпеть на палубе корабля, а ведь столько труда стоило отскрести ее от поганой элдренской крови! – продолжал король.

Тут уж я не выдержал и в ярости резко обернулся, но король уже ушел с мостика. Я посмотрел на Эрмизад. Она все так же не отрывала взгляда от темной воды, пенившейся под ударами весел. Казалось, ее заворожил ритм гребцов. Может быть, она действительно не слышала оскорблений?

Впрочем, у короля было еще немало возможностей оскорбить Эрмизад на пути в Нунос. И как только такая возможность предоставлялась, король сразу же начинал говорить о ней самой и о ее народе так, словно самой Эрмизад там не было. Говорил он, разумеется, всякие гадости.

Чем дальше, тем для меня оказалось труднее сдерживаться, но я все-таки сдерживался, ибо Эрмизад вообще ничем не показала, что слышит грязные инсинуации короля.

Я видел ее реже, чем мне того хотелось, и, несмотря на предостережения Ригеноса, она все больше нравилась мне. Она, безусловно, была самой красивой женщиной, какую я когда-либо встречал. Ее красота сильно отличалась от холодной красоты Иолинды, моей нареченной.

Что такое любовь? Даже теперь, когда, казалось бы, намеченная для меня Судьбой тропа пройдена почти до конца, я не знаю ответа на этот вопрос. О да, я все еще любил Иолинду, но, даже не подозревая об этом, постепенно влюблялся и в Эрмизад.

Мне совершенно не верилось и в то, что о ней рассказывали, даже тогда она уже очень нравилась мне и я ей искренне сочувствовал. Но мне и в голову не приходило как-либо изменить свое поведение по отношению к ней. Я должен был вести себя, как тюремщик с заключенной. Несмотря на то, что роль нашей узницы могла быть исключительно важна для грядущих сделок. Да и для окончательной победы над элдренами.

Раза два я даже задумывался, а есть ли смысл в том, чтобы держать ее в качестве заложницы. Если, по утверждениям короля Ригеноса, элдрены так холодны и не имеют сострадания, в отличие от людей, то с какой стати Арджаву волноваться, даже если его родная сестра будет убита?

Эрмизад, даже если она и была такой, какой с уверенностью изображал ее Ригенос, ничем не проявила того зла, что якобы было в ней заключено. Скорее было похоже, что она обладает исключительным благородством души, что составляло разительный контраст с грубыми шутками и юродством самого короля.

А потом мне вдруг пришло в голову следующее: «Король, вполне возможно, понимает, что я неравнодушен к Эрмизад, и опасается, как бы союз его дочери и Защитника Человечества не оказался под угрозой».

Но я по-прежнему был верен Иолинде. Мне даже и в голову не приходила мысль о том, что брак наш может не состояться.

Видимо, существует великое множество разных видов любви. Какая же любовь самая главная среди них? Этого я сказать не могу. Даже и пытаться не буду.

Красота Эрмизад, безусловно, была не совсем человеческой, но это лишь придавало ей еще большее очарование. Впрочем, красота ее была достаточно близка и к общечеловеческому идеалу, чтобы привлечь мое внимание.

У нее было продолговатое, чуть заостренное книзу личико, которое Джон Дэйкер счел бы похожим на лицо эльфа, но, вероятно, не смог бы определить, насколько благородны черты. У нее был странный ускользающий взгляд. Порой глаза ее, лишенные белков и как бы сплошь светло-голубые, казались слепыми. И чуть заостренные ушки; высокие изящные скулы и хрупкое, почти мальчишеского сложения тело. Элдренские женщины вообще все были хрупкими, с тонкими талиями и маленькой грудью. Зато губы у Эрмизад были полные, сочные, и уголки их естественным образом чуть приподнимались вверх, когда лицо ее было спокойно. Казалось, что она все время слегка улыбается.

В течение первых двух недель нашего путешествия она говорить со мной не желала, хотя я постоянно оказывал ей всяческие знаки внимания. Я заботился о том, чтобы она ни в чем не знала нужды, и она передавала мне через своих стражников слова благодарности. Более ничего. Но однажды, когда я стоял на палубе в том месте, куда выходили наши каюты – моя, Ригеноса и ее, и, опершись о поручни, смотрел вдаль, на серое море и затянутое тучами небо, она вдруг подошла ко мне.

– Приветствую вас, сэр, – сказала она насмешливо.

Я был потрясен.

– Приветствую вас, леди Эрмизад, – ответил я. На ней был темно-синий плащ и длинная простая рубаха из светло-голубой шерсти.

– Сегодня, мне кажется, день полон предзнаменований, – проговорила она, глядя на мрачные тучи, что кипели над нашими головами. Тучи были свинцовые, с каким-то тускло-желтым оттенком.

– Почему вам так кажется? – полюбопытствовал я.

Она рассмеялась. Смех у нее был очаровательный – словно заиграли золотострунные арфы и зазвенели хрустальные колокольчики. То была музыка рая – не ада!

– Простите меня, – сказала она. – Мне хотелось вас растревожить. А вы, оказывается, достаточно эмоциональны, не то что иные представители вашего племени.

Я усмехнулся.

– А вы, миледи, оказывается, весьма высокого обо мне мнения. Что касается моего племени, то я считаю их предрассудки довольно скучными и бессмысленными. Что же касается оскорблений…

– О, это меня вовсе не тревожит, – сказала она. – Это всего лишь ничтожные, мелкие глупости.

– Вы очень великодушны.

– Мне кажется, мы, элдрены, вообще очень великодушный народ.

– А мне о вас говорили совсем иное.

– Без сомнения.

– И тому доказательством служат мои собственные раны! – Я улыбнулся. – Ваши воины как-то не проявляли великодушия или милосердия во время морского сражения близ Пафанаала.

Она опустила голову.

– А ваши – когда взяли Пафанаал. Это ведь правда? Что, я единственная, кто остался в живых?

Я облизнул губы, которые вдруг пересохли.

– Видимо, это так, – тихо ответил я ей.

– Значит, мне повезло, – и голос ее зазвенел.

Я, разумеется, ничего больше не мог сказать ей в ответ.

Мы стояли и молча глядели в море.

Чуть позже она снова заговорила:

– Значит, ты и есть Эрекозе. Ты не похож на прочих людей. Точнее, ты вроде бы не совсем такой, как остальные люди…

– Ага! – воскликнул я. – Вот теперь-то я и понял, что ты – мой враг.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Мои враги – в частности, лорд Каторн – обычно подозревают меня в принадлежности к элдренам.

– А ты разве человек?

– И ничто другое! В этом я совершенно уверен. У меня абсолютно те же проблемы, что и любого смертного. И я столь же многого не понимаю, хотя, конечно, вопросы передо мной встают несколько иные… Я не понимаю, например, как я попал сюда. Они говорят, что я Великий Герой, возродившийся вновь. Явившийся в этот мир, чтобы спасти их от твоего народа. Они вызвали меня сюда с помощью заклятия. Но мне иногда кажется, – по ночам, во сне, – что прежде я выступал в обличье многих героев…

– И все они были люди?

– Не уверен. Не думаю, чтобы из-за вызвавшего меня заклятия полностью изменился и мой характер, и сама моя сущность. Впрочем, у меня нет ни особой мудрости, ни особого могущества. Разве тебе не кажется, что бессмертное существо должно было бы обрести великую мудрость за столь долгие годы?

Она едва заметно кивнула:

– Да, мой господин, я думаю, что это так.

– Я даже не очень хорошо представляю, где именно оказался, – продолжал я. – Я не знаю, явился ли я в этот мир из отдаленного будущего или из далекого прошлого…

– Слова «прошлое» и «будущее» мало что значат для элдренов, – сказала она. – Но многие из нас верят, что прошлое и будущее – это одно и то же, если время движется по кругу: ведь тогда прошлое становится будущим, а будущее – прошлым.

– Занятная теория, – сказал я. – Но слишком простая, не правда ли?

– Пожалуй, я согласна с тобой, – прошептала она. – Время – вещь коварная. Даже мудрейшие наши философы не до конца понимают его природу. Элдрены не слишком задумываются о времени – обычно в этом просто нет необходимости. Конечно, у нас есть свои варианты истории. Но история не принадлежит кому-либо одному. Или даже целому народу. Это всего лишь запись некоей последовательности событий.

– Я тебя понимаю, – сказал я.

И она подошла совсем близко к поручням, положив свою легкую руку на них и глядя в море.

И тут у меня возникло такое чувство, какое отец может испытывать по отношению к дочери, восхищаясь ее невинностью и умом. Ей просто не могло быть – я это чувствовал! – больше девятнадцати. И все же в ее голосе звучала уверенность, которая приходит лишь с опытом, она держалась слишком гордо и достойно для столь юного возраста, хотя и доверчиво. Я впервые задумался о том, что король Ригенос, вполне возможно, говорил правду. Да и в самом деле, как определить возраст бессмертного существа?

– Сперва я думал, – снова заговорил я, – что явился из вашего будущего. Но теперь я в этом не уверен. Может быть, как раз наоборот, ваш мир по отношению к тому, что я называю «двадцатым веком», – далекое будущее.

– Этот мир очень стар, – согласилась она.

– Существуют ли исторические записи, свидетельствующие о том, что некогда мир этот населяли одни лишь люди?

– У нас подобных записей нет, – улыбнулась она. – Существует, правда, некий миф, некий обрывок легенды, говорящий о том, что некогда Землю населяли одни только элдрены. Всем этим серьезно занимался мой брат. Я уверена, что он, конечно, знает больше меня.

Я содрогнулся. Не знаю почему, но мне вдруг показалось, что внутри у меня все заледенело. И мне становилось, если честно, нелегко продолжать этот разговор, хотя я очень хотел его продолжить.

Она, похоже, не заметила моих переживаний.

– Итак, сегодня день предзнаменований, мадам. Надеюсь, нам удастся вскоре еще побеседовать, – и, откланявшись, я поспешил в свою каюту.