Текст книги "Ледяные Собаки (СИ)"

Автор книги: Матвей Крокодилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

  – А интересно, чем она могла вас нюхать?– задумалась высокая,– Носа-то не было!

  – Быть может, горлом. Да и какая разница. Разве можно до конца разгадать свои кошмары?

  Хозяин ждал меня в коридоре. Он был слишком взбешён, чтобы делать замечания – просто посмотрел на меня, сразу отвернулся и пошёл вниз. Я – за ним. Словно тень.

  Добывать их надлежало в узловой чаше местного акведука. Там он точь-в-точь такой же, как и здесь – это ли не показатель величия? Ведь даже солнце, а оно одно на всех, пахнет там совсем по-другому; все путешественники про это говорят... А вот акведук один на всех, кто на него смотрит или присматривает.

  Мы забрались туда вдвоём и я, помнится, жутко удивился, как там сыро. Желоба-то стояли сухие, как всегда, а вот в чаше было склизко, и грязно, и жидко, и тысяченожки пополам с мокрицами и лягушками двухголовыми прыгали из-под рук. А Хозяин всё месил и месил эту грязюку, словно демиург непокорную глину, и с непостижимой регулярностью извлекал оттуда чёрные пластинки. Был у нас такой сундучочек с бронзовыми дракончиками; в него я их и складывал. А потом, когда всё закончилось, тащил этот сундучочек до самого дома. Ох и тяжёлый был, сволочь! А Хозяин шёл впереди и плащ его развивался по ветру.

  Хозяин думал!

  Следующее дело было через месяц. За это время мы установили всю его лабораторию – довольно бедную по сравнению с теми лавками старья, которые я видел. Хозяин не стремился произвести впечатление, не на кого было его производить. Недостающие штуки, вроде Клетки и Бака, мы смастерили уже на месте, а потом он потребовал от меня несколько непонятных страниц из какой-то непонятной книги, заперся у себя в комнатке и разрешал мне только приносить ему еду. На это ушёл ещё месяц, к концу его был готов Механизм, похожий на механическую лошадиную голову, с которой сняли весь декор, а потом вывернули наизнанку.

  – Боишься Ледяных Собак?– спросил он их у меня,– Бойся, бойся. Они всё ближе, небо содрогается от их протяжного лая. Будем надеяться, что наш потусторонний дрессировщик сможет их утешить, а потом и на цепь посадить. На нашу цепь, конечно.

  Потом мы отправились в Библиотеку.

  – Ого! Хозяин решил напомнить вам о почётной должности?

  – Какой там! Библиотекарем я оставался только в Столице. А в Сераписе я был никем!

  Библиотека была публичная – странное сооружение, сохранившееся с тех времён, когда в Сераписе хоть что-то процветало. Невероятно широченное строение в три этажа больше всего напоминало те громадные мавзолеи в Тилензийской пустыне, что уже седьмое тысячелетие преют под ослепительным солнцем, потому что просто слишком крепкие, чтобы разрушаться.

  В прохладном круглом холле нас встретил библиотекарь в синих одеждах, – я ещё подумал, что их одеяниям ничуть не меньше лет, чем Акведуку. Хозяин сказал ему несколько слов на неизвестном языке и тот моментально сделался запуганным и подобострастным.

  – Здесь есть место, где можно поговорить наедине?

  Комната скрывалась где-то в недрах, среди туннелей, тупиков и поворотов. Там Хоязин открыл сундучок и показал ему таблички. Бедняга-библиотекарь пошёл красными пятнами.

  – У нас эта книга есть... – быстро-быстро заговорил он,– есть, разумеется, но добраться до неё. Я могу поискать. Да, я поищу...

  – Ты её не поищешь,– Хозяин смотрел мрачно,– Ты её НАЙДЁШЬ!

  На поиски мы отправились вместе. Служитель отвёл нас в самое дальнее книгохранилище, где пол выложен чёрным мраморам, листы в книгах скукожены, словно их жгли несколько раз подряд, а окон не было вовсе – мне пришлось взять фонарь, совершенно позеленевший от времени. Пахло мышами, хоть синий и уверял, что грызунов здесь не бывает.

  Как по мне, порядка не было никакого. Даже полки стояли не рядами, а хитро вывернутым лабиринтом, чтобы смутить, должно быть, неосторожных воров. Служитель вёл нас, не оглядываясь и ни с чем не сверяясь: глядя на него, я подумал, что разговоры о Тайном Свитке – тщательно замаскированном союзе библиотекарей и букинистов, торговавшем всеми теми редкостями, что пылятся в забытых книгохранилищах, – не так уж и далеки от правды. Он явно был знаком с Хозяином и едва ли потому, что служил когда-то под его началом.

  Наконец, на перекрёстке, где под немыслимыми углами сошлись пять коридоров (из них четыре – тупики) служитель сел на корточки и вытащил с самой нижней полки толстый чёрный том. Есть такие книги, написанные, должно быть. чтобы ими убивали мух... но эта могла сгодится и на слона. Титул был матово-чёрный и без малейших следов названия, а две широченные кожаные застёжки вполне могли служить вместо дверного крючка.

  – Откройте вы,– попросил служитель, зачем-то озираясь по сторонам – вокруг было столько книг и манускриптов, что нас бы не увидели и из соседнего прохода,– Пожалуйста, откройте вы. Мне о ней страшно даже думать.

  Хозяин положил сверху ладонь, не давая отпустить том, а другой начал отстёгивать застёжки. А потом распахнул – одним рывком, так, что бедняга едва успел вскрикнуть. Мелькнули страницы, писанные неизвестными значками и что-то чёрное хрупнуло из них на пол – что-то чёрное и членистоногое, вроде сороконожки или скорпиона. Хрупнуло и побежала под шкафами. дробно перебирая крошечными острыми ножками

  – ОЙ, НЕТ...– выдохнул служитель. Его затрясло,– ОЙ, НЕТ, НЕТ, ТОЛЬКО НЕ ЭТО...

  – Заткни его!– бросил мне хозяин и побежал прочь, куда-то в темноту, гулко тупая сапогами. Синий уже просто визжал, всё громче и громче, словно израненная гиена и я просто обхватил его за горло и сильно-сильно дёрнул, так, что он подавился собственным криком и теперь только храпел и охал, стукая ногами. Я поставил фонарь на пол, ослабил захват и тщательно зажал ему рот. Так мы и стояли, долго-долго, прислушиваясь к шагам Хозяина – но они были то дальше, то ближе, отражались от стен многократным эхом. А вот шелеста сороконожки было уже не расслышать.

  Я почему-то вспомнил столичные библиотеки, частные, занимавшие одну, а то и, как наша, целых две комнаты. Такая же уйма книг и среди них больше двух третьих – ненужные. Никогда бы не подумал, что ненужных книг может стать ещё больше.

  Потом Хозяин, наконец, появился, какой-то сумрачный и ссутуленный. Молча взял фонарь и пошёл прочь по проходу. Я – за ним. Служитель сел на пол и стал откашливаться, сипя и проклиная.

  – А что с сороконожкой?– спросил я уже на улице.

  Но он больше не удостаивал меня ответами.

  А потом настала Ночь Призыва. Не помню, на что она приходилось – но календарь, по которому она вычислялась, был явно не наш.

  Бак бурлил и дёргался, между тоненькими синими трубочками проскакивали искорки, а вот Клетка пока молчала, пустая и грозная, словно пасть тигра. Хозяин облачился в парадное одеяние и встал перед ней. Его обязанности закончились; оставалось только командовать.

  – Кровь,– скомандовал он. Я взял церемониальный нож, и надрезал кожу на своей правой ладони. Ранка набухла и заплакала тоненькой красной струйкой. Я сглотнул, опустился на колени и просунув руку в Клетку.

  – Не смотри.

  Я закусил губу и отвернулся. Голова закружилось, мир поплыл, но каким-то чудом я удержал равновесие.

  – Жди.

  Я услышал, как упала капля. Рана вспыхнула горячей болью... и в тот же миг прохладный сквознячок облизал мою ладонь. А откуда сквознячок в закрытой клетке? Тогда я не задумался, нет, мне не отдавали приказа задумываться. Но теперь, конечно же, знаю.

  Высокая скосила глаза – вежливо и почти незаметно. Нет, обе руки были на месте, живые и настоящие.

  – Когда я вынул руку, меня трясло, как листок ураганом. И какие разноцветные полосы... везде... повсюду... словно мир решил рассыпаться на краски.

   – Встань.

  Я встал. Из Клетки веяло холодом, земля моталась, ускользая из-под ног, и всё-таки я встал.

  – Деревянный бочонок. Быстрее!

  Шаркая, пошёл я к бочонку. Он оказался довольно лёгким, в обычные дни я бы его и одной рукой взял. А внутри были глаза, самые разные – бычьи, кошачьи, собачьи и наверняка человеческие.

  Нет ничего страшнее вырванного глаза! Отрубленная голова умирает сразу, без ушей человек живёт и даже что-то слышит, без языка он просто находит другой способ речи, а без глаз жизнь заканчивается. Жить продолжаешь. Но жизнь заканчивается. Я так и не знаю, где он взял и, к счастью, не узнаю никогда.

  – В Бак!

  Я высыпал их. Словно жемчужины, которые высыпают обратно в море. Разноцветные, большие и маленькие... окровавленные, полураздавленные жемчужины. Они булькали, всхлипывали и пропадали, оставляя слабый красноватый след.

  – Механизм – в Клетку!

  Механизм стоял на Баке. Хитрая комбинация из винтов и шестерёнок, похожая на здоровенного механического паука, разве что без ножек. Я бережно взял её в ладони и почувствовал, что внутри что-то стучит... что-то стучит, как маленькое сердце.

  – В Клетку! Быстрее!

  Я сделал шаг – пол качнулся и пошёл под углом, словно загибаясь, изгибаясь, сворачиваясь. Второй шаг – из Бака запахло оглушительной, тошнотворной сладостью, третий...

  Пальцы, куда бегут мои пальцы....

  Механизм падает. Медленно и угрюмо, словно булыжник, опускается на безукоризненные квадратики пола, всхрапывает и замирает, выставив вверх крошечный валик. Здоровенное зубчатое колёсико врывается из гнезда, выпрыгивает на пол и катится катится катится, перестукивая крошечными зубчиками, прямо в Клетку...

  И тут у меня в голове бахнула молния. Это Хозяин врезал мне – с размаху, щедро, как рядовому.

  Ноги сложились, словно лестница и я полетел к Баку, на пол, в багровый туман, который полз неизвестно ... Стукнулся кобчиком, на какой-то миг забыл, как дышать и ещё одна молния, синяя, уже изнутри, я понял, что падаю... Но тут Хозяин врезал мне ногой наотмашь и всё прошло, только туман дрожал и горячая струя текла на подбородок.

  А Хозяин был уже другим. Не та глыба, за которую можно убивать и быть убитым, не тут чудовищно мудрый и знающий, не тот, кого слушаешься, даже не помышляя о выгоде. Теперь это был заурядный старик, с вытаращенными глазами и торчащими пучками седых волос, дряхлый и полубезумный, шипящей от злобы и перепуганный от кожи до косточек.

  – Я убью тебя,– прошипел он – слюна летела на пол и шипела в тумане,– Я убью тебя, идиот, мерзавец – когда всё закончится. Я тебя убью.

  А потом бросился на пол, схватил Механизм, что-то проверил, щёлкнул, подкрутил, бережно отставил его трясущимися руками и быстро-быстро, словно громадная белая ящерица, пополз к Клетке. Колёсико лежало там, в глубине, я мог его видеть – крошечный кружок в углу, словно мелкая серебряная монетка, давно изъятая из обращения и почерневшая до самой сердцевины. Хозяин (а не такой он был и громадный, в Клетку помещался целиком) схватил его цепкой белой лапой и сжал, стиснул, как стискивают зубы во время порки.

  И тогда я бросился за ним вслед. Мир вернулся на своё место, только голова немного не слушалась и шепчущий багровый туман скрывал мои руки, но локти и колени ещё работали, разгребали, несли. Отлетел к стене, жалобно звякнув, Механизм, глаза поймали обезумевшее лицо Хозяина, его руки, колено, размазавшее по полу каплю моей крови... а потом чьи-то (может, мои?) руки схватились за задвижку и рванули её так, что болты вышли из пазов.

  Клетка захлопнулась.

  Я сидел и смотрел, как затихает возле стенки хрустнувший Механизм, как течёт из него что-то чёрное и как шипит и дымится туман, с этим чёрным соприкасаясь. А потом, шатаясь и поскальзываясь, взобрался на ноги и стал отходить, медленно-медленно, словно по болоту.

  Туман кипел и клокотал.

  – СТОЙ!– проревел Хозяин. Он уже развернулся ко мне, насколько позволяла клетка, конечно – и смотрел сквозь решётку, вцепившись пальцами в ячейки,– СТОЙ, КОМУ ГОВОРЮ!!

  Я остановился и посмотрел на него. Клетка была как раз под него, так что казалось, будто он сидит там уже с полвека, в неё состарился и в ней же умрёт – слышал, было такое наказание. И искристый туман поднимался за его спиной, медленно и величаво, словно горный медведь, шипел и поднимался, растворяя заднюю стенку и всё, что после неё.

  – ОТКРОЙ,– он тряхнул прутья,– Я ТЕБЯ ПРОЩУ, ТОЛЬКО ОТКРОЙ! ОТКРОЙ КЛЕТКУ!!!

  Я мотнул головой, Пол нагревался; почему-то мне не хотелось с ним спорить.

  Он охнул и закашлялся, долго и тяжело, чудом удерживая руки на решётке. Перепачканное кровью колёсико выскользнуло и покатилась к Механизму, оставляя тоненький след в обезумевшем тумане.

  Потом он поднял глаза, но я их не видел – тень легла так, что вместо глазниц были только чёрные провалы.

  – Ты в их списке,– прошипел он,– Ты уже добыча. Твоя жизнь в их списке. Рано или поздно – они тебя съедят. Ты ведь помнишь, да? Ледяные Собаки...

  В грудь ударило холодом. И из холода выскочил страх – схватил за руки, ноги, голову...

  И тогда я набрал побольше воздуха и заорал – те, слова, которых не было ни на одной странице, те, что я искал все эти месяцы:

  – ДА, Я В ИХ СПИСКЕ! НО ТВОЁ ИМЯ ТАМ – РАНЬШЕ!!!

  Пол затрясло, синие молнии охватили сначала клетку, потом Бак, трубки, всё, что было в комнате... а больше я ничего не видел, потому что летел вниз по винтовой лестнице и слышал только треск, скрежет и крики. Крик Хозяина, его эхо и чей-то ещё, незнакомый и совсем нечеловеческий.

  В саду я побежал к фонтану, рухнул на скамейку и сунул руки в прохладную проточную воду. Рана заныла и стихла, словно пропитавшись её спокойствием, потом я наклонился и стал пить. Ещё позже, когда перед глазами прояснилось, и ноги стали меня слушать – в доме всё уже стихло, только глухие молнии потрескивали, скорее по привычке, словно тлеющие угли – всё-таки заглянул в чёрную воду. Но было слишком темно, чтобы что-то увидеть.

  Поэтому я до сих пор не знаю, была там рыба или нет.

  Не помню, сколько я там сидел. Когда обернулся, рядом стояла хозяйка. Помню, я сначала обрадовался – надо же, хоть что-то в этом мире неизменно, потом испугался – ведь придётся давать объяснения за этот шум и грохот, а потом снова обрадовался – она ведь глухая, а значит, запросто могла просто ничего не заметить. А может всё-таки заметила – за счёт того же запаха, например? Я принюхался, но ничего не почувствовал – вокруг были всё те же запахи влажного ночного сада. Значит, всё порядке.

  Она что-то простонала и выставила вперёд правую руку. Я посмотрел в ту сторону и не увидел ничего подозрительного – сад и сад, вполне обычные деревья. Обернулся, чтобы спросить, заранее жалея, что не получу ответа, открыл уже рот... а так и замер, примёрзнув к одному месту и не в силах даже пальцем пошевелить.

  У неё больше не было глаз.

  Как я сбежал – не знаю. Ни картин в голове, не происшествий. Помню лишь руководящую мысль, самый главный страх, который гнал меня прочь, где бы я не оказался. Нет, я не боялся Хозяина – в тот вечер он всё-таки встретился с тем, кем хотел и не моя вина, что встреча не принесла ему радости, и не боялся его гостя – готов поклясться, что к утру в комнате были лишь разгромленные приборы и Клетка, пустая и дымящаяся, и уж тем более не боялся властей – признать за колдунами даже намёк на такое могущество означало ересь. Я боялся Ледяных Собак, до трепета в кишках, до тошноты, до паники! Я боялся этих чудовищный тварей, которые беспощадней и неотвратимей любого возмездия, Ледяных Собак, которым не нужно следов, Ледяных Собак, которые приходят за каждым, рискнувшим черпать из другого мира вне зависимости от того, принесло ли это ему вред или пользу.

  Потому что после всего, что было, я твёрдо знал – они есть. И ещё я знал. что никогда не смогу их постичь. Не давно человеку понять, кто они, откуда и что ими движет. А договариваться с ними – пробуй договориться с луной, зарёй или эпидемией. Ты можешь прославлять, проклинать, замалчивать... Но ведь слова для людей, а Ледяные Собаки – кто угодно, что угодно, но НЕ ЛЮДИ.

  – Такая история,– старик встал и посмотрел наружу. Дождь уже стих, на древней кладке сверкали капли, а далеко-далеко, за крошечным холмиком, горела радуга. И какой-то упорный серый лишайник, очень старый и измочаленный, облепился вокруг чаши – он был здесь, конечно, с самого начала, но только сейчас его можно было как следует разглядеть.

  Смотритель обернулся и увидел, что мешок высокой лежит на земле, а она сама вместе с той, что поменьше, стоят возле домика. В руках у них... что за штуки такие? Старик прищурился, но так их не смог их узнать. Хитрые механизмы, похожие на короткие дубинки с боковыми ручками, почему-то на коротком ремне через плечо и вдобавок полые – он явственно видел дырку в самом конце. Что же это такое? И держат они их как-то странно – один конец к себе, другой, дырявый, к нему, словно указкой тычут.

  Магия?

  – Мы приносим извинения, но обед был отвратителен,– говорит младшая. Голос у неё густой и свободный, она вполне может петь,– А история – прекрасная. Мы и вправду узнали много нового. Теперь – всё.

  Вспышка, треск, вонь, и в тот же миг раскалённая плеть разрезает его пополам. Он успевает заметить, как летят осколки чёрной кладки, как опрокидывается мир, почувствовать кровь, брызнувшую во все стороны – и вот уже лежит в траве, тихий и маленький, а слабый ветерок треплет его седые волосы.

  Высокая зашла в каморку и вынесла сундук; младшая тем временем складывала механизмы в мешок. С двух сторон сундучка были приделаны ручки; они ухватили его и потащили обратно. Туда, откуда пришли.

   Больше их никто и никогда не видел.