355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Марси Дермански » Плохая Мари » Текст книги (страница 1)
Плохая Мари
  • Текст добавлен: 5 октября 2016, 02:01

Текст книги "Плохая Мари"


Автор книги: Марси Дермански



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Марси Дермански
Плохая Мари

Иногда Мари немножко выпивала на работе.

Она сидела с Кейтлин, дочкой своей подруги Эллен Кендалл. Кейтлин едва исполнилось два с половиной, но развита она была не по годам. Мари работала у Эллен полный день – у нее была своя комнатушка в подвале. Платили ей наличными.

Она никогда не пила днем. Только вечером. Что тут такого? Мари не видела в этом никакого вреда – немного виски, немного шоколада. Пока Кейтлин спала, Мари смотрела второсортные фильмы по телевизору. Ей нравилось залезать в холодильник – всегда полный – и брать оттуда все, что хотелось. Еда всегда была восхитительная: французский сыр, стейк, оставшийся от обеда, свежевыжатый апельсиновый сок, спелая малина прямо из Португалии… Три недели назад Мари исполнилось тридцать – и ровно три недели назад она вышла из тюрьмы.

Работу можно было бы считать унизительной, будь у Мари хоть какие-то амбиции. Но к счастью, их не было. Абсолютно. Менять подгузники, кормить Кейтлин обедом, водить ее на прогулку в ближайший парк – Мари вполне могла это делать. Ей нравилось жить на Манхэттене. Она любила слушать, как щебечут друг с другом няни из соседних домов, – большей частью это были черные женщины родом откуда-нибудь из Вест-Индии. Мари даже нравились детские передачи, которые они смотрели вместе с Кейтлин. «Улица Сезам» вполне соответствовала ее уровню. И частенько она сама ложилась вздремнуть, пока Кейтлин спала днем.

Мари, которая вообще мало что чувствовала с тех пор, как шесть лет назад ее бойфренд покончил с собой в тюрьме, обнаружила, что без памяти влюблена в двухлетнюю девочку. Ей было даже немного страшно – так сильно она привязалась к Кейтлин. Из еды они обе больше всего любили шоколадный пудинг и макароны с сыром. А еще они обожали купаться. Кейтлин любила командовать, но Мари не возражала. По жизни ей нужен был начальник. Чтобы кто-то говорил, что надо делать.

Мари была навеселе и в ту ночь, когда Эллен и ее муж-француз вернулись домой из театра и обнаружили, что она заснула в ванной. Она уложила Кейтлин и смотрела телевизор. Очередной дурацкий фильм про сексуально озабоченную няню подросткового возраста. Сначала няня опоила снотворным мать семейства, затем соблазнила отца, и в тот момент, когда Кейтлин закричала, девчонка гонялась по всему дому за дочкой, размахивая кухонным ножом.

– Мари. Мари, Мари, Мари!

Мари со всех ног бросилась в комнату Кейтлин. По дороге она налетела на журнальный столик и разбила керамическую вазу. Что случилось? Грабитель с оружием? Ядовитый паук в кроватке Кейтлин? Чудовище в шкафу? Лихорадка? Няня с кухонным ножом?

А ничего не случилось.

Кейтлин хотела купаться.

– Ты не заболела? – Мари, дрожа с головы до ног, пыталась перевести дух.

– Ты забыла меня искупать. – Кейтлин стояла в кроватке, держась за деревянные прутья, как будто собиралась устроить бунт. – Я липкая. Я хочу купаться.

Ее лицо покраснело от рева. Мари разозлилась, но в то же время ощутила облегчение. Она подняла Кейтлин и почувствовала, что ее лицо и ручки в самом деле липкие. И довольно грязные. Щеки девочки были измазаны шоколадным мороженым – они ели его днем. Мари коснулась пальцем пухленького горячего личика.

– Мы забыли тебя искупать?

Хотя Мари получала деньги за то, чтобы присматривать за Кейтлин, часто выходило так, что Кейтлин присматривала за ней. И Мари чувствовала себя виноватой. Каждый день она совершала какую-нибудь крошечную ошибку. Но пока что все обходилось без последствий. Кейтлин обхватила ее крепенькими ножками, и Мари улыбнулась.

– Прости меня, Кит Кат. Тебе и в самом деле нужно искупаться.

– Хочу купаться, – подтвердила Кейтлин.

– Отлично, – сказала Мари. – Я тоже.

Она понесла Кейтлин в ванную, по дороге завернув в гостиную, чтобы прихватить стакан с виски. Сумасшедшая няня, все еще размахивая ножом, уговаривала девочку выйти из шкафа, обещая не убивать ее. Мари не стала задерживаться перед телевизором. Время купаться. Это гораздо лучше, чем кино. Кейтлин что-то напевала и барабанила по ее спине.

Мари пустила воду. Кейтлин сидела рядом. Они смотрели, как наполняется ванна.

– Пузырики, – потребовала Кейтлин.

– Хорошо. Пузырики. Мари щедро плеснула под кран лавандовой пены для ванны. Это был их с Кейтлин секрет: Эллен считала, что пена вредна для детской кожи. Когда вода почти достигла краев, Мари сняла с Кейтлин влажную ночную рубашку и отхлебнула виски. Потом, держа Кейтлин под мышки, подняла ее вверх и опустила ее ножки в воду.

– Горячо, – сказала Кейтлин.

Мари кивнула. Это тоже было частью ритуала.

Она закрутила кран горячей воды, оставив только холодную. Потом снова дала Кейтлин попробовать ванну.

– Лучше? – спросила Мари.

– Да.

Кейтлин широко улыбнулась. Когда все делалось так, как она хотела, малышка была счастлива. И в большинстве случаев именно так и получалось. Вполне вероятно, она вырастет и станет жуткой железной леди. Уверенной в себе, высокомерной, пробивной. В точности такой же, как Эллен. Может быть, подумала Мари, это не так уж и плохо.

– Давай попробуем еще раз, Кит Кат.

Мари опять опустила Кейтлин в ванну. Теперь уже целиком. Через некоторое время придется добавить горячей воды. Она уже научилась обманывать Кейтлин подобным образом. Кейтлин схватила желтую резиновую утку и со всей силы ударила ее по голове другой уткой. Ванна была наполнена резиновыми игрушками.

– Жестоко, – оценила Мари.

Она сняла с себя одежду и тоже залезла в ванну, устроившись на другом конце. Взяла стакан с виски, сделала большой глоток. Закрыла глаза.

– Кря, – сказала Кейтлин. – Кря-кря-кря.

Мари вдруг подумала, что счастлива. В этот самый момент, здесь и сейчас, она была счастлива. В ее жизни это случалось не так уж и часто. Всего несколько раз. Когда они с Хуаном Хосе плавали в океане в те короткие и прекрасные несколько месяцев в Мексике. Занимались любовью. Гуляли под звездами. Говорили о будущем. О детях, которых хотели родить. Тогда Мари чувствовала, что все в ее жизни происходит именно так, как и должно происходить.

Мари была счастлива. И для этого требовалось совсем немного. Всего-навсего ванна. И Фасолинка.

Она открыла глаза и посмотрела на голенькую Кейтлин.

– Привет, Кейтлин.

– Эта утка такая плохая, Мари, – пожаловалась Кейтлин.

– Разделайся с уткой, – посоветовала Мари. Веки ее отяжелели.

– Плохая утка, – стояла на своем Кейтлин.

– Плохая, – повторила Мари. – Очень плохая.

Должно быть, Мари задремала. Она не слышала, как вошли Эллен и ее муж-француз. Но они стояли здесь, в ванной, полностью одетые, и молча смотрели на нее. Эллен даже приоткрыла рот. Зубы у нее были великолепные; результат многолетней и дорогостоящей работы ортодонтов.

Вместе они выглядели очень стильно. Бенуа Донель был одет в темный костюм в тонкую полоску. Его синий галстук был точно такого же оттенка, что и блестящее платье Эллен. Бенуа Донель смотрел на Мари. На ее обнаженное тело. Бенуа Донель. Мари нравилось повторять про себя его имя. Бенуа Донель. Бенуа Донель. Бенуа Донель. У этого имени был чудесный вкус. Словно шоколад. Шоколад, который обмакнули в виски.

С тех пор как Мари стала работать у Эллен, ей удавалось избегать любых контактов с ее мужем. За три недели она даже ни разу не встретилась с ним взглядом. Бенуа Донель не был красавцем. Но он был довольно милым и сексуальным. И очень забавным. Казалось, он не принимает себя всерьез. Он был невысокого роста, скорее даже маленький. Мари возвышалась над ним, как башня. Светло-каштановые волосы все время лезли ему в глаза. Он написал книгу, которую Мари любила больше всего на свете, – «Вирджини на море»; о девочке-подростке, одержимой мыслью о самоубийстве, которая влюбляется в больного морского льва в зоопарке.

Свою страстную любовь к книге Бенуа Донеля, которая больше не издавалась, Мари хранила в секрете. Она нашла книгу в тюремной библиотеке и зачитала до дыр. Иногда она заставляла себя подождать день, иногда два и потом начинала сначала.

Именно поэтому она оставалась в этом доме. Когда Мари приехала в Нью-Йорк и появилась у Эллен на пороге, она понятия не имела, за кого та вышла замуж. Поэтому она лежала сейчас в ванне, выставляя свое тело напоказ для Бенуа Донеля. Мари была счастлива не из-за Кейтлин, а из-за близости к Бенуа Донелю, французскому писателю.

И сейчас она наконец-то позволила себе посмотреть на него. По-настоящему посмотреть. Она не могла оторвать от него глаз. На щеке у Бенуа Донеля темнела маленькая родинка. Его нижние зубы были неровными. Глаза у него были карие. Мари не знала этого раньше. Фотография автора на обложке была маленькая и черно-белая. Он тоже смотрел на Мари и улыбался – ситуация его явно забавляла. И тоже не мог оторвать от нее глаз. Каким-то чудом Эллен удалось выйти замуж за этого потрясающего человека, но в данную секунду он смотрел только на Мари. Жизнь в конце концов преподнесла ей подарок.

– Привет, Мари, – сказал Бенуа Донель.

– Бенуа. – Мари потерла глаза. В первый раз она произнесла его имя вслух. – Привет.

– Мамочка и папочка пришли! – закричала Кейтлин. Она заколотила ногами по воде, подняв фонтан брызг.

Эллен все еще стояла как громом пораженная, но Кейтлин, похоже, вернула ей способность двигаться и говорить. Она выхватила девочку из ванны и прижала ее к груди. Прямо к своему роскошному синему платью. Платье тут же намокло.

– Господи боже мой, Мари! Я плачу тебе за то, чтобы ты присматривала за моей дочерью, а не за то, чтобы ты плавала с ней в ванне! И тем более не за то, чтобы ты в этой ванне засыпала! Господи. Поверить не могу.

Только сейчас Эллен заметила стакан с виски, стоящий рядом с мыльницей. Положение показалось Мари интересным. Она понятия не имела, как поступит Эллен. Эллен всегда считала, что она полностью контролирует свою жизнь.

Мари немного раздвинула ноги. Совсем чуть-чуть, но достаточно.

– Ты пила? Ты пьяна? Ты заснула в этой гребаной ванне. Ты могла утопить мою дочь! Ты что, совсем мозги потеряла в своей тюрьме?

– Вниз, – потребовала Кейтлин. – Опусти меня вниз.

Мари и Бенуа Донель смотрели друг на друга.

Сейчас он уже откровенно пялился на нее. Он даже откинул волосы со лба, чтобы лучше видеть. Мари не понимала, как его угораздило жениться на Эллен Кендалл. Как автор «Вирджини на море» мог сделать это? Он ведь писал про нее, шестнадцатилетнюю Мари. Он прочел ее самые потаенные, самые сокровенные мысли и изложил их на бумаге. Слово в слово.

– Вылезай из ванны, Мари.

Мари удивилась. Эллен еще здесь? И кажется – хотя Мари не была в этом уверена, – Эллен кричала. Ее голос был гораздо громче, чем обычно. Чем нужно.

– Вылезай из этой сраной ванны! Вылезай! Вылезай!

– Мамочка сказала «сраной», – прокомментировала Кейтлин.

Мари знала, что нужно вылезти из ванны. Она понимала: еще немного – и Эллен взорвется. Но была поглощена моментом. Она словно видела картинку глазами Бенуа Донеля. Как будто это была сцена из фильма. Мари была высокая и худая. У нее были длинные темные волосы и неожиданно большая грудь. Грудь всегда казалась непропорционально большой по сравнению с ее стройным телом. Мари решила, что помедлит еще немного. Она встанет, но не сейчас. Ей хотелось продлить эту сцену настолько, насколько возможно.

На следующий вечер Эллен, вернувшись с работы, пригласила Мари поужинать.

От облегчения у Мари даже закружилась голова.

Если Эллен хочет поговорить с ней, если они собираются вместе поужинать и выпить, то, возможно, все еще можно уладить. Сделать вид, что вчера ночью ничего не случилось. Хорошенько все обдумав, Мари решила, что она пока не готова. Пока еще не хочет принимать важные решения и брать на себя ответственность за собственную жизнь. Она могла подождать Бенуа Донеля. Мари видела, как он смотрел на нее. Он тоже подождет. Они будут не спеша флиртовать. Торопиться некуда. Эллен не простит ее до конца, но попытается все забыть.

Когда Мари появилась на пороге дома Эллен три недели назад, та приняла ее так, будто ничего не случилось. Как будто Мари не провела шесть лет в тюрьме общего режима за пособничество в убийстве и ограблении. За эти шесть лет Эллен, кстати, ни разу не навестила ее и не прислала ни одного письма. Как будто не было этой ужасной ссоры много лет назад, задолго до тюрьмы, еще в старших классах школы, когда Мари переспала с бойфрендом Эллен, Хэрри Элфордом.

Мари любила вьетнамскую кухню. Она придержала перед Эллен дверь ресторана, изо всех сил стараясь сделать вид, что ситуация совершенно повседневная. Две подруги – давние подруги – идут поужинать. В детстве они жили по соседству и выросли вместе; мать Мари была домработницей у Кендаллов.

– Мне здесь нравится, – сказала Мари Эллен.

Эллен криво улыбнулась.

И тут Мари все поняла. Она узнала эту улыбку.

Дружеское приглашение на ужин было ловушкой. Эллен подождала, пока они сделают заказ. Потом пока официант принесет им напитки и чудесные роллы из креветок и рисовой лапши – для Мари. В тюрьме их никогда не кормили так вкусно. В день китайской кухни на ужин давали клеклые яичные рулеты, сочившиеся маслом.

– Как прошел день? – Эллен поставила локти на стол и положила подбородок на сцепленные пальцы. – Вы с Кейтлин ходили в парк?

Мари усмехнулась:

– Ты же знаешь, что мы ходили в парк. Давай, Эллен, скажи это. Просто скажи мне то, что ты собиралась сказать.

– Хорошо. – Эллен глубоко вздохнула. – Я совершила ошибку. Ты нисколько не изменилась. Если уж на то пошло, ты стала еще хуже. Не знаю, о чем только я думала. Принять тебя в свой дом. Снова довериться тебе. Доверить тебе своего ребенка. Я не виню тебя, Мари. Это моя и только моя ошибка. Я сама это допустила. Даже когда мы были маленькие, я всегда чувствовала: что-то не так. Я пыталась убедить себя, что все прекрасно, что мы с тобой играем и веселимся, но ты… ты всегда ждала обеда. Ты все съедала и возвращалась домой.

– У вас всегда были вкусные обеды, – сказала Мари.

– Именно, – согласилась Эллен. – Ты приходила к нам из-за обедов. Мама говорила, что я должна быть к тебе добрее. Что твой отец умер, а твоей матери приходится убирать чужие дома. Что у тебя нелегкая жизнь.

Мари взяла стакан с пивом. Ничего этого она не знала.

– Она так говорила?

А она-то думала, что они просто добрые. Оказывается, ее жалели. Мари часто оставалась ночевать у Эллен в выходные, и мать Эллен заботливо укрывала ее одеялом и целовала в лоб.

– Мой дом был лучше. Ты научилась плавать в нашем бассейне. Мама покупала тебе книжки на Рождество. И у нас ты впервые попробовала артишоки.

– И сыр бри. Не забудь, – продолжила Мари. – И лобстера.

Мари всегда стремилась быть частью семьи Кендалл, но они этого никогда не хотели. Это напоминало утонченное издевательство – принимать ее в доме как родную, делать вид, что она своя, но дарить на день рождения подарки хуже, чем Эллен. И Эллен всегда ездила в летний лагерь одна, а Мари оставалась дома.

У матери Мари была ученая степень, диплом по итальянской литературе эпохи Возрождения, но она никогда не работала по специальности. Ее отец погиб во время несчастного случая на море – он управлял лодкой, – когда она была еще совсем маленькой. Каким надо быть дерьмом, чтобы позволить себе умереть? Так всегда говорила мать Мари. Она вообще редко говорила что-нибудь хорошее.

Мари взяла креветочный ролл – и положила его обратно.

– Я тебе никогда не нравилась, – сказала Эллен. – Тебе нравился мой дом.

Мари ненавидела вспоминать о своем детстве. За все время, что она знала Эллен, это был их самый откровенный разговор, и Мари он не слишком-то нравился. Презирать Эллен – это одно, но знать, что Эллен тоже презирает тебя, – совсем другое. Мари покрутила в руках палочки, как будто пыталась трением добыть огонь. Ей хотелось, чтобы Эллен немного испугалась. Чтобы она подумала: а не воткнет ли Мари острую деревянную палочку ей прямо в глаз?

– Мы были подругами, – произнесла Мари.

Сейчас, когда Эллен собиралась уволить ее, Мари хотела бы в это верить. Когда они были детьми, у Эллен не было ни малейшей причины не доверять Мари. Она была абсолютно безобидна. И всегда готова угодить – до смешного готова. И еще она воровала у Эллен одежду, а иногда – мягкие игрушки. Может быть, Эллен об этом знала, однако ни разу не сказала Мари ни слова.

– Да ладно тебе, Мари. Это всегда было понятно – нас заставляли дружить. Звучит ужасно, конечно, но для тебя в этом нет ничего нового. У меня всю жизнь было больше возможностей. И я была рада дать тебе все, что могла. А ты меня использовала. А потом, в старших классах, ты переспала с Хэрри. Моим бойфрендом. И это было самое подлое, что ты могла со мной сделать.

– Знаешь, он ведь со мной тоже переспал, – усмехнулась Мари.

Эта деталь казалась ей очень важной. На вечеринке в честь выпускного Хэрри Элфорд взял ее за руку, отвел наверх и трахнул на полу в хозяйской гардеробной. Конечно же он не любил ее. Он любил Эллен. Но у Мари уже тогда была большая грудь.

– Я даже не знаю, зачем сейчас сижу здесь с тобой и говорю все это, – пожала плечами Эллен. – И тем более не знаю, зачем впустила тебя в свой дом. Наверное, у меня тогда в голове помутилось.

– Он был мерзавцем, ты это понимаешь? – Мари сама себе удивлялась. Неужели она защищается? Она никогда не говорила этого раньше. Подразумевалось, что именно Мари совершила подлый поступок. Потому что такова уж она – завистливая, жадная Мари. Девчонка из соседнего дома, которая и не может вести себя по-другому. – Я была пьяна. На следующий день он даже не стал со мной разговаривать. Он вел себя так, будто ничего не произошло. Ты когда-нибудь задумывалась, как я себя чувствовала после этого?

– Поверить не могу, что я тебя простила, – сказала Эллен.

– Ты меня так и не простила.

Эллен покачала головой.

– Мы сидим с тобой в ресторане, – заметила она. – Я плачу за твой обед. Я простила тебя. Не спорь со мной, Мари. Я знаю, что такое прощение. Ты сидела в тюрьме, а когда вышла, я дала тебе работу. Я дала тебе работу! Присматривать за моей дочерью. Понимаешь? За моей дочерью! Ты понимаешь, что это для меня значит? Понимаешь, как мне дорога Кейтлин? Я доверилась тебе.

– Пфф! – фыркнула Мари.

Она не знала, что тут еще сказать. На самом деле она тогда тоже удивилась. Никакого опыта общения с детьми у нее не было. И кроме того, была ведь эта история с Хэрри. Эллен явно стремилась что-то доказать, если не Мари, то самой себе. Но Мари было наплевать, что двигало Эллен.

Эллен хотела, чтобы Мари к тому же убирала в доме, сметала пыль, стирала и заправляла постели, но Мари отказалась. «Я не моя мать, – отрезала она. – Я не буду твоей прислугой».

Как выяснилось, у Мари не было амбиций, но имелась гордость. Эллен вынуждена была согласиться. Она никогда не доверяла Мари; ей просто нужна была прислуга.

Мари сочла, что разговор окончен. Ей не хотелось слушать, что Эллен скажет дальше. Удачи тебе. Не пропадай, звони. Она положила палочки на стол. Креветочные роллы так и остались нетронутыми. Как теперь быть, не есть их? Эллен продемонстрировала ей свое презрение. Она не может доверить Мари дочь. Говорить было больше не о чем.

Нужно было встать и уйти. Уйти, не дожидаясь, когда принесут остальную еду. Несмотря на то что Мари заказала все самые любимые блюда. Счастливые беззаботные дни с Кейтлин – совместные ванны, сон днем, прогулки в парке – закончились. Совсем. Мари знала, что потом, когда она останется одна, до нее это дойдет. Пока она еще не осознала этого до конца. Кейтлин в ее жизни больше не будет. Это невозможно было представить. Каждое утро Мари просыпалась в своей комнатке в подвале и радовалась тому, что сейчас надо идти наверх. К Кейтлин. И есть с ней вместе натуральные, экологически чистые хлопья без консервантов.

Уходи , мысленно приказала она себе.

И тем не менее Мари не спешила вставать и уходить. Она еще не готова была признать поражение. Она хотела, чтобы в ее жизни была Кейтлин. И холодильник, полный продуктов. И Бенуа Донель. Сама судьба привела его к Мари.

– Ты не хочешь мне ничего сказать? – спросила Эллен. – Объяснить то, что я вчера увидела?

Эллен сидела напротив и выжидающе смотрела на Мари. По-видимому, требовалось что-то ответить. Мари зевнула и воткнула палочку в середину ролла, разрушая совершенство.

– Разговор, судя по всему, кажется тебе скучным?

– Скучным, как хрен его знает что, – ответила Мари.

– А чего бы ты, интересно, хотела? – Эллен отняла у Мари палочку. – Полагаешь, я должна вести себя мило? Я тебе поверила, а ты обделалась! Ты не смогла справиться с работой для подростка. Мама всегда говорила о тебе только хорошее. Она считала, что мы тебя подвели. Она думала: в том, что ты оказалась в тюрьме, отчасти виноваты и мы. Это было кое-что новое. Родители Эллен вышли на пенсию, переехали в Аризону и перестали поддерживать связь с Мари. Как и Эллен, ее мать не написала Мари ни одного письма за все шесть лет, что та провела в тюрьме. Шесть лет. Она могла бы послать что-нибудь. Книгу, например. Шоколадный кекс. Да обыкновенного письма было бы достаточно, чтобы как-то поддержать Мари. Крошечное проявление доброты. Мари не совершила никакого преступления. Она просто влюбилась в парня, ограбившего банк.

– Я дала тебе работу, вопреки голосу здравого смысла. Я очень много работаю, Мари. У меня ответственная должность. Я делаю карьеру. Богом клянусь, у меня совершенно нет времени, чтобы искать сейчас новую няню.

– Я причинила тебе неудобства. – О чем она, на хрен, говорит, подумала Мари. Беспокоится о своей карьере, в то время как Мари собирается разрушить ее семью. Мари могла бы повременить, если бы ей оставили эту работу. Она смогла бы оттянуть неизбежное настолько, насколько это возможно. – Я прошу прощения. Должно быть, сейчас трудно найти хорошую няню.

– Ладно. Поступим как взрослые люди, – сказала Эллен. – С Кейтлин все в порядке. Похоже, ты ей нравишься.

– Похоже, – согласилась Мари.

– Тебе не нужно уходить прямо сейчас. Будем вести себя по-деловому. Вероятнее всего, мне потребуется не меньше недели, чтобы найти кого-то еще. Я уже позвонила в агентство, но поиски займут время. Заодно у тебя будет возможность обдумать, что тебе делать дальше.

Эллен подозвала официанта и попросила его принести другие палочки. В этом была вся она. Действовать быстро и решительно, не проявлять ни капли милосердия и при этом ожидать чего-то взамен. Но Мари решила, что поработает еще неделю. Недели ей хватит.

– Слушай, Мари. Если тебе нужны деньги, я одолжу, – сказала Эллен. – Я не хочу, чтобы ты оказалась на улице. Уверена, твоя мама разрешит тебе жить в ее доме.

Мари покачала головой. Она не знала, что сказать.

Вернуться домой к матери?..

Она не разговаривала с матерью все шесть лет, что была в тюрьме. И не собиралась делать это сейчас.

– Я должна быть уверена, что дома все спокойно, – продолжила Эллен. – Я не могу сосредоточиться на работе, потому что все время думаю, что по твоему недосмотру моя дочь может погибнуть.

Мари засмеялась:

– Господи, Эллен. Ни в чем нельзя быть уверенной. Погибнуть можно в любой момент. Тебя может сбить машина, когда ты переходишь улицу. Надо опасаться террористов. Педофилов в парке. Природных катастроф. Вот чего тебе, черт возьми, надо бояться.

– Она могла утонуть, – не соглашалась Эллен.

– Но она не утонула.

– Она могла утонуть.

– Но она же не утонула.

– Мой муж тобой совершенно не интересуется.

– Твой муж. – Ну, наконец-то добрались и до мужа. – Бенуа Донель.

Мари покраснела. Кровь бросилась ей в лицо от одного лишь упоминания его имени. Сегодня днем, когда они с Кейтлин легли поспать, ей приснился сон про Бенуа Донеля. И она помнила его во всех подробностях. Эротических подробностях.

– Повторяю, – сказала Эллен. – На тот случай, если ты решила попробовать провернуть тот же трюк, что и с Хэрри. Мой муж тобой совершенно не интересуется.

– Конечно, не интересуется.

– Бенуа считает, что ты незрелая личность.

Мари заинтересовалась. Почему незрелая? И это все, что он сказал? А чего он не сказал? Значит, они говорили о ней. Эллен проверяла мужа на вшивость? Да она просто с ума сошла. Так рисковать.

– Конечно, я незрелая личность. Посмотри на мои кеды.

Мари водрузила ногу на стол, чтобы Эллен лучше разглядела ее высокие фиолетовые «конверсы». В тюрьме она очень по ним скучала. Эллен нахмурилась. Подошел официант с подносом, нагруженным едой. Он тоже посмотрел на фиолетовый «конверс» на столе и тоже нахмурился. От тарелок исходил восхитительный запах жареных кальмаров. Мари обожала жареных кальмаров.

Она убрала ногу, чтобы официант мог поставить тарелки на стол. До креветочных роллов она так и не дотронулась. Теперь перед ней стояло блюдо с новой порцией горячей еды, и Мари чувствовала, что не в состоянии устоять перед искушением. Нет, она не способна на красивые жесты. Она съест все, выпьет свое пиво и закажет еще. И пусть Эллен заплатит за ужин.

И она не пожалеет, что так поступила.

Именно так Мари хотелось прожить свою жизнь. Без сожалений.

– Мой муж считает, что ты незрелая, – снова повторила Эллен. – И бездушная. Это его собственные слова.

Какой ответ предполагает Эллен, подумала Мари. Возможно, Бенуа Донель сказал ей именно то, что она хотела услышать. А может быть, он и вправду так думает. Может быть, у Мари в самом деле нет души. Эта мысль и самой ей приходила в голову. Бенуа Донель – талантливый писатель и, вполне вероятно, прекрасно разбирается в человеческой натуре. Но тогда тем более непонятно, почему он женился на Эллен, такой жесткой и нудной женщине. Она ему совсем не подходит. В подростковом возрасте Эллен была образцовой девочкой, без всяких проблем, словно только что сошедшей со страниц подросткового журнала.

– Мне все равно, что думает обо мне твой муж, – сказала Мари.

– Прекрасно, – поджала губы Эллен. – Твое мнение тоже не имеет значения. Итак, подведем итоги. В течение следующей недели тебе запрещается пить в моем доме. Тебе запрещается принимать ванну вместе с Кейтлин. Тебе запрещается разговаривать с моим мужем. И последнее я повторять не собираюсь. Вот мои требования. Полагаю, они более чем справедливы.

И словно они пришли к какому-то мирному соглашению, Эллен приступила к еде.

Мари проследила взглядом, как она отправила в рот креветочный ролл. Ее разозлило, что Эллен попробовала его первой.

– Ясно. Не пить. Не принимать ванну. Не смотреть на твоего супруга.

Мари не испытывала никакой неловкости, выдавая эту явную ложь. Естественно, она будет продолжать пить в доме Эллен. И купаться вместе с Кейтлин. И смотреть на Бенуа Донеля и разговаривать с ним столько, сколько возможно. И даже больше. Она зайдет куда дальше простых разговоров. Мари почувствовала, как к ней возвращается уверенность в себе.

– Мари, может быть, ты не поверишь, но мне не безразлична твоя судьба. У нас с тобой странная, но все-таки дружба. Возможно, мы обе вынесем из случившегося какие-то уроки. Я думаю, мы обе ощущали неловкость этого положения – то, что ты живешь в моем доме, и я раздаю тебе указания. У тебя не очень-то хорошо получается выполнять чужие указания.

Мари подняла свой бокал с пивом, словно предлагая тост.

Эллен проигнорировала этот жест.

– Ты можешь продолжать видеться с Кейтлин, если хочешь. Если решишь остаться в Нью-Йорке. Если сможешь себе это позволить. Если сумеешь найти здесь работу. Наверное, это будет не слишком легко с твоим криминальным прошлым.

– С моим криминальным прошлым, – ухмыльнулась Мари.

Эллен, разумеется, не могла отказать себе в удовольствии упомянуть криминальное прошлое Мари. Это было ее главное и самое действенное оружие. Тюрьма с лихвой перекрывала все прошлые прегрешения Мари. Эллен ни капли не понимала Мари. Она полагала, что они смотрят на жизнь одинаково, потому что выросли в одном городе и вместе ходили на концерт Брюса Спрингстина, когда им было по тринадцать лет. Она не понимала, что пытаться уколоть Мари тюрьмой было совершенно бесполезно. Она не чувствовала ни малейшего стыда. И ни о чем не жалела.

Она была влюблена. Безумно, дико, безоглядно влюблена. Когда Хуан Хосе позвонил ей в дверь, напуганный, весь в крови, и сказал, что они с другом только что ограбили банк, и ему повезло выбраться оттуда живым, а другу нет, и что за ним гонится полиция, она сбежала вместе с ним, не задумавшись ни на секунду. И ни разу не оглянулась.

Позже, когда они были уже в дороге, Мари узнала, что друг Хуана Хосе застрелил одного из охранников. Но все равно она не испытала ни малейших сомнений в том, что поступает правильно. Хуан Хосе никого не убивал, и она хотела быть рядом с ним. Где бы он ни был. В его постели. В его доме, вместе с его матерью и сестрами и пискливыми цыплятами под ногами. Хуан Хосе читал ей стихи на испанском. Водил на танцы. Перед танцами они занимались любовью. И после танцев тоже занимались любовью. Мари чувствовала себя живой – как никогда раньше.

За это стоило отправиться в тюрьму.

Мари положила себе жареных кальмаров. И жасминового риса, и тушеных овощей. И креветочных роллов. И начала есть. Кальмары были горячими. У нее есть еще неделя. Целая неделя.

– Я могу дать тебе пятьсот долларов, – сказала Эллен. – Считай это компенсацией за увольнение.

– Замечательно, – кивнула Мари.

Она возьмет эти деньги. И гораздо больше, чем деньги.

Из своих тридцати лет Мари провела в тюрьме только шесть, но все равно она никак не могла привыкнуть к недавно обретенной свободе, вписаться в окружающую действительность. На самом деле тюрьма оказалась вовсе не такой отвратительной, как можно было подумать.

Жизнь в тюрьме была простой, понятной и расписанной по минутам. Мари ела три раза в день, в одно и то же время, в одной и той же душной столовой. Она всегда сидела на одном и том же месте, в самом конце длинного стола. Работала она в тюремной прачечной. Работа была на удивление тяжелой и требовала больше сил, чем любая другая из тех, что Мари приходилось выполнять раньше. Она научилась управляться с промышленной гладильной машиной, через которую проходили сотни и тысячи простынь, полотенец и комплектов тюремной униформы.

Мари даже подружилась с другой женщиной, работавшей в прачечной. Руби Харт отбывала свои двадцать два года за убийство мужа. Она ударила его по голове горячим утюгом и, что называется, не промахнулась. Она нисколько не жалела о том, что прикончила Гектора. «Иначе, – сказала однажды Руби очень буднично, – я сама была бы сейчас в могиле. – И добавила: – И это было так здорово. Треснуть этого сраного ублюдка прямо по башке».

Руби Харт казалось забавным, что в тюрьме ей пришлось иметь дело именно с утюгом. Ирония судьбы. На самом деле она не хотела убивать мужа.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю