Текст книги "Плывущая женщина, тонущий мужчина"

Автор книги: Масахико Симада

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

Вам следует брать с них пример. Если вы исправитесь, они станут вашими товарищами. Вы можете многому у них научиться. И наоборот, они смогут почерпнуть у вас немало полезных знаний. На берегу вы не были рядовыми людьми. И на море вам вполне по силам, опередив молодежь, вписать свое имя в анналы новой истории. Парни нуждаются в вас. Они посвятили себя великой игре жизни. А вы нуждаетесь в их решимости. Так поделитесь же с ними своим организаторским опытом и техническими знаниями!

Мы будем только приветствовать, если в судовом казино вы поставите на карту самих себя, свою жизнь, свое будущее. Кто из вас готов на это, играя в покер, рулетку или баккара? Неужто никто не захочет бросить мне вызов в этой архиважной для вас игре? Если вы поставите на нечет свое будущее, я поставлю на чет вашу свободу. Если выиграете, я без всяких условий сделаю все, что вы пожелаете. Захотите сойти с «Мироку-мару», пожалуйста. Но уж коли вы проиграете, будете действовать с нами заодно, помогая в меру своих возможностей низвергнуть унылую капиталистическую систему, охватившую весь мир.

Я надеюсь, что вы откликнитесь на мой вызов. Разумеется, я рискую проиграть так же, как и вы. Ну что? Я не навязываю вам выбор будущего. Я предлагаю вам лишь препоручить себя богине судьбы. Куда бы ни повернула судьба, мы с вами равны.

Сейчас «Мироку-мару» взяла курс на Пусан. Затем, минуя Владивосток, зайдет в порт на Сахалине, расположенный в бухте Корсакова, обогнет Итуруп и Кунашир и выйдет в Тихий океан. Желательно, чтоб к этому времени вы сами выбрали свое будущее. Как только вы все определитесь, мы встанем на рейде Урага, в том самом месте, где когда-то бросали якорь «черные корабли», после чего «Мироку-мару» возьмет курс к берегам Австралии.

У вас достаточно времени, чтобы все обдумать. Те, кто уже определился, спешите в казино. Вместе покумекаем, чем вам заняться в будущем.

На этом речь Брюса Ли закончилась. Заложники, казалось, вот-вот рухнут, точно получив тяжелый удар под дых. Гвардейцы, хватая за ворот и за руки, начали вытаскивать их из дискотеки.

В толпе гвардейцев раздавались странные выкрики:

– Так-то вот, что в лоб, что по лбу!

К Мицуру подскочил Харуо:

– Идешь в казино? Сыграем.

– Вот еще, с шулерами!

– В этом мире все шулера. И ты тоже.

– Хорошенькое дело – определять будущее в азартной игре!

– Ты чего? Захотелось обратно в трюм? Нельзя мешкать! Пошли, если хочешь вернуть Аои. Ты же мужчина! Ради чего ты кружишь на корабле по Дальнему Востоку? Чтобы, потеряв Аои, похныкать и махнуть на все рукой? Не думай о проигрыше. Тебя ж не убьют, если продуешь. Делай только то, что в твоих силах. Не напрягайся. Все равно твоя дальнейшая жизнь в руках Брюса Ли!

Харуо подначивал Мицуру отчасти ради своей забавы. Мицуру понимал, что при любом раскладе этой азартной игры не миновать. Денег под рукой нет. О том, чтобы за него заплатили выкуп, разумеется, нечего и думать. Ценной рабочей силы он тоже не представляет. Отказаться от игры или, согласившись, проиграть – исход один. Чтобы не растерять решимость, Мицуру прямиком направился в казино. Грезить о крутой перемене участи все-таки лучше, чем быть запертым в трюме. Пусть скорее наступит развязка, даже если ему суждено стать рабом на этом сумасшедшем корабле! Заложников, рассуждавших так же, как Мицуру, набралось не так мало. Уже человек сорок образовали очередь у входа в казино, стоя с бесстрастными, как у коал, лицами.

– Такая сногсшибательная игра и такие тупые рожи! – бурчал Харуо, неодобрительно поглядывая на заложников.

Ошибаешься, подумал Мицуру. Именно потому, что им предстоит такая игра, с их лиц спали все эмоции. В момент крайнего напряжения человек глядит в пустоту пустыми глазами. Стороннему наблюдателю такое выражение лица вполне может показаться тупым.

– Бы тоже играете?

Сразу за Мицуру встал поэт Ли Мун Че.

– Где вы были? – спросил Мицуру.

– В библиотеке – заплатив одному болвану.

– Если выиграете, конечно же, сойдете с корабля? Следующая остановка в Пусане, вам надо торопиться.

– Вся жизнь – игра, – ответил поэт, глубокомысленно улыбнувшись. – Мне кажется, я выиграю. Ведь до сих пор я всегда проигрывал.

– Если выиграете, сможете встретиться с другом в Пусане.

– Да. Но просто так я с корабля не сойду.

– То есть?

– В молодости я думал так же, как этот товарищ. Только средства у нас разные. Он хочет с помощью корабля и насилия изменить мир. Я пытался изменить мир с помощью слов.

– Вы поддались на льстивые уговоры Брюса Ли?

– Я только сказал, что мы думаем похоже. Однако быть узником – вредно для здоровья. Прежде всего я должен, победив в игре, стать с ним на равных.

Речь Брюса Ли была нацелена на японцев, даже скорее на тех из них, в ком силен дух корпоративной этики. Ли Мун Че не японец, не служит в фирме. Речь ему не предназначена. И если аргументы Брюса Ли ласкают ему слух, это его право…

Со своей стороны, Мицуру, признавая, что в этой речи местами были рассыпаны верные суждения, не мог сдержать гнев: не Брюсу Ли рассуждать о таких вещах! Не его ума дело, что станется с японцами в будущем. Подумать только, этот псих, страдающий манией величия, взялся распоряжаться судьбой японцев! Купил богиню судьбы? Лично я, думал Мицуру, не собираюсь участвовать в этом балагане, пусть не думает, что я принимаю его шутовские заявления всерьез и готов вручить ему свою судьбу.

Прежде всего, какую помощь могу я оказать этому сумасшедшему кораблю? Денег у меня нет. Физических сил маловато. Все что есть – это проницательность, позволяющая видеть насквозь лживое пустословие. Поэт Ли Мун Че превосходит меня в проницательности, но в отношении к Брюсу Ли мы теперь по разные стороны баррикад.

Впрочем, сейчас не время вставать в позу из-за расхождения во мнениях. Мицуру решил воспользоваться хотя бы каплей уверенности поэта.

– Господин Ли, у меня к вам одна только просьба. Не могли бы вы сыграть передо мной. Вы непременно победите. Тогда, может быть, от вас везение перейдет на меня. Поэтому я сразу после вас…

Поэт строго взглянул в глаза Мицуру, но в следующее мгновение его лицо осветилось улыбкой.

– Договорились! – сказал он.

Стоявший рядом и слышавший их разговор Харуо бросил Мицуру:

– Вижу, ты тоже решился играть всерьез!

– Разумеется. Если я проиграю, мне придется официально передать Аои этому господину.

Минут через тридцать подошла очередь поэта. Кети и ее подручные, занимавшие позицию у входа в казино, обсуждали с каждым заложником лично, на что тот хочет играть.

– Расскажем друг другу после, как прошла игра, – сказал поэт и, собравшись с духом, устремился на «поле боя».

Вскоре подошла очередь Мицуру, и Кети спросила:

– Твое желание?

Мицуру ответил по-английски:

– Женщина, которую Брюс Ли сделал своей наложницей, моя любовница. Хочу, чтобы он ее отпустил. После чего мы с ней покинем этот сумасшедший корабль.

– В одной игре нельзя требовать исполнения двух желаний. Выбирай что-нибудь одно.

– Ну, тогда главное – вернуть мне Аои. Своим противником назначаю самого Брюса Ли.

– Он сильный игрок.

– Надеюсь, не мухлюет?

– Об этом можешь не беспокоиться. За ходом игры наблюдают капитан и эконом. Ведь они отвечают за безопасное и приятное плаванье пассажиров. Но если проиграешь, поскольку ты из тех заложников, у которых нет денег, все, что с тебя можно взять, это рабочая сила. Допустим, как насчет того, чтобы заняться обучением мигрантов, направляющихся в Японию? Неплохая работа. Ради безопасности корабля, на нем всегда должно оставаться известное число заложников, и тебя включат в их число. Тогда, пожалуйста, никаких жалоб.

Пока Кети говорила, сидевший рядом служащий печатал на электронной машинке текст. Их беседа слово в слово превратилась в письменный договор, и после того, как он поставит свою подпись, настанет его черед идти к зеленому сукну.

Просмотрев отпечатанный текст, Мицуру тотчас небрежно расписался. Враг, позволяя себе грубый произвол, был удивительно щепетилен в соблюдении юридических формальностей.

– Вид игры? Рулетка? Покер? Кости?

До сих пор Мицуру не интересовался азартными играми. Его знания исчерпывались тем, что в кости играют на чет и нечет. Он выбрал кости, и его отвели к столу, предназначенному для игры в баккара. За рулеткой была в самом разгаре игра между поэтом и Татьяной. Шарик уже был в центре диска. Легкий, сухой треск вращающегося шарика вскоре затих. Сгорбившийся возле рулетки поэт внезапно выпрямился, как жердь, и закричал:

– Победа!

– Отлично! – прошептал Мицуру и глубоко вдохнул. Вскоре перед ним появились эконом и капитан, оба в форме, и хором извинились:

– Просим прощения за все, что произошло!

– Да ладно вам! – сказал Мицуру. – Мне сейчас не до ваших извинений. Я пришел сюда победить. Бросайте кости без лишних предисловий!

Дуэль

Брюс Ли подошел вальяжно, с тонкой улыбкой на губах. Он только что выиграл партию в покер. Проигравшей была длинноногая красавица с безучастным лицом. Несмотря на уговоры Самэсу, она не отходила от стола. Развязным жестом задрала юбку, искушая его голыми ляжками.

– Она тебя интересует? – спросил Брюс Ли, проследив взгляд Мицуру.

Мицуру молча покачал головой.

– Эта женщина, – прошептал он, – похожа на механическую куклу, изображающую любовь.

– Согласно ее желанию, она будет произведена в солдатские «утешительницы» с местожительством в трюме. Наверняка думает, что может дорого себя продать, но, боюсь, она ошибается.

– Есть ли женщина, которая способна тебя прельстить? – спросил Мицуру, глядя ему прямо в глаза.

– Женщину выбираю я. Это ведь ты пытался изнасиловать Татьяну? Если б ты знал, как я ею дорожу, твоей храбрости можно было б только подивиться. Но, увы, она не тот противник, с которым может тягаться мелкобуржуазный интеллигентишка вроде тебя. Эта женщина как бешеная сучка. Даже меня не раз кусала, пока я пытался ее приручить. Такая женщина стоит целого состояния. Я испытываю к ней глубочайшую любовь и глубочайшую ненависть. Если б не она, я б сейчас гнил в тюрьме или, залитый бетоном, лежал на дне моря, верхняя половина – в Атлантическом океане, нижняя – в Тихом.

Неясно, почему две половины его тела должны были лежать на дне разных океанов, но эта парочка, без всякого сомнения, как Бонни и Клайд, прошла по жердочке через множество опасностей.

– Да уж, Татьяна опасная женщина. Если ей кто не нравится, она не остановится ни перед чем, чтобы набросить на него петлю. Я тоже ее жертва. Вот и тешься сколько влезет своей роковой страстью. Но оставь в покое мою возлюбленную!

– Ax да, ты же хочешь вернуть себе Аои. Но ради чего? Нравится, как она охмуряет тебя?

– Не хочу лишь, чтобы она служила твоим прихотям.

– Аои тоже опасная женщина. Доводит меня до слез. Ха-ха-ха.

– Кончай дурацкие шутки.

– Я серьезно. Поэтому и принял вызов.

– Вынужден уступить твоему произволу. Аои – моя спутница. А ты ее похитил. Выиграю я или проиграю, я этого так тебе не оставлю.

– Ха-ха, что же ты со мной сделаешь?

– Убью.

Фанфарный хохот Брюса Ли огласил казино.

– Брось шутить.

– Я не шучу.

– О'кей, значит, и ты уже свыкся с порядками, царящими на корабле. Если ты готов сражаться всерьез, я охотно составлю тебе компанию. Ты посягнул на мою дорогую Татьяну. Поэтому я позарился на Аои. Если ты вознамерился меня убить, я тоже тебя убью.

Эконом с недоумевающим видом встрял в разговор:

– Прекратите угрожать друг другу. Ведите себя по-джентльменски.

Это были не пустые угрозы. Брюс Ли, не меняясь в лице, возвышаясь на голову над Мицуру, пронзал его своим презрительным взглядом. У Мицуру выступил холодный пот под мышками и на лбу, сердце колотилось у самых барабанных перепонок.

Капитан достал кожаный цилиндр, не спеша выложил перед ними четыре игральные кости и, заметив, что Мицуру осматривает их с явной растерянностью, начал объяснять правила.

– При игре в чет и нечет легко мухлевать, поэтому предлагаю просто бросить кости. Каждый из вас сделает по одному броску, и тот, у кого выпадет наибольшая сумма очков, будет считаться победителем.

Мицуру и Брюс Ли оба кивнули. Очередность определили, бросив по две кости, у кого больше, тот и первый. У Мицуру два и пять – семь, у Брюса Ли шесть и три – девять. Брюс Ли, фыркнув, небрежно запихнул четыре кости в кожаный цилиндр и с силой ударил по столу. Выпали один, четыре, пять и один.

– Дата рождения Колумба, – пробормотал Брюс Ли.

Колумб здесь ни при чем, подумал Мицуру и, подув на кости, встряхнул цилиндр. Выпали два, два, два и шесть.

Откуда-то издалека донесся голос эконома:

– Двадцать один к двадцати двум, победил господин Ямана.

Голос дрожал от страха. Брюс Ли, досадливо поморщившись, приказал гвардейцу:

– Устрой ему встречу с Аои! – И перешел на место следующей игры. Подбежал Харуо:

– Удача тебе улыбнулась!

Он похлопал Мицуру по плечу, и тотчас нити напряжения, сжимавшие его, ослабли, все тело погрузилось в приятное, свербящее бессилие.

– Пока Аои не пришла, выпьем за победу. Это ж надо, победить самого босса! Ты герой! Хватит унывать. Как ни крути, все равно тебе покамест жить на корабле. Если б проиграл, как пить дать, мыл бы посуду в камбузе, выиграл – можешь нежиться, как махараджа в гареме. Мужчина должен бороться. Небось приятно побеждать!

– Да уж, – кивнул Мицуру, присел к бару и заказал пиво.

У противоположной стойки сидел поэт. Подперев руками голову и прихлебывая пиво, он, видимо, наслаждался медленно разливавшимся по телу чувством свободы. Мицуру сообщил о своей победе, тот пожал ему руку и поднял за него тост.

– Я принял окончательно решение не сходить на берег в Пусане, – сказал поэт. – Вместо этого хочу пригласить на корабль друга, чтобы продолжить морское путешествие вдвоем. Никогда не знаешь, когда человеческая жизнь сменит курс. От неожиданности Мицуру подался вперед:

– Опять вы за свое. Но почему?

– Действительно, почему? Я уже давно хотел отправиться в паломничество по странам Азии. Всю свою жизнь я был слишком привязан к Японии и Корее. Долгие годы разрываясь между двумя ненавидящими друг друга народами, я воображал, что взвалил на себя одного все беды Азии. Я возмущался, почему именно мне выпала такая горькая участь. В этом корни моей «хан».[31]31
  Обида, досада (корейск.).


[Закрыть] Но мне надоело жить, волоча на себе «хан». Мы все преступники. Большинство так и умирает, не раскаявшись и обманывая себя. Я же больше всего жажду совершить покаяние, сочиняя стихи. Хочу, путешествуя по странам Азии, вновь обрести то, что я упустил, и выразить в словах.

– Хотите сказать – это стоит того, чтобы оставаться рабом «Мироку-мару»?

– Нет, рабом я не буду. Я собираюсь здесь обосноваться и сочинять стихи. Прежний поэт-узник превратится в поэта-мореплавателя. По сути, где бы я ни жил, в Японии или в Корее, я всегда находился в «промежутке». А это судно, если можно так выразиться, плывет в «промежутке». Здесь ни Япония, ни Америка, ни Корея, ни Китай. Если угодно, «промежуток» Азии. Я уверен, что должен писать стихи именно в таком месте.

– Однако этот Брюс Ли, как ни верти, самый настоящий пират. Не переоцениваете ли вы его? Думаю, он и на суше натворил немало громких дел.

– Все в той или иной степени совершают дурные поступки. Если честно, у меня был разговор с Брюсом Ли в библиотеке. Мы ведь, кстати, однофамильцы. Он сказал, что испытывает ко мне родственные чувства. Говорит, его отец тоже писал стихи.

– Вы собираетесь стать его пресс-секретарем или, быть может, придворным виршеплетом?

– Нет, он несет миру весть в своих заявлениях. А я, со своей стороны, собираюсь всего лишь поверять стихам свои мысли об Азии. Вот о чем идет речь. Он обещал охранять меня. Если он будет ошибаться, я не побоюсь критиковать его. Я ненавижу насилие. То, к чему он стремится, можно осуществить, не прибегая к насилию. По моему убеждению, он тот человек, который способен изменить будущее Азии.

– Будущее Азии? Разве оно не в руках китайцев?

– Возможно. Но двигаться к будущему, которое заранее всем известно, уже само по себе скучно. Не исключено, что будущее Азии принадлежит в равной степени Китаю и Японии. Что же тогда делать другим жителям Азии, не китайцам и не японцам? Неужто для них нет другого выхода, как стать псевдокитайцами или псевдояпонцами? Вот я – кореец, который пытался, но так и не стал псевдояпонцем. Все населяющие Азию народы имеют равные права на то, чтобы строить будущее Азии – и филиппинцы, и пакистанцы, и иранцы, и корейцы. В этом смысле «Мироку-мару» – всеобщее достояние. Как бы там ни было, те, кто поднялся на ее борт, полны решимости ниспровергнуть уготованное Азии будущее. Пусть это всего лишь мечта, сон, но сон, приносящий боль и радость.

Мицуру не нашелся, что ответить. Он понял, что поэт изначально живет в каком-то своем, особенном мире, в который ему нет доступа.

– А все-таки этот Брюс Ли головастый мужик! – сказал Ли Мун Че. – Запереть заложников в трюме, отдать их на растерзание гвардейцам, а после согнать в казино. Заложники тотчас вступают в игру, ставя на кон свою свободу. Наверно, это и называют революцией. Мы с вами, припертые к стенке, победили в пари, призванном все разом перевернуть. Разве благодаря этому не испытали мы на себе то, что называется бархатной революцией? Заложники будут наведываться в казино до тех пор, пока не выиграют. Чем хуже становится положение, тем человек скорее скажет: «Да пропади все пропадом!» Этого Брюс Ли и добивается. Заложник, доведенный до отчаяния, бессознательно стремится к революции. Вот увидите, дня через два-три больше половины заложников согласится сотрудничать с Брюсом Ли.

– Только не я. Этот произвол не может долго продлиться. Прошу вас, не становитесь соучастником их преступлений! Рано или поздно американский военный флот на японские деньги сокрушит эту мафию.

– Ну это как сказать. Вопрос тонкий. Ведь это внутренняя проблема Азии. Вряд ли просто будет осуществить вмешательство. Вы, разумеется, вольны поступать, как считаете нужным. У вас свои обстоятельства. Слышал, Брюс Ли отнял у вас подругу. Вы обижены, это вас и ведет. Выпьем еще как-нибудь вместе пива. Меня вызывают в каюту Брюса Ли, поэтому позвольте откланяться. Я постоянно в библиотеке, так что, будет охота, заходите.

Ли Мун Че пожал Мицуру руку и собрался покинуть бар. Мицуру поблагодарил его за то, что он согласился играть перед ним, и долго смотрел ему вслед.

Но если честно, поэт так резко переменил свою позицию, что у Мицуру осталось чувство, будто его предали. Вскоре к нему подошел гвардеец и передал сообщение от Брюса Ли.

Сегодня в два часа ночи Брюс Ли лично приведет госпожу Аои, Мицуру должен ждать на прогулочной части ботдека.

Харуо, предложив Мицуру пива, сказал:

– Наверно, хочешь эту ночь провести с ней наедине? Если подкинешь к оставшимся двадцати тысячам еще двадцать, сделаю так, что сможешь жить с Аои в номере триста тринадцатом без посторонних. Постараюсь переселить эту китайскую семейку в какой-нибудь другой номер.

– Возможность увидеться с Аои результат моего выигрыша. Ты тут ни при чем.

– Ну ты и жадюга! Не я ли тебя подбадривал, как друг? И мне никакого вознаграждения? Хорошо, двадцать тысяч иен, и мы квиты.

– Пять тысяч еще наскребу…

– Не шути так. Минимум – пятнадцать тысяч.

Мицуру помахал перед носом Харуо купюрой в десять тысяч иен и спросил:

– Что надо сделать, чтобы денег стало больше?

– Лично я предпочитаю рулетку.

– Ну тогда иди и выигрывай!

Харуо схватил купюру, сказал:

– По рукам, твоя взяла, – и рванул в казино.

Минут через десять он вернулся в приподнятом настроении, ухмыляясь до ушей.

– От твоего везения и мне кое-что перепало. За один миг десять тысяч иен превратились в двадцать.

Тут только Мицуру осознал, что к нему пришло везение. Он подумал, что, пока оно не ускользнуло, надо еще раз рискнуть. После того как он вновь обретет Аои – вступить в последнюю игру, поставив на право сойти на берег.

7. Тонущие мужчины

Ошейник

Половина третьего ночи. Мицуру, присев на скамейку, дожидался на палубе появления Аои и Брюса Ли. Военное положение было временно отменено, и с той же агрессией, с какой они охотились на заложников, гвардейцы ныне домогались продажных девиц.

Пассажиры, оказавшиеся в числе победителей, пользуясь мимолетной передышкой, спешили насладиться ночной прогулкой, болтовней с возлюбленными и друзьями, сексом. Сквозь двери и стены кают доносились женские стоны и скрип кроватей – в унисон с ритмом бортовой качки.

Впрочем, и с проигравшими, равно как и с воздержавшимися от игры, обращались терпимей. Те, кого преследовали гвардейцы, кого запирали в кладовой, в машинном отделении, в бойлерной, ныне либо просчитывали свои шансы в следующей партии игры, либо прикидывали, как раздобыть денег на выкуп, либо обдумывали способ отомстить кораблю, – короче, все были недовольны.

Было уже почти три часа, когда Аои наконец ступила на плавную дугу палубы. Она шла в сторону Мицуру с отсутствующим взглядом. Глаза были пусты, ноги босы. И двигалась она как-то странно, змеящимся зигзагом… Мицуру позвал ее: «Аои!», но не получил ответа. Ее шею стягивал собачий ошейник, за спиной, держа кожаный поводок, прикрепленный к ошейнику, замаячил Брюс Ли.

– Что все это значит?

– Да вот, выгуливаю на ночь глядя, – ответил невозмутимо Брюс Ли.

Мицуру выхватил у него из руки поводок и привлек Аои к себе.

– Пока она пребывает во сне, никто не может ее связать. Этот ошейник выражает мое бессилие. Я тебе завидую. Рядом с ней испарятся и твоя жалкая гордость, и твои муки. С нею ты выдержишь самые страшные испытания. Даже в аду эта женщина сумеет тебя утешить, Аои…

Обколотая, Аои насильственно заключена в узилище сна. На шее, отдающей кисловатым мужским одеколоном, следы поцелуев. Как только Мицуру увидел своими глазами недвусмысленные доказательства того, что Брюс Ли вторгался в ее тело, ревность и отчаяние сменились вздувающей жилы яростью и холодной решимостью.

– Писаешь от восторга?

От этой реплики ярость прорвала плотину.

– Сволочь! – завопил Мицуру и бросился головой вперед на гигантское туловище Брюса Ли. Увы, этот отчаянный порыв был легко отражен, он получил удар коленом под дых и тут же осел. По-детски хныча:

– Скотина, – скрежеща зубами в бессилии причинить вред Брюсу Ли, он был готов изувечить себя.

– Что происходит? Бедняжка!

Холодная рука Аои коснулась щеки Мицуру.

– Надо уступать, а то какая же дружба? – Таким тоном, точно мимоходом разнимает спорщиков, Аои с полуоткрытыми глазами улыбалась в пустоту. Странно. Неужели эта женщина и в самом деле Аои? Как будто телесные соки, одарявшие Мицуру сладостно свербящим теплом, иссякли. Перед ним была холодная, скользкая, как слизняк, Аои.

– Обидно? Однако разве не говорят про японцев, что это народ, который даже обидам способен радоваться? Особенно если это интеллигентный мужчина. Я тоже желаю стать японцем. Когда я спал с Аои, мне казалось, мое желание осуществимо. Она крепко обнимала меня, трепещущего от ужаса в холодной тьме. Баловала меня как дитя. Мой член намного толще и длиннее твоего, и все же Аои так нежно ласкала его своим язычком!..

– Заткнись!

– Ну ладно. Если Аои во сне назовет мое имя, шепни ей на ухо: «Моя любимая мамочка!» Тогда она и у тебя пососет.

– Я тебя убью. Обязательно убью!

– Ну это дудки. Если твое самолюбие так сильно уязвлено, советую сейчас же наложить на себя руки.

Огласив палубу смехом, Брюс Ли удалился. Аои хотела последовать за ним, но Мицуру крепко схватил ее за руку.

– Аои! Это я! Мицуру! – закричал он, встряхнув ее.

– Мицуру…

– Скорее просыпайся!

Обняв за плечи, он повел ее в № 313. Какое унижение! Или судьба у него такая, чтобы у него уводили женщин?

Аои выпила, жадно глотая, воды, легла на кровать и тотчас погрузилась в глубокий сон. Мицуру устроился на другой кровати, уткнувшись лицом в подушку. Ему казалось, что он упал на самое дно, ниже трюма. Он выиграл пари, вернул Аои, но его соперник, исподтишка натешившись ее телом, закабалил и его, Мицуру, будущее. Он владеет временем на этом корабле. Время, протекшее за эту неделю, уже не вернуть. Пусть он, Мицуру, победил в игре, время невозможно перемотать назад.

Сколько надо сыграть партий, чтобы вернуть все, что отнято? Но должно же быть что-то, что можно отнять у его врага? Например, отобрать корабль. Разве не капитан приводит корабль в движение, не матросы и машинисты? Неужто они не хотят предать этого психа, бредящего революцией? А что, если бесноватым гвардейцам взбредет в голову изгнать своего босса, чтобы совершить истинную революцию? Б конце концов, достаточно разок пырнуть ножом, тюкнуть по голове гаечным ключом…

Свернувшись на кровати как броненосец, Мицуру вновь и вновь изничтожал Брюса Ли. Разрубал наискосок японским мечом, вгонял в висок отвертку, бил молотком, вставлял в зад бамбуковое копье, насаживая, как на вертел, пилой вонзался под ребра, прицеплял к якорю и бросал в море, обмазывал маслом и запихивал в раскаленную до двухсот сорока градусов печь, голым запирал на два дня в холодильнике…

Немного успокоившись, Мицуру сумел погрузиться в неглубокий сон. Некоторое время он раскачивался посреди темноты в люльке, собирался уже нырнуть в полное забвение и – проснулся.

И вновь в голове упрямо замаячили сладострастные ночи, проведенные с Аои на берегу…

Уже рассвело, а Мицуру все еще пробавлялся обрывками сновидений, пользуясь прорехами, чтобы взглянуть на Аои. Это повторялось вновь и вновь, пока Аои не проснулась. Мицуру подумал, что вот он, пришел наконец час суда.

– Мицуру…

Аои разомкнула уста. Лучше бы она молчала.

– Что я здесь делаю?

– Я тебя спас.

– Мицуру, когда ты успел так состариться? Сколько же лет я проспала?

Мицуру в испуге невольно посмотрел в зеркало. Действительно, он осунулся. Глаза запали, подними появились мешки, щеки ввалились, седина покрыла волосы, не выщипать. Что же это? За прошедшую неделю он прибавил лишних два десятка лет.

– Ты и вправду Мицуру? Как будто вернулся из Дворца дракона. И этот замызганный вид, с каких пор ты стал работягой?

– Не говори так. Меня держали в трюме. Ты и в самом деле не знаешь, что мне пришлось испытать?

– Я тоже была взаперти.

– Ты была вместе с Брюсом Ли. Не ты ли оказалась во Дворце дракона?

– Возможно, и так. Ведь там действительно было так чудесно. Ах, какое наслаждение! Неужто я уже вернулась?

Слова Аои больно ранили Мицуру. Без него она грезила во Дворце дракона, где остановилось время. Пока он переживал унизительный крах, выдрессированная свихнувшимся революционером Брюсом Ли, она дремала в сладостной неге.

– Аои! Ты…

Он заговорил резким тоном, но язык не поворачивался осыпать ее упреками. Он потянулся рукой к ее бедрам, чтобы утопить в ее теле вскипающий в нем гнев. Но она отстранила его руку, отвернулась. Что это – жест измены или неудачная шутка? Торопясь узнать ее истинные мысли, Мицуру провел рукой по ее груди.

– Перестань! Я не в настроении.

– В чем дело? Ты не рада нашей встрече?

Аои молчала. Как такое произошло? Или не он один изменился, душа Аои тоже претерпела метаморфозу?

– Я люблю сильных мужчин. Только и всего.

Глядя на Мицуру глазами глубоководной рыбы, Аои дважды хмыкнула. Что означает этот несвойственный ей, бессмысленный смешок? Что она его жалеет? Или держит за дурачка?

– Мало я вынес издевательств от Брюса Ли, теперь ты надо мной смеешься?

Аои демонстративно расхохоталась. Мицуру похолодел. Будь у нее желание защитить его честь, она бы не стала так откровенно над ним глумиться.

– Все произошло так, как ты хотел, нет? Ты мучился сознанием своей вины. А теперь появилась возможность ее искупить.

– О чем ты говоришь?

– Если совесть больше не мучает, можешь молча принять судьбу и жить в свое удовольствие, не так ли?

Какие гнусные слова! Подспудно звучит: «Сам дурак!» Пристально вглядываясь в безучастное лицо Аои, он прошептал:

– Ты хочешь меня бросить…

– Ты говорил, что собираешься начать на этом корабле новую жизнь. Говорил, что надеешься исцелиться от своего душевного недуга. Садясь на корабль, ты был готов к переменам. Назад дороги нет. Ты сам это прекрасно осознаешь.

– Я сел на корабль не затем, чтоб меня впутывали в грязные интриги Брюса Ли! Я хотел иметь тебя. Хотел одного – плыть в твоих снах.

– Неужели? Тогда тебе пора проснуться.

– Если ты мне изменишь, я за себя не ручаюсь.

– Скажи, чего ты от меня хочешь?

– Спаси меня! Сойдем вместе с этого корабля. А там попробуем еще раз все исправить.

Аои молчала, уставившись на Мицуру невидящими глазами. Мицуру, схватив и сжимая ее руки, продолжал свои мольбы. Он не осознавал, как жалко выглядит, унижаясь и слезами вымаливая согласие женщины.

– Если бы я стал такой же, как ты, русалкой! Моя жизнь бессмысленна без тебя. Я готов на все, чтобы тебя вернуть!

– Покажи своими поступками, на что ты способен. Я уже тебе говорила. Нельзя жить, малодушно жалея о прошлом. Если б ты боялся меня потерять, ты б так не горевал о том, что покинул берег, дом, семью.

– О чем ты говоришь! Разве я не отказался от всего, чтобы плыть с тобой на корабле? В конце концов, я потерял все свои деньги, паспорт, свободу. Но мне на все наплевать, если ты будешь со мной.

– Правда ли, что ты отказался от всего? Тогда, что бы ни случилось, как бы ни было тяжело, тебе нечего бояться. Ты станешь, как я, покорно принимать все, видя в этом свою судьбу. И будешь вполне доволен жизнью на корабле. Не выношу мужиков, у которых поджилки трясутся. Посмотри на себя в зеркало! Прямо как обиженный подросток, который плачется своей мамочке. Ты все еще топчешься в преддверии новой жизни. Цепляешься за свою прежнюю жизнь и требуешь, чтоб я тебя утешала. Если тебе нужна женщина, которая бы с тобой сюсюкала, таких и без меня пруд пруди. За деньги всегда можно найти с кем поспать. Нет?

– Разве не связывали нас узы, которых не купишь ни за какие деньги? С какой стати ты устраиваешь надо мной судилище?

– Я тебе не судья. Хочется, осуждай себя сам, если чувствуешь за собой вину. Ведь так у тебя повелось с женой, нет? Но здесь не твой дом и даже не Япония. Здесь совсем другая жизнь. Тебе было б на пользу хоть разок спуститься в ад.

– Ты желаешь моей гибели? На что тебе моя гибель? Ты хочешь мне отомстить, отдавшись моему врагу?

Аои высвободилась из рук Мицуру, медленно поднялась и, резко переменившись, ласково улыбнулась.

– Я не испытываю к тебе ни обиды, ни ненависти. Однако ты заботишься лишь о себе, и это печально. Брюс Ли, которого ты считаешь своим злейшим врагом, постоянно проявляет заботу и обо мне, и о других людях. Он испытал за свою жизнь в сто раз больше взлетов и падений, чем мы, и живет с готовностью погибнуть в любую минуту. Брюс – великий человек. Может быть, это величие у китайцев в крови? Если придется погибнуть, он бросится навстречу гибели.