Текст книги "Соня и Александра"

Автор книги: Маша Трауб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Ты же говорила, что они тебе нравятся! – воскликнул обиженно Константин.

– А что я еще должна была сказать? – ахнула Ирэна. – Я их все равно не запоминаю и отличаю только по цвету купальника. Ты их меняешь с такой скоростью, не думая, что твоя мать уже не так молода и у нее могут быть проблемы с памятью. К тому же они все на одно лицо. Даже размер бюста одинаковый!

– Неправда! Тебе же нравится Элина!

– Мне нравится, что ей хватает мозгов помогать мне с гостями. Официантка она хорошая. Это же ее профессия, – хмыкнула Ирэна. – Кстати, пригласи ее на этот сезон к нам. Хотя бы по выходным. От тебя все равно никакого толку!

– Я с ней расстался, – гордо заявил Константин.

– Тогда найди мне другую официантку. Гости приезжают. Кто-то их должен обслуживать! Или ты хочешь меня заставить бегать вокруг столов? Я и так бегаю! По твоей милости!

– Макс сам подает свои блюда!

– Только не надо мне сейчас напоминать о Максе! А то я припомню тебе прошлые выходные, когда вы опустошили весь бар.

– Я же уже сказал, что отработаю. И Макса ты зарплаты лишила.

– Надо было двух лишить. Все, слезай со своей табуретки и быстро возвращайся к гостям. У нас сегодня барбекю, если ты забыл. И завтра съездишь в город – у меня закончилась краска. А если ты сейчас уедешь, то назад можешь не возвращаться. Довел мать!

Ирэна повернулась и пошла на поляну.

– Подождите! – очнулся Владимир.

– Что? – Ирэна была недовольна тем, что ее остановили.

– Откройте мне дверь, пожалуйста. Она захлопнулась. Случайно, – попросил Владимир.

Ирэна посмотрела на него как на умалишенного, но дверь открыла. Оказалось, что кольцо нужно было повернуть в другую сторону. Владимир почувствовал себя полным идиотом.

Дома Сони уже не было. Владимир побежал в душ, с наслаждением постоял под струей горячей воды, нехотя оделся и вышел на поляну, где за крайним столиком сидела в одиночестве Соня. Перед ней стояла бутылка вина, наполовину пустая.

– Ты где был? – Соня была раздражена.

– Не поверишь: застрял за воротами. Не мог зайти, – признался Владимир, – еще и замерз.

Она ему, конечно, не поверила. Потому что он не мог застрять за воротами и куда-то не войти. Тем более в одном полотенце. Владимир предупредительно подлил ей вина, решив, что если она выпьет еще, то перестанет сердиться.

– А что, еще не начали жарить мясо? Я очень голоден, – он рассматривал то, что стояло на столе: корзина с хлебом (или хлеба положили мало, или Соня съела почти весь), салат, составные части которого не поддавались определению на глаз, и склизкая субстанция зеленоватого цвета на маленькой тарелочке. Около решетки с горящими углями никого не было.

– Надо найти какое-нибудь кафе поблизости, на всякий случай – сказал Владимир как можно бодрее, ковырнув субстанцию вилкой. – Ты это пробовала? Что это? На вкус похоже на тыкву.

– Не знаю, какая разница? Это комплимент от шефа. Не нравится – ешь салат, – ответила Соня.

Судя по тону, она все еще на него сердилась.

Владимир покорно положил на тарелку салат. Вкус сырой цветной капусты, знакомой и ненавистной с детства, он ощутил сразу. И в ту же минуту на зуб попалась горьковатая отварная брокколи, прописанная ему диетологом, согласно диете по группе крови. «Лучше умереть», – сказал тогда Владимир. Остальные секретные ингредиенты он определять уже не стал. Разве что морковку опознал. Морковку он любил. Александра терла ее на мелкой терке вместе с яблоком, добавляла немного сметаны, подсолнечного масла и посыпала сахаром. Так делала бабушка Владимира, и он удивлялся: как Александра догадалась про такой салат? В детстве он отодвигал тарелку и отказывался есть – не любил масло и сметану. Но бабушка говорила, что морковка без масла «не усвоится», а сметана – для сытости. Он капризничал и выедал только яблоко. Когда Александра в первый раз приготовила такой салат, ему стало неприятно. Как будто она узнала что-то сокровенное, тайное, как если бы догадалась, что он в детстве страдал энурезом или заикался.

Все познается в сравнении. Вместо Александры и морковки он получил Соню и брокколи.

– Какая гадость, – сказал Владимир, проглотив капустное соцветие.

Соня красиво пожала плечами.

– Да, я гений! И это не самомнение, а чистая правда! Ты ведь сама мне это говорила! Этот отель держится только на моем имени! Ты не согласна? Давай поспорим! Я уйду, и ты наймешь нового повара. Пусть он жарит котлеты и картошку-фри. И уже через неделю у тебя не будет ни одного гостя! Гостя, который хоть немного понимает в еде. У тебя будут одни невежды и обжоры, которым все равно, что класть в рот. Вот что тебя ждет без меня. Сколько я просил включить мой салат в меню? Сколько? Может, моя миссия состоит в том, чтобы кормить и лечить людей? А ты ставишь мне палки в колеса. Как я могу работать в таких условиях? Да, я готовлю, только когда влюблен! Когда я чувствую! Барбекю может каждый дурак сделать! А я не дурак! Я шеф! У меня мишленовские звезды!

Макс кричал из кухни так, что слышали все гости.

– Похоже, что мы сегодня останемся без их знаменитого барбекю, – сказал Владимир. – Давай, пока не поздно, пойдем поищем кафе поблизости.

– Тихо, я не слышу. – Соне было очень интересно, чем закончится новый всплеск скандала.

– Ты каждый сезон женишься! – донесся из кухни голос Ирэны. – Кто на этот раз? Я не дам тебе отгул! Мне надоели ваши пассии! Я хочу, чтобы вы работали. Ты когда последний раз приготовил нормальную еду? То, что просили гости? Ну, вспомни! А твой салат они не хотят есть. Они хотят обычное мясо и жареную картошку! Так дай им это и не выпендривайся. И я должна тебя терпеть только потому, что ты гений? Да лучше я найму обычного повара, и он будет стоять как миленький и жарить мясо! И не будет просить авансы и отгулы! Не хочешь – не работай! Никто не заставляет!

– Меня любят женщины! Да! И я этим горжусь! И не надо попрекать меня деньгами – я их трачу на специи и продукты, которые ты отказываешься покупать для кухни! И ты знаешь, где я раньше работал! – воскликнул в запале Макс.

– Только не надо обсуждать со мной женщин и мишленовские звезды! – не замедлила с ответом Ирэна. – Мне не нужна высокая кухня и звезды не нужны, я сама хочу хоть раз спокойно поесть в своем же ресторане нормальную еду! Я тоже хочу барбекю! Твои секретные ингредиенты мне слишком дорого обходятся! Если бы я покупала все, что ты требуешь, мы бы уже в трубу вылетели! А то я вспомню твою прошлую помолвку! Я уехала на два дня! На два! И ты опустошил весь бар.

– Между прочим, я был не один, а с Константином! И ты оставила меня без зарплаты. И без выходных. Я отработал! И если ты не дашь мне отгул хотя бы на воскресенье, я не знаю, что сделаю.

– Хорошо. Я дам тебе отгул при одном условии: ты сейчас же встанешь и пожаришь мясо. Ты приготовишь гостям то, что они просят, – хоть салат, хоть котлеты. И в воскресенье утром в холодильнике должен стоять торт. В девять утра. Я лично проверю. И забудь о своем фирменном соусе! Да, и в понедельник ты будешь здесь как штык, к завтраку. И сделаешь омлет. Обычный омлет, если ты помнишь, как его готовить. Из яиц и молока. Без приправ. И блины. Просто блины. Не суперблины от шефа, а обычные блины от домохозяйки.

– Блины и омлет? – фыркнул Макс.

– Если ты скажешь еще хоть слово, ты останешься без отгула, – пригрозила Ирэна. – Накорми, наконец, гостей!

– Хорошо, я пожарю мясо, но сделаю это без всякого удовольствия! – Макс был удовлетворен тем, что последнее слово осталось за ним.

Владимир, уже почти распрощавшийся с надеждой поужинать чем-нибудь, кроме салата из двадцати секретных ингредиентов, воспрянул духом. И все было бы хорошо, если бы не Соня, которая допивала бутылку белого вина на пустой желудок. Хлеб не в счет. Ее вдруг потянуло на разговоры.

– А вы женитесь? – спросила она у Макса, когда тот проходил мимо их столика с мясом и рыбой, подготовленными для жарки.

Владимир отметил, что до решетки, где уже прогорали угли, оставалось каких-то четыре метра.

– Да! – Макс немедленно, с нескрываемой радостью подсел к их столику, поставил поднос на середину и кинулся целовать Соне руки. – Я просто не могу упустить такую женщину и собираюсь сделать ей предложение! – склонившись к Соне, начал рассказывать повар. – Она чудо! Просто чудо! Сорок лет, но выглядит намного моложе. Вдова. Представляете, как мне повезло! И ей нравятся мои салаты, а десерты она просто обожает. Такая страстная становится, – Макс улыбался и гордо поглядывал на Владимира. – Я хочу на ней жениться как можно скорее! И уверен, она только этого и ждет! Она такая умная, такая красивая, что я не хочу, нет, не могу ждать! Мне кажется, она женщина моей жизни. Моя судьба!

– Как красиво и романтично! – воскликнула Соня; ей всегда нравились мелодраматические пассажи и громкие заявления про любовь всей жизни и персты судьбы.

Владимир поморщился, как будто проглотил еще одну вареную брокколи.

– Я по ней так скучаю! Каждую минуту о ней думаю! Вы же понимаете, такая женщина не может долго находиться в одиночестве! У нее столько поклонников! А я вынужден мучиться здесь! Вдруг я опоздаю? Красивые женщины такие непредсказуемые. Знаете, что я сделал? Догадайтесь!

Соня пожала плечами и приготовилась услышать страшную тайну.

– Я вырезал ее фотографию и повесил на козырек от солнца в машине! – гордо сообщил Макс, будто речь шла о рыцарском подвиге. – Теперь как сажусь в машину, даже вечером, когда солнца нет, опускаю козырек и смотрю на нее.

Соня заплакала. Владимир отметил, что она успела прикончить бутылку – отсюда и сентиментальная слезливость.

– Это так… фотография… на козырьке… так трогательно… – всхлипывала Соня.

– Э… простите, что прерываю, а мы поужинаем сегодня?

Владимир решил прервать мелодраму. К тому же ему надоел запах сырой рыбы, которая стояла у него под носом.

Соня с Максом посмотрели на него так, как будто он предложил им утопить котенка.

– Нет, вам определенно нужно попробовать мой десерт, который пробуждает эмоции, – заявил обиженно повар. – У вас наверняка на сердце холестериновые бляшки, которые мешают вам чувствовать.

Соня кивала, подтверждая каждое слово Макса.

– Я просто хочу есть, – сказал Владимир, – а вы нас даже обедом не накормили!

– Ничего страшного! – воскликнул Макс. – Вашему пивному животу это полезно.

Владимир задохнулся от возмущения. Он пытался придумать какую-нибудь едкую ответную реплику, но в этот момент на тропинке показалась Ирэна, которая говорила сама с собой, не замечая никого вокруг:

– Надо обязательно покрыть лаком трюмо из второго гостевого дома и скамейки. Да, скамейки – обязательно.

– Ирэна, дорогая! – повар живо подскочил с места и схватил поднос. – Ты увидишь, у нас сегодня будет лучшее барбекю!

Ирэна посмотрела на него так, как смотрят на мясной стейк, желая отбить его посильнее и бросить на раскаленную сковороду.

– Да, в следующий раз нужно добавить в соус орехи, что-то у нее плохо с настроением в последнее время, – не преминул заметить Макс, глядя, как Ирэна идет в сторону пляжа, погруженная в собственные мысли.

Утром Владимир проснулся от яркого света, который просачивался сквозь полуоткрытые ставни балкона, и такой же яркой, мучительной изжоги. В подреберье ныло. Соня спала, как младенец – такое чистое, невинное было у нее лицо. И ни одна печальная мысль, ни одна тяжкая дума, ни один ночной кошмар не отражались на этом идеальном лице. Как будто ее опрокинули, как куклу, она закрыла глаза с невероятно длинными ресницами и стала ждать того часа, когда ее поставят на ноги и с помощью кнопки на животе попросят сказать «мама». Неужели она вообще ни от чего не страдает – ни физически, ни духовно? Насколько он успел узнать Соню, она не помнила зла и обид, а ведь наверняка ее и злили, и обижали. Она не страдала бессонницей, изжогой, похмельем. Она не мучилась детскими обидами и комплексами, как не страдала от жажды или голода. Когда Владимир спросил у нее, не было ли ей обидно от того, что ее родители завели собственные семьи, предоставив дочь самой себе, Соня просто ответила «нет». У нее была избирательная, защитная, память, что казалось Владимиру непостижимым. Он не мог понять, зачем понадобился Соне. Именно он, а не кто-то другой – более щедрый, успешный и… добрый. Зачем она терпит его капризы и приступы рефлексии? Александра терпела потому, что хотела семью, и «строила» отношения. Соня ничего не строила и ничего не хотела.

Он спустился вниз, поскользнувшись на ступеньке, чтобы попить воды и найти таблетку. Но воды в бутылках, конечно, не оказалось. Накануне он изменил еще одной своей давней привычке – не купил бутилированную воду.

Есть ли в многочисленных Сониных мешочках и пакетах хоть одна таблетка, хоть от чего-нибудь, он не знал. Наверняка нет. Владимир посмотрел на часы: семь утра. Но он оказался на удивление бодр и свеж. Сна ни в одном глазу. Изжогу готов был списать на стейк, который чуть-чуть недотянул до средней прожарки, а чувство легкой, но беспокоящей диареи – на секретные ингредиенты в виде брокколи. Возможно, у него опять прихватило поджелудочную на нервной почве, что в последнее время случалось все чаще. А учитывая события предыдущего дня, так вообще ничего удивительного.

Владимир опять вспомнил Александру; она всегда собирала огромный пакет с лекарствами, где находилось все – от зеленки до бинта. И даже заранее давала ему таблетку от или для пищеварения, от вздутия, тяжести, для нормализации микрофлоры и всего остального. Для профилактики простуды, снятия симптомов и просто витамины на каждый день. Он вспомнил, как перед посадкой в самолет Александра достала из декольте флакон с каплями в нос.

– В кондиционерах очень много бактерий, закапай, – велела она.

– А зачем ты носишь капли там? – Владимир даже не знал, чему больше удивляться – ее предусмотрительности или месту хранения капель.

– Чтобы теплые были, – ответила Александра. – Холодные нельзя капать, будет спазм сосудов. Мама всегда так капли грела. А что?

Ничего. Владимир тогда рассердился не на шутку. Он был взбешен. Почему свои материнские инстинкты она выплескивает на него, взрослого мужчину? И это только ему кажется странным греть капли на груди? Он тогда кричал на весь аэропорт, а Александра плакала, не в силах понять, что такого она сделала. Ведь хотела как лучше. Как ему лучше.

Да, дорожная аптечка Александры сейчас ему бы очень пригодилась. Владимир все же залез в один из чемоданов, которые так и стояли неразобранными (спасибо Константину, который развязал затейливые узлы и перенес их багаж в дом), и нащупал нечто, похожее на тюбики. Соня запаслась кремами – от загара, после загара, для загара. Для лица, для тела и, кажется, отдельно для ног.

Владимир пнул чемодан ногой и рассердился уже на Соню. Ведь он предупреждал ее, что нужно купить воду. И взять лекарства хотя бы от его аллергии. Он ведь ей даже список написал – оставалось только сходить в аптеку. Ладно, она забыла про аптеку, но воду-то она могла купить!

Владимир налил в стакан воды из-под крана, понюхал, посмотрел на свет, но пить так и не решился. Подумал, что можно было бы вскипятить воду и выпить чаю, но чайных пакетиков не нашел. А пить горячую или холодную кипяченую воду его точно не заставишь, даже если он будет умирать от жажды. Бабушка заставляла его натощак пить кипяченую и отстоянную в трехлитровой банке воду. В банке всегда болталась старая серебряная ложка – бабушка верила, что серебро очищает.

Дав себе минуту на размышление, он переоделся в купальные шорты, вытянул из чемодана мятую футболку (Александра бы наверняка уже все перегладила и развесила на вешалках) и вышел во двор. В саду царила тишина, какая бывает в рассветный час. Только заботливо включенная поливалка-фонтанчик орошала траву с тихим журчанием. Владимир вынужден был признать: место красивое, тихое, теплое и притягивающее. Он прошел к сетке-забору и два раза пнул мяч в ворота, надеясь, что его никто не видит. За воротами росли оливковые деревья – старые, высаженные заботливыми руками. Там же оказалось лимонное дерево со спелыми плодами; лимоны валялись на земле, как яблоки – почерневшие с одного бока, перезрелые, «уставшие», как говорила бабушка Владимира про залежавшиеся яблоки, с толстой коркой и нестерпимо, навязчиво пахучие, как несмываемые духи Сони, которые так раздражали его своей стойкостью и шлейфом.

Владимир увидел пожилого мужчину: тот поднимался по дороге, опираясь на палку, дошел до помойки и вдруг исчез, вынырнув уже на холме. Владимир даже не знал, что от помойки идет тропинка. Мужчина шел очень сосредоточенно, как преодолевают очень важный, ответственный путь, как будто от дороги зависела жизнь.

– Доброе утро, – крикнул Владимир, но мужчина его не услышал.

Владимир вернулся на поляну и подошел к бару, где в холодильнике стояли напитки, но воды и там не нашлось – соки, пиво, все, кроме воды. Он взял из уличного холодильника мороженое и пошел на пляж, с удовольствием откусывая куски так, что зудели зубы. Море было спокойное, удивительно спокойное. Нежное, теплое, ласкающее. Владимир доел мороженое, как будто его могли у него отобрать, и зашел в воду. Он плыл спокойно, не оглядываясь, и удивился, как быстро оказался далеко от берега. Никаких запретительных буйков, которые служили бы ориентиром, здесь не ставили. Владимир поплыл назад, очень гордый собой – проплыл много, что очень полезно для здоровья. Сам от себя не ожидал.

Поднявшись по ступенькам, он увидел душ, спрятанный в листве кустарников. Минут пять он с наслаждением стоял под струями; сначала его окатило горячей, нагретой на солнце порцией и тут же – ледяной. Владимир не удержался и сделал несколько глотков, решив, что хуже уже не будет. Некоторое время прислушивался к собственным ощущениям и с удивлением обнаружил, что изжога отступила и поджелудочная тоже не давала о себе знать. Таким здоровым, свежим и, сказать по правде, радостным он себя не чувствовал даже после диспансеризации, которую устраивал раз в год.

Правда, пить все равно хотелось. Не так сильно, но все же. За неимением воды Владимир достал из холодильника пиво, решив, что оно безопаснее сладкой газировки. В последний раз он пил пиво с утра еще в студенческие годы и с тех времен решил, что пиво не любит. А уж когда его живот стали называть «пивным», отношение к этому напитку у него стало резко отрицательным. Но сейчас, сделав глоток, он почувствовал такое счастье, такое наслаждение, что стало даже страшно. Как могут одни сутки настолько изменить вкусовые предпочтения? Как можно за сутки сделать то, чего не делал или никогда, или очень давно. Владимир допил бутылку и даже подумал, не достать ли еще одну. И ему было очень обидно, что он лишал себя подобной радости, такой доступной, такой простой, такой очевидной.

От нежданного и даже пугающего прилива сил и жизненной энергии он дошел до площадки, где стояли тренажеры, и сделал два жима от груди. После чего немного покрутил педали велотренажера и попытался сделать «уголок» на турнике. Не получилось. Еще несколько ударов мячом по воротам завершили утреннюю тренировку.

Владимир был так доволен собой, что ему захотелось сделать еще что-нибудь. Из ряда вон выходящее. Нужное. Светлое. Какое-нибудь доброе дело. Или подвиг. Но приложить руки было решительно не к чему. Он побрел в сторону дома и опять споткнулся о шланг, так и валявшийся в траве. И тут его осенило: конечно, нужно полить грядку, где росли помидоры! Он подхватил шланг и залил помидоры щедро, от души.

Домой Владимир вернулся в прекрасном, наилучшем расположении духа. Соня еще спала, и он залез в кровать и приобнял ее так нежно, как никогда не обнимал. Соня немедленно проснулась.

– Что случилось? – спросила она.

– Ничего, – ответил Владимир.

– От тебя пахнет… ты пил?

Соня даже забыла улыбнуться, как всегда улыбалась по утрам. Она считала, что ее ямочки особенно выгодно смотрятся при утреннем свете, придавая взгляду невинность и мягкость.

– Пиво, – ответил Владимир даже с вызовом.

– Ты пил пиво утром? – Соня была уже в легкой панике.

– Да, воды не было, а пить хотелось, – ответил Владимир, медленно раздражаясь.

– Ты пил пиво утром? – До Сони никак не доходила информация.

Желание Владимира рассказать, что он еще плавал, занимался на тренажерах и полил помидоры, тут же пропало. Он решил промолчать.

– Да, и дома должна быть вода. Обычная, в бутылках. Желательно в стекле, но хотя бы в пластике. Постарайся запомнить хотя бы это. – В тоне Владимира появилась не свойственная ему резкость и требовательность. – И мне нужно лекарство от изжоги!

– Хорошо. – Соня подскочила, кинулась к чемодану и начала копаться в пакетах, в поисках таблеток. – Ты такой странный сегодня.

– Пойду, погуляю, – сказал Владимир и вышел из дома.

Почему-то ему не хотелось находиться рядом с Соней, порыв прошел, но душа все равно требовала общества. К тому же после усиленных физических нагрузок разыгрался аппетит, так что встреча с Максом стала бы как нельзя кстати. Что там Ирэна говорила про омлет? Обычный? Да, Владимир очень хотел омлет. И даже если Макса на кухне нет, то он возьмет яйца, молоко и приготовит себе сам. И сделает гренки. В конце концов, завтраки входили в оплату гостиницы, и он имел на них полное право.

На одном из шезлонгов, стоявших на общей поляне, лежал мужчина и смотрел в небо. Он не спал, а просто лежал и смотрел. Владимир подумал, что никогда не лежал вот так, глядя в небо, без всякого занятия. Мужчина его заметил и поприветствовал жестом. Владимир подошел, хотя и не собирался, сосредоточившись на мыслях о сытном завтраке.

– Доброе утро, – сказал мужчина, протягивая Владимиру руку и приглашая на соседний шезлонг.

– Доброе. – Владимир лег и тоже посмотрел в небо.

– Вчера приехали? – спросил мужчина.

– Да.

– А я уже две недели здесь.

Мужчина в мятых льняных шортах, загорелый почти дочерна, лежал с видом человека, который никуда не спешит и который может пролежать неподвижно целый день.

– Вы хоть поужинали вчера, а я вот в день приезда так и остался голодный, – сказал мужчина. – Кстати, меня зовут Давид. И я могу вам показать неплохой ресторан поблизости.

– Владимир. Да, я уже вчера собирался искать кафе. И сегодня с утра что-то было нехорошо с желудком. Думаю, не смог переварить двадцать ингредиентов.

– Это вам еще повезло. Я пришел поздно и доедал «комплимент» от шефа. Так и не понял, что это было.

– А почему его не уволят?

– Потому что он был близким другом семьи, отца Ирэны, вот она его и терпит. Нет, по слухам, он действительно работал в ресторане, считавшемся одним из лучших, но на счет мишленовских звезд не уверен. И Макс там был не шефом, а просто поваром. Ирэна его опекает и считает, что, если оставить Макса без работы, он быстро сдастся, начнет болеть. А пока работает – в тонусе. Она за него очень волнуется. И его амурные похождения – мнимые или реальные – терпит. Делает вид, что верит. Покричит для виду, а сама рада, что у Макса глаза горят. А сегодня вообще аттракцион будет. Вы один или со спутницей? Ну конечно, зачем я спрашиваю? По вашему виду понятно, что вы приехали с девушкой, вряд ли женой и уж точно без детей. Поэтому вы здесь. И встали рано. Я видел, как вы крутили педали на тренажере.

Владимиру было неприятно, что кто-то наблюдал за его утренними экзерсисами.

– Не сердитесь, – сказал Давид. – Я не специально подсматривал. Просто рано встаю и пью на балконе кофе. Такая привычка. А вы явно не в восторге от этого «романтического местечка», я прав?

– Райского, – ухмыльнулся Владимир. – Моя девушка называет его «райским». Да, вы правы. Даже хотел улететь. Вчерашний день меня вымотал: сначала задержка в аэропорту, потом водитель, который оказался поваром, приехал с опозданием, да еще серпантин… Спасибо домработнице, которая накормила меня бутербродом, а то я бы вообще озверел. Да еще за воротами застрял, не мог обратно попасть. В общем, со мной такое впервые. Идиотская ситуация.

– Вчера было спокойно, поверьте мне на слово, – улыбнулся Давид. – Вот сегодня начнется…

– Что начнется? – Владимир не любил подобные предсказания, ему и так было неспокойно.

– Приезжает хозяйка! – торжественно объявил Давид.

– Какая хозяйка? – не понял Владимир.

– Настоящая. Невестка Ирэны, жена ее брата. Она – владелица этого комплекса. И сегодня же приезжает дочка Дмитрия, которая претендует на наследство.

– Подождите, я не понял. Дмитрий, у которого лодка, он кто?

– Родной брат Ирэны. А второй ее брат женился на владелице всего этого. Так что Ирэна с братом – условные хозяева, они здесь живут, обслуживают гостиницу. А хозяйка наезжает с проверкой. Тут такие страсти будут кипеть! Ирэна ведь хочет, чтобы все досталось Константину, ее сыну, а тот отказывается от наследства и делает все, чтобы оно ему не досталось. А племяннице, дочери Дмитрия, двоюродной сестре Константина, уже двадцать восемь лет, она не замужем, и хозяйка, то есть тетка, ею недовольна. Так вот, или племянница выйдет замуж, и она передаст ей в качестве свадебного подарка этот комплекс, или отдаст все Константину – такое условие. Но племянница не собирается замуж, а Константин не хочет заниматься гостиницей.

– Я пойду, наверное, – сказал Владимир. – Что-то я запутался в этих родственных связях.

Он вдруг почувствовал себя плохо – видимо, начало действовать пиво. От утренней бодрости не осталось и следа, хотелось только спать. Даже есть расхотелось.

Новый знакомый кивнул и опять стал разглядывать небо.

Владимир доплелся до дома, прямо в гостиной рухнул на диван и сразу уснул глубоким, но дурным сном, какой бывает, когда просыпаешься слишком рано, украв два часа от привычного режима, и потом засыпаешь с тяжелой головой, не в силах держаться на ногах.

Он проснулся от того, что Соня дергала его за руку.

– Вставай, с тобой все нормально? – Она была взволнована и протягивала ему таблетки.

– Что это? – Владимир еще не очнулся от дремы.

– Ты же просил таблетки от изжоги. И вот еще от поджелудочной. Я взяла, – Соня виновато улыбалась. – Я ждала, когда ты проснешься, уже одиннадцать. Я есть хочу.

– Ну, так приготовь что-нибудь. Я тоже хочу есть.

И он повернулся на другой бок, к стенке, надеясь поспать еще минут пятнадцать.

– Но у нас нет продуктов! Давай позавтракаем в баре. Наверняка, у них что-то есть.

Соня почти паниковала. Владимир знал почему. Несмотря на то, что Соня выросла сама по себе, как репейник, пусть красивый, пусть яркий, но репейник на обочине дороги, без родительского пригляда и заботы, она была совершенно не приспособлена к жизни в бытовом, женском смысле. Купить воду, яйца, молоко, найти магазин, кафе, познакомиться с соседкой, попросить соль, разобраться с плитой для нее было немыслимой и неразрешимой задачей. Как только речь заходила о женских обязанностях – сварить суп из ничего, постирать руками, если сломалась стиральная машина, навести уют, какой бы смысл в это ни вкладывать, от простой уборки до смены занавесок, – Соня превращалась в заносчивое, сумрачное и малоприятное существо. К тому же тугодумное. Нет, если ей показать, а еще лучше отвезти в магазин и сказать, что нужно купить, она бы, несомненно, справилась. Но Соня не обладала женской домовитостью, бытовой хваткой и всем тем, чем с рождения владеют некоторые женщины. Она не умела по запаху, по наитию, по внутреннему чувству найти лавку с овощами в два раза дешевле, чем в магазине. Не умела договориться с мясником о лучшем куске, чтобы быстро, на любой сковороде приготовить своему мужчине ужин. Она не умела обеспечить быт, даже минимальный. И оставалось только удивляться, откуда в ней, выросшей, насколько знал Владимир, в обычной квартире, без нужды, но и без особого достатка, такое незнание жизни и отсутствие даже минимальных навыков существования в современном мире.

Возможно, на работе Соня проявляла деловую хватку и редкие способности, но пресловутый семейный очаг она бы точно не сохранила. Во время очередной диспансеризации врач сказал Владимиру, что в первобытном обществе его бы давно убили из сострадания – чтобы не мучился от хворей и не мешал охотиться. А Соню наверняка принесли бы в жертву как красивую, но бесполезную в пещере самку. «Александра другая», – в который раз подумал Владимир. Она сумела бы прекрасно устроиться даже на Северном полюсе, как бы случайно прихватив с собой набор для выживания в экстремальных условиях. В небольшой чемодан она могла упаковать и теплые вещи, на случай прохладных вечеров, и легкие, если вдруг наступит жара, причем не сверяясь с прогнозом погоды. У Александры было все: от заранее подготовленных, в мелких купюрах, денег страны пребывания до крема от царапин и спрея от комаров. Она сразу узнавала, где находится ближайший магазин, больница, по какому номеру вызвать такси, куда звонить в случае пожара. И Владимир, конечно, это совершенно не ценил. Все возникало из воздуха – наглаженные рубашки, вода, чистое белье…

Видимо, он снова уснул и проснулся от кошмара, задыхаясь. С трудом заставив себя подняться с дивана, он добрел до холодильника и с надеждой заглянул в пустые внутренности. Что он хотел там увидеть? Рядом на столе лежал провод – холодильник не был даже подключен к сети. Владимир потянулся к часам – уже двенадцать. Неужели он проспал так долго? Когда он в последний раз спал до двенадцати? Никогда. И сейчас он хотел только одного: лечь и снова уснуть. Только под кондиционер. Гостиная, не защищенная глухими ставнями, нагревалась. Соня не додумалась оставить включенным кондиционер и ушла. Владимир оделся в мятые шорты и вышел из дома – жажда мучила так, будто он пробежал марафон по пустыне.

За столиком он увидел свежую, бодрую, невероятно красивую и уже не сильно трезвую Соню и в очередной раз удивился, зачем ему такая красота, такая женщина, так мало подходящая для жизни, для нормальной, спокойной жизни, о которой он так мечтал. Соня не осталась в одиночестве (кто бы сомневался) и сверкала ямочками на щеках. Рядом сидел Макс, который чуть ли не с ложечки кормил ее тортиком.

– Красавица! Удивительная! – то и дело восклицал повар. – Но я, увы, помолвлен.

На соседнем стуле сидел Давид, а Константин нес еще одну бутылку вина.

Соня, увидев Владимира, помахала ему.

– Иди скорее, Константин приготовил блинчики с начинкой! Мы тебе оставили порцию!

Владимир сел и принялся за холодные блины со склизким и малопонятным содержимым. Но Константин налил ему кофе и принес воды, что компенсировало качество пищи. Владимир, как подросток, готов был позавтракать хоть чипсами с мороженым.

– Правда Константин чудесный? – щебетала Соня. – Ты знаешь, он ведь музыкант! Представляешь? Даже уезжал с группой и играл в отелях. Был очень популярным!