Текст книги "Пульсирующие красные шары. Часть 1. «ДО»"

Автор книги: Марта Алова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Марта Алова
Пульсирующие красные шары. Часть 1. "ДО"

Мое сердце – окованный медью ларец.

Как мне скинуть проклятую ношу?

Мое сердце – окованный медью ларец.

Отвезу его в море – и сброшу.

Я пойду на корабль и матросом наймусь.

Я родимую гавань покину.

Пусть ларец и свинцовую скорбь, его груз,

Похоронит морская пучина.

Я на два оборота закрою замок,

Чтоб надежнее бездна хранила

То письмо твое, краткое, в несколько строк,

Что о свадьбе твоей возвестило.

Только знай, что с собой я платок твой увез,

Тот заветный, с каймою зеленой.

А когда у меня не останется слез,

Я швырну его в омут соленый

(Жоан де Баррос)

Пролог

– Далеко-далеко, а может быть, и наоборот – где-то рядом с нами, находится совсем другой, отличный от нашего, мир. Тонкий мир. Туда отправляются люди после так называемой смерти здесь, в верхнем мире. Потому что на самом деле смерти не существует, видишь ли, есть только переход.

Иногда в тонком мире оказываются и живые люди – например, во сне, или в бессознательном (тьфу-тьфу-тьфу) состоянии. Правда, проснувшись или очнувшись, редко кто вспоминает увиденное, именно поэтому о том мире мы не знаем почти ничего.

Может, оно и к лучшему.

На границе между нашим миром и тонким существуют места, именуемые "разломами". Это как… трещина в невидимом камне, что-то в этом роде. Я вижу, тебе весело, Тимба? Но я и не думаю шутить, давай, ты дослушаешь до конца, а уже потом будешь улыбаться? В одном из таких разломов и расположилась Отра – страна волшебных снов. Так её называют местные жители, хотя мне она поначалу больше показалась похожей на кошмар.

Я думаю, никто не знает, как по-настоящему выглядит Отра. Никто из людей. Собственно говоря, каждый видит её по-своему, поэтому спрашивать у прохожих, как пройти туда-то – дохлый номер, даже если они что-то и подскажут, всё равно в итоге придешь не туда. Лучше позвонить в Отринскую телефонную службу. Там сидит одна очень любезная девушка, всегда, ну или почти всегда готовая прийти на помощь. Правда, с головой у дамочки не очень, но это уже издержки профессии и, кстати, у неё спрашивать дорогу тоже бесполезно, зато можно просто поболтать, если вдруг тебе станет совсем одиноко.

В общем, я скажу тебе, что моя Отра выглядела, как наш с тобой родной Дивнореченск, если бы его нарисовал обкурившийся спейса художник сюрреалист. Ну хватит ржать, Тимба! Серьезно говорю: Босх отдыхает, чего я там насмотрелась. Одна только арка, обвешенная изнутри крылатыми обезьянами, чего стоит! До сих пор вздрагиваю, как вспомню… Или наш дом, заросший, господи прости, поганками по самую крышу. Но это у меня, а другие видели черты своей родной местности, может быть, только во всяких искаженных проекциях. А может, и вообще не своей… помнишь же, как оно бывает во снах? Ты, вроде бы, находишься в каком-то знакомом квартале, …и одновременно фиг знает, где.

А что, если я скажу тебе, что наши сны – это как бы не совсем и сны? А, Тимба?

Ладно, не будем отвлекаться, продолжу об Отре. Так вот, есть там одно место, которое всегда и для всех выглядит одинаково. То есть, не совсем, чтобы одно, скорее – одно из… Это дом номер сто двенадцать дробь два в Сумрачном переулке. Он неизменен при любых обстоятельствах, потому что этот дом по сути своей и не дом вовсе. На самом деле это портал, соединяющий миры. Найти его нелегко, но если всё же тебе повезёт, то… то у тебя есть шанс вернуться, даже когда ты конкретно заплутал.

– И ты его нашла?

Я повернула голову. Тимба улыбался. В его глазах отражалось солнце.

– Дом сто двенадцать. Дробь два. Ты же вернулась, значит, ты его нашла?

Я посмотрела на море. Там, на волнах, качалась мертвая чайка. Мёртвая? С чего я это взяла? Несмотря на адскую жару, по моим рукам, пробежал холодок.

– Наверное, – сказала я нехотя, закрыла заметки и отложила телефон. – Может быть. Не знаю. Не помню.

На самом деле я всё помнила. Просто вдруг мне расхотелось разговаривать с Тимбой об Отре. Он не верил в её существование – вот в чем было всё дело. А раз не верил, то какой смысл?..

Наверное, это была дурацкая идея – написать книгу о своих приключениях в ненашей реальности. Ещё более дурацкой идеей было поделиться этой идеей с Тимбой. А с другой стороны – с кем мне ещё делиться, если не с ним? Я думала, уж он-то поймет и оценит мои старания. И вообще мне казалось, что у меня хорошо получается, начало, во всяком случае, мне даже самой нравилось. Просто он завидует, что не ему первому пришла в голову мысль о книге, вот и всё.

Тимба засмеялся. Просто так. Ему было хорошо рядом со мной, и от этого весело. Что вовсе не отменяло того факта, что он сомневался в моей нормальности. Не важно. Мне тоже было хорошо рядом с ним, хоть иногда он и бывал невыносим.

– Не обижайся, Арин, – мягко сказал Тимба. – Просто эта твоя… история, ну, не укладывается ни в какие законы физики. Я уверен, что вся эта Отра тебе приснилась. Прости.

– Ой, не начинай, – я поморщилась.

Зачем он так? Вот зачем всегда надо всё портить? Но Тимба смотрел задумчиво, и под этим взглядом я внезапно почувствовала себя растаявшим леденцом.

– Но, не смотря на это, мне понравилось… да-да, понравилось. Почему ты так удивляешься? Я думаю, тебе обязательно нужно продолжать, Арина! У тебя интересно получается, и сдается мне, это даже может иметь успех.

В конце концов, кто сказал, что писать обязательно правду и только правду? Писательский вымысел ещё никто не отменял. А вдруг ты станешь известным фантастом? О! Я могу даже подкинуть тебе тему для следующего романа. Недавно услышал прекрасную псевдонаучную теорию об астральных близнецах…

Я многозначительно молчала, вглядываясь в его лицо. Он издевается или подлизывается? Какой ещё писательский вымысел? Да у меня бы в жизни не хватило фантазии всё это придумать.

И никакие близнецы мне в Отре не встречались. И без них только успевала уворачиваться от различного рода неопознанных существ.

– Арина, – засмеялся Тимба. – Очнись! Ну, ты совсем расплавилась.

Он дотронулся губами до моей щеки. Лёгкое такое прикосновение, осторожное, как будто бабочка, пролетая, задела крылом. Жара. Несусветная, невообразимая, беспощадная. Даже близость к морю и наше место не спасали от этого пекла. Мы лежали в тени на горячем белом песке, моя голова – у Тимбы на груди. Его кожа была как раскалённый асфальт, а мои волосы намокли от пота, и всё равно я не могла от него оторваться. В то лето мы вообще не могли отлипнуть друг от друга, и больше напоминали не каких-то там мифических астральных близнецов, а скорее самых что ни есть сиамских. Ладно, так и быть, прощу его сегодня ещё раз. Как и вчера, как и тысячу раз до этого. Потому что это Тимба, и этим всё сказано.

– Астральные близнецы – это люди, рождённые в один день, но не связанные между собой кровными узами, – продолжал тем временем заливаться соловьем мой неподражаемый любитель псевдонаучных теорий. – Но что-то роднит их, и держит что-то… иногда большее, чем кровь. Я недавно смотрел передачу по телеку, и сразу подумал, что это могли бы быть ты и я, но почему-то судьба распорядилась иначе. А, в общем, забей. Это, видимо, у меня от жары потекли мозги.

"Ты и я… мы могли бы…". Да, мы с Тимбой могли бы родиться в один день, но… не родились. То есть, родились конечно, но только в разные даты… О чем вообще я думаю?

Я уткнулась носом в ложбинку на его шее. Он изо всех сил старался дышать ровно, но получалось плохо. То, что должно было случиться между нами, скоро обязательно случится, мы оба об этом знали. Мы только не знали, когда, и пока просто томились под безжалостным палящим солнцем в сладостном предвкушении. Тимба щурился и покусывал губу, рыжее солнце запуталось в его кудрях. Что-то новое рождалось во мне в это мгновенье, то, чего я не ведала о себе раньше. Моё рыжее солнце…

Но Тимба вовсе не рыжий, он блондин. Эх, Тимба!

– Ну, что же, – сказала я. – Это интересно. Только не думаю, что правда.

– Почему?

– Да хотя бы потому, что их получается слишком много. Людей, рождённых в один день. Представляешь, сколько их? Возможно, миллионы. И что же, все близнецы?

– Не все, – возразил Тимба. – А лишь те, которых сводит вместе сама судьба.

– Это как?

– Это так. Ну-ка, скажи мне, скольких из миллионов людей, рождённых двадцатого апреля тысяча девятьсот девяносто третьего года, ты повстречала в своей жизни?

Я, наконец, смогла подняться и сесть. Потому, что поняла – если не сделаю этого сейчас, то превращусь в поджаренное на сковороде яйцо. Это же с ума сойти, какое пекло, хотя, возможно, с ума я сходила совсем по другому поводу. С моря подул лёгкий бриз и принёс с собой долгожданное облегчение, пусть всего лишь на минуту. Тимба лежал на спине, подложив под голову правую руку, смотрел на меня своими карими бархатными глазами и сам не понимал, насколько в тот момент он был красив.

Но я не могла сказать ему об этом, ведь он был мальчик. Красивой подобает быть девочке. Поэтому просто пожала плечами:

– Не припоминаю что-то. Видимо, нисколько. Разве что, в роддоме, но там мы не успели толком пообщаться.

Тимба хохотнул и пальцами свободной руки осторожно погладил мои волосы.

– Вот видишь.

– Вижу.

Мы немного помолчали. Разговаривать было лень, впрочем, слова не всегда и нужны. Тимба был тем человеком, с которым вполне можно молчать, и не чувствовать при этом никакой неловкости. Огромная редкость по нынешним временам.

– Тимба?

– Что такое?

Мне показалось, что тени стали длиннее. Время близилось к вечеру, а мы и не заметили? И вроде даже потемнело вокруг. По непонятной причине мне стало не по себе.

– Тимба, а что бы ты сказал своему астральному близнецу, если бы всё же встретил его?

Зачем я у него это спросила? Очередная чайка закричала, пролетая над морем, и этот пронзительный крик заставил меня вздрогнуть. Мёртвая чайка. Теперь я знала, что произойдёт. Чайка умрёт сегодня ночью.

В глазах Тимбы мелькнула тревога.

– Всё в порядке, – я поспешила его успокоить. Действительно, в порядке. Мимолетное затмение, только и всего. Подумаешь – чайка. С этим миром ничего не поделать, в нём всегда кто-то умирает. Но ведь есть и другие миры.

– Так что?

Тимба неловко улыбнулся и запустил пятерню себе в волосы.

– Хм… Я сказал бы… – он приподнялся на локте, оттолкнулся и уселся, скрестив ноги, на песке рядом со мной. Положил обе руки мне на плечи. Мы уперлись лбами, и уставились друг на друга, совсем как в детстве, когда играли в "гляделки". Это было ни с чем несравнимое ощущение. Мы вроде были всё те же дети… и одновременно уже совсем другие, взрослые и незнакомые друг другу, люди.

– Я сказал бы ему… – он наклонился ещё ближе, почти уткнулся губами в моё ухо, и я ощутила предательские мурашки, пробежавшие по позвоночнику. Я всё время напоминала себе, что это Тимба, мой Тимба, которого я знаю с рождения, но что такое случилось, и почему сейчас я чувствую это всё? Голос его стал тише, потом и вовсе перешёл в шёпот: – Я сказал бы ему: чувак… Эй, чувак… немедленно перестань пялиться на мою девочку, чувак!

Последние слова он практически проорал мне в ухо. Я чуть не подпрыгнула, и от неожиданности ударила его в грудь рукой.

– Дурак! Тимба, ну какой же ты дурак!

– Ага, – Тимба лыбился от уха до уха. Я смотрела на него, размышляя, не врезать ли ему ещё разок, но вместо этого начала смеяться. И он тоже. Потом я просто захохотала. И он тоже. Так мы ржали, как двое полоумных, пока не утомились и не повалились в изнеможении обратно на песок. Вдалеке прогрохотал гром. Мы переглянулись и одновременно посмотрели на небо, где лохматый край грозовой тучи медленно наползал на солнце. Дождь? Господи, неужели пойдёт дождь?

– Дурак, – повторила я одними губами. Тимба улыбнулся и послушно кивнул. Я погладила его по щеке. Он зажмурился, совсем как довольный кот, взял мою руку в свою и тихонько поцеловал.

Две большие капли упали с неба на его лицо. Природа смилостивилась над нами, и дождь всё-таки пошёл. Или это были слёзы?

******

В последнее время она так часто снится мне, наша маленькая безымянная бухта. Наше место, наш островок, тщательно скрытый от посторонних глаз. Место не из этого мира. Здесь больше не было никого и никогда, только двое – я и Тимба.

До конца своей жизни я буду помнить это лето. Никогда не забуду. Мы смешливые, дерзкие и такие юные, нам всего по шестнадцать. Вокруг бескрайнее море, над головами – безграничное небо, а между нами – бесконечная нежность. И я думала, я искренне верила, что так будет всегда.

– Я люблю тебя, Тимба… Тимба… Ты слышишь, Тимба?..

Люблю.

Глава 0. 2018-й. Октябрь. Шацкий.

Аркадий Петрович начинает и выигрывает. Давайте знакомиться. Краткий курс введения в Сероведение или опасайтесь стать подопытной мышью. Высший разум из нулевой реальности и прочая шизофрения моей жизни.

– У каждого человека есть свой астральный близнец, – протрещало существо, в миру успешно мимикрирующее под профессора психиатрии Аркадия Петровича Шацкого. – Разве ты не слышала об этом, моя дорогая? Ни за что не поверю.

Мы сидели друг напротив друга в строгих кожаных креслах с высокими спинками, в комнате, напоминающей библиотеку какого-то готического замка. Аркадий Петрович задумчиво глядел на расползающееся в воздухе колечко дыма, которое сам только что и выпустил, я же исподволь разглядывала место, в котором находилась. Огромные стеллажи книг, бронзовые канделябры со свечами на стенах, мягкий солнечный свет струится из круглых окошек, расположенных вверху у потолка. Загадочно и мистически-красиво. В другое время и при других обстоятельствах мне бы, наверное, здесь даже понравилось.

Разумеется, я отдавала себе отчет, что в реальности этого места не существовало, то есть, в том виде, в котором сейчас мне его показывали. Всё это было лишь гипнозом, увлечением странного доктора. А так, какой-то дом и квартира имелись, естественно, только адреса мне никто давать не собирался. Представьте себе, за десять лет я так и не узнала, где мы с Шацким встречались. Видимо, в глубине души он все-таки опасался, хотя кого? Меня? Это смешно.

На самого доктора ЛжеШацкого я старалась не смотреть, и дело было не только в том, что я его ненавидела. Просто при пристальном взгляде на Серого мне всегда открывались истинные очертания того, кто прятался за безобидным человеческим обликом.

– И зачем они нужны? – спросила я равнодушно, хотя сердце моё бахало так, что казалось, его стук услышал бы даже стоящий у противоположной стены. Аркадий Петрович выпустил следующее колечко и блаженно зажмурился. На наших встречах он всегда курил либо трубку, либо дорогие сигары, ничуть не заморачиваясь о возможной смерти от рака лёгких в расцвете лет. Ну, а что ему? Он же Создатель, высшее существо, а они не болеют и не умирают.

Только курят, как выяснилось. Забавно, правда? Создатель, Бессмертный, Творец – а туда же. И ему не чуждо ничто человеческое. Может, ещё и прибухивает вечерком, укутавшись в любимый пледик у камина?

Шацкий скривил в усмешке губы, от чего кончики его усов потешно встопорщились, и господин профессор начал до боли напоминать киношного комика. Веселится. Догадался, о чем я думаю? Да плевать…

– Странный вопрос, Арина. Зачем? Зачем нужны обычные близнецы? Смотри, вот ты пытаешься создать что-то. Естественно, ты задумываешься над тем, что это должно быть что-то полезное. Но так не всегда получается. Ты лепишь из глины фигурку собачки, а у неё одна лапа кривая. Или уши не такие красивые, как хотелось бы. И у тебя есть два варианта, как исправить сделанное. Ты можешь сломать собачку и слепить её заново, или же сделать вторую, то есть такую же, но уже без недостатков. Точно так и в жизни. Взгляни на процесс с точки зрения Творца, и поймёшь, что никакой другой логики в нём искать не стоит.

Кто-то, может, удивился бы, услышав подобную пургу от уважаемого профессора, но я-то за годы нашего общения успела привыкнуть к тому, что временами Аркадий Петрович становился похожим на Безумного Шляпника из "Алисы…". Создатели вообще странные существа. Общаясь с ними, расслабляться нельзя ни в коем случае.

– Вот уж не знаю, – сказала я, обращаясь к своим туфлям. – Вы хотите сказать, что в любой паре близнецов один обязательно бракованный? С кривой ногой, оттопыренными ушами или ещё чем-то там? А второй – его улучшенная копия? Аркадий Петрович, помилуйте, но это же просто… евгеника какая-то!

А с теми, кому повезло родиться в одиночестве, всё ещё радужнее. Добрые Создатели предусмотрели им астрального двойника. Вы это серьёзно? То есть, на тот случай, если я потеряю глаз или половину зубов, или вдруг – тьфу-тьфу-тьфу – у меня начнут сыпаться волосы, можно не переживать, ведь где-то наверняка существует девушка, у которой с зубами и волосами всё о’кей? Ну, нет, это уже даже не евгеника, по-моему, здесь попахивает натуральным бредом.

Действительно, попахивало, причем сильно, и туфли были в том со мной абсолютно солидарны, а вот Аркадий Петрович, по-видимому, нет. Он так сильно прикусил мундштук, что даже скулы побелели. И да, не скрою, именно этого я и добивалась – доктор Шацкий психанул.

– Проще всего назвать бредом то, чему не можешь дать объяснения, – процедил он.

Объяснения, объяснения. Я открыла рот, чтобы сказать, что вообще-то я, и не обязана ничего объяснять. Пусть лучше уважаемый профессор будет так добр, сам объяснит, что здесь происходит. Была же договорённость – больше никаких внезапных и незапланированных встреч.

Ничего из этого сказать я не успела, потому, как просто сложилась пополам от острой боли в животе. Чёрт бы побрал тебя, Аркадий Петрович! Я скрючилась в кресле, продолжая обозревать теперь узоры на паркете. Что ж, сама виновата. Пытаясь уйти в сторону от опасной темы, опять забыла, что шутить с Серым – не самая удачная идея.

Хотя какие уж тут шутки, когда над жизнью и здоровьем самых близких людей висит постоянная угроза. Шацкий прекрасно знал, чем меня взять. Он мог причинить мне боль, но никогда не допустил бы, чтобы со мной случилось настоящее несчастье, не-ет! Я уже не помнила даже, что такое обычный завалящий насморк. Я и без того была связана по рукам и ногам.

******

– Как думаешь, насколько велики шансы обычного человека, встретить своего астрального близнеца? – голос Аркадия Петровича слегка смягчился. Таким тоном он обычно начинал говорить, когда хотел усыпить мою бдительность. Я хорошо знала эту манеру, и тут же мысленно собралась, не позволяя себе расслабиться и растечься. Можно было отшутиться, сказав, что шансы примерно пятьдесят на пятьдесят – либо встретишь, либо нет, но острить мне что-то расхотелось. А чего хотелось – так чтобы всё это оказалось сном. Вот бы сейчас моргнуть, и – о, чудо! – оказаться дома на диване, перед мигающим телеком. И никаких вам шацких, никаких квази-библиотек, никаких двойников.

Увы, но это было невозможно. Какой бы зыбкой не казалась эта странная реальность, исчезнуть она не могла. Зато она могла сжиматься и растягиваться, но тоже не по щучьему веленью, и уж точно не по моему.

– Как я должна ответить на ваш вопрос?– услышала я свой голос и сама удивилась – что это с ним? Голос доносился, будто сквозь вату. – Я ведь даже не в курсе, кого считать этим… м-м-м?

Сильно захотелось прокашляться. Он всё понял. Чёртов телепат. Ждал, когда я сама проявлю интерес, и тут же радостно затараторил:

– Одно условие. Всего одно, но обязательное. Астральные двойники должны быть рождены в один год, месяц и день. Все остальные характеристики – рост, вес, цвет глаз, наличие родинки на правой щеке, даже пол, уже не имеют определяющего значения. То есть, всё второстепенно.

На самом деле, я знала об этом давно. А Шацкий и не знал, что я знала. Нет, далеко не всё в моей голове было ему доступно.

И это было хорошо.

Аркадий Петрович наклонился, и меня обдало запахом его табака. Странный запах, не слишком табачный, больше было похоже на то, что уважаемый психиатр курил шампунь. Внезапно он подмигнул, вышло как-то панибратски-пошло, словно мы договаривались о чем-то неприличном.

– А теперь представь, Арина, сколько людей на планете, которую вы называете Земля рождено, скажем, двадцатого апреля одна тысяча девятьсот девяносто третьего года? Обоих полов, прошу заметить, – Шацкий мечтательно смотрел куда-то вдаль, чуть выше моего левого уха. – Юноши и девушки. Города, страны и континенты. Даже если задаться целью и вычислить их всех, с какой долей вероятности среди всей этой массы ты сможешь найти своего?

"Лишь те, которых сводит вместе сама судьба", – услышала я голос, и руки мои превратились в две ледышки.

Голос из прошлого. Из другой реальности. Из другой жизни. Шацкий его не слышал, продолжая пиликать о чём-то наболевшем.

– Зачем мне его искать? – поток оборвался, я уставилась в узкое лицо с усиками и козлиной бородкой. Аркадия Петровича в человеческом обличии сложно было назвать писаным красавцем, однако дамы бальзаковского и постбальзаковского возраста в большинстве своём находили его милым и даже трогательным. Знали бы они правду!

Вдруг мне очень сильно захотелось послать профессора на три веселых буквы. Вот так прямолинейно, смачно и по-русски.

– Или её. Зачем? Я что, неизлечимо больна и мне срочно требуется пересадка костного мозга? Но тогда мне нужен донор, а не какой-то там астральный родственник. Это ведь не одно и то же, я правильно мыслю, Аркадий Петрович? А раз так, то хочу официально заявить, что не собираюсь искать своего астрального близнеца. Ни своего, ни своей дочери, ни кого-либо из своей семьи. Пусть живут себе спокой…

Для достойного завершения спича мне не хватило ровно одного слога. Аркадий Петрович начал меняться.

Первыми исчезли усики, потом бородка, потом весь волосяной покров с головы. Сама голова увеличилась и вытянулась, превратившись в практически идеальный эллипс. Уши заострились, нос удлинился до уродливого отростка, напоминающего короткий недоразвитый хобот, рот превратился в черную расщелину без губ.

И эта расщелина мне улыбалась, надо же.

– Разумеется, – согласилось существо, именующее себя Создателем или Творцом, а ещё иногда Высшим Разумом – в зависимости от темы и степени важности беседы. – Разумеется. Тебе и не нужно никого искать. Тот, кто надо, сам тебя нашёл, верно?

Кожа существа своим серебристо-серым цветом напоминала свежевыкрашенную кладбищенскую оградку. Над хоботом-носом поблескивали два близко посаженных оранжевых глаза без бровей и ресниц. Я почувствовала подступающую к горлу дурноту.

– Но ведь это поистине удивительно, – продолжило существо, внимательно глядя на меня янтарными гипнотическими огоньками. – Из миллиона шансов. Из миллиона вероятностей. Из миллиона линий пересечений…

Я плыла. Пыла по воздуху, который вдруг стал таким вязким и тягучим, что при желании его можно было потрогать рукой. Предметы вокруг меняли свои очертания, то растягивались, то сжимались, то сворачивались в замысловатые фигуры. Когда Аркадий Петрович пошутил так со мной в первый раз я, признаться, неслабо испугалась, но с тех пор немало воды утекло. Да, гипнозу поддаются девяносто пять процентов людей согласно статистике. Ничего в этом нет особенного. Так зачем?..

Понятное дело, зачем. Дестабилизировать, подавить морально. Выбить почву из-под ног. Показать, в конце концов, кто здесь Хозяин, именно так, с большой буквы Ха.

Меня мутило и выкручивало, и я из последних сил боролась с рвотными позывами, а существо продолжало радостно дудеть в свой хобот. Не поверите, но его серое лицо при этом практически сияло (насколько, конечно, вообще способна сиять могильная плита).

– Великолепно! – восторженно трубило нечто, бывшее ещё четверть часа назад Аркадием Петровичем, и на мгновенье мне даже показалось, что оно вот-вот зарукоплещет в экстазе. – Невероятно! Шикарно! Божественно! Это же просто… это же просто настоящая ментальная регенерация! Попрошу не путать с реинкарнацией!.. Но как? Как ему это удалось? Чудесный мальчик. Идеальный пробанд!

Последнее слово прозвучало как выстрел. Пробанд-банд-банд-банд. Я почти физически ощущала дыру от снаряда, который протаранил меня насквозь в области груди.

– Нет, – сказала я. – Только не Тим. Он никакой мне не близнец. Он родился пятого мая. Совсем в другой день, слышишь ты, чудовище?

Существо смеялось мне в лицо.

– Пожалуйста, не трогайте его!

Не поможет. Бесполезно просить и умолять. Эти твари не по части жалости, уж мне ли было этого не знать. Мы для них – всего лишь подопытные мыши, образцы для исследования. Вот образец номер один – мышка по имени Арина, всегда тебе рады, добро пожаловать в клетку. А это у нас кто такой хорошенький? Образец номер два – мышка по имени Тим. Шустрая, любопытная мышка с живыми черными глазками, вот и твоя клетка. Тебя угораздило влезть, куда не нужно, и теперь это твой дом… располагайся. Вероятнее всего, ты задержишься здесь надолго. Например, до конца дней своих. Потому что ты – идеальный пробанд.

Отчаяние накрыло меня с головой. Некого звать, некуда бежать. Клетка захлопнулась.

******

Это случилось десять лет назад. Мне вот-вот должно было исполниться пятнадцать, на дворе зеленел апрель, ласковое субботнее утро, трам-пам-пам, вся жизнь впереди и ничего, как говорится, не предвещало… Я торопилась на тренировку. Шла по улице, быстро, почти бегом, как вдруг мою голову пронзила боль, острая, как раскаленная игла. Всё произошло мгновенно, я не успела ни крикнуть, ни даже испугаться толком, просто упала на краю тротуара, и спасибо добрым людям, вызвавшим "Скорую" и не давшим мне умереть.

Очнулась я в понедельник, в первой городской больнице, в палате интенсивной терапии. Врачи исключили инсульт (редкость для столь юного возраста, но случается), а вот исключить мгновенную кому и клиническую смерть уже не получится.

Поначалу все думали, что мне повезло. Я не стала инвалидом, и вообще молодой крепкий организм восстанавливался стремительными темпами. Мне, правда, пришлось остаться на второй год в девятом классе, но это уже такие мелочи по сравнению с сомнительной перспективой остаться на всю жизнь овощем, ведь верно?

Однако в те два дня, что я провела в коме, кое-что произошло. Мое тело лежало на больничной койке, но этого я не осознавала, потому что на самом деле была совсем в другом месте. В очень странном месте. Я попала в Отру – страну, очутиться в которой можно было лишь заснув или… умерев.

О людях, сумевших вернуться "с того света", написано много, не я первая, не я последняя. Впоследствии я перечитала в Интернете, наверное, километры воспоминаний. Большинство были похожи, как будто "возвращенцы" их друг у друга списывали. Свет в конце тоннеля, души покойных родственников, райская музыка и прочее бла-бла-бла. К сожалению, мне ничего из этого не показали.

Я бродила по необычному городу, порой сильно напоминающему мой родной, но в какой-то странной, искаженной проекции, как будто на картинах сюрреалистов (или в гипнотических снах Аркадия Петровича). Мне встречались разные существа, а так же люди, которые были людьми когда-то, и люди, которые были не совсем людьми. Я побывала в нокраоресе – гиблом месте, из которого меня вывела прекрасная девушка-Оборотень Яокка Ланшун. Я помогла нескольким людям не умереть во сне. И, самое главное – я спасла Короля, Правителя Отры, от его злобного и опасного двойника Боеуса Рыбтайга. В общем, напутешествовала страницы на четыре различных диагнозов, но сейчас не об этом.

Наверно, в той реальности я и подцепила какой-то неизвестный науке (нашей науке) вирус. Вирус, постепенно изменивший меня и мой разум. Вернулась я уже не той, что была.

Внешне всё оставалось по-прежнему, однако я стала ловить себя на мысли, что со мной происходит нечто непонятное. Я вдруг осознала, что могу предсказывать будущее (далеко не всегда, и не точно, но всё же). Иногда находились давно пропавшие вещи, иногда, стоило чуть поднапрячься, я слышала, о чем говорят люди на другом конце огромного зала. А ещё могла только по голосу, даже не глядя на человека, легко определить, говорит он правду или лжёт.

Но это всё не главное.

Я начала видеть ауры людей. Это было так странно. Не то, чтобы все вдруг взяли и превратились в инопланетян, замотанных в коконы, нет. Ауры большинства вообще не представляли собой ничего особенного, так, невзрачная белесая оболочка, слегка напоминающая полиэтиленовый пакет. И то, если долго присматриваться. Интересовал меня лишь небольшой процент людей, имеющий сияние более яркое, и к тому же цветное. За это их называли Цветными или Светящимися, и к ним мы ещё вернёмся немного позже.

А главное, теперь я могла видеть их. Тех самых, что гордо именовали себя Создателями или Творцами.

Кстати, я сама их никогда, даже мысленно, так не звала. Творцы? Вот уж хрен вам.

Я называла их Серыми, просто Серыми, именно такого они были цвета.

******

Серые веками жили среди нас, и в человеческом облике вы ни за что не отличили бы одного из них от сантехника, гаишника или паспортистки ближайшего домоуправления. Вы могли каждый вечер перебрасываться парой фраз с симпатичной продавщицей в супермаркете, годами здороваться в буфете с Любочкой из отдела планирования, ругать местную власть с соседом из третьего подъезда, и понятия не иметь о том, кем они являются на самом деле. Серые врачи в больницах, Серые учителя в школах, Серые полицейские охраняли мирный сон граждан. Серые могли быть где угодно и кем угодно (хотя больше всего они почему-то тяготели к медицине – врачи, санитары, медсёстры). И лишь только детей -Серых я не встречала никогда.

Эти существа утверждали, что именно они создали нашу маленькую планетку и, между прочим, нас с вами тоже. Якобы всё человечество являлось результатом одного грандиозного эксперимента, затеянного когда-то их высшей, Серой Расой. Дарвин, наверняка, извертелся в гробу, узнав, какие величайшие Серые умы трудились, не покладая рук, чтобы ты, и ты, и вот ты, человек, мог спокойно выпить с утра чашечку кофе и бежать на свою работу. А в воскресенье отвести детей в парк или на каток. А летом съездить к тёще в Воронеж или по путёвке в Турцию. Бред, скажете вы. Какие ещё Серые? Она определённо спятила.

Знаете, я тоже им не сразу поверила. Как-то не очень легко давалось осознание того, что человек разумный не есть самое чудесное из всех созданий природы и верхушка эволюции, а всего лишь подопытный кролик, да ещё и в руках каких-то непонятных существ, внешне по крайней мире сильно отличающихся от навязанного с детства образа Бога Отца. Но Серые… они могли быть убедительными.

Точнее, Серый, потому, что общалась я только с одним их представителем – Аркадием Петровичем Шацким. Прочие избегали меня, уж не знаю, по какой причине, а Шацкий – нет. Аркадий Петрович был напротив, весьма настойчив, если не сказать – навязчив, он сам меня нашёл и после комы смог внушить моим родителям (и мне самой) что для моей сильно пошатнувшейся психики он едва ли не самый необходимый на данный момент специалист. Ну, а потом уже пошло по накатанной.