Текст книги "Улыбайлики. Жизнеутверждающая книга прожженого циника"

Автор книги: Матвей Ганапольский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Цена и сила

В нашей квартире, когда мы только в нее вселились, не было мебели, зато она сияла белыми стенами, полированным полом, а на огромном балконе можно было играть в футбол.

Иметь огромный балкон – это была мечта моей жены.

Вообще в вопросе аренды квартир и создания непошлого уюта за небольшие деньги она вне конкуренции. Ее главный тезис «перед носом должно быть пространство» – непобедим.

Однажды мы ехали по Подмосковью, и она, неожиданно ткнув пальцем вдаль, произнесла: «Олигархи посрамлены!..»

Мне стало интересно. Я, во-первых, не знал, что олигархи уже посрамлены, а во-вторых, не подозревал, что это с ними сделали именно в Подмосковье.

Посмотрев в указанном направлении, я увидел удивительную картину – вдали стоял коттеджный поселок, огромные дома, с рюшками, колоннами и балюстрадами поражали размахом и затратами. Гениальность тезиса «жизнь удалась» портил лишь один нюанс – все олигархические строения стояли плечом друг к другу. Из твоего окна можно было видеть, как сосед подсчитывает свои миллионы или заказывает конкурента.

Это строилось в 90-е, когда денег было много, а нагло распродавать землю еще не решались. Поэтому цитадели строились почти на тех же шести сотках.

Кроме того, тогда им казалось, что они будут дружить вечно и ходить друг к другу на чай с вареньем.

О перестрелках как-то не думалось.

Но жизнь внесла свои коррективы: владельцы коттеджей давно живут на своих гектарах в Испании, где могут разгуляться их лошадки и гончие, а на их первых подмосковных строительных опытах, которые были отданы брошенным женам, чтобы отцепились, давно и безнадежно висят таблички «Продается».

Моя жена права – главное пространство. Вот почему в аренду была взята именно эта квартира.

Дом стоял на холме, далее резко шла низина, и до следующего холма было метров 200—300 – вполне достаточно, чтобы утром перед носом висел туман и можно было, попивая кофе, мечтательно заверять друг друга, что мы тут одни.

Осталось обставить квартиру нехитрой мебелью.

Мой вариант сходить в местную «Икею» был поддержан лишь частично. Жена пояснила, что покупать в «Икее» нужно то, что гость не видит, когда заходит в твою квартиру. Это могут быть какие-то детали или мебельные мелочи, но они должны быть рассованы по углам и растворяться во всем остальном. На мой вопрос почему, жена пояснила, что мы должны быть милосердны к гостям. Гость не должен сойти с ума, войдя в квартиру на другом конце города и увидеть ту же мебель, что стоит у него дома. Поэтому, добавила жена, несмотря на мой вечный тезис об экономии, нам придется для большой комнаты и для детских купить что-то индивидуальное.

– Диван в центре комнаты должен быть широким и удобным, – сверля меня взглядом, добавила жена. – Помни, что на нем в основном сидишь ты и крутишь свой телевизор.

Она права. Диван в большой комнате действительно должен быть, как говорится, с излишеством. Когда ты смотришь фильм, а рядом сидит жена с бокалом, Катя с боевым комплектом кукол и Саша с полностью разложенной железной дорогой, то ты понимаешь, что в вопросах диванов излишеств не бывает.

Я вздохнул, и мы поехали выбирать что-то индивидуальное.

Это «что-то» продавалось в многочисленных салонах мебели и поражало изяществом, разнообразием и неистощимой дизайнерской выдумкой.

– Да-а, итальянцы умеют делать мебель, – бормотал я, глядя на какой-то циклопический диван, на котором все действующие лица фильма «Калигула» могли бы легко заниматься своим любимым делом. Причем вместе со съемочной группой.

Итальянская идиллия, однако, быстро закончилась у кассы. Оказалось, что все это кожаное счастье стоит от трех до шести тысяч евро в зависимости от наворотов.

– Скажи им, что они могут взять мою шкуру на обивку, может будет дешевле, – сказал я, мрачно глядя на жену. – Если мы купим этот диван, то вечером будем кормить детей им же. На еду денег не будет.

Жена защебетала по-итальянски, но ответы огорчили ее еще больше. Оказалось, что заказ выполняется не менее трех месяцев.

– Это ручная работа, – весомо пояснил менеджер. – Мы берем ваши деньги, и за них работают люди. А впрок мы ничего не делаем. Италия – маленькая страна, тут не нужно тысячу одинаковых диванов.

А покупателям некуда торопиться.

Далее он пояснил гениальность подобной системы: каждое дизайнерское бюро может сделать свой образец и выставить его в магазине. Этих образцов может быть с десяток. Но лишнего делать не нужно – именно покупатель своим заказом определит, что тебе делать дальше.

Покупатель платит задаток, ему делают нужный диван, и он расплачивается полностью. Таким образом, дизайнеры вкладываются своими деньгами только в один образец. Эта экономическая модель, предусматривающая взаимное уважение производителя и покупателя, действует давно и успешно. Все счастливы и идут кушать пасту.

– Мы уходим, – быстро подытожил я рассказ менеджера, – русский журналист в данный момент не в состоянии проявить взаимное уважение. Альтернатива есть?

– Альтернатива всегда есть, – загадочно сказал менеджер и как-то нехорошо улыбнулся.

Альтернативой оказалась компания «Mondo Convenienza» с привлекательным слоганом «La nostra forza e’ il prezzo», что в переводе означало «Наша сила в нашей цене».

Мы быстро пробежались по огромным залам и выбрали две одинаковые детские комнаты – одну розовую для дочери и синюю для сына. Комплект из стола с полками, шкафа, кровати и обширного пенала с ящиками стоил 1200 евро. Цена вдохновляла.

Однако, заплатив 2400, мы вдруг узнали, что делать будут те же три месяца. Я спросил, неужели эту фанеру с опилками тоже делают вручную.

Моего юмора не поняли, и ответа я не получил.

Зато для описания того, что произошло дальше, нужен талант кого-то из детективщиков-классиков, например Чейза. Именно ему удаются рассказы, где кровавый финал предугадать невозможно и до последней страницы неясно кто преступник.

Три месяца сын и дочь спали на полу, на матраце, и делали уроки на кухне.

Через три месяца, ни днем раньше, мебель привезли и установили.

На следующий день полка с книгами с грохотом упала на дочь, которая с писком успела отпрыгнуть в сторону.

Мы стали звонить в фирму, но там был автоответчик, который требовал нажимать цифры. Что бы ты ни нажал, трубку не снимали.

Мы поехали в магазин и вытребовали эксперта. Он приехал и определил, что полку плохо закрепили монтировщики и ее заменят.

Жена потребовала заменить и стол, потому что он повредился от удара полки. После заполнения кучи бумаг эксперт сообщил, что новую полку и стол будут делать еще месяц.

Жена позеленела и стала звонить в фирму, но там отвечал только автоответчик, который объяснял, что в цене их сила.

Дочь еще месяц делала уроки на кухне, и вот монтировщики снова в квартире.

Они устанавливают новую полку, но нового стола нет. Оказалось, что эксперт забыл дать задание фабрике.

Жена звонит эксперту, и я, не зная итальянского, тем не менее догадываюсь, что слова, которые она употребляет, явно не из произведений Данте Алигьери. Студенческие годы в университете в Сиене с их разгульной жизнью явно не прошли для нее даром – сленг и мощные идиоматические выражения вылетали из нее пулей.

Мы побеждаем, но частично – стол будет готов еще через месяц, и через месяц, когда монтировщик вновь приходит, мы падаем в обморок – новый стол не того цвета!..

Жена снова звонит эксперту, и выясняется, что он перепутал и заказал стол для комнаты сына. Он извиняется и говорит, что немедленно закажет нужный стол. Он уверяет, что ровно через месяц…

Взбешенные, мы снова прыгаем в машину и едем в фирму, требуя забрать мебель и вернуть деньги, но нам показывают наш договор, где мелким шрифтом написано, что возврат товара возможен только в течение недели со дня покупки. И, в качестве моральной компенсации, предлагают фирменную бейсболку для дочери с той же надписью про их силу, которая в их цене.

Жена предложила надеть им эту кепку «sul culo», и мы отправились домой.

Ровно через месяц нам принесли нужный стол.

Именно в этот день мы съезжали с квартиры и стояли по уши в шпаклевке и краске – согласно традиции квартиросъемщик в Италии должен сдать квартиру в том же виде, что и брал, – без дырок от дюбелей для картин и с полом без царапин.

Удивленный грузчик поставил нераспакованный стол на пол пустой квартиры и попросил написать отзыв в путевом листе, так принято.

Жена взяла ручку и написала: «La vostra forza e’ solo il prezzo, per il resto siete una compania di MERDA!!!»

Я не хочу переводить это на русский. Сами переведете.

Грубо это как-то.

Но справедливо.

Как и все, что делает моя жена.

Кризис по-итальянски

Я злобно смотрю на Луиджи. Он в третий раз продает мне, знаменитому российскому журналисту, неработающий итальянский компьютерный кабель. Хотя, я не уверен, что он знает, что я такой уж знаменитый. Италия прелестна тем, что про Россию там знают только то, что там холодно, поэтому возможно, что в этой части мои претензии к Луиджи излишни.

Однако проблема не в том, что кабель не работает, такое бывает. Проблема в длинной очереди от меня до Луиджи.

Всем что-то надо, но все покупают любую ерунду по два часа.

И я стою в этой очереди в четвертый раз.

Толстая тетка уже давно купила лампочку, но у кассы обсуждает своего зятя.

Зять конечно плохой. Он, этот зять, мог сам выкрутить эту лампочку и купить новую у Луиджи. Но он работает в «Алиталии», сегодня у них митинг протеста, и он побежал туда, чтобы стоять с транспарантом. А у нее, когда она встала на стул выкручивать лампочку, закружилась голова и она чуть не упала. Эта большая политика, эти профсоюзы и этот Берлускони – они все вместе приведут к тому, что она таки когда-то упадет со стула. И это будет скоро, при таком правительстве.

Луиджи терпеливо слушает. Это у него такой бизнес слушать. То есть, часть бизнеса.

В крохотном магазинчике, состоящем из одной комнатки и подсобки, он с братом торгует электротоварами.

Луиджи – восемьдесят два, его брату Кармине – семьдесят пять. Луиджи, как более старший, пользуется большим доверием, поэтому каждый, кто купил что-то хотя бы на евро, рассказывает ему какую-то историю. Этим процессом возмущаюсь только я, а все остальные внимательно слушают и, в особо драматичных местах, обсуждают всей очередью.

– Пять метров кабеля на полтора и набор отверток, – кричит Луиджи в никуда.

Вместо ответа из подсобки слышен грохот лестницы. Это Кармине залезает под потолок, чтобы достать набор отверток для следующего покупателя – молодого красавца, как будто с обложки модного журнала. Он стильно одет, и его лицо покрыто дивным загаром. Мне даже непонятно, как он может оскорбить свой вид, дотронувшись до отвертки и «кабеля на полтора».

– Как дела, Федерико? – спрашивает Луиджи.

– Нормально, – сексуальным баритоном отвечает Федерико. – Давай отвертки, и я побежал.

– Вы тоже бастуете?

– Нет, волосы пока растут, – говорит Федерико загадочную фразу.

Бросив кабель и отвертки в модный пакет, он удаляется, что для меня означает, что теперь братья займутся мной.

– Маттео! – радостно кричит мне Луиджи, переиначивая на итальянский лад имя Матвей. Кричит с таким видом, как будто не он три раза давал мне брак. – Я заказал тебе двадцать метров нового немецкого кабеля. Кармине, Маттео пришел!..

В подсобке что-то приветственно загрохотало.

– Ваш Путин встречался с нашим Берлускони, – подмигивает Луиджи. – Я хотел посмотреть по телевизору, но дочь переключила на «Большого брата». Там грандиозный скандал, все спят со всеми непосредственно в прямом эфире. Дочери это страшно интересно. Да, так о чем наши премьеры договорились?

– Не знаю, – хмуро говорю я, демонстрируя обиду. Мне не до шуток. Я приезжаю в этот магазинчик четвертый раз, он на другом конце города. Чудесная итальянская торговля позволяет тебе купить в сетевом магазине электроники только стандартные куски кабеля по три метра – других цифр итальянец не знает. А мне нужно двадцать метров одним куском. При этом литр бензина стоит полтора евро.

– Я думаю, что они говорили о кризисе, – коротко говорю я. Я говорю коротко, чтобы быстрей уйти. – Сейчас везде кризис.

– Почему везде, – удивляется Луиджи. Он поворачивается к подсобке. – Кармине, у нас с тобой есть кризис?

– На полу нет, – кричит Кармине, – может, на полке?..

– Он плохо слышит, – поясняет Луиджи. – А почему, Маттео, у меня должен быть кризис?

Я самодовольно надуваюсь от собственного авторитета, поскольку провел сотни передач по этому поводу.

– У тебя должен быть кризис, Луиджи, потому что ты когда-то брал кредиты. Ты решил расширить свой магазин, я в этом уверен. Но покупателей у тебя теперь меньше, потому что в мире падение спроса. Теперь у тебя меньше доход, и ты уже не можешь отдать кредит банку. Наверное, ты на грани разорения, Луиджи, и даже думаешь сократить свой персонал.

Я тычу пальцем в сторону подсобки.

– Тебе придется уволить брата! – злорадно добавляю я. – Потому что есть законы экономики.

Луиджи поворачивается к подсобке.

– Кармине, ты хочешь, чтобы я тебя уволил?

– А ты что, мне начальник? – кричит брат.

– Вот видишь, Маттео, – Луиджи разводит руками, – я даже никого уволить не могу. Тем более брата, с его склочным характером.

– Тогда вы закроетесь, – хмыкаю я. – Вам некуда сбывать ваши лампочки, а значит, нет денег заплатить за них поставщикам.

– Маттео, – проникновенно говорит Луиджи, придвигаясь ко мне и опираясь на кассу. – Я хочу объяснить тебе, как я работаю. Моему магазину сорок восемь лет, и за это время я не брал ни одного кредита. Расширяться мне некуда, за стеной квартира.

Я знаю, сколько лампочек в неделю у меня покупают, и больше чем надо их в магазин не завожу. Если у той синьоры сгорела лампочка, то она придет ко мне – не будет же она сидеть в темноте, не так ли? Всех покупателей я знаю по именам. Все это называется мелкий бизнес. У вас, в России, ведь есть такой?

– Мало, – неопределенно бормочу я.

– А у нас много, – игриво продолжает Луиджи, – у нас им заняты все. А потом я иду к Федерико, к тому, который брал отвертки. Он парикмахер, и он меня стрижет. Волосы растут, несмотря на кризис. И я плачу ему деньги. А потом мы с ним идем в магазин, покупаем хлеб и платим за него. Потом идем вечером в ресторан и платим за пиццу. Понимаешь, Маттео, в чем разница? Мы продаем не воздух, а то, без чего нельзя жить. А это недорого стоит, это все покупают. Вот и вся наша экономика. Так почему у меня должен быть кризис?!

Семь покупателей за мной аплодируют монологу Луиджи. Он кланяется, приложив руку к сердцу, как тенора театра «Ла Скала». Я смотрю на их лица покупателей. Следов измождения и голода на них нет.

Внезапно Луиджи меняет свой тон на суровый.

– Единственный кредит, который я в своей жизни взял, – это твой немецкий кабель, потому что итальянский, видите ли, тебе, Маттео, не подходит. И если ты этот кабель не возьмешь, то он зависнет у меня навсегда. Он никому больше не нужен, потому что дороже. И вот тогда мне придется начать думать про увольнение брата…

Он кладет кабель у меня перед носом.

– С тебя старый кабель и два евро сорок четыре цента доплаты.

В магазине воцаряется тишина. Семь покупателей сверлят меня взглядом, ожидая, не захочу ли я погубить своей безответственностью сорокавосьмилетний лампочно-отверточный бизнес братьев.

Я выдерживаю театральную паузу, тяжело вздыхаю и молча открываю кошелек.

– Кармине, у нас в магазине честный русский! – кричит в сторону подсобки Луиджи. – Ты не уволен!..

* * *

ЗНАКОМЬТЕСЬ – ЭТО ИРИНА, МОЯ ТЕЩА.

ЕСТЬ ЗНАМЕНИТЫЙ ВОПРОС –

ЧТО ТАКОЕ СМЕШАНОЕ ЧУВСТВО?

ОТВЕТ – ЭТО КОГДА ТВОЯ ТЕЩА В ТВОЕЙ НОВОЙ МАШИНЕ ПАДАЕТ В ПРОПАСТЬ.

ЭТУ ШУТКУ ПРИДУМАЛИ ТЁЩЕНЕНАВИСТНИКИ,

А Я СВОЮ ТЕЩУ ЛЮБЛЮ.

ОНА ОСТРОУМНА, ВЕЛИКОЛЕПНО ПОЕТ, ПРЕКРАСНО ГОТОВИТ И ИНТЕРЕСУЕТСЯ ПОЛИТИКОЙ.

НО, ГЛАВНОЕ, ОНА ЛЮБИТ СВОЕГО ЗЯТЯ.

А ЗЯТЬ – ЭТО Я!

И ЕЩЕ.

МОЯ ТЕЩА ГРУЗИНКА.

ЭТИМ ВСЕ СКАЗАНО!..

Теща и философский камень

Теща сидит на кухне перед двумя телевизорами. Два телевизора перед ее приездом из Тбилиси устанавливаю я. Одного мало, потому что на одном экране грузинский канал по спутнику, а на другом сияет «первый российский». Другой российский теща не включает, потому что, как она заявляет, «я хочу их видеть во всей красе». Кого «их» и что у них за «краса», теща не уточняет.

Тещу я называю «мама», но с иронией. Эту иронию она чувствует и грозит, что я останусь голодным. Готовит она божественно, поэтому, неожиданно вспомнив о вкусной отбивной на ужин, я начинаю заявлять, что она прекрасна и что лучше «мамы» никого на свете нет.

– Облизывать начальство позорно, – каменным голосом говорит теща. – Во-первых, ты облизывать не умеешь, а во-вторых, – она показывает на оба экрана, – как у них, все равно не получится.

Теща не лезет в карман за словом.

– Он вас всех перемножил на ноль! – заявляет она, помешивая кукурузную муку на мчади. (Эти бессмысленные пресные лепешки – такой же наркотик для грузин, как для украинцев сало.)

– Кто перемножил? – незаинтересованно спрашиваю я, думая, почему она не может эти лепешки, в конце концов, присолить, чтобы они не застревали у меня в горле.

– Путин! Всю вашу демократию. Всех Каспаровых, Лимоновых и Касьяновых!

– А ваш Саакашвили не перемножил? – злобно спрашиваю я. – Всю вашу оппозицию палками разогнал. И газом сверху, газом!

– Мой «газом»?! – Лицо тещи принимает снисходительное выражение. Она подходит к телевизору. – Ты посмотри на этого красавца! – Она указывает на экран.

На грузинском экране удивительная картина: в чистом поле стоит трибуна. Вокруг стоят пастухи. Пастухов окружают бараны.

Саакашвили за трибуной что-то пламенно говорит.

– Посмотри, как зажигает, – весомо говорит теща. – Даже бараны не могут оторваться.

Действительно, у всех слушающих одинаково заинтересованные лица.

– Он говорит, что если его выберут президентом на новый срок, то все будет гуще расти, а чача будет крепче, – поясняет теща. – Это актуально не только для пастухов, но и для баранов. Надо же уметь – по три часа каждый день говорить то с учителями, то с врачами.

– Вашему до нашего далеко, – говорю я с ядовитой снисходительностью. – Ваш говорит о себе.

А наш выдвинул Медведева, но Медведев тут же предложил нашему стать премьером. Круто?

– Круто, – нервно соглашается теща.

Мы напряженно молчим. Я торопливо заглатываю салат, в который теща кладет горы зелени. Она говорит, что это полезно для здоровья, хотя эти травки вряд ли удлиняют мою жизнь, ибо ее сокращает неизбывное желание тещи говорить о политике.

Внезапно голоса из обоих телевизоров становятся сочнее и крикливее. Синхронно начались два ток-шоу.

– Вот она, свобода слова в действии, – торжественно произносит теща. – Разные партии, разные мнения и спор. А в споре, как известно, рождается истина.

– И что за истина? – осторожно интересуюсь я.

– Что во всем виновата Россия. Тут все совпали.

– Неоригинально, – говорю я, выбирая из салата зелень, – у нас только что сказали, что виновата Грузия. И ее хозяева – США. И что мы не любим Саакашвили, но любим грузинский народ. Причем до последнего человека.

– Это да! – кивает головой теща. – Вы нас очень любите. И именно отдельно. Без Саакашвили. И без Осетии с Абхазией.

Я молча выбираю из тарелки узкие зеленые листочки, придающие салату какой-то пронзительный вкус.

– Так вот, я говорила, что он вас всех перемножил на ноль, – неумолимо продолжает теща. – Даже Явлинского. А мне так нравился его пробор…

– Политиков выбирают не за пробор, – бубню я. – Нужно изучать их программы. Умом выбирать…

– Чтобы умом выбирать, нужно его иметь как минимум, – заявляет теща. – У нас в горных речках есть рыба цоцхали. В ней много фосфора, и лучше работает мозг. Если бы вы ели цоцхали, то политическая ситуация в России была бы совсем другой.

Я понимаю, что теща права, хотя дело не совсем в рыбе.

Крики в телевизорах становятся громче.

На грузинском экране два оппонента кричат друг на друга, привстав с кресла.

На российском тоже ожесточается дискуссия. Одна группа доказывает, что президент прав, а виновата Америка. Другая группа решительно возражает, что президент очень прав, а Америка очень виновата. Обалдевшая публика по подсказке аплодирует и тем и другим.

– Политик должен быть красивым, – грустно говорит теща. – У нас дефицит симпатичных политиков. Поэтому я поддерживаю инициативу четырех партий по выдвижению Дмитрия Анатольевича Медведева.

Ложка выпадает у меня из рук. Я не мог заподозрить, что она знает его отчество.

– Я не шучу, – продолжает теща, – он мне кажется интеллигентным. И у него правильный пробор.

Я пытаюсь вспомнить разницу в прическах у Медведева и у Явлинского. Не получается. Почему-то вспоминаются Матвиенко и Умалатова.

– Красота – это философский камень политика, – добивает мысль теща. – Поэтому у вас выбирают не умом, а сердцем.

Я молча перевариваю салат и тещину мысль.

– Женщина любит ухом, – поясняет теща. – Иногда глазами. А Россия – женщина. Поэтому ваши выбрали Путина. Он красиво ходит, как солдат, а когда говорит, его глаза так и бегают. Очень красивые глаза!..

– А ваша Грузия, наверное, мужчина? – с издевкой возражаю я. – Джигит с кинжалом, так сказать?! Ну, и кого вы выбрали? Вы же сами все время своего Саакашвили критикуете.

– А ты посмотри на это с другой стороны, – ласково говорит теща. – У него настоящий полемический дар. Он так красиво говорит, что его даже бараны слушают. Но ваш Грызлов тоже замечательный. Он пока о плане Путина рассказывал, у меня картошка сгорела.

– Так чем же он замечательный? – растерянно говорю я. – Картошка же сгорела.

– Тем, что он не выдал этот план. Он умеет хранить тайну…

Обед окончен.

Я сажусь в мягкое кресло и размышляю о роли тещи в политике и в моей жизни.

Когда я ее вижу – рука тянется к яду.

Но когда она в Тбилиси – мне скучно.

Вот вам и философский камень.

А насчет пробора она не права.

Хотя, может, и права.

За что их еще любить, если Путин всех перемножил на ноль.

И все, что у них осталось, – один пробор.