Текст книги "Меня не купишь"

Автор книги: Мартин Касарьего

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

13

Когда я возвратился в свой барак, то заметил, что на земле валялись уже три, а не два окурка. Уберу как-нибудь потом. Я сжал в руке «стар». Медленно открыл дверь и зажег свет. Фляжки на столе не было. Со множеством предосторожностей я вошел в спальню. Эльзы не было. На ее месте лежала записка. Она напоминала, что мы встречаемся завтра в полдень в бутике Альмиранте, и объясняла, что пошла взять деньги и провести остаток ночи с Розой, с которой она говорила по телефону и нашла совершенно расстроенной. Вместо подписи – след от накрашенных губ. Это и была ее фирменная подпись. Вряд ли ее научили этому монашки в религиозном колледже, который она, по ее же рассказам, посещала до четырнадцати лет. Был еще post scriptum(в Эльзиной версии – p. d.): «Конфискую у тебя твою серебряную подружку вплоть до новых распоряжений, мой дорогой. Ты знаешь, мне не нравится видеть тебя в дурной компании. Постарайся вести себя не слишком плохо, но и не слишком хорошо. Целую». Я поставил будильник на одиннадцать утра и зашел в ванную по нужде. Потрогал полотенце. Перед уходом Эльза приняла душ. Не снимая безукоризненно сложенного полотенца с вешалки, я зарылся в него лицом, пытаясь уловить хоть след ее запаха, но почувствовал только мокрый холод.

14

Будильник застал меня врасплох. Мы с Эльзой плескались и ныряли в бирюзовой воде в окружении разноцветных рыбешек. Видно, эти дребезжащие консервные банки изобрели именно для того, чтобы прерывать самые счастливые сны. Я прихлопнул его и не одеваясь, в трусах и майке – тех самых, что так вдохновили Эльзу, – пошел на кухню приготовить себе апельсиновый сок. Нужно пользоваться теми немногими радостями, которые дарит зима: например, апельсины, а несколько лет тому назад – снег. Но в этом проклятом городе снег выпадает разве что после дождичка в четверг. По дороге на кухню я до конца открыл горячую воду в душе. Когда пар стал проникать через дверь и забираться во все уголки дома, я одним глотком выпил апельсиновый сок и вошел в ванную. Еще одно удовольствие, которым следует насладиться зимой: горячая вода. Если она есть. Я закрылся на задвижку и положил на табурет, на расстоянии вытянутой руки, «астру» вороненой стали, матово-черную, вес незаряженного оружия 985 граммов, заряженного – 1165. Многих голубков смерть настигла в ванной, и я не хотел стать одним из них. Мне вспомнилось, что Гарсиа всегда мочился в душе. У меня это вызывало отвращение. Он шутил и называл меня монашкой и ломакой. Расслабься, сынок, смеялся он. Не терзай свой мочевой пузырь хотя бы в ванной. Жить так жить, пусть и пару дней! По-моему, это не имело никакого отношения к умению наслаждаться жизнью. Обычное свинство.

15

Я пришел ровно в двенадцать, свежий, только из-под душа, но с трехдневной щетиной. Хотелось бы после стольких лет разлуки появиться перед Розой в более презентабельном виде, но у меня не было времени. Какой стала Роза? Сохранила ли она ту давнюю непорочную чистоту, или жизнь оставила на ней свой ржавый след? Не воспринимайте слишком буквально мои слова о чистоте и непорочности: я не дурак, и, насколько я понимаю, Годо не из тех, кто удовлетворится прощальным поцелуем в темном подъезде. Да и двадцать два – два утенка – это возраст. Конечно, не пойман – не вор, но я не ребенок.

Я вошел в магазин, вернее, в бутик, претендовавший на утонченность, не обращая внимания на высокомерный взгляд продавщицы. Похоже, я показался ей подозрительным, но мне было наплевать: она обслуживала дамскую секцию, а я и не собирался покупать кружевные трусики. Дама лет пятидесяти, только что из парикмахерской и не уступающая по количеству операций подопытной лягушке, единственная покупательница во всем магазине, отвлекла продавщицу, и та бросилась ублажать дорогую клиентку. И тут появилась Роза. Боже мой, как хороша и элегантна! Светясь от радости, она бросилась мне в объятия. Пока покупательница вертелась перед зеркалом, примеряя пальто, продавщица удивленно взирала на девочку-конфетку, по ошибке угодившую в лапы дурно одетого небритого оборванца.

– Макс, – воскликнула она, – ты изменился… Но ты мне по-прежнему нравишься!

– Ты тоже изменилась, – отозвался я, – но нравишься мне еще больше.

В этом каменно-кирпично-асфальтовом городе иногда появляются – и приживаются – удивительные цветы. Роза была одним из них.

– А где Годо?

– Еще не приходил, – ответил я. – Это тебя удивляет?

– Нет, – ответила Роза, отстраняясь от меня. – Обычное дело, если он договаривается со мной.

На минутку мне показалось, что ее лицо омрачила тень грусти, но, если это было и так, она тут же исчезла. Роза сняла с вешалки пиджак и приложила его ко мне.

– Тебе идет, – улыбнулась она. – Вас, принц, следует побрить и приодеть.

– Извини, – по-дурацки пробормотал я, ощупывая щетину на подбородке.

– Тебе бы подошел этот костюм.

– Конечно.

Она посмотрела на этикетку.

– Пятьдесят четвертый. Ты по-прежнему носишь этот размер?

– А ты знаешь, какой у меня был размер? – удивился я.

– Конечно, – просто ответила она. – Это и многое другое. Ты был моим любимым объектом для изучения. Ты знаешь, что такое тайная поклонница?

Я взял пиджак и взглянул на болтавшуюся на рукаве этикетку.

– У него есть одно но, – заметил я, – сто штук.

Я повесил пиджак и пристроил его на стойку среди пятнадцати Или двадцати костюмов того же размера, но из других тканей.

Роза рассматривала свитера. Магазин по-прежнему был почти пуст: кроме Розы и вашего покорного слуги по нему бродили все та же дама с кожей вытянутой, как жвачка, да продавщица. И тут, откуда ни возьмись, как черт из табакерки вынырнул управляющий. Обычное явление: именно тогда, когда в зале нет ни одного покупателя, возникает управляющий, а если вас угораздило в этот день встать с левой ноги, их может оказаться целых два.

– Что желаете?

– Хожу, присматриваю что-нибудь.

– Для джентльмена?

– Нет, – я свирепо взглянул в его сторону, – для себя.

– А, понимаю, – забулькал он. – Пожалуйста… пожалуйста, продолжайте. – И растворился.

В этот момент появилась Эльза. Черт! На ней было черное платье с большим разрезом сбоку, руки обнажены, черные ажурные перчатки до локтя, на голове черный платок а-ля капитан Гарфио, но производящий совершенно другой эффект. Одним словом, высший класс. Она подошла ко мне.

– Нравится? – Она имела в виду магазин. – Это один из лучших бутиков.

Она обняла меня. Я не мог удержаться и взглянул через ее плечо на продавщицу: та улыбнулась мне почти тепло. Я ответил на ее улыбку, но несколько прохладней. Эльза отстранилась.

– Недоделки устранены, – сказала она, демонстрируя ногу в безупречном чулке. – Купила новые.

Подошла Роза.

– А Годо? – спросила Эльза.

– Пока не появлялся.

– Не понимаю, что ты в нем нашла. Впрочем, это твое дело. Ладно, Макс, пока мы ждем этого ворюгу…

– Он ничего не крал, – возразила Роза.

– Откуда ты знаешь? – поинтересовалась Эльза. Ее голос был суше, чем Сахара в августе.

– Он сам мне сказал.

– Это было его первое вранье?

Роза не ответила, но ее молчание было красноречивей слов. Голос старшей сестры опять стал дружелюбным, почти ласковым Она говорила, ухватившись за мою руку и переводя взгляд с Розы на меня.

– Роза, сердце мое, не будь наивной. Все мужчины, за исключением Макса, одинаковы.

И она улыбнулась мне. Мне тоже казалось, что малышка излишне доверчива.

– А пока мы ждем, ты, мое второе, запасное сердце, – она имела в виду меня, – подбери себе костюм. Тебе что-нибудь понравилось?

Роза пыталась поймать мой взгляд, что не укрылось от внимания Эльзы. Я показал костюм, понравившийся Розе.

– Пожалуй, этот. У него есть только один недостаток.

Эльза взяла в руки костюм.

– Какой же?

– Цена. Слишком дорого. Эльза посмотрела на ценник.

– Сто тысяч песет. Ты считаешь, это дорого за такой костюм? Взгляни! – Она показала мне этикетку с перечеркнутой старой ценой. – Неделю назад он стоил сто сорок. Вот уж действительно нужно иметь ангельское терпение, чтобы ходить по магазинам с мужчинами. Как ты не понимаешь: сто тысяч – это же просто даром! К тому же как раз твой размер. Девушка, мы берем этот костюм Ты совсем не растолстел, Макс, я проверила. Расскажешь потом, как тебе это удается?

Эльза подмигнула мне. Роза смотрела укоряюще, ая смутился и отвел глаза.

– Вы сестры? – спросила продавщица.

– Да!

– И которая моложе?

Собственно, могло быть и хуже. Например, она могла спросить: и которая старше? Роза сделала недовольную гримаску и не ответила. Ответила Эльза:

– Спасибо! – и улыбнулась, польщенная и очаровательная.

Продавщица, немного смущенная собственной бестактностью, взяла костюм и направилась к кассе. Эльза протянула мне кредитную карточку. Ситуация нравилась мне все меньше.

– Волшебная карточка… Я же сказала тебе, что пошла за деньгами. Ну не делай такое лицо, милый. Этот мой рождественский подарок. А нога у тебя по-прежнему сорок третьего размера, верно? Смотри, какие красивые. – И она показала на пару классических ботинок, черных и блестящих.

Эльза пошла за продавщицей, и, пока ей доставали ботинки и она расплачивалась все той же карточкой, я остался наедине с Розой. Девочка забеспокоилась.

– Годо уже не придет, – сказала она, – что-то случилось.

– Не думаю, – ответил я, просто чтобы хоть что-то сказать. – Разве что он решил вернуть несколько килограммов кокаина, если он еще цел. Его кража – лучшее страхование его жизни. Ведь только мы трое знали об этой встрече?

– Он не воровал. Он должен одним негритосам триста тысяч песет, за пятьдесят граммов. И это все.

– Немало. На что он потратил эти деньги?

– Он устроил вечеринку. Снял помещение, пригласил народ, хотел попробовать, как пойдет, но ничего не вышло. А идея была хорошей.

Если бы эту блестящую идею услышал кто-нибудь из департамента идей и изобретений компании «Филипс», мальчика бы немедленно взяли в штат, подумалось мне.

– Он мне больше не жених, – продолжала Роза. – Я думала, все еще изменится, но с каждым разом становится только хуже. Разве людям совсем нельзя верить?

Роза смотрела на меня не мигая, она ждала поддержки, сочувствия, надежды, за которую смогла бы ухватиться. Я тихонько взял ее рукой за изящный подбородок.

– Можно, – сказал я, – только нужно быть очень внимательным, когда выбираешь, кому именно верить, чтобы потом не пришлось уворачиваться от ударов, как распоследнему ослу.

Подошла Эльза, с костюмом и ботинками, завернутыми в праздничные пакеты с адресованными всем поздравлениями с Рождеством.

– Мы все еще ожидаем Годо? Кажется, есть такой спектакль.

Я убрал руку от лица Розы.

– Нет, – возразил я.

– Понятно, – вспылила она, как дурно воспитанный ребенок. – Я никогда не бываю права, не так ли?

– Бываешь, если соглашаешься со мной.

– Ну разумеется, как остроумно.

– Спектакль назывался «В ожидании Годота».

– Но произносилось-то как Годо, – упрямилась Эльза. Как говорят в моем нынешнем квартале, гроша ломаного не уступит. – Ты вечно споришь со мной, Макс. Хорошо бы, ты хоть изредка соглашался хоть с кем-то, пусть даже с самим собой.

Роза посмотрела на часы.

– Без двадцати час, – сообщила она. – Годот уже не явится.

Мне понравилось, что, несмотря на неприятности, она сохраняла чувство юмора. Эльза заметила мою улыбку.

– Что ты смеешься? – спросила она воинственно.

– Подумал о море, – ответил я.

Теперь пришла очередь Розы прикусить губу, чтобы не рассмеяться, а Эльза смотрела на нас, охваченная внезапным бешенством.

16

Мы вышли из магазина. Эльза тащила пакеты с покупками, так и не дождавшись от меня предложения помочь. Нищий навязывал прохожим «Ла Фаролу» – газетенку для бездомных и попрошаек. Роза купила одну.

– На твоей колымаге или в моей машине? – Эльза показала бровями на роскошную «вольво», мигавшую аварийными огнями поперек въезда в гараж.

– Каждый в своем экипаже, и да благословит нас святой Петр, – изрек я, разорвал подсунутый под дворник бланк штрафа и бросил обрывки на землю. Роза наклонилась и подобрала их.

– Есть похожее изречение, но оно звучит как-то не так, милый, – сказала Эльза. – Не знаю, как именно, но определенно не так.

Она намеревалась перейти улицу, но, увидев, что Роза собирается пойти со мной, передумала.

– Роза, – защебетала она, – останься со своей сестричкой, я так скучаю по тебе.

Роза посмотрела на меня. Я кивнул.

– И для чего ты купила это? Это газета для неудачников.

Эльза забрала у нее газету и бросила в урну. Надувшись на нас обоих, Роза протянула мне обрывки квитанции.

– Ты уронил, Макс, – проговорила она ледяным тоном. – Есть урны. Их устанавливает муниципалитет.

– Штрафы или урны? А где обычно бывает Годо в это время?

– Спит или играет в бильярд в баре «Эль Ластре».

– Напиши мне адрес этого бездельника.

Я дал ей обрывок квитанции, и она записала адрес Годо. Я спрятал его в карман. Краем глаза я видел, как продавец вытащил из урны брошенный Эльзой экземпляр «Ла Фаролы». Она уже переходила улицу, когда я окликнул ее:

– Эльза!

– Да, Макс. – Она обернулась так стремительно, будто только и ждала, чтобы я ее позвал.

– Подождите меня дома. Не ходите никуда Я дам кружок и приеду.

Эльза подошла ко мне.

– Ты позвал меня только для этого? – Она намеренно дразнила меня: нежный голос, полуоткрытые губы…

– Не только. Дай мне адрес притона Гарсиа.

– Я так и знала, что ты рано или поздно попросишь об этом. Бери, бессовестный!

Она вложила мне в ладонь рекламную листовку питейного заведения, на которой была нарисована кудрявая обнаженная девушка с выразительными формами, в одних крошечных трусиках. Она сидела спиной, удачно изогнувшись, чтобы продемонстрировать красивую грудь, кукольное личико и дымящуюся сигарету. «У Лолы». Красивое название. И необыкновенно оригинальное. Гарсиа так и остался деревенщиной.

– Пятидесятипроцентная скидка на первую рюмку, Макс Уж я-то знаю – ты не упустишь такую халяву.

– Только не спохватись и не прибавь, что в этом мы совершенно одинаковы.

– Нет, – улыбнулась она, – некоторые в большей степени.

– Во сколько распахиваются двери этого земного рая?

– В пять. В это время их и надо ловить, а то после кофе у них случаются приступы раздражения.

– Что ты мне можешь сказать насчет Годо и кокаина? Гарсиа говорит правду?

– Собака лает… – Эльза достала сигарету и застыла в ожидании.

Я без всякого желания дал ей прикурить.

– Ты злишься, – замурлыкала она – В любом случае нужно послушать, что скажет наш малыш. Он шел на свидание с Розой, а Роза ему не позвонила При нем была спортивная сумка Кокаин исчез.

– А кто знал, что в ней был порошок?

– Не знаю.

Роза пару раз нажала на автомобильный сигнал. Ей не нравилось, что я остался наедине с ее сестрой. Не оборачиваясь, Эльза нетерпеливо махнула рукой.

– Не хотел говорить при Розе, но ты просто неотразима, Эльза.

– Спасибо, Макс. – И она выпустила в меня струйку дыма. – Сам знаешь, что говорят о влюбленных женщинах.

– Ты ревнуешь к своей сестре?

Уже уходя, Эльза обернулась:

– Разве есть повод? Кстати, это все твое. – И она бросила мне пакет с костюмом и ботинками. Я поймал его на лету. – Не за что! – Она улыбнулась, коснулась губами своей ладони, дунула на нее, посылая мне воздушный поцелуй, и ушла, не оборачиваясь. Эльза никогда не оглядывалась, уходя. У нее было то, что называют стилем. Я всегда попусту ждал, что она обернется и подарит мне прощальный взгляд. Ну давай, думал я. Обернись разок, хотя бы всего один раз и только сегодня, порадуй глупыша Макса, он будет долго об этом вспоминать. Все зря. В ней был стиль, что да, то да. Она была выточена из первосортного мрамора.

Я так и стоял, прижимая к груди пакет, будто ребенка. Эльза села в «вольво», и машина сорвалась с места. Мысленно я поднял бокал за обеих сестер. Если бы узаконивший моногамию идиот был знаком с ними, он бы десять раз подумал, прежде чем сделать такую глупость.

17

Для начала я решил наведаться к Годо домой. Он жил на перекрестке кривых улочек настоящего, старого Мадрида. Я несколько раз позвонил по домофону. Ответа не последовало. Тогда я направился к следующей двери, ведущей в бар «Эль Ластре». Грязная пивная с загаженным полом. Пузатый официант за стойкой изучал газету для интеллектуалов «Новости со всего мира». МАЛЬЧИК-ЛЕТУЧАЯ МЫШЬ ИСЧЕЗ, – извещал заголовок. И буквами помельче: «Маурисио, астурийский мальчик-летучая мышь, сбежал со своей невестой Алисией. Отец девочки обещает вознаграждение в десять миллионов». В качестве иллюстрации к скандальной заметке – жуткая фотография лысого мальчика с уродливым зобом и глазами навыкате, орущего, высунув язык и демонстрируя вампирские зубы. На витрине под стеклом – жирные копченые колбаски, фрикадельки под прокисшим красным соусом, «русский салат» [6][6]
  То же, что салат «оливье».


[Закрыть] и полупустая ржавая банка с тунцом. В качестве украшения – календарь с полуголой девицей, оседлавшей мотоцикл, с двумя огромными сиськами, вырвавшимися из расстегнутой «молнии» на куртке, а на другой стене – плакат с праздника святого Исидро восемьдесят восьмого года с изображением чьей-то правой руки, которая прикрывает зад, пытающийся увернуться от удара рогом грязно-белого быка. Изысканная публика была представлена четырьмя лоботрясами, пребывавшими в состоянии отходняка, а потому не игравшими в бильярд. Я направился прямо к ним.

– Кто из вас Годо? – поинтересовался я, собрав все скудные запасы любезности, почти иссякшей к этому часу.

– Нет здесь ни готов [7][7]
  По-испански «godo» – гот.


[Закрыть], ни остготов, – буркнул, не глядя на меня, один из недорослей, с побрякушкой на шее и вросшей в ухо серьгой.

Скорей всего, он сверкал остроумием именно потому, что не удосужился посмотреть на меня. Я взял деревянный шар.

– Прежде чем тявкнуть еще раз, посмотри на меня, парень, а то как бы тебе не подавиться этим шаром.

Я швырнул шар на сукно и пошел к стойке, на которой корчилась в предсмертных муках засаленная тряпка да валялся сложенный пополам номер «Марки», сообщавший об отставке тренера «Атлетико». Там же стояли пара грязных стаканов и тарелочка с бандерильей. Я метнул бандерилью в сторону моего надменного друга и постучал пустой тарелкой по прилавку. Официант отложил жуткую газетенку, и его лицо неожиданно возникло на том самом месте, где минуту назад красовалась физиономия монстра с обложки, при этом обнаружилось впечатляющее сходство черт обоих персонажей: оба лысые, с бесцветными глазами навыкате, длинными блестящими ресницами. Если бы не уши – большие, остроконечные, а-ля принц Уэльский, никто и ни за что не отличил бы эту голову от сваренного вкрутую яйца Полное впечатление, что мне явился за секунду постаревший на сорок лет астурийский мальчик – летучий мышонок по имени Маурисио.

– Уж не приходитесь ли вы отцом этому малышу? – поинтересовался я.

– Было бы неплохо, – отозвался он. – За десять миллионов я бы продал его, даже если бы он еще больше напоминал жертву аборта.

– Годо не заходил сюда сегодня?

– А я почем знаю! – ответил пивной бочонок. – Я вам не Радио Макуто.

Я положил на стойку, прямо перед его носом, руку с зажатыми в ней пятью тысячами песет.

– Может, сейчас припомните?

– Ну был он здесь с час тому назад. Выпил кофе с алказельцером, выкурил пару косячков, полистал прессу, – движением бровей он показал на «Марку», – сказал, что в этом году «Атлетико» продует, и испарился.

Вот и доверься такому. Я вовсе не просил у него столь подробного отчета. Я убрал руку и аккуратно спрятал деньги в портмоне. Лапа официанта застыла на полпути.

– Эй, – запротестовало вареное яйцо, – эй, это мое, ты, дерьмо колченогое!

Он все больше раздражал меня.

– Ну так обратись в кассу, летучая мышь с яйцами!

Я вышел из бара и затаился за дверью. Через десять секунд следом за мной выскочило вареное яйцо, сжимающее в сморщенных лапках нож Мгновение он растерянно оглядывался по сторонам, высматривая меня на улице. Когда он обнаружил врага в полушаге от себя, было поздно. Одним ударом я расплющил ему нос, он рухнул, как мешок с картошкой, да так и остался лежать на асфальте. Зря я в свое время не занялся пластической хирургией: еще немножко – и этот уродец стал бы совсем неплох. Причем без всякой анестезии. Немногочисленные прохожие почтительно сторонились, давая мне пройти. Я достал платок, вытер кровь с одного из своих колец, и выбросил нож в первую же урну. Дети играли в футбол. Я перехватил мяч, провел его пару метров и отпасовал назад ударом каблука В тревожащей воображение витрине магазина нижнего белья отразился один из мальчишек, украдкой показавший мне средний палец. Я машинально сунул руку во внутренний карман пиджака и тут же вспомнил, что оставил фляжку в другом месте. Мне подумалось, что моя жизнь летела куда придется, подобно мятежной птице, а может, шла ко дну, как тонущий корабль.