Текст книги "Антология мировой фантастики. Том 9. Альтернативная история"

Автор книги: Майкл Джон Муркок

Соавторы: Филип Киндред Дик,Север Гансовский,Ольга Елисеева,Саке Комацу,Осип Сенковский,Кит Робертс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 45 (всего у книги 48 страниц)

Глава 8
Заблудившийся

– Так это было. Голос Бастэйбла был хриплым. Он говорил без перерыва почти три дня подряд. Я отложил карандаш и устало пролистал пачку листков, исписанных скорописью, – они содержали всю его фантастическую историю. – Вы действительно верите в то, что пережили все это! – произнес я. – Но как же вы объясните свое возвращение в наше время? – Меня выловили из моря. Я был без сознания, я временно ослеп, кроме того, имел довольно тяжелые, ожоги. Японские рыбаки, которые меня нашли, решили, что я моряк, пострадавший во время несчастного случая в машинном отделении парохода. Меня доставили в Хиросиму в местный морской госпиталь. Я был страшно удивлен, когда узнал, что это действительно Хиросима, поскольку был глубоко убежден в том, что город испепелен взрывом. Разумеется, только потом я сообразил, что приземлился в 1902 году. – И что же вы предприняли? Я глотнул немного рома и предложил ему тоже выпить. – Ну, как только меня выпустили из госпиталя, я отправился в британское посольство. Там ко мне отнеслись довольно дружески. Я опять утверждал, что страдаю потерей памяти. Я назвал свое имя, звание и номер; сказал, что последнее, о чем могу вспомнить, – нас преследуют жрецы Шаран Канга в храме Грядущего Будды. Они отправили телеграмму в мой полк, и оттуда пришло подтверждение: мои данные верны. Они оплатили мне дорогу и проезд поездом до Лакноу, где был расквартирован мой полк. С момента моего приключения в Теку Бенга прошло шесть месяцев. – И ваш командир, разумеется, узнал вас. Бастэйбл горько усмехнулся: – Он заявил, что я погиб в Теку Бенга, что я просто не мог остаться в живых после землетрясения. В известной степени я похож на Бастэйбла, сказал он, что не мешает мне быть отъявленным мошенником. Для начала, я старше покойного лейтенанта, и голос у меня тоже другой. – Разве вы не вспоминали при нем о вещах, которые могли быть известны только вам? – Разумеется. Он поздравил меня с прилежно проделанной работой и заявил, что, если я еще раз попытаюсь сделать нечто подобное, велит меня арестовать. – И вы так просто это оставили? А что же ваши родные? Разве вы не пытались связаться с ними? Бастэйбл серьезно взглянул на меня. – Я боялся. Знаете, это в своем роде не совсем тот самый мир, о котором я вспоминаю. Я не вполне уверен, может быть, это связано только с моей памятью. Все эти скачки во времени… С памятью что угодно могло случиться. Но вот некоторые мелочи – они просто другие… – он затравленно огляделся, точно вдруг заметил, что заблудился в хорошо знакомом месте. – Крошечные мелочи… – Может быть, это опиум? – пробормотал я. – Может быть. – И поэтому вы боялись вернуться домой? Потому что могло так статься, что ваши родные вас бы не узнали? – По этой самой причине. Думаю, я возьму немного выпить, – он прошел по комнате и налил себе большой стакан рома. На время разговора со мной он отказался от наркотиков. – После того как мой командир вышвырнул меня вон (а я его хорошо узнал), я отправился наверх, в Теку Бенга. Я поднялся до расселины. Естественно, весь город лежал в развалинах. У меня было ужасное чувство, что, если мне удастся перебраться через расселину, я найду в руинах труп. Мой труп. Так что я просто не стал пытаться. У меня было несколько шиллингов, и я купил себе кое-что из туземной одежды. А потом просил милостыню, пока пробирался через всю Индию. Иногда мне удавалось немного проехать на поезде. Поначалу я искал какого-нибудь подтверждения того, что я – это я. Какого-нибудь человека, который убедит меня в том, что я действительно еще жив. Я говорил с мистиками, встречавшимися мне по пути, и пытался выцарапать из них хоть что-нибудь разумное. Но все было бессмысленно. Тогда я решил попытаться забыть о том, кто я такой. Пристрастился к опиуму. Я отправился в Китай. В Шаньдун. Нашел Долину Утренней Зари. Не знаю, на что я надеялся, когда поехал туда. Она была такой же прекрасной, как и в моих воспоминаниях. Там находится теперь бедная маленькая деревушка. Местные жители были добры ко мне. – А потом направились сюда? – Да, после того как посетил целый ряд других мест. Я не знал, что и подумать об этом парне. Мне не оставалось ничего иного, кроме как поверить ему на слово. Его голос звучал так убежденно. – Думаю, лучше всего вам будет поехать вместе со мной в Лондон, – предложил я ему. – Навестить ваших родственников. Они должны вас узнать. – Может быть, – он вздохнул. – Но знаете, у меня такое чувство, что я больше не принадлежу этому миру. Тот взрыв – тот ужасный взрыв над Хиросимой – он… он забросил меня из того времени, к которому я принадлежал, в другое… – Ах, глупости. – Нет, это правда. Сейчас у нас 1903 год – или один из 1903-х годов… но… это… это немой 1903 год. Кажется, я понял его мысль, но почти не в состоянии был допустить, что подобное может иметь хоть что-то общее с действительностью. Я мог еще предположить, что человек совершил путешествие в будущее, а потом вернулся назад, в свою эпоху, но вот во что я уж никак не мог поверить, так это в возможность существования альтернативного 1903 года. Бастэйбл взял еще выпить. – И молитесь богу, чтобы это не был ваш 1973 год, – сказал он. – Одичавшие ученые, революционеры, бомбы, которые могут уничтожить целый город! – он содрогнулся. – Но ведь там имелись и большие достижения, – заметил я не слишком уверенно. – И я вовсе не убежден в том, что туземцы, о которых вы говорили, были, в конце концов, так уж не правы. Он пожал плечами: – Различные эпохи позволяют одному и тому же человеку смотреть на вещи по-разному. Я сделал то, что сделал. Больше не скажешь. Сегодня я, вероятно, не стал бы этого делать. В этом нашем мире куда больше свободы, старина. Поверьте! – Но она с каждым днем уменьшается, – возразил я. – И не всякий свободен. Я охотно соглашусь с тем, что существуют определенные преимущества… Он поднял руку, умоляя меня замолчать. – Ради всего святого, никаких дискуссий на эту тему! – Ладно. – Можете с тем же успехом разорвать ваши заметки, – добавил он. – Вам никто не поверит. А с какой стати? Вы не будете возражать, если я немного прогуляюсь? Чуть глотну воздуха, подумаю, что же мне делать дальше? – Решительно не возражаю. Превосходно. Я смотрел ему вслед, когда он, усталый, выходил из комнаты. Слышал его шаги на лестнице. Что за странным человеком был он! Я еще раз бегло проглядел свои заметки. Гигантские воздушные корабли – монорельсовые железные дороги – электрические велосипеды – беспроволочный телефон – летательные аппараты тяжелее воздуха – все эти чудеса… Они никак не могли быть плодом фантазии одного-единственного молодого человека. Я улегся на кровать, все еще размышляя над этим. Должно быть, я заснул. Помню, один раз я просыпался на короткое время и еще подивился – где может быть Бастэйбл. Потом я снова заснул и проспал до утра в полной уверенности, что он в соседней комнате. Однако когда я поднялся, Рам Дасс сказал мне, что кровать моего гостя осталась нетронутой. Я отправился к Ольмейеру спросить, не знает ли он, где Бастэйбл, однако толстый голландец его не видел. Я расспрашивал в городе всех и каждого, не встречался ли ему Бастэйбл. Кто-то рассказал мне, что видел поздно ночью молодого человека, неверными шагами бродившего по гавани. Его сочли пьяным. Наутро из гавани ушел корабль. Может быть, Бастэйблу удалось пробраться на борт. Может быть, он бросился в море. Я никогда больше о нем не слышал, хотя давал объявления и целый год провел в розысках. Но он исчез. Может быть, он действительно вновь прошел сквозь время и очутился – в прошлом, в будущем или опять в 1903 году, в своем, как он утверждал, 1903 году? Это все. Я отдал рукопись машинистке, привел ее в порядок, убрал повторы и некоторые несущественные комментарии, которые Бастэйбл вплетал в ткань своего повествования. Кое-что сформулировал поточнее, где это было возможно. Однако в общем и целом история Бастэйбла перед вами – такова, как он мне ее рассказал. ДОБАВЛЕНИЕ (1907 г.) С тех пор, как я повстречал Бастэйбла, братья Райт «Братья Райт, Уилбер (1867–1912) и Орвилл (1871–1948) – американские авиаконструкторы и летчики, пионеры авиации. Первыми в мире 17 декабря 1903 г, совершили полет на построенном ими самолете с двигателем внутреннего сгорания.» завоевали, воздух, и воздушные шары, снабженные моторами, развиваются прямо па глазах. Действительностью стали рации, а недавно я слышал о том, что несколько ученых проводят эксперименты по созданию монорельсовых дорог. Неужели все это станет реальностью? Если да, то я гляжу на мир, который становится день ото дня все комфортабельнее, уверенно и радостно, чисто из эгоистических соображений: ведь я буду уже мертв, когда Земля переживет ту революционную катастрофу, которую описывал Бастэйбл. И все же есть кое-что, не вполне соответствующее его изображению. Летающие машины тяжелее воздуха уже существуют. На них летают люди из Франции и Америки, идет даже слух о том, что на них собираются перелететь канал! Но может быть, эти аппараты недолговечны или не в состоянии развивать большую скорость или покрывать большие расстояния? Я пытался заинтересовать сообщением Бастэйбла целый ряд издателей, но все они сочли его историю чересчур фантастичной, чтобы быть представленной в качестве фактического материала, и чересчур мрачной для романа. Писатели, как этот мистер Уэллс, должно быть, купили патент на такие книги. Только эта история правдива. Я уверен в том, что она правдива. Ради Бастэйбла я буду и впредь стараться найти для нее издателя. ДОБАВЛЕНИЕ (1909 г.) Блерио «Блерио Луи (1872–1936) – французский авиаконструктор и летчик, один из пионеров авиации. С 1906 г, строил самолеты. Первым перелетел через Ла-Манш (1909).» пролетел через канал на самолете! Я снова предпринял попытку найти издателя для истории Бастэйбла. Тот попросил меня (как и многие до него) переписать рукопись. Добавить приключений, приплести любовную историю, присочинить побольше чудесных вещей. Я не могу переписывать то, что рассказывал мне Бастэйбл. Так что, вероятно, придется положить рукопись обратно в ящик комода еще на несколько лет. ДОБАВЛЕНИЕ (1910 г.) Я еду в Китай. Хочу найти Долину Утренней Зари, чтобы посмотреть на нее. Возможно, в надежде найти там Бастэйбла. Вроде бы, он любил эти места, да и люди, как он рассказывал, по-доброму к нему отнеслись. Китай сегодня действительно кишит революционерами, однако я надеюсь, тем не менее, что поездка моя пройдет без затруднений. Может быть, я буду там в тот самый день, когда страна станет республикой! Разумеется, события могут повернуться и иначе, и русские и японцы, возможно, попытаются отвоевать для себя ее обширные территории. Если я не вернусь из Китая, я был бы очень благодарен тому, кто продолжил бы мои попытки отдать эту рукопись в печать.

М.М.

Послесловие издателя

Вышестоящее – последнее добавление моего деда к рукописи. По крайней мере, последнее из тех, что мы нашли. Он возвратился из Китая, но нет никаких сомнений в том, что Бастэйбла он там не нашел, иначе он бы об этом упомянул. Я предполагаю, что после 1910 года он отказался от затеи найти издателя для книги. В 1914 году мой дед отправился воевать во Францию и пал в 1916 году в боях на Сомме.

Майкл Муркок

Ольга Елисеева
У Крита деревянные стены

Страшное землетрясение, прокатившееся в 1500 г. до н. э. по Средиземному морю, не затронуло Крит. Его цивилизация сохранилась и к XIII в. до н. э. достигла пика своего могущества. Минойцы владели Грецией, северными землями Египта и Финикии. Ахейские цари мечтали об освобождении, но в одиночку не рисковали спорить с Критом,

Кто станет их союзником в грядущей войне?

Чьи имена восславит Гомер?

1

1899 г.

Вы эксцентричный человек, господин Шлиман. – Мое финансовое положение это позволяет. Турецкий губернатор Крита Мехмед Бен-Али улыбнулся гостю как родному и жестом указал на низенький резной столик.

– Вряд ли я чем-то смогу вам помочь. Мальчик в красной феске расставил чашки и положил на край раскуренные трубки. Это было приглашением к беседе, а не отказом. Знакомство с османскими чиновниками убедило гостя, что их «нет» – всего лишь начало разговора. Оно имеет тысячи оттенков, как левантийский кофе – смотря с чем заваривать.

– Разве я прошу многого? – На Бен-Али, часто мигая близорукими глазами, смотрел маленький сухощавый человек с подвижным некрасивым лицом. Он был абсолютно бесцветен, жёсток и лишен вкуса, как обсосанная виноградная косточка. Его пальцы нервно постукивали по тулье шляпы, а правая нога притоптывала, будто собираясь в пляс. И тем не менее при первом же взгляде становилось ясно, что гость из тех, кто всегда добивается своего.

– Любая просьба столь уважаемого исследователя – пустяк. – Сам губернатор получил образование в Париже и никогда не упускал случая этим щегольнуть. Не всякий день встретишься с сумасшедшим миллионером, готовым швырять деньги на ветер, а вернее, закапывать их в землю ради бредней двухтысячелетней давности.

– Я читал статью в «Тайме» о ваших микенских раскопках. Неужели вы и правда думаете, что греки осаждали Крит? Минотавр гонялся за Кассандрой? А Одиссей погубил флот Миноса? – Бен-Али благодушно раздувал усы, черные с концов и рыжие в самой сердцевине, где непоседливо крутилась трубка. – Все это – песни неграмотных пастухов, записанные в классическую эпоху. Поверьте мне, Генрих-эфенди, я служу здесь десять лет: на острове ничего нет, кроме руин, засиженных летучими мышами.

– Они-то меня и интересуют. – Маленький человечек взирал на собеседника серьезно и чуть торжественно. – Я собираюсь доказать свою правоту и хочу купить участок земли вблизи горы Юкта. Какие к этому могут быть препятствия?

– Никаких. За исключением того, что участок уже продан. – Бен-Али развел руками и сокрушенно покачал головой, всем видом показывая свое сожаление. – Вы опоздали. Его приобрел молодой англичанин. Эванс. Да, кажется, Эванс. А вы и не подозревали, что у вас есть соперник?

– Сколько он заплатил? – Внешне Шлиман ничем не выдал досады. Он отложил шляпу и начал вращать изящную кипарисовую трость с круглым костяным набалдашником. – Я дам вдвое больше.

– Всего лишь вдвое? – Губернатор пригубил кофе, продолжая усмехаться в усы. – А что же мы скажем этому юноше? Ведь он был первым и получил соответствующие бумаги.

– Я заплачу сколько потребуется. А бумаги и остальные формальности – ваше дело. Думаю, пары полицейских хватит, чтобы все уладить. – Шлиман допил кофе, насухо вытер губы салфеткой и достал из кармана чековую книжку. – Ближайшее отделение Берлинского банка в Измире.

2

1260 г. до н. э.

На исходе осени сны царя Миноса становились вещими. Он знал: нальются ли колосья к следующей весне, сколько мальчиков родится на круглом, как пупок, острове Фера, взойдет ли шафран и вернутся ли корабли, посланные в Пунт за красным деревом.

Царь, точно женщина на сносях, начинал чувствовать отливы и видел, как за Геркулесовыми столбами вода отступает, обнажая под зыбким лицом океана мертвые черты затонувших гор. Некогда там была великая земля, подобная семи островам. Но она ушла, и говорить о ней не стоило, ибо того, кто часто поминает прошлое, боги лишают будущего.

Ночью собирательницы крокусов рассыпали цветы на пороге Миноса. Это означало, что еще один цикл его правления подошел к концу – пора отправляться в паломничество на гору Ида. Царь обрил голову, оставив лишь длинную прядь на затылке, а кожу вокруг нее выскреб до синевы. Синим же были окрашены его губы, ногти и отверстия ушей.

Он обернул дерюгой бедра и в сопровождении двенадцати жриц босой поднялся по пыльной дороге к Диктейской пещере. Восток едва алел, когда Минос вступил под ее своды. Три раза по девять дней поста сделают царское тело пустым и легким, как скорлупа выеденного яйца. Его душа по-змеиному скинет кожу, и он сможет видеть через поры, плакать потом и смеяться складками на животе.

Боги подарили ему сон. Минос рылся в тюках с дарами от пеласгов, ахейцев, данайцев и других варваров. Он искал жемчужину редкой величины, но не находил и с каждой минутой гневался все больше… Этим видением царь поделился с верховной жрицей, от которой давно не имел тайн.

– Данники хотят спрятать от тебя сокровище. – Пожала плечами она. – Не ищи камня. Возможно, жемчуг – женщина, которую боги желали бы видеть среди своих служанок, а не в постели грязного ахейского вождя.

3

Одиссей проснулся оттого, что кольцо раскалилось и жгло палец. Это была печатка с изображением лебедя, точно такая же, как и у всех женихов Елены. В образе белой птицы Зевс соединился с Ледой и стал отцом самой прекрасной женщины на свете. Впрочем, иные говорили, будто Елена – это смертный слепок Афродиты, только созданный не из пены, а из грязи земной…

Было время, ахейские цари едва не передрались из-за нее. Всех спасла мудрость Одиссея. Однако тогда ему едва минуло двадцать, и никто еще не называл его мудрым. Царь Итаки предложил предоставить выбор невесте. А женихам поклясться, что они придут на помощь тому, кого она предпочтет, если кто-нибудь попытается похитить красавицу. Елена отдала руку кудрявому Менелаю, а остальные обменялись перстнями в знак верности новому союзу.

К несчастью, Пенелопа до сих пор ревновала мужа – не понимала, зачем он носит проклятое кольцо, если давно забыл о дочери Лебедя.

– Я тысячу раз говорил, что не был влюблен в эту куклу. Что хорошего в женщине, с детства пристрастившейся хлебать отвар мака?

Царица только мотала головой и дулась.

– Послушай, нам нужен был союз. Под любым предлогом. Елена подходила как нельзя лучше. Сама подумай: если бы мы открыто объединились, что сказал бы Минос? Что его подданные собираются бунтовать? Наказание было бы скорым и страшным. – Одиссей вытирал жене ладонями глаза, но она снова носом натыкалась на злополучный перстень, и все начиналось сначала. Какая удача, что сейчас Пенелопа спала.

Сам Лаэртид уже не мог заснуть. То, что кольцо жгло руку – дурной знак. С союзом не все ладно. Он решил на другой же день снарядить корабль и посетить кого-нибудь из ближних царей. Предпочтительно Агамемнона. К нему в Микены стекаются все новости.

4

Порт Ираклион – самый крупный на Крите – не слишком понравился Шлиману. Шумный, грязный турецкий город. Много овец в клещах и ковров, залитых помоями. Улицы не шире ослиных кишок. Лавки, вывороченные наружу потрохами – подходи, трогай, выбирай, торгуйся, кричи. Этого Генрих-эфенди не любил. Его коробило, когда любой бродяга мог схватить двуколку за колесо, а с верхнего этажа на голову опрокидывалось ведро воды.

Дом, который он снял для себя и своей молодой жены, окна в окна смотрел на соседний, и когда там бранились, пугливая София вздрагивала.

Седок приказал кучеру остановиться, и в этот миг от стены напротив отлепился какой-то долговязый субъект европейской наружности и, не сняв с головы шляпу, шагнул к коляске.

– Мистер Шлиман, если не ошибаюсь? – Его загорелая рука легла на дверцу, не позволяя ей открыться. – Я хотел бы узнать, по какому праву…

– Мистер Эванс?

Мгновение они смотрели друг на друга. Шлиман успел заметить, что пиджак на его горе-сопернике дешевый и явно без подкладки, а правая зкула украшена ссадиной. Видимо, археолог вступил в бой с полицейскими, защищая свой клочок земли. Напрасно. Турки приходят в ярость от сопротивления.

– Вы негодяй! Бесчестный человек! Используете грязные методы! – выкрикнул англичанин.

Все это Генрих слышал сотни раз. Будь он честным человеком, разве пошли бы к нему деньги? Шлиман поднял руку, чтобы постучать кучера по плечу: длинный хлыст отгонит непрошеного собеседника. Но в это время Софи, сидевшая с ним рядом, откинула с лица газовую косынку.

– Генрих, умоляю, оставь этого юношу, – мягко коверкая слова, произнесла она по-немецки. – Кажется, он и так пострадал.

Святая Елена! Или Елена Прекрасная! На Эванса смотрели фиалковые очи необыкновенной глубины. Под черными бровями-чайками они казались еще темнее. Как у древних плясуний в складчатых юбках, чьи статуэтки Артур находил в этой красной земле. Молодой археолог поперхнулся и стоял с открытым ртом, пока Шлиман, довольный эффектом, не окликнул его:

– Если у вас все, то мы с женой проследуем в дом.

Гордый своим достоянием, он нарочито крепко взял Софи за локоть и без особых церемоний вытащил из двуколки. Кажется, этой деревенской грубостью Генрих-эфенди старался подчеркнуть свое право на нее. Артуру подумалось, что под шелком голубой блузки у госпожи Шлиман должны остаться синяки.

– Я не закончил разговор. – Эванс продолжал преграждать сопернику дорогу. – Мало того, что вы подкупили чиновников и полицейские палками прогнали моих рабочих. Вы еще сами начали копать, не имея ни малейшего представления о том, как это делается! Сегодня я был на участке и видел проложенные траншеи. Это чудовищно! Ваши землекопы выбрасывают в отвал вещи, даже не осмотрев их, и долбят древнюю кладку кирками.

Шлиман помрачнел и начал покусывать левый ус, что у него было признаком раздражения.

– Вы снесете то, что хотите раскопать! – продолжал Артур. – Я читал отчеты о ваших микенских штудиях. Там за вас, по крайней мере, трудились специалисты, Хефлер и Бюрнуф. Хотя позже всю славу газеты присвоили вам. Теперь вы вообразили, будто справитесь без ученых. Дело, думаю, в деньгах. Вам показалось излишним делиться…

Последние слова должны были обидеть миллионера. Но Генрих резким жестом отмел реплику Эванса, как несущественную.

– Ошибаетесь. Просто господа ученые не верят в существование цивилизации, описанной у Гомера. Микены еще куда ни шло – крепость, руины стен сохранились. А Крит – горные пастбища и ничего больше.

Эванс опешил.

– Как ничего, когда я сам раскопал… – Он прикусил язык, поздновато сообразив, что не следует делиться с врагом профессиональными тайнами.

– Возможный вход в Лабиринт? – сухо рассмеялся Шлиман. – Попробуйте-ка докажите. Стоит вам заикнуться, как на вас выльют ушат грязи. Да, я плачу газетам, – с вызовом бросил он. – Не хочу больше терпеть то, что было обо мне сказано, когда на Итаке я обнаружил спальню Одиссея. Очередной скандал может плохо подействовать на мою верную Пенелопу.

Эванс отступил на шаг. Ему было очень неприятно испытывать сочувствие к своему более удачливому конкуренту.

– Я деловой человек, господин Эванс, – тем временем бубнил Генрих, – и предлагаю вам сделку. Займите при мне место помощника, и вы сможете участвовать в раскопках, которых так жаждете.

– А вся слава опять достанется вам? – Губы Артура сложились в саркастическую усмешку. Молодому археологу хотелось сказать что-нибудь очень грубое. Но Софи снова повернула голову, и взгляд ее бездонных очей стал просительным. О чем она умоляла? О том, чтобы Артур перестал спорить и согласился? Или о том, чтобы он наконец дал им с мужем войти в дом? Эванс не знал, но почему-то кивнул и боком отодвинулся к стене.

– Прекрасно, – отрывисто бросил Шлиман. – Приходите к нам сегодня после шести, когда спадет жара, и мы побеседуем подробно.