Текст книги "Плохая Мари"
Автор книги: Марси Дермански
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
Мари опять взяла Бенуа за руки. На этот раз он не отнял их.
– Я не люблю свою жену? – спросил он.
Он ждал, что Мари ответит, но вместо этого она молча поцеловала его. Запустила пальцы ему в волосы, прижалась всем телом и поцеловала. В зоопарке, рядом с морскими львами. И Бенуа Донель, который любил – а может, не любил – свою жену, ответил на ее поцелуй с не меньшим пылом.
– Смотрите! – закричала Кейтлин.
Они оторвались друг от друга. Бенуа несколько раз моргнул. Прямо напротив них, на вершине скалы, стоял морской лев. Задрав голову, он смотрел на солнце, которое показалось из-за туч.
– Ты напоминаешь мне мою сестру, – сказал Бенуа.
– Натали?
– Да.
– Натали, которая покончила с собой. Я похожа на нее?
– Да. Oui. [7]7
Да (фр.).
[Закрыть] Похожа. Я написал эту книгу для нее.
Это Мари понравилось. Очень.
– Твоя сестра, – повторила она. В этом было что-то двусмысленное, возможно, кровосмесительное. Он потерял свою сестру, но вместо нее обрел Мари. В конце концов, Бенуа должен осознать, что их жизни неразрывно связаны. Эллен была необходима ему на определенной ступени жизни, как самой Мари необходима была тюрьма – своего рода свобода, возможность отдохнуть и залечить свои раны. Может быть, он будет даже немного скучать по Эллен, но жена – это не то, что нужно ему на самом деле.
Мари снова поцеловала его, нежно и медленно.
Кейтлин носилась вокруг них; Мари слышала топот ее ножек.
– Я морской лев! – вопила Кейтлин, размахивая руками. Она привыкла к тому, что Бенуа и Мари все время целуются.
Сестра. Мари напоминала Бенуа Донелю его давно умершую сестру. Мари была Вирджини. Любовь всей его жизни.
Бенуа укладывал вещи Кейтлин. Ее любимые игрушки. Ее любимую одежду, ее любимые книжки, любимые DVD. У Кейтлин было множество любимых вещей. И у Бенуа тоже были книги. Диски. Одежда. Он набил вещами четыре одинаковых чемодана и взял прогулочную коляску Кейтлин. Мари собрала в сумку то, что могло понадобиться им в самолете.
– Красивые чемоданы, – заметила она, кивнув на багаж Бенуа.
– Свадебный подарок, – ответил он.
Вещи Мари уместились в тот же самый рюкзак, с которым она прибыла в дом Эллен, несмотря на то, что к ним прибавилось красное кимоно Эллен и еще кое-что по мелочи: серьги, серебряные браслеты, лавандовая пена для ванны.
То, что они собирались сделать, не считалось незаконным. Кейтлин была дочерью Бенуа. У них у всех были паспорта. Мари и сама не знала, чья это была идея, сбежать, – ее или Бенуа. Или, может быть, ее идея, которую она каким-то образом сумела внушить Бенуа.
– Париж, – сказал Бенуа.
Его глаза горели безумным, почти фанатичным огнем.
– Другого такого города нет. Ничто с ним не сравнится. Натали всегда говорила мне, что больше я нигде не выживу. Мы едем в Париж.
Он заглянул в бумажник:
– Но у меня нет билетов. Я имею в виду билеты на самолет. У меня их нет.
Билеты он заказал по телефону.
– Это электронные билеты, – сказала Мари. – Мы получим их у стойки регистрации.
Ее вдруг пронзило ощущение, что все это у нее в жизни уже было. Спешный отъезд, непонятная радость от того, что приходится все бросать. Только в этот раз было немного сложнее: нужно было взять с собой детскую чашку с крышкой и носиком, подгузники, особый, экологически чистый сыр… Ребенка. Коляску. Может быть, это означало, что Мари повзрослела.
– Мы едем в Париж! – воскликнула Мари, схватив Кейтлин на руки. Она принялась кружить девочку, все быстрее и быстрее, пока обе они, смеясь, не упали на кровать.
– Все это плохо кончится, – предсказал Бенуа, застегивая последний чемодан. Он улыбался.
Мари отбросила с лица шелковистые белокурые волосы Кейтлин – они попали ей в рот. Из носа у Кейтлин текло, и она вытерла его подолом своей футболки. Они по-прежнему будут вместе смотреть телевизор, и принимать ванны, и гулять днем. Но в Париже. В Париже есть замечательные сады, и набережная Сены, где можно гулять. И прекрасная, вкуснейшая еда.
– Ведь так и будет, знаешь, – повторил Бенуа.
– Ничего я не знаю, – сказала Мари.
Хуан Хосе кончил плохо. Повесился на веревке, которую сплел из простыни. В последний раз они увиделись в зале суда; на них обоих была тюремная форма. Ее повели в одну сторону, его в другую, и это оказался последний раз, когда она видела его живым: в наручниках, с опущенной головой.
Она накрутила на палец прядь волос Кейтлин и дотронулась до кончика носа Бенуа. Нос был похож на клюв. Такой нос мог принадлежать только парижанину.
– Может быть, и нет, – сказала Мари.
В аэропорт они приехали на такси.
Потом пообедали в «Макдоналдсе», расположенном неподалеку от выхода на летное поле. Правила Эллен больше не действовали. Кейтлин впервые в жизни съела чизбургер и была вне себя от радости.
– Мне нравится, – заявила она, облизывая губы. – Нравится, нравится!
Картошка фри понравилась ей не меньше.
И маленькая игрушка, которая оказалась в коробке, – пластмассовая фигурка героя какого-то нового фильма, которого ни Мари, ни Бенуа не сумели распознать.
Телефон Бенуа зазвонил в первый раз, когда они сидели в «Макдоналдсе».
– Это Эллен, – сказал Бенуа.
Мари кивнула.
Бенуа не стал отвечать на звонок.
Телефон зазвонил снова возле киоска с журналами, потом в зале вылета, когда Мари читала Кейтлин книжку. Бенуа нервно расхаживал взад и вперед. Мари делала вид, что нисколько не волнуется. Бенуа закурил, и полицейский тут же попросил его потушить сигарету.
– Я поговорю с мамочкой? – спросила Кейтлин и протянула руку к телефону.
– Нет, – сказала Мари. – Мамочка еще на работе. – И продолжила читать. – Смотри, Кейтлин. Мишку еще не нашли. Ты перевернешь мне страницу?
Кейтлин перевернула страницу.
Бенуа не отвечал на звонки, но каждый раз смотрел на экран, проверяя, кто звонит, и с каждым разом лицо его становилось все напряженнее и напряженнее. Мари не спрашивала, кто там, потому что ответ был понятен и так. Посадка в самолет все никак не начиналась. Почему он так нервничает? Чего он еще ожидал? Что Эллен вернется домой и даже не заметит, что они исчезли? Что она не станет ничего предпринимать? Упс, семья испарилась. Ну ладно. Конечно же она встревожится. И будет звонить. Они решили сбежать. Уехать во Францию. Этот выбор они сделали вместе, стоя возле бассейна с морскими львами. Бенуа нужно было всего-навсего выключить телефон, но он, судя по всему, был не в состоянии сделать это.
Только когда посадка в самолет была закончена и бортпроводники попросили всех пристегнуть ремни и отключить все электронные устройства, когда самолет стал разгоняться на взлетной полосе, Бенуа решился прослушать голосовые сообщения.
Самолет стал взлетать. Мари взяла Кейтлин за руку.
– Громко, – сказала Кейтлин.
Мари с ней согласилась.
За стеклом иллюминатора был Атлантический океан. Мари посмотрела на простиравшееся под ними бескрайнее водное пространство. Звонки Эллен не задержали самолет. Они были в небе, на пути в Европу. Мари никогда не думала, что сможет попасть туда. Все, что она хотела в этой жизни, было здесь, с ней рядом. Сообщения на мобильном ее нисколько не касались. Бенуа отложил телефон в сторону и поправил плед, которым была укрыта Кейтлин. Она уже успела заснуть. Светлые спутанные волосы падали на ее прелестное, совершенное личико; щека была испачкана кетчупом.
– Она сказала, что тебя арестуют за похищение ребенка. Сказала, что ты никогда не выйдешь из тюрьмы. Будешь гнить в камере до конца своих дней, она сделает для этого все, что только возможно. Она уже звонила в полицию, и они выписали ордер на твой арест. И еще она сказала, что я совершил свою большую ошибку в жизни и пожалею об этом. Но ничего страшного – она меня прощает.
– Она тебя прощает?
– Так она сказала.
Женщина, сидящая позади них, осторожно дотронулась до плеча Бенуа ногой. Нога была в носке. Полосатом, с темно-синими и бирюзовыми полосками.
– C’est toi, non? [8]8
Это ты, да? (фр.)
[Закрыть] – сказала она шепотом. До вольно игриво, впрочем. – Бенуа Донель? Oui.
Бенуа Донель. Бенуа Донель.
Мари посмотрела на Бенуа. Не отвечая женщине, он посмотрел на Мари.
– Je sais que c’est toi. Je le sais. Je le sais. [9]9
Я знаю, что это ты. Знаю. Знаю (фр.).
[Закрыть]
Она снова пихнула Бенуа ногой, уже сильнее.
Мари покосилась на носок.
– Она тебя знает, – сказала она.
– Merde, – сказал Бенуа. Женщина в полосатых носках поднялась со своего места и подошла к ним. Она встала в проходе, склонилась над Бенуа Донелем и обхватила его лицо ладонями. Потом расцеловала в обе щеки. Потом впилась в его рот.
– Кто это? – спросила Кейтлин. Мари покачала головой.
– У нее длинные волосы, – заметила Кейтлин. Белокурые волосы женщины доходили ей до пояса. Мари с трудом подавила в себе искушение вцепиться в них. Закончив целовать Бенуа, женщина опустилась на пол, положила голову ему на колени и заплакала.
– Бенуа? – не вытерпела Мари.
Бенуа погладил рыдающую женщину по голове и взглянул на Мари.
– Это Лили Годе, – сказал он. – Я не видел ее много лет.
Мари кивнула.
Женщина, не поднимаясь с колен, подняла голову и вытерла слезы. Разрез глаз у нее был необычный – как будто она была наполовину азиаткой. Только сейчас она заметила Мари.
– Вы ничего не слышали обо мне? – спросила она.
Мари снова покачала головой.
– А должна была?
– Я актриса, – сказала женщина.
– А я сидела в тюрьме, – сказала Мари.
Лили Годе недоуменно моргнула.
И сказала что-то по-французски Бенуа.
– Все нормально, – сказал он и пожал плечами.
– Ты живешь в Нью-Йорке, – сказала Лили. – Я сама только что из Нью-Йорка. Мой фильм участвовал в кинофестивале Трайбека. Они ели хот-доги. Зрители. Смотрели мой фильм и ели хот-доги.
– Какой кошмар. Нелегкое испытание для тебя.
– Ты, наверное, знал, что я в Нью-Йорке? – Она заглянула Бенуа в глаза. – Читал обо мне в газетах?
– Я не знал, Лили.
Мари совсем не понравилось, что он называет ее по имени. Они явно были давно и хорошо знакомы.
– Это твоя жена? – спросила Лили. – Я слышала, что ты женился. А это кто? Твоя малышка?
– Я большая, – сказала Кейтлин.
– Excusez-moi. [10]10
Прошу прощения (фр.).
[Закрыть] Это твоя большая дочка?
– Oui. Кейтлин. Elle a presque trois ans. [11]11
Ей скоро три года (фр.).
[Закрыть]
– Ta petite fille, [12]12
Твоя маленькая дочка (фр.).
[Закрыть] – Лили улыбнулась Кейтлин. На глазах у нее опять выступили слезы. – Я искала его, – обратилась она к Мари. – Je l’ai cherché et cherché. [13]13
Я искала и искала (фр.).
[Закрыть] Все эти годы. Я его искала.
Лили снова зарыдала и почти упала на руки бортпроводника, маячившего поблизости. Бенуа отстегнул ремень.
– Что ты делаешь? – спросила Мари. – Не надо.
Но Бенуа уже встал с сиденья. Он похлопал бортпроводника по плечу, и тот передал ему рыдающую французскую актрису.
– Тетя плачет. – Возбужденная Кейтлин показала на Лили пальцем.
Хуже того, слезы показались и на глазах Бенуа Донеля.
– Я искала его. – Французская актриса посмотрела на Мари из-за плеча Бенуа. – Искала. Все время искала. Долгие годы. Я звонила его grand-mére, [14]14
Бабушка (фр.).
[Закрыть] но она мне ничего не сказала. Он не хотел, чтобы его нашли. Mon coeur etait battu. Comprends? [15]15
Мое сердце было разбито. Понимаешь? (фр.)
[Закрыть]
И улыбнулась.
Улыбка у французской актрисы была удивительная. Ослепительная и совершенно безумная. Обвив руками шею Бенуа, она излучала абсолютное счастье, так что казалась почти умственно отсталой. Мари подумала, что это отвратительно.
– Я люблю этого человека, – сообщила ей Лили. – Я люблю Бенуа Донеля. Je suis très heu reuse [16]16
Я очень счастлива (фр.).
[Закрыть] видеть его снова. Comprends?
Она еще раз поцеловала Бенуа сначала в одну щеку, потом в другую. Ее волосы неприятно лезли ему в глаза.
– Я хочу Элмо, – сказала Кейтлин и схватила Мари за руку.
– Я не знаю, где он, Кит Кат.
– Я хочу Элмо.
По крайней мере, у Мари появился повод вмешаться в разговор и подпортить радость французской актрисы.
– Ты не знаешь, где он, Бенуа? Элмо, игрушка Кейтлин? Ты его взял?
– Он в каком-то из чемоданов.
– Хочу Элмо, – стояла на своем Кейтлин.
– Он в багаже, Кейтлин, – объяснила Мари. Она вытащила из сумки плюшевого кролика.
– Voilà, [17]17
Вот (фр.).
[Закрыть] – объявила Мари.
Кейтлин потрясла головой:
– Нет.
Мари погладила пушистые ушки. Кролик ей нравился.
– Кто это разговаривает с папой? – спросила Кейтлин.
Мари обернулась. Как ее назвать: стерва, сука, французская актриса? Она пожала плечами.
– Я хочу чизбургер. – Кейтлин повысила голос. – Хочу к мамочке. Где мамочка?
– Мамочка на работе, глупая Фасолинка, – сказала Мари.
Дома Кейтлин никогда не спрашивала про мать. Эллен могло не быть дома четырнадцать часов, и никто этого не замечал. Кейтлин всегда была счастлива с Мари и с удовольствием проводила с ней время. Иногда, когда Эллен возвращалась домой, Кейтлин уже спала.
– Хочешь, я тебе почитаю?
Мари, замечательная няня, знающая, как правильно обращаться с детьми, вынула из сумки книжку о потерявшемся плюшевом медвежонке и принялась читать вслух. Бенуа по-прежнему торчал в проходе со своей умственно отсталой французской актрисой. Мари читала Кейтлин, а Бенуа вместе с Лили Годе решили наконец сесть и устроились на сиденьях позади. Пока Кейтлин переворачивала страницы, Мари украдкой косилась через плечо на французскую актрису, которая, держа Бенуа за руку, быстро-быстро рассказывала ему что-то по-французски.
Он бросил жену, бросил свой дом. Ради нее. Ради Мари. Она спасла его от скучного домашнего рабства, от Эллен. Но вот он сидит рядом ней и разговаривает с другой женщиной, с женщиной, которая целует его в губы, рыдает и разговаривает с ним о его бабушке. Все было не так. Неправильно. Французская актриса была симпатичной; у нее были длинные светлые волосы, и на ней была обтягивающая черная футболка. Но она была очень худой – чересчур худой, так что ее голова казалась Мари огромной по сравнению с телом. И взгляд у нее был быстрый, бегающий, как у какого-нибудь зверька.
Она положила голову на плечо Бенуа. Сквозь щель между сиденьями Бенуа посмотрел на Мари и попытался ободряюще кивнуть ей. Как раз в этот момент подошел бортпроводник с двумя бокалами шампанского. До спокойствия Мари было далеко. Слишком рано начала она злиться на Бенуа. Слишком рано для сожалений и упреков.
Мари не понимала, что такое сожаление. Например, не ее вина была в том, что Хуан Хосе решил покончить с собой. Когда он появился на пороге ее дома, она не могла знать, что случится дальше. Мари отвернулась от Бенуа и его французской актрисы. Донесся звон бокалов – они чокались. Французская актриса засмеялась. Смех ее был не менее отталкивающим, чем истерика со слезами. Мари взяла Кейтлин за руку и сделала вид, что кусает ее.
– Я ем твою руку, – зловещим голосом произнесла Мари. – Сейчас я съем ее всю. Вкусные, вкусные ручки!
Ручки у Кейтлин были чудесные – маленькие ладошки, крошечные пухленькие пальчики.
– Не надо, – засмеялась Кейтлин. – Нет. Не надо.
– Ну что ж, – задумалась Мари. – Тогда чем мы займемся?
– Давай смотреть телевизор, – решила Кейтлин.
Мари кивнула, совершенно успокоившись. Кейтлин по-прежнему знала, что и как нужно делать. Мари надела наушники на ее маленькую головку. На экране, встроенном в спинку сиденья впереди, появился французский мультфильм.
«О-ля-ля», – сказал черный кот.
– О-ля-ля, – повторила за ним Кейтлин. – Ля-ля-ля!
– О-о-о, – сказала Мари.
– Ля-ля-ля.
Чтобы смотреть французский мультик про черного кота, не обязательно было знать французский. Кейтлин не нужна была мамочка – она просто хотела узнать, где она. Элмо в чемодане. Мамочка в офисе. Ей даже не нужен был Бенуа. Только Мари. Мари нашла в сумке пачку сырных крекеров-рыбок, и они с Кейтлин смотрели телевизор, ели крекеры и были совершенно счастливы. Мари старалась не жалеть об огромной плазменной панели, стоявшей в гостиной Эллен, и об удобном кожаном диване, на котором она пересмотрела так много дурацких фильмов. Об их с Кейтлин неизменном распорядке дня. О жизни, которая осталась позади.
В доме Эллен Мари была счастлива.
Французская актриса выглядела такой хрупкой. Словно она ежеминутно нуждалась в мужчине, не могла даже дышать самостоятельно. Она то и дело клала голову на плечо Бенуа. Или на его колени.
– Никогда не будь такой, – сказала Мари Кейтлин. – Никогда.
Самолет приземлился. Бенуа и французская актриса разговаривали все время, пока шли через зал аэропорта, и потом, когда проходили таможню и паспортный контроль. Мари и Кейтлин стояли в другой очереди, для иностранцев. Они продолжали разговаривать и у багажной ленты, пока Мари высматривала их дурацкие чемоданы. Они появились один за другим: четыре чемодана, коляска и, наконец, рюкзак Мари.
– Все, – сказала Мари Бенуа.
Она погрузила багаж на тележку. Бенуа разговаривал с французской актрисой.
– Вези, – сказала Мари. Он повез тележку.
Мари взяла Кейтлин за руку и кивнула французской актрисе. Собственно, этого достаточно. Путешествие окончилось, и настало время прощаться. Но в тот момент, когда Мари, Бенуа и Кейтлин вышли из здания аэропорта и должны были, по идее, усесться во французское такси и отправиться навстречу своей новой жизни в Париже, Мари обнаружила, что Лили Годе от них не отстает. Более того, она принялась подталкивать их к ожидавшему ее черному автомобилю.
– Вы остановитесь у меня, – объяснила она Мари. – У меня полно места. Вам будет очень удобно. У меня много комнат. – Она взглянула на Кейтлин: – А для тебя у меня есть игрушки. Куклы, очень красивые.
Мари посмотрела на Бенуа. Она ни разу не спросила его, где они будут жить, когда приедут в Париж. Ей это даже в голову не пришло. Она думала, что они обсудят все в самолете, но Бенуа всю дорогу занимался французской актрисой. Мари полагала, что у него есть какой-никакой план. Все же это его страна.
– Это хорошо, – заверил ее Бенуа. – Очень удачно, что мы встретили Лили. В ее квартире Эллен нас не найдет.
– Ta femme? [18]18
Твоя жена? (фр.)
[Закрыть] – спросила Лили. – Эллен?
– Мамочка? – спросила Кейтлин. – Где мамочка?
Хоть бы Кейтлин уже перестала спрашивать о своей мамочке, подумала Мари.
– Он не пригласил меня на свадьбу, – сообщила Лили. Она держалась за край свитера Бенуа, как ребенок.
– Я была в тюрьме, – сказала Мари.
Лили, кажется, смутилась, но ничего не сказала. Мари разгадала ее тактику. Она собиралась обращаться с Мари, словно та была просто няней. Прислугой. Как будто ее тут не было.
– Она уже знает, что мы во Франции, – сказал Бенуа.
– Откуда? – не поняла Мари. – Как она узнала?
– Кредитка. Билеты.
Мари кивнула. Они ни о чем не подумали.
Скрыться от Эллен будет труднее, чем от полиции. И Кейтлин пропустила время своего дневного сна. И придется привыкать к смене часовых поясов.
– Ты ведь не разговаривал с Эллен, нет? – спросила Мари.
На самом деле у него и не было такой возможности, учитывая, что он ни на секунду не отлипал от французской актрисы, но Мари уже ни в чем не была уверена.
– Нет. – Бенуа покачал головой. – Только прослушал сообщения.
– Те, где она желает мне сгнить в тюрьме?
– Если я заплачу за отель ее кредиткой, она тут же узнает, где нас искать.
– У тебя нет собственной кредитки?
– Прекрати, Мари! – раздраженно оборвал он.
– Я живу в лучшем arrondissement [19]19
Район (фр.).
[Закрыть] в Париже, – заявила французская актриса. Она говорила громко, как будто это могло улучшить ее произношение. – Там можно гулять. Там лучшие рестораны, самые красивые сады, лучшие музеи. И шопинг. Ты знаешь Париж? – Не дожидаясь ответа, она продолжила: – Это прекрасный город. Самый красивый в мире. Я всегда говорила Бенуа, что не могу его представить в другом месте.
– Так говорила его сестра, – сказала Мари.
Бенуа стал засовывать вещи в багажник черной машины, помогая шоферу. Таким образом он, с одной стороны, устранялся от участия в разговоре и, с другой стороны, давал понять, что решение остановиться у Лили Годе вроде как принято. Четыре чемодана и прогулочная коляска.
– Детское сиденье, – потребовала Кейтлин, когда Мари попыталась усадить ее в машину.
Они взяли все, кроме детского сиденья для автомобиля.
Раньше Мари никогда не приходилось думать о таких вещах. Вчера, когда они ездили на такси в зоопарк, Кейтлин и не вспомнила о своем сиденье. Мари взглянула на Лили Годе и вдруг вспомнила тюрьму. Раскаленную прачечную. Монотонное складывание одежды. В тюрьме невозможно было совершить серьезную ошибку. Надо было просто делать свою работу, стирать простыни, полотенца и формы, а потом еще простыни, полотенца и формы, и еще, и еще, и так бесконечно, пока все тело не начинало ломить от усталости. Мари на секунду закрыла глаза и глубоко вздохнула. Воздух Парижа был насыщен выхлопными газами.
– Ремень – тоже хорошо, – сказала она Кейтлин.
– Нет, – не согласилась та. – Детское сиденье.
– Все будет хорошо, Кит Кат. Я тебя пристегну. Тебе понравится, вот увидишь.
– Она скучает по матери, нет? – спросила Лили.
Мари поняла, что Лили пытается подорвать ее авторитет. Да, подругами им никогда не стать. Бенуа еще копался с сумками. Мари подошла к багажнику, наугад вытащила один чемодан, открыла его и вынула Элмо.
– C’est Elmo, [20]20
Это Элмо (фр.).
[Закрыть] – сказала Лили. – У нас во Франции он тоже есть.
Мари сунула красную мягкую игрушку Кейтлин.
– Элмо, – сказала Кейтлин и прижала его к груди.
Мари застегнула на Кейтлин ремень безопасности и устроилась рядом с ней на заднем сиденье. Ноги пришлось поставить на возвышение между сиденьями, так что колени Мари упирались в грудь. Лили села с ними. От нее пахло какими-то цветочными духами, которые страшно раздражали Мари.
– Вам у меня понравится, – уверяла Лили.
Бенуа сел впереди, рядом с шофером. Мари опустила стекло со стороны Лили, и они тронулись.
Это Париж, подумала Мари, глядя на забитую машинами автостраду. Она закрыла глаза и опять перенеслась в тюремную прачечную. Она стояла напротив Руби Харт – Руби, с таким знакомым широким лицом, с тонкогубым ртом, в оранжевой форме – и держала один конец простыни. Руби держала другой. Мари сделала шаг к ней, и они сложили простыню пополам. Потом Руби снова взялась за один конец, а Мари за другой, и они сложили ее еще раз. И еще раз, и еще раз, пока простыня не превратилась в маленький прямоугольник. Руби сложила ее пополам в последний раз, а Мари в это время взяла из стопки следующую простыню, и они начали все сначала. Простыня за простыней, простыня за простыней.
Стены в квартире Лили Годе были увешаны книжными полками. Видимо, она была умной актрисой. Мари поискала «Вирджини на море» и нашла ее, французское издание, которое она никогда не видела раньше. Рядом стояли несколько сборников стихов Натали Донель.
Мари взяла с полки тоненькую книжечку в бумажной обложке и быстро просмотрела ее. Стихи были на французском. Она перевернула книгу, чтобы посмотреть на фотографию автора, и чуть не вздрогнула. На мгновение ей показалось, что она видит свое собственное фото. Действительно, Мари была очень похожа на умершую сестру Бенуа Донеля.
Не выпуская сборника стихов из рук, она достала «Вирджини на море». В отличие от издания Мари, где на обложке был черно-белый рисунок, изображающий девочку и морского льва, книгу Лили украшала лишь фотография пустынного пляжа. Заголовок, набранный мелким черным шрифтом, тоже был другой: Virginie а la mer. Мари открыла книгу, удивленная и несколько встревоженная, и обнаружила, что она тоже на французском.
Еще на полке стояла фотография в рамке, черно-белый снимок Лили Годе, Бенуа и Натали, покойной сестры, которая в то время еще не была покойницей. На фото они были подростками. На всех троих были джинсы и белые рубашки, лица серьезные, сосредоточенные. Они смотрели прямо в объектив.
Мари не могла отвести от них взгляд.
Бенуа ни разу не упоминал о французской актрисе, но у них явно было общее прошлое, тесно связанное к тому же с умершей Натали. Судя по всему, после смерти сестра стала для Бенуа своего рода идолом; нечто схожее Мари чувствовала по отношению к Хуану Хосе. Все же поразительно, до чего Мари была похожа на Натали. Густые темные волосы, темные глаза. Даже разрез глаз был одинаковый, даже выражение. Дерзкий, вызывающий взгляд. Внушительное декольте. Натали на фото скрестила руки на груди, как будто бы старалась спрятать ее, и Мари вспомнила, что в подростковом возрасте делала точно так же. Хорошо, что теперь ей уже тридцать и скрывать грудь нет нужды.
Видя это несомненное сходство, Мари почувствовала себя немного более уверенно. Этот мужчина, французский писатель, – не случайный человек в ее жизни. Не мимолетный эпизод, не средство отомстить Эллен за все несправедливости детства. А Мари – не очередная женщина в его длинном списке. Она – реинкарнация покойной сестры Бенуа. Они предназначены друг для друга. Судьба, подумала Мари. Вот самое подходящее для этого слово.
Мари немного мучила совесть за то, что она почти не обращает внимания на Кейтлин, но где-то в глубине квартиры слышались голоса Лили и Бенуа; они весело болтали, относя в спальню чемоданы; потом Лили взялась показывать Бенуа свои апартаменты, и Кейтлин отправилась с ними. Потом раздался хлопок открываемой бутылки, звон бокалов, снова поцелуй в обе щеки – мерзкий, отвратительный звук. Мари смотрела на фотографию Бенуа. Совсем юный. На много лет моложе, чем на том снимке, что был в ее книге. Гораздо менее привлекательный. Немного нелепый. Слишком короткие волосы. На нем были приталенный пиджак, рубашка с запонками и узкий галстук. В правом ухе болталась серьга. Лицо открытое, наивное. Пока еще у него нет американской жены. Нет покойной сестры. Он еще не знает, что ожидает его в будущем.
Подошла Лили, взяла из рук Мари книги и вернула их на полку.
– Я люблю эту фотографию, – сказала она. – И я любила Натали. Очень. Она была моей лучшей подругой. Они оба были моими друзьями, Натали и Бенуа. Самыми лучшими в мире. Хотя Бенуа, он был больше чем друг. Comprends? Он был у меня самым первым. Первая любовь не забывается. И невозможно полюбить так еще раз. Comprends?
Мари молча смотрела на нее, стараясь ничем не выдать своих эмоций. Эти сведения, по ее мнению, были совершенно лишними. Лучше бы Лили держала их при себе.
– Я хотела его убить, когда он уехал в Америку. – Лили кивнула на снимок Бенуа. – Он просто исчез. Уехал – и все. Даже не попрощался. Его бабушка сказала, что он женился на какой-то американке, но не дала мне ни адреса, ни телефона. Я ее умоляла, но все было бесполезно. Она всегда меня недолюбливала. И вот, сначала я потеряла Натали, а потом и Бенуа.
Она улыбнулась Мари широкой безумной улыбкой, показав все зубы сразу. Ее черная обтягивающая футболка куда-то подевалась, и теперь на Лили была только черная шелковая маечка с тонкими бретельками.
– А теперь он вернулся.
Она сделала жест в сторону Бенуа, который нерешительно мялся в дверях. Он держал Кейтлин за руку, склонившись, чтобы она могла достать до его ладони.
Лили обернулась к Мари, словно ожидая ответа, но Мари чувствовала, что сказать ей нечего. Поэтому она просто смотрела на Лили. Она решила ни за что не отводить взгляда первой.
– Я не знаю, что обо всем этом думать, – снова заговорила Лили. – Я… как это… в шоке.
Мари поискала глазами Бенуа, но он повел Кейтлин в ванную, так что спасти от французской актрисы ее было некому. Мари подумала, что не будет злиться на него за это. Может быть, по крайней мере, он сменит Кейтлин подгузник. Она бы не отказалась от помощи. Скоро нужно будет начинать приучать Кейтлин к горшку. Эллен недавно сообщила Мари, что это необходимо и что это следующая ступень развития ребенка. Она надавала Мари кучу книжек про воспитание детей, но Мари не удосужилась их прочитать, потому что Кейтлин, в конце концов, была не ее дочерью. Она посмотрела на закрытую дверь ванной комнаты, мечтая, чтобы Бенуа и Кейтлин поскорее вышли.
Лили щелкнула пальцами.
– Это удивительно, да? То, что мы все оказались в одном самолете. Это… как это говорится, судьба? Да, судьба. У него ребенок. Девочка, наверное, похожа на жену? На жену Бенуа. Elle est très jolie? [21]21
Она очень хорошенькая? (фр.)
[Закрыть]
Мари покачала головой:
– Она похожа сама на себя. На Кейтлин.
– Напоминай мне, чтобы я всегда говорила по-английски, – сказала Лили. – Договорились? Напоминай. Comprends? Ты меня понимаешь?
– Я понимаю.
– Кто ты? – поинтересовалась Лили. – Если ты ему не жена, то кто? Его девушка?
– Да, – согласилась Мари.
– Vraiment? [22]22
Правда? (фр.)
[Закрыть] И давно?
Мари не ответила.
– Давно ты его девушка?
Мари снова промолчала.
– Ты похожа на его сестру, – заметила Лили. Мари кивнула.
– Наверное, поэтому ты ему нравишься.
Это Мари тоже решила не комментировать.
– Но ты не такая красивая, как Натали. У них не было родителей, ты знаешь?
Мари этого не знала. Но конечно же французская актриса говорила неправду. У всех есть родители. Они могут умереть или разочаровать тебя так, что ты больше никогда в жизни не захочешь их видеть, но они, несомненно, есть. Без них невозможно появиться на свет.
– Этот день – шок для меня, – сказала Лили. – Если я вдруг покажусь тебе грубой. Я в шоке. Comprends?
– Я понимаю, – сказала Мари. – А я – девушка Бенуа. Ты это понимаешь?
Хотя рядом с Лили, одетой в черную комбинацию, это прозвучало глупо. Не то чтобы у нее было что показать – Лили была плоскогрудая. Но на ее стороне было прошлое. И Бенуа ответил на ее поцелуй в самолете – Мари это заметила.
Бенуа и Кейтлин вышли из ванной. Кейтлин подбежала к Мари и обняла ее за ногу.
– Поверить не могу, что ты не видел меня на фестивале, – обратилась Лили к Бенуа. – Обо мне писали в газетах. Я не только сыграла в фильме, я написала сценарий. Американцы – ужасные. Публика, я имею в виду. Они выходили из зала в середине фильма. Ели хот-доги. Ты мог бы позвонить мне, Бенуа. За все эти годы ты мог бы позвонить мне хоть раз. Я никуда не переезжала. Мой телефон не изменился.
Бенуа пожал плечами.
– Мне нужно было уехать, – сказал он.
Мари отчего-то не приходило в голову, что Бенуа знает не только ее и Кейтлин, но и других людей.
– Ты видел мои фильмы? – спросила Лили.
Бенуа снова пожал плечами:
– Лили…
– Ты не видел ни одного моего фильма? Я много снималась. Я всегда думала – Бенуа увидит меня в этом фильме и позвонит.
– Я их не видел.
– А ты? – Она повернулась к Мари.
– По-моему, я тебе сказала. Я сидела в тюрьме, – сказала Мари. – Там не показывают французское кино.
– Но у них есть французские книги, – вставил Бенуа.
Мари посмотрела на него и улыбнулась.
– Ты мне отвратителен, – заявила Лили. – Comprends?
Бенуа кивнул и уселся на кожаный диван – у Эллен в доме был почти такой же. Он закурил и положил ноги на журнальный столик. В этой квартире он явно чувствовал себя как дома, и это слегка раздражало.
– Ты читала его книгу? – спросила Лили у Мари.
Мари снова решила, что не будет отвечать. Не важно, если Лили подумает, что она дурочка. Она не станет соперничать с французской актрисой. Она отказывается видеть в ней конкурентку. Мари уже выиграла. Эллен вернулась домой и обнаружила, что никого нет.
– Она читала, – сказал Бенуа. – Она читала ее в американской тюрьме. Не хочу говорить про свою книгу.