Текст книги "...Встретимся в октябре... (СИ)"
Автор книги: Маша Моран
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Я запустил руки под стойку, задирая свитер ей на талию. Ее кожа была настолько гладкой и нежной, что казалась нереальной. Она вся казалась нереальной.
Может, мне опять снится? Если проснусь, то не выдержу. Хочу спать вечно.
Настя вдруг потянула меня за волосы, заставляя отстраниться, и пьяно посмотрела мне в глаза:
– Слышишь?
Она тяжело дышала и облизывал губы. На щеках горел искушающий румянец.
Какого черта? Что я должен был услышать?!
Я снова потянулся к ней, впиваясь пальцами в округлые бедра, но она умудрилась по-кошачьи выгнуться и отодвинуться.
– Дверь… Кто-то открывает дверь…
Замки действительно щелкали. Один за другим.
Глаза Насти испуганно расширились:
– Твои родители… Мне нужно… идти… куда-нибудь…
Она выглядела такой несчастной и потерянной, когда судорожно прошептала:
– Не прогоняй меня…
Мозг постепенно начинал соображать. Когда до меня дошло, что она говорит…
– Не неси чушь. Ты останешься здесь. Со мной.
– Они не должны меня видеть. – Настя испуганно оглядывалась, словно решала, куда спрятаться.
А я мог только тупо стоять и смотреть на то, как ее соски, натягивали тонкую ткань. Они так отчетливо выделялись. Два крошечных тугих камушка, которые хотелось ощутить во рту. Так сильно, что у меня выступила голодная слюна.
– Дима-а-а! Ты до-о-ома? Я видела у подъезда твою гигантскую машину! И зачем тебе такая огромная? Вот если бы у тебя были дети… А этот монстр… Зачем только деньги тратил?! Она ж наверное…
Мать что-то кричала из прихожей, а я смотрел Насте в глаза.
– Ты моя. И мне плевать, кто тебя увидит.
Настя прикусила палец, став похожей на маленькую девочку. Испуганную и неуверенную. А я почувствовал, что должен ее защитить. Просто обязан. Кроме меня некому. Да я никому и не позволю. Потому что она принадлежит мне.
На пару секунд я обернулся к распахнутым кухонным дверям. От матери можно ожидать всего, чего угодно. Но даже ей я не дам обидеть Настю, которая уже напридумывала себе неизвестно чего о моей «будущей жене».
Мать ворвалась на кухню. Следом устало плелся отец.
– Боже, Дима! Что это?! – Она замахала руками. – Зачем тебе это кресло?
Что? Кресло? Я повернулся обратно, чтобы увидеть, что…Настя исчезла. Только на полу валялся мой свитер, из которого выглядывала круглая голубовато-серая голова. Треугольные уши печально висели над хмурыми голубыми глазищами.
Я наклонился и поднял свою грустную волшебную кошку.
Злыдня мяукнула и уткнулась мордочкой мне в шею.
Проклятье…
– А это все зачем?! Не понимаю…
Впервые в жизни я готов был послать собственную мать.
Прижимая Настю к себе, я хрипло ответил на все вопросы матери:
– Потому что это понравилось моему коту.
Глава 16. Настя
Каким-то невероятным образом мне удалось превратиться обратно. Дважды. Но еще ни разу с момента, как стала кошкой, я не чувствовала себя такой несчастной. Те несколько минут рядом с Димой оказались издевкой надо мной и всеми моими мечтами.
В первый раз я вообще не поняла, что произошло. Мне снился яркий и болезненно сладкий сон, от которого не хотелось просыпаться. Все, о чем я запрещала себе думать и мечтать, превратилось в волшебную сказку. Можно было соврать себе, что во сне невозможно контролировать свои желания. Можно было отдаться колдовству, которое мы творили вдвоем.
Просыпаясь, я ощущала себя счастливой. Мне было тепло, спокойной и уютно. Безопасно. Горячие руки обнимали меня так крепко и властно, что хотелось пролежать в его объятиях вечность. Не двигаясь. Рядом с ним. Сливаясь с ним. Чувствуя его свежий запах. Запах осенней горечи и сырости.
Но потом я снова стала чертовой кошкой. Его противным другом Злыднем.
Я даже не могла поверить, что мое превращение в человека – не продолжение сна.
Вот только Дима поверил. Поверил сразу. Не бегал с криками, что такого не бывает и не вышвырнул меня из дома. Не постарался убить или сдать на опыты.
Вместо всего этого он нашел способ говорить со мной. И обещал помочь. Начал собирать информацию.
Так обо мне никто никогда не заботился. Даже родители, которые вместо помощи и поддержки повесили на мою голову Киру.
Думать о предательнице-сестре я не хотела. Старалась вообще выбросить ее из головы. Это даже получалось.
Но то, что она уехала, а от моих вещей и денег не осталось и следа, меня подкосило. Дима тоже был злой. Я чувствовала его состояние. Он весь словно был окутан бурлящей темнотой. Она клубилась вокруг него, видимая только мной.
И эта темнота… Она напитывала меня. Я будто бы втягивала ее в себя, по глоточку, насыщаясь силой и энергией.
Это ужасно, но мне хотелось, чтобы он как можно дольше держался в этом состоянии – черной ярости, злости и безудержной тоски. Потому что это… помогало мне оживать.
То, что отравляло его, было целебным для меня. Не знаю, как это поняла, но чувствовала, что все правильно.
Я все равно смогу вытащить из него всю эту черноту, так что плохого в том, что он поддается настолько губительным эмоциям?
Я представляла себя такой, как была во сне. Живой, настоящей, соблазнительной. Способной его заинтересовать и понравиться. Но это был всего лишь сон. И теперь уже мои эмоции выходили из-под контроля. Будь я женщиной, я бы никогда не смогла привлечь внимание такого мужчины, как он.
Потому что… хоть и была мечтательницей, но себе я старалась не врать. Мы разные. Он почти идеальный. Между ним и совершенством только тонкая черта, которую он с легкостью пересек, устроив мне самый незабываемый день.
Мы гуляли по торговому центру вместе. Он вставил в уши серебристые наушники и с задумчивым видом ходил между рядов, позволяя МНЕ выбрать все, что захочу. В потертых джинсах и кожаной куртке. С взъерошенными от ветра волосами и легкой щетиной. Пахнущий туалетной водой и своим собственным запахом, против которого невозможно было устоять.
Конечно, я видела, как на него смотрят другие женщины. Да они слюни едва ли не пускали! Вешались на него! Старались ненароком прижаться, задеть грудью и просили достать совершенно ненужную им ерунду с верхних полок.
Они портили мой идеальный день с ним! Портили ту горькую радость, которую я испытывала, когда он обращался ко мне, спрашивая что мне нравится. Он делал вид, что говорить по телефону со своей девушкой, но остальных это не останавливало.
Пусть Господь простит, но мысленно я представляла себя той колдуньей из сна. Способной наслать на них такую порчу, чтобы при одном взгляде на Диму их начинало выворачивать наизнанку.
Я не знаю, что дало мне силы снова превратиться. В какой-то момент я просто вновь ощутила… себя.
И это было так непривычно. И прекрасно.
Но лучшим в моем возвращении в саму себя вновь оказался Дима.
Он вел себя так… словно я важна ему! Словно он испытывает ко мне чувства. Настоящие. Глубокие. Сильные. Очень сильные.
Я хорошо успела его узнать. Он не был из тех, кто тащит в постель всех подряд и ради секса будет идти на все. То, как он смотрел на меня… Так он не смотрел ни на одну женщину.
Пожирая тяжелым властным взглядом. Припечатывая к месту и клеймя огнем в глазах. Мне казалось, что я тону в темноте. Погружаюсь в темные воды, отчаянно хватаясь за жизнь. Последний глоток воздуха, который ничего не решит, а только продлит агонию. Но я сделала его, вдохнула.
Только для того, чтобы Дима коснулся моих губ.
Я позволила ему поцеловать себя. Знала, что из этого ничего не выйдет, твердила себе, что нужно быть разумной. И все равно позволила.
Одним касанием он превратил меня в зависимую. Это был даже не поцелуй… Я готова была наброситься на него, умоляя поцеловать по-настоящему, дать распробовать вкус его губ. Хотела, чтобы он был во мне – губы к губам, язык к языку. Чтобы прикасался везде – я хотела ощущать его рот в самых сокровенных местах тела. Полностью принадлежать ему. Дышать им и ради него.
Это было странно. Дико и незнакомо.
Возвращение его родителей спасло меня от безумства. И оно же стало причиной моего превращения обратно в кошку. Не знаю точно, что на меня подействовало: страх быть увиденной его матерью или же мое время рядом с ним истекло, но я снова стала домашним питомцем.
Следующие дни превратились в ад. Димина мать решила во что бы то ни стало устроить его личную жизнь. Любой ценой. А самого Диму отправили в командировку.
Если бы могла плакать, наверное, разрыдалась бы. Прощаясь, он прижал меня к себе, прошептав, что обязательно найдет способ вернуть меня обратно. Я жадно вдыхала его аромат и цеплялась ногтями за одежду, не желая никуда отпускать.
Он должен остаться дома. Со мной. Просыпаться каждое утро подо мной, сонно улыбаться и медленно гладить мою спину.
Я не знала, как продержусь без него. Не представляла.
Он взял с матери и отца обещание, что они будут заботиться обо мне и беречь. Но по выражению лица этой женщины я понимала, что мне будет не намного лучше, чем у Клавдии Семеновны.
Так и случилось.
Сначала я вообще старалась не покидать Димину спальню. Но голод выгнал меня из укромного убежища. Пришлось отправиться на поиски еды.
Спасибо Диминому отцу. Он насыпал ненавистный мне корм. Кое-как наполнив им желудок, я вернулась обратно, и застала Димину мать в его спальне. Она беззастенчиво ковырялась в его вещах, отбрасывая в стороны мои кошачьи игрушки.
– Нина, что ты делаешь? – За мной следом вошел Геннадий Петрович.
Я попыталась резануть когтями эту невыносимую женщину, но лишь слегка задела капрон ее колготок.
– Ай! Гена, убери эту мохнатую тварь с моих глаз!
Геннадий Петрович взял меня на руки.
– Тише-тише, малыш, ну чего ты?
– Хватит с ним возиться! Дима помешался на этом коте. Нужно вышвырнуть его отсюда. А ему скажем, что эта гадость сбежала и потерялась.
– Нина…
С трудом, но я сдерживалась. Нужно быть хорошей… Спокойной… А иначе она точно исполнит свою угрозу.
– Зачем ты вообще сюда пришла?
– Как зачем?! Чтобы понять, что происходит с нашим сыном. Тебя, например, не волнует, почему у него нет женщины? Никакой! Ни постоянной, ни даже какой-нибудь потаскушки на одну ночь.
– Нин, он взрослый парень. Сам как-нибудь разберется.
– Сам? Сам?! Уже разобрался! Притащил в дом это лишайное чучело и даже спит с ним в обнимку. Ест чуть ли не из одной тарелки. Это ненормально, Гена! Тебе следовало бы проявить больше беспокойства о сыне! Кстати, вот, что я нашла!
Меня аж подбросило, когда я заметила в ее руках пакеты. Те самые, с бельем, которое он мне купил.
Нет, пожалуйста… Только не прикасайтесь к нему…
Нина Павловна вытряхнула на матрас все содержимое.
– Вот! Посмотри на это!
Геннадий Петрович стиснул меня так, что едва не переломал все кости.
– Э-э-э…
– Что «Э»? Я уж грешным делом подумала, что он заделался в этих геев. Была почти уверена. А теперь это белье… Но он точно не трансвестит. Такого я не переживу. Уж лучше гей. Но! Все белье слишком маленького размера. И все с этикетками. Кому он его купил? Посмотри, какой разврат! – Она потрясла тремя узенькими полосками нежно бежевого цвета и красивым шелковым бантиком сбоку. – А цену ты видел?! За вот это – пять тысяч! Пять тысяч, Гена! Он нашел какую-то шлюху, на которую спускает все свои деньги. А это?! Купальник за сорок тысяч. Да на эти деньги можно два месяца жить. Нужно узнать, кто она… А ВОТ ЭТО. Ты. Видел?!
Она отбросила белье и схватила спиритическую доску.
– А что, если она сектантка? Шлюха-сектантка… Боже… Я с ума сойду… Ну что ты молчишь?!
Могла бы – рассмеялась. Шлюха-сектантка. Знала бы Нина Павловна, что произошло на самом деле.
– Нина… Ты все слишком драматизируешь. Дима – взрослый самостоятельный мужчина. Ему тридцать четыре! Неужели ты думаешь, что у него женщин не было?
Я впервые слышала, как Геннадий Петрович повышает голос. Чаще он вообще молчал. Но сейчас, видимо, набрался храбрости.
– Были, Геночка, конечно, были! Но откуда ты знаешь, что это были ПРАВИЛЬНЫЕ женщины?
– Нина… Ну вот, о чем ты? – Геннадий Петрович гладил меня с такой силой, словно пытался выдернуть всю шерсть. Или… найти поддержку. – Пусть общается, с кем хочет.
– Ну уж нет, Гена! «С кем хочет» уже тянет из нашего сына деньги. Ты не подумал, почему он ее скрывает? Да потому что стыдно показать такую шлюху родителям. А я внуков хочу, Гена! Кого родит такая вот?!
Она потрясла в воздухе черными шелковыми шортиками, и мне стало до боли обидно, что бОльшую часть этих вещей я даже не успела рассмотреть. Не говоря уже о том, чтобы примерить их. Дима купил все это для меня. Наверное… он хотел видеть меня в этом белье. Думал обо мне. Представлял.
– Ниночка, родная моя, ну успокойся.
– Гена! Не раздражай меня! Я должна знать, с кем он встречается. Лично подобрать ему подходящую девочку. Кристина, конечно, так себе… Но если она сможет отвлечь его от ВОТ ЭТОЙ, то я буду только рада. Ее мы хоть знаем.
– А по-моему, эта Кристина похожа на стриптизершу. И вела себя так же.
После этих слов показалось, что Нина Павловна сейчас взорвется. И я, если честно, этому порадовалась бы. Кристина, значит? Видимо, дочь той самой подруги, которую она ждала в гости.
– А ты откуда знаешь, как выглядят стриптизерши?! Что, таскался по ним?!
Геннадий Петрович мной загородился, как щитом. Даже смешно стало. Но в отличие от него, я готова была сражаться.
– Конечно, нет. Но она уж слишком… доступная. Ты же видела, как она себя вела. И как была одета. И накрашена. Да и под нож ложилась не раз. Я же работал в госпитале – вижу такие вещи.
– Уж лучше Кристина, чем неизвестно кто! – Нина Павловна начала быстро распихивать белье по пакетам. – Я Кристинку быстро приструню, если что. Пусть сильно себя хозяйкой не мнит.
На это Геннадий Петрович выразительно хмыкнул, но промолчал. Его жена то ли не заметила, то ли сделала вид, продолжая издеваться над моим бельем.
– А это мы уберем и выбросим. Не к чему в доме держать вещи всяких продажных девок.
– Нина, Диме это не понравится. Он ведь заметит, что вещи пропали.
Нина Павловна была похожа на одержимую. Сейчас, впервые с того момента, как очутилась в парке, я испугалась за свою жизнь.
– А мы ему скажем, что это его мерзкий кот! Нашел пакет и подрал все. Недаром же он его Злыднем называет.
– Ну, во-первых, это не кот, а кошка, а во-вторых…
– Никаких «во-вторых». Пошли!
Я попыталась вырваться из хватки Геннадия Петровича. Он даже опустил меня на пол, но мать Димы вдруг ринулась ко мне и попыталась пнуть. Я едва успела отскочить и инстинктивно зашипела на нее.
– И гадость эту забери отсюда.
Геннадий Петрович попытался возразить:
– Но он спит в Диминой комнате. Тут у него и дом обустроен, и игрушки…
– Гена… Тебя не настораживает, что взрослый мужик вместо того, чтобы жениться и воспитывать ребенка, нянчится с котом и покупает шалавам белье? – Неожиданно она пнула моего пушистого кролика, того, самого первого, в домик-тыкву. Потом достала из пакета потрясающей красоты шелковый топ с широкими бретелями, накрыла им дом и подняла с пола. – Даже прикасаться к этой гадости не хочу.
Она вынесла дом. Мой дом. И кролика.
– А Диме скажем, что когда этот мерзавец сбежал, мы все отдали в приют для животных. О! Нет! Придумала! Скажем, что когда кормили его, он начал играться с едой и испортил дом. Я пыталась отстирать, ногти до крови чуть не сорвала, но пришлось выбросить. А потом этот неблагодарный монстр сбежал.
– Нина, это уже слишком…
Но не смотря на свои слова Геннадий Петрович снова подхватил меня на руки и вынес из спальни.
– С некоторыми проблемами, Геночка, нужно бороться радикально!
Меня охватила ярость. И отчаяние. От которого хотелось выть. То, что Дима покупал для меня, то, что было только нашим, сейчас отправлялось в мусорку.
Наша с ним жизнь оказалась настолько хрупкой… А если они ввнесут на свалку и меня? Смогу ли я продержаться там достаточно долго? Сможет ли Дима меня найти? Будет ли вообще искать?
Я не хотела это проверять. Не хотела узнавать, насколько важна для него.
Каким-то чудом мне удалось вырваться, расцарапав ладони сначала Геннадия Петровича, а потом вогнав когти в ноги его жены. И пусть это действовало против меня, но сдержаться я не могла.
Мне еще никогда не было так больно. До отупения.
Я неслась по Диминой квартире из последних сил. Здесь почти не было укромных уголков, но я знала, где могу спрятаться. Главное, продержаться до его прихода.
Глава 17. Настя
Мой сон снова был сказочно ярким и нереально волшебным. И я снова видела Диму. Хотя бы у меня в голове мы могли быть вместе, и из-за этого я не хотела просыпаться вообще никогда.
Он пришел ко мне, когда я уже отчаялась дождаться.
На этот раз я оказалась на поле. Землю покрывал мягкий пушистый ковер сухой травы и цветы, затерявшиеся среди травинок. Повсюду возвышались руины, обросшие темно-зеленым мхом. Основания башен, пустые оконные глазницы и даже огромная, сложенная из камня печь с трубой. Тут и там, на остатках древних стен, стояли свечи. Все они пылали, освещая надвигающиеся сумерки.
Я посмотрела на небо – оно нависало над землей темно-серым одеялом, и казалось, что достаточно лишь протянуть руку, чтобы коснуться его.
Из-за остова полуразрушенной башни вдруг выглянуло жуткое пугало с окровавленным ртом и длинными когтями. Оно скалилось и точило когти о камни.
Что-то заставило осмотреться. Их было полно. Длинные шесты с насаженными на них существами, сшитыми из мешковины. Все они следили за мной горящими, как угли, глазами. Ветер трепал их ветхие рубахи и плащи, балахоны.
Я знала, что они не дадут мне сбежать отсюда. Да и все равно. Меня они не пугали. Пугало другое: что Дима не придет.
Я побрела к развалинам массивной каменной печи. Прислоненная, рядом стояла печная заслонка. Я даже обернулась, проверяя, нет ли кого позади. Именно в такую печь хитрый Гензель сунул глупую ведьму. Что если кто-то попытается избавиться и от меня?
Но кроме пугал, которые все так же стояли кольцом, никого не было. Спотыкаясь о кирпичи и камни, я добралась до печи. Внутри что-то лежало. Любопытство толкнуло заглянуть внутрь.
Это была книга. Маленькая, но пухлая, с красивой пряжкой, какие бывают на старинных фолиантах. На потрескавшейся кожаной обложке с десятками царапин остались следы тиснения.
Я осторожно вытащила ее из печи. Кто-то пытался ее сжечь? Это стало понятно по обуглившимся черным краям. Я счистила пыль с обложки и драгоценных камней. Они были выложены в форме символа, чем-то напоминающего спираль. Грубо обработанные, мутноватые. Темно-бардовые. Я присмотрелась. Казалось, что внутри них собраны клочья паутины. А еще они чем-то напоминали угольки. Точно!
Я обернулась. Горящие камешки углей в глазах пугал. Точь-в-точь эти камни, украшающие обложку.
Осторожно я расстегнула пряжку и открыла книгу. Страницы были плотными и темными. Их покрывали сотни рисунков, непонятные символы и столбцы текста. Я не понимала, что там написано, хотя все буквы казались знакомыми.
Налетевший ветер начал переворачивать страницы, пока между двумя из них я не увидела нити черной пряжи. Той самой, с которой так любила играть. Мягкая, пушистая, теплая… Состоящая из боли и страданий Димы. Та, которую я вытягивала из него, которой питалась и насыщалась. Вкусная сладкая боль его ран на теле и в душе.
Она сладко пахла смесью пряностей. Даже голова закружилась от этого аромата. Корица, гвоздика, розы, свежесть леса и сырость. Мне кажется, я сама пропиталась запахами его боли. И это было восхитительно – пахнуть им. Быть его частичкой. Можно представить, что мы настолько близки, что я пахну его ароматом.
Я заставила себя сосредоточиться на страницах, где лежала пряжа.
Непонятно ни одного слова, но картинки… Вокруг костра водили хоровод обнаженные мужчины и женщины. Над ними было нарисовано странное существо с вытянутым телом, длинными руками и ногами и хвостом закрученным на конце все той же спиралью. У существа были огромные когти и зубастая пасть. Я уже где-то его видела… Странная тень, мелькнувшая перед глазами, когда меня пытались изнасиловать! Это точно она! Или он…
Я пыталась прочитать текст внизу страницы, но слова по-прежнему казались непонятными.
Бросив бесполезное занятие, я начала рассматривать другие иллюстрации. Снова эта кривая спираль из камней. Вокруг было множество надписей и ещё каких-то символов.
А еще ниже паутина из нитей и прялка. Я не знала, что это значит, но кажется, в этой книге была подсказка. Возможно, способ вернуть себя прежнюю скрыт именно здесь. Я никогда не верила в волшебные книги, магию и ведьм. Но после того, что со мной произошло, была готова зацепиться за любую возможность. Если меня превратили в кошку, то должен быть способ вернуться обратно! Почему он не может быть записан в книге?!
– Настя!..
Я обернулась на знакомый голос.
Дима… Он бежал ко мне, не обращая внимания на жутких пугал. Легко перепрыгивал развалины, не сбавляя скорости. Ветер трепал его волосы, отбрасывая их назад, расшвыривал в стороны полы куртки и облепливал майкой очертания мощной груди.
Даже во сне я любовалась им. Пыталась взять себя в руки и не смотреть слишком откровенно, но сдалась. На него невозможно было не смотреть.
Он бежал. Бежал ко мне. Такой сильный и красивый, способный решить все проблемы. Я старалась не улыбаться при его приближении и так отчаянно прижимала к животу книгу, что стало больно.
– Настя! – Дима добежал до меня, с размаха вжимая меня в себя и укутывая горячими даже во сне объятиями.
Такой счастливой, как сейчас, я не чувствовала себя никогда. Как же приятно он пах… И был таким теплым. Твердым. Надежным.
Я прижалась лицом к его груди, так отчетливо ощутимой под тонкой тканью. Каждая мышца его тела сейчас принадлежала мне. Каждая твердая выпуклость и впадинка. Сейчас я могла ни с кем им не делиться. Сейчас он был только моим.
– На-а-астя… Как же я скучал…
Я хотела получить любое доказательство его тоски по мне.
– Как сильно?
Он отодвинул меня от себя и обхватил ладонями мои щеки. Его горячая кожа напротив моей, нахоложенной ветром, обжигала сладкой болью.
– Очень… Безумно…
Его поцелуй был на вкус, как то самое безумие. Там, где губы Димы касались моих, вспыхивали огни.
Я оказалась прижата к шершавым кирпичам. Ощущать его сильные руки на себе было до одури приятно. Я переставала соображать, погружаясь с головой во влажный сочный поцелуй. Дима пожирал мои губы, то кусая их, то зализывая причиненную боль.
В голове шумело, а по телу разливался жар. С трудом, но мне удалось оттолкнуть его.
Дима облизнул покрасневшие губы и вдруг протянул мне красивый маленький букет. Бархатистые раскрывшиеся бутоны роз и невероятной красоты голубые цветы, названия которых я не знала.
– Это извинения… За то, что ты оказалась права. Я снова тебя оставил…
Я вдохнула нежный аромат цветов:
– Этим не отделаешься…
Его глаза лихорадочно блестели, когда он гладил мои щеки:
– Все, что ты захочешь.
Я хотела лишь одного:
– Возвращайся поскорее. Без тебя так плохо…
Здесь, во сне, я могла быть самой собой. И в то же время, могла соврать всем и себе, что происходящее – неправда. Просто фантазия.
Я положила книгу обратно в печь и запустила ладони ему под майку. Мягкое покалывание волосков на его твердом животе казалось почти реальным. По телу прошла дрожь от прикосновения к его горячей гладкой коже. Я помнила все его родинки и шрамы. Могла найти их с закрытыми глазами.
Мой любимый шрам – последний, шершавый и выпуклый, справа от пупка. От него до сих пор вилась тонкая ниточка боли.
Дима тихо застонал и намотал мои волосы на кулак. Оттянул назад голову, заглядывая в мои глаза.
– Тебя кто-то обижает?
Если я скажу, что это его собственная мать, поверит ли он? Я бы не поверила. Слово чужого человека против слова того, кого я знаю всю свою жизнь. Но моя мама и не была похожей на его.
Я покачала головой. Не хочу говорить. Что если он подумает, что я хочу их рассорить? Выбирая между мной и матерью, на чью сторону станет он? Не хочу знать. Я не смогу его лишиться. Без него просто не выдержу. Лучше промолчать…
Я опустила взгляд туда, где под майкой выделялись мои ладони:
– Я по тебе скучаю…
Я опустилась на колени и осторожно задрала его майку. Смуглая кожа манила прикоснуться. Мышцы подрагивали и сокращались. Дима тяжело вздохнул, и я бросила на него неуверенный взгляд. Я что-то делаю неправильно?
Его грудь поднималась и опадала от тяжелого дыхания, а губы смыкались и размыкались, словно он хотел что-то сказать.
Думает остановить меня?
Пока он ничего не сделал, я осторожно провела подушечками пальцев по шраму. Дима застонал, и я тут же убрала руку.
– Больно?
Он протяжно прохрипел:
– Не-е-ет, не останавливайся… Умоляю…
Внутри все затрепетало от его слов. Я поцеловала кожу под шрамом, вдыхая едва ощутимый аромат свежести и осени. Он пах невероятно. Я не удержалась и лизнула чуточку солоноватую кожу. Дима снова застонал и прижал мою голову к животу. Ему нравится… Неужели, мои неумелые ласки ему нравятся?
Как могла нежно, я оставила дорожку поцелуев на розоватом шраме. Он цеплялся о губы и пах сладкой тягучей болью. Как горячее вино со специями. Но вино густое, будто кровь. Я дышала его болью, чувствуя, как она придает мне сил справиться со всем, что грядет.
Дима путался пальцами в моих волосах и прижимал к своему животу, прерывисто постанывая. Его голос царапал нервы, заставляя меня дрожать и покрываться испариной.
Я жадно целовала его шрам. Никак не могла насытиться. Оставляла влажные следы на коже, захватывая ее зубами и задевая языком. Волоски царапали мои губы, но это было самое сладкое ощущение, какое я только испытывала.
Внутри все горело от потребности прикоснуться к нему языком везде. Напитаться его болью, одиночеством и тоской.
– На-а-астя… моя… Какая же ты сладкая…
Эхо жутких голосов разнеслось над руинами. Я вздрогнула и оторвалась от Димы. Но он снова прижал меня к себе, словно защищая.
– Пора-а-а… Времени больше не-е-ет…
Я бешено вертела головой, пытаясь понять… Пугала! Монстры с горящими глазами и вышитыми кровавыми нитками ртами, смотрели прямо на нас.
– За тобо-о-ой иду-у-ут… Просыпа-а-айся…
Я знала, что они говорят это не мне, а Диме. Он… в опасности?
Наши взгляды встретились.
Он смотрел на меня с нежностью и тоской.
– Прости… кажется, мне нужно идти…
– Какой же ты дурак! Просыпайся немедленно!
– Еще немного… рядом с тобой…
Он гладил мои щеки и губы, глядя так, как мечтает, наверное, каждая женщина, чтобы на нее смотрел любимый мужчина. Только Дима никогда не должен узнать, что он мой ЛЮБИМЫЙ.
– Ты должен идти, глупый! – Я ударила его в плечо, но он лишь улыбнулся.
– Что ты нашла? – Он кивнул на печь.
Я снова вытащила книгу и прижала к Диминой груди.
– Книга. Забери ее. Ты разберешься. Но прошу: уходи…
Пугала сужали круг. Их глаза горели ослепительно ярко. От ветра их одежда трепетала, и казалось, что они бросаются на нас.
– Просни-и-ись… Будет по-о-оздно…
Я встала на цыпочки и вцепилась в волосы Димы:
– Просыпайся! Немедленно! – Что-то заставило меня вонзить ногти в его грудь. Напротив сердца.
Дима поморщился, и я ощутила его боль. Острые ядовитые стрелы.
В следующую же секунду что-то громко загрохотало, и я проснулась.